Текст книги "Гнев божий"

Автор книги: Сержио Равени

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Только поужинала. Думала сегодня пораньше лечь спать.

– Может завтра в киношку сходим, развеемся? А то в пятницу вечером я уже улетаю.

– Неплохое предложение, – не раздумывая, согласилась Эльвира, – Принимается. С тебя билеты.

– Не вопрос. Сейчас посмотрю сеансы и скину тебе в WhatsApp. Выберешь сама фильм.

– Кидай. Мелодрамы не рассматриваются?

– Только не надо эту нудятину. Одну половину объясняются в любви, вторую беспрерывно целуются. Лучше боевик или фантастику. Майя кстати не звонила?

– Пока нет. Позже сама наберу её – узнаю как дела. Тебе черкану.

– ОК. Спроси у неё заодно про Кристину. Она с ней переписывается.

В дверь комнаты тихо постучали и Эльвира услышала слабый голос прабабушки.

– Элечка, можно к тебе? – пролепетала старушка, заглядывая в приоткрытую дверь, – Еще не спишь?

– Конечно, заходи, – Эльвира кивнула головой и похлопала по дивану, – Присаживайся.

– Всё пока, Арсений. Ко мне бабушка зашла. Завтра утром созвонимся, – торопливо произнесла она по смартфону и положила трубку.

– Да, бабуль, ты что-то хотела спросить? – после прощания с Арсением девушка вернулась к разговору с прабабушкой.

– Внученька, покажи мне вещи из храма, – присаживаясь на диван, попросила Ирина Вячеславовна, – Хотела посмотреть на них.

– Сейчас достану, – Эльвира, вынув ключ из шкатулки, открыла отделение шкафа и бережно извлекла Библию, крест и индитию, – Пожалуйста, – девушка разложила предметы перед старушкой и удивленно смотрела, как она нежно брала их в руки.

– Господи, такое всё старинное. И замечательно сохранилось, – старушка прижала к лицу Библию и, поцеловав обложку, перекрестилась. Положив священную книгу на колени, Ирина Вячеславовна взяла в руки крест, внимательно рассмотрела его со всех сторон, притронулась к нему губами и долго водила рукой по серебряной поверхности. Распахнув сложенную индитию, прабабушка прислонилась к ней щекой, вдохнула ароматы ладана и миро, истончаемые плотной тканью.

– Божественный запах, – прошептала Ирина Вячеславовна, поглаживая расшитую златыми нитями парчовую накидку на алтарь, – От нее веет удивительной душевностью, словно она впитала в себя теплоту человеческих сердец. Потрогай ее, Эльвира. Чувствуешь?

Прикоснувшись к ткани, Эльвира на самом деле ощутила исходящую от неё мягкую теплоту и необыкновенное умиротворение, растекающееся по телу. Схожее чувство Эльвира испытывала, когда прижималась к маме, ища у неё понимания и родительской любви.

– Но как это возможно? – поражённо промолвила девушка, присаживаясь на диван рядом с прабабушкой.

– Намоленные вещи. Веками они находились в храме, вбирая в себя святость. Такие предметы могут исцелить, помочь в беде или уберечь от неё. Каждая из них становилась частичкой божественного места. Нет ничего удивительного, что Евдокия – хранительница храма вознамерилась во чтобы то ни стало вернуть их. Береги как зеницу ока.

Эльвира сложила индитию и убрала вещи в шкаф, не забыв снова запереть отделение на замок. Прабабушка встала с дивана и, поцеловав внучку в щеку, промолвила.

– Ложись Элечка спать. Измоталась вся. Дай Бог всё уладится.

– Бабуль, а почему я вижу Евдокию, а остальные нет?

– Должно быть передался тебе мой дар: узреть то, что другие не видят и примечать то, что остальные не замечают.

– А ты давно его в себе обнаружила?

– Да постарше тебя была. Первый раз увидела души умерших людей, когда в эвакуацию нас отправили эшелоном. Но не буду тебе на сон грядущий такие страсти рассказывать. Засыпай уже.

– Хорошо, бабушка, – девушка обняла Ирину Вячеславовну, прижавшись щекой к усыпанному морщинками лицу, – А можно я с тобой завтра на утреннюю службу схожу?

– Обязательно сходим, внученька. Я тебя разбужу спозаранку. Авось не осерчаешь?

