Текст книги "Журнал «Если», 2004 № 05"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Дэн Симмонс,Евгений Лукин,Александр Громов,Владимир Гаков,Пат (Пэт) Кадиган,Йен Макдональд,Йен (Иен) Уотсон,Рон Коллинз,Алек Невала-Ли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Пат Кадиган
ИСТИННЫЕ ЛИЦА

_{Иллюстрация Евгения КАПУСТЯНСКОГО}

Я же сказал тебе, что совсем не в настроении для такого дела, – шепнул Стилтон. Я ткнула его локтем в ребра, не отводя взгляда от трупа женщины на полу большой комнаты. Сама я тоже редко бываю в настроении для убийств посредством удушения, но не стоит это рекламировать. Особенно в подобном обществе. «История!» – подумала я. У меня на глазах творилась история. Людей и прежде душили, их будут продолжать душить и потом, но в первый раз человека задушили в здании инопланетного посольства – самого первого посольства такого рода. Два «впервые». А мы были первыми представителями закона на месте преступления, итого три. День явно обещал быть насыщенным.

Стоящий справа от меня высокий мужчина в смокинге громко сглотнул – наверное, в миллионный раз. Он сказал, что фамилия его Фарбер, а род занятий… он был секретарем покойной. Я не могла решить, что его выделяет: старомодность костюма или звучная судорожность перистальтики. Я еще никогда прежде не слышала, чтобы кто-то так оглушительно сглатывал – итого четыре «впервые»… В комнате стояла такая тишина, что, возможно, вслушайся я повнимательнее, то уловила бы, как его желудок переваривает пищу. Лазаря-не либо соблюдали тишину в силу какой-то религиозной заповеди, либо пребывали в том же шоке, что и работавшие в посольстве люди, которые сбились тесной молчаливой кучкой в дальнем конце комнаты.

Рядом с нами находился только один лазарянин. Остальные собрались полукольцом у трупа. Примерно полтора десятка созданий, и было нечто почти официальное в том, как они расположились, будто явились на прием к покойнице.

Я обернулась к Фарберу, который тотчас снова сглотнул, а затем утер лоб рукавом.

– Еще раз? – я снова ткнула Стилтона локтем в ребра.

– Готово, – буркнул Стилтон, повернувшись так, чтобы я увидела нацеленный интервьюер.

– Бог мой, я всегда думал, что только в голограммках полиция требует снова и снова повторять одно и то же, – сглотнул Фарбер, пугливо покосившись на плоский объектив вьюера. Мне это ни о чем не говорило – те немногие существа с довеском «разумные», кто не нервничает, когда на них нацелен вьюер, это либо мертвецы, либо инопланетяне. Впрочем, определить реакцию лазарян было трудновато: слишком уж они смахивали на пугал, а я еще никогда не видела беспокойного пугала, даже внеземного происхождения.

– Можете ограничиться сокращенной версией, – успокоила я его. Третья запись не требует второстепенных деталей.

Фарбер сглотнул:

– Отлично. Я вошел и увидел миссис Энтуотер точно в том же положении, в каком вы ее застали. Вокруг собрались лазаряне – точно так же, как и сейчас. Служащие находились в других помещениях, но один лазарянин собрал их, привел сюда и с той минуты не позволял никому уйти. Тогда я вызвал вас. Отсюда. Поскольку мне тоже не позволяют выходить из помещения.

Я взглянула на Стилтона, он кивнул.

– И вы говорите, что отношения миссис Энтуотер с лазарянами были… какими?

Сглотнул. Кадык запрыгал над воротничком.

– Сердечными. Дружескими. Очень хорошими. Они ей нравились. Ей нравилась ее работа. Если среди лазарян у нее были враги, мне она об этом ничего не говорила.

– А о чем она вам не говорила из того, что вы позже узнали? – спросила я.

Он призадумался, сглатывая.

– Она умолчала о том, что в здании находится Пилот.

– Почему же?

– Либо не представился случай, либо не сочла нужным. Вряд ли необходимо сообщать секретарю ежечасно о том, кто является с дружеским визитом.

– Вы уверены, что визит был дружеским?

–  (Сглатывает).Пилоты все время навещают лазарян. Ведь те научили их полетам на основе Межзвездного Резонанса, а потому они ощущают определенное родство с ними, даже большее, чем с другими людьми, как мне кажется.

