Текст книги "В сетях любви"
Автор книги: Сесилия Грант
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
Глава 9
Уиллу идея совсем не понравилась. И ей на это указала глубокая складка, залегшая между его бровями.
Может, немного пококетничать с ним, и он смягчится? Может, стоило надеть фиолетовое платье? Что уж теперь гадать. Она наклонилась вперед.
– Ни вы, ни я не играем ради развлечения. От вас зависят другие люди, как вы сказали, а я завишу от самой себя. Мне нужно выиграть определенную сумму, причем быстро.
– Мне тоже. – Он одну за другой переворачивал карты, однако хмуриться не переставал. – У вас проблемы? – спросил он, поднимая голову.
– Такие же, как у любой дамы, которая зависит от мужских прихотей. Я бы хотела освободиться от такой зависимости и подсчитала, что для этого мне хватит двух тысяч фунтов.
– Разве мистер Роанок не содержит вас? – Он адресовал этот вопрос картам. – Я думал, что таков обычай, что все само собой разумеется. Я полагал, что вы с самого начала заключили нечто вроде соглашения.
– Обычно все так и происходит. – Она прокашлялась. – Но вы, как я полагаю, слышали, что я работала в доме терпимости, когда мистер Роанок решил взять меня к себе. В то время я не имела представления о договоренностях или переговорах.
– Однако он должен был вас предупредить о существующих правилах. – Его губы на мгновение сжались.
– Он щедро заплатил за меня миссис Пэрриш и, насколько мне известно, может установить мне содержание. Но из-за отсутствия контракта я не могу на это рассчитывать. – Она села прямо. Он уводит ее в сторону. Если он и дальше будет задавать вопросы о ее прошлом, она может потерять бдительность и проговориться. – В настоящий момент у меня есть четыреста десять фунтов. Следовательно, мне нужно еще тысяча пятьсот девяносто. Так как здесь я играть больше не могу, игорные дома остаются единственным шансом.
Он зажал между большим и указательным пальцами семерку пик и принялся крутить ее за уголки по столу.
– Мне нужно чуть больше, чем вам. Три тысячи, причем к концу следующего месяца. Сейчас у меня есть четыреста, которые я выиграл здесь, и еще восемьсот, оставшиеся от продажи звания. Часть этих денег уйдет на жилье и на жизнь до тех пор, пока я не заработаю эти три тысячи. – Его взгляд переместился с карты на ее лицо. – Игорные дома не значились в моем плане.
– Я знаю, что вы боитесь потерять деньги. – Она слегка наклонила голову набок. – Но как только вы научитесь вести счет десяток и делать ставки в соответствии с подсчетами, вы станете выигрывать в клубах больше, чем в «Бошане», потому что там другие правила. Даю слово.
По его лицу пробежала тень. Совершенно ясно, что ее обещания мало чего стоят.
«Заговори о чем-то другом. Усыпи его бдительность».
– А какие у вас планы на эти три тысячи? Полагаю, это нечто более существенное, чем пять процентов?
Он еще несколько раз повернул семерку пик. Было очевидно, что он не привык обсуждать подобные вопросы с малознакомым человеком и тем более с женщиной. Однако было и еще что-то, что удерживало его от ответа. Вероятно, тема была слишком деликатной.
– У меня есть один знакомый, который импортирует древесину, – наконец проговорил он. Карта продолжала крутиться. – Он хотел бы добавить еще одно судно, и для этого ему нужен капитал. Я буду совладельцем с хорошей долей дохода.
– И сможете содержать и себя, и тех, кто от вас зависим.
– Именно так. – Карта завертелась быстрее. Его взгляд неотрывно следил за этим процессом.
– Это дама?
Господи, какое ей дело?
– Прощу прощения? – Карта остановилась, зажатая между двумя пальцами. Он поднял взгляд.
– Я не… я только подумала… – Лидия совсем не привыкла краснеть. Она вдруг засмущалась, отвернулась и посмотрела влево, на горящие свечи. – В тот день, когда вы ездили в Кэмден-Таун… на вас была дорогая одежда, и я… – «Что я творю?» – Так одеваются, когда отправляются с визитом к даме.
