Текст книги "Журнал «Если», 2004 № 05"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Дэн Симмонс,Евгений Лукин,Александр Громов,Владимир Гаков,Пат (Пэт) Кадиган,Йен Макдональд,Йен (Иен) Уотсон,Рон Коллинз,Алек Невала-Ли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

– И ни у кого из жертв нет детей, – кивнул Хуанг.

– Точно. И третий симптом – зеркальность расположения органов.

– Погоди. Что общего имеют поврежденные реснички с «Situs inversus»?

– Все дело в том, как отличает тело левую сторону от правой. В нормальном эмбрионе размещение органов определяется особыми протеинами, накапливающимися на одной или другой стороне развивающегося плода. Их распределение играет решающую роль в расположении органов. Реснички перемещают протеины с места на место, но если они повреждены, протеины распределяются произвольно, и размещение органов становится непредсказуемым. В половине случаев результатом является «Situs inversus». В учебнике это описано так: наследственное сочетание бронхоэктазов, полипоза слизистой оболочки носа и транспозиции органов.

– Но почему этот синдром не отмечен ни в одной медицинской карте?

– Двадцать лет назад «Situs inversus» даже не был подробно описан, так что врачи, возможно, не усмотрели связи.

– Черт! – пробормотал Хуанг. Они по-прежнему стояли на фоне обветренного фасада церкви Святой Троицы. С карнизов пялились горгульи. Сурово смотрели горельефы святых с открытыми книгами в руках.

– И что все это означает?

– Пока не знаю.

– Значит, мы нисколько не приблизились к раскрытию дела.

Хуанг поднялся на паперть, встал под навесом и повернулся лицом к небоскребу.

– Все это крайне интересно, Лайм, но пока мы не найдем Хэммонда… – начал он и осекся, глядя в зеркальную грань башни, в которой отражался весь парк, здания и площадь, где под деревьями гуляли зеркальные люди. И одним из этих людей был Хэммонд!

Хуанг развернулся и засек Хэммонда, стоявшего шагах в двадцати от них. Сунув руки в карманы, он пристально изучал статуи черепахи и зайца.

– Есть, – прошипел Хуанг.

Лайм, проследив за направлением его взгляда, затаила дыхание.

– Что будем делать? – спросил Хуанг.

– Бери рацию и скажи, чтобы держали машину наготове. Я пойду за ним. В одиночку.

– Зачем это?..

– У меня больше шансов подобраться к нему, чему у кого бы то ни было. Я женщина, со мной нет охраны. Не хотим же мы спугнуть его, верно?

Проглотив возражения, Хуанг кивнул и отошел. Хэммонд, кажется, не понял, что его засекли. Очки по-прежнему сидели на носу; руки крепко сжимали рукопись.

Небо над парком начало темнеть. Подул холодный ветер.

Лайм расстегнула кобуру и двинулась вперед.

Хэммонд в раздумье стоял возле статуй. Рассеянно протянул руку и коснулся гладкого бронзового панциря. Впервые за много-много часов он был спокоен.

– Хэммонд? – позвал кто-то сзади.

Он повернулся, оказавшись лицом к лицу с незнакомой женщиной. – Да.

– Меня зовут Маргарет Лайм.

Женщина шагнула к нему. По ее глазам ничего нельзя было прочесть.

– Мне хотелось бы поговорить с вами, если не возражаете.

– Не возражаю.

Хэммонд посмотрелся в панцирь, изучая собственное бесформенное отражение в тусклом металле.

– Я как раз хотел с кем-нибудь потолковать. У вас есть часы?

– Есть, – кивнула Лайм.

– Секунд через десять должно кое-что произойти. А пока можно и побеседовать.

Лайм нервно глянула сначала на часы, потом на Хэммонда.

– Откуда вы знаете, что сейчас должно произойти?

Что ей ответить? Как объяснить?

Добравшись до площади, он больше часа старался держаться подальше от парка. Но, увидев статуи, понял, что поиски окончены.

Хэнкок Тауэр привел его сюда только затем, чтобы направить к истинной цели. Что же, это вполне очевидно.

– Это трудно объяснить, – начал он. – Может…

Но тут за спиной раздался громкий скрип.

– Поздно, – просто сказал он.

Оба повернулись.

