Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 06"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Марина и Сергей Дяченко,Кир Булычев,Евгений Лукин,Владимир Михайлов,Владимир Гаков,Эдуард Геворкян,Дмитрий Байкалов,Наталия Мазова,Дмитрий Караваев,Евгений Харитонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– Да дайте же договорить наконец!

– Действительно, Леня, одного только тебя и слышно, – недовольно произнес дядя Семен – и установилась относительная тишина.

– Значит, что мне удалось выяснить на бирже, – сосредоточившись, начал распорядитель. И тут же сорвался вновь: – Между прочим, это ты, Семен, на нас панику нагнал! Накрутил, напугал. Себя она не пожалеет, в павильон она прорвется! И я, дурак, купился: давай по аукалке трезвонить, всю округу зря перебулгачил… А эта самая Ирина, чтоб вы знали, Полупалова, уже три месяца как в списках на новые зеркала значится! В четырех очередях стоит! Мало того: она уже где-то успела поработать – целый месяц! Отморозки так поступают, я вас спрашиваю!

Персоналии переглянулись, лица их просветлели. Однако Василий хотел удостовериться во всем до конца:

– А чего ж она тогда в образе покойницы разгуливает?

– Да какое наше дело, в каком она образе разгуливает?.. И потом, прости, Василий, но на бирже принято показывать лучшую свою работу. Лучшую! Причем никого не интересует, жив этот человек или умер. Уж кто-кто, а ты-то, кажется, знать должен!..

– И как же ты все это выяснил? – подозрительно спросил дядя Семен.

– По своим каналам!

– Ах, по своим…

– Это во-первых, – сухим скрипучим голосом продолжал распорядитель, давая понять, что смута кончена и что впредь он ничего подобного допускать не намерен. – А во-вторых, позвольте вас поздравить. Нашего полку прибыло – вернее, скоро прибудет. Считайте, что отныне труппа состоит из пяти персоналий. Пятая – Тамара Истрина.

Егорка тихо отошел в сторонку. Теперь ему было просто жалко рыженькую бледную Ирину. Потом он вспомнил, что в жизни она приходилась мачехой тому, кого он отражает, и стало еще жальче. Остальные восприняли известие, скорее, с недоумением.

– Позволь, ты что, уже нанял кого-то?

– Да. И очень удачно.

– Не поторопился? А вдруг Тамара эта вообще сюда не заглянет? ¹Возьмет да и пошлет Васятку нашего куда подальше.

Распорядитель выдержал паузу. Авторитет его восстанавливался на глазах.

– По дороге в ресторан они заехали за Истриной, – пояснил он свысока. – Ночевать Василий будет сегодня у нее – зеркало семь эр-ка пятьсот шестьдесят один восемьсот тридцать один. Исполнителя на роль Полупалова там уже подобрали. А завтра они вдвоем с Тамарой намерены заявиться к нам. Так что готовьтесь, Василий. Бенефис грядет!

Дядя Семен хмурился и в сомнении жевал губами.

– Может, стоило сначала ту ее персоналию на гастроли вызвать? – спросил он. – Все-таки опыт, она ведь ее уже довольно долго отражает. А так ввод с колес получается.

– Ладно, не буду вас дразнить, – сжалился распорядитель. Судя по голосу, очень был доволен собой. – Раскрою свой маленький секрет. Отсутствуя, как тут изволили выразиться, по своим шкурным делам, заглянул я в зеркало семь эр-ка… ну и так далее… Посмотрел эту самую Тамару Истрину, а потом уже подался на биржу. Вдруг гляжу: ба! Что такое? Она! Подруливаю, представляюсь. «Простите, – говорю, – девочка, последнюю вашу работу не Тамарой ли Истриной звали?» Она глазенками – луп-луп! «Ой! – говорит. – А откуда вы знаете? Я ее пару месяцев назад в фирме одной отражала, только она уже оттуда уволилась». А?! Ничего себе находка?.. Так что обойдемся без гастролеров, Семен!

Ветеран Зазеркалья слушал – и лишь головой качал.

– Чудеса… – вымолвил он наконец. – И где ж она теперь?

– Обещала: с халтуркой одной разделается – прибудет.

