Текст книги "В сетях любви"
Автор книги: Сесилия Грант
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Глава 18
– Не стреляйте. – Уилл сидел к ним вполоборота. Одной рукой он стискивал запястья Лидии, другую поднял вверх, словно моля о пощаде. – У нас нет оружия.
Мы не создадим вам проблем. Мы просим только, чтобы вы отпустили нас. – Его пальцы дико зудели – так ему хотелось схватить пистолет. Все его существо восставало против необходимости изображать хромого оленя перед стаей волков. Но он готов был на все, лишь бы отвлечь внимание разбойников от своих вооруженных товарищей.
– Выкладывайте деньги и украшения сюда, к двери. Быстро, но без резких движений. – Голос прозвучал из вечернего сумрака, как клацанье капкана. В дверном проеме появилось дуло пистолета. Ему удалось различить за говорившим три силуэта и еще один в отдалении, возле лошадей. Значит, пятеро. И ни один из них не закрыл лицо. А это не сулит ничего хорошего.
Он чувствовал, как под его большим пальцем дико бьется пульс Лидии. Ситуация была до боли знакомой. Ну и пусть. В настоящий момент его муки – это наименее важная вещь.
– Украшения моей жены в сундуке. – Он устремил свой взгляд в сумрак, так чтобы не встречаться глазами ни с одним из разбойников. – И деньги там. Он прокашлялся. – Все наши деньги в сундуках. Пожалуйста, заберите их сами и отпустите нас. Вы же видите, что моя жена в обмороке от страха.
– Скорее, от отвращения к тебе, раз ты ведешь себя как побитая собака. – Это заговорил еще один, стоявший за правым плечом первого. Отлично. Чем больше внимания они будут уделять запугиванию, тем меньше вероятность, что они заметят угрозу.
– Снимай сундуки, – рявкнул первый, обращаясь к кучеру, затем шагнул вперед и упер дуло своего пистолета Уиллу в подбородок. Он нажимал до тех пор, пока Уилл не поднял голову и не встретился с ним взглядом. – А теперь, мой верный друг, я дам тебе последний шанс. – Он был уродлив, этот мерзавец. Губы, расплывшиеся в гадкой ухмылке, обнажили два гнилых зуба, а изо рта вырвался смрад. – Давай сюда свой кошелек. И кошелек другого джентльмена. Если мы обыщем тебя и узнаем, что ты врал, твоей обморочной женушке придется очень плохо.
Уилла окатило жаркой волной гнева, но ему удалось справиться с ним и трансформировать в мрачную решимость. Они к ней не притронутся. Если для этого понадобится принять на себя огонь из всех пистолетов, если для этого понадобится из последних сил гоняться за каждым из них и добивать их поодиночке… Не понадобится. Он заманит их в более искусную ловушку.
«Вот и правильно, сволочь. Вытаскивай нас из кареты и обыскивай. Надеюсь, ты будешь первым, кого она пристрелит». Он захлопал глазами и поежился, как будто на нем была одежда из колючей шерсти.
– У нас нет… в общем… – Быстрый взгляд на Каткарта, который внимательно следил за происходящим. Он, в полном соответствии с планом, был наготове. Ему доверяют, черт побери. И что ему остается – что остается любому человеку на земле, как не действовать так, чтобы быть достойным этого доверия? – Я думаю… Я почти уверен, что все наши ценности в сундуках. – Он произнес последние слова тоненьким, неуверенным голоском, старательно отводя глаза в сторону, – опустить их долу возможности не было, так как мешало дуло пистолета. Глядя на все это, человек, всерьез намеренный пристрелить его, уже давно воплотил бы в жизнь свою угрозу.
– Отлично. Вылезай, и мы проверим, так ли это. – Дуло отодвинулось, и разбойники, оживленно загомонив, отступили от дверцы, чтобы дать ему выйти. Они считали, что их ждет крупная добыча.
Понимая, что сейчас придется выпустить руки Лидии, Уилл на секунду почувствовал себя как на краю обрыва. Однако он преодолел себя. Кратким пожатием он подбодрил ее и напомнил, что рассчитывает на нее, разжал пальцы, встал, мелкими неуклюжими шажками пробрался к двери и спрыгнул на землю. Виконт последовал его примеру, и Уилл как бы случайно столкнулся с ним, потом повернулся, потом споткнулся и только после этого с поднятыми руками отошел на небольшое расстояние от кареты.
