Текст книги "Журнал «Если», 2004 № 05"
Автор книги: Сергей Лукьяненко
Соавторы: Дэн Симмонс,Евгений Лукин,Александр Громов,Владимир Гаков,Пат (Пэт) Кадиган,Йен Макдональд,Йен (Иен) Уотсон,Рон Коллинз,Алек Невала-Ли
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
– О треклятых омлетах?
На что знаменитый детектив ответил туманно:
– Цыплят по осени считают. А сперва оценим истинный цвет перьев птички.
Мунго Мбойо с отвращением удалился.
Лишь несколько часов спустя знаменитый детектив вошел в салон, в котором собрался экипаж.
– Где вы были? – вопросил капитан.
А Лунди добавил:
– Вы даже не пришли осмотреть каюту леди Мег!
– Нет нужды, mon ami. Проблему разрешает работа мысли, а не осмотр застрявших в двери предметов туалета.
– Очень скоро, – предостерег Мбойо, – мы начнем спускаться из гиперпространства в обычный космос.
Знаменитый детектив невозмутимо сверился со своими карманными часами.
– Bien, времени достаточно. Не могли бы вы велеть безотлагательно привести сюда Верховного Тэнтту?
Мбойо сказал несколько слов в передатчик. Знаменитый детектив заметил, что сапфировый амулет висит теперь на шее у Донны Фэрбрид.
– Выходит, обязанности леди Мег унаследовали вы? – спросил он.
– Кто-то же должен был.
– И вас радует такая преемственность?
– А вас бы обрадовала? – воскликнула она. – Учитывая, что ваша предшественница убита?
Знаменитый детектив оглядел собравшихся.
– Джек Скрутон отсутствует.
– Он на вахте, отслеживает наш переход, – нетерпеливо пояснил Мбойо. – Да и мне пора возвращаться на мостик.
– «Сириусу» грозит опасность?
Мбойо покачал головой.
– Корабль совершает переход на автопилоте. Однако без наших таблеток возможны визуальные искажения.
Очень скоро пара пехотинцев ввела инопланетянина, руки которого были связаны спереди. Взгляд розовых глазок Верховного Тэнтту пробежал по кают-компании, пока не уперся в драгоценность. После этого инопланетянин застыл с бесстрастным видом.
– Alors, – сказал знаменитый детектив, – убийца находится в этой комнате. – Его зеленые кошачьи глаза блеснули.
Все взоры устремились на Возвеличенного.
– Нет, это не он, – сказал знаменитый детектив и начал свой рассказ.
– Убийство леди Маргарет – просто отвлекающий маневр, задуманный с тем, чтобы бросить подозрение на Верховного Тэнтту. Драгоценность подложили в его каюту как неоспоримое доказательство вины инопланетянина. Кто мог столь безответственно потрясать основы мирного сосуществования различных рас, как не существо, которое не связано с человечеством узами верности? Кто устроил пожар в pharmacie, как не субъект, плохо разбирающийся в устройстве звездолета? И все-таки этот кто-то обладает обширной информацией.
– Вы хотите сказать, что на борту у нас незапланированный пассажир? – вмешался лорд Берджес. – Некто с планеты Верховного Тэнтту, настроенный против мирных инициатив. Стало быть, два предыдущих убийства были всего лишь репетицией?
– Я сказал, ложный след – последнее убийство, а не первые два.
– На корабле практически невозможно спрятаться, – заявил старший стюард. – Рано или поздно этого безбилетника обнаружили бы, разве что он катапультировался, и тогда любой дипломатический саботаж все равно бы провалился.
– Но замысел был не в этом, – возразил знаменитый детектив.
– Безбилетник вполне возможен, – предположил доктор Лунди, – если он мастер гипноза.
– Ага, – одобрительно хмыкнув, знаменитый детектив снисходительно наклонил голову. – Тем не менее вы ищите не на той планете, mon ami.
Капитан Мбойо не верил своим ушам.
– Дагген и еще трое высадились на покрытую джунглями необитаемую планету. Вернулись те же четверо, с разбившегося корабля никто не уцелел.
– Тем не менее безбилетник был.
Донна Фэрбрид легкомысленно рассмеялась.
– Так вот куда уходило украденное мясо?
