Текст книги "Сердце огня и льда. Леди (СИ)"
Автор книги: Серина Гэлбрэйт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
– Почему же тогда она смогла… – начала я
– Ты растерялась, – непреклонно перебил папа. – Никто не ожидал, что предатель приведёт эту девку, что Дрэ… Беван рискнёт её жизнью, впрочем, эта маленькая су… колдунья всегда умело играла на чувствах приворожённых ею. Она может казаться хрупкой и беспомощной, но ты сама видела, на что она способна на самом деле.
Отчего-то захлестнул страх, резкий, удушающий, панический. Видит Кара, я же соврала, никакого моего поражения от рук леди Ориони не было, более того, я ощущала отчётливо, что достаточно ещё немного поднажать, и я уложу девушку на обе лопатки. И отец так легко поверил в мою ложь? Говорил все эти диковинные вещи, срываясь от с трудом сдерживаемой глухой ярости – мой папа, от которого никогда прежде я не слышала дурного слова?
– В произошедшем нет твоей вины, – добавил отец и кивком указал на лестницу. – Иди собери вещи, слуг не буди. Да и, Веледа…
Я вопросительно взглянула на папу, и он протянул руку.
– Отдай кольцо, пожалуйста.
И остаться без незримого присутствия Кадиима, без существа, способного рассказать или хотя бы чуть-чуть объяснить происходящее?
– Разве мне не будет безопаснее под защитой духа? – возразила я неуверенно.
– Не спорь, пожалуйста, а делай, что велят. Мне лучше знать, где и с кем тебе будет безопаснее.
Я расстегнула куртку, оттянула воротник водолазки и достала цепочку. Сняла и вложила кольцо вместе с цепочкой в раскрытую шершавую ладонь. Несмотря на тепло летней ночи, раздеваться не хотелось, мне не было жарко, я даже не вспотела в куче вещей, словно принесла на себе холод подземной комнаты, словно ощущение мороза въелось в мою кожу.
Зажав артефакт в кулаке, отец ушёл в кабинет, я же поднялась в свою комнату. Собрала самое необходимое, отчаянно стараясь не думать. Вообще ни о чём не думать. Ни о происходящем, ни о моей матери, ни о леди Ориони.
Ни о Беване.
Папа провозился в кабинете дольше, чем я складывала одежду и всякие нужные мелочи. Спустившись в холл и поставив чемодан на пол, я на цыпочках, будто в детстве, прокралась к кабинету отца. Дверь оказалась прикрыта не полностью и через узкую щель я увидела, как папа ходит по комнате, собирает книги, бумаги, флакончики тёмного стекла. Часть бумаг он укладывал в коробку, часть бросал в огонь, ярко пылающий в камине, и наблюдал, как пламя жадно пожирает исписанные желтоватые листки. И я так же тихо отступила от двери, вернулась в холл.
Зарево пожара мы увидели задолго до подъезда к Восточным воротам, и алые отблески на по-летнему рано светлеющем небе казались отражением огня в камине папиного кабинета. И охватившее часть дворца пламя огромным голодным чудовищем столь же жадно, без разбору поглощало корпус, где находились кабинеты папы и Дрэйка, поедало здание под собственный треск и вой сирен пожарных машин.
Пожар потушили на восходе солнца. Нашли четыре обгоревших до неузнаваемости трупа – отец лишь взглянул на них мельком и сразу сказал, что это двое его наёмников и один колдун, остававшиеся в корпусе. Больше никто не пострадал, огонь не коснулся других частей дворца, даже не приблизился к жилым его корпусам. Вскоре кто-то из служащих принёс папе маленький коричневый пакет и отдал с поклоном, сообщив, что велено было передать милорду Рейнхарту на рассвете. Отец даже не спросил, кто велел, только открыл бумажный пакет, перевернул, вытряхивая содержимое себе на ладонь. Я стояла рядом и видела – внутри был перстень братства, кольцо из потемневшего золота с серебряной звездой о двенадцати лучах.
Несколько часов спустя, когда мы устраивались в апартаментах во дворце, выделенных нам императрицей, принесли маленькую деревянную шкатулку с приложенным к ней клочком бумаги. На бумаге написано коряво «Привет из Атрии».
