Текст книги "В сетях любви"
Автор книги: Сесилия Грант
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
Ему ничего не оставалось, как оставить ее с этими размышлениями. Он поклонился и пошел к двери.
– Мистер Блэкшир, – окликнула она его, когда он взялся за ручку. – Уилл.
Он повернулся. Она смотрела на свои сжатые в кулаки руки, как будто держала в них клочки бумаги с мудростями оракула на них. Ее щеки покрывал яркий румянец.
– Насколько мне известно, вы слышали, как меня зовут. Не знаю, запомнили ли вы.
– Лидия. – Имя слетело с его языка легко, как истина, как ответ на самую сложную загадку вселенной.
Она кивнула. Судя по выражению на ее лице, она бы с радостью забрала свои слова обратно, если бы смогла.
Он поспешил выйти, чтобы не дать ей такой возможности. На пути в столовую он перекатывал ее имя во рту, как коллекционное вино.
Глава 8
Квадратная челюсть. Надо же.
Лидия левой рукой взяла Эдварда за подбородок и подальше откинула его голову. В правой руке у нее была бритва. Отросшая щетина пыталась сопротивляться лезвию, которое двигалось от кадыка к подбородку и по щеке к чистой скуле, но в конце концов уступала. Лидия промыла бритву в воде и тщательно вытерла полотенцем.
Пока она стирала с его лица мыло, он сидел в той же позе: с закрытыми глазами, с откинутой головой, с руками на коленях, спокойный, расслабленный, как… как монарх. Монарх с квадратной челюстью. Лидия снова провела бритвой по его лицу, оставляя за собой полосу чистой кожи.
В зеркале она увидела себя позади него, чопорную и сосредоточенную – ну прямо-таки усердный камердинер. Часто она брила его обнаженной или в каком-нибудь интересном наряде. Сегодня на ней были простая ночная сорочка с высоким воротом и фланелевый халат, подвязанный поясом. Ей надо было подготовиться к уроку, поэтому тратить время на любовные игры она не могла.
– Кстати, – сказал он, когда она ополоснула бритву в миске с водой, – боюсь, мне придется попросить тебя отказаться от той забавы, что ты себе придумала играть моими картами в «Бошане».
– Прошу прощения? – Ее рука замерла над миской.
– Хозяева хотят сохранить имидж своего заведения. – Он так и не открыл глаза. – А когда дама играет с джентльменами, это немного попахивает чем-то низкопробным, во всяком случае, мне так было сказано. Сожалею, дорогая. Я знаю, что это одно из твоих любим развлечений.
«Не называй меня дорогой». Она окунула лезвие в воду. Хотя то, как он ее называет, сейчас не так важно.
Она знала, что долго так продолжаться не может. Ей следовало быть готовой к такому повороту.
– Я и не догадывалась, что кого-то оскорбляю. – Четыреста десять фунтов лежали в ящике стола у окна, однако этой суммы было недостаточно.
– Я тоже, иначе я бы предупредил тебя. Но теперь нам придется вести себя благоразумно.
И в самом деле. Раздался грустный звон – это бритва ударилась о дно миски. Лидия ощутила, как в ней поднимается решимость. Если один путь для нее закрыт, придется искать другой. Она провела лезвием по полотенцу и с наигранной беспечностью спросила:
– А есть заведения, где играют дамы?
– Я бы не назвал их дамами. – Его наполовину обритый кадык дернулся в смешке. – Жалкие создания, и владельцы знают это. Не останавливаются перед тем, чтобы лишить их последнего фартинга, и ради этого разрешают им играть по крупным ставкам.
– Жуткое место, если судить по твоим рассказам. – Она снова провела бритвой по его шее. – Ты имеешь в виду, что там играют только против заведения? Не против друг друга, как в «Бошане»?
– Наверняка. Тип, который сдает карты или крутит колесо, работает на заведение. Проигрыши ему не прощаются.
Значит, шанса заполучить колоду нет, как и нет шанса разложить карты в нужной последовательности. Лидия прополоскала бритву и посмотрела в зеркало, проверяя результат своих трудов.
