Текст книги "В сетях любви"
Автор книги: Сесилия Грант
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Глава 6
– Как это у вас получилось? – Уилл сидел неподвижно, напряженно ожидая от нее ответа. Она напоминала греческую богиню: уверенную, могущественную, обаятельную. На ней и платье было под стать богине, оно подчеркивало красоту ее фигуры и оттеняло голубизну ее глаз. Он не мог избавиться от ощущения, будто она только что разделась специально для него.
– Благодаря способности к математике и великолепной памяти. – Она положила руки на стол и сдвинула ладони. – И еще, естественно, благодаря натренированным пальцам.
Разделась? Черт бы ее побрал. Да она ходит голышом перед ним! Он дотронулся пальцем до пикового короля, лежавшего сверху.
– Вы смотрели на эти карты, когда я их переворачивал, и запомнили раскладку всех десяти хендов?
– У меня в мозгу отпечаталась картинка. – Она гордилась собой, и это было видно по тому, как на мгновение засияло ее лицо, и слышно по радостному голосу. – Я всегда все так запоминаю. Если бы вы перечисляли друг за другом тридцать восемь карт, я наверняка повторила бы все без единой ошибки. Но если я вижу их разложенными на столе, я запоминаю их как карту.
– Тридцать восемь. Вы сосчитали их?
– Ненамеренно. Но хенды состояли из трех, трех, пяти, четырех, трех, четырех, пяти, четырех, четырех и трех карт.
– Господь всемогущий. – Он даже не счел нужным проверить ее слова. – Значит, память подсказывает вам, где находится каждая карта, а ваш математический ум подсказывает, в каком порядке их сложить. Но вот как вам удается их так складывать? Ведь вы ни разу не отвели взгляд от моего лица.
– Практика. – Она перевернула руки ладонями вверх и помахала пальцами. – Я научила свои пальцы отмерять шесть карт, девятнадцать карт, тридцать восемь карт. Вы бы сами заметили, как я нащупываю правильное место, если бы наблюдали за мной. Но когда я велела вам отвлекать меня, я тем самым отвлекла и вас. – На ее губах снова появилась улыбка, знающая и манящая, та самая, от которой ort потерял голову и заговорил о подвязках. – Их, видите ли, не всегда следует класть на четко определенное место. Обычно достаточно перемежать крупную карту с мелкой. Так проще, если вы понимаете меня.
Проклятие. Она воспользовалась шестью видами колдовства и рассуждает об этом с той же легкостью, как если бы разговор шел об узоре для вышивки. Он перевел взгляд с нее на карты.
– Но ведь этот порядок не должен нарушаться, когда вы тасуете карты.
– Если тасовать умно, можно его сохранить. Для этого требуются лишь чуткие большие пальцы и практика.
– Отлично, но ведь кто-то обязательно снимает колоду. Я четко помню, как в тот вечер, о котором мы говорим, это делал понтер слева от вас. У вас не было возможности повлиять на то, как он сложит колоду.
– А это самый легкий момент. – Она сложила тридцать восемь карт с оставшимися четырнадцатью. – Будьте любезны, снимите. – Колода легла перед ним.
Он взял больше половины и поднял стопку.
– Стойте. – Он замер. – Видите, в каком месте вы разделили колоду? – Даже если бы он погасил все свечи в комнате, то даже так увидел бы все – настолько лучилось ее лицо.
– Чуть ниже середины.
– Примерно шестьдесят процентов. – Она кивнула, глядя на его руку. – Так снимает практически каждый. Все элементарно. Сложите нужные вам карты в нижнюю часть колоды, и снимающий сам выложит их наверх.
Будь она проклята. Тысячу раз. Будь проклята ее самоуверенность и ликование, ее ловкость и мастерство, от которых у него кружится голова, от которых она сама себе кажется мальчишкой, с восторгом наблюдающим за ярмарочным жонглером. А ведь, по сути, никаких поводов для головокружения нет.
