Текст книги "Коммандо"

Автор книги: Сэйити Моримура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Как «пороемся»?! – У Деда не хватило слов. Предложение, действительно, казалось невероятным: ломать дамбу на чужой территории, да еще по чужому делу!

– Очень просто, – снисходительно объяснил Сатакэ. – Сделаем вид, что это нужно по делу, которое ведет наша префектура.

– А ордер на обыск? Об ордере ты подумал?! – возмутился Дед.

Обыск частного имущества без санкции прокурора является грубейшим нарушением закона. Условия, при которых подобный ордер выдается, определены весьма жестко: во-первых, улики против подозреваемого должны быть достаточно серьезны, и, во-вторых, если обыск производится на территории, не имеющей к подозреваемому непосредственного отношения, следствие должно располагать убедительными доказательствами того, что искомое будет там найдено. Кроме того, сфера поиска строго ограничивается.

В данном же случае имелась лишь косвенная улика, позволявшая предположить, что тело Акэми запрятано в дамбу, – поиски Адзисава. И как вообще можно было обосновать подобный обыск в другой префектуре? С такой слабой аргументацией и свой-то прокурор не дал бы санкции.

– А зачем нам ордер? – невозмутимо пожал плечами Чертакэ.

– Ордер? Не нужен?! – не верил своим ушам Дед.

– Мало ли мы копались в земле без всяких ордеров.

– Да то в лесу, в горах, на пустыре каком-нибудь – совсем другое дело!

В последние годы полиции действительно приходится немало рыться в земле.

– У нас ведь на носу месячник поиска пропавших, – продолжал как ни в чем не бывало Чертакэ. – Что у нас, нет исчезновений, которые кажутся нам подозрительными? Под этим предлогом и надо искать. Помните, как в префектуре Яманаси полиция разобрала частную автостраду, чтобы найти труп страхового агента, которого убрала якудза?

– Но префектура-то чужая!

– Ну и что? У нас, может, имеются сведения, что разыскиваемый замурован в дамбе.

– Все-таки это что-то не то, – заколебался комиссар.

– Если мы ловко поведем дело, то, может, и в дамбе копаться не придется.

– Что ты имеешь в виду?

– Предположим, что Идзаки и тамошняя полиция заодно – ведь это очевидно. Если из дамбы извлекут тело хостесс, якобы упавшей со скалы, местное управление окончательно потеряет лицо. Они выдали документ о смерти в результате несчастного случая – и вдруг такой конфуз. Их запросто могут обвинить в соучастии. Стало быть, полиция Хасиро не захочет, чтобы мы нашли в дамбе тело Акэми. Скорее всего, они потребуют от преступника, чтобы он еще до начала наших поисков переправил труп в другое место. Тут-то мы голубчика и сцапаем.

– Верно, ей-богу, верно! – хлопнул себя по колену Дед. – Отлично. Так и сделаем.

Группа, прибывшая из префектуры Иватэ, тайно установила, какой участок дамбы был залит бетоном 23 мая, в день, когда погибла Акэми Идзаки. Задача оказалась не слишком сложной, потому что именно здесь еще раньше вел поиски Адзисава.

Следующим шагом стала отправка в полицейское управление Хасиро депеши следующего содержания:

«Просим Вашего разрешения произвести поиск в районе Мокрых Песков (низина Каппа), поскольку имеем основания предполагать, что там находится тело человека, находящегося в розыске».

У руководства управления эта просьба не вызвала никакой тревоги. Ему и в голову не пришло связать расследование по знаменитому «делу Фудо» со смертью Акэми Идзаки, местное начальство уже и не помнило о несчастном случае с известной хостесс. Кто всполошился, так это комиссар Такэмура, шеф уголовного розыска. Он немедленно вызвал своего доверенного помощника, инспектора Уно, и сообщил ему тревожную новость.

– Дело принимает поганый оборот, – резюмировал комиссар.

– Неужели труп Акэми Идзаки все-таки в дамбе?

– Ты видел, как переменился в лице Идзаки, когда я пригрозил, что стану искать там? Я уверен, что с дамбой нечисто.

– Если так, дело плохо.

– Плохо – не то слово. Нам конец, если они ее отыщут. Ты не забыл о справке, которую мы выдали?