Статуя зайца, стоявшего за черепахой, была спроектирована и отлита несколько лет назад. Как смутно помнил Хэммонд – чтобы увековечить столетие Бостонского Марафона. Все эти годы статуя оставалась в одном положении: заяц чешет лапой за ухом. Нос почти касается земли.

Скрип исходил откуда-то из глубин этой статуи. Сначала тихий, потом постепенно нарастающий.

Хэммонд распознал его – визг разрывающихся молекулярных связей, когда металл плавится и затвердевает вновь на микроскопическом уровне. Заяц по-прежнему оставался невредим, но звук все усиливался, поднимаясь до пронзительного визга. Хэммонд хотел заткнуть уши, но руки висели неподвижно. Он мог только наблюдать.

А в сердцевине статуи происходили перемены.

Ухо зайца дернулось. Хэммонд видел, как поверхность бронзы растянулась, пошла волнами.

Заяц поднял голову.

Визг сменился треском. Кирпичи, устилавшие землю под правой передней лапой зайца, крошились в пыль. Лапа шевельнулась, скованно-ревматически приподнялась. Поверхность бугрилась от напряжения, связки и сухожилия с трудом сгибались и разгибались.

К этому времени некоторые из детей успели заметить происходящее. Какой-то малыш дернул мать за руку и ткнул пальцем в скульптуру. Женщина ошеломленно открыла рот.

В парке стало тихо. Бесчисленные туристы, подростки, родители замерли – все как один. Никто не двигался. Они смотрели на ожившую статую.

После стольких лет бесплодных усилий заяц наконец смог почесать за ухом и опустил лапу. Металл застонал: лапа разогнулась, коснулась земли – и бронза растянулась, как резина, в трех-четырех местах.

Шум на несколько мгновений стих, и Хэммонд позволил себе надежду, что на этом все кончится.

Но тут заяц подпрыгнул. Задние ноги напряглись, прежде чем оторваться от земли. Во все стороны полетели кирпичные осколки. Один из них попал Хэммонду в лицо. Он коснулся щеки: ладонь окрасилась кровью.

Заяц с громким плеском приземлился в фонтан. Бетон треснул от удара, раскалываясь и вминаясь под весом зайца. И немудрено: скульптура была размером с большую собаку и отлита из цельной бронзы, так что заяц оставил бы следы на тротуаре с такой же легкостью, как его настоящий собрат – на свежевыпавшем снегу. И теперь он выскочил из воды, легко скакнул между двумя обелисками рядом с фонтаном и, обломив бетонный бортик, умчался на улицу.

Хэммонд, уронив рукопись, ринулся по следам зайца. Плюхнулся в фонтан, поднимая брызги, пробрался к краю, перевалился на тротуар и с отчаянием огляделся. Заяц топал вниз по Бойлстон-стрит, распугивая стайки собравшихся под деревьями голубей.

Хэммонд помчался за ним, слыша скрежет лап, замечая маленькие смятые комочки дерна, остававшиеся на асфальте при каждом прыжке… Статуя времени не теряла. Она уже была на полквартала впереди и уходила все дальше. Огни города отражались в полированной бронзе. Легкие Хэммонда обжигал холодный воздух.

Лайм еще только выбиралась из фонтана. Вырвав из кармана полицейскую рацию, она оглушительно закричала.

– Машину сюда! Я не могу догнать чертову тварь!

Выключив рацию, она помчалась по тротуару. Хэммонд обогнал ее на пятьдесят ярдов, заяц – на сто. Громко топая, она летела вперед, едва успевая огибать пешеходов.

А Хэммонд уже начинал уставать. Заяц был почти в квартале от него и бесцеремонно расталкивал выходивших из магазина покупателей, разбрасывая во все стороны их пакеты и сумки. Хэммонд из последних сил бежал за ним. Кровь стучала в висках. Мышцы ног сводило судорогой. Воздух со свистом вырывался из горла.

Все же он сумел добраться до угла Бойлстон и Кларендой-стрит. У обочины пережидала красный свет «тойота». Хэммонд, не раздумывая, ринулся к машине и распахнул дверцу со стороны водителя.

– Какого черта? – выпалила сидевшая в машине женщина.

– Простите, – попытался сказать Хэммонд, но хватило сил только на невнятный шепот. Он схватил женщину за плечо и рывком вытащил из машины. Та сыпала проклятьями и норовила вцепиться ногтями ему в лицо. Хэммонд сел за руль и отъехал. Лайм едва успела заметить его маневр.