– Не понимаю, почему кто-то соглашается играть на таких условиях. Например, в таких играх, как двадцать одно, невозможность банковать ставит тебя в невыгодное положение, потому что при ничьей все отходит банкомету.
– Просто правила другие. – Ага. Они подошли к самому главному. – Думаю, есть заведения, где ничья считается как ничья и деньги никому не отходят. А есть заведения, где для банкомета установлены жесткие требования.
– Требования? – Она повторила это слово рассеянно, но ее внимание было заточено так же остро, как бритва.
– Есть заведения, где понтер может остановиться на пятнадцати, а банкомет должен брать карты, пока не наберет семнадцать. И на этих семнадцати он обязан остановиться. К тому же часто бывает, когда первую карту сдают картинкой вверх.
Пока он говорил, она держала бритву в стороне от его лица. Внезапный яркий отблеск дал ей понять, что ее рука дрожит. Она опустила бритву в миску и подавила поднимающуюся в душе бурю.
– То есть банкомет показывает первую карту, – спросила она просто для того, чтобы не молчать.
– И первую карту понтера. Так что сомневаюсь, что тут есть какое-то преимущество.
Глупец, тут есть огромное преимущество. Разве этого мало – увидеть карты! Ведь тогда она будет знать, что осталось в колоде. Даже после перетасовки первая карта банкомета может сказать ей о многом. Например, если это будет туз, она поймет, что у него хорошие перспективы, и сделает соответствующую ставку. И к этому следует добавить чрезвычайно элегантное обязательство банкомета добирать до семнадцати…
Что-то над головой привлекло ее внимание, десятки световых бликов, двигавшихся в том же ритме, что и бритва, которую она ополаскивала в миске. Она замерла, блики остановились и исчезли, как решенные уравнения. Надо бы провести кое-какие расчеты. Уж больно много переменных, чтобы она могла точно определить, как играть каждый хенд, но если взять карандаш и бумагу да еще посвятить этому несколько часов усердной работы, можно…
– Лидия. – Слово ворвалось в ее размышления, как скрежет ненастроенной скрипки. Оно странно прозвучало. Ей никогда не приходило в голову, что существуют правильное и неправильное произнесение ее имени. – Ты впала в транс? – Он открыл глаза, чтобы выяснить, чем вызван перерыв в процедуре.
– Прости меня. Меня отвлек свет. – Она насухо вытерла бритву и, посмотрев в зеркало, обнаружила, что он снова закрыл глаза.
Существуют мужчины, которые знают, как посмотреть на даму и заставить ее почувствовать, что на нее смотрят. Хотя, вероятно, тут вопрос не в знании. Они просто так смотрят на женщин.
Это к делу не относится. Вот сидит мужчина, к которому она «прилипла», и вот задача, которую ей нужно срочно решить. Она приставила лезвие бритвы к его щеке и повела его вверх, вместе с щетиной собирая мыльную пену. Есть мужчины, которые сидели бы с открытыми глазами. «Скажи, что тебя так захватило, – спросил бы такой мужчина. Мне интересно, о чем ты думаешь». И он наверняка попытался бы отгадать: «Это как-то связано с картами, да?»
Лидия положила бритву на бортик миски, и клочья пены со слабым плеском шлепнулись в воду. У некоторых мужчин нет камердинера и даже любовницы, и им приходится бриться самостоятельно. Стоя перед зеркалом, голым, возможно, с полотенцем, небрежно переброшенным через одно широкое, мускулистое плечо.
Нет, у Эдварда с плечами все в порядке. По стройности он мог бы соперничать с любым мужчиной. И все же, когда она закончила бритье, смыла остатки мыла с его лица и, посмотрев в зеркало, увидела, что его взгляд четко говорит о пробудившихся в нем намерениях, она поспешно отошла от кресла, туда, где лежала его жилетка.
– Как раз вовремя. – Она встряхнула жилет. – Мне кажется, я слышала, как подъехал твой фаэтон. – Действительно вовремя. Обычно за бритьем следовало несколько минут вполне определенных действий, если не полноценное возвращение в кровать.