– Почему вам так кажется?

– Потому что они редко общаются с людьми, работающими в посольстве. А вернее, никогда. За исключением миссис Энтуотер. Она их встречает и провожает (сглатывает),то есть встречала и провожала.

– И всегда лично? Разве это не обязанность секретарши из приемной или личного секретаря?

– Даллетт и я принимаем других посетителей. Но Пилотами миссис Энтуотер всегда занималась лично.

– То есть она не упомянула, что в здании находится Пилот, – сказала я. – А чем занимались вы?

–  (Сглатывает).Почти все утро я был занят пресс-релизом.

– Лазарянским пресс-релизом?

–  (Сглатывает, затем кивает).Они предпочитают сами давать сведения средствам массовой информации. О чем угодно. Например, о голограммках, которые они видели, и о расторжении троичных уз…

– Минуточку! – вклинилась я. – Об этом вы раньше не упоминали.

Классические приемы никогда не устаревают. Заставьте кого-нибудь снова и снова повторять один и тот же рассказ, и обязательно всплывет что-нибудь новенькое.

– Извините, я не пытался скрыть… (взгляд на вьюер),просто забыл. Это… это что-то вроде расторжения брака или долгой помолвки. Лазаряне… ну, есть много аналогов, но они всегда включают мелкие своеобразные расхождения. Только к миссис Энтуотер в любом случае это никакого отношения не имело.

– Вы уверены?

– Абсолютно (сглатывает). —Миссис Энтуотер никогда… э… не вторгалась в их личную жизнь.

Я невольно засмеялась.

– Ну, послушайте! Задача Селии Энтуотер заключалась именно в том, чтобы научиться лучше понимать лазарян. И как бы она могла этого добиться, не будучи знакома с их личной жизнью?

– Миссис Энтуотер считала себя дипломатом, занятым глубоким изучением чужой культуры. Она скрупулезно считалась с обычаями, и табу, и прочим подобным. Она знала, что если мы их оскорбим, лазаряне закроют посольство и вернутся в родной мир.

– Ла-а… ЗА-АР… иии, – раздался басистый гнусавый голос у меня за спиной, произносивший каждый слог будто отдельное слово с легким клокотанием на ЗА-АР.

Фарбер сглотнул и низко поклонился. Я обернулась. Единственный неприкаянный лазарянин стоял почти вплотную к Стилтону, который закатил глаза. Лазарянский обычай уплотнения пространства допек его очень быстро. Меня это тоже выводило из равновесия – словно имеешь дело с расой людей, выросших в битком набитых лифтах и чувствующих себя нормально, только если между ними яблоку упасть негде.

И внезапно я подумала, что полукруг у трупа выглядит вдвойне странно. Они не стояли вплотную друг к другу. Почему?

– Мне надо допросить весь обслуживающий персонал, – сказала я лазарянину. – Если кто-то из людей убил Энтуотер, он должен понести наказание по нашему закону.

– С-судим и пока-аран, если на-айден виновным, – поправил меня лазарянин. – Вопрос.

Фарбер подошел ко мне, сглатывая.

– Тинта-а испрашивает разрешение осведомиться у вас о чем-то, – начал церемонно. Я удержалась от тяжкого вздоха. Я ведь не дипломат, а шесть лет в отряде по борьбе с бандитизмом привили мне глубокое отвращение к ритуалам. Двадцать лет назад, когда лазаряне только-только прибыли на Землю, я, возможно, была бы взволнована больше, ну да у меня давление всегда было низким.

– Задавайте свой вопрос, – сказала я.

– Добавьте «прошу», – шепнул Фарбер.

Я улыбнулась как можно шире.

– Прошу вас.

Лазарянин положил шестипалую руку на голову, похожую на кулек.

– Если Энтуа-атер умертвил один из нас, что-о тогда-а?

Я еще раз посмотрела на Энтуотер. С такого расстояния было трудно разглядеть следы на ее горле. Но они могли быть оставлены и рукой лазарянина. Пальцы у них были длинными и многосуставными и без труда обхватили бы человеческую шею.