– Черт, – рявкнула она и, выхватив пистолет, еще ускорила бег. А Хэммонд тем временем таращился в ветровое стекло, стараясь не Упустить статую из виду. Наконец он увидел зайца: тот как раз вознамерился перескочить через припаркованную машину, но рухнул на Крышу, проломив металл и подняв фонтан разбитого стекла. Правда, он тут же выбрался и попрыгал дальше. А перед Хэммондом образовалась пробка, объехать которую не представлялось возможным.

По мостовой. Но не по тротуару!

– Неплохая мысль, – процедил Хэммонд сквозь стиснутые зубы и, выехав на тротуар, нажал клаксон. Испуганные пешеходы брызнули в разные стороны. Он ударил бампером урну, и та покатилась, усеяв мусором асфальт.

Сидевший в микроавтобусе Хуанг схватился за голову.

– Иисусе! Хочешь, чтобы я тоже полез за ним на тротуар?

– Есть другой выход? – спросила Лайм, вынимая сотовый.

– Кому ты звонишь?

– Группе наблюдения в Хэнкок Тауэр. Пусть проследят, куда направляется этот тип.

Она набрала номер, но едва успела услышать ответ, как Хуанг, оглушительно вопя клаксоном, свернул на тротуар, и трубка выпала у нее из рук.

– Потише, – прошипела она, пытаясь ее схватить.

– Сама хотела, – буркнул Хуанг, объезжая группу растерянных туристов.

Лайм выпрямилась и поднесла телефон к уху.

– …вы здесь?

– Здесь, – откликнулась Лайм, глядя вперед. За полквартала от того места, где они находились, ехала вторая машина. Расстояние между Хэммондом и зайцем неуклонно сокращалось.

– Какой счастье, что тротуар широкий, – пробормотал Хуанг, сворачивая, чтобы не врезаться в толпу.

– Какого черта у вас творится? – рявкнула трубка.

– Старая добрая сцена погони, – пояснила Лайм. – Послушайте, я хочу, чтобы вы определили, где мы находимся и куда ведет улица.

Перехватив телефон в левую руку, она наскоро записала продиктованные данные.

– А улица? – переспросила аналитик, поднимая голову. – О, Боже!

– Что еще у вас там?

– Мы направляемся к туннелю. Сейчас потеряю сигнал.

Хэммонд тоже увидел оранжевый свет, обрамлявший въезд в туннель. Заяц семенил уже в нескольких футах от бампера. Металл покорежился, потерял форму, но задние лапы продолжали энергично работать. Бронза растягивалась и складывалась, как живая. Уши зайца подрагивали. Огни фар Хэммонда отражались в бронзе.

– Я тебя достал! – выдохнул Хэммонд и нажал на газ, сокращая расстояние. Мотор взревел. Заяц проворно повернулся и метнулся к туннелю, скребя лапами по асфальту. Хэммонд выехал за ним на мостовую и, огибая машины, ворвался в туннель.

Шум двигателя эхом отражался от полукруглых стен.

До зайца было всего два ярда. Хэммонд почти настиг его. Он снова вдавил педаль газа.

И все кончилось.

Еще в прыжке заяц снова превратился в слиток бронзы. Хэммонд на полном ходу врезался в него, да так, что капот смялся. Поспешно ударил по тормозам, и машину занесло так, что борт царапнул стену туннеля. Он выключил зажигание и вышел из «тойоты», замершей на самом краю пешеходной дорожки.

Потерявшая всякую форму статуя лежала на боку. Какая статуя – просто оплавленный кусок горячего металла. Хэммонд пнул его. В воздухе стоял запах гари.

За спиной щелкнул курок.

– Хэммонд!

Он медленно повернулся. Лайм и какой-то мужчина стояли перед ним с пистолетами наготове. В туннель одна за другой просачивались полицейские машины, завывая сиренами, мелькая синими проблесковыми маячками.

– Конец заячьей норе, – выпалила Лайм.

Хуанг сунул пистолет в кобуру и вытащил наручники.

– Ну что, Лайм? Арестовываем?

Лайм кивнула. Хуанг шагнул к Хэммонду, взглянул сначала на дымящуюся болванку металла у его ног, потом на потрясенное лицо беглеца.

