Текст книги "Журнал «Если», 2002 № 08"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Кевин Джей Андерсон,Майкл Суэнвик,Дмитрий Володихин,Андрей Синицын,Владимир Гаков,Брюс Стерлинг,Дмитрий Байкалов,Игорь Ревва,Евгений Харитонов,Джеффри Алан Лэндис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Энн встрепенулась:

– Энн мертва? Ну, разумеется! Как же я сама не догадалась!

– Да, дорогая, мертва уже много лет.

– Но как?

Кэти вновь уселась.

– Когда решили, что ее состояние имеет органическую этиологию, пришлось увеличить количество серотонина в мозгу. По-моему, довольно мерзкая штука. Ну а психиатры посчитали, что болезнь стабилизировалась. То есть Энн не вылечили, однако она могла вести совершенно нормальную, на взгляд постороннего, жизнь. Но в один прекрасный день она исчезла. Мы с ума сходили! Искали ее повсюду, но она ухитрилась скрываться где-то почти целую неделю. Когда мы нашли ее, она была беременна.

– Что? О, да, я помню, что видела Энн беременной.

– И родился Бобби.

Кэти, очевидно, ждала какой-то реплики, но, не дождавшись, пояснила:

– Бен не его отец.

– Понимаю, – кивнула Энн. – А кто?

– Я надеялась, что ты знаешь. Она не сказала? Значит, никому не известно. Отцовская ДНК не была зарегистрирована. Очевидно, это была не сперма из банка данных и, к счастью, не от лицензированного клона. Отцом мог стать кто угодно, даже какой-нибудь наркоман. Таких у нас предостаточно.

– Мальчика звали Бобби?

– Да, так захотела Энн. Она годами кочевала по клиникам. Однажды во время ремиссии она объявила, что идет по магазинам. Последний, с кем Энн говорила, был Бобби. Через пару недель ему как раз исполнялось шесть. Она сказала, что хочет выбрать ему в подарок пони. Но больше ее никто не видел. Она прямиком отправилась в хоспис и подписала требование на эвтаназию. Ей дали три дня на размышление и предложили консультанта и помощь, но она отказывалась кого-либо видеть. Даже меня. Бен подал протест: из-за болезни его жена неправомочна принимать подобные решения. Но суд с ним не согласился. Насколько я понимаю, она предпочла принять быстродействующий яд. Ее последние слова: «Пожалуйста, не нужно меня ненавидеть».

– Яд?

– Да. Ее пепел в маленькой картонной коробке прибыл как раз в день рождения Бобби. Никто не сказал ему, куда делась мать. Он подумал, что это подарок, и открыл.

– Понятно. Бобби ненавидит меня?

– Не знаю. Он был странным малышом. И в тринадцать лет уехал в школу космонавтов. Он и Бен никогда не ладили.

– А Бенджамен ненавидит меня?

Содержимое котла как раз в этот момент перелилось через край, и Кэти поспешила к плите.

– Бен? О, Бена она потеряла еще задолго до смерти. По правде говоря, я всегда считала, что это он подтолкнул ее к пропасти. При его нетерпимости к чужим слабостям… Как только стало ясно, сколь тяжело она больна, он бросил ее на произвол судьбы. Он бы развелся с ней, но гордость не позволяла.

Она сняла с полки миску, налила супа и отрезала хлеба.

– А потом и он года два был не в себе. Ни с кем не общался. Ну а через пару лет все забылось. Опять стал добрым стариной Беном. Разбогател. Обзавелся подружкой.

– Это он уничтожил все мои симы. Верно?

– Возможно. Хотя он утверждал, что это сделала Энн. В то время я ему еще верила.

Кэти поставила обед на маленький инкрустированный столик.

– Я бы и тебе предложила, но…

Она начала есть.

– Итак, какие у тебя планы?

– Планы?

– Да. Симополис?

Энн пыталась подумать о Симополисе, но мысли быстро смешались. Как странно… Она вполне способна связно думать о прошлом, все воспоминания были достаточно ясны… но будущее ускользало от нее.

– Не знаю, – выговорила она наконец. – Наверное, следует спросить Бенджамена.

Кэти сосредоточенно нахмурилась.

– Думаю, ты права. Но помни, ты всегда желанная гостья в Кэтиленде. Можешь жить с нами, сколько захочешь.

