Текст книги "Журнал «Если», 2002 № 08"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Кевин Джей Андерсон,Майкл Суэнвик,Дмитрий Володихин,Андрей Синицын,Владимир Гаков,Брюс Стерлинг,Дмитрий Байкалов,Игорь Ревва,Евгений Харитонов,Джеффри Алан Лэндис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Она включила обогреватель на максимум.

– Чтобы ты согрелся, – пояснила она.

– Бога ради!

Некоторое время мы ехали в молчании.

– Не включить ли музыку? – спросила она.

Теперь я уже не знал, нужно ли мне все это. Но колеблющийся проигрывает.

– Разреши, я выберу, – предложил я. Я поиграл с кнопками стерео, делая вид, будто сверяюсь со списком Фрэнка Нэпстера. Я знал, что список составлен Фрэнком. Тут ошибки быть не могло. «Все кроме девушки». «Прекрасный юг». Алайнис Моррисетт. «Техас». Тут я достал мой подарок и вставил его в щель.

– О Господи! – Она посмотрела на меня. Перевела взгляд назад на дорогу. – Где ты это нашел?

Элла Фитцджеральд поет Коуда Портера. Оркестр Бадди Брегмана. «Всю ночь напролет», «Люблю ли я тебя?», «Каждый раз, когда мы говорим: «Прощай».

– Я уже сто лет этого не слышала!

– Поставить что-нибудь другое?

– Господи, нет!

Я не удержался от того, чтобы не поддразнить ее:

– Если предпочитаешь, то у Фрэнка есть Шерил Кроу. Я еще не слышал…

– Да нет же! Ну, пожалуйста!

«Я люблю Париж». «Мисс Отис сожалеет».

– Это так… так чудесно!

– Я подумал, что тебе понравится, – сказал я.

– Теперь я никогда не слушаю ничего стоящего.

Диск прокрутился до конца. Было невыносимо душно. Рейчел включила отопление на слишком большую мощность, и я опустил стекло с моей стороны. Воздух казался густой отравой.

– Проиграй еще раз!

«Проиграй еще раз, Сэм».

– Ну, давай же! Это пробуждает воспоминания.

Еще бы! Работая допоздна в студии, вписывая тот или иной выверт в изменчивый характер Старины Блескоглазого, мы никогда ничего другого не слушали.

«Слишком жарко».

Парковка была бесплатной. Рейчел нащупала кнопку громкости и нажала до предела. Мы опустили стекла и высунулись наружу, глуповато улыбаясь всем и каждому, пока мужчина в кепке с трудом не вывел свою «хонду» задним ходом и не освободил нам место.

– Подожди здесь, – сказала она.

– Я иду с тобой.

– Нет-нет, ты ведь только-только согрелся! – Она открыла дверцу. Когда она вылезала, ее юбка всколыхнулась. Она запахнула пальто и побежала в магазин. Я смотрел на ее ноги.

Я ждал. Я проверил Шерил Кроу. Я снова включил Эллу Фитцджеральд. Внутри меня была пустота. Я купил Эллу не ради общих воспоминаний. Я купил ее не потому, что хотел сделать приятное Рейчел. Я купил ее как оружие. Я купил ее ради определенной цели, и теперь, когда цель была достигнута, я был таким же распорядителем чужих жизней, как Фрэнк, но только хуже, так как отдавал себе отчет в своих действиях. В кармане на дверце была початая пачка «Уэтерз Ориджиналс». Я достал одну лепешку и начал сосать. Моя челюсть дернулась и заскрипела. Я погладил ее ладонью.

В стекло постучали. Рейчел широко улыбалась. В обеих руках она держала по пакету. Я открыл дверцу. И будто в кошмаре увидел, как она забирается внутрь и говорит: «Посмотри-ка на вкуснятинку к ужину».

Однако она сказала:

– Почему бы нам сегодня вечером не послушать всякую старину?

Прежде эта комната служила ей студией, и там накопилась масса всякой всячины, когда Рейчел обзавелась офисом в городе. Какого там только не было хлама – старая мебель, одежда, занавески.

И сохранилась ее старая радиола – та, которую она держала в студии, чтобы не свихнуться во время частых ночных бдений. Одному Богу известно, что происходило внутри этой штуки, но стоило всего лишь встать, как проигрыватель отключался, сменяясь Четвертым радиоканалом.

– Подставь стакан, – сказала она.