Разбойники загикали, заулюлюкали, откровенно выражая свое презрение к столь трусливому представителю мужского пола. Однако им пришлось повернуться спиной к карете, чтобы видеть его лицо.
Каткарт с поднятыми руками осторожно придвинулся к нему. Уилл сразу ощутил его напряжение, виконт был словно туго скрученная пружина. В студенческие годы он был метким стрелком – дай Бог, чтобы это мастерство сохранилось у него так же, как и умение играть на бильярде.
Уилл украдкой огляделся. Они находятся, по всей видимости, на общественной территории. Вокруг ни заборов, ни оград. Справа пять лошадей, один разбойник сидит верхом и держит их за повод. Его внимание тоже сосредоточено на двух пленниках, однако ему достаточно слегка повернуть голову, чтобы увидеть, что происходит внутри кареты.
Нечего об этом думать. Уилл стиснул зубы. Кошелек, лежавший в нагрудном кармане, жег ему кожу, как огромный кусок угля. Казалось, он испускает удушливый дым и вот-вот прожжет дырку в шерстяном камзоле. Самый крупный из разбойников шагнул к пленникам и вытянул руки, намереваясь их обыскать. «Ну, давай, Лидия!»
– Мне как… как мне держать руки – поднятыми вверх или развести в стороны? – Надо отвлечь их, чтобы они не заметили движения… Что-то промелькнуло в дверном проеме кареты – платье, лицо, рука. Его сердце бешено забилось, жажда крови стала непреодолимой.
– Ради все святого, захлопни свою грязную пасть и… – Воздух разорвал громкий хлопок, и Уилл схватил разбойника за уши и изо всей силы ткнул его лицом в свое поднятое колено. Позже колено наверняка разболится. Но сейчас не время думать о последствиях.
Рядом с ним грохнул еще один выстрел и еще один, ответный, откуда-то спереди. От страха за Лидию его сердце замерло. Если ее убили… Сейчас не время для всяких «если». Он отшвырнул в сторону тело того разбойника, который собирался обыскивать его, и метнулся туда, откуда прозвучал ответный выстрел.
Сколько из них осталось в живых? Попали выстрелы Лидии и Каткарта в цель? Он выяснит это позже. А пока надо разобраться с очередным разбойником – он как раз вытаскивает из-за ремня еще один пистолет. Черт бы их побрал, этих негодяев, да сколько же на каждом из них оружия? Уилл мощным ударом вышиб из его руки пистолет. В этот момент застучали подковы, справа началась какая-то суета. Обезоруженный разбойник ногой ударил его по коленной чашечке, и он едва не взвыл от боли. Мерзавец, сукин сын! Уилл решил отказаться от преимуществ, которые давали пистолет и его наблюдения, перенес вес своего тела на здоровую ногу и кулаком врезал разбойнику в лицо.
Тот попятился. Спотыкаясь, замахал руками, чтобы сохранить равновесие. Из его носа хлестала кровь. Он уже почти оправился от удара, когда раздался еще один выстрел. Разбойник дернулся и повалился на землю, как подрубленное пугало.
Уилл на мгновение ощутил себя как тогда, в «Бошане», когда он в комнате наверху пытался уяснить принципы теории вероятности. Два пистолета с рукоятками из слоновой кости. Два выстрела. Тогда откуда взялся третий?
Он повернул голову влево и увидел ее, стоящую на коленях возле разбойника, убитого первым выстрелом. Обеими руками она сжимала еще дымящийся пистолет, который сняла с трупа. Встретившись с ним взглядом, она выронила пистолет и оглядела мертвое тело. Судорожно втянув в себя воздух, сжала кулаки и неожиданно принялась колотить мертвеца, как будто он мешал ей сделать следующий вдох.
Уилл осмотрелся: им удалось одолеть четверых. Пятый сбежал, прихватив с собой лошадей.
– Каткарт. – Виконт стоял как громом пораженный и таращился на Лидию с таким видом, будто она была банши. – Проверь, есть ли среди них живые, и свяжи их, если такие найдутся. Кучер срежет тебе веревки с сундуков.
Он подошел к ней. Она не подняла головы, поэтому он сам наклонился к ней.