– Это ваше посольство, – сказала я, – то есть как бы часть вашей родины. Из чего следует, что в этом вопросе мы предоставим вам вер-щить собственное правосудие.

Стилтон уставился на меня, как на сумасшедшую. Я его не винила. Внезапно я заговорила, будто дипломат из голограммки. Но я ничего не могла с собой поделать, что-то в этом лазарянине толкало меня изъясняться неуклюжими официальными формулами.

Лазарянин положил руку на вьюер, заметно ошарашив Стилтона.

– Ма-ашина истины?

Я покосилась на Фарбера.

– Чего он хочет?

Фарбер сглотнул дважды.

– Видимо, Тинта-а желает, чтобы вы применили вьюер к лазарянам.

Стилтон кашлянул.

– И что это даст? Мы… э… – он обернулся к лазарянину, – мы слишком разные.

Вьюер интерпретировал много разных мелочей – выражение лица, Давление, температуру, движение глаз и мимических мышц, пульс, дыхание, высоту и тембр голоса, выбор слов, построение фраз и так далее, чего я не потрудилась запомнить. Нас предупреждают, что он не обеспечивает стопроцентной достоверности, но лично я еще не встречала никого, кому удалось бы взять над ним верх, включая даже самых закоренелых лжецов. Нам разрешается пользоваться им лишь с целью выявления повода для обыска и/или ареста, но не для официального установления вины или невиновности, так что в суде полученные с его помощью данные во внимание не принимаются. Однако он полезен, даже очень.

– Могу конвертирррова-ать, – сказал лазарянин. – Имею програ-аммы конверта-ации для нашего вида.

Стилтон бережно прижал вьюер к груди и бросил на меня отчаянный взгляд.

– Не знаю, – заколебалась я. – Мне нужно позвонить…

Фарбер сглотнул.

– Разве вас не предупредили, что вы должны принять все необходимые меры для скорейшего прояснения ситуации? – Он нагнулся ко мне и понизил голос. – А вы не подумали о последствиях нераскрытого убийства в стенах лазарянского посольства? Придется вызвать Национальную гвардию, чтобы защитить его, а все мы здесь, как в ловушке. Включая вас и вашего партнера. Дверь с секретом. Звуковая ловушка. Попробуйте выломать панель с этой стороны – и хлопнетесь чуть ли не замертво. А когда очнетесь, то поймете, что такое настоящая головная боль. – Он кивнул на кучку людей. – Кое-кто из них попытался. Спросите их, хотят ли они попробовать еще раз. Да поймите же: никто отсюда не выйдет до полного выяснения обстоятельств. Причем, если на это потребуются месяцы, Тинта-а это мало беспокоит.

– Что же делать? Вызвать штурмовую группу? Разрешения я не получу. Придется как-то нащупать дверное нокаутирующее устройство и сообразить, как его нейтрализовать. Конечно, это приведет к международному инциденту – межпланетному инциденту! – но все-таки не к такому скандалу, как штурм посольства.

Я посмотрела на лазарянина, но его лицо было непроницаемым. Как всегда. Собственно говоря, оно представляло собой внешнюю поверхность своего рода пластичного наружного скелета, покрывающего всю голову, лишенную каких бы то ни было черт, за исключением темных пятен, где полагается находиться глазам и рту. Я где-то читала, что экзоскелет то уплотняется, то становится мягче, следуя циклу, индивидуальному для каждого лазарянина, но никто из людей не знает ни причины такой перемены, ни воздействия ее на лазарян. Было известно только, что они называют скрытое под экзоскелетом лицо «истинным», и его ни в коем случае нельзя показывать ни одному живому существу, даже после смерти. Вопрос: какой смысл иметь так называемое «истинное лицо», если никто никогда не может его увидеть.

Что-то смутно зашевелилось в моем подсознании. Я оглядела лазарян, все так же неподвижно стоящих у трупа. Если увидеть «истинное лицо», не карается ли это смертью на месте?

– Все-таки мне следует запросить разрешение, – сказала я неуверенно.

– За-апр-аси, – сказал лазарянин. Он не позволял, а приказывал.

Я отцепила мобильник от пояса и нажала кнопку связи с капитаном. Последовавший разговор был стремительным.