– А нельзя ли как-нибудь помешать поискам?

– Не выйдет. Они пишут, что, по их сведениям, здесь находится труп человека, которого они ищут, а сейчас как раз этот чертов месячник.

– Но как могло выйти, что их человек оказался в той же самой дамбе? Что-то сомнительно, чтоб в одном месте прятали концы сразу двух убийств.

– Чего сейчас говорить об этом, надо что-то делать.

– Но разве им разрешат ломать дамбу?

– Если они утверждают, что там замурован труп, то разрешат – и дамбу, и дорогу, и что угодно.

– Как же нам быть, господин комиссар?

– Нас может спасти только одно. Если тело там, пусть Идзаки перетащит его в другое место, пока не поздно.

– Я все-таки не могу поверить, что этот ублюдок действительно залил свою жену бетоном.

– Так или иначе, дадим ему знать. Если у него рыло в пуху, он сидеть сложа руки не станет.

– А когда они начнут искать?

– Вроде бы завтра.

– Значит, нельзя терять ни секунды.

Сообщники чувствовали себя так, словно у них под ногами вдруг загорелась земля.

Услышав от комиссара Такэмура страшную весть, Тэуро Идзаки обмер.

– П-почему полиция Иватэ?! Какое они имеют право копаться в нашей дамбе?!

– Я же тебе сказал: они ищут труп. Преступник, которого они взяли там, у себя, заявил, что спрятал тело здесь.

– Ну и что? Где это видано, чтобы полиция тащилась с обыском в другую префектуру?! Они не имеют права!

– Имеют, имеют. Группа, которой поручено расследование, обязана доводить его до конца сама. Мы не можем им отказать.

– Вы не представляете, каких денег стоит дамба. Ее же только-только построили! Как это можно – взять и загубить всю работу?!

– Если есть сведения, что там спрятан труп, то можно. Расследование иного дела об убийстве обходится государству в миллионы, а то и в десятки миллионов иен.

– Не верю я вам!

– Не забывайся, мерзавец! – гаркнул Такэмура на Идзаки. Тот втянул голову в плечи. – Чего это ты так заволновался?

Идзаки закусил губу и не ответил.

– Значит, все-таки прикончил женушку?

– Я?.. Нет…

– Ладно, не крути. Лучше займись делом, пока полиция из Иватэ тебе хвост не прищемила. Они начинают завтра. Чем быстрее ты упрячешь концы, тем больше у тебя шансов уцелеть. И смотри – чтобы никаких следов.

– Такэмура-сан, неужели вы позволите мне…

– А что я? Мне ничего не известно. Я уверен, что твоя жена упала с обрыва, – я ж сам тебе справку о несчастном случае подписывал,

– Спасибо. Этой услуги я никогда не забуду. И знайте – Идзаки вас не подведет.

– Ты меня уже подвел. Давай, давай, не теряй времени даром. У тебя нет ни одной лишней минуты. Главное – не наследи, понял? Не наследи!

Отправив Идзаки, комиссар Такэмура все же не мог отделаться от мрачных мыслей, его одолевали тяжелые предчувствия. Острый, звериный инстинкт подсказывал ему, что он где-то совершил непоправимую ошибку и теперь стоит на пороге краха.

4

Ночь выдалась темная, безлунная. Над рекой дул пронзительный, холодный ветер – здесь, в горах, осень наступает рано. Шел третий час ночи. В домах далекой деревни давно погасли огни, кругом было тихо, только монотонно шумела вода.

Сливаясь с темнотой, у берега притаились несколько людей. Они ждали в засаде давно, еще с вечера. Дело было для них привычным, холод их не пугал. Смущало полицейских только одно – слишком уж авантюрной была вся эта затея. Как ни посмотри, они вмешивались не в свое дело. Все-таки разработанный ход был чересчур головоломным: убрать с дороги врагов своей жертвы, чтобы те не мешали обложить ее как следует. От долгого ожидания сотрудникам группы их затея казалась все более и более нелепой.

– Слушай, а они точно появятся? – прошептал один.

– Не знаю. Но если появятся, то сегодня ночью. Мы же сообщили в управление, что начинаем завтра, – тоже шепотом ответил другой.