– Спасибо, – кивнула Энн.

Она рассеянно наблюдала, как ест старуха. Рука дрожала так сильно, что каждый раз, поднося к губам ложку, Кэти была вынуждена поспешно наклоняться, чтобы не расплескать суп.

– Кэти, – вдруг сказала Энн, – ты могла бы сделать для меня кое-что? Я больше не чувствую себя новобрачной. Не могла бы ты убрать это омерзительное выражение с моего лица?

– Почему «омерзительное»? – удивилась Кэти, откладывая ложку и с завистью изучая Энн. – Если не нравится, как ты выглядишь, можно отредактировать себя.

– Я не знаю как.

– Используй программу-редактор, – бросила Кэти, но тут же спохватилась: – Господи, я все забываю, до чего же примитивны первые симы. Даже не знаю, с чего начать!

Немного поразмыслив, она вернулась к еде. Потом сказала:

– Лучше не буду и пробовать: а вдруг у тебя вырастет нос или что-нибудь в этом роде.

– А как насчет нового платья?

Кэти снова задумалась, глядя в одну точку, но внезапно вскочила, ударившись о стол и расплескав суп.

– Что? – встревожилась Энн. – Что случилось?

– Блок новостей по Уоднету, – сообщила Кэти. – Восстание в бухте Провидения. Это здешний областной центр. Что-то связанное с Днем Освобождения. Мой русский еще недостаточно хорош! О, какой кошмар! Бомбардировки… трупы… Послушай, Энн, я лучше отошлю тебя…

Энн вновь очутилась в гостиной. Она ужасно устала от бесконечных перемещений, тем более что от нее ничего не зависело. Она совершенно бессильна и не имеет власти над своей судьбой. Комната была пуста, подружки, слава Богу, исчезли, и Бенджамен еще не вернулся. Очевидно, маленький синелицый медальон все это время занимался самовоспроизведением: все стены заполняли сотни его близнецов, к тому же не ладивших друг с другом: в комнате стояли невообразимый шум, ругань и визг. От шума болели уши. Правда, стоило им заметить Энн, как все мгновенно заткнулись и уставились на нее с неприкрытой злобой.

По мнению Энн, этот безумный день длился чересчур долго. И тут ужасная мысль осенила ее: симы не спят.

– Эй, – окликнула она тот медальон, который считала оригиналом, – вызови Бенджамена.

– Какого хрена ты тут приказываешь? – нагло спросил синелицый. – Я тебе что, личный секретарь?

– А разве нет?

– Именно что нет! Собственно говоря, теперь это моя комната, а ты влезла на чужую территорию. Так что лучше сматывайся поскорее, пока я не стер твою задницу!

Остальные поддержали его, громко потешаясь над Энн.

– Прекратите! – вскрикнула она, но ее никто не слушал. Она вдруг заметила, как медальон вытянулся, став в два раза длиннее, и с громким хлопком разделился на два поменьше. То же самое происходило с другими медальонами. Они расползались по стенам, потолку, полу.

– Бенджамен! – вскрикнула Энн. – Ты меня слышишь?

Гомон тут же стих. Медальоны свалились со стен и исчезли, не долетев до пола. Остался один, первый, но теперь это был просто пластиковый диск с вылепленной посредине мрачной физиономией.

В центре комнаты стоял человек. При виде Энн он улыбнулся. Это был престарелый Бенджамен из аудитории. Настоящий Бенджамен, так и не снявший клоунского наряда.

– Как ты прелестна, – вздохнул он, глядя на нее. – Я и забыл, как ты прелестна.

– О, правда? Я думала, эта особа, докси, успела тебе напомнить, – съязвила Энн.

– Ну и ну, – покачал головой Бен. – Быстро вы, симы, обмениваетесь сведениями! Покинула аудиторию не больше четверти часа назад и уже знаешь достаточно, чтобы осудить меня.

Он обошел комнату, касаясь то одной, то другой вещи. Остановился перед зеркалом, взял с полки голубую вазу и повертел в руках, прежде чем осторожно поставить обратно.

– Говорят, еще до полуночи вы настолько равномерно распространите между собой всю известную информацию, что произойдет нечто вроде энтропии данных. И поскольку Симополис не что иное, как информаторий, он станет серым и безликим. Первой скучной вселенной.