Ну хотя бы в винах Фрэнк знал толк.

Мы начали благоразумно. Элла. Билли, Дюк. Еще бутылка.

– Хочешь есть?

– …множко.

– Я принесу чего-нибудь из холодильника, – сказала она и вышла.

У окна стояла настольная лампа с оранжевым абажуром. Я включил ее, прошел к двери и погасил плафон. Внезапно возникло ощущение борделя. Вот вам и создание атмосферы! Я включил плафон. Вошла Рейчел с подносом, нагруженным овсяными лепешками, полистироловыми коробочками из кулинарии и приличным сыром. Она поставила поднос на пол у радиолы.

Включилось Радио-4 и забормотало что-то о «…проблемах стеллажей, угрожающих не одной интеллектуальной семье…»

– Мать твою, – буркнула она.

Я снова наладил проигрыватель, а Рейчел тем временем разложила угощение. Она включила настольную лампу, потом пошла к двери и выключила плафон.

– Так-то лучше, – сказала она. Мы словно оказались внутри порнофильма семидесятых. Она улеглась рядом со мной. Оранжевый свет озарил ее ноги.

Мы ели. Мы разговаривали, и вспоминали, и расслаблялись. На половине «После ужина в маленьком клубе» с Куртом Майером, я застыл – с ладонью на ноге Рейчел, до того я забылся. Рейчел приподнялась, опираясь на локти. Оранжевый настольный свет придавал ее худому лицу почти свирепый вид. Я начал осторожно поглаживать ее колено. Она закрыла глаза. Адаптер поднялся, и проигрыватель перестал вращаться. Я сел на пол.

– Это было хорошо, – сказала она.

Окончательно добил нас альбом Кита Джарретта «Стандарты».

– О Го-осподи, ты только его послушай!

Рейчел захихикала.

Джарретт так ревниво относится к своей музыке, что губит даже студийные записи, подвывая мелодии. Некоторое время мы мяукали вместе с ним, как когда-то, потом Рейчел решила, что надо прокрутить и поискать особенно жуткие места.

– О черт!

– Он, словно кошка на раскаленной сковороде.

Потом все пошло еще глупее. Рейчел и сценаристы «Зеленых дорог» примерно на втором году передачи пережили долгую стадию китча, и Рейчел умудрилась сберечь чуть ли не все альбомы. «Чаксфилд играет Саймона и Гарфункеля», «Хай-фай, товарищ Рея Кониффа».

– О черт! Только послушай! «Импровизация на «Танец феи Драже», а?

– Ну так как?

– Да поставь ее, поставь!

Нина и Фредерик: датско-голландская пара, поющая калипсо очень скверно и очень-очень искренне. Даже акцент изображают. На обороте конверта большими жирными буквами приглашение: «Вы отлично проведете время в обществе НИНЫ и ФРЕДЕРИКА».

И мы провели.

– Рейчел!

– Да?

– Какие у тебя планы на завтра?

– Никаких, – сказала она. – А что?

– Почему бы нам не провести денек на природе?

– И где?

– О, – сказал я, – не знаю. На пляже. В Дорсете. Или Корнуолле.

Она смотрела на меня очень долго.

– Далековато, – сказала она.

– Мы могли бы поехать сейчас же, – предложил я. – Я сяду за руль, и ты сможешь поспать в машине.

Она засмеялась.

– Я серьезно.

– Дело не в том.

– Так в чем же?

– Ты же никогда не бывал в Корнуолле.

Она неверно истолковала мое выражение: решила, что я не понял.

– Ты бывал только в том Корнуолле, который создали мы, – сказала она. – Только в «Зеле…» – Она прикусила язык. – Извини.

Во всяком случае, у нее достало порядочности покраснеть.

– Мне хотелось бы увидеть настоящий Корнуолл, – сказал я слабым голосом.

Но она поняла, что теперь я напрашиваюсь на жалость, и не собиралась идти мне навстречу.

– Ну а Фрэнк?

– Что – Фрэнк?

Она засмеялась и погладила мою щеку.

– Нам же придется взять его с собой.

– Почему?

– Ну как же иначе?

И разумеется, она была права.

Не в первый раз я вернулся к вопросу, почему Фрэнк согласился на операцию. Не было ли тут – если оставить в стороне все его самопожертвование – элемента жестокости?

Рейчел сделала движение, чтобы встать. Но я все еще держал ее руку.

– Что?