– Ну что ты, бабуля, – ответила Эльвира, глядя в глаза старушки, – Я тебя сильно, сильно люблю.

– Я тебя тоже, Элечка, – прабабушка провела тонкими пальцами по щекам правнучки, – Спокойной ночи, сладкая моя.

Ирина Вячеславовна вышла, а Эльвира продолжала стоять посреди комнаты, радуясь, что в её жизни есть близкие готовые всегда ей помочь. Вернувшись из раздумий на грешную землю, девушка набрала Майю и проговорила с ней целый час, разузнав, что Кристину перевезли из Смоленска в московскую инфекционную больницу и доктора дают положительный прогноз на выздоровление. Эльвира подсознательно чувствовала, что Майе необходима её поддержка и готова была ей уделить столько времени, сколько той было нужно. Попрощавшись с подружкой и пожелав ей спокойной ночи, Эльвира прочитала присланные Арсением сообщения, одобрила завтрашний просмотр нового фильма про нашествие инопланетян. Напоследок она написала про разговор с Майей и приложила смайлик поцелуя.

Вечерние беседы отвлекли Эльвиры от печальных мыслей. Тревога улетучилась. Лишь иногда проскальзывающие в душе нотки сомнения о завершении цепи трагических смертей и воспоминания о погибших ребятах приводили её в уныние. Расстелив диван, девушка зашла в родительскую комнату пожелать им хорошего сна. Чмокнув в щечку отца, погружённого в работу за компьютером, Эльвира присела около матери. Анастасия Викторовна корпела над эскизами декораций и сценических костюмов для новых спектаклей, смахивая со стола на пол неудачные по её мнению наброски, отчего родительская комната напоминала приют сумасшедшего художника, находившегося в безуспешном поиске вдохновения. Эльвира пролистала кипу рисунков одобренных мамой и улыбнулась, изумляясь ярким краскам и необычному дизайну.

– Нравится? – поинтересовалась Анастасия Викторовна, внимательно следя за реакцией дочери, просматривающей эскизы.

– Очень. Ты у меня такая талантливая, – откровенно призналась Эльвира, которую переполняла гордость за творчество матери, – Как ты всё придумываешь?

– Художник – это творец, который не только умеет рисовать, но и замечать мелкие детали во всём окружающем. Просматривая картины, гуляя по Москве, отдыхая на природе, посещая выставки и спектакли, я обращаю внимание не только на всю композицию и её построение, но и мельчайшие частички, складывающихся в целостную картину и которые подчас грамотным сочетанием между собой играют важнейшую роль в восприятии увиденного. Вот к примеру, посмотри в окно. Что ты видишь?

– Вечерняя Москва. Небольшой переулок, дом напротив. Старичок с пакетом идёт из магазина, – сообщила Эльвира, подойдя к окну и рассматривая открывшийся перед ней пейзаж.

– Верно, – обняв дочь за плечи, согласилась мама, – Нарисуй ты такую картину и она будет вполне заурядной. Но добавь в неё красок заходящего солнца; свет, переливающийся на листьях старого клёна; стремительность пролетающих птиц; чуть видимые трещинки на штукатурке дома; хлопотную заботу на морщинистом лице старичка и картина заиграет новыми нотками. Заметь, насколько хорошо на любом известном полотне прорисованы детали. Прежде чем приступить к основной работе, художник пишет множество предварительных эскизов, пытаясь уловить настроение, движение, освещенность, расположение каждого элемента. Из мелочей создаётся целостность. С одной стороны, это удивительный дар, позволяющий замечать то, что остальные люди не видят или стараются не замечать, и наслаждаться полнотой увиденного. С другой это проклятие, ибо обладающий этим даром подвержен сильной впечатлительности и неимоверному сопереживанию. Зачастую посмотрев интересный спектакль или посмотрев картину, запавшую в душу, я не могу заснуть всю ночь, раз за разом прокручивая в голове увиденное.

– Еще не забудь предупредить, что слишком впечатлительные натуры редко доживают до старости, – оторвавшись на минуту от компьютера, прокомментировал отец, – Эмоциональное восприятие мира и осознание его несовершенства, с которым многие из них не в силах примириться, толкает на попытки заглушить разочарование алкоголем, наркотиками и в конце концов приводит к неизбежной ранней смерти. Во всём нужна золотая середина.