– Совершенно верно.
– Но я же осмотрел всех четверых на борту ракеты, – запротестовал врач. – Никого больше там не было.
– И тем не менее безбилетник был, – повторил знаменитый детектив. – Я это знаю. Безбилетником являлся никто иной, как сам Дагген.
– Абсурд.
– Сущий вздор!
Какой хор недоверия и замешательства!
Знаменитый детектив с улыбкой подкрутил ус.
– Помните обглоданные тела жертв крушения? На этой планете диких джунглей есть существо, способное изменять свой облик. – Знаменитый детектив гадливо поморщился. – Оно имитирует другие существа и становится ими – не только телом, но и – при большой сосредоточенности – разумом тоже. Существо гипнотизирует свою добычу в точности, как горностай парализует кролика.
– Затем ему нужно съесть часть своей жертвы, чтобы усвоить ее ДНК? – спросил доктор Лунди.
– Non, non [17]17
Нет, нет.
[Закрыть], вовсе нет. Оно узурпирует ее облик и воспоминания чистым усилием воли.
Вообразите себе существо со способностью к метаморфозе, которое развило в себе умение маскироваться под другие виды – не только окраской, но и анатомически. Соответственно, ему нужно имитировать и поведение своих моделей. Копировать его, как фотографическая пленка. У этого существа развивается грабительская телепатия. Размножается оно не очень часто, поскольку ревниво относится к себе подобным, поэтому планета не перенаселена особями этого вида.
Далее, изменение его формы требует больших затрат энергии – поэтому вскоре после метаморфозы оно испытывает сильный голод. Пока несчастный Дагген искал выживших, он столкнулся с таким хищником – мимикрировавшим под одну из жертв. К тому времени из воспоминаний жертвы хищник уже знал о большой вселенной за пределами своих джунглей. Он загипнотизировал Даггена, подменил его, затем убил и спрятал тело.
– Таким образом, – победно продолжил знаменитый детектив, – он и попал на борт «Сириуса». Когда вы, доктор Лунди, осматривали того, кого считали Даггеном, гипнотизер воспользовался случаем запечатлеть вашу ладонь, чтобы при случае ее сымитировать. Не забывайте, теперь у него имелся доступ к знаниям Даггена. Он боялся, что таблетки могут заблокировать его способность галлюцинировать, так сказать, самого себя в новую форму. Еще он боялся, что ваш осмотр задним числом выявит в Даггене что-нибудь подозрительное.
Затем, пребывая в облике Анны Красник, он запомнил руку Верховного Тэнтту во время одного из столь плачевных обедов…
– Все это сплошная игра воображения!..
– Нет и нет, – отрезал знаменитый детектив. – Я доподлинно знаю. Есть еще один жизненно важный фактор. Хищник обнаружил, что у человека умственные способности намного выше, чем у любого из существ, с какими он сталкивался в своих прошлых животных инкарнациях. Это касается и паранормальных возможностей, хотя обычно у людей они в зачаточном состоянии. Теперь мимикрирующий смог переносить свой разум непосредственно из одного тела в другое. А вместе с разумом – и умение силой воли управлять материей, свою способность к метаморфозам, вызывающую пластичность клеток и костей.
Гипнозом заставив Анну Красник остаться с ним наедине, он перенес себя в нее и подавил ее личность. А затем, использовав познания Даггена в джиу-джитсу, убил пустое тело Даггена.
Однако Анна Красник явно не годилась для его цели. Она была слишком заметной, слишком общительной. А кроме того, она не имела доступа к источнику пищи. Наш безбилетник все еще сохранил инстинкты животного.
– Он перенесся в Чарли Мэнкса! – воскликнул врач. – Чарли задушил парализованную Анну!
– Вы действительно обмолвились, что стряпня Чарли несъедобна! – заметила Донна Фэрбрид, но только в шутку.
Знаменитый детектив погрозил пальцем.
– Боюсь, кулинарное искусство вашего шеф-повара всегда было пародией на гастрономию.
Раз, другой, третий предупреждающе провыла сирена.
– Начинаем выход из гиперпространства, – предупредил Мбойо.
– Ваши объяснения нелепы. Я не стану сожалеть о вашем отсутствии.