– Так и было. К даме. – Короткие, напряженные ответы, как будто он сомневается, что его голос не дрогнет, когда он будет произносить более длинные фразы.
– Я только поинтересовалась. Меня это не касается. – Свечи стояли слишком близко, их огонь обжигал лицо, а дымок пощипывал глаза. Не хватало еще, чтобы он решил, будто она плачет от мысли, что у него есть другая. – Надеюсь, вы обдумаете мой план или хотя бы поможете мне выяснить, в какой клуб пускают дам и где именно применяются правила, о которых я говорила. Вы, случайно, не знаете, который час? – Они уже слишком долго сидят здесь.
Он порылся в кармане, достал часы и открыл их. Она быстро, чтобы он не заметил, вытерла выступившие на глаза слезы.
– Четверть первого. Мы могли бы на этом закончить урок. Мне нужно время, чтобы попрактиковаться. – Не закрывая часы, он оглядел ее, и ей показалось, что он хочет что-то добавить. Вдруг он улыбнулся. – Много практиковаться, чтобы в этих заведениях я мог играть с вами наравне.
Он согласился. Облегчение лишило ее благоразумия. А может, она расслабилась под действием его улыбки.
– Вам надо поскорее набираться опыта. Отрабатывать мастерство, пока оно не ушло. – Она на мгновение замолчала. Слова крутились у нее на языке – так обычно с руки на руку перебрасывают горячую картофелину, чтобы не обжечься, и едва не роняют. – Вы могли бы приезжать ко мне. После трех часов я до вечера всегда свободна. Все равно большую часть этого времени я трачу на то же самое.
Она наклонила голову и принялась собирать карты поэтому не могла видеть, какое впечатление произвело на него это предложение.
– Сожалею. – Он со щелчком закрыл часы – Учитывая обстоятельства, это было бы крайне неблагоразумно.
Он прав. И это самое обидное. Она не хуже его знает как плохо все может закончиться, если Эдвард вдруг узнает о визитах другого мужчины. А отягощать Джейн подобным секретом было бы нечестно.
– Как считаете нужным. – Она подвинула колоду в центр стола, взяла перчатки и довольно долго, не поднимая глаз, сосредоточенно надевала их.
Под ним скрипнул стул, когда Уилл отодвинулся от стола. Краем глаза она увидела, как он встал. Возможно, он поклонился. Но она слишком занята перчатками, чтобы увидеть это. Лидия застегнула правую перчатку и пошевелила пальцами. Он положил в карман колоду и пошел прочь. Один, два, три, четыре приглушенных шага до двери. Все.
– Лидия. – Его голос подействовал на нее так же, как если бы он взял ее за подбородок и заставил повернуть голову. – Проклятие. Неужели я должен говорить об этом вслух?
– Не знаю. Не знаю, что вы имеете в виду. – Пульс сильно забился возле горла.
Уилл громко вздохнул. Он стоял к ней боком, держась за ручку.
– Я хочу – очень сильно – затащить вас в постель.
– Вы же говорили, что не станете. – В ее голосе звучала паника. Как у барышни, которая проснулась и обнаружила, что кровать охвачена огнем.
– И не стану. Для этого есть больше причин, чем просто мистер Роанок. – Он повернул ручку. – Мы флиртуем с вами ради забавы и можем продолжать в том же духе. Вам нечего опасаться, что я… – Он замолчал, оставляя ей гадать, чего же ей не надо опасаться. – Но не заблуждайтесь на мой счет. Я хочу вас. Я хочу вас с того вечера, когда вы жульническим образом забрали у меня деньги.
Он говорил все тише и тише, и к концу его голос напоминал шелест. Его глаза потемнели и приобрели цвет темного шоколада.
– Если бы я оказался у вас в доме, рядом с вашей кроватью, я, боюсь, позабыл бы и о ваших интересах, и о своих собственных. – Наступило напряженное молчание. Затем он склонил голову в коротком поклоне и, не дожидаясь от нее ответа, вышел.
Вот и хорошо. Он бы все равно его не дождался: комок в горле мешал ей говорить, а неразбериха в голове – придумать ответ.