– Папа у нас прагматик, – иронично заметила Анастасия Викторовна, – Хотя мне придётся с ним согласиться. Действительно кто-то ищет спасение во всяких дурманах, кто-то погружается с головой в работу. Сложно сказать – почему человек делает тот или иной выбор. Слишком много обстоятельств играют роль в принятии решения: крепкая семья, настоящие друзья, любимая работа, характер человека.

– А как ты думаешь: это врожденный дар или его можно развить в себе?

– Сложно сказать. Мне кажется, что человек настолько необыкновенное существо, что при желании он может развить любые способности, даже не обладая ими с рождения. Каждый рождается, как чистый лист бумаги, на который собственными силами, усилиями родителей и педагогов наносится штрих за штрихом рисунок судьбы. Были ли у Репина сына отставного солдата и крестьянки врожденные способности к рисованию? С большой вероятностью, что нет. Но любовь к живописи и невероятное трудолюбие сделали из него великого художника. За каждым знаменитым человеком стояли его вера в успех, трудолюбие и любовь к своему делу, граничащее с самопожертвованием.

– А разве везение не в счёт?

– Везение – это плод многолетнего труда. Ни разу не слышала о людях, не прилагающих усилий, и при этом добившихся успеха. Чтобы выиграть в лотерею, нужно сперва купить билет. Впрочем, хватит заумных разговоров. У тебя уже слипаются глаза. Ложись спать. Завтра я буду посвободнее и мы поболтаем.

– Спокойной ночи, мама. Я люблю тебя.

– Я тебя тоже люблю, солнышко. Спокойной ночи.

Глава двадцать третья.

Сон пришёл быстро. Эльвира лишь закрыла глаза и тут же заснула, измотанная днём, наполненным событиями. Ничто не тревожило спокойный сон девушки. Родной дом, погрузившийся в тишину, отогнал мрачные мысли и послужил непреодолимым препятствием для пришлых неприятностей. Через раскрытое окно в комнату врывался прохладный ветерок, колыхавший тканые занавески. Тонкий серп луны сиял на безоблачном небе.

Сквозь сон девушка услышала еле слышный шум. Пробудившись, Эльвира включила ночник и осмотрела комнату. В нижнем отделении шкафа, куда она убрала церковную утварь, пробивалась тонкая полоска света сквозь щелки между запертыми дверцами, вздрагивающими от ударов изнутри. Пытаясь выяснить источник шума и света, девушка поднялась с кровати, достала ключ и, подойдя к шкафу, отворила дверцу. Брызнувшее в глаза яркое сияние, ослепило на мгновения Эльвиру, заставив её зажмуриться и отступить назад.

Тотчас весь шкаф заходил ходуном, точно находившееся в нём неведомое существо, глотнув свежего воздуха, обрело силу и стремилось выбраться наружу. Переливающееся цветами сияние, слепящее глаза, не позволяло Эльвире разобрать что служило его причиной. Шум постепенно нарастал, как и сияние, растёкшееся по всей поверхности шкафа. Эльвира почувствовала под своими ногами пол, вибрирующий в такт с разбушевавшейся мебелью.

Дверь распахнулась, и в комнату влетели заспанный отец и перепуганная мама. Подскочив к дочери, они обернулись к шкафу и замерли в нерешительности. Громоздкая мебель разошлась не на шутку, болтаясь из стороны в сторону, как пьяный матрос, хлопая распахнутыми дверцами и выбрасывая из себя вещи. Сияние осветило всё пространство комнаты. Сквозь яркий свет Эльвира видела лишь силуэты рядом стоящих родителей и бабушки с дедом остолбеневших на входе в комнату. Гул и вибрация пола от прыгающего шкафа всё нарастали, пока разбушевавшаяся мебель не грохнулась фасадом вперёд, чуть не похоронив под собой Эльвиру с родителями, успевших отскочить назад.

Шум стих. Сияние исчезло. Комнату продолжал освещать слабым рассеянным светом ночник. Отец, намереваясь что-то сказать, лишь беззвучно хлопал губами, пытаясь выдавить звуки из пересохшего от страха горла. Мама без кровинки в лице продолжала крепко прижимать к себе дочку, перепуганную не меньше родителей.