С этими словами капитан поспешил на мостик.
А вот Верховный Тэнтту пристально вгляделся в знаменитого детектива:
– Вы спасли мою честь и честь моей расы.
Знаменитый детектив милостиво принял комплимент:
– В прошлом мне случалось спасать честь нескольких правительств.
Какое-то мерцание в воздухе, точно спускалась и растворялась прозрачная пелена.
– К сожалению, – сказал принц Кессель, – никто, кроме Возвеличенного, с вами не согласен. А что ему еще остается делать? Как только закончится переход, мы при строжайшей секретности с пристрастием допросим нашего повара. Хотя лично я склонен считать, что мы не найдем…
– Ваше высочество, – прервал его знаменитый детектив, – разумеется, Чарли Мэнкса на камбузе вы не найдете.
– Что, черт побери, вы хотите этим сказать?
Знаменитый детектив раздулся от гордости.
– Я говорил, что тот, кто совершил эти преступления, находится здесь, в этом самом салоне. Смотрите: это я. Я – Чарли Мэнкс. Или точнее, я оборотень, заменивший Чарли, а затем принявший облик самого себя.
Снова опустились сверкающие пелены. Однако знаменитый детектив не шелохнулся.
– Ранее, – продолжал он, – я не без трепета рискнул встретиться с поваром. От страха он запаниковал. Он не знал, с кем я мог поделиться своим догадками, а узнать это он мог, лишь став мной, чтобы получить мою память. Или перенестись в мое тело, но это тело должно было вскоре испариться.
Voila, он принял мой облик, захватил мои тело и мозг, а фантомного меня затолкал в морозильную камеру. Но он не учел силы моего мозга и моего умственного превосходства. Мой имитированный интеллект быстро подавил его. Это у меня есть доступ к его памяти и к памяти Анны Красник, Даггена и всего множества прошлых инкарнаций. Это чрезвычайно обострило мои охотничьи инстинкты.
Собравшиеся ахнули.
– Меня глубоко печалит, что таким образом и я стал преступником. Потому я хочу исправить положение, объяснившись. Что мне было делать в сложившихся обстоятельствах? Ведь с выходом из гиперпространства я был обречен на исчезновение! Вселенная могла лишиться моих талантов! Нет, Богом клянусь, вы не найдете Чарли Мэнкса. Мое фантомное я уже исчезло. Но я сам еще здесь, к вашим услугам.
– Вы находитесь под моей защитой, это вопрос чести, – важно заявил Верховный Тэнтту, хотя пехотинцы пока еще его не отпустили.
Знаменитый детектив склонил голову и сказал:
– Поскольку вы лишились Чарли Мэнкса, до конца этого путешествия я намерен стать вашим поваром. Наконец на камбузе Появится истинный гурман.
Вскоре вернулся Мунго Мбойо.
– Мы перешли в обычное космическое пространство… – Увидев знаменитого детектива, капитан изумленно осекся. – Почему, черт побери, вы еще здесь?
Маленький детектив ухмыльнулся.
– Сами видите, Monsieur le Capitaine, от меня не так легко избавиться. – Он подвернул закрученный кверху ус. – Я буду готовить изумительные омлеты.
Перевела с английского Анна КОМАРИНЕЦ
Иэн Макдональд
УБЕЖИЩЕ
Иллюстрация Владимира БОНДАРЯ
Дикие гуси вернулись в Убежище, и я чувствую себя почти счастливой. Должно быть, первые стаи прилетели еще ночью; Шодмер просыпается вместе с солнцем, а я встаю еще раньше, но на обнажившемся с отливом берегу уже кормится несколько гусиных семей. Я спешу в Детскую, но пронзительные птичьи голоса, несущиеся над стенами монастыря, заставляют меня замедлить шаг и поднять голову. Заслонив глаза от лучей все еще невысокого солнца, я вижу на фоне неба неровный гусиный клин. Похоже, зима действительно кончилась. Мне казалось, она будет длиться вечно, но холода и вправду отступили. Скоро лето. Здесь, на заполярном Высоком Юге, оно короткое, но яростное. Непросто будет пережить эти несколько недель – жарких, исполненных буйства жизни, – зная, что уже очень скоро зима снова стиснет этот край в своей ледяной деснице. Здешнего лета я никогда не видела и не знаю, какое оно; с меня хватило зимы. Для женщины из Ташнабхеля с его мягким климатом это достаточно суровое испытание.