– Вы так и не собираетесь его надевать? – Джейн стояла у гардероба и держала перед собой фиолетовое платье. Двумя пальцами взяв тончайшую, как папиросная бумага, ткань, она растянула юбку. – Оно висит здесь уже полторы недели, и, клянусь, мистер Роанок еще ни разу не видел его.
– Я приберегаю его для особого случая. – Лидия карандашом заправила за ухо выбившийся локон. – А мистеру Роаноку нравится то платье, что сейчас на мне.
Девушка в задумчивости уставилась на платье.
– Это легкая шелковая тафта? Черная?
– Не знаю. Какой-то вид шелкового трикотажа. А разве он черный? Я думала, это просто темно-фиолетовый. – У нее затупился карандаш. Она уже дважды затачивала его, и вот опять надо браться за перочинный ножик.
Серьезный игрок в двадцать одно сталкивается с тремя важными проблемами. Первая: как сыграть хенд. Вторая: какую ставку сделать на данном хенде. Третья: как управлять ставками длительное время. Потому что правильная стратегия основывается на власти вероятности и чем дольше игрок позволяет работать этой самой вероятности, тем быстрее эта вероятность заканчивается «Я очень хочу затащить вас в постель».
Она зажмурилась. Нет. Открыла глаза. Устремила взгляд на листок с цифрами, буквами, скобками и квадратными корнями – все эти значки так и не сложились в формулу идеальной стратегии. Ее пальцы непроизвольно стиснули карандаш.
Какая-то нелепость! Она же не робкая девственница!
И мистер Блэкшир с самого начала довольно прозрачно намекал на то, что он не против переспать с ней. Как-никак он мужчина. Мужчины любят развлечься, когда подворачивается такая возможность. Тогда почему его слова – просто честная констатация факта – так подействовали на нее, буквально перевернули всю душу?
Тихое покашливание горничной отвлекло Лидию от мыслей. Горничная стояла у гардероба, и руки ее были сложены на груди.
– И сколько еще вы будете сидеть и ждать его? Время-то позднее.
Она резко повернулась и посмотрела на часы на туалетном столике. Было начало первого. А Эдвард говорил, что заедет в десять. Она отложила карандаш и встала.
– Мне надо еще поработать. Но я могу делать это в ночной сорочке. Полагаю, у мистера Роанока изменились планы.
Такое случалось время от времени. Из-за того, что Эдвард, вероятно, нашел более интересный способ провести вечер, Джейн придется уничтожать свое творение: раздевать хозяйку и распускать ее волосы, которые она уложила в стильную, элегантную прическу.
Бедняжка загрустила. «Приличные мужчины так себя не ведут, – хотела бы она сказать. – Мужчина, который по-настоящему уважает вас, сдержал бы обещание». Но разве она может произнести такое? Артур по-настоящему уважал ее, однако его обещания проваливались, как гнилые половицы, под весом родительского неодобрения.
Уж больно много мужчин рвались переступить порог этой маленькой комнатки. Эдвард. Артур. Мистер Блэкшир со своими дерзкими заявлениями.
– Джейн, ты знакома с системой удваивания ставки при проигрыше? – Она пересела к туалетному столику. Хватит думать о посторонних вещах, надо заняться делом.
– Думаю, нет. Я всегда играла на маленькой. – Джейн вынула шпильки, придерживающие жемчужный венец, которым она несколько часов назад украсила прическу своей хозяйки.
– Принцип прост: каждый раз, когда ты проигрываешь, ты удваиваешь следующую ставку. – Ей стало лучше, она почувствовала себя в своей тарелке. – Скажем так: ты ставишь пенс и проигрываешь его. Дальше ты ставишь два пенса. Если выиграешь, ты вернешь себе пенс, который проиграла, и получишь прибыль в один пенс.
Девушка кивнула и принялась раскладывать жемчужный венед на лакированном подносе.