Отражение № 12

Трудно сказать, что из себя представляла настоящая Тамара Истрина, но ее отражение Егору не понравилось решительно. Внешность Василий описал довольно точно: дама рослая, в теле, взбитые волосы цвета пакли. Все прочее явилось полной неожиданностью: вульгарная, хриплоголосая, бесцеремонная… Даже к оригиналу своему, судя по первой фразе, персоналия Тамары Истриной ни малейшего почтения не питала.

– Ну и вкусы у нее! – оглядев с головы до ног Василия Полупалова, язвительно выговорила она ярко накрашенными губами.

Затем, подбоченившись, окинула оком окрестности.

– Ну и что это за свалка вокруг павильона? – отрывисто спросила она.

Далее влетело обслуге. Нервная привередливая Тамара заставила незримых тружеников убрать всю распадающуюся неодушевленку до последнего окурочка, а потом еще потребовала вынести из коробки во внешнее Зазеркалье стол и стулья.

Ничего! По новой отразите! А этой рухляди… – брезгливый взгляд в сторону истаявших табуреток и кухонного столика, – чтобы я здесь больше не видела!

В общем-то ничего плохого в распоряжениях Тамары Истриной не было. Добавь она во все это каплю юмора или добродушия – и бесцеремонность ее показалась бы очаровательной. Не желала добавить. Или просто не могла. За неимением.

Полупрозрачная колода карт повергла ее в остолбенение.

– Ну вы совсем уже вообще! Лень у соседей новую попросить? – И решительной мужской походкой – вся в коже, норка нараспашку – двинулась к ближайшему павильону.

– И как вам наше новое приобретение? – искательно проскулил над самым ухом дяди Семена незримый распорядитель. – Колоритна, правда?

Кажется, он уже и сам раскаивался в содеянном.

– Колоритна… – с непонятной интонацией отозвался ветеран, задумчиво глядя, как катаются под вороненой глянцевой кожей плаща, подобно двум ядрам, тяжелые ягодицы. – Ох, колоритна…

– Да? – жалобно, с надеждой переспросил распорядитель. – Ну я тогда в павильон… Сцену готовить.

Некоторое время все молча смотрели вслед Тамаре.

– Васенька, – негромко позвал Арчеда, поправляя очки. – Ты в прошлый раз говорил: культура чувствуется. Или мне послышалось?

Но Василий Полупалов и сам был озадачен не меньше других.

– В том ее отражении – чувствовалась, – недоуменно сказал он.

– А в этом почему-то нет.

– А кто она вообще по жизни? Кем работает?

– Тебе ж сказали: уволилась из какой-то фирмы. Два месяца назад. Где работает сейчас – не знаю.

– Я бы тоже уволился, – подал голос угрюмый Егор. – Разок бы в зеркало взглянул – и уволился.

– Ох, помяните мое слово, господа, – болезненно закряхтел Леонид Витальевич. – Отпугнет она Тамару и от нашего стеклышка. Карикатура ведь.

– Да если бы карикатура! – мрачно заговорил опытный дядя Семен. – Ты посмотри, с какой она тщательностью все ее недостатки выпячивает! Не-ет, это не карикатура, Леня, – это работа. Причем не самая плохая. Только что ж она ее так не любит, Тамару-то свою?.. Ох, бабы, бабы… Загадкой были, загадкой остались.

– Слушайте, а может, все просто? – встрепенулся Арчеда. – Она ведь ее до сих пор только на службе отражала! Знаете, как бывает? Дома – лапушка, а на службе – сволочь сволочью.

– М-м… дай Бог, если так… – промычал дядя Семен. – Может, ты и прав. Присмотрится, обтешется.

Персоналия Тамары Истриной шла уже с добычей обратно. Приблизившись, одарила развратной улыбкой – и сразу стало заметно, что один из передних зубов у нее кривоват, а другой нуждается в починке. Бросила на стол потрепанную, но явно свежеотраженную колоду карт.

– Хотели новенькую всучить, нераспечатанную, – презрительно сообщила она. – Нет уж, говорю, нераспечатанной сами играйте!

– Спасибо, – растерянно поблагодарил культурный Леонид Витальевич, но ответа не получил.

Отражение Истриной скрылось в павильоне, и там вскоре стало шумновато.

– Да нет, не так, не так!.. – слышался ее капризный, с хрипотцой голос. – В том-то и дело, что все должно быть тусклым! До того момента как я войду, все должно быть тусклым.

