Текст книги "Я, Хобо: Времена Смерти"

Автор книги: Сергей Жарковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА 11. БЕЗ НАЗВАНИЯ

Пол Мьюком работал (aka проводил основное время своей жизни) за обычным менеджерским столом-пультом в главном офисе Управления бытконтроля комплекса Форт. Стол находился в выгородке из пластиковых жалюзи на рамах напротив стола комиссара Макаровой и в нескольких шагах от автобара. Такое расположение рабочего места весьма способствовало моментальному доступу капитана (простите – мэра, уже – мэра!) к основным потокам информации, включая сплетни и слухи, нередко куда как более существенные, чем рапорты и доклады от административных подразделений. Безо всякой задней мысли, Мьюком повёл сенатора именно сюда, тихонько позвонивши по пути на терминал Генерального дежурного по Форту и предупредив его о скором явлении. Управление находилось в MEDIUM-бубле Форта, где поддерживалась центробежная в шесть десятых, каковая и позволила супрефекту Цандеру, дежурившему этого сентября, совершить в арке ограничника, связывающего секцию Управления с побортным коридором, великолепный «на караул» при виде процессии. Миновав бравого Цандера, Мьюком увидел, что к дежурной смене сотрудников Управления присоединилась большая часть из смен отдыхающих. Любопытство пересиливало. По контрасту с пустынными коридорами в офисе была толпа народу. Разнополых космачей пятнадцать повыскакивало из выгородок, выстроилось вдоль переборок и пялилось на землян, хотя и молча и ненавязчиво (демонстрируя хорошее воспитание). Таким образом, смутно осознаваемая потребность, мучившая Мьюкома несказанно, – устроить всё-таки, чёрт побери, хоть какое-то официальное действо по встрече высочайшего гостя, соблюсти хоть какой-то протокол, хоть толику торжественности и пафоса впрыснуть, – неожиданно получила возможность удовлетвориться. Мьюком уже начал прикидывать, как и что будет Говорить От Имени Новой земли Палладина Дальняя Представителю Императорского Дома На Митинге Торжественного Приветствия, и Мьюком не сразу понял землянина, когда тот, делая небольшие поклоны и помахивая публике рукой, сказал уголком рта:

– Здесь нам будет неудобно, господин мэр. Найдите более… так скажем, уединённое – место.

– Ваше Превосходительство?… – Романов наклонил голову: ты всё слышал, космач! – Ко мне домой?… – сказал Мьюком, растерявшись. – Или в клуб какой-нибудь?…

– Я не знаю – куда, – сдерживая раздражение, сказал землянин. – Где, например, вы проводите… правительственные совещания? Где… так сказать, чёрт побери, вы работаете? Где у вас Центр?

Мьюком вернулся с митинга в реальность и подтянулся.

– Центр здесь. С главами служб мы переговариваемся по интеркому, сэр. Проводим видеоконференции. Мы редко тратим время на собирание в одном месте… Если что-то очень важное… то у меня дома. Там оборудован дубль-пост, да… А так… я как-то и не задумывался… ну, собрания клуба серьё-зов… салоны, кают-компании… парк у нас неплохой. Небольшой, но чистенький.

– Парк… Нет, Пол, мне хотелось бы нечто отстранённое… отдалённое от шума. Но оборудованное доступом к связи… и к архивам. – Тут Мьюком заметил краем глаза: Ларс Плодкин, взявшийся в главном офисе УБ откуда не, вдвинул лицо между плечами неразлучных менеджеров Анны Саг и Брика Ворка и принялся делать этим лицом знаки Мьюкому. Романов продолжал: – Чёрт побери, Пол… как так можно работать? Я же ясно выразил своё желание… побеседовать визави… то есть – один на один. А этот что хочет?

– Прошу прощения, Ваше Превосходительство. Итс Ларс Плодкин, начальник службы общественной информации, – сказал Мьюком поспешно. – Форт ждёт официальной информации о вашем визите, Ваше Превосходительство… я полагал, что несколько слов для людей были бы уместны… мне кажется.