– Он говорит: «Валяйте», – информировала я, цепляя мобильник к поясу. Стилтон на полсекунды захлебнулся от возмущения, затем стер с лица всякое выражение. По какой-то причине специалисты по работе с вьюерами ревнуют всех и вся к своим малюткам. Обычно Стилтон даже меня к ним не подпускает. – Забирай программу и перенастраивай вьюер.

Фарбер сглотнул с очень расстроенным видом.

– Есть одна проблема…

Я покосилась на него:

– Всего одна? Какое облегчение!

– Но очень серьезная. Необходимая программа в кабинете миссис Энтуотер, наверху. Все, кто находился в посольстве в момент смерти миссис Энтуотер, сейчас здесь, в этой комнате – и лазаряне, и люди. И никому не разрешается выходить.

– Почему? – уставилась я на Тинта-а.

– Так на-адо, – ответил лазарянин все тем же непререкаемым тоном.

– О! – сказала я, надеясь, что это «о!» не прозвучало слишком уж саркастично, и посмотрела на Фарбера. – Какие-нибудь идеи?

Он сглатывал довольно долго.

– Мы можем вызвать курьера, чтобы он доставил нам программу. Конечно, затем курьеру придется остаться с нами.

– Счет за сверхурочные представим посольству, – сказала я, снова хватая мобильник.

Операция с курьером заняла больше времени, чем предполагалось, так как он допустил промах, сначала посетив нашу комнату, и мне пришлось вызвать еще одного. Предупрежденный заранее, второй курьер положил требуемые чипы в конверт и бросил его мне в полуоткрытую Дверь.

– Валяй, – сказала я, передавая конверт Стилтону. Лицо его слегка позеленело.

– Прежде чем я изнасилую вьюер и, возможно, попорчу его, может быть, мы опросим людей?

– Наш вид перррррвым, – сказал Тинта-а, и это был еще один приказ. Я хотела было возразить. В углу напротив люди-служащие все еще сидели кучкой, хотя уже не такой тесной. Не считая Пилота – ей надоело сидеть, она прислонилась к стене позади них, дымя сигаретой в длинном мундштуке. Она выглядела беззаботно-счастливой, но все Пилоты выглядят беззаботно-счастливыми в любое время. Один из результатов их курса обучения. Возможно, после первого полета, они, образно выражаясь, так и остаются «за гранью».

– Делайте, как вам говорят, – сказал Фарбер Стилтону, умудрившись придать голосу извиняющийся тон. – У меня жена и трое детей, которых я хотел бы увидеть, прежде чем состарюсь, и, думаю, у вас двоих тоже есть семьи.

Я покашляла. Взывать к Стилтону с таких позиций было ошибкой: три недели назад они с женой разошлись.

Однако он не пронзил Фарбера свирепым взглядом, а начал возиться с вьюером и даже позволил мне подержать его, пока менял чипы.

Стилтону понадобилось около получаса, чтобы синхронизировать, отъюстировать фазы и что-то еще – я такой же технарь, как и дипломат, хотя и подозреваю, что вторые пятнадцать минут он возился просто для того, чтобы потянуть время.

– Пожалуй, готово, – сказал он наконец. – Но при всех этих поправках и подгонках под лазарянскую биологию я не знаю, справится ли вьюер с экзоскелетом. Это ведь, по сути, маска.

– Нет, – сказал Тинта-а, снова приближаясь к нам почти вплотную. – Истинное лиии-цо.

Лазаряне возле Энтуотер, казалось, не нарушили полной неподвижности, однако атмосфера резко изменилась. Это почувствовали все, даже люди в дальнем углу. Что-то вроде внезапного ощущения озона в воздухе перед ударом молнии, и мне даже почудилось на секунду, что волосы у меня встали дыбом.

– Я знаю о вашем обычае не показывать истинное лицо, – сказала я Тинта-а. – Так как же…

Тинта-а снова вверг Стилтона в дрожь, прикоснувшись к вьюеру.

– Нежи-ивой.

– Вы разрешите фиксирование, которое мы сможем наблюдать? – спросил Стилтон ошеломленно.