– Что-то мне не верится. Пусть здешняя полиция поддерживает контакты с мафией, но соучастие в убийстве – это уж слишком!

– Посмотрим. Если никто не придет, завтра начнем искать труп.

– Эх, все-таки зря мы так подставляемся из-за чужого дела, – вздохнул первый сотрудник.

– А что делать? Решили же… Хорошо бы, чтоб эти типы побыстрее пожаловали, – прошептал второй, шмыгнув носом.

В этот миг издалека послышался шум мотора.

– Внимание, машина! – донеслось из темноты.

– Они?

– Не знаю. Сейчас увидим.

Полицейские стали напряженно вглядываться во тьму. К берегу медленно подъехал маленький грузовичок. Возле дамбы, прямо перед тем местом, где притаилась в траве группа из Иватэ, грузовичок остановился. Фары погасли, из кабины вышли двое.

– Вроде здесь, – сказал один. Он произнес эти слова очень тихо, но в ночной тишине его голос был отчетливо слышен.

– А мы сможем расколоть плиту? – спросил женский голос.

– Сможем, не беспокойся. Я днем хорошенько смазал ее специальным размягчителем. Труднее будет потом следы скрыть.

– Я так и знала, что все это плохо кончится. Говорила ведь – не надо ее убивать.

– Что сейчас вспоминать. Нельзя было по-другому, сама знаешь. Ничего, все будет о'кей, дай только перетащить ее отсюда. Легавые приехали совсем по другому делу, – успокаивающе сказал мужчина.

Они спустились к основанию дамбы. Эта ее сторона, обращенная к реке, во время паводка до середины должна была скрываться под водой.

– Я боюсь, – всхлипнула женщина.

– Ладно, я сам. Ты наверху постой, за дорогой последи.

Мужчина, оставшись внизу один, стал бить в одну из плит лоМом. Очень скоро он обнаружил то, что искал. Отложив лом, мужчина присел на корточки.

– Пора! – прошептал инспектор Сатакэ, руководивший операцией. Сотрудники группы, до этого момента лежавшие затаив дыхание, разом вскочили на ноги и направили на мужчину свет карманных фонарей.

– Что это вы здесь делаете? – громко спросил Китано.

На мгновение ослепнув от внезапно вспыхнувших во мраке лучей, мужчина вскрикнул и замер, не в силах пошевелиться.

Появление полиции было для него настолько неожиданным, что он совсем растерялся и даже не пытался бежать. Один из сотрудников отрезал ему дорогу к машине.

– Сакуэ, беги! – крикнул наконец мужчина, но было уже поздно.

Тэруо Идзаки и Сакуэ Нараока были захвачены, что называется, с поличным. Отпираться было бессмысленно.

Идзаки упорно молчал, но Сакуэ заявила, что хочет сделать чистосердечное признание. Она показала, что Акэми мешала им соединиться в браке, и они решили убить ее, предварительно застраховав на крупную сумму, чтобы убить одним выстрелом двух зайцев. Таким образом, у преступления было два мотива: страсть и корыстный расчет.

Из протокола допроса Сакуэ Нараока:

«Нараока. Сначала он собирался столкнуть ее вместе с машиной с Обрыва Куртизанки, но Акэми по дороге туда почувствовала неладное и принялась кричать. Тогда он задушил ее – у него не было другого выхода. На теле остались явные следы насильственной смерти, поэтому труп пришлось спрятать в дамбу, а с обрыва мы столкнули пустую машину.

Следователь. В тот вечер ты сидела в машине вместе с ними?

Нараока. Акэми узнала о нашей связи, ворвалась ко мне домой и устроила скандал. Тогда мы и пригласили ее в поездку, якобы выяснить отношения.

Следователь. Ты участвовала в убийстве?

Нараока. Нет, убивал один Идзаки. Я помогла спрятать труп и столкнуть машину в озеро. С Обрыва Куртизанки в город мы вернулись на моей машине. И долго потом не встречались, чтобы не навлечь на себя подозрений…»

Полицейскому управлению Хасиро пришлось солоно: история с выдачей документа о смерти в результате несчастного случая при отсутствии мертвого тела, да еще для представления в страховую компанию, получила широкую огласку. То, что начальник уголовного розыска Такэмура и убийца находились в сговоре, доказать не удалось, но всем и так было ясно, какую роль играл комиссар в этом деле.