– Да, – сказал землянин. – Я отлично понимаю. Вы правы. Безусловно, я бы сказал. Я дам развёрнутое, так сказать, интервью для… пресс-службы Города… но не сейчас. И – Города, не Форта, Пол, официально – Города, привыкайте. Мы в Городе Палладина, и вы мэр его. Привыкайте скорей… – Что он так психует? – подумал Мьюком. – А выступлю я обязательно, но… не сейчас, Пол, не в первый день, – очень быстро и очень раздражённо говорил Романов. – Мы согласуем время… и представимся Городу, но – позже. Пойдёмте отсюда.

Землянин повернулся к выходу. Телохранители мгновенно перестроились, женщина-кошка неким чудом очутилась в авангарде, провешивая дорогу, а парень-дизель снова взял на себя тыл. Мьюком рывком выпустил из себя полную грудь воздуха, махнул народу, потряс кулаком округлившему в невинном негодовании глаза Ларсу и, обгоняя парня-дизеля, поспешил в спину Романова, словно в убегающую дверь, успев заметить, однако, что Плодкин из-под мышки снимает их уход на камеру.

Вот так вот, думал Мьюком, нуивот, эк-то. Земляне, значит, посетили нас. Может быть, они проездом? Пришли, из самых кишок выдрали грузовоз, трёх человек, что с нами, колонистами и клонами, разговаривать, не по-человечески это… взрослые дяди делают дело, ну а наше дело – дядей не отвлекать, не путаться, так сказать, тьфу, в ногах… Сердцебиение сделалось у Мьюкома хроническим. Романов беспокоил его, и не инспекторским статусом. Землянин психовал – по своим, Мьюкому неизвестным причинам, к жизни колонии, может быть, даже и не относящимся. Но псих у Романова был явный и вредящий окружающим, осязаемая аура образовывалась вокруг Романова от его психа, и находиться в сфере её было явно вредно. Откуда я знаю, может быть, дела на Земле обстоят так, что там руководитель и имеет право на нескрытый псих, тиражируя его сколь угодно обширно вовне. Но в условиях замкнутого объёма обитаемого космического объекта психующий руководитель подлежит немедленной изоляции, ибо Космос кушает беспокойных, не находящихся под наблюдением врача в изолированном, специально предназначенном помещении, без жалости, Космос кушает их даже без удовольствия, но беда, что приправой к одному кушаемому – нередко, зачастую – служат те, с кем рядом угадал он оказаться, и хуже – те, кто не имеет выбора – стоять рядом или отойти подальше… Опасность принёс землянин сенатор Романов в Форт… в Город, привыкаю… опасно пришёл, как не космонавт вовсе. Впрочем, Романов не космонавт. Со своим в срыве Мьюком знал, поступить как, и имел право и волю так поступать. Но как быть с землянином? Мьюкома толкнул парень-дизель, капитан… то есть мэр, привыкаю, – тряхнул головой, сгоняя тревогу с поверхности, ускорился и опять нагнал Романова – на как раз траверзе супрефекта Цандера, продолжавшего держать своё тело в стойке "смирно".

– Тогда, действительно, ко мне домой, сэр, – предложил Мьюком, занимая место одесную сенатора. Сенатор был длиннее его на голову. – Квартира в командной сети, собственно, это бывшая резервная рубка "Сердечника". Я по привычке там живу. Правда, у меня беспорядок. Прошу прощения. Мы не ждали вас так скоро, сэр. И неожиданно.

– Неожиданность моего появления в системе Палладина планировалась, – произнёс землянин веско, одним духом, замедляя шаг в распределителе объёмов. – Куда прикажете сейчас?

– Направо. В тот коридор, сэр.

– Квартира оборудована капитанским постом?

Мьюком догадался, что землянин имеет, так сказать, в виду.

– Да, сэр. Оборудована.

– Вы живёте в невесомости?

– Нет, сэр. Мы стараемся спать под тягой. Места хватает.

– Понятно. Место есть, вижу… Но остальное… Дефицит… так сказать… дефицит всего у вас серьёзный, Пол.

– Так точно, сэр. Но Земля с нами. Вы уже здесь.

– Безусловно. Ага… Здесь был пожар?

– Полгода назад. Замыкание, запылённость.

– Потери?

– Тогда не было. Ожоги второй степени, отравление. Оба выжили.

– Отрадно. Авария?

– Износ оборудования, сэр. В лифт, прошу вас.

– Как вообще с потерями?