Он оглянулся на окно, хотя, естественно, не мог видеть что происходит внизу, на улице. Один уголок его рта опустился, что свидетельствовало о колебаниях. Он провел рукой по правому бедру, обтянутому брюками из нанки. Было совершенно очевидно, что он что-то просчитывает, в том числе пытается найти ответы на вопросы насколько быстро она сможет его ублажить; насколько можно задержаться, чтобы соблюсти приличия; насколько сильно разыгрался его аппетит, чтобы заняться тем, о чем спрашивается в первом вопросе, и решиться на то, о чем говорится во втором.
Она выставила перед собой жилет и притворилась, будто внимательно разглядывает его, чтобы скрыть свое замешательство. Что ей делать, если он подзовет ее и заставит встать перед ним на колени? Раньше она ему никогда не отказывала.
«Нет. Не хочу». Эти слова были для нее новыми, она даже ощутила их вкус и представила изумление Эдварда. Однако ее сознание сразу же выдало картину того, что может произойти дальше, в ответ на отказ.
Ладно. Умная женщина не должна открыто бросать вызов.
– До чего же красивый жилет. – Она на шаг приблизилась к нему. – Ты выбрал его только потому, что собираешься к матери на обед? – Она упоминала его мать всегда, когда нужно было охладить его пыл.
– Оставь его, Лидия. – Он с неохотой поднялся на ноги. – Почему ты так долго проваландалась с бритьем, отвлекалась на болтовню о картах? Я и не знал, что сейчас так поздно. В следующий раз тебе придется поторопиться.
– Обязательно, – ответила она, помогая ему надеть жилет – Это моя вина. Твоей матери повезло, что у нее такой послушный сын. – Она успела произнести еще с десяток таких же льстивых замечаний, прежде чем за ним закрылась дверь.
Несколько секунд она стояла, привалившись спиной к створке. Она напряженно прислушивалась, как будто Эдвард мог вернуться, постучать в дверь и потребовать от нее исполнения обязанностей – естественно, он не вернется и как будто она собиралась изо всех сил удерживать дверь, чтобы не впустить его в комнату.
Только она не станет этого делать. Однако она продолжала стоять в той же позе и балансировать над своим отвращением, как канатоходец, идущий надо рвом с зубастыми муренами. Наконец она услышала цокот копыт и поняла, что его фаэтон тронулся с места. Она скомкала новые эмоции и отбросила их в сторону, а потом принялась за работу.
– Клянусь, я не отличу один от другого. А ты? – Ник говорил тихо, так что вряд ли их могли услышать.
– Тот крохотный, с красным личиком, который даже головку не держит, – это новорожденный сын Эндрю. Мастер Фредерик. Сейчас он на руках у Китти. – Уилл кивком указал на угол комнаты, где женщины тетешкали младенца.
– Господи, надеюсь, уж это-то я запомню. – Они все были приглашены на празднование пополнения в семействе, однако событие каким-то необъяснимым образом переросло в настоящее воспевание плодородия Блэкширов. В следующем поколении уже было десять детей, и все десять в настоящий момент находились в малой гостиной его старшего брата. Некоторые из них уже осознавали честь принадлежать к клану и старались ей соответствовать; некоторые же вели себя с детской непосредственностью и с полным пренебрежением к хорошим манерам.
– Пока они маленькие, различать их легко. А вот когда они подрастают, тогда появляются сложности: они будто перемешиваются друг с другом. – Ник указал на диван у эркерного окна. – Кажется, один из тех двоих, что забрались на Мирквуда, мой крестник, только, хоть убей, я не определю который.
– Не смотри на меня так, я тебе ничем не помогу.
– Я бы голову дал на отсечение, что это девочки. – Он пожалел о своих словах – он наверняка обидел какого-то родителя, если тот услышал его, – однако веселый смех брата убедил его, что ничего плохого не случилось, и он присоединился к нему. Он давно не смеялся так легко и беззаботно, от души, тем более вместе с Ником. И вместе с другим братом и сестрами.