– Ра-азрешу на-аблюдать один ра-аз, – сказал лазарянин и сделал странное движение, будто пожал всем телом. Одежда не по росту широкая, разнокалиберная и измятая, будто извлеченная из залежей благотворительного фонда, казалось, переместилась на развинченной фигуре лазарянина и каким-то образом обрела еще больше измятых складок. Такие измятые складки, видимо, были последним писком их моды. Лазаряне возле трупа по-прежнему не шелохнулись, но я понимала, насколько им скверно. И не просто скверно, а так скверно, как ни разу в жизни. Я попробовала представить что-нибудь подобное. Раздеться догола публично? – но я знала, что для них-то это было куда хуже наготы.

– Один раз, – сказала я Стилтону. – Значит, тебе придется очень постараться.

Тинта-а произвел быструю перегруппировку. Он приказал лазарянам и людям отвернуться к стене, вызвал одного соплеменника и отвернулся сам.

Мы со Стилтоном нашли стул для вьюера. Стилтон навел его на первого лазарянина, повозился с фокусировкой, а затем включил.

– Готово, – сказал он лазарянину и тоже отвернулся, притискиваясь ко мне.

В последовавшей паузе я услышала, как лазарянин сдирал экзоскелет. Жуткий звук – будто рвущееся полотно, и я прикинула, насколько это болезненно. Такой звук словно бы указывал на жуткую боль.

– Спра-ашива-ать, – сказал Тинта-а.

Я откашлялась.

– Ваше имя?

– Симиир-а, – ответствовал лазарянин. Я почувствовала, как напрягся Тинта-а. Последний слог указывал на родство с Тинта-а, хотя и не определял его.

– Как вы связаны с…

– Спра-ашивать только про Энтуа-атер, – почти прикрикнул Тинта-а.

Я помялась, ведь это нарушало схему допроса. Однако истинное лицо лазарянина было открыто – если не на виду у остальных, то в их присутствии, – и для них покончить с этим было куда неотложнее раскрытия убийства, любого убийства.

Я готова была поклясться, что услышала, как сглотнул Фарбер, хотя он и стоял теперь в дальнем конце комнаты рядом с курьером, повернувшись лицом к запертой двери.

– Делайте, что вам говорят! – крикнул он мне.

У меня за спиной разоблачившийся лазарянин издал негромкий звук. Я никогда прежде ничего похожего не слышала, но инстинктивно поняла: инопланетянин плачет. Волна сострадания и стыда нахлынула на меня – совсем не то, что положено чувствовать полицейскому Во время расследования убийства. Если я стану жалеть каждого, кто заплачет во время допроса, свободой будет наслаждаться заметно больше Подонков.

Я перевела дух.

– Что вам известно о смерти Селии Энтуотер?

– Ответственен я-а.

Мой коктейль из сострадания и стыда тут же превратился в ледяную воду.

– Вы хотите сказать, что убили ее?

– Моя вина-а.

Стилтон пожал плечами.

– Вроде бы счастливый номер с первого же захода, – шепнул он.

– Вы задушили Селию Энтуотер? – не отступала я.

– Винова-ат я-а-а-а.

– Довольно, – тихо сказал Тинта-а. – Следующий.

Я сдалась:

– Ну, хорошо. Мы подождем, пока вы не… восстановите себя.

Черт знает что! Экзоскелет вернулся в прежнее положение с тем же звуком рвущегося полотна. По моим нервам словно провели наждачной бумагой. И мне предстояло услышать этот звук всего лишь девятнадцать раз.

Нет, шестнадцать, как я обнаружила, когда можно было снова повернуться. Стилтон нацелил вьюер на следующего лазарянина. Первый выглядел, как ни в чем не бывало. Во всяком случае снаружи. Ничего похожего на пот или кровь, никаких изменений в экзоскелете. Однако фигура его выглядела чуть-чуть расслабленной, как бывает у людей, которые в конце концов сознались в преступлении и обнаружили, что испытывают больше облегчения, чем страха перед наказанием. Может быть, первый номер и впрямь оказался счастливым.

Затем второй лазарянин сказал точно то же, и мир преобразился в ту форму, которую принимает всегда во время расследования преступлений. Мир полон лжецов – лжецов, которые говорят, что сожалеют о содеянном, и лжецов, которые говорят, что не сожалеют, лжецов, которые клянутся, что никогда прежде такого не делали, и лжецов, которые обещают никогда больше такого не делать. Видимо, существуют вселенские параллели – в буквальном смысле слова.