А в шкатулке лежали ещё два перстня братства.
Глава 6
Айшель
Хейзел уехала после полудня, когда Беван получил подтверждение из Атрии, что ещё двое собратьев отказались служить идеалам ордена, отказались участвовать в его партиях и делах, вслед за Дрэйком прислав Рейнхарту свои перстни. Конечно же, все трое – Дрэйк, Вэйдалл и Гален – по-прежнему оставались частью круга, оставались бессмертными, и мы понимали, что этот маленький коллективный бунт не решал исхода необъявленной войны, лишь обозначил позиции сторон. Беван посетовал, что жаль лишаться зрелища столь дивного, как физиономия Рейнхарта, вытянувшаяся, перекошенная от ярости, при виде ещё двух колец братства, но я, признаться, совершенно не хотела бы ни видеть старшего в такой момент, ни находиться рядом. Сомневаюсь, что Рейнхарта и оставшуюся часть собратьев обрадует столь неожиданное, стремительное распространение «болезни», а значит, сирена отныне была в опасности не меньшей, чем я.
Несмотря на возможную угрозу, Хейзел всё же решила отправиться в Атрию – Беван заверил, что Вэйдаллу есть где устроить молодую женщину с ребёнком. Дрэйк собирался отвезти графиню к её друзьям, забрать сына и вещи, и потом к тем, кто сможет открыть портал за границу империи. Хейзел не хотела тратить время на поездку через неспокойные территории страны, а благодаря порталу графиня сразу перемещалась в одно из соседних королевств.
Мы попрощались во дворе дома, коротко, сдержанно, хотя и без неприязни, которая могла бы возникнуть при иных обстоятельствах. Мне жаль немного, что я не успела лучше узнать нынешнюю Хейзел, не расспросила о сыне, о ней самой. Всё-таки она больше двух лет провела бок о бок с Дрэйком и, наверное, он не стал бы помогать графине, будь она на самом деле такой, какой показалась мне при первой встрече. Прошедшие годы были непростыми не только для меня и моих мужчин, но и для всех, кто так или иначе с нами связан.
Я улыбнулась на прощание Хейзел, помахала рукой Дрэйку, и мы с Лиссет поднялись на крыльцо дома, ожидая, пока автомобиль выедет со двора, а Беван закроет за ним ворота.
– Да-а, прав Бев, – заметила лисица негромко.
– Ты о чём?
– О том, что все мы меняемся, когда жизнь макает мордой в самое… м-м, в самую грязь. Мало кто выбирается оттуда таким же, каким был раньше.
– Но это и хорошо по-своему. В грязи остаются маски и мишура, старая одежда и придуманные роли, а на свет появляется другой человек. Настоящий, а не прячущийся за наносным блеском.
– Когда как, – передёрнула плечами Лиссет. – Иной раз падение в грязь обнажает такие стороны человека, да и нечеловека тоже, что не приведи праматерь столкнуться с ним в тёмном переулке.
Дрэйк строго-настрого запретил оставлять меня без присмотра, лисице тоже не желательно ходить куда-либо в одиночку. Беван и Лиссет ещё с утра, пока дома оставался Дрэйк, съездили за вещами в наше прежнее временное убежище и теперь мы отправились разбирать немногочисленные пожитки и обустраиваться на новом месте. Возможно, в этом доме мы пробудем дольше, чем у знакомого Бевана.
После осмотра особняка я решила остаться в той комнате, где лежал Нордан. Всего спален пять, и я вполне могла бы занять отдельную, или дождаться возвращения Дрэйка и согласовать всё с ним – в конце концов, хоть мы и не женаты по закону, однако привязка скрепляла наши отношения прочнее, надёжнее любого брачного союза, оплетала нитями тончайшими, неразрывными. И я женщина Дрэйка, он имеет полное право приходить ко мне ночью или даже занимать одну со мной спальню, и я не возражала бы в другой ситуации, но сейчас казалось неправильным оставлять Нордана. Вдруг он проснётся в одиночестве, в неуютной, холодной комнате?
Дни шли, однако Нордан не просыпался.