– Буду крайне обязан, если вытянете руки перед собой, – вежливо сказал он.

Хэммонд послушно протянул руки. Лайм обратила внимание на его глаза: абсолютно пустые, лишенные всякого выражения. Хуанг надел наручники, зачитал права и уже хотел увести, когда вмешалась Лайм:

– Минутку, пожалуйста.

– Да? – бросил Хуанг, уже успевший вцепиться в воротник Хэммонда. Другой рукой он сжимал предплечье арестованного.

Лайм вернула пистолет в кобуру.

– Мы не можем увести его из туннеля.

– Ты о чем? – насмешливо осведомился Хуанг.

Не зная, как лучше объяснить, Лайм решила обойтись без подробностей.

– Мой сотовый здесь не работает. Сигнал пропал, едва мы вошли в туннель. Но здесь, наверное, недалеко полицейский пост с телефоном.

– Да, я видел его на входе в туннель, – согласился Хуанг.

– Сделай одолжение, позвони в бостонское отделение ФБР.

Лайм наскоро нацарапала номер.

– Объясни, где мы находимся, и потребуй прислать в туннель передвижной изолятор.

Лайм кивнула на Хэммонда.

– Если увезем его каким-то другим транспортом, то может произойти очередное несчастье… Что-то в этом роде. – Она показала на статую, мирно остывающую на асфальте. – Пока мы остаемся в туннеле, нам ничего не грозит.

– Откуда вы знаете? – вдруг спросил Хэммонд.

– Потому что вы до сих пор живы. В отличие от остальных, попавших в этот кошмар. И я знаю, что вызвало цепь этих событий.

– Может, и меня просвятишь? – осведомился Хуанг.

– Сначала позвони.

Хуанг оглянулся и окликнул стоявшего поблизости агента ФБР.

– Агент! Вы слышали эту женщину? Немедленно звоните в отделение.

Агент кивнул и убежал. Хуанг снова повернулся к Лайм.

– А теперь поговорим.

– Но сначала отведем нашего пленника в местечко потише.

Лайм красноречиво обвела рукой творившийся вокруг хаос. Полиция установила оранжевые конусы, чтобы закрыть движение в туннеле, но несколько дюжин полицейских, фэбээровцев, пассажиров и зевак все еще толпились вокруг.

– Хорошо, – кивнул Хуанг.

Они повели Хэммонда в микроавтобус, усадили на заднее сиденье. Хуанг сел рядом. Лайм устроилась впереди и наклонила зеркало, чтобы видеть Хуанга.

– Как поживаете? – спросила она. Глаза Хэммонда блеснули.

– Я голоден. И устал.

– Нельзя ли ближе к делу? – нетерпеливо бросил Хуанг. – Я жду объяснений.

– Ладно, – согласилась Лайм. – Думаю, все эти события как-то связаны с «Situs inversus». Точнее, с триадой Картагенера.

Она наскоро повторила все три симптома болезни и еще раз подчеркнула, что, по ее мнению, все убитые мужчины страдали именно этим синдромом.

– Но есть и кое-что еще, – добавила она. – Это всего лишь предположение, но вполне возможно, что синдром Картагенера может воздействовать на нервную систему.

– Каким образом?

– Парализует реснички, микроскопические волоски, находящиеся на поверхности определенных клеток. А реснички – часть цитоскелета, внутренней опоры, придающей клеткам форму. В мозговых клетках цитоскелет может также передавать импульсы и информацию, и некоторые ученые считают, что он играет важную роль в деятельности нейронов. Мы ведем речь о таких фундаментальных свойствах, как сознание и самосознание, и даже паранормальных силах, вроде психокинеза, способности мысленно передвигать предметы…

– Паранормальных? – перебил Хуанг. – То есть ты утверждаешь…

– Что синдром, возможно, каким-то неизвестным образом воздействует на человеческий мозг.

– Хочешь сказать, что-то пробудило в этих жертвах способность к психокинезу? Никогда не поверю.

– Понимаю, это кажется странным, – настаивала Лайм. – С другой стороны, не забудь, мы только что гонялись за бронзовым зайцем, посреди бела дня, на людной улице.