– Доигрались, – раздался слабый голос Ирины Вячеславовны за спинами бабушки и деда, загородивших проход в комнату, – Что застыли? Страшно стало? Дайте пройти.

Она медленно прошла в комнату, оглядела порушенный шкаф и, качая головой, произнесла.

– Предупреждала вас, что шутки плохи. Поднимайте.

Пришедшие в чувство отец с дедом, кряхтя и натужись, водрузили мебель на место. Эльвира убрала разбросанную по всей комнате одежду на полки, каждый раз с опаской приближаясь к обезумевшему шкафу.

– Осторожнее. Не наступите, – ворчала прабабушка, подбирая лежащие на полу Библию, крест и индитию, – Пусть до утра у меня полежат.

– Бабуль, а если опять они взбунтуются? – полюбопытствовал Андрей Тимофеевич, – Не боишься?

– Нашёл чего бояться. Божьих вещей, – невозмутимо ответила Ирина Вячеславовна, прижимая к себе утварь, – Идите спать. Утром отнесу в храм. Там им место, а не по шкафам таится.

– Так то мы с тобой в одной комнате спим, – возразил Тимофей Савич.

– Не боись. Я их себе под подушку положу для твоего успокоения, – кинула прабабушка, возвращаясь обратно в свою комнату, – Плохих людей надо опасаться, а не святые предметы.

Махнув рукой от понимания безнадежности споров с пожилой матерью, Тимофей Савич проводил жену на кухню выпить успокоительного. Сердце бабушки при виде прыгающего шкафа вошло с ним в синхронизацию, отчего и без ночных происшествий расшатанное здоровье чуть не лишило хозяйку чувств.

– Эля, ты сегодня спишь с нами, – решительно заявила мама, потянув за руку Эльвиру. Девушка ответила согласием, мысль остаться на ночь одной в ужасной комнате её пугала. Мелкая дрожь била по всему телу, голову охватила невыносимая боль.

Отец, внимательно осмотрев каждый уголок комнаты и удостоверившись в полной безопасности, вышел последним из неё. Эльвира, прижимаясь к матери в тёплой родительской постели, размышляла об угрозе, зависшей над оставшимися в живых ребятами. Ожидание невозможности Евдокии дотянуться до них в Москве растаяла как лёгкая дымка. Ни стены, ни расстояние не были ей одержимой жаждой мщения преградой. Расплата настигнет каждого – где бы он не скрывался.

Глава двадцать четвертая.

Остаток ночи прошёл спокойно. Родители, без лишнего шума собравшись на работу, дабы не разбудить спящее чадо, ускользнули из дома. Когда Эльвира пробудилась, комната была пуста. С кухни слышался звон посуды и шипение масла. Зайдя на кухню, девушка увидела Ирину Вячеславовну и Екатерину Михайловну, занимающихся стряпней. Прабабушка бойко лепила пирожки с капустой, бабушка их обжаривала и складывала в большую кастрюлю.

– А дедушка где? – протирая глаза, поинтересовалась Эльвира и потянулась за пирожком.

– С утра уже намылился к своим пенсионерам в парк, – разъяснила бабушка, – У него видите ли вчерашняя партия в шахматы не закончена, – Екатерина Михайловна, отвлекшись от жарки, увидела тянущуюся руку внучки, – Снизу бери. Они там не такие горячие. Ты хоть выспалась?

– Да, бабушка. Больше шкафы не танцевали, – с горькой иронией произнесла Эльвира, вытянув из кастрюли приглянувшийся пирожок.

– Ночью небось струхнула, когда комната ходуном заходила да светом озарилась? – справилась Ирина Вячеславовна о душевном состоянии правнучки.

– А то. Не каждую ночь такая катавасия происходит, – ответила Эльвира, жуя мягкий пирожок, – Бабуль ты не забыла, что мы на службу собирались.

– Не болтай с набитым ртом. Ишь взяла моду стоймя кушать, – выругалась Ирина Вячеславовна, – Сядь за стол, как человек, и спокойно поешь.

Дождавшись, когда девушка налила себе кофе и уселась, прабабушка добавила назидательным тоном.

– Сейчас стряпать закончим и пойдём. Как раз к третьему часу службы доберёмся. Покушаешь, иди умываться и одевайся. Да прилично оденься. В платьюшко скромненькое. А то недавно явилась в храм одна фифа с непокрытой головой, в шортиках до пупа, все прелести наружу. Тьфу срамота. Еще и возмущалась, что ей замечание сделали.