Через три дня Беван сообщил, что Хейзел с сыном благополучно добрались до Тирса, маленького города в Атрии, где сейчас жил Вэйдалл, что молодую женщину и её малыша приняли хорошо, и они тоже обустраиваются на новом месте. Ещё мужчина добавил, что пока никаких нот протеста или требований немедленно покинуть Тирс и предстать перед старшими мятежным собратьям не приходило, и это подозрительно.
Наша жизнь в Эллоране также тиха, ленива, настороженно вальяжна, словно развалившийся, разомлевший на солнышке кот, окружённый щебечущими беспечно воробьями. Я не покидаю территорию особняка, днём получаю письма от Тайи с подробным перечнем того, что делали они с Эстеллой, пишу ответные, полные советов, наставлений и просьб поцеловать Звёздочку за меня, передать малышке, что мама любит её и очень скучает. Читаю вслух Нордану письма Тайи и те, что писала ему все эти годы, читаю от строчки до строчки – не знаю, какие из моих каракулей мужчина видел во сне, а какие нет. Вместе с Лиссет привожу дом в порядок, придаю нашему убежищу вид более жилой, уютный – всё же невозможно долго находиться в комнатах пыльных, неопрятных, с мебелью под саваном чехлов. Занимаюсь – я уговорила Дрэйка показать, как строится защитный полог, и сделать новый на моей крови, с доступом только для нас пятерых. Это не панацея, нет гарантии, что в случае необходимости Рейнхарт или кто-то другой не найдёт способа проникнуть на территорию особняка, но так, по крайней мере, мы уверены, что незваный гость не войдёт сразу, столь же легко, непринуждённо, как вошёл когда-то в прежний дом и в мою жизнь.
Занятия, начавшиеся с построения полога, переходят постепенно к изучению других ветвей магии братства. Припомнив всё немногочисленное, что нам рассказывали в храме о человеческом колдовстве, о чём поведала мне мама, я понимаю, что магия братства и чистокровных людей действительно различается. Я не владею стихийной силой, не смогу, подобно моим мужчинам, лёгким мановением руки что-то сжечь или заморозить, но мне доступно многое другое, защита в том числе. Мне интересно слушать Дрэйка, интересно наблюдать, как мужчина рисует для меня схемы на бумаге, объясняет про потоки, линии и точки соединения. Как демонстрирует на практике и улыбается мягко, терпеливо, глядя на неуклюжие мои попытки повторить. Поправляет, корректирует, спокойно объясняет заново. По сути, наши неожиданные уроки становятся единственным временем, которое мы проводим только вдвоём, отвлекаясь от прочих забот, тревог и мыслей, единственной возможностью прикоснуться друг к другу, пусть и невинно к руке. Возвращаясь домой, Дрэйк всегда обнимает меня, и я скромно целую его в щёку. На ночь и поутру целует уже мужчина, в уголок губ, словно мы женаты так давно, что нам неведом вкус опьяняющей страсти, словно пожар юности уступил место ровному уютному пламени отношений долгих, устоявшихся. Мы не обсуждаем сложившуюся ситуацию, не делаем друг другу намёков, не настаиваем, не пытаемся зайти дальше коротких целомудренных объятий и осторожных прикосновений к запястью, пальцам или плечу. Нам обоим будто кажется неуместным отдаваться порывам страсти сейчас, когда тело Нордана рядом, а разум его блуждает в неведомых далях мира сновидений.
Ночи же я провожу в нашей с Норданом спальне. Сплю рядом с неподвижным холодным телом, завернувшись в толстое одеяло, точно в кокон. Каждое утро пробуждаюсь с тайной надеждой, что открою глаза и поймаю знакомый нежный взгляд, почувствую тепло рук на своём лице. И каждое утро поднимаюсь с постели с разочарованием, оседающим в душе изморосью промозглой, назойливой. Знаю, Дрэйк помалу спит, иногда отсутствует подолгу, иногда часами сидит в кабинете, разыскивая либо рецепт противоядия, либо самого яда, либо иной способ пробудить собрата. Знаю, и Беван, и Лиссет заходили к Нордану тайком, пытались разбудить его, но не помогли ни встряска, ни пощёчины, ни крик над ухом, ни выплеснутая в лицо чашка с холодной водой, после которой мне пришлось попросить Дрэйка подсушить мокрое пятно на подушке.