– Но…

– Кстати, вспомни, что произошло на вокзале. Эти скульптуры не просто упали сами по себе, и мне кажется, идею психокинеза принять легче, чем мысль о том, что Хэммонд открыл ворота в зеркальный мир. Может, это все создание вашего ума, Хэммонд? Может, все это ваши фантазии, рожденные одержимостью Льюисом Кэрроллом, привели в действие некие психические силы, возникающие только в определенных обстоятельствах и у определенных людей?

Хэммонд немного помолчал: слишком тяжело было свыкнуться с мыслью, что монстры, преследующие его, были порождены его же собственным сознанием. Наконец он поднял глаза на Лайм.

– Но почему? Как это могло случиться? Причем почти одновременно?

– Откуда я знаю… Но в одном мы можем быть уверены: все эти происшествия были вызваны электромагнитным излучением.

– Это еще почему? – удивился Хуанг.

– Когда мы въехали в туннель, случились сразу две вещи: заяц превратился в статую и мой сотовый сдох. Радиоволны не могут распространяться в туннеле, если их длина слишком велика. Стены блокируют волны… Хэммонд, когда вы вчера сбежали из дома, то направились в метро, так?

– Вернее, провалился в метро. Я не видел, куда шел.

– Но это означает, что вы сумели пережить первую атаку. Потом, на вокзале, когда безумие повторилось, вы снова удрали в метро. И этим, возможно, спасли себе жизнь. Туннели метро блокируют электромагнитные волны. Оставаясь под землей, вы защищены, а выходя, снова начинаете ловить сигналы.

– Сигналы чего? – спросил Хэммонд.

– Не знаю. Чего угодно. Во всяком случае, это распространено по всему Бостону, проходит сквозь нас, и его воздействия невидимы и неощутимы. Но синдром Картагенера каким-то образом обостряет чувствительность к этому сигналу и делает его воздействие более отчетливым.

– Выходит, мне повезло, – угрюмо буркнул Хэммонд.

– Знаете, я вроде как помешан на радио, – вставил Хуанг. – И электромагнитные волны действительно могут самым странным образом действовать на нервную систему человека. Но мы понятия не имеем, как это делается.

– Не имеем, – согласилась Лайм. – И пока мы не узнаем, следует воспользоваться защитой.

– Но как? – спросил Хэммонд. – Не могу же я оставаться в этом туннеле до конца жизни!

– Я вызвала передвижной изолятор. Обычно его используют для перевозки высокочувствительных электроприборов, но на этот раз в нем доедете вы. Это обычный фургон, переделанный в Фарадееву клетку, цилиндр, блокирующий почти все виды электромагнитного излучения. Обтянут проволочной сеткой и заземлен. Так что мы сумеем прикрыть вас от всех радиоволн, кроме самых длинных диапазонов.

– И куда вы меня отправите?

Лайм взглянула на Хуанга.

– Не знаю. Куда-нибудь под землю?

Хуанг пожал плечами и выглянул в окно.

– А вот и наш грузовик.

Фургон с правительственными опознавательными знаками подкатил ко входу в туннель. Задние окна были покрыты амальгамой и забраны сеткой.

– Похоже, наша карета прибыла, – объявила Лайм. – Вперед!

Обстановка была самой спартанской: два пластмассовых ящика вместо стульев, по стенам тянутся голые полки. Лайм стояла, опираясь на одну из полок, пока грузовик ехал по улицам города. Задняя часть отделялась от передней перегородкой.

Хэммонд сидел на ящике, безвольно подпрыгивая каждый раз, когда колесо попадало в рытвину: скованные руки не давали удержать равновесие. Наконец он не выдержал и попросил Хуанга ослабить «браслеты».

– Почему бы нет? – пожал тот плечами и открыл наручники.

– Спасибо, – облегченно выдохнул Хэммонд, потирая запястья. – Знаете, агент Лайм, – неожиданно заговорил он, – я все гадаю…

– О чем?

– Вы утверждаете, будто все, что мне довелось пережить, – плод моего воображения. Что я сам создал чудовищ.

– Можно сказать и так.

– Но в таком случае откуда мне знать, что вы не плод моего воображения?

– Могу дать слово, что это не так, – усмехнулась Лайм.

– Вы уверены? В Зазеркалье Алиса видит спящего в лесу Черного Короля. Когда она спрашивает, ей объясняют, что Король спит и что сама она тоже часть его сна. Мало того: целый мир всего лишь часть его сна. И если бы Король не видел ее во сне, где бы, спрашивается, она была?