– Конечно, ты опять можешь проиграть, и твой проигрыш составит три пенса. Но если ты на следующий хенд поставишь четыре пенса и выиграешь, то вернешь себе те три и получишь прибыль в один пенс. – Она прикрыла глаза, пока Джейн вынимала шпильки из волос. – Принцип и результат не меняются, сколько бы раз ты ни удваивала свою ставку. Рано или поздно ты все равно выиграешь, вернешь проигранные пенсы и получишь прибыль в один. Однако в этой системе есть несколько очевидных изъянов. – Она открыла глаза и обратилась к отражению Джейн. – Ты их разглядела?
– Только такой: придется слишком долго мучиться, чтобы получить прибыль в один пенс. – Джейн бросила шпильки в фарфоровую чашу и взяла щетку.
– А начальная ставка не обязательно должна быть в один пенс. Это может быть и десять фунтов, и пятьдесят, и сто. В теории эта система компенсирует все потери и добавляет к этому одну ставку независимо от того, какая она. – В голове промелькнула предательская мысль: «Мистеру Блэкширу все эти объяснения не понадобились бы».
А потом еще более дурная: «Он, возможно, с удовольствием обсудил бы эту теорию. Обнаженный, лежа в кровати».
Во всем виноват Эдвард. Оставил ее одну, вот ее воображение от безделья и обратилось к другому мужчине.
Главный изъян этой системы в том, что она зависит от неограниченного количества ставок. – Она подняла руки, чтобы Джейн могла расшнуровать платье. – Длинная череда проигрышей маловероятна, но не невозможна. Если ты придешь в игорный дом с тысячей фунтов и начнешь со ставки в один фунт, за девять последовательных проигрышей можно лишиться немалой суммы. Ты потеряешь пятьсот одиннадцать фунтов, и у тебя останется только четыреста восемьдесят девять, так что возможности сделать следующую ставку в пятьсот двенадцать фунтов, как того требуют правила, у тебя не будет.
– В жизни не видела, чтобы дама так запросто считала, как вы. Соблаговолите встать.
Шелк цвета индиго – или темно-синий, как некоторые его называют – на несколько мгновений отгородил ее лицо от мира и заставил приостановить лекцию. За платьем последовали две нижние юбки. Наконец она увидела свое отражение в корсете и нижней сорочке и снова заговорила:
– Для меня же самый большой недостаток состоит в том, что система предполагает одну и ту же вероятность на каждом кону. В двадцать одно хитрый игрок опирается на переменную вероятность, которая меняется от ставки к ставке. Когда расклад в колоде благоприятный, он ставит по-крупному, когда нет – делает маленькие ставки. Кому же захочется удваивать ставки в неблагоприятной ситуации.
– Ясно. – Понимала Джейн или нет, но она давно научилась произносить это слово в нужные моменты. – Я не сомневаюсь, что вы придумаете что-то получше. – Она перекинула волосы Лидии на грудь, чтобы расшнуровать корсет.
– Если придумаю, то обязательно научу тебя. – Лидия наклонила голову вперед. – Ты обдерешь своих друзей как липку.
Не поднимая головы, она сквозь висящие пряди волос посмотрела на свое отражение. Такой бы увидел ее мужчина, если бы пожелал самостоятельно раздеть ее, прежде чем тащить в кровать.
Ее вдруг охватило нетерпение, и она отвела взгляд от зеркала. «В постель». А почему именно в постель? Как будто они не могли воспользоваться ковром с поблекшим рисунком в той комнате наверху. Ему достаточно было перегнуться через ломберный стол и задрать ей юбку или привалить ее к двери.
Нет. Такая поза не доставила бы ей удовольствия. Ему пришлось бы пригнуться – так делают все высокие мужчины, если им хочется овладеть женщиной стоя. Она могла бы помочь ему, приподняться, обхватив его талию ногами. Только ничего приятного в этой позе нет. Нельзя расслабиться. Они просто быстро, жестко, без малейшей нежности удовлетворили бы свое желание.
Хотя нет. У него есть причины, чтобы этого не делать. Он так сказал.
Она взяла флакон с духами, и пламя свечи ярким всполохом отразилось в одной из граней. Даме ничего не стоит догадаться, что это за причины. Ему пообещали где-то еще, во всяком случае, там ему делают авансы, и он, не желая порочить эту связь, не спешит утолить голод где-то на стороне.