Его старшая сестра подняла взгляд от малыша, который спокойно лежал у нее на руках, и улыбнулась. Ведь Китти – полная противоположность мисс Слотер, не так ли? Ее лицо озарила радость, когда она увидела, что два ее младших брата от души веселятся. Она знала, что они были лишены этого многие годы.
Он перевел взгляд с сестры на диван, где беседовали мистер Мирквуд, муж Марты, и мистер Бриджмен, муж Китти. Он обязательно скоро почувствует себя здесь своим человеком. Как-никак они его родственники, родная кровь, единственные люди на всем свете, кто де лит с ним воспоминания о хрупкой и нежной матери и строгом отце – о родителях, которые слишком рано покинули этот мир.
Однако долгие месяцы после возвращения он то и дело ловил себя на желании уклониться от общения с ними. С Ником он общался больше, чем с остальными, но к этому его принуждал бизнес. Вот и сейчас он не знает, о чем с ним говорить, хотя мог бы и дальше шутить насчет своих племянников и племянниц. В замешательстве он смахнул несуществующую пылинку со своего манжета.
– Помнишь того парня, Хокинса, с которым ты меня познакомил? Того, который основал трастовый фонд?
– Только вчера столкнулся с ним у Линкольнс-Инна. Ник с нескрываемым любопытством взглянул на него. – А что, тебе опять понадобились его услуги? Нашел еще одну сироту, которая нуждается в анонимном благодетеле?
Уилл покачал головой.
– Скорее, я хочу оказать услугу одной даме.
– Надеюсь, не маме мальчика. Судя по тому, что рассказывал мне Хокинс, ты для той семьи сделал больше, чем можно было ожидать.
Так, Хокинсу следовало бы научиться держать язык за зубами. И он не в том положении, чтобы оценивать степень обязательств Уилла.
– Нет, это просто знакомая, и деньги ее собственные. Она скопила небольшую сумму и хотела бы инвестировать ее, но у нее нет денег, чтобы нанять агента. Я предложил ей свою помощь, пообещал найти кого-нибудь. Он сцепил руки за спиной и расправил плечи. Предполагалось, что этот жест, если повезет, будет свидетельствовать о его полнейшем безразличии.
– А кто она такая? Чья-то незамужняя тетка? – Уилл видел: брат ничего не заподозрил, он просто озадачен. Что ж, это хорошо. – Кстати, в каком обществе ты вращаешься?
Он с деланым безразличием пожал плечами – ему претило лгать.
– Она как-то связана с одним знакомым, с которым я часто вижусь в клубе. – Это была абсолютная правда.
Этот ответ направил любопытство Ника в другую сторону, и ему пришлось рассказать о «Бошане», хотя его характеристики были довольно туманными, так что составить впечатление о заведении не представлялось возможным. Ник никогда не переступал порога игорных домов, и название клуба ему ничего не говорило.
Краем глаза Уилл заметил, что мистер Мирквуд насторожился и бросил в их сторону быстрый взгляд, прежде чем изобразить живейший интерес к истории, которую рассказывал Бриджмен.
Ну и лицемер – этот муженек его младшей сестрицы. Если верить Эндрю, он еще до свадьбы не отличался трудолюбием и целеустремленностью, и, видимо, название «Бошан» было для него не в новинку.
И действительно, едва Ник отправился на поиски чего-нибудь прохладительного, как этот тип прямо с ребенком на руках быстро поднялся с дивана и, старательно изображая безразличие, прошел в эркер.
– Будь любезен, подержи это минутку, – сказал он, выставляя перед собой малыша.
Грязный трюк. Уилл лишался возможности уйти под каким-нибудь предлогом – ведь у него на руках ребенок.
– Моя сестра знает, что ты называешь свою дочь «это»?
Уилл неуверенно вытянул руки – ему было страшно уж больно хрупким выглядело маленькое тельце, но Мирквуд быстро выпустил ребенка, и ему пришло подхватить девочку под мышки. Она так и повисла у него на руках, болтая ногами, как будто думала, что сможет взлететь.