– И все же. – Хоть у него и кружится голова, он не утратил способности к рациональному мышлению. – Прежде чем до меня дошла очередь, вы должны были сдать карты другим игрокам, и вы не могли знать, сколько каждый из них прикупит. Вы должны были иметь длинную последовательность из мелких карт, чтобы я гарантированно получил их. Как вам удалось сдать нужные карты только мне и при этом не сдать хорошие комбинации другим игрокам?
– Карты были отнюдь не мелкие. – Она подняла руку ладонью вверх.
Он передал ей колоду. Его пальцы, обтянутые лайкой, дрогнули при соприкосновении с нежной кожей ее руки.
– Для этого я вложила несколько оверов. – Она выровняла колоду, постучав ею по столу. – Просто я следила, чтобы они не попались вам. Если большие пальцы хорошо натренированы, можно слегка сдвинуть верхнюю карту и узнать, какого она достоинства. И тогда, если она вам не нравится, вы сдаете следующую карту, прямо из-под верхней. – Она продемонстрировала этот трюк, однако он так и не заметил в ее действиях ничего необычного. – Видите? Король червей. – Она указательным пальцем провела по карте. – А сверху лежал король пик.
Червовый король – почему-то в этой колоде у него был глуповатый вид – уставился на Уилла, когда он перевернул карту. Через секунду перед ним картинкой вверх шлепнулся король пик. Как будто она и в самом деле считала, что ему потребуются доказательства.
Он откинулся на спинку стула.
– Мисс Слотер, вы сразили меня наповал. – Вероятно, у него на лице сейчас примерно такое же выражение, как у червового короля. – Где вы всему этому научились?
Ее лицо резко изменилось, однако он, как и в предыдущих случаях, так и не понял, какие чувства стали этому причиной.
– Мы играли в карты, чтобы убить время, в том заведении, где я раньше работала. – Ее взгляд скользнул куда-то за него. – Этим трюкам с тасованием и сдачей меня научила одна женщина, и когда я овладела этим мастерством, я поняла, что могу добавить к нему свою память и умение быстро считать. Иногда требуется занятие для ума в таких… – Она осадила мысль точно так же, как осадила бы норовистую лошадь, и посмотрела на него. – С двадцать одно у меня это отлично получается, даже когда я не сдаю, потому что я всегда веду счет тем картам, которые остались в колоде. И это не жульничество. Это внимательность.
– Уверен, для вас это важное различие.
Она усмехнулась, не менее самодовольно, чем раньше, но тут же посерьезнела.
– Я могла бы научить вас.
– Прошу прощения?
Ее взгляд тут же стал цепким. Она выпрямила спину и слегка подалась вперед.
– Не тому, как я запоминаю карты. Я сомневаюсь, что этому можно научить. Но я могла бы научить вас нескольким способам тасовки и сдачи, тем, которые я показала вам сегодня, а еще счету при игре в двадцать одно.
– Как я понимаю, вы захотите что-то взамен. – Он не представлял, что это может быть.
– У меня есть кое-какие деньги, и я хотела бы инвестировать их в аннуитет. – Вот такого он бы в жизни не предположил. – Мне нужно, чтобы какой-нибудь джентльмен, клерк или поверенный, выступил в качестве моего агента. – Она сложила руки на столе и пристально посмотрела на него. – Думаю, вы завязали массу знакомств, пока служили в армии. Возможно, вы знаете такого человека и, возможно, могли бы… уговорить его из чувства дружеского расположения оказать такую услугу… такой женщине, как я. – К тому моменту, когда она закончила, ее щеки стали пунцовыми, а взгляд был устремлен в стол.
Чем, черт побери, вызвано это ее замешательство? До сегодняшнего дня он не видел ни малейших признаков того, что она стыдится своего ремесла. Даже когда он застал ее в объятиях мужчины, который оплачивает ее счета, она ни на секунду не смутилась. Чем можно объяснить…
Что-то вывело ее из задумчивости, что-то негромкое, как всплеск воды от брошенного камешка. Тишину в комнате нарушили отдаленные звуки клавесина.