К тому времени, когда покаялся шестой, допрос взял на себя Стилтон, и моя саркастичность приобрела сходство с наркотиком, достигающим порога токсичности в организме. После номера седьмого я слышала только звук рвущегося полотна. Тут не обошлось без какой-то космической иронии, думала я. Обнажи свое истинное лицо, а потом солги. Придает более глубокое значение выражению «бесстыжий лжец». Вот тут я была уверена.

Но чего я действительно не понимала: почему это так сильно на меня действует. Быть может, потому, что в тайне я страдала от недостаточного уважения к собственному биологическому виду и верила: инопланетяне должны поистине представлять собой более высокую форму жизни по сравнению с ущербным человечеством. И вот теперь они развеяли мою иллюзию о своей близости к ангелам. Как говорилось в старом анекдоте, пользовавшемся бешеным успехом, когда лазаряне только-только прибыли? Оптимист надеется, что люди могут оказаться высшей формой жизни во Вселенной, а пессимист знает, что так оно и есть. Правильно! А если еще точнее, подумала я с горечью: оптимист думает, что все существа – родные братья и сестры, а пессимист знает, что так оно и есть. Причем, имя первого брата на любом языке – Каин.

– Еще не спишь? – неожиданно спросил меня Стилтон.

Я умудрилась не подскочить от внезапного звука его голоса.

– Угу. Более или менее.

– Отлично. Грядет заключительное признание, – сказал он, подкручивая вьюер на стуле. А я и не заметила, как с приближением сумерек в комнате зажглись плафоны. Сквозь матовое стекло окна я увидела, что уже почти стемнело. Если повезет, к рассвету мы сможем отсюда выбраться, подумала я устало. А когда выберемся, тут же подам заявление о переводе меня из отдела по убийствам и буду ловить бандитов, или наркоманов, или пройдох, увиливающих от уплаты штрафа за незаконную парковку.

– Еще разок, – сказал Стилтон, занимая позицию.

Звук рвущегося полотна. Если и этот намерен соврать про Энтуотер, от души надеюсь, что ему очень больно.

Однако номер семнадцатый оказался, видимо, диссидентом.

– Фа-ар-бер, – сказал последний лазарянин. – Фа-ар-бер виной.

– Какое облегчение! – сказала я. – Мне уже казалось, что шестнадцать лазарян стояли в очереди, чтобы кого-то придушить. Однако выясняется, что придушил некто, переодетый дворецким. Просто не дождусь поставить в известность СМИ.

Тинта-а внезапно ожил и велел Фарберу послать кого-нибудь за пиццей. Видимо, пицца больше всего остального напоминала национальное лазарянское блюдо. Это меня не подбодрило и даже не раздразнило моего аппетита, хотя я, по идее, давно должна была испытывать голод.

И жажду. Как и люди в углу – судя по их виду, они провели весь этот день в пустыне. За исключением Пилота, которая оставалась такой же отстраненной и безмятежной. Однако именно Пилот сообщила нам, что у обслуживающего персонала возникла проблема.

Она подошла к нам, когда мы устанавливали вьюер на столе, чтобы Изучить записи.

– Многим нужно в туалет, – сказала она, мундштуком указывая на группу людей.

– У некоторых начались настоящие боли, – добавила она жизнерадостно.

Мне захотелось расквасить ей нос.

Но вместо этого я поговорила с Фарбером. Его реакция вызвала у. меня желание расквасить нос ему.

– Тинта-а знает, – сказал он. – Условия были созданы до вашего прибытия сюда. – Он указал на большой орнаментальный цветочный горшок в углу и добавил, читая мои мысли: – Он только похож на цветочный горшок. – Это… э… лазарянский приемник отходов. Лазаряне… э… (сглатывает)не придают этой функции особого значения.

– Да неужели! – сказала я. – Но я что-то не заметила, чтобы кто-то из них им воспользовался.

– Они им пользуются каждую вторую неделю. А сейчас еще первая.

Я направилась к людям и сама им объяснила. Пожилой мужчина упрямо мотнул головой, не взглянув на меня. Но женщина лет шестидесяти пожала плечами, направилась к приемнику и демонстративно повернулась спиной. Гнев вокруг, казалось, можно было пощупать, и вряд ли эту ситуацию удастся скрыть от прессы. Дипломатические отношения между лазарянами и людьми, вполне возможно, будут прерваны: урон от пренебрежения к физиологическим нуждам будет куда больше, чем от убийства. Ведь даже террористы водят своих заложников в туалет.