– Хорошо, сэр. Действительно, хорошо. Один и четыре в год рабочие потери средняя цифра. ("Эх, Стада, эх, Лодия!…") Общественных конфликтов с летальным исходом до сих пор удавалось избегать. Один суицид в месяц.

– Только один? Отрадно.

Сука атмосферная, подумал Мьюком. Привёз ли ты хоть одну мощную электронную машину? НА хрен нам тут твои сто тысяч тонн, если они пустые?

Женщина Дейнеко вызвала лифт. Они подождали полминуты. Двери кабины разошлись, и выяснилось, что кабина занята. По колено забита пятилетней малышнёй из детсадика – весь выводок пятой кладки, разрешившейся всего неделю назад. Все как один, мальки держали в кулачках ободранные пятнистые бананы, кусали их и жевали. Учитель Канопус Ка-широв водил детей на утренник в парк. Дейнеко обернулась вопросительно.

– Мы подождём! – громко сказал Романов. – Здравствуйте, дети! Здравствуйте, господин учитель!

Продолжая кусать и глотать, девственята загомонили в смысле "дядя, ты кто, а ты, тётя, кто?". Канопус, сам космач не старый, с открытым ртом взирал на Дейнеко. Банана у него не было, но женщина-кошка вполне могла бы заменить ему банан, судя по выражению всего его облика.

– Учитель Каширов! – позвал Мьюком поспешно. Канопус с трудом сориентировался на поданный мэром пеленг. – Езжайте, господин Каширов. Езжайте давайте. И лифт пришлите обратно.

Канопус закрыл рот, козырнул и закрыл кабину. Крайнее, что мелькнуло в щели сходящихся створок – глаз Каширова, неотрывный от земной женщины-кошки. Лифт уехал.

– Несколько минут придётся ждать, – предупредил Мьюком сокрушённо. – Но пешком идти долго. – И грязно. Но про грязь он промолчал. Зачем промолчал? Но промолчал. Ну, разозлился Мьюком окончательно, промолчал и промолчал!

– Мы располагаем ими, – сказал землянин, взглянувши, впрочем, на таймер.

На поясе Мьюкома запищала трубка. Мьюком извинился, надел наушник и ответил. Звонил Пулеми по служебному каналу.

– Пол. Они отстыковались от меня и идут к землянину. Грузиться будут с него. Трюм подготовлен тонн на тридцать-тридцать шесть всего груза. По спецификациям определить не могу, чтС собираются везти. Ты там с ними?

– Да. Хорошо, понял тебя. Флаг, – сказал Мьюком и отключился.

– Вероятно, вам сообщили… Грузовоз ушёл к моему кораблю, – сказал Романов проницательно.

– Совершенно верно, Ваше Превосходительство.

– Так и должно быть. Не беспокойтесь за свой грузовоз, Пол. И извините меня… но… э-э… больше не могу терпеть. – Романов порылся в кармане, извлёк респиратор и надел его на лицо. – Никак не привыкну. Так сказать: к запаху.

– Пожалуйста, пожалуйста, сэр.

– Как часто пополняете вы цикл? – из-за маски спросил Романов.

– Недостаточно часто, сэр. У меня всего одна кислородная пушка над Тройкой. Пятьдесят тысяч килограммов твердыша в сутки, но у меня всего один грузовоз на кислороде постоянно. К концу текущего года я рассчитываю всё-таки запустить конвейер по напылению личных фильтров.

– Витамины? Вода?

– С витаминами хорошо. Бананы, как вы видели, яблоки, томаты. Орехи. Достаточное количество. Патока хорошо идёт. Вода – четыре с половиной литра в сутки на человека.

– Хорошо.

– А всего грузовозов три?

– Совершенно верно, Ваше Превосходительство. С чудом найденным "Нелюбовым" – три. Хотя "Нелюбов" не грузовоз. Но мы его используем.

Дейнеко сказала:

– Мэр, ваш телевизионщик. Я нервничаю.

Мьюком обернулся не быстро, но успел заметить спрятавшегося за поворот Плодкина.

– Плодкин! – крикнул он. – Прекрати!

Плодкин, высоко улыбаясь, вышел на вид, преувеличенно кивнул, поклонился, широким жестом выключил камеру и сгинул.

– Журналистика, – скорбно сказал Мьюком. – Простите, сэр.