Эльвира смущенно улыбнулась и, допив кофе с пирожком, отправилась выполнять наказы прабабушки. На улице торжествовало жаркое июльское солнце, одарившее своими тёплыми лучами воробьев, гоняющихся наперегонки с голубями за хлебными крошками; старые цветущие липы, разносившие по всей округе тонкий медовый аромат; москвичей и гостей столицы, спешащих по делам. Чем ближе к храму подходила Эльвира, тем у неё на душе становилось светлее. Вышагивающая рядом прабабушка, бережно прижимала к себе пакет, в который были сложены храмовые вещи.

Перекрестившись троекратно, они зашли в пределы храма наполненные ароматами ладана и миро. Отстояв службу, Ирина Вячеславовна с Эльвирой купили свечей и, обойдя поочередно все иконы, поставили около каждой по свечке. Пока прабабушка обращалась к настоятелю храма с просьбой об оставлении Библии, креста и индитии на временное хранение, девушка, стоя у кануна, вспоминала погибших ребят. Перебирая в памяти разговоры с каждым из них, Эльвира поймала себя на мысли, что как ничтожно мало люди, поглощенные в ежедневную рутину дел, знают о своих родных и друзьях. Занимая время разговорами про политику, погоду, остальные малозначимые пустяки, мы упускаем драгоценные моменты узнать о заботах, тревогах, мечтах собеседника. Оставляя всё время на будущее доверительное общение с близкими, прикрываясь занятостью или боязнью показаться навязчивым, оплакивающий усопшего укоряет себя в невнимательности и безразличии к тому, чьи мысли и желания оказались погребены вместе с ним в землю. Спешите восхищаться человеком, ибо упустите радость.

Теплое дыхание свечей на кануннике проникало в самую глубину души девушки, разуверившейся в своих силах и возможности помочь оставшимся ребятам, вселяя веру в благополучное избавление от неприятностей.

– Пойдем внученька, – послышался голос прабабушки за спиной задумавшейся Эльвиры, – Вещи побудут здесь, пока Андрей не соизволит отвезти тебя в храм и вернуть их домой.

– Да, пойдем, – перекрестившись перед распятием на прощание, ответила девушка.

Выйдя из колокольни, прабабушка с внучкой перекрестились и отдали поклоны образам святых над входной дверью. Посещение храма и передача вещей на хранение оказали на Эльвиру, воспрянувшую духом, благоприятное воздействие. Радуясь пригожему летнему утру, девушка, проводив старушку до дома, набрала Арсения.

– Привет, ты уже проснулся? – спросила она полусонного кавалера и напомнила, – Не забыл у нас сеанс через час.

– Приветик, конечно помню. Сейчас позавтракаю и через десять минут выдвигаюсь. Без пятнадцати двенадцать буду в Соловье.

– Я тоже кушаю бабушкину кашу. Буду ждать тебя у входа.

– Договорились. До встречи!

Положив трубку и порадовавшись, что с Арсением всё в порядке, Эльвира помыла руки и села за стол уплетать густую манную кашу, сдобренную деревенским сливочным маслом, расплывшимся ярко-жёлтым пятном. Наслаждаясь вкусом бабушкиного блюда, девушка составляла в голове план на сегодняшний день. После кинотеатра можно съездить на Воробьевы горы прогуляться вдвоём, вечером обязательно надо заскочить к подружке Машке, вернувшейся из Италии. Как обычно будет болтать про магазины Милана и Рима, хвастаться обновками. Придётся потерпеть – лучшие подруги на дороге не валяются. Вот что за человек? Вместо просмотра архитектуры и посещения музеев, целыми днями шастает с мамой по бутикам, спуская отцовские деньги. Переодевшись в более подходящие для прогулок джинсы и футболку, сменив туфельки на кроссовки, Эльвира нанесла простенький макияж, брызнулась легким ароматом Шанели Гардения и довольная внешним видом, наблюдаемым в большом зеркала коридора, вышла из дома.

Выбежав на залитую ярким солнцем улицу, Эльвира решила побаловать себя мороженным и, прикупив эскимо на палочке в ларьке, через полчаса добралась ко входу в кинотеатр. Арсений, прогуливаясь вдоль тротуара, с заметным нетерпением ждал свою барышню.