– Нет уж, позвольте решать это мне, – дребезжал в ответ распорядитель.

Мужчины посмотрели на карты, потом друг на друга.

– Кстати, – сказал Василий, – про Ирину ей говорить?

Призадумались.

– Нет. Ну ее к черту! – мрачно молвил дядя Семен. – Тут же сбежит…

– Может, оно и к лучшему…

Снова задумались.

– Как хотите, а распорядитель наш – придурок редкостный, – подытожил впечатления Леонид Витальевич Арчеда.

Егорка молчал.

А потом наступило утро. В павильоне уже корректировали солнечный луч, падающий из лишенного шторы окна, и ругались насчет пылинок. Затем наконец прозвучало:

– Полупанов, приготовиться!

Василий встал.

– Ну что, – произнес он без особой радости. – Пойдем ломать комедию. – Вздохнул и признался с горечью: – Не представляю, как с ней в паре работать!

Персоналия Тамары Истриной уже стояла возле ртутно-серого куба и скорее лыбилась, чем улыбалась. Косметики на ее лице было отражено в избытке.

– М-милый, – сказала она Василию и вытянула губы хоботком.

Он взял ее под руку.

– Шампанское! Цветы! – скомандовал распорядитель.

Кто-то из невидимой обслуги сунул Василию большую бутылку, а Тамаре – завернутые в целлофан алые розы.

– Внимание! Истрина! Полупалов! Ваш выход.

Василий приоткрыл дверь и ступил в отражение комнаты первым. И то же самое сделал его оригинал в прямоугольном зеркале, висящем на противоположной стене. Брови у обоих одновременно вздернулись, рот виновато скривился.

– Ты извини, Том, – ловя краем глаза малейшее движение губ двойника, торопливо проговорил Василий. – Тут у меня бардак… Начал уборку – и как раз мужики нагрянули…

Безупречно копируя все движения оригинала, он отодвинулся в сторону. Партнерша переступила порожек. Остановилась.

– Господи, ну и морда у меня в этом зеркале!.. – раздался ее хрипловатый возглас, исполненный, впрочем, скорее злорадства, чем ужаса.

Где-то совсем рядом закряхтел недовольный грубовато поданной репликой незримый распорядитель.

– Да ладно тебе… – пробормотал вслед за оригиналом Василий, делая шаг вперед, – и тут случилось то, что поначалу он принял за обыкновенную, хотя и досадную накладку.

– А так? – неожиданно высоким надломленным голосом произнесла у него за спиной партнерша, хотя настоящая Тамара Истрина еще и рта не открывала.

В следующий миг оба лица по ту сторону зеркала исказились – и Василий, уже догадываясь со страхом, что происходит, оглянулся. Отражения умеют делать это стремительно – для людского глаза такое движение неуловимо. Однако сейчас Василий не просто оглянулся. Он оглянулся – и замер, забыв обо всем. Даже о собственном двойнике.

Вместо отражения Тамары Истриной посреди комнаты, устремив в зеркало беспощадные, прозрачно-серые, похожие на плавящийся лед глаза, стояла Ирина Полупалова – хрупкая, болезненно бледная, рыжеватая.

– Ну, здравствуй, – еле слышно выговорила она. – Узнаешь?

А в зеркале тем временем с неотвратимой медлительностью происходило неминуемое. Припадочно закатив зенки, рослая Тамара Истрина тяжко оседала на тщательно выметенный ковер, где уже валялись завернутые в целлофан розы. По сминающейся вороненой коже плаща плыли тусклые молнии отсветов. В глубине комнаты моталось перекошенное, беззвучно орущее лицо Василия, отводящего для броска руку с бутылкой.

Повторять его движения уже не было надобности.

Зеленоватая стеклянная граната угодила в самую середину зеркала. По нему медленно поползли, ветвясь, двойные трещины – и мир взорвался, распавшись на бесчисленное множество комнат с незашторенными окнами.

– Ой, козел я… Ой, козе-ол… – плачуще причитал где-то поблизости голос запоздало прозревшего распорядителя. Остальные потрясенно молчали.

Отражение Василия Полупалова открыло глаза. Павильона, естественно, не было уже и в помине. Все оцепенело смотрели на хрупкую рыженькую Ирину, казавшуюся теперь еще бледнее. Держалась она неестественно прямо, в прозрачно-серых глазах – страх и вызов.