– Лидия. – Он различил ее тяжелое дыхание. Она не показала, что услышала его. – Лидия, – уже более настойчиво повторил он. Результат оказался таким же, как если бы он шептал во время бури. Он подхватил ее под мышки и поставил на ноги.
– Ударь его. – Ее голос звенел от ярости. Она попыталась вырваться, но он держал ее крепко. – Размозжи ему лицо, как тому, другому.
– В этом нет надобности. – Да и желания у него нет. Его жажда убивать всегда исчезала вместе с угрозой. Но с такими, как у нее, реакциями он уже сталкивался на войне и знал, что может быть и хуже. Некоторые из офицеров его полка, побывавшие в Бадахосе, рассказывали жуткие истории, от которых волосы вставали дыбом.
– Он тебе ничего не сделает, – произнес он ей в самое ухо. – Тебе не нужно его опасаться.
– Ты не можешь этого знать. – Это прозвучало как приговор его характеру. Что ж, на свете много, очень много всего, чего он не знает.
Однако он не выпустил ее, а лишь прижал к себе, чтобы унять ее ярость. Колено дико болело, разбитые костяшки пальцев зудели, тело ломило, как после двух бессонных ночей. Зато он был жив, и она была жива, и виконт тоже. А ведь все могло запросто обернуться по-другому.
Она больше ничего не сказала. Когда она обмякла, он выпустил ее – ей наверняка захочется побыть одной, чтобы прийти в себя, – и направился к Каткарту.
– Тот, чье лицо встретилось с твоим коленом, все еще дышит. – Виконт указал на кучера, который обматывал длинную веревку вокруг ног разбойника. – В живых остались этот и трус, который сбежал с лошадьми.
Он нервно захохотал и тыльной стороной руки утер лоб. – Слава Богу, мисс Слотер проявила удивительную силу духа.
– Кажется, один из выстрелов был твоим. Я обязан жизнью вам обоим.
Каткарт пожал плечами и махнул рукой в сторону неподвижных тел. Кожа на его лице была пепельно-серой – Уилл не раз видел такое на лицах своих солдат.
– Они бы все равно отправились на виселицу, если бы мы оставили их в живых. – Иногда в такие моменты достаточно похлопать человека по плечу. Но виконт был старше его на столько же лет, на сколько он был младше Ника, и обладал чувством собственного достоинства. Уилл сжал и разжал кулак, но рукой не двинул.
– Эх, знаю. Они заслужили то, что получили. Если бы кто-нибудь из них вдруг встал, я бы снова его застрелил. И все же это… – Он колебался и шевелил губами, как бы подыскивая верное слово. – Странно… осознавать, что ты оборвал чью-то жизнь.
Это действительно странное ощущение. И от него не избавишься. В этом вопросе его опыт был гораздо богаче, чем у его старшего товарища.
– Твои слова лишь подтверждают твою человечность. – Он все же поднял руку и слегка коснулся плеча Каткарта. – И я не буду тратить силы на то, чтобы убедить тебя, будто бессердечность – это благо. Я просто предлагаю тебе направить свои мысли на леди Каткарт и на всех тех, кто скорбел бы, если бы здесь вместо разбойников лежал ты. – Он отряхнул руки. – А теперь давай перетащим того негодяя поближе к дороге. Если ему улыбнется удача, за ним вернется его приятель с лошадьми. А если нет, за ним явится закон.
При слове «удача» он не удержался и оглянулся на Лидию, желая увидеть ее реакцию.
Она никак не отреагировала. Обхватив себя руками, будто в попытке успокоиться в отсутствие его утешающих объятий, она стояла там, где он оставил ее. Хотя она и проявила небывалую отвагу, последние четверть часа стали для нее мукой. Надо скорее покончить со всем и ехать домой.
Когда впереди показались окраины Лондона, он успел перезарядить пистолеты, пересыпать порох из рожков в обе полки, обернуть оружие фланелью и убрать в ящик. За все это время он так и не нашел для Лидии нужных слов.
«Я страшно виноват, что подверг тебя опасности. Я очень благодарен тебе за отвагу. Мы еще увидимся?» То, что их отношения могут закончиться вот так – сначала близкое знакомство со смертью, а потом вежливое прощание, и все это менее чем через сутки после того, как он испытал наслаждение в ее объятиях, – вызывало у него желание кулаком разбить стекло. Господи, неужели в конце недели ему и в самом деле предстоит драться на дуэли из-за женщины, которая к тому времени может превратиться лишь в печальное воспоминание?