Это в его пользу. Мужчина, который умеет управлять своими порывами, вероятнее всего, сможет сохранить хладнокровие за игорным столом. А это очень важно. Потому что там слишком много отвлекающих моментов.
Она поставила флакон на стол. Они заключили сделку. Она научит его вести счет и одновременно играть, а он разыщет для нее подходящее заведение и, когда наступит пора, найдет агента. Вот и все.
– Думаю, нужно просчитать вероятность для колоды, расклад которой известен, против колоды, расклад которой неизвестен, – сказала она, глядя на Джейн.
Утро воскресенья. Зря он не остался в кровати.
На выложенной из темного кирпича колокольне церкви Сент-Джеймс забили часы, когда Уилл проходил мимо. Горожане в праздничных одеждах шли в противоположном от него направлении, поэтому ему приходилось продираться сквозь толпу, как рыбе, которая отважно преодолевает пороги, поднимаясь вверх по течению, чтобы добраться до дома.
После своего возвращения в Англию он ни разу не был в этой церкви. Не заходил он и в часовню Святого Георгия на Ганновер-сквер, хотя Эндрю и сестры постоянно зовут его туда. Трудно понять, как себя вести тому, кто выбросил свою бессмертную душу.
Спасаясь от холодного ветра, он плотнее запахнул пальто и опустил руки в карманы. Не ему судить. Солдатам всего мира пришлось бы несладко, если бы лишение жизни приводило к всеобщему осуждению. Они и так по воскресеньям заполоняют все церкви, чтобы посмотреть на все более оптимистично. У него же ситуация совсем иная, так что ему с ними не по пути.
Ветер поднял кончик его кашне; он ухватил его и упрятал за борт пальто. Вечное проклятие. Веселенькая тема для утренних размышлений на прогулке. Зато не дает задуматься над словами, которые он сказал мисс Слотер. Лидии. Он помотал головой, как будто хотел вытрясти воспоминания. Что, ради всего святого, заставило его произнести их?
Хотя он рано или поздно все равно сказал бы что-нибудь в этом роде, а она еще раньше догадалась бы обо всем. Он плохо скрывал свои эмоции. Ну и хорошо, зато так все карты раскрыты. И он не будет ни о чем задумываться. Обратно слова не заберешь.
Он шел на юго-восток по улицам Сити, пока не добрался до Лондонского моста, с которого открывался вид на Пул. В последнее время он не раз приходил сюда, чтобы посмотреть на суда и проверить все то, что он узнал от Фуллера и прочитал. Ближайшее к нему судно, которое стояло на якоре, было двухмачтовым бригом, не очень большим, чтобы отправляться в открытое море. Вероятно, оно занято в каботажной торговле. Перевозит уголь, возможно, шерсть – то, что производят на севере и доставляют сюда для нужд Лондона. Если задуматься, начинаешь удивляться тому, как все это работает.
Он оперся на каменный парапет моста и посмотрел вниз, на пахнущую солью и подернутую рябью воду. Наверное, это здорово – найти свое место в этом мире. Конечно, первым делом нужно гарантировать доход, который позволит миссис Толбот стать независимой. Который избавит ее от общения с недружелюбными родственниками, а его обещания снова сделает полновесным.
Кроме получения дохода, на который он сможет вполне достойно существовать, он еще получит и определенное удовлетворение от осознания того, что и он внес хоть и маленькую, но лепту в эту отрасль экономики – в честную торговлю. Когда-нибудь люди будут жить в домах из леса, который доставят на его собственном судне, пересекшем океан.
Его воспитывали, конечно, не для этого, и Эндрю, возможно, побелеет, когда узнает, что один из братьев Блэкшир занялся торговлей. Но старшему сыну от градации званий и титулов пользы больше, чем младшему, тем более если младший стоял плечом к плечу с сыновьями мясника в боевом порядке в два эшелона на поле битвы.