Дед и его люди сделали вид, что крайне удивлены неожиданным поворотом дела, и дипломатично воздержались от критических замечаний в адрес местных криминалистов – если бы они взялись за расследование всерьез, все городское управление полиции, наверное, пришлось бы отправить за решетку.

Но был человек, по которому сенсация ударила еще больнее, чем по блюстителям порядка. Человека этого звали Иссэй Ооба. Узнав о скандале, он немедленно собрал верхушку своей империи на экстренное совещание.

– Этот кретин Идзаки спятил с ума! Надо до такого додуматься – убивать собственную жену и запихивать тело в нашу дамбу! – ревел мэр, трясясь от бешенства. Иссэй Ооба был страшен во гневе – он мог стереть в порошок любого, даже самого влиятельного из городских тузов, и все присутствующие прекрасно это знали. Хуже всех себя чувствовал главарь клана Накато, Таскэ Накато, внук основателя мафии. Его вина была велика: он, который должен оберегать своего хозяина от любых опасностей, допустил, чтобы его ближайший помощник подставил мэра под такой удар.

– Я надеюсь, все тут понимают, что означает для нас эта дамба, – с трудом взяв себя в руки, продолжил Ооба,

Таскэ Накато виновато склонил голову:

– Мне нет оправданий. Могу сказать только одно: я ровным счетом ничего не знал.

– Это уму непостижимо! – снова взорвался мэр. – Из-за каких-то паршивых шестидесяти миллионов поставить под угрозу такой проект! Сейчас к дамбе приковано внимание всех. Если докопаются до операций с участками, меня живьем сожрут!

– Но при чем туг это? Просто один болван запрятал в дамбу труп своей жены, вот и все, – робко вставил Накато.

– Это ты болван!!! – голос Ооба прогремел громовым раскатом. Все приближенные разом втянули головы в плечи. – Мы увязли по самые уши в этом проекте, от него зависит благосостояние всей организации! Нам ни в коем случае нельзя было допускать, чтоб возникла и тень нездорового интереса к дамбе. Господи, да мало ли в Хасиро мест, где можно закопать труп! Мне плевать, что Твои прихвостни делают со своими женами – душат, топят! Но из всех мест выбрать для своих грязных делишек мою дамбу! Ладно бы еще наша полиция его зацапала, а то ведь чужая! Тут уж все, ничего не исправишь!

Мэр задохнулся от возмущения, и паузой воспользовался главный редактор «Вестника Хасиро» Ёсиюки Симаока:

– У меня в этой связи есть кое-какие соображения.

– Ну выкладывай.

– Полиция Иватэ сообщила, что якобы ведет какое-то свое дело, не имеющее к нам отношения. Однако в момент, когда Идзаки вытаскивал труп, они почему-то сидели в засаде.

– В засаде? Это точно?

– Да. А зачем им устраивать засаду, если они приехали, как они утверждают, всего лишь за трупом? Вот я и подумал: а уж не охотились ли они на Идзаки?

– Что может быть нужно уголовной полиции Иватэ от Идзаки?

– Этого я не знаю. Но засаду они зачем-то устроили.

– А с чего ты взял, что им был нужен именно Идзаки? Он случайно попался в капкан, расставленный для кого-то другого.

– В том-то и дело. Схватив Идзаки, они прекратили все поиски. Если группа приехала сюда не за ним, почему они ведут себя так, будто дело сделано?

Ооба молча глядел на редактора.

– И потом, уж больно ловко все совпало. Не успели они заявить в нашу полицию, что начинают поиски, как тут же Идзаки попадается в их лапы.

– Выходит, люди из Иватэ специально все подстроили?

– Не знаю. Если так, то не берусь даже предположить, зачем полиции такой отдаленной от нас префектуры понадобилось расставлять Идзаки сети. Ясно одно: сообщив о своем намерении в наше городское управление, они тут же сели в засаду.

– Так-так. Полиция Иватэ заманивает Идзаки в ловушку. Это означает, что ей известно о местонахождении трупа его жены. Они ставят на этом месте капкан, и он в него попадается.

– Именно это я и хотел сказать.