– Покажи мне гусей! – требует Шодмер, пока я помогаю ей одеться. Я приготовила телб с отороченным горностаевым мехом капюшоном и манжетами, но девочка надменно отворачивается, утверждая, что «сегодня ей это не понадобится». Что ж, посланница великого Клейда вольна одеваться как ей угодно, даже если самой посланнице еще нет шести. Я соглашаюсь, и мы возвращаемся в спальню, чтобы взглянуть на гусей. Там мы долго стоим у высокого окна – единственного во всем монастыре, которое выходит на залив Гадрисаг и огромный ледник на другой стороне.
Глядя на него, я думаю о том, что зима всегда рядом. От одного вида этих вечных льдов мороз пробирает до костей. Тысячелетним холодом веет от ледника. Кажется, я начинаю понимать, почему все окна этой приморской твердыни обращены внутрь, во внутренний двор, и мои мысли невольно улетают на север – в Анн-Шабх, в виноградную долину Ташнабхеля – к своей паре, Фодле.
Летят радужные брызги, струится прохладная вода, щекочет нагретую солнцем кожу. Поворот головы, взгляд через плечо; глаза немного щиплет от растворенного в бассейне антисептика. Мышцы приятно ноют от усилий, а ноздри наполняются запахом свежести. Глубже, еще глубже – туда, где взбивают голубоватую тень чьи-то бледные ноги и мечутся стайки серебристых пузырьков. Качаются и плывут похожие на водоросли длинные рыжеватые волосы. Это мы. В разгар обеденного перерыва мы незаметно ускользнули из офиса, чтобы искупаться в пронизанном светом и тенью бассейне. Теперь Фодла поступает так каждый день, и мы быстро плывем от бортика к бортику, хотя на двоих у нас только одно тело, одна пара рук и ног. И это мы стоим рядом и глядим в единственное смотровое окно старой крепости, хотя на двоих у нас только одна пара глаз.
Треммер…
Маленькие, теплые пальцы Шодмер находят мою руку. Не совладав с собой, я невольно отдергиваю ее и тут же мысленно обзываю себя идиоткой. Я знаю, что девочка почувствовала мое движение, и бросаю на нее быстрый взгляд. Она испытующе смотрит на меня снизу вверх, и мне, как всегда, становится не по себе. У Шодмер открытый и прямой взгляд шестилетнего ребенка, но мне кажется – она намного старше. Впрочем, она действительно старше, и не на годы – на поколения. Слышишь ты меня, Шодмер? Нет, ничего она не слышит. Ведь у нее нет сестры-близнеца; Шодмер одна, как перст. Одиночка. Сирота. He-пара.Треммер для нее – всего лишь странный социокультурный феномен, не более.
Холодом веет на меня и от этой несовершеннолетней посланницы чужого мира.
Каждое утро я непременно захожу к Кларригу и Кларбе с обязательным докладом. Каждое утро братья готовят для меня мате. Это уже стало традицией. Та-Гахадцы – смешная, суетливая пара, и оба не прочь поболтать. Как ни странно, сегодня они отчего-то ничего не рассказывают о своей скорой женитьбе на другой паре. Мне трудно представить, чтобы кто-то захотел выйти за них замуж, но я все же надеюсь, что свадьба не расстроится в последний момент. Впрочем, от вопросов я воздерживаюсь – за без малого год жизни в Убежище я кое-чему научилась у дипломатов. Как всегда, в комнате на полную мощность работает радио: «Голос Анн-Шабха» передает сообщение об очередном громком скандале, связанном с коррупцией в высших эшелонах власти. Удивительно, как одна южная зима способна заставить человека тосковать по любым известиям с родины.
– Она захотела посмотреть гусей? – переспрашивает Кларриг.
– Быть может, у них на Науле нет гусей, – отвечаю я.
– Похоже, у них на Науле много чего нет, – замечает Кларба.