Он развернулся, оперся на парапет спиной и посмотрел вправо, где высились различные здания. Сити. Сент-Джеймс. Где-то там – отсюда не видно – Кларендон-сквер. Все его надежды на будущее в большой степени зависят от его сотрудничества с мисс Слотер. Однако надо помнить обо всем том, что можно потерять, если он проявит небрежность по отношению к ней. Сейчас больше, чем когда-либо, надо быть осмотрительным. Теперь, когда он признался ей в своих чувствах, они смогут отложить этот вопрос и всю свою энергию направить на понимание тонкостей игры в двадцать одно.
Глава 10
Однако существовало немало способов погубить их сделку, и два вечера спустя она едва не вынудила его сделать это.
– Неужели вы не видите, что три восьмых больше, чем пять четырнадцатых? Неужели не понятно? – С возмущением произнося эти слова, она расхаживала взад-вперед по комнате, но, договорив, резко остановилась, уперла руки в бока и обратила весь свой гнев на него.
– Ради Бога, Лидия, у меня мозги работают по-другому. И у других людей тоже. – Он сидел, опершись локтями на стол, и сжимал ладонями виски.
Она сделала несколько шагов и вернулась обратно.
– Если бы вы запомнили картинку…
– Я не могу запомнить картинку.
– Я имею в виду простую. Два прямоугольника рядом, одинаковые по высоте. Разделите один семью горизонтальными линиями, а другой – тринадцатью. Тогда бы вы обязательно увидели…
Он рассмеялся. Не смог удержаться.
– Господи. Для вас это действительно так просто, да? И вы действительно не понимаете, что другие так не могут?
Она шагнула к нему, опустила руки и сжала кулаки.
– Это не шутка, знаете ли. Вы пришли сюда не развлекаться. – Она сейчас напоминала юную барышню, разозлившуюся на старших за то, что ее не воспринимают всерьез. Интересно, у нее есть братья или сестры. Опять он отвлекся. – Я потратила бессчетное количество часов и извела несколько карандашей и пачку бумаги, чтобы разработать систему, по которой вы могли бы определять степень своего преимущества и, следовательно, решать, какую ставку делать. Теперь я вижу, что мое время и усилия были потрачены впустую, раз уж вы так ничего и не поняли.
– Возможно, ваше время и усилия действительно были потрачены впустую. – Он положил одну руку на стол и забарабанил пальцами, тем самым давая выход бурлившему в нем раздражению. – Однако позволю заявить, что виной всему не мое тугодумие, а, скорее, стремление придумать систему ставок, которая позволит обычному человеку понять, что три восьмых больше пяти четырнадцатых.
Она уставилась на него, разгневанная и одновременно ошеломленная, как ястреб, который обнаружил соперника на своей охотничьей территории.
– Вам придется переводить все это в десятичные дроби, – вдруг сказала она, неожиданно преисполнившись решимости. – Три восьмых – это тридцать восемь сотых, а пять четырнадцатых – это тридцать шесть сотых.
О Боже. Он вскочил и оперся руками о стол.
– Лидия, я так не смогу.
– Сможете, если попрактикуетесь. – Его слова, видимо, лишь упрочили ее решимость. Она быстро села напротив него. – В школе вас наверняка научили делить в столбик. Просто округлите получившееся число до двух знаков после запятой. – Она села. – Вероятно, сначала, чтобы набить руку, вам понадобится карандаш и бумага, но если вы будете тренироваться каждый день, то…
– Нет. – В это короткое слово он вложил все свое спокойствие и благоразумие. – Сожалею, но должен признать, что это пустая трата моего времени. – Еще больше спокойствия и благоразумия, убрать с лица хмурое выражение, смягчить линию плотно сжатого рта. – Шанс, что я достигну такого мастерства в подобных подсчетах во время игры в двадцать одно слишком мал. – Блэкшир выпрямился. Он засиделся, и теперь ему захотелось постоять.
Она повернулась к свечам, как будто они внимательнее его слушали ее мудрые советы.
– Ясно. – Пламя на одной свечке дернулось от ее дыхания. – Вы даже не хотите попробовать. И это, если вам интересно, уменьшает ваши шансы на успех с небольших до мизерных.
Уилл отступил к стене, привалился к ней и сложил руки на груди. Он тщательно подбирает слова, только зачем? Он не обязан это делать.