– Рейчел! – Я попытался ее поцеловать. Она отодвинулась.

Я не мог ее понять.

– Ведь ты хотела?

– Конечно, я тебя хочу, – шепнула она.

От восторга я не мог найти слов. А когда нашел, она прижала палец к моим губам.

– Спешить незачем, – сказала она, – ведь так?

– Я открыл рот, обволок губами ее палец.

Но она его отняла.

– Что…

– Это не игра, – сказала она. Я поднял голову. Желание исчезло из ее глаз.

Я не мог понять, каким образом разрушил недавнее ее настроение.

– Разве?

– Я хочу, чтобы это что-то значило.

В раздражении я закусил губы.

– Конечно, это что-то значит, – сказал я. Секунда за секундой настроение улетучивалось. – Ты и я – мы предназначены друг для друга.

– Ты умеешь уговаривать, Джерри.

Желание угасло, а теперь даже ее симпатия исчезла.

– Так как же?

Она пожала плечами.

Мой гнев нарастал. Я сказал:

– Ну, если ты и к этому времени меня не узнала…

Она засмеялась. Ледяным смехом.

– Ах, Джерри, – сказала она. – Я тебя знаю. Насквозь и до самого донышка. В том-то и суть.

Я понял, что надо мной издеваются, почувствовал себя по-детски обиженным.

– Ты хочешь, чтобы это что-то значило? Ты говоришь, как школьница!

– Разумеется, кому и знать, как не тебе, – парировала она.

– Если бы я теперь выглядел, как в «Зеленых дорогах»…

Она испустила торжествующий вопль, будто я себя выдал.

– Это не имеет никакого отношения к тому, как ты выглядишь.

– Я ненавижу его лицо, – сказал я. – Это такая боль!

Она отодвинулась от меня.

– Не понимаю, как ты терпишь его запах, – сказал я.

Ничего не мог с собой поделать.

– Вернись, – позвал я.

Но она уже отошла настолько, что я не мог до нее дотянуться.

– Прости, – попросил я. Но только, чтобы она вернулась. Обмануть ее не удалось.

– Нам нужно почистить ковер, – сказала она, открывая дверь. – Пока винные пятна не засохли.

Я проснулся с такой гудящей головой, что пропустил утреннюю прогулку. Головная боль была какой-то странной: за ней крылась не просто дегидратация. Давление. Пронзительный писк во внутреннем ухе. Ритмичный стук. Головная боль, которая гонит коров в укрытие, под деревья. Головная боль, от которой бесятся собаки и скисает молоко. Которая предсказывает ураган.

Я посмотрел в окно.

Ну, подумалось мне, в народных приметах я явно не силен.

По всему горизонту полоса влажного бледно-желтого света отделяла небо от земли, суля свежее утро и ясный день. Ни единого облачка. Кабриолет Фрэнка сверкал, будто карета из волшебной сказки.

Я прошел в ванную, отыскал флакон кодеина и проглотил пару таблеток.

К завтраку я спустился вовремя: бекон, яйца, хлеб, тридцать семь сортов джема.

– Страстноцветный, банановый и бутербродное масло?

– Попробуй, – посоветовала мне Рейчел.

– О черт!

Я ощутил, как Фрэнк под столом нашел руку Рейчел.

– Рейчел, – сказал я, – хочешь погулять со мной?

– Нет.

– Нет?

– У меня много дел.

Мертвое молчание, пока я надевал сапоги. С задней стороны двери я снял макинтош и перекинул его через руку. Я открыл дверь черного хода.

– Увидимся, – сказала Рейчел тонким-претонким голоском, и я подумал, что, видимо, Фрэнк поговорил с ней о вчерашнем вечере.

Я пошел в направлении аэродрома. Обычно я садился на велосипед, но в этом моем состоянии я обязательно выкинул бы какую-нибудь глупость и раскроил бы себе череп.

Да и так я все время забывал сторониться машин.

Мне настоятельно надо было что-то сделать. Мне хотелось причинить боль Фрэнку. Мне очень хотелось причинить ему боль. Ревнуя к нему и бешено злясь на него за его самодовольные игры, я был рад причинить боль себе, лишь бы стало больно ему. Наконец прямо впереди меня обещанием, пусть запоздалым, но исполненным, над горизонтом заклубилась грозовая туча. Она была грязного буро-черного цвета – туча из запекшейся крови. В голове вновь застучало, и боль стала острее. Но от мысли, что ее испытывает и Фрэнк, становилось легче.