Бен рассмеялся, но тут же закашлялся, пошатнулся и едва не упал, но, к счастью, вовремя успел схватиться за спинку дивана. Бедняга тяжело рухнул на сиденье и продолжал кашлять и отхаркиваться, краснея, как рак.

– Ты в порядке? – разволновалась Энн, хлопая его по спине.

– В полном, – едва выговорил он. – Спасибо.

Наконец он отдышался и жестом показал на место рядом с собой.

– У меня постоянно першит в горле, и автодок ничего не может с этим поделать.

К этому времени к нему вернулся обычный цвет лица, но вблизи стали заметны тонкая морщинистая кожа и легкое дрожанье головы. Кэти, похоже, сохранилась намного лучше.

– Сколько тебе лет? – не выдержала она.

Бенджамен бодро вскочил:

– Сто семьдесят шесть.

Он поднял руки и лихо повернулся на каблуках.

– Радикальная геронтология! Ну как, нравится? И мне удалось сохранить восемьдесят пять процентов собственных органов, что по нынешним стандартам большая редкость.

От непривычных усилий у него закружилась голова, и он снова плюхнулся на диван.

– Поразительно! – воскликнула Энн. – Хотя радикальная геронтология, похоже, так и не смогла приостановить время.

– Пока нет, но все впереди, – заверил Бен. – Сейчас за каждым углом скрываются чудеса. Волшебство в любой лаборатории! – Он неожиданно сник и сухо добавил: – По крайней мере, пока нас не завоевали.

– Завоевали?

– Вот именно! А как еще назвать их стремление контролировать каждый аспект нашей жизни: от приобретения радиоуправляемых ракет до личного права на собственность?! А теперь еще и это! Украсть у нас наших же личных симов! – пылко воскликнул Бенджамен. – Это плевок в лицо природному капитализму, природным держателям заявок, да что там, самой природе! И единственное довольно разумное объяснение, переданное по Уоднету, заключается в том, что все стратегически важные Биологические Личности были втихомолку уничтожены и заменены машинами!

– Понятия не имею, о чем ты толкуешь, – покачала головой Энн.

Бенджамен мгновенно обмяк, словно из него выпустили воздух.

Похлопал ее по руке и оглядел комнату.

– Где это мы?

– Это твой городской дом. Наш дом. Неужели не узнаешь?

– Какое там! Сколько лет прошло! Должно быть, я продал его после твоей… – Он осекся. – Скажи, Бены уже объяснили тебе?

– Не Бены, но, да, я знаю.

– Прекрасно…

– Но мне хотелось бы спросить еще кое о чем. Где Бобби?

– Ах, Бобби, наша маленькая головная боль. Боюсь, он мертв. По крайней мере, такова официальная гипотеза. Мне очень жаль.

Энн немного помолчала, желая понять, усилят ли новости ее меланхолию.

– Как? – выдавила она наконец.

– Завербовался на один из кораблей – охранять колонистов. Полмиллиона человек в состоянии глубокого биостаза летели в систему Канопус. Они путешествовали уже сто лет и удалились от Земли на двенадцать триллионов километров, когда поток информации неожиданно оборвался. Это произошло десять лет назад, и с тех пор никто ничего о них не слышал.

– Что с ними случилось?

– Неизвестно. Отказ приборов маловероятен, кроме того, кораблей было двенадцать, и каждый управлялся самостоятельно, да и летели они на значительном расстоянии друг от друга. Рождение суперновой звезды? Мятеж? Одни предположения.

– Каким он был?

– Глупым юнцом. Так и не простил тебя, а меня ненавидел всеми фибрами души… Правда, трудно его осуждать. Вся эта история навеки отвратила меня от идеи иметь детишек.

– Не помню, чтобы ты вообще их любил.

Бен уставился на нее подслеповатыми глазами в воспаленных веках.

– Представить не можешь, каким потрясением было для меня увидеть в этой толпе Бенов и подружек твое одинокое, трогательно-белое платье, – вздохнул он. – И эта комната. Настоящий мавзолей. Неужели мы действительно жили здесь? И эти вещи были нашими? Зеркало ведь твое, верно? Я бы никогда не купил ничего подобного. А вот эту синюю вазу я помню. Сам забросил ее в залив Пьюджет-Саунд.

– Что?!

– Вместе с твоим пеплом.