– Боже мой. – Он вскочил. – Концерт. Совсем забыл. Вам надо возвращаться. – Она удивленно посмотрела на него, потом нахмурилась. – Мистер Роанок наверняка заметит ваше отсутствие. А если он к тому же заметит и мое, то нашим планам на будущее будет нанесен большой вред. – О чем он только думал? Едва она заговорила о картах, он тут же позабыл о том, что его присутствие может скомпрометировать ее. Купился, как мальчишка, на карточные фокусы! Отмахнулся от своих обязанностей взрослого мужчины и не отослал ее назад, к остальным гостям!
Ее лицо разгладилось и стало равнодушным, как маска.
– Уверяю вас, сегодня он не в том состоянии, чтобы что-то замечать. Должна признаться, тогда, когда мы встретились на улице, я слегка преувеличила, когда заговорила о риске быть замеченной в вашем обществе. Что бы он ни подумал о вас, во мне он полностью уверен. Мне нечего бояться.
Ему вдруг показалось, что вернулось то мгновение в «Бошане», когда он смотрел на нее и пытался понять, лжет она или нет.
Но сейчас это не имело значения. Он знал, как должен поступить.
– Как бы то ни было, я покидаю вас. – Он подвинул стул к столу. – Я еду домой. Если на концерт опоздает один человек, у окружающих будет меньше поводов для домыслов, чем если опоздают двое.
– Так мы договорились? Я учу вас тонкостям игры, а вы помогаете мне найти агента. – Она плотно сплела пальцы. – Мы могли бы начать в следующий раз, когда оба окажемся в «Бошане». Могли бы встретиться в полночь, в одной из комнат верхнего этажа. Туда никто никогда не заходит.
«То, что надо. Оказаться наедине с тобой в полночь там, куда никто никогда не заходит». У него на языке вертелся отказ, благоразумный отказ взрослого мужчины.
Но тут он против своей воли вспомнил запах дегтя и мягкое покачивание палубы под ногами. Все зависит от того, как скоро он выиграет необходимую сумму.
– Хорошо, в полночь. – Он убрал руки со спинки стула. – Но только в двадцать одно, и только честная игра. По своему темпераменту я не склонен к мошенничеству. – Так будет разумно. У него есть серьезные и четкие причины, чтобы согласиться на это обучение.
Однако, покидая комнату после вежливого поклона, он не мог избавиться от противно зудящего ощущения, будто он только что совершил крайне неразумный шаг.
Дождавшись перерыва между двумя ариями, она пробралась к своему месту и села рядом с Эдвардом, который даже не проснулся. Зря мистер Блэкшир беспокоился. Он тем самым проявил излишнюю самонадеянность.
Ее покровитель во сне заерзал на стуле и принял другую позу. Теперь его бедро прижималось к ее бедру. Она вжимала свою ногу в его до тех пор, пока подвязка – та самая синяя подвязка, держащая чулок, – не врезалась в тело. Еще днем эти подвязка и чулок валялись на полу вместе с ее платьем, сброшенные ради быстрого, целеустремленного соития. Эдвард был не из тех, кто тратит время на подвязки и все такое.
Ее руки, лежавшие на коленях, сжались в кулаки. Он знает, что ей нравится. Он дал ей это. Где все началось, там все и закончилось.
«Мисс Слотер, вы сразили меня наповал».
Прочь эти мысли. У нее есть другие способы, чтобы сражать, и более подходящие мужчины, которых надо сразить. Она слегка повернула голову и покосилась на Эдварда. Подбородок будто высечен из гранита. По скулам будто прошлись плотницким рубанком. Губы растягиваются в абсолютно симметричной улыбке, открывая зубы, которые сделали бы честь хорошему скакуну. Она никогда не спала с более красивым мужчиной – во всяком случае, насколько она помнит, – и этот красавец гордится тем, что способен удовлетворить ее. О таком каждая женщина может только мечтать.
Лидия положила руку ему на бедро. Сегодня она истощит себя ради него. И ради себя самой. Она набросится на него, как мощная волна на скалу. Будет прокладывать себе путь к забвению столько раз, сколько потребуется, пока в ней не останется ни капли человеческих чувств.