– Эх, девонька… – стонуще, с болью выдохнул наконец дядя Семен. – Да что ж ты с собой, дурашка, сделала!.. Ну мы-то – ладно…

Отражение Ирины Полупаловой вздернуло задрожавшую верхнюю губу и попятилось. И вполне возможно, что точно так же попятилось оно в нескончаемой череде Зазеркалий. Тонкие, как у подростка, руки совершали странные судорожные движения, словно отбиваясь от незримых и пока еще слабеньких прикосновений.

– Думаете, все? – отчаянно выкрикнула она. – Думаете, нет ее больше? Он еще вспомнит! Над колодцем наклонится! К пруду подойдет!

Далее какая-то невидимая сила согнула ее пополам и неумолимо повлекла в сторону биржи. Егорка не выдержал – и так зажмурился, что даже звуки исчезли. В себя он пришел не скоро. Три старших его товарища по-прежнему стояли рядом, запрокинув сведенные страдальческими гримасами лица.

– Как же она ее так смогла отразить? – запинаясь, выговорил Арчеда.

– Как-как… – ворчливо отозвался дядя Семен. – Да она ее наверняка и корчила целый месяц в этой фирме… пока та не сбежала.

– Мало того, что все расколошматят – еще и душу наизнанку вывернут! – злобно цедил Василий. – Воспитывай их!.. Сами кого хочешь воспитают…

От автора:

Историю эту поведало мне с помощью жестов некое отражение, высланное в прошлом году из Зазеркалья и обитающее ныне в озерах Волго-Ахтубинской поймы. Имена действующих лиц умышленно изменены. Название поймы – тоже.

Сергей Лукьяненко
ОТ СУДЬБЫ…

Он боялся, что контора окажется похожей на больницу – каким-нибудь невнятным, едковатым запахом, чистотой оттертых стен, строгими одеждами и заскорузлым цинизмом в глазах персонала.

Еще не хотелось попасть в богатенький офис: стандартный и комфортабельный, с натужными постмодернистскими картинами полупризнанных полугениев на стенах, мягкими коврами, кожаной мебелью (и не важно, что кожа обтерлась, обнажая пластиковую изнанку), с вежливыми до приторности девочками и хваткими молодыми менеджерами.

Ну а больше всего он боялся увидеть нечто с «домашней обстановкой», и не дай Бог – в духе «а-ля рус». Книжные шкафы с туго вколоченными книгами (как известно, западные муляжи книг стоят чуточку дороже, чем собрания сочинений многочисленных российских классиков), герань в горшочках, толстый сонный кот на диване, чаек из самовара и бормочущий в уголке телевизор.

Да он и сам не понимал, что его, собственно говоря, устроит. Мрачная пещера ведьмы? Лаборатория алхимика? Церковь?

А как должно выглядеть место, где можно поменять судьбу?

Нет, не снаружи – тут все как обычно. Обычная офисная дверь с видеоглазком, электронным замком и скромной вывеской. Старая московская улица, узенький тротуар и столь же узкая проезжая часть, спешащие прохожие и едва ползущие машины…

Выход был только один – войти. Стоять на улице до бесконечности под пронизывающим сырым ветром и февральскими минус пятнадцатью – удовольствие невеликое. Дотлевшая в руке сигарета уже обжигала пальцы. Видеоглазок, казалось, ехидно следил за ним. Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, синяя… нет, не так. Страшно ли тебе, маленький ослик?

Страшно. Ох, как страшно…

Он нажал кнопку под объективом. Замок сразу же щелкнул, открывая дверь. Помедлив секунду, он вошел.

Лестница на второй этаж, будочка с охранником. Против ожиданий, на вошедшего он даже не посмотрел – с увлечением читал какую-то книгу, все еще неторопливо убирая руку с пульта. Тусклый синеватый экран монитора, демонстрирующий увлекательный фильм «Московская улица зимой», охранника тоже не интересовал.

– Простите…

– На второй этаж, пожалуйста, – сказал охранник, на мгновение отрываясь от книги. – Туда.

Он стал подниматься.