– Наши олухи выдали Идзаки документ, так? Получается, что люди из Иватэ подозревали о связи Идзаки с полицией. Они точно рассчитали, сообщив о предстоящем поиске.

Взгляд мэра становился все тревожнее и тревожнее.

– Наша полиция просто сделала Идзаки любезность, пожалела его, ограничившись чисто формальным расследованием «несчастного случая», – попытался заступиться за полицию редактор.

– Э, нет. В полиции знали, что Идзаки спрягал труп в дамбе. Иначе капкан, расставленный этими чужаками, не сработал бы.

– Даже наша полиция не выдала бы справку о несчастном случае, если бы знала об убийстве. Скорее всего, об этом стало известно позднее.

– Каким, черт подери, образом?

– Это, в конце концов, их работа. Может быть, поведение Идзаки после выдачи свидетельства показалось им подозрительным, и наши криминалисты втайне провели расследование. Или сам Идзаки, припертый к стенке, был вынужден во всем признаться. А полиция обратный ход делу дать уже не могла – документ подписан и выдан. Когда же группа, присланная из Иватэ, сообщила, что собирается обследовать дамбу, наши наверняка переполошились и велели Идзаки немедленно убрать оттуда труп. Я вполне их понимаю – если бы чужаки нашли труп Акэми Идзаки, нашему полицейскому управлению грозили бы большие неприятности.

– Может, все это так и было, – хмыкнул мэр, – но откуда в Иватэ знали всю подоплеку?

– То-то и странно. Если они устроили засаду на Идзаки – значит, заранее знали, что он там появится.

– А какой им прок ловить Идзаки? Чего ради тащились они сюда, за тридевять земель?

– Этого я не знаю.

– И почему наше управление позволило им соваться куда не следует?

– Наши не могли ничего сделать. На просьбу о сотрудничестве полиция не имеет права ответить своим коллегам отказом. И потом, управление не посвящено в проект, касающийся низины Каппа. Хоть люди они и свои, все-таки ни к чему было посвящать полицию в механику трюка.

– «Трюка»? Это что еще за выражение? И от кого я его слышу?

– Виноват, – побледнел Симаока, – нечаянно вырвалось.

– Не нравится мне эта компания, – сказал Иссэй Ооба, задумчиво прищуриваясь.

– Вы о ком? О приезжих? – осторожно осведомился редактор.

– Да. Боюсь, что они в курсе всех наших дел.

– Не может быть!

– Ты помнишь, как в твоем «Вестнике» чуть не проскочила та статейка? Ее пришлось изымать уже из печатного цеха.

– Помню и до сих пор не могу простить себе тогдашнего легкомыслия.

– Ты выяснил, откуда была информация?

– Вставил статью в номер некий Уракава, заведующий отделом местных новостей. Это выкормыш Сигэёси Оти. Но где он раздобыл сведения, пока неясно. Ничего, скоро, я думаю, заговорит.

– А не мог этот самый выкормыш передать материал на сторону?

Симаока изменился в лице и слегка дрогнувшим голосом ответил:

– Ему велено сидеть дома и ждать нашего решения. Я не думаю, что где-либо отнеслись бы серьезно к его словам, даже если бы он и пытался…

– Не знаю, не знаю. Может быть, полицию Иватэ его донос как раз заинтересовал.

– Но между проектом и делом Идзаки нет никакой связи.

– Это мы с тобой знаем. А со стороны может показаться, что связь есть. И если эти соглядатаи прибыли, зная о проекте, нас ждут нелегкие времена.

– Я все-таки не пойму, Что за дело какой-то там префектуре Иватэ до нашей дамбы.

– А я-то почем знаю?!

В конференц-зале воцарилось зловещее молчание.

5

Адзисава, взяв с собой Ёрико, отправился в Токио. Он давно не был в столице, и за этот срок город так разительно переменился, что Адзисава чувствовал себя чуть ли не Урасима Таро [4]4
  Персонаж японской сказки, попавший на дно моря и вернувшийся в деревню несколько поколений спустя.


[Закрыть].

Целью поездки было посещение профессора, специалиста по проблемам памяти, которому классная руководительница рекомендовала показать Ёрико.