Она продвинула руку к пуговицам на его ширинке. Его глаза приоткрылись. Сначала его взгляд был непонимающим, а потом, когда он разобрался во всем, его рот растянулся в улыбке, обещавшей ей все-все, что можно ожидать от мужчины.
Глава 7
На этот раз никакого флирта. Чтобы сократить то время, что они проведут вдвоем, и чтобы избавить их обоих от проблем, он сосредоточит все свое внимание на том, чему она будет учить.
Вот что непрерывно говорил себе Уилл два дня спустя, сидя в «Бошане» и ожидая назначенного часа. В доме мистера Мосса он вел себя с ней слишком фамильярно. Если уж он забыл о своем достоинстве, то должен хотя бы помнить о ее интересах. Не лишить ее места под боком у Квадратной Челюсти и все такое. Это достойное дело.
Четырежды за вечер он выбирался из-за карточного или обеденного стола и поднимался наверх, чтобы проверить, есть ли свободные комнаты. Когда наступила полночь, он занял одну из них. Комната располагалась в конце коридора. Там была составлена разнообразная мебель, и он отобрал ломберный столик, два стула и канделябр. Расставив все, он зажег три свечи, которые украл из столовой. А еще он расстелил ковер, чтобы тот заглушал их шаги. Эта комната, конечно, сильно отличалась от кабинета в Мейфэре, где они сидели в последний раз, однако полностью отвечала их целям.
Он стоял в дверном проеме со сложенными на груди руками и наблюдал за лестницей, когда скрип половиц возвестил о ее приближении. По его телу волной прокатилось нетерпение, однако он не дал ему разгореться.
На последние ступеньки она поднималась спиной к нему, в блеклом платье, с бледными руками в полумраке лестничной клетки, как неясная тень. Ступив на этаж, она обошла заходной столб и оказалась лицом к нему и к лунному свету, падавшему через окно.
Бесстрастный взгляд. Изогнутые брови. Волосы цвета некрепкого кофе и длинноватый нос. «Разгадай меня, – сейчас, как и прежде, говорило ему это лицо. – Раскрой меня. Сними маску». Его тело снова затрепетало. Наверное, это свидание было глупейшей идеей.
Она замерла в десяти футах, оценивая его самого и его позу. Когда их взгляды встретились, выражение на ее лице изменилось.
– Вы уже это проделывали. Подбивали даму покинуть собрание и встретиться с вами в условленное время. Я вижу это по вашей позе.
«У тебя этот номер не пройдет, не так ли?»
– Насколько я помню, подбивали меня вы. – Он опустил руки и отступил в сторону, чтобы она могла пройти в комнату. У него на языке вертелась фраза насчет библиотеки внизу, но благоразумие помогло ему промолчать.
– Абсолютно верно. – Она прошла мимо него в комнату. – Только у меня складывается впечатление, что вы совсем не такой уж джентльмен, каким хотите казаться.
– В данном случае именно такой. – Раз она завела разговор на довольно неделикатную тему, он мог позволить себе говорить искренне. – Простите мне мою резкость. Мы уже в третий раз встречаемся вдали от общества – в четвертый, если считать, как я следовал за вами по улице, – и мой долг заверить вас, что ничего недостойного не случится. – «То есть ничего более недостойного, чем уединение с любовницей другого мужчины». – Я не позволю себе никаких вольностей. Даю слово.
Она стояла возле каминной полки из белого камня, и свет свечей придавал сияния ее глазам и загадочности – слабой улыбке.
– Очень хорошо. Закройте дверь и садитесь.
Он так и сделал. Она не последовала его примеру.
– Мы начнем с теории. – Она сцепила руки за спиной и стала расхаживать взад-вперед, как учитель в классной комнате. – Объясните, почему ни один игрок, имеющий мозги, не станет играть в рулетку, например, если у него есть возможность сыграть в двадцать одно?
– Наверное, потому что выигрыш в рулетке полностью зависит от удачи. Это другое новое платье? Нет. Он говорит абсолютно не то. Просто ее улыбка разбередила ему душу, а платье, колышущееся при ходьбе, привлекло внимание, и вопрос сорвался сам по себе.