Если предбанник наводил на мысли о «богатеньком офисе», то второй этаж разочаровывал. Больше всего это походило на небогатую государственную контору. Что-нибудь вроде НИИ по проектированию самоходных сноповязалок. Длинный коридор, на полу – протертый линолеум, стены выкрашены коричневой масляной краской и на метр от пола покрыты пластиком «под дерево», на часто натыканных вправо-влево дверях – таблички. ИНЖЕНЕР. ИНЖЕНЕР. СТАРШИЙ ИНЖЕНЕР.

Он обернулся:

– Простите, но…

– Вам во вторую дверь направо, – сказал охранник, откладывая книгу. – Проходите, не стесняйтесь.

– К инженеру? – полувопросительно спросил он.

– К инженеру.

По крайней мере это не походило ни на одну из его догадок.

Вторая дверь направо была приглашающе приоткрыта. На всякий случай он постучал и, лишь дождавшись «да-да, входите», переступил порог.

Сходство с бедным НИИ на полном гособеспечении усилилось. Стол из ДСП, дешевый крутящийся стул, старый компьютер с маленьким монитором и совсем уж неприличный матричный принтер, телефон… Господи, телефон с диском!

Но сам хозяин кабинета, молодой и розовощекий, выглядел куда приличнее. Костюм неброский, но явно не хуже чем «Маркс энд Спенсер», шелковый галстучек баксов за пятьдесят, часы на руке – пусть средняя, но Швейцария.

– Вы не удивляйтесь обстановке, – сказал хозяин кабинета. – Так принято.

– У кого?

– У нас. Вы – Соре, верно? Вы звонили утром. Садитесь…

Он кивнул, усаживаясь на шаткий венский стул. Именно так он и представился, без фамилии и отчества, всплывшим вдруг в памяти латинским словом, умом понимая всю наивность маскировки при звонке с домашнего телефона… и все-таки…

– А меня зовут Иван Иванович, – сказал молодой человек. – Нет, вы только не подумайте, что я шучу! Меня действительно так зовут, вот паспорт. Иван Иванович. Причем Иванович – фамилия. Ударение на предпоследнем слоге. Это важно.

Паспорт был немедленно выложен на стол, но Соре не рискнул взять его в руки. Пробормотал:

– Я не хотел бы называть свое имя… настоящее…

– Разумеется, – с готовностью согласился Иван Иванович. – Для меня вас зовут Соре. Какая разница?

– Ну мало ли… бухгалтерия не пропустит…

Иванович строго погрозил ему пальцем.

– Бухгалтерия вас никоим образом не касается! Мы не вступаем с вами в товарно-денежные отношения.

– А как же…

– Мне как-то неудобно вас звать только по имени, – вдруг заявил Иван Иванович. – Как же мне вас называть? Товарищ Соре – напоминает Щорса. Господин Соре – так это почти Сорос… Можно – месье Соре?

Человек, которого теперь звали месье Соре, согласно кивнул.

– Итак… – молодой человек подпер подбородок рукой, на миг задумался. – А как вы узнали про наше учреждение?

– Из газеты «Из рук в руки»…

– Да-да, вы же упоминали по телефону… – Иванович рассеянно взял свой паспорт, спрятал во внутренний карман пиджака. – Мы занимаемся исключительно гуманитарной деятельностью. По юридическому статусу мы – общественное объединение «От судьбы». Все наши услуги носят некоммерческий характер.

– Знаете, – честно сказал Соре, – когда я слышу про гуманитарную деятельность и некоммерческий характер, то хватаюсь за бумажник.

Иван закивал, грустно улыбаясь:

– К сожалению… так часто самыми благими словами прикрываются… Так вот, месье Соре, все, что мы вам предлагаем – обменять некоторое количество своей судьбы на некоторое количество судьбы чужой. Мы не взимаем деньги ни с одних, ни с других участников сделки.

– Тогда – какой ваш интерес?

– Благотворительность.

Иван Иванович улыбался. Иван Иванович был рад посетителю.

– Хорошо, – Соре кивнул. – Допустим, я вам верю. Объясните, что это такое – сменить судьбу?

Пожалуйста. Допустим, судьба готовит вам какой-либо прискорбный факт… например – упавшую на голову сосульку. Или крупные проблемы в бизнесе… или тяжкий недуг… или ссору с любимой женой… или подсевшего на наркотики сына…

Называя какую-нибудь очередную гадость, Иванович постукивал костяшками пальцев по столу, будто утаптывал ее в смеси опилок и формальдегида.