Карета накренилась на повороте, и Лидия повалилась на него, но быстро выпрямилась. Она решительно отвергла заботу обоих мужчин и заявила, что не нуждается ни в бренди, ни в одиночестве. Она заверила их, что отлично себя чувствует, забилась в дальний угол дивана и всю дорогу смотрела в темноту за окном.
Было совершенно очевидно, что чувствует она себя отнюдь не отлично.
А разве может быть иначе? После всего, что ей пришлось вытерпеть за этот день, еще удивительно, что она не бьется в истерике на полу кареты. Только почему, черт побери, она отказывается от его помощи?
– У тебя есть подруга, у которой ты могла бы остановиться? Куда тебя подвезти? – Да и есть ли у нее подруги, кроме тех двух дам, которые остались в Эссексе? – Боюсь, раннее появление застанет твою горничную врасплох. Она наверняка все это время не топила камины и не готовила ужин.
– Ее нет в городе. Я отослала ее на неделю, чтобы она навестила родственников. – Она отвернулась от окна. В тусклом свете ламп, он наконец увидел ее лицо и, естественно, не понял ее чувств. – И не надо меня никуда подвозить. Я еду к тебе. – Она снова сосредоточила свое внимание на темном прямоугольнике окна.
Ее слова ошарашили его, вернее, не сами слова, а их бесстрастный и не терпящий возражений тон, который он так хорошо помнил. Проклятие, неужели опять? Значит, после всего, что они вместе вытерпели, после утренней близости, после того как ее покровитель вызвал его на дуэль, она рассчитывает провести с ним еще одну полную противостояний ночь?
Каткарт, вздернув одну бровь, молча наблюдал за ними. «Она не в порядке», – как бы говорил его взгляд.
«Да, знаю. И именно поэтому я не могу привезти ее в пустой дом и оставить там». Он перевернул руки ладонями вверх – жест тихого смирения.
– Вы слышали это, ваша светлость? В мое жилище. Одна маленькая остановочка на вашем пути домой. – Он повернулся к своему окну. Одному Богу известно, что будет, когда они доберутся до его комнат и она поймет, что не получит от него желаемого. Без сомнения, предстоит долгая ночь.
Пока привратник выгружал сундуки, Каткарт отвел Уилла в сторону.
– Ты уверен, что это хорошая идея? – спросил он, бросая многозначительный взгляд на стоявшую неподалеку Лидию, которая разглядывала фасад «Льюис-билдинг».
– Я абсолютно уверен, что она плохая. – Его так и подмывало расхохотаться: это была реакция на все события дня. – Только я не знаю, что делать. Я бы сошел с ума от беспокойства, если бы оставил ее в таком состоянии на Кларендон-сквер.
Он не заговорил бы об этом, если бы лучше владел своими эмоциями. Доводящее до сумасшествия беспокойство предполагало более глубокое чувство к мисс Слотер, чем то, что он демонстрировал, и вздернутая бровь виконта показала, что этот нюанс не ускользнул от его внимания.
Ну и ладно. Он слишком устал, чтобы лицемерить с другом, в частности с тем, который за этот день не раз доказал свою надежность.
– Напиши мне, когда уладишь все вопросы с Роаноком. – Он протянул руку. Виконт пожал ее и уехал.
Три-четыре минуты спустя Уилл дал шиллинг привратнику в благодарность за помощь с сундуками, лампами и камином.
Он закрыл за ним дверь и привалился к косяку, наслаждаясь тишиной. Лидия стояла спиной к нему в центре… ну, можно сказать, гостиной. Общей комнаты. В общем, не спальни. Он представлял, как ее взгляд скользит по одноцветным занавескам, по голым, не оклеенным обоями стенам, по лишенной какого-либо изящества горке, по единственному мягкому креслу.
Он никогда не стеснялся своего жилья. «Льюис-билдинг» был более спартанским по сравнению с Олбани или другими первоклассными обиталищами для холостяков, однако его ни в коем случае нельзя назвать убогим. Но комнат-то всего две. Нет буфетной, нет комнаты для прислуги. Если она тешит себя надеждой, что он приютит ее, эти иллюзии надо сбить, как облупившуюся штукатурку.