Его охватила паника. Если он уронит ее… эти тоненькие косточки… Он прижал ее к себе, неуклюже расставив локти. Его сердце бешено стучало, и малышка, наверное, чувствовала это. Черт бы побрал родителей и их детей. Наверняка он держит ее неправильно, но…
– Не прижимай ее к плечу. Взгляни, что она сделала с моим. – Мирквуд достал носовой платок и принялся вытирать пятно на дорогом, отлично пошитом сюртуке. – Посади ее к себе на талию и поддерживай одной рукой за спину. Так она сможет смотреть по сторонам. И видеть, у кого она на руках. Такие лица, как у тебя, очень нравятся детям.
– Вот так. А какие такие? – Он осторожно усадил крошку, как было сказано. – Она была неподвижным трехмесячным свертком, когда он видел ее в последний раз во время своего визита в резиденцию Марты на Брук стрит. С тех пор она стала значительно активнее.
– Темные волосы, темные глаза. Брови. Ей и на миссис Бриджмен нравится смотреть. – Он нашел на своем носовом платке чистый клочок и стал вытирать девочке подбородок. Она принялась яростно уворачиваться а потом, как и пообещал ее отец, приступила к внимательному изучению лица Уилла.
Господи, до чего же она безмятежна в своем неведении. Ничего не знает об ошибках, которые, взрослея, совершает человек; об обломках, которые он оставляет за собой. Для нее он именно то, что она видит: черные волосы, черные брови, карие глаза и рот, непроизвольно расплывающийся в улыбке, хотя ему совсем не хочется улыбаться.
– Она будет похожа на тебя, правда? – Свободной рукой он приподнял один вьющийся светлый локон – таких светлых волос и тугих завитков не было ни у кого из его родственников.
– Я тоже так думаю. – Этот тупица снова принялся тереть свое плечо, как будто Уилл не понимал, зачем он подошел. – Всем, кроме глаз.
– У тебя глаза Блэкширов, да? – Он не сюсюкал, как делают многие, разговаривая с детьми, однако понизил голос, чтобы она поняла, что он обращается именно к ней. Ее тоненькие детские бровки сошлись на переносице, и она стала похожа на ученого, озадаченного результатом своего опыта.
Интересно, она видит в нем знакомые черты? Наверняка не помнит его с тех давних пор, но, возможно, она узнала такие же, как у матери, глаза? Он улыбнулся ей, и малышка вдруг улыбнулась ему в ответ широченной беззубой улыбкой, такой счастливой, что он даже отвел взгляд.
– Я знал, что ты ей понравишься. – Ублюдок продолжал дурачить его, не подозревая, насколько неуклюжи его уловки. Он наконец-то убрал носовой платок в карман. – Слушай, Блэкшир. – Вот и подошли к главному. – Дело в том, что все тут не очень-то и любят меня.
– Надеюсь, миссис Мирквуд не в счет.
– Это точно. – Он один раз кивнул и придал своему лицу выражение, которое, по его мнению, должно было означать серьезность. – Но пока я не уговорил ее не дожидаться окончания траура и поскорее выйти за меня замуж… в общем, мой характер вызывал у всех определенные опасения, и у меня так и не сложились добрые отношения с твоими братьями и старшей сестрой. Так что мне очень нужен союзник в вашей семье.
Уилл ждал, полный подозрений.
– Вот если бы я мог оказать тебе какую-нибудь услугу, ты сделал бы мне огромное одолжение, честное слово.
О Боже. Благотворительность. Он терпеть не мог благотворительность, выдаваемую за братскую дружбу, он наклонил голову, чтобы взглянуть на малышку, и протянул ей палец. Она тут же ухватила его крохотной ручкой.