Или, – подумала я, поглядывая на Тинта-а, который тщательно смотрел куда угодно, но только не в угол с приемником, – люди теперь приблизились к пониманию того, что испытывает лазарянин, обнажая истинное лицо?

К пониманию? Навряд ли. Суть они уяснят, но подобное не содействует сочувствию.

– ОДИН взгляд, – напомнил нам Тинта-а, когда мы приготовились просмотреть записи.

– Только один, – сказал Стилтон. Возле него лежала половина пиццы, и он чувствовал себя много лучше – несравненно лучше курьера, которая вошла в комнату прежде, чем мы успели ее остановить. Она мрачно села рядом с первым курьером. Я спросила себя, заметил ли снаружи кто-нибудь еще, кроме семей служащих посольства, курьерской службы и кулинарии, торгующей пиццей, тот факт, что в лазарянском посольстве творится что-то неладное. Мой мобильник безмолвствовал – никто не звонил, чтобы получить последние сведения, или официальное заявление, или чего-нибудь еще. Может быть, мы накрыты правительственным «колпаком» – семьи, курьерская служба, кулинария, ну, словом, мы все.

– Мне иной раз придется зафиксировать тот или иной образ, – Стилтон предупредил Тинта-а. – Это можно?

– Да-а. Дозволено. Один ра-аз каждый.

Стилтон вздохнул с облегчением, включил вьюер и взял кусок пиццы с двойным слоем грибов. Экран засветился, и он уронил пиццу себе на колени.

Лицо на экране было лицом миссис Энтуотер.

Стилтон ударил по кнопке фиксации.

– Что ты натворил? – сердито зашептала я. – Снимал показания с покойницы?!

– Сама видишь, что нет, – сказал он, от растерянности даже не оскорбившись. – Это же не труп. Это живое лицо, оно движется, говорит. Погляди на показания, – он кивнул на шкалу сбоку от экрана. – Организм функционирует.

Я перевела взгляд с экрана на Тинта-а по другую сторону стола.

– Неужели это истинное лицо лазарянина?

– Я-a не маааа-агу смотреть, – сказал Тинта-а. – Но лицо, которое вы видите, должно быть истинным.

Я встала, обошла стол и приблизилась к инопланетянину.

– Послушайте, – зашептала я, – лицо на экране…

– Не говорите мне, – перебил Тинта-а. – Мне нельзя знаааа-ать. Лицо таа-ам истинное.

Я попыталась обдумать ситуацию. Это было нелегко из-за густого запаха чеснока, исходившего от пиццы возле Стилтона.

– Ладно. Но лицо на экране никак не может принадлежать кому-либо из вашего биологического вида, оно совсем другого, причем индивиду…

– Мне нельзя знааааа-ть, – разнесся по комнате голос Тинта-а, на этот раз без всякой приказной интонации. Скорее, это был вопль отчаяния. Все замерли. Фарбер у панно (стиль Рокуэлла) перестал шептаться с курьерами, чтобы смерить меня свирепым взглядом.

– Прошу меня извинить, – сказала я Тинта-а и поклонилась. – Я была… я была не слишком озабочена…

Лазарянин даже не взглянул на меня. Я вернулась к столу и села ря-Дом со Стилтоном, чувствуя себя так, будто только что осквернила чужой храм, совершив там свой религиозный обряд.

Эта ассоциация засела у меня в мозгу, будто репей. А может, здесь Действительно замешана религия?

Я нетерпеливо поманила Фарбера, и он торопливо подошел.

– Могу я расспросить Тинта-а о лазарянской психологии?

–  (Сглотнул, как же иначе!)Нет.

– Но почему нет? – простонала я.

– Вы не специалист, а у них психология вообще отсутствует.

– О чем вы говорите! Психология есть у всех. Даже у животных!

– Ну да, она у них есть (сглатывает),но как наука, как предмет изучения психология отсутствует. На их планете психологию не изучают.

– Но должно же у них что-то быть!

Фарбер кивнул.