– Это? Нет. Разве я не говорила, что-то платье под стать вкусу джентльмена? Никогда не поверю, что джентльмена способен взволновать белый муслин. – Она приблизилась к двери, развернулась и пошла назад. – Что касается вашего ответа, давайте это будет нашим последним упоминанием такого понятия, как «удача». Мудрый понтер признает только вероятность.
– Вероятность, конечно. – Чтоб ему провалиться! Он чувствует себя мальчишкой, который корчится под буравящим взглядом гувернантки.
– Если конкретно, то в большинстве азартных игр вероятность не меняется. При каждом броске костей, при каждом обороте колеса рулетки шанс выиграть остается таким же, как и раньше. – Из-за сомкнутых за спиной рук ее плечи были отведены назад, поэтому ее грудь приподнялась и натянула ткань корсажа. Он устремил взгляд мимо нее в стену. – В двадцать одно, однако, вероятность меняется до тех пор, пока колода не перетасована заново. Понтер, который ведет счет, может делать ставки исходя из этой вероятности.
– Естественно. Высокие ставки – когда есть вероятность прикупить хорошую карту, низкие – когда нет.
– Естественно. Значит, вы схватили суть понятия «вероятность»? Как противоположность «удаче»? – Она остановилась за стулом напротив и склонила голову набок. В ее голосе явственно прозвучало сомнение, и это даже обидело его.
– Достаточно, чтобы играть, я бы сказал.
– Очень хорошо. Мы сыграем в одну игру. Пока не в двадцать одно. – Она накрыла ладонью выложенную им колоду карт. – Хотите сделать ставку?
– Рискнуть еще какой-то суммой? Вряд ли. – Он откинулся на спинку и положил руки на стол. – Мне нравятся другие ставки. – Да, вот это точно прозвучало провокационно, но он уже заверил ее в своих благородных намерениях. Она знает, что ей нечего бояться.
И в ее глазах действительно не было никакого страха, когда она резко вскинула голову. До его фразы она сортировала карты, а сейчас замерла. Ее взгляд на несколько мгновений задержался на его лице, потом стал опускаться вниз, медленно, как тающее мороженое, которое растекается по тарелке. Галстук. Плечи. Обтянутые перчатками руки на столе. Сам стол, который скрывает остальную часть его тела. Затем ее взгляд вернулся к картам, и она принялась сортировать их заново.
– Боже мой, мисс Слотер. – Ее дерзость пробудила в нем некоторые желания, в том числе и абсолютно неуместное желание рассмеяться. – Вы только что мысленно раздели меня и обнаружили, что я вас хочу?
Она сжала губы, чтобы – ради себя самой и ради карт – скрыть лукавую улыбку.
– Как я могла прийти к такому выводу? – Она выдернула карту из колоды и положила ее на стол. Тройка червей. – Такое искусство раздевать обладает одним изъяном. Приходится в значительной степени полагаться на свое воображение. Во всяком случае, в том, что относится к самому интересному.
– Я избавлю вас от необходимости утруждать свое воображение. Он большой. – Замечательно. Он всего пять минут в ее обществе – и вот уже дошел до такого. – И прежде чем вы мне ответите, позвольте заверить вас, что вам придется поверить мне на слово. Я не намерен представлять доказательство на спор или ради чего-то еще.
Улыбка внезапно появилась на ее лице, резко, как будто он своими словами заставил ее появиться.
– Я не подвергаю сомнению ваше утверждение. Все мужчины такие хвастунишки, не так ли? У каждого мужчины, с которым спит проститутка, он таких размеров, каких она в жизни не видела. – Бубновая двойка заняла свое место рядом с тройкой червей. – Как бы то ни было на самом деле, я не буду спорить на это. Я просто провоцировала вас – уж больно вы правильный и важный. В будущем постараюсь сдерживаться.
– Да. Будьте так любезны.
Улыбаясь еще лучезарнее, она выложила к первым двум картам туза пик, заняла свое место на противоположной стороне стола и отодвинула колоду.
– Итак, каковы ставки, Блэкшир? – Она с деловым видом принялась стягивать с правой руки перчатку.