Девочка во все глаза смотрела на громадины небоскребов, на сплошные потоки автомобилей, но не проявляла ни малейших признаков робости.

– Тут держи ухо востро, это тебе не Хасиро, – сказал ей Адзисава и тут же вспомнил, как Ерико спасла его от смерти под колесами самосвала.

Может быть, спокойствие, с которым девочка взирала на чудеса гигантского города, – тоже следствие ее замечательного дара? Пожалуй, за нес нечего беспокоиться, скорее уж за себя. Адзисава невесело улыбнулся.

Университет, в который они направлялись, находился в пригороде. Надо было сесть в электричку, доехать до станции Митака и там взять такси. Когда они мчались по просторной долине Мусасино, Адзисава, любуясь пейзажем, вздохнул с облегчением – в каменных джунглях он чуть не задохнулся.

Университетский кампус утопал в зелени деревьев. У проходной Адзисава назвал имя профессора, и ему выдали пропуск в седьмой корпус. Очевидно, строгости с доступом на территорию были вызваны очередным обострением борьбы между экстремистскими группировками. Студентов по дороге встречалось совсем мало…

Седьмой корпус оказался в самом дальнем, западном, конце кампуса. Это было дряхлое здание, выстроенное в европейском стиле. Двухэтажное кирпичное строение со стенами, увитыми диким виноградом, походило не на учебный корпус, а на обитель древнего отшельника.

Профессор Кэйскэ Фурабаси, заранее предупрежденный о визите, уже ждал. Кабинет, в котором он встретил посетителей, против ожиданий, выглядел вполне современно – самый обычный офис с мебелью из металла и пластика. Даже схемы и таблицы, развешанные по стенам, напоминали графики показателей и выполнения плана.

– Здравствуйте, здравствуйте, – широко улыбнулся профессор. – Я жду вас с нетерпением.

Адзисава ожидал увидеть ученого сморчка, запершегося от всего мира в башне из слоновой кости, а перед ним стоял уверенный в себе, властный человек, более всего похожий на директора какого-нибудь крупного банка. Внимательно поглядев на профессора, Адзисава почувствовал, как на смену первому удивлению приходит спокойствие – такое впечатление производил этот седой, моложавый мужчина.

– А это и есть та самая девочка? – Фурубаси ласково посмотрел на Ёрико. Очевидно, учительница достаточно подробно ввела его в курс дела. Взгляд профессора был мягким, но где-то в глубине его горел неукротимый огонек страстного исследователя. Такие глаза бывают только у настоящих ученых.

Фурубаси внимательно выслушал Адзисава, потом задал несколько простых вопросов Ёрико и объявил:

– Ну, а теперь приступим к делу, – и подвел девочку к какой-то ширме, стоявшей в углу кабинета.

Ёрико тревожно оглянулась на Адзисава, но тот успокаивающе кивнул, и она послушно последовала за профессором.

Ширма при ближайшем рассмотрении оказалась экраном, на котором висела картинка, изображающая собаку и немного поодаль от нее миску с костями.

– Скажи, детка, что нарисовано на этой картинке? – спросил Фурубаси, показывая на экран.

Ёрико подозрительно оглядела картинку и ответила:

– Собака.

– Правильно. Смотри на картинку очень-очень внимательно, пока я не велю тебе отвернуться. Вот так, умница. Итак, нашей собачке ужасно хочется есть. А вон миска с вкусными костями – совсем близко. Ну-ка, гляди лучше. Что ты видишь?

Ёрико, как ей было велено, впилась взглядом в изображение и вдруг, вскрикнув, попятилась назад.

– Что такое? – спросил профессор.

Показывая дрожащим пальцем на картинку, девочка ответила:

– Собака встала на лапы, подошла к миске и ест.

Адзисава не поверил своим ушам. На картинке ровным счетом ничего не изменилось. Но изумление Ёрико явно было непритворным. Неужели у нее галлюцинация, неужели это все-таки психическое заболевание, подумал он.

Профессор Фурубаси невозмутимо снял картинку. Под ней оказалась еще одна, морской пейзаж.

– Так. А что изображено здесь?

– Море. А вон человечек плывет.

– Верно, верно. Ну-ка погляди на этого человечка повнимательней. Понимаешь, какая штука, на самом деле плавать-то он не умеет. Как тут быть?