– Конечно. У них есть истинные лица.

– Неоценимая помощь! – воскликнула я. – Хотите знать истинное лицо лазарянина, стоящего вон с того края?

Он начал возражать, что ему не разрешено смотреть, и я отмахнулась.

– Неважно. Все равно вы не поверите, даже если увидите.

Он хотел отойти, но я ухватила его за локоть.

– Э-эй, держитесь поближе, будьте так добры. Я тут работаю без сетки.

– Как и мы все, – буркнул он.

– Заключение выдано, – констатировал Стилтон. – Согласно вьюеру, этот инопланетянин говорит правду.

Я уставилась на образ Энтуотер на экране. Она была очень привлекательной женщиной. У кого-то из ее родителей обнаружились предки в Японии, и что бы там еще ни подметалось к этим генам, оно обеспечило ей лицо, которое хорошо выдерживает атаки старения. И чертовски жаль, что ей не придется стареть и дальше… или? Стареют ли истинные лица? Предположительно, этого никто не знает. ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО. Но кто-то же должен знать. Должен же иметься какой-нибудь лазарянский хранитель запретных знаний, разве нет?

Я отмахнулась от этих мыслей, как от бесплодных. Если такие лазаряне и имеются, вероятнее всего, они не покидают Лазаря… Или Ла-а-ЗА-АР-иии, или как еще эта чертова планета называется.

– Чего вы хотите? – спросил у меня Стилтон. – Мне сменить этот кадр на следующий?

– Ты с ним покончил?

– А ты? – он запустил пальцы в свои черные кудри. – Вспомни, больше мы его не увидим, а потому убедись, что с тебя достаточно.

– Я не так уж в этом уверена, – сказала я, когда он пустил запись дальше. Показатели на шкале застыли, пока видео с ними не поравнялось.

– О чем ты? – спросил Стилтон.

Я указала на вьюер.

– А вот о чем. – Я увддела, как Стилтон покрылся потом, когда на экране вновь возникло лицо Энтуотер.

– Чему ты удивляешься? – спросила я. – Они же все твердили од-ло и то же. – Я посмотрела на Фарбера. – Все, кроме одного.

Фарбер уставился на меня, в недоумении сглатывая. Очевидно, голос последнего лазарянина не достиг его ушей. Или он просто слушал вполуха.

На этот раз мы просматривали видео синхронно с программой детектора лжи… Я следила за лицом, а Стилтон читал показатели. Я хотела запечатлеть это лицо в памяти. Оно не было полностью идентично первому, но различия улавливались мелкие – ширина лица, длина носа, размер подбородка. Вполне понятно – ведь головы лазарян должны различаться величиной, так что лицо подгонялось под размеры данной головы. Прокрустово лицо. Нет, истинное лицо на прокрустовой голове.

Стилтон горько вздохнул.

– Этот тоже говорит правду. Во всяком случае, так указано здесь. В программу вкралась ошибка, но как мы можем проверить…

Он снова вздохнул.

– Продолжай, – сказала я. – Может быть, мы увидим какой-нибудь вариант.

Стилтон ответил мне злобным взглядом.

– Но мы уже видели несовпадения, – пояснила я, наклонилась поближе и зашептала: – Это лицо не вполне идентично предыдущему. Отклонения имеются, мелкие, почти незаметные, но они имеются. А показатели?

Он вернул предыдущие изображения.

– Ты права. Но все несовпадения чисто физические. Пульс, температура кожи – такие же различия есть и у людей. Во всяком случае, у стандартно здоровых людей.

– Ну так посмотрим, может, кто-то из них не отличается стандартным здоровьем.

Теперь он почти улыбнулся.

– Оказывается, ты мне нравишься больше, чем я думал, – сказал он и снова сосредоточился на вьюере.

Но, конечно, я была слишком оптимистична. Лицо Энтуотер возникало, исчезало и возникало вновь и вновь без единого значимого отклонения. Возможно, это что-то означало – да только мы не могли понять, что именно.

Ну, хотя бы семнадцатый лазарянин выглядел, как Фарбер. Меня очень утешила мысль, что моя догадка оказалась верной. Но она не смягчила факта: вьюер показал, что этот лазарянин тоже говорит правду, только правду и ничего, кроме правды.