Вооружившись серебряной соломинкой, я потягиваю раскаленный напиток, а Кларриг просматривает утреннее расписание. В восемь – сразу после завтрака и занятий языком – состоится «круглый стол», в котором примут участие все дипломатические миссии. На девять запланирована частная аудиенция для посланников Трайна, затем – перерыв до трех часов. Шодмер может обладать умом и памятью взрослого, она может говорить и держаться как посланница великого Наула, но при этом физиологически она остается шестилетним ребенком, и ей необходимы отдых, сон и время для игр.
– На-ка, возьми!.. – Кларба бросает мне круглый пластмассовый футляр, в котором лежит наполненный шприц для подкожных инъекций.
– Я же предупреждала, что от уколов у меня начинает трещать голова! – возмущаюсь я.
– Ты хорошо говоришь по-трайнийски?
– Могу заказать в ресторане обед.
– В таком случае, без инъекции тебе не обойтись.
У Кларбы совершенно очаровательная улыбка, способная покорить кого угодно. Он улыбается мне, и я сдаюсь. Я сказала чистую правду: инъекция лингвистических ДНК действительно вызывает у меня многочасовую мигрень, и все же я каждый раз соглашаюсь сделать укол. Зато я, кажется, начинаю понимать, что нашли девицы у-Традан в братьях та-Гахадц.
Прежде чем вернуться в Детскую и отвести Шодмер в зал, где лучшие дипломаты и политики всего мира будут задавать ей свои вопросы, я ненадолго закрываюсь в туалете. Во-первых, необходимо облегчиться, так как по этикету мне предстоит стоять на коленях, пока «круглый стол» не закончится. Во-вторых, туалет прекрасно подходит для того, чтобы воспользоваться шприцем.
Через четверть часа я уже стою на коленях в зале для конференций, и в голове у меня галдят, словно странствующие гуси, десятки и сотни трайнийских слов, идиом, оборотов. Они стаями кружат под сводами моей черепной коробки, опускаются на равнины памяти и начинают обживать их, подобно настоящим диким гусям, которые кормятся, ссорятся, спариваются, хлопают крыльями, устраиваются на ночлег на берегу залива. Очень скоро мне начинает казаться, что я слышу настоящее хлопанье бесчисленных крыльев.
Главная тема частной аудиенции трайнийской делегации – таинственный аднот, созданный инженерами Клейда много лет назад и вращающийся теперь по орбите вокруг нашего мира. Трайнийцы – закрытый, педантичный народ, склонный к сдержанности и элитаризму. Во всяком случае, такое представление о них бытует в Анн-Шабхе. Считается, что они завидуют нам – нашим успехам, нашему открытому и динамичному обществу. Во всем, что касается Клейда,
Трайн – наш главный конкурент, возможно, даже враг. И все же вопреки расхожему мнению министры иностранных дел Овед и Ганнавед не кажутся мне угрюмыми и злобными варварами. Скорее, наоборот: они производят впечатление людей всесторонне образованных, остроумных, по-хорошему практичных. Я даже нахожу, что их пресловутая педантичность – это просто завидное упорство в достижении поставленной цели, подкрепленное неколебимой решимостью докопаться до сути проблемы. Разумеется, это мое субъективное, глубоко частное мнение. Не исключено, что большинство трайнийцев именно таковы, какими их описывают. Впрочем, трайнийцы, несомненно, тоже не считают нас ангелами во плоти-.
Аудиенция тянется и тянется, и конца ей не видно. Даже мне вопросы министров кажутся однообразными и излишне детализированными; что уж говорить о шестилетнем ребенке. После обеда я отвожу Шодмер в спальню и включаю над кроватью звуковой мобиль. Мобиль медленно вращается и негромко вызванивает старую-престарую колыбельную песенку, которая очень популярна в моем родном Ташнабхеле. Шодмер тоже находит ее приятной, хотя и не совсем понятной. Какие колыбельные поют детям на Науле?.. Жалюзи в комнате наполовину опущены, и просеянные сквозь переплет окна лучи послеполуденного солнца ложатся на лицо девочки размытыми светлыми полосами и пятнами, образуя затейливый рисунок из света и тени. Странная фантазия приходит мне в голову: на мгновение я воображаю, будто ее кожа на самом деле такая – двухцветная, нечеловеческая, чужая…
Не-пара.