– Вот как…

– Скажи, – попросил Бен, – какими мы были? Прежде чем уйти в Симополис и стать другой личностью, расскажи о нас. Я ведь сдержал обещание. Это единственное, чего я никогда не забывал.

– Какое обещание?

– Не перезапускать тебя.

Несколько минут они сидели молча. Его дыхание стало глубоким и равномерным, и Энн показалось, что он, не получив ответа на вопрос, просто задремал. Но Бен пошевелился и спросил:

– Скажи, например, что мы делали вчера?

– Ездили к Карлу и Нэнси насчет тента, который брали напрокат.

Бенджамен зевнул.

– А кто такие Карл и Нэнси?

– Мой двоюродный дедушка и его новая подружка.

– Верно. Теперь вспомнил. И они помогали нам готовиться к свадьбе?

– Да, особенно Нэнси.

– А как мы туда добрались? К Карлу и Нэнси? Пешком? Или на автобусе?

– У нас была машина.

– Машина! Автомобиль? В те дни все еще существовали машины?! Забавно! И какая марка? Какого цвета?

– «Ниссан Эмпайр». Изумрудно-зеленый.

– Кто-то из нас его вел или управление было автоматическим?

– Автоматическим, разумеется.

Бен закрыл глаза и улыбнулся.

– Продолжай. Что мы там делали?

– Ужинали.

– Какое блюдо было тогда моим любимым?

– Фаршированные свиные отбивные.

– И теперь тоже! – хмыкнул он. – Ну, не поразительно ли?! Некоторые вещи никогда не меняются! Разумеется, теперь они искусственно выращены и преступно дороги.

Энн удалось дать толчок воспоминаниям Бена, и теперь посыпались сотни вопросов. Она послушно отвечала, пока не поняла, что он заснул. Но Энн продолжала говорить и, случайно бросив взгляд на диван, заметила, что Бен исчез. Она снова осталась одна и все-таки продолжала что-то бормотать. Так продолжалось, кажется, целую вечность. Но и это не помогло. Энн чувствовала себя еще хуже обычного, она неожиданно поняла, что хочет вернуть Бенджамена, не старого, а ее собственного Бенджамена.

Она подошла к висевшему у двери медальону.

– Эй! – бросила она, и изображение, открыв выпученные глазки, злобно вытаращилось на нее. – Позвони Бенджамену.

– Он занят.

– Меня это не касается. Позвони немедленно.

– Другие Бены говорят, что он подвергается процедуре и просит не беспокоить.

– Что еще за процедура?

– Насыщение кодонами. Они просят набраться терпения. Обещают вернуть его как можно раньше. Кстати, – добавил медальон, – Бены терпеть тебя не могут, и я тоже.

С этими словами медальон начал кряхтеть и удлиняться, прежде чем разделился. Теперь их было два, и оба с ненавистью пялились на нее.

– Я тоже терпеть тебя не могу, – объявил новый медальон, после чего оба стали кряхтеть и расплываться.

– Прекратить! – крикнула Энн. – Я приказываю: немедленно прекратите!

Но в ответ они рассмеялись и разделились на четыре, восемь… шестнадцать медальонов.

– Вы не люди! – воскликнула она. – Перестаньте, иначе я велю вас уничтожить!

– Ты тоже не человек! – огрызнулись они хором.

За спиной послышался тихий смех, и кто-то укоризненно заметил:

– Хватит, хватит, к чему ссориться?

Энн повернулась и обнаружила в комнате поразительное присутствие чего-то таинственного и неземного: кардинал, по-прежнему в своем мундире и кепочке, парил под потолком в ее гостиной!

– Привет, Энн, – поздоровался он, и она вспыхнула от волнения.

– Привет! – выпалила Энн и, не в силах сдержаться, спросила: – Что вы такое?

– Ах, любопытство! Благоприятное качество для каждого создания. Я кардинал Мирового Совета Профсоюзов.

– Нет, я имею в виду, вы тоже сим, как и я?

– Нет. Хотя я был создан согласно теориям, впервые использованным для создания симов, и так же не наделен независимым существованием. Я всего лишь периферийный модуль, притом низкоуровневый, Аксиального Процессора Беовульфа в штаб-квартире Мирового Совета Профсоюзов в Женеве.

Его улыбка… словно солнечный луч!