– «Погасла бы, как свеча», – процитировала Лайм.

– Как и остальной мир, – заключил Хэммонд, вцепившись в ящик, чтобы не упасть. – Никогда нельзя быть уверенным, что мы не чей-то сон, не правда ли?

– Думаю, да, – кивнула Лайм.

Они по-прежнему мчались куда-то.

– Я все думал о твоей теории, – обратился Хуанг к Лайм. – Ты считаешь, что электромагнитное поле распространяется по городу и пронизывает всех нас?

– Именно.

– Если это так, мы могли бы определить его источник.

– Но как? – спросила Лайм.

– Последовав за бронзовым зайцем.

На борту фургона была приклеена карта Бостона. Хуанг шагнул к ней и вытащил из кармана маркер.

– Я кое-что знаю о радиолюбительской связи. Радиолюбители используют этот принцип, чтобы засечь передачу. Если взять рамочную антенну и начать вращать, сразу увидишь, что самый сильный сигнал идет, когда антенна находится под прямым углом к его источнику. Такой антенной пользуются, чтобы проследить, откуда поступает сигнал. Далее, – продолжил он, очертив кружком площадь Копли, – если нервная система Хэммонда реагирует на какой-то вид излучения, вступает в действие этот же принцип. С некоторой натяжкой можно сказать, что мозг имеет такую же симметрию, как и рамочная антенна: имеется правое полушарие, левое полушарие, и оба полушария подвержены максимальному воздействию радиосигнала, когда находятся прямо напротив источника. И если способности Хэммонда особенно усиливаются в одном определенном направлении, значит, любое проявление этих способностей, особенно яркое, эффектное, должно следовать тем же путем.

– Как статуя зайца, – обрадовалась Лайм. – Именно она приведет нас к источнику.

– Совершенно верно. Из сводок, полученных с площадки обозрения, мы знаем, куда направлялась статуя? Теперь остается только продолжить линию.

Хуанг поднял маркер и провел черную линию через карту Бостона. Лайм проследила, куда она вела, и сердце подпрыгнуло в груди.

«Генераторная установка», – было написано на карте.

– Линия ведет к генераторной станции, – прошептала она.

– Это тебе ни о чем не говорит? – осведомился Хуанг.

– Что же, вполне очевидно. В любом большом городе подобная электроэнергетическая система – это единый мощный радиопередатчик. Мы постоянно, сами того не сознавая, окружены океаном радиоволн. Высоковольтные линии – это своеобразные гигантские антенны, действующие в низкочастотном диапазоне, в том же, что мозг и нервная система. Электричество самым странным образом влияет на мозг. Оно может изменить скорость действия мозговых клеток, повысить или понизить уровень нейротрансмиттеров. И линии электропередач тоже не исключение. Если построить график самоубийств в городе, обнаружится, что наибольшая плотность – как раз вокруг высоковольтных установок. Может, то же самое верно и для того, что мы наблюдаем.

– Но почему сейчас? – выдавил Хэммонд. – Почему все это начало происходить именно сейчас?

– Может, что-то изменилось, – предположила Лайм. – На электрическую сеть способно повлиять все, что угодно.

– Геомагнитная активность, например, – поддакнул Хуанг. – Северное полярное сияние. Или электрическая буря.

– Тоже верно, – согласилась Лайм. – Атмосферный поток идет через трансформаторы и линии электропередач, слегка изменяя электрические токи, проходящие по сети. Несколько ночей назад по неизвестной причине что-то изменилось, и мозг Хэммонда среагировал. Изменение было незначительным, но вполне достаточным, чтобы повлиять на высокочувствительных людей…

– Людей с синдромом Картагенера, – перебил Хуанг.

– Да. Но не удивлюсь, если все мы рано или поздно начнем испытывать подобные воздействия…

Смысл намека не сразу дошел до Хуанга, а когда дошел…

– Иисусе! – ахнул он. – Нужно немедленно предупредить электрическую компанию, чтобы отключила электричество, пока ничего не случилось…

– Точно, – пробормотала Лайм и уже хотела попросить водителя остановить грузовик, когда последняя мысль с ужасающей ясностью осенила ее. – О, черт!

– Что еще?

– Электрическая сеть испускает длинные волны. Длинные, понимаешь? Клетка Фарадея против них бесполезна.

– То есть…

– Этот грузовик ничего нам не даст.