Мне хочется поцеловать Шодмер, но я сдерживаюсь. Она лежит на огромной, застеленной белыми простынями кровати, словно в центре ледника, и я думаю о том, что девочка слишком мала и хрупка для этого официально-помпезного ложа. Во всяком случае – в этом маленьком и хрупком теле.
Я вздрагиваю, потом качаю головой. Что это – предчувствие или просто у меня начинается мигрень, которую я сама себе предсказывала? Я снова качаю головой, потом встаю, плотнее закрываю жалюзи И иду на доклад к та-Гахаддам – моим хозяевам. В Убежище – этой древней крепости-монастыре – я исполняю сразу две работы: наставницы Шодмер и агента Анн-Шабха.
«Аднот – это не название».
«Если это не название, тогда что же? Тип космического корабля? Или, может быть, класс?..»
«Ни то, ни другое. Аднот – это просто аднот, и все!»
«Но что такое «просто аднот»? Какое-то автоматическое устройство, робот? Или разумная машина?»
«Может быть. Аднот сам по себе».
«Значит, он не может использоваться для транспортировки живых существ между звездами или между мирами?..»
Детский голосок Шодмер чуть дрожит от напряжения; расплывчатые «взрослые» формулировки и идеи, которые насчитывают сотни, тысячи лет, даются девочке с ощутимым трудом. Невольно начинает дрожать и мой голос, пока я пересказываю та-Гахаддам все, о чем говорилось на аудиенции. Впрочем, мой пересказ, как всегда, безупречен. Думаю, именно благодаря своему умению подслушивать, запоминать и воспроизводить чужие разговоры я и получила эту работу на далеком холодном юге.
«Конечно, не может! Ни одно живое существо не в состоянии пережить путешествие с такой скоростью, с какой способен двигаться аднот».
«Прошу прощения, Шодмер, но вы ведь пережили!»
«Не я. Это были мои воспоминания, чувства, все, что составляет индивидуальность, личность. Но не тело. Мое тело создали для меня вы. Клейд велик; он больше и старше, чем вы можете себе вообразить, но даже мы не умеем транспортировать человеческие тела с релятивистскими скоростями. Возможно, на это способны цивилизации Четвертого типа, хотя я и не представляю, зачем им это может понадобиться. На контакт с вами мы вышли через аднот. Если вам так удобнее, можете считать меня его рабочим органом – живым продолжением машины, которая вращается вокруг вашего мира».
Легкое замешательство. Трайнийские министры просят сделать небольшой перерыв и поспешно совещаются со своими атташе и советниками. Шодмер начинает раскачиваться на стуле; она явно ждет, когда аудиенция закончится. Я тоже не против, но сначала мне хочется спросить всех этих людей, почему их так интересует аднот, который может оказаться совершенно бесполезным для всех нас. Спросите лучше о Клейде, думаю я, об этом огромном сообществе людей, которое растет быстрее, чем успевают появляться на карте его границы, о его более чем пятисоттысячной истории. И – прах вас побери! – задавайте ваши вопросы как мужчины, чьи сердца сжигает жар звезд, а не как пресыщенные политики, которым нужны только голоса избирателей. За детским нетерпением Шодмер я улавливаю то же разочарование, и у меня невольно теплеет на душе.
– Похоже, они всерьез заинтересовались аднотом, – говорит Кларба и делает какие-то заметки на портативном компьютере, который целиком умещается у него на ладони. – Может быть, их спутники получили новую информацию, которой они не сочли нужным поделиться с нами?
Кларриг едва уловимо кивает, и я замечаю признаки треммера. Это быстрое согласие, эта четкая скоординированность действий близнецов, их предельная сосредоточенность… Увы, мгновения моего единения с сестрой стали слишком редкими. Наш предпоследний (перед купанием в бассейне) контакт состоялся давно, но я помню его во всех деталях. Словно наяву я вижу сумерки, слышу громкую танцевальную музыку. Это праздник Молодого Вина. Фодла, Адмер и Адмола медленно едут по запруженным народом улицам, ищут место для парковки, и я до дрожи боюсь за беспечных пешеходов в карнавальных масках и костюмах: моя сестра никогда не умела прилично водить машину. Потом я вижу братьев Брейнт в костюмах бога Вина, пьяно покачивающихся в разукрашенном мишурой и виноградными лозами паланкине, который кругами носят по площади несколько молодых парней, чувствую запах шипящего на углях свиного сала и горячего масла, и ноздри мои щиплет дым жаровен и мангалов, в который вплетается тонкий аромат пряностей и молодых трав. Я ощущаю во рту терпкий аммиачный привкус только что зачерпнутого из бочки молодого вина, щурюсь от вспышек взрывающихся над Винной часовней шутих и фейерверков. Праздник Молодого Вина – нарраванский осенний фестиваль.