Внутри у него что-то перевернулось, когда он услышал, как она произносит его имя без вежливого «мистер». Он отвел взгляд, чтобы не видеть, как из перчатки высвобождается алебастрово-белая кожа.
– Вопрос. – Да, так ему удастся вывести ее из равновесия. – Если я выиграю, я задам вам вопрос, и вы будете обязаны ответить. Если выиграете вы, сможете задать вопрос мне.
Она сняла перчатку и бросила ее на колени.
– Я ведь могу и солгать.
– Мне это отлично известно.
Она принялась за другую перчатку.
– А вы даже не знаете, какую игру я предлагаю.
– Более того, я знаю, что вы без колебаний смошенничаете. – Он пожал плечами. – Давайте играть.
– Это даже трудно назвать азартной игрой. Но вы сами увидите. – Перчатка соскользнула с ее руки и тоже упала на колени. Изящными пальчиками она собрала карты – туза, двойку и тройку, взяла их так, чтобы он их не видел, и принялась что-то делать с ними. Затем она опять разложила перед ним карты, картинкой вниз. – Скажите мне, где туз, и можете задавать свой вопрос.
– Его тут нет. Вы подменили карты, пока я не видел.
Она вдруг засияла, улыбка получилась счастливой, как будто ее обрадовала какая-то неожиданная весть.
– Нет. Но мне нравится ваш образ мысли, поэтому я дам вам еще один шанс. Еще одна попытка.
– Надеюсь, вы понимаете, что я не стал бы играть в такую игру на деньги, как я не играю в рулетку. – И все же он постучал указательным пальцем по средней карте.
Она вытянула руку, но перевернула не его карту, а ту, что лежала слева. Двойка бубен.
– Итак, мистер Блэкшир. – В ее глазах ярко отражался свет свечей. – Если бы я предложила вам изменить выбор, вы бы согласились?
– Уилл, – сами по себе произнесли его губы. Он нахмурился и прокашлялся. – Так меня зовут. Я даю вам разрешение обращаться ко мне по имени. – Выражение на его лице смягчилось. – И я не считаю нужным менять свой выбор, благодарю вас. Остаюсь на средней карте.
– Тогда вы понимаете теорию вероятности не так хорошо, как вам кажется. – По всей видимости, его предложение обращаться к нему по имени не произвело на нее впечатления.
– Что, по-вашему, я не понимаю? – До чего же она наглая! – Осталось две карты. Шанс оказаться тузом есть у каждой. Кроме того, я полагаюсь на свою интуицию и остаюсь при первоначальном выборе.
– О Боже, только не говорите, что вы в азартных играх полагаетесь на интуицию. – Она произнесла это с таким видом, будто он только что признался, что пользуется подсказками гадалки-цыганки. Она положила руки на стол и подалась вперед – ну прямо-таки олицетворение деловитости. – Ваши подсчеты вероятности неверны. В первом случае вероятность была один к трем, а сейчас – два к трем. Вы глупец, если не меняете выбор.
Он сошел с ума?
– Есть две карты. Одна из них туз. Как вы подсчитываете шансы, если у вас получается, что они не равны?
– Дело в том, что сначала было три карты. Вероятность была один шанс из трех. То, что мы увидели одну из карт, ничего не изменило. – Она еще ниже наклонилась над столом. – Думайте, Блэкшир. – Он видел ее возбужденный взгляд, вырез ее платья. Она буквально звенела от напряжения, всем сердцем желая, чтобы он понял ее. – Вы говорили, что не стали бы рисковать своими деньгами в таком пари. Это объясняется только тем, что вы не любите вероятность.
– Вообще-то нет.
– Другими словами, при вероятности один к трем вы знали, что ваш выбор, вероятнее всего, окажется неправильным. – Объясняя ему свою теорию, она разгорячилась, и он в буквальном смысле ощущал ее пыл, как будто кто-то приложил к его лицу теплые ладони. – Теория вероятности подсказывала вам, что туз скорее всего окажется одной из тех двух карт, что вы не выбрали. Вы ведь не будете спорить?