– Ты где пропадала? – воскликнул он, заметив подходящую Эльвиру, – Сеанс через пять минут.

– Увлеклась завтраком, – оправдалась Эльвира, целуя в щеку кавалера и беря его под руку, – Ничего страшного. Перед фильмом всё равно полчаса рекламу гоняют.

Поспешив успеть на начало фильма, ребята забежали в заполненный наполовину полутемный зал, когда на экране еще показывали трейлеры кино новинок.

– Что я тебе говорила, – усаживаясь в мягкое кресло и вставляя в подстаканники колу и сладкий попкорн, прошушукала Эльвира.

– Может я хотел новые трейлеры посмотреть, – расплывшись в улыбке, ответил Арсений.

– Тоже мне кинолюбитель нашёлся, – рассмеялась девушка, шутливо толкнув кавалера в бок.

Зал погрузился в полную темноту, начался фильм. Два часа фильма пролетели как одно мгновение. В самые напряженные моменты фильма Эльвира крепко сжимала руку Арсения, возносящегося на вершину блаженства от каждого прикосновения подружки.

– Ничего так себе, – резюмировала она просмотр очередного творения голливудской фабрики грёз.

– Надо будет сходить на какую-нибудь классику, – предложил Арсений, которому понравился не столько фильм, сколько нахождение рядом с любимой девушкой.

– Классику? Типа «Бульвар Сансет», «Трамвай желание» или «Окно во двор»?

– Не знаю, что сама выберешь, – смущенно промямлил парень. Эльвиру иногда пугала неэрудированность её кавалера. «Ничего страшного – главное, чтобы человек был хороший. Остальное добавится» – как говорила прабабушка Эли.

– Приедешь из Крыма, тогда и решим, – рассмеявшись, сказала девушка, – Может прогуляемся?

– С радостью, – согласился Арсений, – В парк Горького рванём?

– Лучше на Воробьевы горы. Там и народу поменьше. Можно на канатке прокатимся и ролики взять в прокат.

– Поехали. С вами барышня хоть на край света.

– За язык никто не тянул. Проверим, – широко улыбнувшись, Эльвира взяла Арсения под руку и направилась вместе с ним к метро.

В парке Воробьевы горы действительно было немноголюдно. Будний день раскидал всех москвичей по местам зарабатывания денег и скучного времяпрепровождения, именуемых в просторечье, работой. Вволю накатавшись на роликах и налюбовавшись открывающейся со смотровой площадки панорамой родного города, ребята решили напоследок прогуляться пешком до метро.

– Утром с прабабушкой ходили в храм, отнесли предметы из деревенской церквушки, – сообщила Эльвира, неспешно вышагивая по тропинке, радостному Арсению, испытывающему удовольствие от сегодняшнего дня.

– Может оно и к лучшему. Ты же вернуть их собиралась.

– Тут дело не только в этом, – замялась Эльвира, сомневаясь – стоит ли обсуждать с Арсением ночное происшествие. Решив, что от друга секретов не должно быть, девушка собралась духом и подробно поведала о необычном сиянии и танцующем шкафе. Услышав рассказ Эльвиры, Арсений заметно погрустнел.

– Значит, ничего не закончилось, – потерев лоб, раздосадовано вымолвил парень, – А я завтра с утра планировал сходить в храм. Ты сходишь со мной, а то я буду выглядеть, как идиот? Я в церкви последний раз был еще ребёнком.

– Какой ты всё-таки балбес, – ласково сказала Эльвира, глядя Арсению в глаза и поправляя ему выбившийся из прически вихор волос, – Придётся заняться твоим воспитанием.

– Я обеими руками за, – натужно улыбнувшись, ответил кавалер, впавший в состояние растерянности. Вот тебе и здравствуйте – думал он. Только жизнь начала налаживаться, как держи Арсений привет из прошлого. И что неймётся этой старухе. Пятерых погубила и всё ей мало.

– Постарайся быть осторожнее, – посоветовала девушка, положив голову на плечо Арсения, – Не думаю, что Евдокия и в Москве может навредить, но лучше перестраховаться. Кстати рядом с твоим домом сеть замечательный Храм Святителя Мартина. Давай в него сходить.