Фургон вдруг тряхнуло. Он подпрыгнул раз, другой. Лайм едва не упала на колени и только чудом успела схватиться за полку.

– Ваша работа? – спросила она Хэммонда.

Тот выкатил на нее глаза:

– Не знаю.

Потолок фургона съежился и стал расходиться. В дальнем конце появилась быстро расширявшаяся трещина. Металл кряхтел, но поддавался. На них дождем посыпались хлопья краски. Лампочка вспыхнула и взорвалась фейерверком искр. Крыша поднялась, как крышка консервной банки, и Лайм увидела небо над головой. Фургон лопнул, словно гороховый стручок. Полотно крыши скручивалось, корчилось, как живое. Полки рухнули. Пол стал проваливаться у них под ногами. Лайм заметила на лбу Хэммонда крупные капли пота.

– Остановитесь! – крикнула она. – Джералд, немедленно перестаньте!

– И хотел бы, но не могу, – выдохнул Хэммонд с отчаянием.

Хуанг, встав рядом с Лайм, навел на него пистолет.

– Это должно немедленно прекратиться!

– Вы совершенно, правы, – отозвался Хэммонд.

Полки на глазах рассыпались в щепки. Отлетевший кусок дерева Ударил Хуанга по ноге, и детектив упал. Что-то обрушилось на затылок Лайм. И наступила тьма.

В сознание ее привел надсадный кашель. Ее собственный.

Оказалось, что ее выбросило на тротуар. Лайм кое-как поднялась, ощупала затылок и обнаружила гигантскую шишку.

Она была на обочине дороги. Впереди маячили промышленные здания и проволочная ограда. Справа стоял изуродованный фургон, выглядевший так, словно попал под пресс: окна разбиты, крыша оторвана. Лайм подковыляла к кабине и заглянула внутрь. Водитель с окровавленным лицом лежал без сознания.

– Лайм!

Она повернулась. Посреди дороги валялся Хуанг, безуспешно пытаясь встать. Она подошла ближе.

– Ты в порядке?

– По-моему, щиколотка сломана. Помоги мне.

Она перекинула его руку себе через плечо и осторожно свела с дороги. Детектив сел на бордюрный камень и поморщился.

– Похоже, я не скоро смогу бродить по горам, а?

Скорчив кислую гримасу, он вытащил из кармана рацию.

– Я вызываю группу поддержки. Бери на себя Хэммонда.

– Не видел, куда он пошел?

Хуанг уставился на нее как на сумасшедшую.

– Оглянись и сразу все поймешь.

Лайм послушно обернулась и увидела четыре террасированных уровня бетона: огромную автостоянку. За ней возвышалось здание со скошенной стеклянной крышей. Ряд красных дверей вел к центральному терминалу. Вокзал «Эйлуайф-Т»!

– Назови это интуицией, но, скорее всего, он опять добирается до метро, – предсказал Хуанг.

– Да. Ну, что же…

Лайм выпрямилась, вытащила пистолет и еще раз оглядела вокзал. Грандиозное сооружение. Но все равно придется обыскать.

Лайм пробежала под темным навесом автостоянки, мимо бетонных колонн и спустилась по пандусу к зданию вокзала. Притормозила перед рядом стеклянных дверей, толкнула одну и очутилась в вестибюле. Над ней простирался потолок из волнистого бетона. Под ногами звенел коричневый кафель. Не сбавляя скорости, Лайм пролетела мимо убогих киосков и кафе к центру терминала. Через пятьдесят футов от входа бетон уступил место гигантскому, скошенному потолку, вздымавшемуся высоко над ее головой. Прозрачные стеклянные панели удерживались переплетением белых трубок. Чуть впереди ползла вниз бесконечная лента эскалатора.

Вокруг ни души. Где-то внизу пел уличный музыкант, колотя ладонями в такт мелодии по пустому пластиковому контейнеру. Лайм выругалась про себя. Хэммонд может быть где угодно.

И тут она опустила глаза. По полу порхала газета, все с тем же фото Хэммонда на первой странице. Лайм придавила ее ногой, но газета шевелилась, как живая, стараясь освободиться.

Воздух в терминале был абсолютно спокойным. Ни малейшего сквознячка. Почему же газета перелетала с места на место? Неужели двигалась по собственной воле?