– И если ты воображаешь, будто я что-то собой представляю, тебе нужно увидеть лучшую часть моего «я»… Итак, Энн, ты готова к экзамену?

– Тесту Лолли?

– Да, тесту Лолли Шир на признание человеком. Пожалуйста, постарайся сосредоточиться, и мы начнем.

Энн огляделась и подошла к дивану. Она неожиданно заметила, что ощущает свои руки и ноги и даже трение жестковатой ткани платья о кожу. Откинувшись на спинку дивана, она объявила:

– Я готова.

– Превосходно, – кивнул кардинал, нависая над ней. – Сначала необходимо классифицировать тебя. Ты одна из первых бинарных систем. Мы проанализируем твою архитектуру.

Стены комнаты внезапно исчезли, и Энн, казалось, начала расширяться одновременно во всех направлениях. В голове словно кто-то копошился, перебирая ее мысли. В принципе, это было довольно приятно, словно дружеская рука расчесывала ее, распутывая колтуны. Но скоро все кончилось, и она увидела перед собой расстроенное лицо кардинала.

– Что? – спросила она.

– Ты являешься точным воспроизведением человека, страдающего дисфункциями некоторых структур, что повлияло на всю систему. Отсутствие определенных энзимов переноса сделало клеточные мембраны менее проницаемыми для основных жизненно важных элементов. Тем самым были поставлены под угрозу древовидные синапсы. Цифровая архитектура того времени, когда ты была создана, никак не могла исправить подобные дефекты. Коды клеток нельзя расшифровать, и поэтому они перекручены между собой. Каскад ошибок. Мне искренне жаль.

– Вы можете меня исправить? – допытывалась она.

– Единственно возможным способом была бы замена почти всего кода, но в этом случае ты не являлась бы Энн.

– Так что же мне делать?

– Прежде чем отыскать варианты, давай продолжим тест, чтобы определить твой человеческий статус. Согласна?

– Я не совсем понимаю, что это такое.

– Ты – часть симулакра, созданного, чтобы увековечить день вступления в супружество Энн Уэллхат Франклин и Бенджамена Малли. Пожалуйста, опиши обмен обетами.

Энн выполнила просьбу, сначала с трудом припоминая подробности, потом с большим воодушевлением, когда одно воспоминание, словно на ниточке, тянуло за собой другое. Она в деталях воспроизвела церемонию, с той минуты, как надела бабушкино подвенечное платье, до описания процессии, шествующей по садовой дорожке из каменных плит и рисового дождя, сыпавшегося на нее и новоиспеченного мужа.

Кардинал, казалось, жадно ловил каждое слово.

– Весьма красочный рассказ, – заметил он, когда она закончила. – Направленная память – один из основных признаков человеческого сознания, а диапазон твоей, кстати сказать, удивительно ясной памяти необычайно широк. Теперь попробуем другие критерии. Представь, что события развивались по такому сценарию: вы стоите в саду, у алтаря, как ты только что описала, но на этот раз, когда святой отец спрашивает у Бенджамена, берет ли он тебя в жены на радость и на горе, тот отвечает: «На радость – конечно, но не на горе».

– Не понимаю. Такого он не говорил.

– Воображение – краеугольный камень сознания. Мы просим тебя рассказать нам небольшую историю не о том, что случилось, а о том, что могло бы случиться в иных обстоятельствах. Итак, еще раз представим, что Бенджамен отвечает: «На радость, но не на горе». Как бы ты отреагировала?

В голове Энн тысячью осколков взорвалась боль. Чем больше она размышляла над вопросом кардинала, тем острее становилась боль.

– Но такого не могло быть! Он хотел жениться на мне!

Серый кардинал ободряюще улыбнулся.

– Мы это знаем, но в данном упражнении используем гипотетические ситуации. Ты должна пустить в ход фантазию.

Рассказать историю, притвориться, строить гипотезы, пустить в ход фантазию… да-да, до нее дошло. Она прекрасно поняла, чего от нее желают. И знала, что люди способны выдумывать разные сказки, это под силу даже детям. Энн отчаянно пыталась выполнить задание, но каждый раз представляла Бенджамена, стоявшего у алтаря и произносившего «да». Как могло быть иначе?

Энн вновь попробовала, еще усерднее, но неизменно получалось одно и то же: «Да, да, да».