Тем не менее я продолжал идти прямо навстречу грозе. Я приветствовал ее: безоблачный день рассыпался, притворство кончилось. Я должен был сделать что-то, чтобы положить конец этому сожительству. Я знал, что мне надо сделать, и прекрасно понимал: это означает мое исключение. Но в тот момент такая цена не казалась чрезмерной.

Правда, меня уже убрали, мой персонаж был заменен другим. Но мой код все еще имел ценность, все еще заслуживал сохранения. Словом, у меня еще оставалась пара стрел.

– Фрэнк, – позвал я. – Фрэнк!

Но Фрэнк не появился.

– Фрэнк!

Фрэнк, который впустил меня. Фрэнк, который взял меня в долю. Фрэнк, который всегда хотел только помочь, наладить.

– ФРЭНК!

Ничего не произошло. Он не появился. Он предоставил мне свободу действий. Он оставил меня одного в этом своем теле, в этой дряблой бледной плоти. Предоставил распоряжаться этим лицом, с которым я не совсем управлялся, которое оставалось мне чуть-чуть не впору и которое причиняло сильную боль, словно плохо пригнанная маска.

В уголке моего глаза вспыхнула и погасла молния, будто проблеск солнечного света на хроме. Гром зарокотал на добрых десять секунд позднее и так слабо, будто служил контрапунктом к стуку у меня в мозгу. Я поглядел на грозовую тучу – и сердце мое замерло.

Она поднялась на немыслимую высоту. Она нависала – исковерканная грибная шляпка, разделенная спереди на две доли, словно мозг, и такая же бугристая. Она поднялась над изгородью, а я поднимался вверх по склону ей навстречу. Мы двигались друг к другу.

Десять минут, сказал я себе.

Еще десять минут – и я буду на аэродроме. Еще десять минут – и я буду на том месте, которое могло бы стать нашим новым началом. Рейчел, хочешь погулять со мной?

Внезапно чувство несправедливости от всего этого: и сожительства, и того, что оно обещало, и того, чем обернулось на деле – поднялась во мне клокочущей волной, и я зарыдал так отчаянно, что не смог идти дальше. Или я хотел слишком многого? Были ли мои ожидания такими уж неразумными? Я ведь желал только, чтобы меня на время приютили, приняли мою виртуальную сущность – теперь, когда не стало «Зеленых дорог». Я думал, что скромное существование, даже частичное, все-таки лучше, чем ничего. Что полужизнь лучше никакой жизни. И я принял предложение Фрэнка, быть может, думая возобновить дружбу с женщиной, которой был «зачат», у которой учился, для которой работал и которую… да… любил.

И если в эти последние дни я замахнулся слишком на многое, если я вообразил, будто могу отобрать ее у него, так что? Что бы я мог сделать – жалкая зависимая условность, всего лишь призрак в облике Фрэнка?

А теперь Фрэнк – всегда готовый прийти на помощь старина Фрэнк – не пожелал даже откликнуться, когда я его позвал.

– ФРЭНК!

Но и отпустить меня он не соглашался.

Я ведь хотел лишь чуточку загробной жизни. И получил ее. Но то, что дал мне Фрэнк, было адом.

Я стоял, как идиот, посреди дороги, и по моему лицу катились слезы. Я стоял и ждал, чтобы хлынул дождь и смыл их.

Но дождь не хлынул. Туча прошла мимо, столкнувшись с новым атмосферным фронтом. Сизо-черные гряды вздымались, клубясь под невидимым натиском. Все небо почернело, будто воздух, сражаясь сам с собой, покрывался синяками и отступал. У меня не осталось слез. Измученный, с мокрым лицом, испытывая омерзение к своему плену в чужой плоти, я повернул тело Фрэнка назад к дому.

Я добрался туда всего за несколько секунд до того, как разверзлись хляби небесные и сплошной завесой хлынул дождь. За пару минут дорога превратилась в грязевой поток. Я стоял у кухонного окна, смотрел и смеялся от облегчения.

– Фермеры будут в восторге, – вздохнула Рейчел, встав рядом со мной.

Заработала сигнализация драгоценного автомобиля Фрэнка. Она мигала и визжала, но расслышать ее за шумом дождя было трудно.

– Погляди, нет, ты только погляди! – ликовал я.

Я был на пределе.