– Мисс Слотер, я изо всех сил стараюсь оставаться корректным и щадить ваши чувства.
– Я не нуждаюсь в том, чтобы вы щадили мои чувства. – Слова «порыв» и «удача» не вызывали у нее такого дикого отвращения, как слово «чувства». – Я никогда не просила вас хоть немного учитывать мои чувства. – Она относилась к этому слову как к дохлой крысе, которую вдруг обнаружила в кладовой. – Я просила вас об одном: чтобы вы воспринимали игру серьезно и приложили хотя бы толику тех усилий, что приложила я, к достижению преимущества в игре. Я очень сожалею, что вы считаете себя неспособным на это.
Все в ней – напряженная поза, холодный взгляд, плотно сжатые под столом руки – свидетельствовало о решительном неприятии любого сочувствия или радушия с его стороны.
Он медленно, устало вздохнул и посмотрел на потолок. Тут некого винить, кроме него самого. И вдруг он сообразил, чем объясняется ее раздражение.
Он оттолкнулся от стены, обошел стол и наклонился так, чтобы их глаза были на одном уровне.
Она посмотрела на него сквозь язычки пламени. Ее губы сжались в тонкую линию, однако она не отвернулась.
– Скажите мне правда – На этом расстоянии – не более двух футов – ему не нужно было с помощью интонаций придавать словам особый вес. Их смысла для этого было достаточно. – Вы злитесь на меня из-за того, что я сказал вам в прошлый раз?
– Вам хочется так думать. – Ее взгляд снова упал на свечи, хотя она продолжала сидеть лицом к нему. – Только вряд ли вы верите в то, что причина моего возмущения – ваши слова. Нет. Так как я женщина, меня выводит из себя неуважение к моим чувствам. – И опять то же ощущение, будто она держит за хвост дохлую крысу, только на этот раз выбросила ее за забор. – Или некоторая обида на кое-какие слова, что вы говорили мне здесь три дня назад.
– Лидия. – Он положил руку в перчатке на стол, четыре пальца на крышку, а большой палец опустил вниз. – Я не считаю вас наивной. Я знаю, вы отлично понимаете, что именно я имею в виду. – Он замолчал и стал ждать.
Лидия не мигая смотрела на свечи, пока глаза не заслезились. Однако губы ее не дрогнули, так что она не плакала. Вероятно, она намеренно наказывала себя за какую-то слабость. Наконец она моргнула раз, другой, третий. Слезы покатились по щекам и гневно заблестели, словно осуждая его. Она не вытерла их и перевела взгляд на него.
– За то я не сержусь. Я выставила бы себя на посмешище, если бы обижалась на такое, ведь подобные вещи говорят многие мужчины.
Рука, лежавшая на столе, потянулась к ладони. Он ждал не такого ответа. Он предпочел бы, чтобы она рассердилась на него, Уилла Блэкшира, за те слова, а не оправдывала его, с сардонической усмешкой объясняя его поведение особенностями мужской психологии. Он слегка склонил голову вправо и осторожно произнес:
– Это не ложь – то, что я вам сказал. Но я всей душой пожелал бы, чтобы это стало ложью, если бы означало утрату той сердечности, что установилась между нами. Я сказал это импульсивно, не заботясь о том, как эти слова воспримет дама, имеющая такой богатый опыт общения с мужчинами. Я не хочу, чтобы вы видели во мне очередного похотливого самца, который желает попользоваться вами.
– Почему для вас так важно, что я о вас думаю? – Ей стало ясно одно: «Вы мне нравитесь, и я хочу, чтобы вы хорошо думали обо мне» нарушило ее душевное равновесие гораздо сильнее, чем примитивное «Я хочу вас».
А ведь она задала великолепный вопрос. Действительно, почему ему так важно, чтобы она была о нем хорошего мнения? Он сжал крышку стола.