– Никакой роскоши. – Он подошел к столу и принялся собирать разбросанные бумаги и письма. Где-то в горке есть скатерть. А есть ли?
– Все так, как я представляла. – Теперь он увидел ее лицо – заинтересованное, внимательное. – Скромно и надежно.
Именно так. Значит, она четко представляла, в каких условиях он живет. В ее глазах не промелькнуло даже намека на разочарование. Он убрал бумаги и чернильницу в горку и вернулся за песочницей.
– Ты голодна? За углом есть пивная, там готовят изумительные пироги с голубятиной и грибами. Я мог бы сходить за ними и купить эля.
– Я не голодна. – Она буквально излучала энтузиазм. – Там, как я понимаю, твоя спальня?
Проклятие. А он-то надеялся оттянуть этот неприятный момент.
– Да, Лидия. – Отступать некуда. Он отставил песочницу и поднял голову. – Я не лягу спать с тобой сегодня.
– Нет, ляжешь. – Ни малейшего признака сомнения на лице, ни намека на возмущение его отказом.
– Не лягу. День был долгим и тяжелым, а ты не в том состоянии, чтобы…
– Насколько я помню, я и вчера была в неподходящем состоянии. – Она пожала плечами и принялась стягивать правую перчатку. – Может, тебе выпить? Кларет быстро избавит тебя от сомнений.
Вспышка негодования, быстрое, как мелькание ножа, чувство вины, но в следующее мгновение он вернулся к своему решению.
– Нет. – Он сложил руки на груди и привалился к стене. – Если хочешь, я простою здесь всю ночь и буду выслушивать твои упреки. Я стерплю твои колкости, если от этого тебе станет лучше. Но здесь. Стоя. Одетый. Я не буду спать с тобой.
– Тогда ты зря не отвез меня домой. – Она утратила свою решимость. Он разрушил ее план действий, и теперь она не представляла, как ей быть дальше. Она полностью стянула правую перчатку, опустила руки и замерла.
Вот теперь на нее накатило, догадался он. Страх перед тем, что ей придется стрелять. Шок и унижение от пощечины, которую ей нанес человек, содержавший ее. Предстоящие проблемы: где и на что ей жить. Наверное, к этому прибавилась тоска по умершим близким.
Он оттолкнулся от стены и подошел к ней.
– Думаю, тебе пора надеть ночную сорочку и лечь спать. – Он забрал у нее перчатку, сунул ее в карман и принялся снимать другую. – Сегодня уже ничего сделать нельзя. Завтра, когда ты отдохнешь, ты почувствуешь себя лучше, и мы решим, как быть дальше.
Она вдруг судорожно вцепилась ему в руку.
– Завтра мне лучше не будет. Мне больше никогда не будет лучше. – Она произнесла это тихо, почти шепотом, ее взгляд был устремлен куда-то за его плечо.
Он подождал, не скажет ли она еще что-то, но она промолчала. Он осторожно разжал ее пальцы и снял перчатку.
– Вполне естественно, что после такого страшного дня у тебя появляются такие мысли. Страх имеет свойство оставлять осадок. Но со временем он слабеет. Если бы было иначе, солдаты не смогли бы возвращаться к обычной жизни, жениться и создавать семьи. – Сунув другую перчатку в карман, он встал позади нее. – С твоего разрешения, я расстегну тебе платье и расшнурую корсет. Но лишь для того, чтобы ты смогла лечь в постель. Мои намерения в отношении тебя не изменились.
Она наклонила голову вперед, и ее тоненькая шейка показалась ему ужасно ранимой. От этого зрелища у него закружилась голова и перехватило дыхание. Ведь сегодня он мог так легко потерять ее! Если бы ее пистолет дал осечку, если бы она промахнулась, если бы хоть один разбойник оказался проворнее…
Нет. Так недалеко и до сумасшествия. Он сконцентрировал внимание на пуговицах, крохотных, плоских, цвета слоновой кости, с резным краем. Так, бережно и целомудренно, он снимал с нее одежду слой за слоем, пока не добрался до нижней сорочки. Дальше она могла обойтись без его помощи. Теперь ему надо пройти в спальню и налить в умывальник воды, чтобы она могла умыться.
Было очевидно, что она страшно устала. Ее плечи поникли. Пока он раздевал ее, она не предприняла ни единой попытки возбудить его. Она даже не произнесла ни слова с того момента, как призналась в своих страхах, что ей никогда не станет лучше.