– Да, конечно, – пробормотал он и оглядевшись по сторонам обнаружил, что пока он размышлял, они пришли ко входу в метро, – Тебя проводить?

– Спасибо, Арсик, не надо. Я обещала вечером заскочить к своей подружке. Поехали до Лубянки. Там пересядем на нашу линию.

Ребята спустились в метро и, втиснувшись в полный вагон, молча стояли, прижавшись друг к другу. Эльвира глядела в погрустневшие черные глаза Арсения и пыталась понять – о чем он думает. Тревожные предчувствия неминуемой беды терзали его душу. Может завтрашнее посещение храма сможет уберечь от гибели – мелькнула мысль. Я же в автобусе уже думал об этом. Несомненно, надо идти в храм и вымаливать прощение у Бога. Эля будет рядом. Милая, добрая она поможет избежать козней обезумевшей старухи.

– Мы выходим, – Арсений почувствовал легкое прикосновение к лицу руки Эльвиры, – Ты всё переживаешь?

– Немного, – выскочив из вагона следом за Эльвирой, ответил он. Следуя за оживлённым людским потоком по переходу к станции Кузнецкий мост, Арсений бережно обнимал Эльвиру, возлагая на неё надежду на собственное спасение.

– Пора прощаться, – Эльвира посмотрела на помрачневшее лицо Арсения и прикоснулась тонкими губами к его губам, оставив на них еле заметный маслянистый розовый след, – До завтра.

– До завтра. Как придёшь домой – напишешь мне, – Арсений почувствовал вишневый привкус помады и машинально стёр её рукой с губ, – Договоримся – во сколько завтра встретимся. Аккуратнее Эля.

– Хорошо, – выкрикнула на прощание Эльвира и вошла в переполненный вагон. Глядя на Эльвиру в окно уходящего в тоннель поезда, Арсений помахал ей рукой. Удивительная девушка – подумал он. Не болтушка, но с ней так интересно и легко. Наверное – это первая любовь. А может и последняя, если они не разругаются из-за какой-нибудь ерунды.

Глава двадцать пятая.

Просидев у Машки до полдесятого, Эльвира отправилась домой, памятуя о наставлении родителей возвращаться в родное гнездо к десяти часам. Идя по парку, она встретила дедушку, следующего домой после шахматных баталий.

– Привет, дедуль. Как дела? – нагнав медленно бредущего по дорожке Тимофея Савича, полюбопытствовала Эльвира.

– Спасибо, внученька, хорошо. Разгромил наголову неприятелей. Пять-два в мою пользу, – горделиво похвастался он, держа подмышкой сложенную шахматную доску с бренчащими внутри фигурками, – Ты я смотрю довольная. Откуда идешь?

– Да с подружкой Машкой поболтали. В кино сегодня ходила и на Воробьевых горах прогулялась, – выложила Эльвира деду все сделанные за день дела.

– Умница. Смотрю, ночная оказия тебя не сломила.

– Страшно было конечно. Но вы же рядом, не то что в лагере. Там по-настоящему я испугалась, – ответила девушка и, спохватившись, добавила, – Мы же сегодня с прабабушкой отнесли вещи в храм.

– Молодцы, а то я вторую ночь не пережил бы, – усмехнулся старичок, поправляя шляпу, сползшую на лоб, – Вот всю жизнь можно прожить и лишь в старости увидеть такие напасти, которые всегда считал глупой выдумкой.

– За столько лет и столько объездив по стране и миру, ты ни разу не сталкивался с чем-то необъяснимым? – удивилась Эльвира.

– Может и встречал, да только мне воспитанному на коммунистических идеалах и обстановке всеобщего атеизма все эти несуразицы казались чьими-то проделками или физическими аномалиями. Раньше проще ко всему относились. Некогда было такой ерундой голову забивать. А с возрастом так вообще перестал понимать многие вещи. Как говорил Сократ: «Я знаю, что ничего не знаю». Чем старше я становился, чем большей информацией я владел, тем сильнее я удостоверялся в том, что мир настолько огромен, разнообразен и полон тайн, найти разгадку которых под силу лишь грядущим поколениям. Это в твоём возрасте я был уверен, что мне под силу любые задачи. Весь мир был, как на ладони: плохое было плохим, а доброе добрым. Как не прискорбно признать, но время лечит юношеский максимализм. И уже всё не кажется однозначным и простым.