Виновник обливания так и не сознался.
Беван в шутку предлагал мне поцеловать Нордана, словно в старой сказке, но я только качала головой. Целовала, и не раз. В щёку, в губы, покрывала лихорадочными поцелуями всё лицо, плакала, умоляла проснуться, вернуться к нам, ко мне. Даже ударила однажды. Глупо, понимаю, но на смену слёз пришла вспышка злости и я, не сдержавшись, влепила Нордану оплеуху.
Ладонь болела. У мужчины же не дрогнули и ресницы.
И во снах я терялась одна. Нордан наконец-то рядом, я ощущала его тело через одежду и одеяло, но в теле этом не было дорогого мне мужчины, не было жизни, лишь жалкое её подобие. Я даже не чувствовала родного запаха, только тонкую, слабую горечь талого снега.
Рейнхарт не предпринимал никаких действий, по крайней мере, явных. Дрэйк назвал Бевану адрес, по которому проживал старший собрат вместе с Веледой, Беван наведался туда почти сразу же и сообщил, что Рейнхарт там больше не живёт. Выяснилось, что в день пожара Рейнхарт с девушкой спешно и неожиданно переехали в императорский дворец, где и оставались по сей день. Беван пытался найти возможность встретиться с Веледой тайно, но девушку не выпускали с территории дворца, она везде ходила с сопровождением – либо с кем-то из наёмников Рейнхарта, либо с одной из фрейлин императрицы. Обыск прежнего дома старшего ничего не дал, если там и могла храниться хоть сколько-нибудь полезная информация, то Рейнхарт наверняка забрал всё с собой.
На пятый день пришли короткая записка и два именных приглашения от Её императорского высочества Валерии, подписанные самой наследницей.
«Дорогая леди Айшель!
Искренне рада вашему возвращению в Эллорану. Хотя многие уверяли меня, что вы никогда больше не ступите на территорию империи, я всегда знала, что однажды вы всё же вернётесь. Иначе и быть не могло. Буду рада увидеть вас и вашу подругу, госпожу Элери, на большом балу в императорском дворце по случаю прибытия ко двору Его высочества Антонио, второго принца Альсианы.
С надеждой на скорую встречу,
Валерия».
Приглашения на моё имя и имя Лиссет, но Беван, покрутив обе карточки, указал на отметку «плюс одно лицо» на каждом, означающее, что мы с лисицей вольны привести с собой по одному сопровождающему на наше усмотрение.
– И, судя по читающемуся между строчками, наследница желает увидеть именно тебя, Шелли, – добавил мужчина.
– Только зачем? – удивилась Лиссет. – Валерия соскучилась? Или Рейнхарт действует через наследницу?
Я посмотрела рассеянно в окно. Время близилось к полудню, и солнце припекало, нагревая постепенно даже наш небольшой затенённый дворик. Дрэйк ушёл ещё рано утром, опять не сказав, куда, и я уже знала, что мужчина может вернуться и к обеду, и вообще к вечеру. В отсутствие Дрэйка с нами всегда оставался Беван, равно как и Дрэйк не покидал дом, если Бевану требовалось куда-то наведаться. Подозреваю, что оба мужчины с некоторых пор не слишком доверяли защитному пологу, пусть и изменённому немного.
– С учётом приезда почётного гостя меры безопасности должны быть усилены, – продолжил Беван. – Не дай Кара кто в бокал иностранному принцу плюнет.
– Потому и приглашения именные, – Лиссет постучала ноготком по одной из лежащих на кухонном столе карточек с позолоченными виньетками. – Теперь-то точно будут на входе приглашения проверять.
В газетах писали, что в пожаре во дворце виновато замыкание, что ни одна из оппозиционных партий не имеет к нему никакого отношения. Что никто не пострадал, а сгоревший корпус восстановят в самое ближайшее время.
– Хм-м, получается, императрица всё же договорилась с Альсианой, раз они своего принца уже присылают?
– Значит, договорилась. Не могут же они вечно тянуть, наследница-то моложе не становится.
– Девчонке всего двадцать, развалина ты древняя!