Романов отмахнулся.

– Это везде одно и то же. Где же… лифт, Пол? Почему он не оборудован индикатором положения? Или я не вижу?

– Пожар, сэр. Здесь меняли переборки и решётки шахты целыми секциями. Индикаторной панели, видимо, просто не нашлось на складе. Но я слышу, лифт на подходе.

– Вы не очень-то любите нас… Так сказать, высокомерных и капризных землян? – вдруг спросил Романов.

– Со всем уважением, Ваше Превосходительство, но я не понимаю вас, – сказал Мьюком. Слова были давно подобраны и лежали наготове. Вопрос его не удивил. Он ждал его. – Я люблю Землю. Как и все мы. Я мечтаю вернуться. Как и все мы. Я делаю мою работу для Земли и во имя её, и во славу Императора. Со всем почтением, сэр, но ваш вопрос пахнет дурно… сэр. Простите, сэр.

– Да, возможно, пахнет… дурно, – согласился землянин. У глаз его, под рыжеватыми густыми бровями, твердели и расслаблялись морщинки. Дьявольскую проницательность выражали глаза, морщинки и брови сенатора над кабаньим рылом респиратора. И Мьюком ощущал, что как бы весь он, Мьюком, словно на ладони у сенатора Ермака Романова, понятный и прозрачный от до, отсюда сюда, сверху донизу, весь. Землянин понизил голос: – Мисс Дейнеко, свяжитесь с "Черняковым"… затребуйте ситуацию по "Каплуну".

– Есть, сэр. Мик, я отвлечена, работай.

Парень-дизель Мик кивнул и расправился. Этого Мика, кстати, Мьюком до сих пор так и не воспринимал как землянина, несмотря на эмблему, несмотря на покрой спецкостюма и принадлежность к свите. Неярок. Свет и величие метрополии от Мика не исходили. Дизель и дизель. Надёжный, верный, мощный. С таким хорошо в аварийном отсеке сидеть, только великоват для космача, энергоёмок. Кресты только эти… Да что ж со мной такое? – подумал Мьюком чуть ли не в панике. – Законы здесь, у нас – вакуум да нуль, под ногами пустота, ты забыл, старый? Они пришли, и они уйдут. Романов продолжал откровенно рассматривать Мьюкома в упор, медленно мигая. Дейнеко тем временем раскрыла – размером с коммуникатор – модуль и, держа девайс на ладони, стала с изяществом набирать запрос. Тут, наконец, приехал лифт, отверзся, все пошли в кабину. Мьюком засмотрелся на приборчик, сначала – чтобы свой взгляд отобрать у Романова, а потом – предметно заинтересовавшись. Хорошо выглядел приборчик и работал, наверное, на как выглядел. Последнее, вероятно, достижение земной техники. Или наоборот, не последнее, а вовсе старое… Мьюком никогда, конечно, не видел реестра запрещённых к передаче в колонии технологий, материалов и оборудования, но знал – как и все на Трассе – о существовании такового. А Ейбо с девчонкой пропали без вести за компьютер, мощностью, возможно, всего-то вот с такой девайсик, как у Дей-неко…

Я люблю Землю, колыбель человечества, подумал Мьюком ясно.

– Ну что же вы, Пол. Поехали! – сказал землянин.

Мьюком спохватился и нажал кнопку.

– Сэр, "Каплун" по расписанию, – негромко доложила Дейнеко, закрывая свой модуль. – Начинают погрузку.

– Спасибо, Лиса, – сказал землянин. – Прекрасно.

– Ярус-середина, – объявил Мьюком, дождавшись полной остановки. Где-то рядом играла музыка. – Я живу здесь. Прошу вас… А, ч-чёрт! – Музыка играла прямо здесь.

Ярус-середина MEDIUM-бубла был самым населённым объёмом Города, но увиденное Мьюкомом прямо у порога лифта не лезло ни в какие отверстия. Походило даже на демонстрацию, хотя, конечно, ей не являлось, а просто прямо на полу, в метре от лифта, после смены, перед тем как разойтись на сон, присели пятеро этэошников сгонять партию в пуццли под малину и курение. В раскрытых до пояса комбах, четверо младых и одна младая, немытые-намасленные и хоровым образом злоухающие на весь отсек родными подпалубами. У игровой доски нагло стоял пластиковый сифон. В нём было уже на донышке. Россыпь пластиковых стаканчиков – числом больше, чем игроков… И разило малиновой брагой, напрочь перебивая и рабочий запах, и дезодоранты, и никотин, и даже личные миазмы немытых технил… (Слава богу, он в респираторе, мелькнуло в голове мэра). Картину довершал проигрыватель, пущенный на полмощности, но каковой вполне хватало для объёма распределителя в семью три кубов.