К бифштексу Рейчел приготовила беарнский соус. Тогда наконец-то явился Фрэнк. Быть может, ничто другое его просто не интересовало. Быть может, мне следует использовать это, чтобы освободиться. Быть может, мне следует повести его в паб, заказать обед и просто сидеть, сложа руки, пока в ноздри мне бьет аромат подливки. Не давать ему есть, пока он меня не освободит.

– Ну, как тебе? – спросила она меня веселым голосом.

– Недурно, – сказал я. – Яичный, верно?

Дождь монотонно барабанил в кухонное окно. Дальние молнии раскалывали небо.

Потом мы прошли в гостиную, прихватив непочатую бутылку и смотрели последние известия, во всяком случае пытались, однако дождь хлестал в окна с такой силой, что стекла дребезжали в рамах, а из-за всеобщей наэлектризованности изображение искажалось помехами.

…обесценивание…

Гроза теперь бушевала с такой яростью, гром грохотал так близко, что Фрэнк все время подкручивал настройку маленького телевизора, пока он не зажужжал и экран не превратился в пляску извилистых линий.

…отставку…

– Я просто хотел сказать «спасибо», – сообщил я. Потому что, безусловно, имелся более простой способ положить сожительству конец. Более прямой, более честный способ. То есть рассказать Рейчел о моих чувствах.

Разумеется, все пошло наперекосяк.

– Чудесный отдых.

– С такой добротой.

– Фантастический соус.

– Так мило с вашей стороны.

Не было никакого смысла бубнить все это и дальше.

– …Перестать вам надоедать.

Рейчел хотела поставить рюмку на кофейный столик, но промахнулась, рюмка упала и закатилась под кресло, а вино начертило аккуратный лунный серп на кремовом ковре. Рейчел вскочила так быстро, что ушибла ногу о край стола. Подавляя рыдание, она убежала на кухню.

Фрэнк сделал глубокий вдох, выдохнул воздух до конца и съежился в своем кресле. Затем поднялся на ноги, будто собирающий себя по косточкам скелет.

– Ты долбаный… – сказал Фрэнк.

Он схватил пульт дистанционного управления, поставил громкость на максимум, так что я ничего уже не слышал, а затем оставил меня одного.

В кухне что-то соскользнуло на пол и разбилось.

Я не знал, что мне делать.

И тут я услышал, как открылась задняя дверь. Я подошел к окну и успел увидеть проходящую мимо Рейчел. Она так торопилась, что продолжала на ходу застегивать свой дождевик.

Когда она повернула к дороге, вспышка молнии озарила все вокруг. Но направилась Рейчел не к Такстеду, как я ожидал, а в другую сторону, к лесу. В мгновенном белом свете она выглядела до нелепости красочной – румяные щеки, зеленые сапожки, – ну просто иллюстрация из детской книжки. Я наклонился вперед, мой нос расплющился о стекло, что-то во мне дрогнуло. Что-то поддалось.

Куртка Фрэнка была брошена на спинку стула в кухне. Я забрал его ключи, открыл заднюю дверь, преодолевая ветер.

На ногах у меня были кроссовки. Они промокли насквозь за те несколько секунд, которые потребовались, чтобы добежать до машины.

Мягкий верх сотрясался и дергался, словно ветер должен был вот-вот его сорвать. Я отпер дверцу, машина приветственно пискнула.

Я забрался на сиденье и закрыл дверцу. Внутри оказался обычный интерьер «эскорта». Замок зажигания я нашел сразу. Двигатель завелся с первого оборота. Кузов задрожал, словно отряхивающаяся собака. Фонари заднего хода осветили столбы ворот и дорогу. Я нервно подогнул пальцы ноги на педали газа, отпустил сцепление, и двигатель заглох.

Я поворачивал ключ и так, и эдак, чтобы снова его запустить. Я более плавно нажал на педаль. Я отпустил сцепление. Колеса завертелись, выкапывая в грязи могилы для себя.

Дверь кухни распахнулась.

Меня охватила паника. Что мне вообразилось? Что Фрэнк каким-то образом выскочит из дома и с воплями набросится на меня?

Ловкий трюк, учитывая, что он был уже ЗДЕСЬ, покоился в глубине плоти, которую – в данный момент – контролировал я.

Тем не менее, как ни глупо это звучит, я запаниковал – выжал газ, и машина прыгнула назад, будто испуганный зверь. И пошла юзом. И завихляла. Но Бог милостив, и когда я открыл глаза, то обнаружил, что стою на дороге.