– Когда Октавиан был покрепче и поздоровее, он вообще грозился выдать дочурку замуж, едва ей восемнадцать стукнет, и начать воспитывать из зятя следующего императора.
Нордан наверняка будет отпугивать всех молодых людей, которые решат проявить интерес к Эстелле.
Я качнула головой, отодвигая неуместную сейчас мысль о женихах Звёздочки. Наша девочка ещё слишком мала, чтобы всерьёз размышлять об этом или беспокоиться.
– Не думаю, что разумно отказывать наследнице престола, – напомнила я. – Но приглашение может быть и ловушкой Рейнхарта.
– Что ставит нас в сложное положение, – подытожил Беван. – И отказаться от практически личного приглашения Валерии вы не можете, и без веской необходимости лезть в новую западню глупо и бессмысленно.
– Вы? – повторила лисица. – А себя ты к нам не относишь?
– Лично меня не звали, так что могу и не идти.
– Как же госпожа Ритт? Вполне вероятно, она тоже будет на балу.
– А что – госпожа Ритт? – лицо Бевана невозмутимо, равнодушно даже, в тёмных глазах глухая стена, которую я замечала уже не раз, когда речь заходила о Веледе. С тех пор, как я рассказала о возможном происхождении девушки, Беван избегал говорить с нами о ней, об их встрече на императорском балу и на том давнем маскараде.
– В любом случае бал не сегодня и не завтра, время на раздумья у нас есть, – прервала я намечающуюся перепалку и забрала со стола приглашения и записку. – Я скажу Дрэйку, когда он вернётся.
Беван кивнул и вышел из кухни, не глядя ни на кого из нас.
* * *
Дрэйк вернулся к вечеру. Я показала мужчине приглашения и записку от Валерии, но, как и я, Дрэйк с выводами и окончательным вердиктом не торопился.
Обычный ужин вчетвером.
После наши с Дрэйком занятия на полтора часа, в уединении его кабинета. За окном с незакрытыми портьерами собирается темнота, копится между стволами деревьев сада за домом, небольшого, запущенного. И я не замечаю, но чувствую рассеянность Дрэйка, чувствую, что мысли его далеки от построения отражающего полога. Я слушаю, внимательно рассматриваю небрежно нарисованную на листе бумаги схему, киваю, подтверждая, что поняла. И решаюсь спросить:
– Куда ты уходишь? Тебя подолгу не бывает, и я волнуюсь.
– Библиотеки, архивы, храмы, различные общины, – мужчина повертел в руке карандаш. – Кажется, теперь я знаком со всеми шаманами всех видов и сообществ, живущих в Эллоране.
– И никому ничего неизвестно о том снотворном?
– Не больше того, что мне удалось выяснить за прошедшие три года, – Дрэйк помолчал выжидающе, словно размышляя, сказать мне нечто неприятное или же пока не стоит.
– Что-то ещё? – уточнила я настороженно.
– Не совсем. Когда-то Рейнхарт учил нас, что всю по-настоящему важную, ценную информацию надо хранить в одном месте, – мужчина коснулся тупым концом карандаша своего виска, и я поняла.
– Он всё держит в уме?
– Не всё, но многое.
– И ничего не забывает? – как можно помнить всё на протяжении стольких лет, стольких веков?
– По крайней мере, до сих пор я не замечал за ним признаков забывчивости.
– И никогда не ошибается?
– Все ошибаются, Айшель, – Дрэйк откинулся на спинку кресла. – Тогда мы оба ошиблись и нам – и мне, и Рейнхарту, – ошибка стоила важного для каждого из нас человека. Рейнхарт не просчитал возможного участия Бевана – и Беван совершил то, что до него не делал никто из членов братства: он сумел покинуть круг, не просто умереть, но воскреснуть, освободившись от ордена. Между Беваном и Нордом всегда выбирали Бевана, а Рейнхарт вдруг лишился одного из двух самых перспективных собратьев последнего поколения. Хотя сомневаюсь, что Катаринна не доложила ему о вашем с Беваном тесном общении в загородном поместье. Рейнхарт знал, но не учёл такой вероятности, за что и поплатился. Как единицей круга, так и снижением доверия со стороны других старших.