К черту. Он подхватил ее на руки. Она не сопротивлялась и прижалась к нему, робко, несмело, как бывает при первой близости. Он замер на мгновение и, закрыв глаза, вдохнул ее запах. Если бы только… Нет, он сломается, если будет думать об этом. Но когда-то они были одного статуса, младший сын и младшая дочь из респектабельных семей, с незапятнанной репутацией, с хорошими перспективами на брак. Если бы он познакомился с ней тогда… в один прекрасный день он вот так поднял бы ее на руки, перенес бы через порог…
Опять сумасшествие. Нельзя впускать в голову эти мысли. Дверь в спальню была приоткрыта, и сейчас он распахнул ее ногой. Она подняла голову и оглядела мебель, слабо освещенную огнем из камина. Стул, стол, умывальник, шкаф для белья и кровать, строгую, с черными столбиками и белым льняным балдахином. Он подошел к кровати и сел. Если она спросит, что он делает, он не сумеет ей ответить.
Она сжала лацкан его сюртука. И положила голову на плечо. Он почувствовал, что ее плечи и ноги напряглись, как будто ей захотелось свернуться клубочком.
– Я хочу тебе кое-что рассказать, – сказала она, и его сердце заметалось, как гончая, учуявшая зайца.
– Можешь рассказывать мне все, что пожелаешь. – Он крепче прижал ее к себе.
Она дважды вдыхала, как бы собираясь начать свой рассказ, и дважды не смогла сказать ни слова. На третий раз она заговорила:
– Я рассказывала, что мои родители погибли от несчастного случая.
Черт. Он внезапно догадался обо всем.
– А на самом деле их убили грабители с большой дороги. Такие же, как те, кого мы… – Ее голос дрогнул, и она уткнулась лицом ему в грудь.
Он тяжело вздохнул и прижался подбородком к ее макушке.
– Ты была с ними?
Она покачала головой.
– Я тогда еще не до конца оправилась от той болезни, про которую тебе рассказывала. Они поехали смотреть дом в другой части Ланкашира. Они собирались… – Она задрожала и дала волю слезам. – Они планировали продать наш дом и переехать в другое место, туда, где соседи не знали бы… – Она убрала руку от его лацкана и вытерла глаза. – Из-за того, что я натворила, они были вынуждены покинуть родные места и начать жить сначала. И именно из-за меня они в ту ночь оказались в дороге.
Он прижал ее к себе еще крепче. Она содрогнулась, как несчастная маленькая жертва, трепыхающаяся в зубах хищника.
– Им не повезло, удача отвернулась от них. – Он телом чувствовал ее дрожь точно так же, как тогда, когда удерживал ее, бьющуюся в приступе ярости над трупом убитого ею разбойника. – Это просто случайность, что злодеи оказались у них на пути. Тебе не в чем винить себя.
– Я говорила себе это. – Она не обратила внимания на его упоминание об удаче и везении. – Но так и не нахожу утешения. – Она вжалась в него так, будто хотела раствориться в нем. – Я изо всех сил стараюсь не думать о том, что они испытали в последние минуты.
– Знаю, дорогая. – В эти слова он вложил все, что чувствовал. «Я отлично знаю, каких усилий тебе стоило научиться не думать об этом». Он знал, как запретные воспоминания, запретные образы так и ждут момента, когда в защитной броне появится брешь и они смогут выбраться наружу. – Твои кошмары…
Он плечом ощутил, как она кивнула:
– Мне кажется, я уже сотню раз видела их смерть. – Всхлипы мешали ей говорить.
– Я тоже потерял родителей, я тебе говорил об этом. – Он вытащил руку из-под ее коленей и принялся ласково гладить ее по предплечью. – Моя мама умерла в родах, когда мне было десять; папа скончался несколько лет назад после долгой болезни. Близким тяжело, даже когда человек умирает по естественной причине. Но когда насильственной смертью… Я бы никому не пожелал пережить то, что выпало на твою долю.
«Пожелать». До чего же хрупкий смысл несет в себе это слово. Оно напоминает голыш, выпущенный из рогатки в приливную волну. События случаются, и люди переживают их или не переживают, и пожелания не имеют к этому никакого отношения.
Она прижала обе руки к глазам.
– Вот я и не пережила. Оказалась недостаточно сильной. – Колеблется. Голос упал до шепота. – Я хотела… тоже уйти из жизни.