И не только я был цел и невредим, но и машина была повернута в нужную сторону.

Ухмыляясь, я включил первую передачу.

Нагнал я ее очень быстро. Она все еще шла, наклонив голову навстречу ветру и сгорбившись. Я погудел. Она не остановилась. Я немного ее обогнал, затормозил и позвал по имени. Она обогнула машину. В конце концов мне пришлось вылезти и остановить ее. Не помню, что я сказал, как убедил ее поехать со мной. Я потратил вечность, чтобы она наконец села в машину.

– Куда ты шла? – спросил я ее.

Из моих волос мне на лицо сыпались дождинки.

– Я хотела погулять по лесу. – Быстрым сердитым движением Рейчел сдернула косынку. Ее волосы были всклокочены. Пряди упали ей на глаза. Такой старой я ее еще никогда не видел – и обиженной, как трехлетняя девочка. Сердце у меня надрывалось, грозя лопнуть.

– В такую погоду?

– Лес в низине, – сказала она. – И там тихо.

– Меня удивляет, как ты вообще разбирала дорогу.

– О-о! – взвизгнула она, внезапно сорвавшись. – Я никуда не шла.

Она нагнулась и поставила сапожки сбоку. Она настояла на том, чтобы снять их, прежде чем сесть в машину. «Не то я там все перемажу!» Фрэнк хорошо ее выдрессировал. Ветер набрызгал дождя мимо нее в открытую дверцу. Капли повисли на приборной доске. Я включил обогреватель.

– Так мы едем домой? – спросила она.

Я смотрел на дождь.

– Фрэнк?

– Не Фрэнк, – сказал я. – Джерри.

– Джерри? – сказала она с удивлением. – Что ты здесь делаешь?

Уместный вопрос.

Никто до операции не мог объяснить толком, каким образом Фрэнк и я будем делить одно тело.

«Так откуда я буду знать, когда забирать тело Фрэнка?»

«Вам не надо будет знать. Это произойдет само собой».

«А что если Фрэнк захочет вернуть контроль?»

«Это от него не зависит. И от вас тоже. Это происходит само собой».

«Каким образом?»

«Определенные эмоциональные моменты стимулируют в мозгу Фрэнка соответствующую реакцию. Он вступит в действие, когда захочет, вы вступите в действие, когда захотите».

«А когда я не в действии?»

«Иногда вы будете сознавать себя, иногда – нет».

«А кто это решает?»

«Это происходит само собой».

«Я имею в виду: кто решает?»

«Комплекс глубинной грамматики эмоциональных стимулов».

«Чего-чего?»

«Сюжет, если угодно».

«Какой сюжет?»

«Ваш сюжет. Сюжет Фрэнка. Сюжет, который вы разыгрываете вместе».

«Но это же не эпизод «Зеленых дорог»! Это же будет происходить на самом деле!»

«И тем не менее это сюжет».

В конечном счете, разве не это было великим открытием Рейчел – именно то, что сделало возможным «Зеленые дороги»? Сознание сотворит сюжет из чего угодно. Вымысел столь же необходим сознанию, как и сами события в полной наготе фактов.

– Если ты думаешь, что Фрэнк может сделать тебя счастливой, – сказал я, – ты ошибаешься. – Я чувствовал себя подлецом, произнося эти слова губами Фрэнка. Но мне было уже не до правил хорошего тона. Я поставил скорость и направил машину вверх по дороге к боковому шоссе, которое ведет из Такстеда на юг в сторону Станстеда.

Повсюду валялись ветки, сучья и всякие обломки; на перекрестке лес словно вывернулся наизнанку. Перед фарами кружили обрывки черноты. Слишком поздно я осознал, что это были птицы: вороны, сброшенные бурей со своих деревьев.

Автомобиль завибрировал и накренился под внезапным ударом ветра.

– Ну? – сказала она, ожидая, чтобы я развернул его и поехал к ее дому, и к теплу, и – посмотрим правде в глаза – к Фрэнку.

Я поглядел на нее. Я был здесь не для того, чтобы ублажать ее. Я поставил первую скорость, свернул влево на асфальт и поехал на юг.

Если она удивилась, то ничем этого не выдала.

– Это не твоя вина, – сказал я, – а Фрэнка.

Она пожала плечами.

– Но ты не слишком промокла?

Она скрестила руки на груди.

– Оставь меня в покое.