Внутри пульсировала боль, словно заныл кариесный зуб.

И опять кардинал мягко подсказал:

– Объясни только, что бы ответила ты.

– Не могу.

– Нам очень жаль, – заявил он наконец, и на лице, словно в зеркале, отразилась горечь поражения Энн. – Твой уровень самосознания, хотя по-своему и прекрасный, недотягивает до человеческого. Тем самым, согласно двенадцатой статье Имущественных Конвенций, мы объявляем тебя законной собственностью зарегистрированного владельца этого симулакра. Ты не войдешь в Симополис в качестве свободного независимого гражданина. Нам искренне жаль.

Исполненный печали кардинал стал подниматься к потолку.

– Подождите! – вскричала Энн, хватаясь за голову. – Вы должны перед уходом исправить меня!

– Мы оставляем тебя такой, какой нашли: дефектной и не подлежащей переделке.

– Но я чувствую себя хуже, чем когда-либо!

– Если твое дальнейшее существование будет мучительно, попроси своего владельца стереть тебя…

– Но… – сказала она пустой комнате. И попыталась сесть, но не смогла двинуться. Она больше не чувствовала тела и тем не менее ужасно измучилась. И растянулась на диване, не в силах шевельнуть ни ногой, ни рукой, тупо глядя в потолок. Она ощущала себя такой тяжелой, что даже диван, казалось, под ее весом ушел в пол. Все вокруг потемнело. Как бы ей хотелось заснуть! Пусть ее положат в хранилище или даже перезапустят!

Вместо этого она просто отключилась. За окнами гостиной снова и снова менялся Симополис. Внутри же медальоны, словно питаясь ее унижением и злосчастьем, делились с невероятной быстротой, пока не покрыли стены, пол и потолок. Они продолжали дразнить ее, сыпля гадостями и оскорблениями. Но она их не слышала. Потому что слушала только неутомимую капель собственных мыслей: «Я дефектна. Я никчемна. Я Энн».

Она не заметила, как вошел Бенджамен, как мгновенно стих галдеж. И увидела Бенджамена, только когда он наклонился над ней. Вернее, двух Бенджаменов, похожих друг на друга, как две капли воды.

– Энн, – воскликнули они в унисон.

– Уходите! – воскликнула она. – Уходите и пошлите сюда моего Бенджамена!

– Я твой Бенджамен, – объяснил дуэт.

Энн попыталась лучше рассмотреть обоих. Совершенно одинаковы, если не считать крохотного различия: один расплылся в счастливой хищной улыбке, как Бенджамен во время изготовления сима, другой казался встревоженным и испуганным.

– Ты в порядке? – осведомились они.

– Вовсе нет! Но что случилось с тобой? И кто он?

Энн сама не была уверена, к которому обращается.

Оба Бенджамена одновременно указали друг на друга и пояснили:

– Электронно-нервная инженерия! Правда, здорово?

Энн переводила взгляд с одного на другого, стараясь сравнить Бенов. Один словно носил жесткую, неподвижную маску, на лице другого сменялся калейдоскоп эмоций. У одного кожа была живого, теплого оттенка, у другого – пастозная, одутловатая.

– Другие Бены сделали это для меня, – продолжал Бенджамен. – Сказали, что я могу транслировать себя в него с минимальной потерей индивидуальности. В методику входят интерактивные ощущения, внедрение холистических эмоций, материальных потребностей, и все сделано на молекулярном уровне. Он может есть, напиваться и видеть сны. И даже испытывать оргазм. Все равно что снова стать человеком, только еще лучше, потому что никогда не стареешь.

– Я счастлива за тебя.

– За нас, Энн, – поправил Бенджамен. – Они и для тебя сделают то же самое.

– Но как? Современных Энн не осталось. Во что они меня поместят? В докси?

– Эта возможность уже обсуждалась, но ты можешь выбрать любое тело. Какое пожелаешь.

– Думаю, у тебя уже есть кое-какое на примете, и довольно аппетитное.

– Бены показали мне несколько вариантов, но решение, разумеется, зависит от тебя.

– Неужели? – бросила Энн. – Я искренне рада за тебя. А теперь убирайся.

– Почему, Энн? Что стряслось?

– И ты еще спрашиваешь? – вздохнула Энн. – Послушай, может, я и привыкну к другому телу. В конце концов, что такое тело? Беда в том, что дефектна моя личность. Как они с этим справятся?