Дейнеко ринулась вперёд, сильно толкнув Мьюкома каменным бюстом. Весь в синяках я от неё, мелькнуло в голове мэра.

– Внимание! Немедленно очистить помещение! – потребовала она.

Технила, "держащий коробку", поднял голову.

– Не слышуте, – сказал он и вздел бровь. – Вопчём, молодуха? Какой у тебя костюмчик!

Сейчас я его убью, мелькнуло в голове мэра. Испорчу цифру.

– Мисс Дейнеко, – сказал Романов, держась, однако, в глубине кабины лифта за Миком. – Ничего страшного… я полагаю. Жизнь идёт, мисс Дейнеко.

Пора действовать, мелькнуло в голове мэра, и он страшным усилием прекратил мелькание в голове.

Мьюком вывернулся из-под руки Мика-дизеля, произвёл мощный шаг вперёд, сказал: "Позвольте мне, мисс!", цапнул "держащего" за откинутый нагрудный клапан и вознёс в зенит, возвращая паршивцу воздетую бровь на положенное место. Смолкла музыка – кто-то начал реагировать адекватно.

– А ну!… – прошипел он. – Устроились, ш-ш-шпана!

– Капитан, да что?! – пискнул кто-то.

Мьюкома прямо шатало от ярости. Одновременно он был рад отвести душу. Поставить блок Романовским эманациям.

– Кто старший смены?!

Смирно висящий хам ответить не мог, натянувшаяся лямка перехватила ему воздух. Кто-то другой – все вскочили – пискнул:

– Вербик Топотун, капитан!

– Капитан, отпустите меня… – задушено сказал вспомнивший приличную речь "коробейник".

– Я тебя, молодец, запомнил! – сказал ему Мьюком обещающе. – Ты у меня теперь нагуляешься по холодкам без бонуса. Все холодки подберёшь на год вперёд. Я тебя не позабуду. Так, вы все! Быстро прибрать настил! – рявкнул он. – Ты, Бере-зинская! Застегнись! И убрать к (…)[38]38
  такому-то папе (трбл.)


[Закрыть] и к (…) [39]39
  такой-то маме (трбл.)


[Закрыть]сифон! Сдать брагу в префектуру! Господин сенатор, одну секунду! – На ярусе тяга стояла три десятых, левой руки вполне хватало для удержания молодца над горизонтом, только ткань старенького комба тянулась под пальцами. Мьюком включил телефон и на весь Город рявкнул: – Топотун! Лифт западный, середина медиума. Бегом сюда! – И только теперь Мьюком отпустил паренька. Тот начал снижение, заскрёб ногами.

– Сценка, так сказать, из космической жизни, – подал голос Романов. В голосе слышался юмор.

– Извините, ради бога, Ваше Превосходительство!

– Ничего. Сценка из космической жизни, так сказать, ха-ха-ха!

– Космачи! Это земляне! – пискнул кто-то. (У него был такой голос – тонкий.)

– Спокойнее двигайтесь, ребята, – сказала Дейнеко. – Без резкости. Плавнее жестикуляция. Мик, спокойно. – В арке напротив стояли уже несколько зрителей – крики, шум, интересно им. Раздался действительно слоновый топот из коридора, и огромный Пат Верник, растолкав зевак, занял собой всю арку и стал как вкопанный. В руке он держал, обхватив его поперёк двумя пальцами, сифон жёлтого цвета. Забыл его оставить дома, спеша на вызов. Кто-то засмеялся. На лице Верника последовательно и очень наглядно отобразились процессы сканирования, фиксации, обработки, оценки, анализа и размещения окружающей ситуации. На "флаг" последнего Верник закрыл рот и спрятал сифон за спину. Мьюком вздохнул и, сморщившись, стал тереть глаза. Потом подошёл вплотную к Топотуну и замолчал.