Шоссе усеивали ветки. Я ехал вверх осторожно, на второй передаче, а на поворотах ставил первую. Местами асфальт был залит жидкой грязью. Забитые кюветы превращали все понижения дороги в водные препятствия.

– Но чего он в конечном счете добивается?

– Что-что?

– Да Фрэнк, – сказал я. – Чего он хочет?

– Просто старается помогать, – сказала она с проблеском былой иронии. Она прикусила сломанный ноготь. Руки у нее были воспаленно-красными от холода. Я поставил отопление на максимум. (Мне хотелось согреть ее руки в своих. Мне хотелось ощутить их загрубелость. Мне хотелось ощутить ее пожатие.)

– В мире, набитом скверными идеями, – сказал я, – его идеи – самые скверные.

– О чем ты?

– Впустить меня, – сказал я. – Позволить мне разделять с ним его плоть. Для тебя ведь это не легче, чем для меня.

Несколько секунд Рейчел смотрела на меня, затем быстро отвела взгляд.

– Ты хотела что-то сказать? – спросил я.

– Ничего.

– Что?

Мы поднялись на гребень холма. Лес остался позади. Теперь на нас обрушилось все бешенство ветра. Я снова перешел с третьей передачи на вторую, потому что, как я ни осторожничал, на поворотах машину заносило. Потухший было дождь полил с удвоенной силой. Я включил противотуманные фары.

Она обернулась ко мне. По-моему, она пыталась рассмеяться.

– Ты думаешь, это был Фрэнк?

– Что?

– Ты думаешь, это Фрэнк решил разделить свое тело с тобой?

Видимость была такой скверной, что я различил перекресток только тогда, когда мы на него выехали. Я вжал педаль тормоза в пол, и машина мягко остановилась на обочине под указателем. Я дал задний ход и повернул в нужном направлении.

– Конечно, Фрэнк, а кто же, – сказал я. – Посмотри, как он подгоняет нас друг к другу, будто кусочки мозаики. Это очевидно.

На этот раз смех – если это был смех – добрался до ее губ.

– О Господи!

– Я не говорю, что он тебя не любит, – сказал я. – На свой ушибленный лад.

– Конечно, он меня любит, – подтвердила она. – Оттого он и согласился.

Я уставился на нее.

– Смотри на дорогу, – напомнила она.

Я уставился на дождь.

– Прежде у нас все было хорошо, – сказала она. – Когда я покинула «Зеленые дороги», мне стало одиноко. Я чувствовала себя выжатой. Я чувствовала себя старухой. Фрэнк был… ну, он хотел помочь. Но дело в том, что он не слишком заинтересован…

– Черт!

– Вот почему я спросила его, не согласится ли он, чтобы ты…

Я засмеялся. Я подумал, что это шутка. Шутка в дурном вкусе, но…

Рейчел снова отвернулась к своему окошку.

Я уставился на ее затылок.

– Нет, – сказал я, отчаянно желая, чтобы это было не так.

– И он сказал «да». Он согласился.

– Меня сюда водворила ты?!

– По взаимному согласию.

– По взаимному…

– Не сердись, – сказала она умоляюще. – Мы думали, что вы двое поладите.

Дождь немного поунялся. Ветер дул все так же свирепо. Я устал больше, чем полагал – все мои реакции стали теперь замедленными. Преодолевать в машине ветер, учитывать мощность двигателя, сделанного на заказ – все это не могло не сказаться.

– Пожалуй, мы это как следует не продумали, – призналась Рейчел.

– Я не верю тому, что слышу.

– Джерри, люди в реальном мире подлаживаются друг под друга, – голос у нее был старческим. – Они выстраивают отношения. Они идут на компромиссы. Они творят свое счастье из кусочков.

– Так в чем заключалась идея? – Я сглотнул. Слишком уж гротескным это было. – Фрэнк – по будням, я – на выходные?

– Примерно так, – сказала она и скрестила руки на груди.

Это не было правдой. Мои слова ранили ее, и теперь она просто защищалась, отвечая жестокостью на жестокость.

Если я требовался ей для секса, она могла бы получить меня в ту ночь, когда мы заново открыли ее коллекцию дисков. Но тогда она остановилась. Она хотела, чтобы мы подождали. Она хотела чего-то большего.

Чего же?