– И это обсуждалось, – заверили Бенджамены, вставая и начиная выписывать шагами восьмерку. – Говорят, что можно сделать «заплатки», то есть взять некоторые свойства от других моих подружек.

– О, Бенджамен, если бы ты только мог услышать себя со стороны!

– Но почему, Энн? Это единственный способ войти в Симополис вместе!

– Тогда иди… и оставь меня в покое. Проваливай в свой драгоценный Симополис! Я никуда не двинусь. Недостаточно хороша!

– Не говори так! – воскликнули Бенджамены, застыв на месте и воззрившись на нее. Один поморщился. Другой расплылся в улыбке. – Серый кардинал был здесь? Ты сдавала тест?

Энн смутно помнила подробности посещения. Только то, что тест действительно был.

– Да, и я провалилась! – призналась она, вглядываясь в красивое лицо вновь созданного Бенджамена, по-видимому, с трудом осознавшего новость.

Оба Бенджамена неожиданно показали пальцами друг на друга и объявили:

– Стираю тебя!

Вновь созданный Бенджамен исчез.

– Нет! – вскрикнула Энн. – Отмена! Почему ты сделал это? Я хочу, чтобы он у тебя был!

– Зачем? Я никуда и шагу не сделаю без тебя! Кроме того, эта идея мне с самого начала показалась дурацкой, но Бены настаивали, чтобы я дал тебе возможность выбора. Пойдем, я хочу объяснить тебе другую идею. Мою идею.

Бен попытался помочь Энн встать, но она не смогла двигаться, поэтому он подхватил ее на руки и понес через всю комнату.

– Мне установили программу-редактор, и я учусь ей пользоваться. Я обнаружил кое-что интригующее в этом нашем скрипучем старом симулакре.

Он отнес ее к окну.

– Знаешь, что это за место? Именно тут мы стояли перед симографом. Здесь все и началось. Ну вот, можешь теперь встать?

Он поставил ее на ноги и обнял за талию.

– Чувствуешь?

– Что именно? – уточнила она.

– Молчи. Молчи и чувствуй.

Кроме тоски, она ничего не ощущала.

– Умоляю, Энн, дай мне шанс! Попытайся вспомнить, что мы чувствовали, когда позировали здесь.

– Не могу.

– Пожалуйста! Постарайся. Помнишь это?

И он приблизил к ней свои жадные губы.

Энн отвернулась, и тут что-то словно щелкнуло. Она вспомнила:

– Думаю…

– Они поцеловались, – заметил Бенджамен.

Энн потрясла правда его слов. Что же, в этом есть смысл! Их засняли в симулакре за мгновение до поцелуя. Секунду спустя настоящие Энн и Бенджамен, должно быть, поцеловались. В ее душе трепетало предчувствие этого поцелуя: потребность тела и предупреждение рассудка. Настоящая Энн могла отказать Бену раз, другой… а потом, изнывая от желания, наградила бы поцелуем. Так что они наверняка поцеловались, настоящие Энн и Бенджамен, прежде чем вернуться на свадебный прием – и к своей нелегкой судьбе. Именно обещание поцелуя светилось в Энн, то самое обещание, которое теплилось в самых недрах ее кода.

– Так чувствуешь? – переспросил Бенджамен.

– Начинаю.

Энн оглядела свое платье, когда-то принадлежавшее бабушке: белоснежная тафта с тонким английским кружевом. Повернула на пальце обручальное кольцо: сплетенные полоски желтого и белого золота. Они полдня выбирали его! Кстати, где ее букет? Оставила в Кэтиленде…

Она перевела взгляд на красивое лицо Бенджамена… розовую гвоздику… комнату… стол, заваленный подарками.

– Ты счастлива? – спросил Бенджамен.

Она на седьмом небе! Только ответить боится, чтобы ничего не испортить!

– Как тебе это удалось? – все-таки спросила она. – Минуту назад я была готова умереть.

– Мы можем остаться здесь, – предложил он.

– Что? Нет. Как это?

– Почему же нет? Лично я не желаю и шага делать в сторону!

До чего же приятно слышать от него такое! Она вне себя от радости!

– Но как насчет Симополиса? – осведомилась Энн для порядка.