– Причем для вас наиболее печальными будут проблемы в семье. А для другого человека – его собственное здоровье или коммерческий успех. Для третьего – проигрыш любимой футбольной команды. От судьбы, как известно, не уйдешь, сама неприятность неизбежна… но можно ее заменить. Итак! Вы боитесь, что жена узнает о существовании у вас любовницы. Кого-то другого это совершенно не волнует! Зато он боится провалить важную коммерческую встречу. И вы меняетесь риском.

Последнее слово он выделил голосом настолько сильно, что Соре невольно повторил:

– Риском?

– Именно. Если неприятность еще не случилась, если вы только ожидаете ее – то приходите к нам и говорите: «Я боюсь того-то и того-то, что может случиться тогда-то и тогда-то». Мы подбираем вам взамен совершенно другую неприятность с той же вероятностью осуществления. Вот и все.

– Я могу выбрать эту другую неприятность? – быстро спросил Соре.

– Нет. Вы избавляетесь от какого-то совершенно конкретного страха, понимаете? Взамен у вас будет определенный риск, но совершенно другого плана.

– Как вы это делаете? – спросил Соре.

– А вы долго держались, – Иванович улыбнулся. – Многие начинают с этого вопроса… Скажите, что такое ток? Как работает телевизор?

– Я не физик.

– Но это не мешает вам включать свет, смотреть новости, пользоваться холодильником?

Соре беспокойно заерзал. Чего-то подобного он и ожидал.

– Я понял аналогию. Но мне хотелось бы быть уверенным…

– В чем? Вы верите в Бога? Боитесь, что здесь попахивает дьявольщиной? – Иван Иванович усмехнулся. – Могу вас уверить…

– Тогда в чем дело? Кто вы? Что это, секретные эксперименты?

– Господи, да где же тут секреты? – Иванович развел руками. – Наша реклама по всей Москве, в каждой крупной газете.

– Тогда…

– Только не говорите про космических пришельцев! – воскликнул Иван. – Ладно?

– Тогда вы – аферисты, – твердо сказал Соре.

– Мы не берем денег. Не требуем подписывать какие-либо бумаги. Вам ничто не мешает проверить. Ведь… вы чего-то боитесь?

Соре кивнул. Ах, как все было нелепо. Дурацкое объявление, которое он с удовольствием зачитывал знакомым. А потом этот нелепый страх… и случайно попавшийся на пути офис.

– Мне надо лететь. В Европу. По делам.

– Так, – доброжелательно кивнул Иванович.

– И я боюсь.

– Коммерческие проблемы?

– Я боюсь летать! – выпалил Соре. – Аэрофобия. Это не смешно, это такая болезнь…

– Даже не думаю смеяться, – сказал Иванович. – Билеты уже куплены?

– Да…

– Даты?

Он назвал даты, назвал даже номера рейсов.

– У вас нет врагов, которые могут подложить в самолет бомбу? – деловито осведомился Иванович.

– Да вы что!

– Тогда ваш риск, на самом деле, минимален. Хорошо, мы найдем человека, который поменяется с вами судьбой на эти три часа с четвертью… и обратно три с половиной… итого шесть часов сорок пять минут… давайте учтем люфт в полчаса на каждый взлет и посадку?

– Давайте час, – пробормотал Соре.

– Хорошо. Итак, ничтожный риск, но зато с большой вероятностью гибели, длительностью десять часов сорок пять минут… Можете лететь спокойно!

Соре скептически покачал головой.

– Это вовсе не психотерапия, – обиделся Иванович. – Все, теперь с самолетом ничего не случится! Если вдруг риск и впрямь был – то неприятность настигнет вашего партнера по обмену.

– Какая именно неприятность?

– Откуда мне знать? Отравиться вареной колбасой. Быть укушенным бешеной собакой. Мало ли есть смертельных, но редко случающихся опасностей? Кстати, колбаса – куда более реальная опасность! И на каждый предмет, на любое понятие, поверьте, найдется своя фобия. Кто-то боится дневного света – это фенгофобия. Кто-то боится есть – это фагофобия. Кто-то боится идей – идеофобия, кто-то боится числа тринадцать – тердекафобия, кто-то путешествий в поезде – это сидеродромофобия… – Иванович перевел дыхание и зловеще добавил: – А самая интересная, на мой взгляд, это эргофобия. Боязнь работы.