Ну нет. Не будет. В ее словах появилась определенная логика.
– Тогда забудьте обо всем остальном и помните только о том, что ваш первый выбор был ошибочным. Тогда почему, ради всего святого, вы отказываетесь сделать другой выбор, если вам дается шанс? – Было ясно, что ею движет страсть, и он был готов поставить все свои тысячу сто шестьдесят фунтов на то, что ни один любовник никогда не вызывал в ней такую же бурю эмоций, как комбинации карт и теория вероятности.
Что касается ее вопроса, то у него не было подходящего ответа. Или нет, был. Он поставил один локоть на стол, подпер ладонью подбородок и свободной рукой перевернул среднюю карту.
Туз пик. Он перевел взгляд с карты на нее и позволил себе слегка изогнуть бровь.
О, он разворошил осиное гнездо. Она гневно смотрела на него, на ее скулах играли желваки, губы были плотно сжаты, грудь учащенно вздымалась.
Тут нет никаких сомнений – домой он вернется такой же искалеченный, как нога Джека Фуллера. Чем еще можно объяснить ту легкость, что заполнила его сердце в ожидании града оскорблений от женщины, которая может быть любой, только не милой и терпеливой? Она лишена тех качеств, которые напоминают мужчине о лучших сторонах его самого и мира. Она не способна произвести на свет детей, которые стали бы для него якорем в жизни.
Только к черту детей. К черту мир. К черту его самого и все хорошее, что сохранилось в нем. Все эти вещи должны оставаться там, по ту сторону плотно закрытой двери. Сейчас его мир – это она сама и ее пылкое внимание; это та самая жизнь, в которой он нуждается.
Господи, он безнадежен. Либо он действительно ничего не понял, либо он надеется на своевольную фортуну больше, чем на правду, которой она согласилась с ним поделиться.
Лидия положила на стол раскрытые ладони, как можно шире развела пальцы и сделала глубокий вдох и выдох, чтобы успокоиться.
– Да, один раз из трех ваш выбор окажется правильным. – Как и следовало ожидать, вздох привлек его внимание к ее поднявшейся и опустившейся груди. Там его взгляд и задержался. – Это именно то, что означает шанс один к трем. Со временем вы научитесь менять выбор. И, прошу вас, окажите любезность, смотрите мне в лицо, когда я с вами говорю. Можете разглядывать мою грудь, когда мы молчим, если, конечно, грудь для вас такое новшество, что требует столь пристального изучения.
Он поднял глаза, на его лице расплылась восторженная улыбка.
– А с Квадратной Челюстью вы тоже говорите в такой же манере?
– С кем? – Хотя и так ясно, кого он имеет в виду.
– С вашим сутенером, с обладателем квадратного подбородка. Скажите, ему вы тоже указываете, на какие части вашего тела ему можно смотреть, а на какие нельзя? Если да, то складывается чрезвычайно приятная для моего взора картина.
Зря она ему потворствовала своим кокетством. Надо его осадить.
– Его зовут, позвольте напомнить вам, мистер Роанок. Мои взаимоотношения с ним вас не касаются. Вы обяжете меня, если сосредоточитесь на нашем уроке.
– На уроке, да. – Нахмурившись, он посмотрел на карты так, будто видел их впервые. – Как я понимаю, я выиграл, мисс Слотер. Вы готовы ответить на вопрос?
– Да. Задавайте.
Она подтянула руки к себе и большими пальцам ухватилась за край стола. Он вспомнил. «Вы на три года опоздали вести дела с моим сердцем», – сказала она тогда. Или что-то такое же легкомысленное. И он поймал это на лету, положил в карман и с тех пор хранил.
Уилл наблюдал за ней, выжидая. Он знал, что ничего не прочтет по ее лицу. Что ему придется принять те ответы, что она даст.
Лидия отвела взгляд. Подушечкой одного из пальцев она вдруг нащупала вмятину на столе. Черное пятно, оставшееся от сигары, которую уронил какой-нибудь болван. Наверное, был пьян и не заметил этого, а сигара прожгла достаточно большую дырку, размером с верхнюю фалангу ее мизинца.