– У меня есть куча денег и нет зависимых от меня родственников. Прости, что говорю так. – Краем глаза Уилл видел, как он опустил взгляд в пол, делая вид будто размышляет, продолжать дальше или нет. – Насколько мне известно, ты часто бываешь в «Бошане». Туда мало кто ходит. И, черт побери, я не вижу смысла в том, чтобы кто-то из членов семьи, нуждаясь в деньгах, добывал их порочными и иногда даже унизительными способами, когда у других есть больше средств, чем нужно.
– Это очень великодушно с твоей стороны. – У него был тон школьника, с трудом прочитавшего плохо выученное стихотворение. – Если я вдруг окажусь в таком положении, я обязательно вспомню о твоем предложении. – Все эти слова были сказаны малышке, которая выслушала их с очень серьезным видом.
Наверное, он поступает неправильно. Но ведь не Мирквуд пообещал умирающему помогать его вдове. Обещание, искупление, долг – все это предстояло нести Уиллу, и чего он будет стоить, если позволит кому-то другому снять с него это бремя?
– Она просто очаровательна, твоя Августа. – Он взял девочку под мышки и протянул отцу. – Ты должен гордиться ею.
– Я горжусь ею больше, чем всем остальным, слава Богу, он понял, что пора уходить. – Марта очень ждет что ты навестишь нас. Неофициально. – Он принялся с удвоенным вниманием устраивать девочку у себя на руках – очевидно, догадывался, что эта тема может усилить возникшую между ними неловкость.
– Она говорила мне. Я постараюсь найти время в ближайшие дни. А теперь прошу простить меня я все ждал возможности пообщаться с другой сестрой и теперь вижу что она освободилась. – Он поспешил прочь подальше от добрых намерений и очаровательного ребенка которые могли пошатнуть его решимость и побудить согласиться на щедрое предложение.
– Сколько карт, оценивающихся в десять очков в полной колоде? – Резкие черты мисс Слотер смягчились, когда ее лицо осветило пламя свечи. Сегодня она убрала волосы по-новому, выпустив несколько завитых прядей на виске. Когда Лидия двигалась, они очаровательно подрагивали, отвлекая его.
– Шестнадцать. – Он заставил себя вернуться к делу. – Десятки и овера, по четыре каждой масти. На тот случаи, если вы хотели спросить, карт другого достоинства остается тридцать шесть.
– Хорошо. Вы на верном пути. – Она расстегнула перчатку на запястье и принялась стягивать каждый палец по очереди. – Назовите, какого соотношение десяток к не десяткам.
Простая задачка на деление ему вполне по силам. Шестнадцать разделить на тридцать шесть, получается…
– Два, и четыре карты остается. Два с четвертью. То есть не десяток в два с четвертью раза больше, чем десяток. Ведь это платье не новое, да? Я почти уверен, что уже видел его. – Оно было скучного красноватого цвета и полностью скрывало особенности ее фигуры.
– Уверяю вас, мистер Блэкшир, когда вы увидите то самое платье, вы сразу узнаете его. Так что нет надобности спрашивать. – Она изящно склонила голову набок, и завитые, как пружинки, локоны, забавно закачались.
– Я уже начинаю сомневаться в существовании этого платья. А скоро я усомнюсь в вашем знании двадцать одно. На прошлой неделе мы потратили целый урок на разглядывание туза пик, а сейчас вы задаете мне задачки на деление. Когда мы займемся игрой как таковой?
– Со временем мы обязательно подойдем к этому. – Она произнесла это таким тоном, будто сулила ему сладострастные утехи. Сняв другую перчатку, она взяла в руки колоду. – Я сейчас сдам карты, медленно. Вы должны считать оставшиеся десятки и не десятки. – Она со щелчком выложила на стол семерку червей. Затем последовала пиковая дама, тройка треф. – Считаете? – Склонившись над столом, она исподлобья посмотрела на него и многозначительно изогнула брови.
– Тридцать четыре, пятнадцать.
– Соотношение?
Господи, он знал, что она спросит об этом.
– Два и четыре пятнадцатых. Ближе к четверти, чем к трети. – Она выложила валет. Девятку. Туз. Четверку. Бросила на него вопросительный взгляд, на этот раз молча.