Целых полгода прошло с тех пор – трудных, тяжелых полгода. Треммер не знает физических границ, его ограничивает лишь сдержанность сердца и холод души.
– О чем еще шла речь? Было что-нибудь важное? – спрашивает Кларба, настраивая компьютер на связь с Далит Талом, где сидят их руководители и хозяева.
– Нет. Обычная чушь о необходимости скорейшего присоединения к дружной семье всекосмического человечества, – говорю я. – И все такое прочее.
– Похоже, ты недолюбливаешь девочку, – замечает Кларриг.
Я пожимаю плечами.
– Вовсе нет, просто… Просто мне иногда становится не по себе. Вы этого не поймете, потому что не общаетесь с ней каждый день. Мне же приходится быть с Шодмер постоянно.
Кларриг встает и ставит на огонь чайник, чтобы приготовить очередную порцию мате. Братья потребляют этот напиток в таких количествах, что их желудки давно должны были превратиться в бурдюки из самой грубой и толстой кожи.
– Я знаю тебя, Фодаман. Тебе не по себе от того, что она не-па-ра и что у нее нет сестры.
– Согласитесь, для ребенка это противоестественно.
– Это неестественно для каждого из нас, но для вас, психологов – особенно.
У меня давно готов ответ. Я долго говорю о необходимости создать обстановку, которая бы напоминала Шодмер ее родной дом, каким мы его себе представляем. Благодаря Монологу мы сумели получить кое-какую информацию, и…
Кларриг терпеливо слушает, потом говорит:
– Ее дом здесь, Фод.
Он предлагает мне мате, но я отказываюсь. У меня еще есть дела, к тому же сейчас мне меньше всего хочется сидеть с коротышками та-Гахадцами, пить огненный напиток и выслушивать подробности их матримониальных планов. Поднимаясь в Детскую по широкой лестнице, я в сотый раз задумываюсь над фрагментом информации, которую мы получили через Монолог еще до прибытия аднота и рождения Шодмер. Оказывается, во всей огромной Вселенной обнаружен единственный вид разумных существ – люди. Разные миры, а их тысячи и тысячи, могут сильно отличаться друг от друга, однако все они образуют одну большую семью – Клейд. Необъяснимо, странно, но среди бесконечного разнообразия человеческих рас и народов существует только один подвид людей (пошлый зоологический термин, но другого, наверное, не подберешь), для которого рождение близнецов является нормой.
Солнце только начинает клониться к закату. Мы бредем по узкой горной долине. Это любимое место Шодмер, маленькое убежище в Убежище. Посланница Наула может обладать знаниями и словарным запасом взрослого, но радости и забавы у нее именно такие, какие должны быть у шестилетней девочки. Бурная горная река, каменистые склоны, хрустально-чистые заводи с белым галечным дном, стремительные ручьи, которые можно перейти только по блестящим мокрым камням, замшелые валуны, острые скальные обломки, кряжистые деревья, ветви которых нависают над дорогой, точно лапы сказочных великанов – все это глубоко трогает Шодмер. Когда она впервые увидела, как крошечная оляпка бесстрашно бросается в белый от пены бушующий поток и спустя минуту как ни в чем не бывало появляется на валуне у противоположного берега, она была так потрясена, что надолго замерла. Девочка стояла пораженная, а я готова была вызвать врачей, ибо мне показалось, будто с ней случилось что-то вроде мозгового паралича, спровоцированного распаковкой слишком большого массива информации.