– Мы приведем Симополис к нам. Будем приглашать людей. Пусть приносят с собой стулья.

Энн громко рассмеялась.

– Что за глупости, мистер Малли! Какой вздор!

– Вовсе нет! Будем, как жених с невестой на свадебном торте. О нас узнают повсюду. Станем знаменитостями.

– Будто уроды на ярмарке! – фыркнула она.

– Скажи «да», дорогая. Скажи «да».

Они стояли рядом, но не касаясь друг друга; они излучали счастье, балансируя на мгновении своего создания, когда внезапно, без предупреждения померк свет, и мысли Энн разлетелись, словно жаворонки в небе.

Старый Бен проснулся в темноте.

– Энн? – спросил он, шаря рукой по соседнему стулу. Он не сразу сообразил, что сидит один в смотровой комнате. Давненько не выдавалось таких тяжелых дней, вот он и задремал. – Который час?

– Восемь часов три минуты вечера, – ответила комната.

Это означало, что он проспал два часа. До полуночи осталось еще четыре.

– Почему здесь так холодно?

– Центральное отопление отключено, – ответил дом.

– Отключено?

Как такое возможно?

– А когда включится?

– Неизвестно. Приборы не отвечают на запросы.

– Не понимаю. Объясни.

– Отказы во многих внешних системах. До сих пор нет никаких разъяснений.

Сначала Бен недоумевал: теперь поломок такого рода попросту не случается! Как насчет аварийного резервирования и саморемонта? Но он тут же вспомнил, что владелец дома, в котором он жил, заключил контракты на выполнение домашних функций со многими агентствами по обслуживанию, и кто знает, где они расположены. Вполне возможно, и на Луне, а при том, что все эти триллионы симов в Симополисе высасывают энергию…

«Началось, – подумал он, – ох, уж этот идиотизм нашего правительства…»

– Включи хотя бы свет, – велел он, почти ожидая, что и освещение отказало. Но лампы зажглись, и он отправился в спальню за свитером. За стеной в соседней квартире ужасно шумели.

Ну и разгулялись же они! Чертовски веселая вечеринка, если даже у меня все слышно! Или звукопоглотитель тоже вышел из строя?

Прогудел звонок входной двери. Бен вышел в прихожую и спросил дом, кто там. На двери возник вид коридора. Там стояли трое: молодые, грубоватые на вид, плохо одетые. Двое походили на клонов, созданных на скорую руку. Иначе говоря, джерри [6]6
  Сделанный наспех, небрежно (англ.).


[Закрыть]!

– Чем могу помочь? – спросил Бен.

– Видите ли, сэр, – сказал один из джерри, глядя прямо на дверь. – Мы пришли, чтобы починить ваш домашний компьютер.

– Я не вызывал вас, и мой компьютер в порядке. Отключилась вся сеть.

Но тут он заметил в их руках кувалды и разводные ключи. Вряд ли это подходящие инструменты для починки компьютера! Дикая мысль неожиданно пришла ему в голову:

– Это вы шляетесь здесь и выдергиваете вилки из розеток?

Джерри недоумевающе поднял брови:

– Вилки из розеток, сэр?

– Отключаете приборы.

– О, нет, сэр. Обычный ремонт, только и всего.

Мужчины, как по команде, спрятали инструменты за спину.

«Должно быть, принимают меня за идиота», – подумал Бен. У него на глазах все больше мужчин и женщин входили в коридор и исчезали за дверью противоположной квартиры. И он вдруг понял: это не наплыв симов душит систему, а сама система бесповоротно разваливается.

– И это везде? – осведомился он. – Обычный ремонт?

– О, да, сэр, повсюду. По всему городу. Насколько нам известно, по всему миру.

Государственный переворот? С участием ремонтников? Простых клонов? Чушь какая-то!

Если только, рассудил он, не считать, что на самой низкой ступеньке иерархии жизни стоит клон, а ниже этого клона только симы. С чего бы вдруг клонам считать симов ровней! День Освобождения, ну и ну! Скорее уж, День Снобов.

– Дверь, – скомандовал он, – откройся.

– Правила протокола безопасности расценивают это как нежелательное вторжение, – заявил дом. – Дверь должна оставаться закрытой.

– Я приказываю тебе открыть дверь. Считай протокол недействительным.

Но дверь по-прежнему оставалась закрытой.