Ёрико на глазах переменилась в лице и, не отводя глаз от экрана, закричала:

– Ой, он тонет! Скорее на помощь, он погибает! Скорей зовите кого-нибудь! Ужас какой!

Она вся дрожала, словно у нее на глазах действительно тонул человек. Профессор внимательно наблюдал. Потом снял морской пейзаж, под ним был просто белый экран. Но Ёрико, казалось, продолжала там что-то видеть.

– Бедненький, он совсем пропадает, – бормотала она, – волны такие большие. Ох, снова захлебнулся! Все, конец. Вот и голова под воду ушла, только рука торчит. Ой, ой, плывет большущая рыбина! Она его проглотит, вот ужас! Сколько у нее зубов! Ох, какая пасть! Красная-прекрасная!

Ёрико так описывала хищную рыбу, что сомнений не оставалось – она видела ее на самом деле. Адзисава ошеломленно взирал на все это.

Наконец профессор отвел девочку от экрана– Иначе она, очевидно, еще долго продолжала бы грезить наяву.

Ёрико неохотно оторвалась от созерцания белой поверхности. Профессор позвал ассистента и распорядился:

– Отведите-ка нашу юную даму в лабораторию и покажите ей картинки, а я пока побеседую с этим господином.

Оставшись вдвоем с Адзисава, профессор велел другому ассистенту принести им чаю и сказал:

– Ну, в целом картина ясна.

– Скажите, профессор, а эти фантазии – тоже результат ее удивительных способностей?

Адзисава не мог прийти в себя после поразительной сцены.

– Это не фантазии и даже не галлюцинации, – ответил профессор, опуская чашку с чаем на стол.

– А что же это тогда?

– Я пока провел лишь предварительное исследование, поэтому не буду торопиться с выводами. Однако я полагаю, что так называемая способность угадывать будущее, которая приписывается девочке, – разновидность прямого видения.

– Какого, простите, видения? – не понял Адзисава.

– Это способность восстанавливать в памяти виденный ранее образ, причем очень ясно, вплоть до мельчайших деталей. Прямое видение не уступает по четкости галлюцинации, но его природа отлична, поскольку оно не сопряжено с отрывом от восприятия реальности.

– Значит, Ёрико видит не картины будущего, а лишь зрительные образы из прошлого? – пытаясь понять, спросил Адзисава.

– Не совсем так, но примерно. Зрительный образ, как и прямое видение, возникает после возбуждения зрительного нерва, но прямое видение дает не только эффект кратковременного запечатлевания образа на сетчатке, оно как бы помещает картину и резервуары памяти и способно вновь вызвать ее через недели, а то и месяцы. Такой способностью обладают весьма немногие, и в этом смысле прямое видение, безусловно, редкий дар.

– Выходит, поразительные способности девочки объясняются прямым видением?

– Не берусь делать поспешных заключений. Нарушения памяти – штука многообразная, они могут быть вызваны различными факторами. Насколько я слышал, Ёрико страдает от избирательного расстройства памяти, то есть не помнит лишь события, касающиеся определенного периода ее жизни. Это расстройство, очевидно, обратимо. Вы знаете, случаи прямого видения известны не только у детей с нарушенной психикой. Здесь ничего нельзя утверждать наверняка.

– Но я уже рассказывал вам, что Ёрико заранее чувствует землетрясение, знает ответы на любые вопросы экзаменатора, она спасла меня от верной смерти под колесами. Разве это может быть как-то связано с прямым видением картин прошлого?

Объяснения профессора не убедили Адзисава до конца. Все же она видит будущее, думал он. Одной только способностью вызывать в памяти виденные раньше образы туг не ограничивается.

– Существуют две формы прямого видения – статичная и модификационная. В первом случае зрительный образ запечатлевается памятью почти без изменений, лишь изредка нарушается воспроизведение цветов – они как бы темнеют. При модификационной же форме возможны значительные отклонения от образа, часто беспрерывно прогрессирующие, и, насколько я могу предположить, мы имеем дело именно с таким случаем.

– Вы хотите сказать, что предчувствие землетрясения или вообще надвигающейся опасности – результат модификации зрительного образа, действия обратной связи «мозг – зрение»? – с некоторым раздражением спросил Адзисава, которому казалось, что профессор уводит его в сторону от главного.