Заброшенный шалаш, ледяной грот, хижина отшельника над круглым, словно чаша, озерцом всегда наполнены для нее волшебством. Каждый раз, когда мы оказываемся здесь, Шодмер обязательно звонит в небольшой железный колокол у входа в хижину. Сегодня поток, падающий в озеро со скалы, особенно полноводен; он несет мутную талую воду из верхней долины, шумит, звенит и грохочет, наполняя воздух мельчайшими брызгами. Поверхность словно кипит; среди грязноватых клочьев пены ныряют и кружатся листья, ветки, другой мусор. Мрачно глядим мы, как бурлящий поток несет вывороченное с корнями молодое деревце; вот оно летит со скалы, на несколько секунд исчезает из вида и, снова появившись на поверхности, застревает между валунами на краю чаши водоема. Шодмер хочет подтолкнуть его – раз уж деревце отправилось в путешествие не по своей воле, оно должно хотя бы закончить его.
– Этот поток утащит и тебя, и меня, а не только дерево, – говорю я.
В конце концов мы возвращаемся на тропу и идем к верховьям водопада. Лес понемногу редеет. Колышутся тонкие ветви берез; из, лопнувших почек уже показались острые молодые листочки. Свежая зелень на фоне серебристых стволов выглядит так же эффектно, как карнавальные костюмы танцовщиков Надтанни. Весна… Мне кажется, я чувствую ее запах. На заросших березняком склонах долины на все голоса заливаются птицы.
– Идем, идем скорее! – торопит Шодмер. – Я хочу тебе показать одну вещь. – Она буквально тащит меня по скользкой грязной тропе, петляющей между стволами берез. Я оступаюсь, пачкаю глиной подол телба и манжеты шаровар и едва удерживаюсь, чтобы не выругаться вслух. Маленькая рука с недетской силой тянет меня за собой.
– Ну идем же!..
Мы взбираемся на гребень невысокого холма и останавливаемся на краю лесной прогалины. Много зим назад ветер повалил здесь старую березу; падая, она сломала еще несколько деревьев. Толстый ствол уже почти сгнил, но под выворотнем, точно под навесом, вырос настоящий ковер весенних цветов. Белые, желтые, пурпурные, голубые – нарциссы, фритиллярии, крокусы, гиацинты. Ноздри щекочет сильный, резкий запах упругих стрелок молодой черемши. Яркие, сочные цветы в углублении под пнем напоминают дары в святилище. Сколько раз я проходила по тропе всего в нескольких шагах от этого потайного местечка, не зная, не подозревая, что совсем рядом меня ждет чудо? Шодмер приберегла его для меня, словно я – не она – была здесь гостьей.
– Очаровательно! – выдавливаю я и сама слышу, как фальшиво, неубедительно звучит мой голос. Я выбрала не то слово. Стараясь сгладить неприятное впечатление, я спешу перейти в наступление.
– Это Ардран привела тебя сюда?
– Нет, – сдержанно отвечает Шодмер. – Я первая ей показала.
– Она делает паузу, словно затем, чтобы дать мне как следует подумать, кто здесь чужой, посторонний, потом осторожно спрашивает: – У тебя ведь нет детей, правда?
– Нет, – отвечаю я.
– А вот у Ардран есть. Она часто мне о них рассказывала. Их зовут Анлил и Антаббан, Тайба и Трайварра. Я бы очень хотела с ними познакомиться и поиграть. Вот было бы здорово, если бы им разрешили приехать сюда!
Некоторое время мы молча смотрим на цветы. Я жду следующего вопроса. Мне уже ясно, каким он будет.
– Почему они забрали Ардран? У тебя нет детей, ты в них не разбираешься… Так почему ты, а не она?
Моя профессия, мои знания помогают быстро найти ответ.
– Все дело в твоем возрасте. Даже не в возрасте, а в… уровне твоего развития. В ближайшие несколько месяцев должны проявиться новые воспоминания, знания, опыт. Ты изменишься, и мы подумали: будет лучше, если в это время рядом с тобой окажется квалифицированный ксенопсихолог, а не… нянька. Все это записано в программе твоего развития и обучения. Я сама участвовала в ее составлении – должно быть, поэтому мне доверили работать с тобой. Я была самым подходящим кандидатом еще и потому, что в каком-то смысле мы с тобой знакомы дольше, чем ты думаешь.