– Ты… – Он сглотнул. – Ты пыталась… – И тут он понял. – Ясно, пыталась. Ты пошла работать в бордель.
Кивок.
– Я думала, что подхвачу хотя бы сифилис. Я думала, что болезнь… очистит меня. Как огонь. – Мгновение она молчала, изучая собственные руки. – Я заблуждалась. – Она потерла ладони и опустила руки.
– Ты оказалась сильнее, чем думала. – Теперь он знал всю историю, ей не было надобности продолжать. Она вознамерилась погубить себя, но потом обнаружила в себе внутренний стержень, волю к жизни, которая, подкрепляемая безжалостностью, и повела ее вперед. Она восстала из пепла губительного отчаяния, но восстала другой, способной противостоять всем бедствиям, что наваливались на нее.
Слава Богу, ей не удалось разрушить себя. Она выжила. И они встретились. И вот она здесь, у него на коленях, в его объятиях, открывает ему свои самые сокровенные тайны. И он уже не может даже помыслить о том, чтобы отпустить ее.
– В чем-то сильнее, наверное. – Ее слова оторвали его от размышлений. – А в чем-то нет, в чем-то я потерпела полный крах без надежды на восстановление. – Она поерзала, и он, уже научившись понимать язык ее тела, догадался: она собирается сказать нечто важное. – Уилл, я больше никогда никого не полюблю. Надеюсь, тебе это ясно? – Она отказывалась смотреть на него. И напряженно ждала ответа.
– Потому что… не хочешь рисковать и снова пережить такую же потерю? – У него все поплыло перед глазами, как будто он с разбегу врезался в каменную стену.
– Не смогу. – Она усердно выговорила каждый слог. – Прости меня. Может, я самонадеянна, если думаю, что ты надеялся на то, что… но хочу, чтобы ты понял.
– Конечно. – Это слово, будто наждак, ободрало ему горло. У него нет надежды. И он не понимает. Как же так: она преподнесла ему дар – рассказала ему свою мрачную историю, искала у него утешения, доверяла ему так, как не доверяла никому, и вдруг захлопнула у него перед носом дверь и заперла ее на замок, поставила преграду перед тем, что по логике должно следовать дальше?
Он тяжело вздохнул. Она ждала, притихшая и неподвижная в его объятиях. Она знала: «конечно» – это не весь ответ.
– Лидия, я не буду лгать тебе. Может, я еще и не влюбился в тебя, но я близок к этому. И в твоем желании предупредить меня нет никакой самонадеянности.
– У нас никогда…
– Ш-ш-ш. Знаю. – Он погладил ее по голове, давая понять, что его не надо утешать доводами, которые никогда не примет его любовь. – У меня нет денег, чтобы содержать тебя, и я знаю, что ты не хочешь жить на содержании. Наши ситуации исключают вопрос о браке. И есть другие причины, которые мешают мне предложить себя даме. И все же мне жаль, что ты не полюбишь меня. Я ничего не могу поделать со своим сердцем. – Поддерживая ее левой рукой под спину, он помог ей сесть прямо. – В этом, я думаю, и еще одно различие между нами.
– Прости. – Их лица были совсем близко друг от друга. Ее глаза покраснели и запали. – Ты мне очень нравишься, и я… я думаю, что сегодня утром мое тело сказало все за меня. Однако больше ничего я дать не могу. Мне жаль, что я не могу подарить тебе то, что ты хочешь, но мое время ушло.
– Не переживай из-за этого. – Он поцеловал ее в лоб. – У нас был ужасно долгий день. Давай я налью тебе воды, ты умоешься и ляжешь спать.
После того как она заснула, он лежал без сна больше часа, отчасти оберегая ее от возможных кошмаров, отчасти анализируя события, произошедшие с момента их знакомства, как будто их можно было бы скомпоновать по-другому, чтобы получить другой конец.
А ведь другой конец должен быть. Они созданы друг для друга, два человека с искалеченными судьбами.
Но судьба не любит четкий порядок. Они пришли к тому, с чем были в то первое утро в Чизуэлле, когда он оглянулся и увидел ее, без шляпки, в слишком легком для холодной погоды пальто. Они словно оказались на двух продуваемых ветрами вершинах, откуда видят друг друга, но дотянуться не могут.