– Но вчера тоже испугался?

– А как же. Не каждый день шкафы светятся да скачут по комнате. Главное, что все живы остались. Это твою прабабушку уже ничем не удивить. Она всегда была как кремень. Сильно я её в детстве боялся, особенно когда осерчает на меня за какую-нибудь шалость, – дедушка наклонился к уху внучке и доверительно сообщил, – Если честно, я и до сих пор её побаиваюсь. Что делать, для родителей мы всегда остаемся детьми. Даже когда тебе семьдесят лет.

Смартфон Эльвиры задрожал в кармане джинсов.

– Минутку, дедушка. Я сейчас отвечу, – вынимая смартфон, попросила она и, глядя на экран, увидела звонок от Майи, которой она хотела набрать из дома, – Привет, Майя. Как дела?

– Нормально, Эля, – послышался встревоженный голос подружки, – У тебя есть на завтра планы?

– Пока только до обеда. Хотим с Арсением в храм сходить. Если хочешь – можешь к нам присоединиться.

– Я не смогу. Буду у Кристины. Ты не могла бы подъехать к нам в первую инфекционную больницу, которая на Волоколамке?

– Хорошо приеду. С Кристиной что-то случилось?

– Не по телефону. Приедешь и сама всё увидишь. Только без Арсения. Одна приезжай. Я тебе скину адрес и как нас найти в больнице.

– Ладно. После обеда приеду, – еще раз подтвердила Эльвира, – С тобой точно всё хорошо? Голос какой-то странный.

– Хорошо, Эля, хорошо, – торопливо произнесла Майя, – Пока. До завтра.

Майя положила трубку, а Эльвира, глядя в экран смартфона, пыталась сообразить, что бы значил этот поздний звонок и странная просьба. С Кристиной они никогда не были близкими подружками и тут какое-то неожиданное желание увидеть её.

– Что-то случилось? – глядя на озабоченное лицо внучки, поинтересовался дед.

– Да нет. Подружка звонила – просила приехать к ней.

– Ну, если просит – надо съездить. Друзьями нужно дорожить.

В нос Эльвиры ударил знакомый запах ладана. В сердце больно закололо, и перед глазами поплыли тёмные круги. Девушка остановилась и преклонила голову. Лик смеющейся старухи всплыл из глубин памяти. Что это было? Реакция на волнение или что-то случилось? Арсений, Майя, Кристина или Ярослав? Кому из них суждено стать жертвой расплаты?

– Элечка, тебе нехорошо? – встревожено спросил дедушка, прикоснувшись рукой к её плечу.

– Подожди минуточку, – тихо промолвила Эльвира, силясь перебороть боль, – Сейчас пройдёт. Наверное, на нервной почве голова разболелась.

Отойдя от сильного приступа мигрени, Эльвира набрала номер Арсения. Гудок прошёл, но он не взял трубку. Подождав минуту и не дождавшись его ответа, она нажала отбой. Должно быть занят чем-то или лёг пораньше спать – решила девушка, отгоняя дурные мысли.

– Дед, а как ты думаешь, после смерти душа человека куда исчезает? – внезапно переменив тему, спросила Эльвира, шагая по освещаемой белыми фонарями парковой дорожке.

– Для начала надо найти ответ на вопрос: а есть ли душа? Я в этом до конца не уверен, хотя и не отрицаю факта её наличия.

– Интересно получается. Ты крещённый православный христианин не согласен с одним из основополагающих принципов своей веры.

– Понимаешь, Эля. Вера – это очень тонкая грань взаимоотношения человека и Бога. Её невозможно подвести под одну бесспорную истину, которой все должны безропотно верить. У монаха в храме на Афоне одна вера, у тебя и меня совершенно другая. И нельзя сказать, что его вера правильнее или лучше, чем наша. Просто она другая, основанная на личном характере, отличном от нашего; разном жизненном опыте; более глубоком знании Священного Писания. Каждый человек создан Богом неповторимым. Стоит ли удивляться, что и вера его уникальна. Искренне убеждён, что ни одну истинную веру не может сломить сомнение или атеизм. Главная беда не в них, а в алчности людей, прикрывающихся служению Богу и решающих свои финансовые вопросы.