– А ты? – пытаюсь вспомнить подробно те события, найти ошибку Дрэйка. Мне кажется, он сделал всё, что было в его силах, что возможно в той ситуации.
– Недооценил значимость парной привязки для старших, – мужчина смотрел на меня пристально, изучая мою реакцию, выражение лица, глаз. – Многого можно было бы избежать, если бы ты уехала сразу после возвращения Бевана и его рассказа о подслушанном разговоре.
Я же осталась, а меньше суток спустя приехал Рейнхарт.
– Кто же знал, что всё так сложится?
– Следовало предположить и такую возможность, – слышу горечь сожаления в ровном голосе, и мне хочется объяснить, что даже им, членам братства, бессмертным полулюдям, не дано просчитать абсолютно всё, учесть каждую деталь, каждый выбор, что сделают другие. И кто из нас ведал тогда, что орден и жрицы Серебряной связаны теснее, крепче, чем казалось на первый взгляд? – И теперь я всё чаще задумываюсь, не совершил ли тогда второй ошибки.
Возражения застревают в горле комом тугим, противным.
– Какой? – спрашиваю едва слышно.
– Позволил им усыпить Норда.
Более Дрэйк ничего не добавляет, но невысказанные вслух сомнения повисают между нами пеленой холодного дождя.
Он не уверен, что удастся разбудить Нордана. У нас нет неограниченного количества времени, чтобы искать и пробовать способы пробуждения, нам нечего предложить Рейнхарту в обмен на нужную информацию, у нас нет средств и возможностей, чтобы выведать необходимое силой или хитростью. Рейнхарт не будет бездействовать вечно, не оставит нас в покое, а сбежать из империи с телом на руках, мало отличающимся от трупа, вряд ли возможно.
Несколько минут тяжёлого молчания, и я встаю со второго кресла напротив Дрэйка. Мужчина поднимается следом, я собираю листки со схемами.
– Давай завтра повторим, хорошо? Хочу сегодня лечь спать пораньше.
– Конечно, – Дрэйк обошёл письменный стол, проводил меня до двери. – Доброй ночи, – традиционный ныне поцелуй в уголок губ, моя улыбка ответом.
– Доброй ночи. Постарайся тоже поспать.
Я поднялась в спальню, включила лампу на тумбочке возле кровати. Бросила привычный внимательный взгляд на Нордана – неподвижное тело, словно застывшие во льду черты лица – и положила бумаги на столик перед окном, к другим схемам и своим записям.
– Валерия желает видеть меня на балу по случаю прибытия жениха, принца из Альсианы, – регулярно читая вслух письма, я перестала пугаться собственного голоса в тишине комнаты, перестала бояться разговаривать с тем, кто не ответит и почти наверняка не слышит. – Все полагают, что приглашение может быть ловушкой Рейнхарта, и я тоже так считаю, но заковырка в том, что особам королевской крови, даже пока лишь наследникам, даже ещё не коронованным, не отказывают. Знаю, ты бы сказал, к Диргу приказы этой несостоявшейся феи, однако если за приглашениями не стоит Рейнхарт или Катаринна, то мне не хотелось бы обижать Валерию и лишаться её возможного покровительства.
Сложенное аккуратно одеяло лежало на моей половине кровати, и я устроилась прямо на нём, прижалась к боку Нордана.
– Мне кажется, Дрэйк готов опустить руки, – призналась я тихо, после короткой заминки. – Или не то чтобы опустить, но, возможно, он считает нерациональным в складывающейся ситуации тратить время на твоё пробуждение и потому намерен отложить его на некоторый срок. Не подумай, будто Дрэйк пытается полностью забрать меня себе, воспользоваться твоим отсутствием… я по-прежнему провожу с тобой больше времени, чем с ним, и отношения наши не сильно отличаются от того, что было три года назад, – я приподнялась на локте, всмотрелась в лицо Нордана.
И, повинуясь порыву неожиданному, отчаянному, безнадёжному, прикоснулась своими губами к его.
Замерла, ожидая ответа, чуда, чего-нибудь.
Ничего. Даже искры тепла в теле, подобном холодной мраморной статуе.