– Капитан! Я всё понял! Бросив один только взгляд – я понял всё! – заговорил Топотун шёпотом, обдавая Мьюкома кислой малиной. – В сифоне чай. Чай, как напиток, капитан. Скажите им, что это не брага, капитан. Пусть они это знают. Но тем не менее. Моментально наводится порядок. Буквально ни секунды ничего промедла. И многое вам есть сказать мне, но неудобно перед гостями, а мне и возразить нечего. И я смиренен. Вы казните меня позже. Я помогу вам, капитан. Буду подавать вам ножики. Такая вот (…)[40]40
  херня (трбл.)


[Закрыть], сэр.

Мьюком отвернулся от него и виновато засмеялся, обращаясь к сенатору. Ему очень хотелось повторить Топотуново "Такая вот (…), сэр". Он подозревал, что запишет это выражение в оперативную память и будет, где к месту, использовать.

– Товарищи, товарищи, товарищи!… Пропусти-ка меня, тыжоп, посторонись, кнючок, – раздался знакомый всем в Палладине голос. И: – Ох, (…)[41]41
  бля (трбл.)


[Закрыть]! – Маяма явился, всё увидел, всё понял. Маяма, истый фараон и любимый послушник Макаровой, был цепок и моментален. Но приличного решения ситуации префект никак не находил: слишком много ответственных лиц скопилось на месте преступления, очистить бы заначала. Мьюком махнул ему: разгони тут всех, а сам, храня виноватую улыбку, подошёл к землянам и, как бы встроившись в их компанию, приготовился наблюдать за действиями префектуры по очистке маршрута. Теперь ему было мучительно стыдно. Кидало, значит, душу и разум Мьюкома от ненависти до стыда, туда-обратно. Он надеялся только, что землянин, озабоченный своими, взрослыми, делами, всё-таки не замечает ничего, а только делает вид. Паузу прервала Дейнеко.

– Вы префект Города, товарищ?

– Так точно, мэм! – ответил Маяма, становясь. – Генри Маяма, лейтенант. Готов к услугам.

– Лайонс Дейнеко, Земля. Служба безопасности Императорского дома. Сенатор Романов направляется к апартаментам господина мэра Мьюкома. Не возьмётесь ли вы обеспечить? Если не трудно, наконец.

– Сочту за счастье, мэм! Через минуту следуйте за мной.

Маяма, включившись на форсаж, кругом прошёлся по распределителю, и пуццлисты куда-то делись, ни соринки за собой не оставив, и Топотун больше в поле зрения не ловился. Маяма выскочил в коридор. Донёсся его зычный удаляющийся голос. Мьюком вытирал лоб нестарой ещё салфеткой. Романов смеялся. А респиратор он успел снять.

– Какие невероятные опасности подстерегают нас… на каждом шагу, так сказать. Тяжело даётся нам каждый шаг… в покорении Космоса.

– Я сожалею…

– Да бросьте, Пол. Бросьте. Я просто подумал: сколько же неудобств и напряжений принесло в ваш Город моё… так сказать, присутствие! Но ничего, я надеюсь? Не поделаешь?

– Каждому хозяину хочется показать гостю свой дом именно с фасада, Ваше Превосходительство, – сказал Мью-ком. Где-то он вычитал эту фразу. Но и самость надо было соблюсти, и он сказал: – Кроме того, ребята не совершили никакого преступления. Пограничная система, Новая земля, работа тяжёлая, развлечений мало. Пьют… да, пьют. Я и сам пью. Я устроил разнос не для вашего удовольствия, сэр. Пусть пьют, пусть играют, но в Городе достаточно специальных мест для… для отдыха.

– Да и время не подходящее: земляне в системе! – подхватил Романов. – Напоминает демонстрацию! Я пошутил, Пол, поверьте, – сказал он впрочем. – Вы правы. Я не требую показухи. Она, так сказать, мне не нужна. Пойдёмте? Минута явно прошла.

– Налево в коридор, сэр. Идти всего два ограничника.

– А для космонавта-колониста у вас весьма широкий лексикон, Пол, – сказал Романов. – Дом, фасад… Вы очень по… по-земному мыслите. Наводит на мысли. Самообразование в колониях – вещь серьёзная. Запрещённая литература, Пол?