Соре невольно улыбнулся:

– Вы психиатр?

– Я? Что вы. Я инженер. Просто нахватался за время работы…

– Какой инженер?

– Человеческих душ.

– Вы шарлатаны и аферисты, – сказал Соре. – Честное слово, я не пойму лишь, какую выгоду вы хотите получить…

– Слетаете – и заходите снова, – дружелюбно сказал Иванович.

– Вдруг мы снова понадобимся?

– Если я слетаю благополучно… а так, скорее всего, и будет! – быстро добавил Соре, – это еще ничего не докажет.

– Докажет. Вот увидите.

На этих словах они и расстались. Соре все-таки пожал «инженеру» руку, но говорить «до свидания» было глупо, а «прощайте» – слишком уж выспренно.

Все-таки аферисты… но в чем смысл?

Выйдя в коридор он не удержался, прошел до конца – там обнаружился маленький чистенький туалет, потом обратно – стараясь идти рядом с дверями в кабинеты. Все двери были прикрыты, из-за каждой доносился негромкий разговор. Посетители у общественного объединения «От судьбы» были.

На лестнице ему встретилась женщина с заплаканным усталым лицом. Даже не глянула в его сторону… интересно, что за беду она хочет отвести? Может быть, ее ребенку предстоит операция? Или муж собрался уйти к другой?

Это ведь только от судьбы не уйдешь.

В Шереметьево было грязновато. Хорошо хоть, зима – нет духоты, которую не встретишь ни в одном аэропорту мира, кроме африканских и российских.

Соре стоял с таможенной декларацией в руках и искал глазами, куда бы приткнуться. Слишком людно. Слишком шумно. Слишком грязно. И никто здесь не боится летать на самолетах… только он один…

– Дяденька, – тихонько позвали его со спины. – Подайте, сколько не жалко…

На миг Соре забыл обо всех своих страхах. Уж слишком нелепая была картина – маленькая, лет восьми – десяти девочка, красиво причесанная, дорого и модно одетая, с маленькими золотыми сережками в ушках – и с протянутой рукой.

Хотя чему удивляться? Обычных побирушек из международного аэропорта быстро выдворили бы секьюрити. Это вам даже не «солидный Господь для солидных господ». Это солидные нищие для солидных господ.

– Шла бы ты в школу, девочка, – проникновенно сказал Соре.

– У нас с девяти часов занятия, – сообщила девочка и, мгновенно утратив интерес, двинулась к следующему потенциальному спонсору.

Соре смотрел ей вслед, разрываясь между желанием сказать что-нибудь укоризненно-ехидное и брезгливой жалостью – к маленькой, совсем не бедной, но уже профессиональной попрошайке.

И тут мир раздвоился.

Он уже отвернулся от девочки. Он нашел кусочек стола и быстро заполнял строчки декларации… оружие… наркотики… валюта… книги… антиквариат… компьютерные носители информации…

Он сидел в темной комнате, а пыльные шторы превращали раннее утро в ночь. Телефон стоял на столе перед ним, обычный старенький телефон от которого нельзя было оторвать взгляд, потому что если сейчас он позвонит… если он позвонит…

Соре прошел на регистрацию, нырнул в пискнувшие воротца металлоискателя (опять забыл вытащить ключи), присел на лавочке в накопителе.

Соре сидел, поглаживая белый матовый пластик телефона. Боролся с желанием снять трубку и услышать гудок, убедиться, что линия исправна.

Соре шел по длинной кишке пристыкованного к самолету трапа.

Соре опустил голову на стол и смотрел на телефон. Как жалко, что на аппарате не написан номер.

С кем он поменялся судьбой? Кто ждет звонка, и чем этот звонок столь страшен?

Неважно. Теперь самолет не упадет. Он поменялся судьбой с тем человеком, кто ждет сейчас звонка. Сменил риск авиакатастрофы на риск звонка… очень маленький риск, если верить Ивановичу…

Он не боялся телефонных звонков. Он вообще терпеть не мог, когда телефон отключен. Соре смотрел на телефон с любопытством и ленивым ожиданием.

А тот, с кем он поменялся судьбой, не боялся летать. Соре смотрел, как уносится вниз земля, как самолет закладывает вираж, как подрагивает кончик крыла.

Когда стюардессы стали разносить завтрак, он сидел и улыбался, глядя на плывущие за иллюминатором облака.