– Мы заключили сделку. Мне нужно научиться всему тому, чему вы можете меня научить, и я не вправе своей неуместной искренностью ставить под угрозу наше сотрудничество. – Он подбросит ей еще кое-что. Она рассказала ему, что потеряла родителей, и теперь они будут на равных. – Кстати, вы первый человек, с которым я познакомился по возвращении на континент. Вы первая, кто воспринимает меня таким, какой я стал, и на основании этого строит свое мнение обо мне. – Он ощутил холодок в желудке, но справился с собой и перевел взгляд на незажженную свечу на краю канделябра. Сейчас у меня меньше, чем когда-либо, оснований заслужить доброе отношение дамы.
В комнате воцарилась такая тишина, что она различил ее дыхание. Одному Богу известно, о чем она думает.
– Из-за того, что вас изменила война? – спросила Лидия, прокашлявшись. – Вы это имеете в виду? – Покосившись, он обнаружил, что она увлеченно рассматривает свою перчатку и даже водит пальцем по шву.
– Это трудно объяснить женщине. Вернее, тому, кто не служил. – Он снова уставился на незажженную свечу. – Но я сомневаюсь, что многие вернулись домой прежними.
– Я знаю, что так бывает. – Она принялась с тихим шелестом теребить шелк перчатки. – Мои брат тоже служил. Хотя он не вернулся домой, ни прежним, ни другим.
– Сожалею. – Он выдернул незажженную свечу из подсвечника. – Он ваш единственный брат? – Будь он жив, он дал бы ей приют и остановил бы ее падение, которое и довело ее до нынешней ситуации.
Она кивнула.
– Его звали Генри. – В наступившей тишине он почувствовал, что она решает, рассказывать дальше или нет. – Помните Вальхеренскую экспедицию. Семь лет назад? – Ее рука замерла.
– Естественно. – Печальное событие – эта высадка. Войска вязли в болотах, от болезней погибло больше солдат, чем от пуль. Он поднес фитиль свечи к огоньку. Он там погиб?
– От малярии. – Ее глаза блеснули в свете вновь вспыхнувшего пламени. – Его лишили чести погибнуть в бою.
– От гибели в бою тоже мало чести. Поверьте моему слову. – Не отводя от нее взгляда, он нащупал пустое место в подсвечнике и вставил свечу. – Он тоже был накоротке с числами?
На ее лице отразилось удивление – она не ожидала такого вопроса, а потом ее губы сложились в сияющую улыбку, которая согрела его душу и прогнала прочь сковывающее его напряжение.
– Накоротке – это мягко сказано. У меня, Уилл, есть способности к вычислениям, а вот он был гением. Кроме того, он проявлял глубокий интерес к абстрактным понятиям, а я этот интерес не разделяла. Рядом с ним я всегда чувствовала себя ярмарочной лошадью, которая копытом отбивает ответы на задачки.
– Наверное, он гордился такой сестрой. – В его голове вертелось одновременно множество мыслей, и главной среди них была: «Вот так она светится, вот так звучит ее голос, когда она говорит о любимом человеке».
– Наверное. – Ее улыбка угасла. Он сказал что-то не то. Или, возможно, она просто вспомнила гибель брата.
Желание ободрить ее было непреодолимым, неожиданным, таким же мощным, как та сила, что заставляет человека днями идти по пустыне к миражу, который манит обещанием воды. Числа. Карты. Действовать надо с помощью них.
– Жаль, что у меня нет ни способностей, ни гениальности, так что, думаю, нам придется признать факт, что я никогда не научусь вести счет так же, как вы. – Он оторвался от стола и выпрямился. – Может, всё же существует какой-то способ, чтобы счет вели вы и тайно передавали сведения мне?
Ее глаза слегка расширились, и он увидел – он действительно почти увидел, как за ними происходит напряженная мыслительная работа. Слава Богу. На этот раз он сказал абсолютно правильную вещь. По сути, он ошеломил ее хорошей идеей.
– Да. – Она уже совсем забыла и о войне, и о малярии, и о ярмарочной лошади. – Да, именно так мы и поступим. Я все устрою. Я буду говорить вам, сколько ставить и что делать: покупать или оставаться при своих. Мы разработаем систему кодов. – Она сосредоточенно нахмурилась и устремила взгляд на стол. Четыре секунды спустя она вскинула голову. – Мистер Блэкшир, вы знаете французский?