Я отстранилась, чувствуя, как слёзы жгут глаза. Ничего. Опять. И снова. Кажется, сейчас я одинока, несмотря на присутствие обоих мужчин и друзей, несмотря на надежду, посеянную моей слепой верой в будущее счастливое, светлое. Более одинока, чем ночами в общине, потому что присутствие мужчин номинально, а друзья не могут ничем помочь. Дрэйк прав: забрать Нордана из подземелья полдела, разбудить его куда сложнее.
Если вообще возможно.
Дрэйк прав, всегда прав. А я только мешаюсь под ногами, путаю его планы глупыми капризами. Дрэйк не виноват в усыплении Нордана, виновата я. Надо было слушаться Дрэйка, не истерить, не требовать от него ответа на мои чувства, а уезжать сразу, пока обстановка была спокойной, пока были шире возможности. Не подвергать мужчин неоправданному риску, зная, что привязанности в братстве под запретом. Вероятно, тогда бы Нордан не узнал о дочери, но, по крайней мере, больше шансов, что сейчас он бы жил нормальной жизнью, а не блуждал в бескрайних сновидениях. Я говорила Нордану, что люблю его, а сама подвела. Думала лишь о себе, маленькая эгоистка, никогда прежде не видевшая мужского внимания. И вдруг сразу двое импозантных мужчин, готовых на всё ради меня, тройная привязка навсегда, внезапная свобода от унизительного клейма рабыни, вместо жалкого статуса наложницы – гордый титул любимая, своя женщина. Закружилась голова у наивного тепличного цветка, вообразила себя невесть кем, позабыв совершенно, что в первую очередь платить за обретение пары будут мужчины, обязанные защищать меня.
Они и заплатили.
Всхлипнув, я села, растёрла слёзы по щекам.
– Я такая дура, – собственный голос прозвучал сипло, чуждо в тишине комнаты. – Норд, прости меня… Это я во всём виновата, я подставила тебя и Дрэйка, привязала вас к себе, стравила, заставила терпеть друг друга… И усыпили тебя из-за меня… П-прости меня, пожалуйста… – я уткнулась лбом в грудь Нордану, давясь глухими рыданиями, вздрагивая от ужаса осознания.
Это не ошибка Дрэйка, это моя вина, только моя…
Что я скажу Эстелле, когда вернусь к дочери, когда она станет старше? Твоего папу усыпили из-за глупости твоей легкомысленной мамы? И, быть может, поэтому ты никогда его не увидишь, во всяком случае, бодрствующим, не заговоришь с ним, не будешь сидеть на его коленях, читая вместе с ним сказки?
Горячие слёзы текли и текли, от каждого судорожного всхлипа бросало в жар. Я подняла голову, едва различая оставленное мокрое пятно на белой рубашке мужчины, едва понимая, что делаю, и потянулась вновь к неподвижным губам. Ещё один раз… просто так… вреда ведь не будет, да?.. Я многое готова отдать лишь за то, чтобы он проснулся. Готова поделиться своей жизнью, теплом…
Сиянием.
Мысль несложная, очевидная даже. Однако прежде я не думала применять собственный дар к Нордану, мне не приходило это в голову, как не посещают порой озабоченный поисками ответов разум самые элементарные, незатейливые решения. А сияние материализуется послушно, окутывает меня не привычной освежающей прохладой, но мягким убаюкивающим теплом. Зажмурившись по-детски, я снова целую Нордана, однако успеваю заметить краем глаза, что вуаль сияния вокруг не призрачно-серебристый лунный свет, а медовое золото янтаря. Я не хочу, не буду сейчас думать об этой странности, она появляется и растворяется в затуманенном сознании. Ощущаю, как тепло уплотняется из тончайшего кружева вуали в тяжёлый бархат жара, как он накрывает меня и Нордана, заглушает шаги вдали, неразборчивые голоса, стук двери. Сам мир отступает деликатно, оставив нас вдвоём.
Время по ударам сердца.
Запах сандала и лета где-то далеко-далеко. Рядом же – талый снег резким привкусом.
Туман, лесной мох и ягоды.
Удар сердца под моей ладонью. Сияние отражается огненными вспышками под веками, оно, неожиданно горячее, крепкое, словно чашка свежезаваренного кофе, наполняет меня, и я без сожаления отдаю всё, что есть, делюсь щедро, без остатка. Зову мысленно, прошу вернуться, прошу простить меня.