– В тот год многое пошло не так, а завершилось утратой родителей.
– Сразу обоих?
Это был уже второй вопрос. Она же согласилась на один, но могла ответить на него и при этом многое утаить.
Она кивнула.
– Они путешествовали. Это был несчастный случай. – Хотя правда была неполной, ей все равно показалось, будто какое-то чудовище отодрало от нее кусок плоти.
– Сожалею. – Она не хотела, чтобы он ей сочувствовал. – Я тоже потерял обоих родителей. Не одновременно, но удар был страшный. Я знаю.
«Разве? Они у тебя тоже не вынесли позора, который ты навлек на свою семью? Ты потерял их после того, как растерял все остальное?» Если он осмелится продолжать в том же духе, она может не удержаться и ляпнуть что-нибудь неуместное.
Но он не осмелился. Он взял три карты и перемешал их.
– Полагаю, вы хотели бы повторить упражнение раз двадцать – тридцать, чтобы доказать вашу теорию вероятности?
– Да. – Она перестала изучать прожженное место и разжала пальцы. – Да, именно этого я и хотела бы.
Многочисленные повторения доказали ее правоту. Естественно. Тридцать шесть раз они делали упражнение, и двадцать два раза Уилл выбирал неверную карту. Все выглядело чрезвычайно просто. Карта, которую она открывала ему, никогда не оказывалась тузом. Туз был либо той картой, которую он выбирал, либо той, которая оставалась закрытой. Ergo [5]5
Следовательно (лат.).
[Закрыть], все сводилось к тому, правильно ли он выбрал карту с самого начала. Но при шансах один к трем чаще всего он выбирал неправильно.
– Ну, теперь вы видите? – Она изменилась за последние полчаса, или сколько там прошло с тех пор, как они начали урок? К целеустремленности и настойчивости прибавилось что-то еще. Какое-то робкое желание он бы назвал это потребностью – поделиться с ним тем, что было важно для нее. Убедиться в том, что он понял все и правильно и по достоинству оценил ее достижения.
Не он ли повлиял на эту перемену? Не получилось ли так, что своим вопросом он нашел слабое место в ее обороне и пробил брешь?
Позже у него будет время подумать над этим.
– Вы убедили меня. – Он закрыл записную книжку, в которую записывал свои правильные и неправильные догадки, и сунул ее в карман. – Вернее, результаты убедили меня. Я усвоил главный принцип, хотя вначале моя интуиция взбунтовалась против него.
– На интуицию нельзя полагаться. – Она собрала три карты и засунула их в колоду. – Если вы перестанете советоваться с нею и доверитесь только тому, что знаете о вероятности и шансах, у вас появится преимущество над теми, против кого вы играете. Надеюсь, мой сегодняшний урок немало сделал для того, чтобы убедить вас.
– Значит, мы закончили? – Его голос прозвучал глухо, хотя он и пытался придать ему беспечные интонации. До этого момента Уилл не осознавал, насколько плохо он подготовлен к тому, чтобы покинуть мир, в котором ценность человека зависит исключительно от умения управлять вероятностью.
То, что голос выдал его, стало ясно по ответу Лидии. Ее губы дрогнули, взгляд заметался по его лицу. Как будто на нем по пунктам были перечислены эмоции.
– Думаю, нам нужно заканчивать, – наконец проговорила она и передвинула к нему колоду. – Полагаю, стоит возвращаться в общество по отдельности, с перерывом в пять минут, причем заходить в разные комнаты. Вы уйдете первым, я пойду за вами в бальный зал. Вы можете выбрать любое другое помещение.
– Очень хорошо. – Он положил карты в карман и встал. – Я могу рассчитывать на еще один такой же полуночный урок?
Она кивнула, но промолчала.
Уилл отодвинул стул. Она не подняла головы, лишь сурово свела брови и крепче сжала пальцы. Вспоминая и сожалея о той фамильярности, которую она позволила ему, латая брешь в своей броне. Подсчитывая дюймы того расстояния, которое она уступила ему, и желая вернуться на прежнюю позицию.