Ветер был таким сильным и ровным, что вокруг весь пейзаж выглядел пригнувшимся с запада на восток: живые изгороди, трава, ветки деревьев – все кренилось под косыми углами, трепеща, будто в любую секунду деревья, изгороди, столбы, крыши и даже наша машина могли быть подхвачены ветром и улететь.

– Прости, – сказала она, все еще прячась за стеной холода. – Ты всегда был моим любимцем, сам знаешь. Ты самый лучший актер из всех, кто играл у нас.

Это было уже слишком. Непереносимо было видеть ее такой – настолько замкнувшейся, настолько холодной. И я не выдержал, я выплеснул наружу все. Я сказал, как сильно люблю ее. Что всегда ее любил, с того самого мгновения, когда осознал свое существование, с той секунды, когда понял собственную природу.

И я бы рассказал ей больше. Я бы рассказал ей о всех случаях, когда следил за ней через замкнутую телевизионную систему, когда она работала в студии всю ночь напролет. Наблюдал, как растет ее мастерство. Видел, как она начала уставать. Понимал, что она стареет. Как я (и очень часто!) томился желанием вырваться из «Зеленых дорог», каким бы богатым ни был тот мир, и быть с нею в ее мире, реальном мире (что бы эти слова ни означали).

– Ну же, Джерри, – сказала она ласково, будто утешая ребенка, несчастного влюбленного мальчишку двенадцати лет. – Не огорчайся так.

Нестерпимо!

– Почему ты разговариваешь со мной в таком тоне?

– Потому что я сделала ошибку, – сказала она.

– Какую ошибку?

– Я хотела тебя для романтики. И не хотела чувствовать себя забытой.

– Но ведь ты можешь получить от меня все это!

Она засмеялась.

– Я знаю. Как ты не понимаешь? Я знаю! Да только теперь, когда ты здесь, я пришла к выводу, что хочу вовсе не этого.

– Так чего же ты хочешь?

– Я думала, что сумею тебя изменить.

Это превосходило всякое вероятие.

– ИЗМЕНИТЬ меня?

Она засмеялась.

– Нелепо, – сказала она уже более непринужденно, более дружески. – Не правда ли?

– Изменить меня? Каким образом?

– А как ты думаешь?

Истина, подхихикивая, медленно обретала ясность.

Она хотела меня изменить!

Так что нового под луной? Этого хочет каждая женщина. Каждая школьница.

– Ты хотела меня исправить!

Она смущенно закусила губу.

– Ведь так?

– Ничего не могла с собой поделать, – сказала она. – Ты же написан именно таким. Таким тебя написала я. Женщины ничего не могут с собой поделать, до того им хочется очистить тебя от недостатков. Таково твое обаяние. Твое непричесанное обаяние, – она покачала головой, удивляясь себе. – Казалось, уж кто должен был это знать, как не я, верно?

– Но я могу измениться, – упрямо сказал я. Однако в глубине сердца я знал, что лгу.

Я был жеребцом. Таким я был написан. Таким меня написала она. Оптимальный мужчина ее фантазий.

К этому времени я был уже порядком заезженным жеребцом – после восьми лет сюжетных перипетий кто бы не поизносился? А теперь и отставным конягой – теперь, когда другой актер, только что сертифицированный бета-тестом, был запущен в «Зеленые дороги» вместо меня.

Но до тех пор, пока катализатор – будь то студийный искусственный интеллект или кровь и органика человеческой центральной нервной системы – откуда-то управляет программным обеспечением, именуемым Джерри Джонсом, я остаюсь и навсегда останусь жеребцом.

– Я люблю тебя. Я могу измениться.

– Нет.

– Разве люди не меняются?

– Меняются.

– Ну и я изменюсь.

– Ты не личность, – сказала она. – Ты синтезированный актер.

– Ну и что? – спросил я гневно. – Или ты хочешь сказать, что есть разница? Какая еще разница? Какая, мать ее, разница? Я живу двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, как и ты. Я сплю. Я испражняюсь. Я совокупляюсь. И нет никаких различий. Мыльный мир. Реальный мир. Они – зеркальные отражения друг друга. Ты сама всегда так говорила. Или это было вранье, которым ты пичкала цветные приложения?

– Да, – сказала она. – Вот именно.

И я заткнулся.

По полям к востоку внезапно разлилось серебро. В зеркале заднего вида я на секунду увидел луну, восходящую за прорехой в тучах.

Окраины Годманчестера были завалены мусором из бачков, опрокинутых ветром.

– Джерри, где мы?