Ещё удар. И ещё.
Жар выжигает воздух, царапает кожу, грозя вонзиться в открытые участки не безобидными коготками котёнка, но когтями матёрого льва, раздирающего плоть до кости. Однако я не могу остановиться, не могу бросить теперь, когда так близка к цели…
Дрожь по тёплому телу подо мной, под моими руками, и я отстраняюсь за мгновение до того, как Нордан делает глубокий вдох, открывая глаза.
Мир вернулся, нахлынул страхом в запахе сандала, раскалённым на полуденном солнце воздухом, резким переходом от ярких вспышек под веками к полумраку спальни, освещённой отчего-то лишь падающим из коридора светом. Помню, я точно включала лампу на тумбочке… Я моргнула несколько раз в попытке прояснить зрение, сфокусировать взгляд. Нордан смотрел на меня изумлённо, растерянно, настороженно немного, недоверчиво, будто не понимая до конца, что и почему происходит. Поднял медленно руку, коснулся кончиками пальцев моей щеки, удостоверяясь, настоящая ли я. Я улыбнулась слабо, чувствуя, как перемешиваются усталость и радость.
– Я всё равно тебя нашла бы, куда бы тебя ни увезли, где бы ты ни оказался, – прошептала я. – Тебя от меня нигде не спрятали бы.
Хотелось смеяться от счастья, облегчения, но усталость сильнее, она увлекала в темноту, а у меня не осталось сил, чтобы противиться безмолвному её зову. Нордан нахмурился вдруг, беспокойство окатило с двух сторон.
– Котёнок?
– Айшель?
– Всё… в порядке… – успела произнести я.
И мир исчез во тьме.
* * *
Я возвращаюсь и в первое мгновение не понимаю, куда попала, как тут оказалась. Спальня, предрассветный сумрак, разгоняемый светом включённой лампы на столе перед окном. Беван, сидящий на стуле, пишущий что-то на листке бумаги, лежащем на краю столешницы. И я теряюсь – я умерла? Или брежу? Или всё ещё сплю и, подобно Нордану, вижу сон-воспоминание, тень своего прошлого? Поворачиваюсь и обнаруживаю, что половина кровати, на которой лежал Нордан, пуста.
– Очнулась, – Беван поднял голову, отложил ручку и, встав, подошёл к постели. – Как ты себя чувствуешь?
– Н-норд? – мой голос срывается от резкой волны паники, страха. Где он, почему его нет рядом?
– Живее всех живых, – заверил Беван и потянулся за стоящей на тумбочке чашкой с фарфоровой крышкой. – Он-то быстро восстанавливается, а тебе нужно время. Помнишь, мы это уже проходили в «Розанне».
Я приподнялась на локтях. Помню. И теперь всё так похоже – я отсыпаюсь после ранения, со мной сидит Беван, готовый напоить по пробуждению отваром, – что кажется, будто я вернулась в прошлое, перенеслась в загородное императорское поместье, где на меня напала кера.
– Где Норд? И Дрэйк?
– Где-то в доме, решают всякие мелкие бытовые вопросы, и за компанию Дрэйк вводит Норда в курс дела. Норд, конечно, не собирался отходить от тебя ни на шаг, но мы с Дрэйком настояли. А потом я вообще всех выгнал, чтобы не сопели у тебя над душой, всё равно делу не поможет. Лису отправил спать, Дрэйка к Норду, пусть совмещают приятное с полезным, – мужчина снял крышку и подал мне чашку со знакомой зеленоватой жидкостью.
– Опять снотворное?
– Тебе надо ещё немного поспать.
– С некоторых пор меня пугают снотворные, – призналась я.
– Это из запасов Дрэйка, так что можешь не опасаться.
Я села, взяла чашку и выпила отвар, ещё тёплый, горьковатый на вкус. Отдала пустую чашку Бевану, откинулась на подушку.
– Сколько времени прошло?
Мужчина поставил чашку на тумбочку, бросил через плечо взгляд в окно.
– Немного. Вон, только рассветает, – затем посмотрел на меня внимательно, пытливо. – Ты помнишь, что делала, когда… разбудила Норда?