– Не торопитесь, не торопитесь, – успокаивающе поднял он руку. – Лучше послушайте. Благодаря действию обратной связи образ трансформируется, обретая новое качество, – он делается неотделим от работы воображения, Вы же сами видели это на примере с картинками.

– Все-таки мне непонятно, как склонность к фантазированию помогает ей чувствовать приближающееся землетрясение.

– Мы здесь имеем дело со случаем весьма развитого прямого видения, которое сочетается с не менее развитым воображением. Очевидно, девочка очень боится землетрясений – сильнее, чем обычные дети, Должно быть, ей нередко кажется, что дрожит земля или трясутся дома, хотя на самом деле этого нет. Ее тело постоянно в состоянии внутреннего напряжения, готовности к подземному толчку, вот она и чувствует приближение землетрясения чуть раньше, чем другие. Возможно, прямое видение каким-то неведомым пока образом обостряет это чутье.

– Ну хорошо, а как вы объясните историю с самосвалом?

– Во-первых, девочка, видимо, представила, что ее может сбить машина, и испугалась, а во-вторых… – Профессор замялся.

– Что «во-вторых»? – обеспокоенно поторопил его Адзисава.

– Не знаю, возможно, я ошибаюсь… Полагаю, что в глубине души, в подсознании, у Ёрико присутствует элемент неприязни к вам. Поэтому к страху за собственную жизнь, подстегнутому воображением, возможно, присоединилась неосознанная надежда, что сбиты будете вы, а не она. Это и дало исходный толчок механизму прямого видения.

– Неприязнь? Ко мне? – растерялся Адзисава.

– Я понимаю, вам трудно в это поверить, но ненависть ребенка к родителям – явление достаточно распространенное. И не забывайте, что Ёрико все же предупредила вас об опасности, то есть раскаялась в своем чувстве.

Профессор явно пытался сгладить впечатление от своих слов, но Адзисава никак не мог оправиться от потрясения. Значит, если бы она не раскаялась, то и не предупредила бы? Он похолодел.

– Видите ли, – продолжал профессор, – люди, обладающие даром прямого видения, конечно, не могут предсказывать будущее, но их чувства, в особенности слух и обоняние, невероятно развиты. Если же такой человек испуган, встревожен, озлоблен или еще как-то возбужден, во-первых, у него, так сказать, включается прямое видение, а во-вторых, чрезвычайно утончается работа органов чувств. Вы не замечали, что у Ёрико невероятно острые обоняние и слух?

Адзисава вспомнил ту ночь, когда убили Томоко. Ёрико услышала крик, донесшийся из зарослей, до которых от дома было не менее трехсот метров. У Адзисава и самого слух неплохой, но он, естественно, ничего не слышал. Что же касается обоняния, то был такой случай: в соседней квартире на пол упала горящая сигарета, и соломенный мат начал тлеть; Ёрико услышала запах через стену и побежала предупредить соседей, которые потом не знали, как ее благодарить.

– Ну вот, я вижу, что не ошибся, – довольно кивнул Фурубаси, глядя на гостя. – Случай, поверьте мне, редчайший. В целом – модификационная форма, но с элементами статичной. А если еще вспомнить о перенесенной девочкой травме! Зрительный образ стерт из памяти, но несколько лет спустя он может восстановиться. Прямое видение срабатывает через небывало долгий промежуток времени. Возможно, для этого понадобится чрезвычайный раздражитель… Имеются признаки, что в последнее время активизировался процесс восстановления памяти, не так ли? Интересно, что учебе расстройство памяти не мешает. Абстрактное мышление, которое развивают у ребенка полученные знания, должно было бы ослаблять способность прямого видения, но у Ёрико она, наоборот, развивается. Объекты прямого видения у каждого индивидуума специфичны, они обусловлены совершенно конкретными факторами. В случае с Ёрико без досконального исследования этих факторов полную картину мы не получим. Наша отрасль медицины находится пока в стадии становления, многие теоретические вопросы остаются невыясненными, но у меня не вызывает сомнения, что так называемое «исключительное дарование» Ёрико объясняется прямым видением и ничем больше.