Лайм подняла ногу и последовала за газетой. Тонкая бумага шуршала по кафелю, то и дело вставая ребром, пока не поднялась в воздух на неощутимом ветерке, подлетела к краю и исчезла над карнизом четвертого этажа.

«Пора», – подумала Лайм и ринулась наверх, перескакивая через две ступеньки. Где-то внизу барабанщик продолжал отстукивать нервный ритм.

На следующем этаже Лайм наспех оглядела три идущих вниз эскалатора. На четвертом одна из панелей была разбита, и газеты, обертки и прочий мусор подлетали к этому месту и вытягивались наружу. На крышу.

Она побежала наверх по идущему вниз эскалатору и спрыгнула на четвертом этаже. Лайм оказалась вровень со стеклянной крышей, бесконечно вздымавшейся вверх и так же бесконечно проваливавшейся вниз. По другую сторону стекла тянулся узкий карниз, засыпанный щебнем. На карнизе стоял Хэммонд, глядя вниз, через край. Вокруг него кружились в безумном танце бумажные лохмотья, песок и мусор. Лайм долго наблюдала, как все больше всякой дребедени выбрасывается на террасу, где в центре бумажного вихря спокойно стоял Хэммонд.

– Хэммонд! – позвала Лайм. – Хэммонд!

Он не обернулся, Либо намеренно игнорировал ее, либо просто не слышал из-за шума импровизированного смерча.

Лайм приблизилась к крыше, но, не успев шагнуть к разбитой панели, обнаружила, что пол обрывался низким заграждением. Она опустила глаза. Следующий этаж находился тридцатью футами ниже.

Лайм снова оглянулась на разбитую панель. Если она сумеет пролезть сквозь отверстие, неизбежно окажется на карнизе. Рядом с Хэммондом. Только каким образом это ему удалось, черт побери?

Над ним белела паутина труб, в которой ворковали голуби. Может, ухватиться за трубу, подтянуться и вылезти в разбитое окно? Но для этого придется прыгнуть в пустоту и поймать скользкую опору! Одно неверное движение – и она полетит вниз.

Но так или иначе, а выхода все равно нет.

Лайм сунула револьвер в кобуру и примерилась, выбирая наиболее безопасное место для прыжка. Всего в четырех футах тянулась горизонтальная труба. Оглядевшись, аналитик взобралась на ограждение, прыгнула и на мгновение повисла в воздухе, но тут же обнаружила, что обеими руками держится за трубу, а ноги болтаются в пропасти. Нашла в себе силы взглянуть вниз, увидела головокружительный провал, и пальцы свело судорогой.

– Господи, – выдохнула она, но все же ухитрилась подтянуться и встать на узкую трубу. Сердце беспорядочно колотилось, как испорченные часы, отсчитывая десятые доли секунды.

Осторожно балансируя на своем тонком насесте, она встала над карнизом, тянувшимся чуть пониже разбитого стекла. С верхней трубы неслось голубиное воркованье и хлопанье крыльев. Лайм успела взглянуть на голубя, прежде чем извернуться и прыгнуть на карниз.

И приземлиться на щебенке.

Ночной воздух обдал ее прохладой. Хэммонд стоял в десяти ярдах справа, окруженный водоворотом бумаги. Лайм вынула пистолет, но не прицелилась: голова шла кругом.

– Привет, Джералд.

– Привет, – буркнул Хэммонд, не поднимая глаз.

Лайм подобралась к краю карниза и посмотрела вниз. Крыша все так же бесконечно уходила куда-то к земле. Откос прерывался только очередным карнизом на втором уровне. Чуть подальше виднелся верхний этаж автостоянки, обрамленный уличными фонарями.

– Хэммонд, я слишком устала, чтобы продолжать в том же духе. Едем домой, – предложила она.

– Не знаю, возможно ли это.

– Возможно, и еще как, – заверила Лайм, протягивая руку. – Пойдемте со мной, я отведу вас в безопасное место.

Хэммонд горько улыбнулся.

– Не хочу никого обижать, но именно это вы обещали в прошлый раз, – бросил он и, оглянувшись, увидел пистолет.

Тут же какая-то сила вырвала оружие из руки Лайм. Женщина дернулась и, потеряв равновесие, упала на спину. Пистолет повис в воздухе, щелкнул взведенным курком и плавно влился в танец бумажных обрывков.