– Не потребляю, Ваше Превосходительство. Всё легально. Мы на месте.

Мьюком отпер дверь, вошёл первым, посторонился и принюхался. Чёрт его знает… Да Романову будет кисло дышать даже в нашем парке. Не хочу больше про это, пусть в маске сидит! Охранник Мик прошелестел мимо Мьюкома, обогнул помещение "кабинета" по периметру, проник в спальную, побыл там, видимо, обревизовав и уборную, вернулся, молвил: "Чисто!", и выдвинулся обратно в коридор. Затем в кабинет вошла, извинившись, Дейнеко. Она наклонилась над консолью рабочего стола, загородив его. Пробыла так буквально секунду, обернулась, сказала: "Чисто, сэр!", и Романов шагнул в квартиру Мьюкома.

– Побудьте, Лиса, в коридоре. Связь переключаю на вас, модерируйте. По "Каплуну" что-то срочное – сразу же мне.

– Слушаюсь, сэр. Берегите себя, господин Мьюком.

– В каком смысле? – удивился Мьюком.

– В самом широком. Честь имею. – Она козырнула – сгибом пальца к брови.

– Аналогично, – ответил Мьюком. Дверь закрылась. Мне пора разозлиться, подумал Мьюком устало. Я способен ясно мыслить и вести себя капитански – лишь злым. Даже ребёнок в Форте… в Городе знает. Но ведь тут и есть какие-то детские игры. Девственники мои себя проще ведут. "Каплун"… Не знаю слова. Чего они так трусят? Зачем психуют? Или на них, подсолнечных, Дальний Космос так влияет? Я беспокоюсь за Ван-Келата, понял мэр. Я здорово беспокоюсь за Ван-Келата и реябт. Они влипли. Потонуть можно и в варенье. Но как я мог не подчиниться? Да как – вот так и мог, грудью встать. Надо вам груз перевезти – так у вас есть целый крейсер. Или не груз они везут? Но тогда… Нет, мне разозлиться. Но я не могу. Устал.

– А вы скромны, Пол, – громко сказал землянин, озираясь. – Совсем непохоже на… жилище властителя целой планетной системы.

Мьюком пожал плечами. Тут уж ему нечего было ответить точно.

– Как сядем? – спросил Романов.

– Как угодно вам, сэр. Как удобнее.

Романов выбрал диван у автобара. Мьюком решил понимать это так, что разговор должен пойти, наконец, впросте.

– Напитки, еда, сенатор? – предложил он.

– А чем порадуете? – с интересом спросил Романов.

– Лимонады, консервированное вино, различные воды, газированная, простая. Бутерброды, стандарты – первое, второе и сладкое… А можно заказать горячий завтрак, приготовленный. Быстро и вкусно, по праздничной норме. Принесут из столовой. И курите, прошу вас, отсек хорошо вентилируется, только я её включу. Я сам курю, мой сервис привык и готов.

– Позвольте вас угостить. У меня картриджи гаванского табака.

Мьюком подавил соблазн.

– Благодарю, сэр, я привык к местным.

– Вот как! Тогда, мэр… стандартный кофе на местной родниковой воде и местная сигара! Вот так. Только, пожалуйста… кофе в фарфоровой чашке. Если имеется.

– Да, конечно. Кофе и сигара. Минуту, сэр.

– Как много прожито впустую минут невозвратимых! – сказал Романов с торжественностью. – Гамлет. Читали, Пол?

Что ему от меня надо? – подумал Мьюком.

– Нет, к сожалению.

Мьюком встал к автомату и заказал кофе. Романов не усидел на месте. Он двинулся по гостиной, наклонился, рассматривая драгоценные камни с Четвёрки в подсвеченной витрине, полюбовался портретом Императора на столе-пульте, заглянул в спальную. При этом он непрерывно тёр правой ладонью левую. Мьюком наблюдал за ним, стараясь, чтобы это не выглядело, как искоса. Наверное, следовало бы изречь сейчас что-то вроде: "мои космонавты – надёжные люди, сэр!" Или: "ОК" – лучший грузовоз в системе!" Или, на худой конец: "Всё будет хорошо, сэр, не надо (…)[42]42
  бздеть (трбл.)


[Закрыть]!" Но Мьюком сказал:

– Кофе готов, сэр. Прошу к столу.