Текст книги "Нарушитель границы"
Автор книги: Сергей Юрьенен
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)
– Разве мы не пойдем к дяде Генриху? – разочарованно спросил мальчик.
– Лучше не стоит, – сказал он. Вернулся и взял беременную жену под руку.
– Эй! – окликнул мальчик. – Вы что-то забыли! Под опломбированной дверью остались праздничные мешки «Березки».
– Твоя мама курит?
– Как паровоз.
– Вот и отдашь ей сигареты. А пьет?
– Бывает…
– И бутылки, значит, тоже. А икру можешь съесть сам. Договорились?
– Хорошо… – И выскочив на площадку: – Но что такое, – крикнул вслед, – икра!
Вокруг «фольксвагена», запаркованного во дворе дома 110, толпились тени, при их появлении деликатно ретировавшиеся. Они захлопнулись в свою машину, как в сейф, и защелкнулись изнутри. Сидели на дне сумрачного каменного мешка, курили и молча смотрели на дырку подворотни, озаренную по краям газовым излучением с Невского. Мимо дырки текли фигурки гуляк.
– Его арестовали?
– Не успели.
– А где он?
– Исчез… – Он извлек из кармана рубашки послание Вольфа миру и передал ей. Прочитав записку, она глянула в зеркало заднего обзора, подняла подол и спрятала ее в трусы. Трусы на ней были эластичные, специальные трусы, чтобы поддерживать живот. Французские, конечно.
– В случае неадекватной мимики, – предупредил он, – они влезут и в трусы.
– За мимику ты можешь быть спокоен.
– Они специалисты не только по лицевым рефлексам. Насколько мне известно, на каждой таможне имеется гинекологическое кресло.
– Не посмеют.
– У тебя что, дипломатический иммунитет?
– Иммунитет беременной женщины. Дай мне, пожалуйста, атлас. – Листая «Атлас автомобильных дорог СССР», она спросила: – По-твоему, в этой стране можно исчезнуть бесследно?
– Почему бы и нет? Страна огромная, полицейская система несовершенна… Кстати, там у нас сзади не номер случайно записывают? Она взглянула в зеркало. – Обычный интерес к западной технике. Чисто платонический. Тем не менее включила зажигание. Проехав мимо облупленных стен и окон с телевизорными отсветами, «фольксваген» втиснулся в тоннель подворотни, рассек толпу на тротуаре Невского и повернул направо. Он молча смотрел сквозь стекло. Перед Аничковым мостом не выдержал:
– Этот дворец, справа…
– Да?
– Вот на этом самлм углу Достоевский пережил самую восторженную минуту своей жизни. После свидания с Белинским, который жил в том дворце и, прочитав рукопись «Бедных людей», пообещал юноше великое будущее. А что там сейчас?
– Ничего. Угол.
– Нет, во дворце?
– Райком КПСС.
– Жаль, что так получилось, – сказала она. – Могли бы остаться в Петербурге хотя бы на день. Взглянуть на фамильные гнезда, на дом Набокова… Большая Морская, 47?
– 47, – подтвердил он, – но улица Герцена.
– Не самое плохое переименование.
– Не самое. – Излучение реклам и витрин перемежалось провалами во тьму боковых улиц и каналов. – Ничего, – сказал он, – купим как-нибудь открытки. Они здесь хорошего экспортного качества. Нева была в чешуе бликов. С Дворцового моста она показала налево:
– Там был дом моей бабушки.
– А там моей, – показал он направо, и они рассмеялись. С Васильевского острова по Тучкову мосту переехали на Петроградскую сторону, и там, за Петропавловкой, заправились в последний раз дешевым советским бензином. Полный бак. За городом, на Выборгском шоссе, она прибавила скорость, чтобы расслабиться и унять толчки под сердцем. Он поднес к ее сигарете загибающийся язычок газового пламени, укутал плечи пледом. Вот так же, в 1917, но только в декабре, уходила через финскую границу юная русская княжна, чтобы воссоединиться в Швейцарии с русским офицером, бежавшим из германского плена. Ее профиль, по-индейски зорко, был устремлен за лобовое стекло, а живот, как нечто отдельное, тяжело покоился на расставленных ляжках. Сонный Выборг, основанный шведами на пятьсот лет раньше Санкт-Петербурга, без людей выглядел совершенно по-западному, но это был еще Союз. Он пожал ей колено.
– Ноги не затекли?
– Нет.
– Остановимся, сделаю тебе массаж.
– В Финляндии, – сказала она. – На первой же станции автообслуживания. И выпьем кофе, да? Мечтаю о большой чашке горячего кофе.
Над шоссе клубился туман. Они вернулись к машине, уже обысканной, и захлопнулись. Она небрежно сунула в бардачок свой синий паспорт, сплошь заштемпелеванный самыми разнообразными визами, а он бережно подул на свою первую, нарушившую девственность розовых страничек новенького бордового паспорта.
– Размажется, – ответил он на ее снисходительный взгляд.
После таможни их еще дважды притормаживали на шоссе пограничные патрули, проверяя еще и еще раз паспорта, рефлексы, реакции и заставляя выходить из машины. Крыша была в испарине росы. Во втором патруле был узбек, внешность которого не вязалась со скупым карельским пейзажем, рассеченным широким и добротным, еще финнами проложенным пустынным шоссе, в котором было что-то аэродромное…
* * *
SUOMI.
Лев с саблей на сине-белом полосатом столбе. Занятый разговором с напарником, финский пограничник, услышав за спиной звук машины, нажал кнопку автоматического шлагбаума. Даже не оглядываясь. Тот же туман, то же редколесье и озера по обе стороны гладкого, без выбоинки, шоссе, но под колеса с его оси летит уже интенсивно-яркая желтая разметка, но это уже Запад, Запад, Запад, и когда он смотрит на себя в зеркало в ослепительном сортире на станции автообслуживания, ноги вдруг подкашиваются так, что он схватывается за раковину. Он перевозбужден, он как бы в лихорадке, но ноги уже не держат, будто он, как в юности, перезанимался любовью стоя. Он выбирается наверх, в изнеможении сваливается рядом со своим кофе и поднимает глаза:
– Не верю! – говорит он. – Этого просто не может быть! И во всяком случае, не со мной! Ради этого один друг мой когда-то жизнью заплатил. Безумная история. Я тебе не рассказывал?
Париж. 1982