– Тридцать одна, четырнадцать. Получается соотношение в… – Черт. Это уже выше его возможностей.
– Я вижу, как вы считаете в уме. А я не хочу этого видеть.
– Ха. А вот говорить такое Квадратной Челюсти у вас надобности не возникает. – Он проговорил это очень тихо, себе под нос. – Два и… – Остается три, три на пятнадцать… – Чуть больше одной пятой.
– Три четырнадцатых. Округлять не нужно. И пожалуйста, ограничьте свое внимание картами. Мистер Квадратная Челюсть – моя забота.
Тройка. Семерка. Король. Восьмерка. Двадцать восемь, тринадцать. С каждой картой подсчитывать их становилось все легче и легче. Может, и с делением станет легче?
Она тряхнула головой, словно для того, чтобы откинуть локон, который упал ей на глаза и мешал смотреть на карты. Он устремил на нее взгляд как раз в тот момент, когда она повернула лицо к свету. Теперь она могла выкладывать на стол что угодно – он уже не видел карты.
Можно только пожалеть всех женщин, у которых нет такого профиля. Изящные носики, очаровательные ротики, тоненькие бровки и остренькие подбородки – все это может вызвать только сочувствие. Рядом с Лидией Слотер самая милая барышня будет выглядеть как работа скульптора, который не понял, когда пора остановиться, и продолжил отсекать кусок за куском, пока вся сияющая красота мрамора не исчезла.
– Я потерял счет. – Выкладывать дальше карты смысла не было.
Она кивнула, плотно сжала губы. Она этого ожидала.
– Двадцать шесть и двенадцать. Для правильного ведения счета нужна практика. У вас все хорошо получилось, для первого раза.
– Признаться честно, я не понимаю, зачем вы от меня это требуете. Подсчитывать десятки и не десятки.
– Вы бывали в игорных домах, мистер Блэкшир? – Десятка, туз, дама. Двадцать шесть, девять.
– Не бывал. Я боюсь разорения.
– Да, ходят такие слухи. – Шестерка. Валет. Туз. Семерка. – Но поговаривают и о том, что подобные заведения вносят очень интересные изменения в правила двадцать одно.
– Да? – Двадцать четыре, семь. Три и… еще сколько-то.
– Например, я слышала, что в некоторых домах банкомету не разрешается останавливаться на сумме ниже семнадцати. А по достижении этой суммы он обязан остановиться. Вы представляете, как подобные правила могут изменить игру?
– Естественно. Понтер никогда не остановится на пятнадцати или шестнадцати, например, если только он не знает, что существует большая вероятность того, что банкомет обанкротится. – Ох. – Если только, скажем, он не знает, что соотношение оставшихся в колоде десяток и не десяток велико. Боюсь, я опять потерял счет.
– Девятнадцать и шесть. Три и одна шестая. Абсолютно неблагоприятное. – Она вдруг резко положила карты. – Мне было сказано, что я не должна больше играть за мужским столом. Как меня уведомили, это неприлично.
– Мне жаль это слышать. – Ему действительно было искренне жаль, что впредь он не увидит, как она сдает карты. – И вы… то есть вы хотите попытать счастья в игорных домах? – Он слышал, что есть дома, где дамам разрешается играть за одним столом с мужчинами.
– Я не собираюсь «пытать счастья» где бы то ни было. Господи. – Ну что за человек! Неужели ему нравится, когда она отчитывает его? – Я уже говорила вам, что не верю в удачу. У меня есть план.
Ну, кто бы сомневался. И это почти наверняка означает, что теперь он будет видеться с нею гораздо реже. Он собрал карты и принялся тасовать их, чтобы отвлечься от внезапно навалившегося на него разочарования.
– Значит, Квадратная Челюсть не против проводить вечера в таких заведениях? – И водить туда свою женщину. Кто бы мог подумать, что у человека так мало гордости.
– Квадратная Челюсть не имеет к этому никакого отношения. Вы что, Блэкшир, плохо слушали меня? – Она всплеснула руками и вперила на него гневный взгляд. – Я собираюсь ходить туда с вами.