Второй визит дался куда легче. Соре больше не мялся у входа. Коснулся кнопки звонка, открыл приветливо щелкнувшую дверь.

– Проходите, – дружелюбно сказал охранник. Как ни странно, но казалось, что он узнал посетителя.

Соре не стал уточнять кабинета. Вторая дверь направо – она вновь была приоткрыта. Инженер человеческих душ Иванович стоял у окна и смотрел на серый подтаявший снег.

– За вчерашний день два человека сломали ноги на этой улице, – сказал он. – Представляете? Трезвые, нормальные люди. Шел, упал, очнулся – гипс… Здравствуйте, месье Соре.

– Здравствуйте, Иванович.

Руки инженеру он все-таки не протянул. Что-то удержало. Это было словно признаться в полной капитуляции.

– Все прошло нормально? У вас нет претензий?

Иван Иванович вовсе не иронизировал. Смотрел пристально, с любопытством, будто даже надеясь услышать упреки.

Нет, – Соре покачал головой. – Никаких претензий… все, и вправду, работает.

Широко улыбнувшись, Иванович указал на мягкое кресло, занявшее место ветхого стула. Да и телефонный аппарат на столе оказался нормальным «Панасоником». Дела у фирмы явно шли в гору.

– Я что-либо должен вашему… объединению? – спросил Соре, прежде чем сесть.

– Ничего. У нас гуманитарный некоммерческий проект.

Соре сел. Хозяин кабинета занял свое место напротив.

– Так не бывает, – сказал Соре. – Я не понимаю, как вы это делаете… я даже не понимаю, что, собственно говоря, вы делаете! Но бесплатного сыра не бывает. В конце концов, содержание этого офиса…

– Месье Соре, – укоризненно сказал Иванович. – Прошу вас, не надо предлагать нам деньги или услуги. Иначе мы будем вынуждены прервать с вами все отношения.

– Какие еще отношения?

– Будущие. Ведь вы хотите произвести обмен судьбы еще раз?

Врать было бессмысленно. Заготовленная заранее речь: «Мне это не столь уж и важно, но я хотел бы еще раз ощутить, что именно и как вы делаете» – показалась Сорсу до невозможности фальшивой.

– Да. Я хочу… обменять свой риск.

– Опять полет?

– Нет… – Соре замялся. – Это глупо звучит, вероятно…

– Любовь? – негромко спросил Иванович. – Что вы, месье Соре. Любовь – это самое чудесное из человеческих чувств. Сколько прекрасного и сколько трагического сплелись в одном слове. Божественная чистота и низкие интриги, святое самопожертвование и гнусные предательства… Очень, очень часто к нам приходят люди, спасающие свою любовь… Какова вероятность?

– А? – переход от высокого стиля к сухой арифметике был слишком резок. – Какая еще вероятность?

– Того, что вам откажут.

– Я не знаю.

– Расскажите мне все, месье Соре.

О таких вещах говорят либо близким друзьям, либо совершенно незнакомым людям. Но Соре начал рассказывать. Все, без утайки. В какой-то момент он поймал себя на том, что достает из кармана фотографию, а Иван Иванович, участливо обняв его за плечи, кивает и говорит что-то одобрительно-успокаивающее.

История, старая как мир. История, банальная как мир. Он уже год как развелся с женой. Хорошо развелся, по-мужски, интеллигентно. Оставив и квартиру, и машину, позванивая по праздникам и посылая цветы ко дню рождения. Детей не было. Квартирный вопрос не успел его испортить – он хорошо зарабатывал.

Вот только та, ради которой он ушел от умной, красивой и удобной во всех отношениях женщины, не торопилась выйти за него замуж.

Показалось – или глаза Ивановича и впрямь стали оживленно поблескивать?

– Я бы оценил ваши шансы как двадцать – двадцать два процента, – сказал Иванович наконец. – Это такой тип женщин… нет, я не хочу сказать ничего плохого… но семейная жизнь редко их привлекает. Она должна по-настоящему вас любить.

– Вот я и хочу, чтобы она любила.

– Не любовница, а жена, – Иванович кивнул. – Это очень здорово, месье Соре. Это так редко сейчас встречается! Итак – у вас один шанс из пяти. Вы согласны обменять свою судьбу, исходя из этих условий?