Текст книги "Мы искали друг друга (СИ)"
Автор книги: Сергей Щипанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Но это – в будние дни. А в выходные народ, презрев опасность, спешил на толкучку.
Есть виды человеческой деятельности, которые не в силах отменить даже война. В их числе – торговля. Во все времена, при любом режиме существовал, и будет, наверное, существовать мелочный торг «с рук». А в лихолетье такая торговля расцветает как никогда, помогая выжить простому обывателю.
Так что, война войной, а городские барахолки функционировали исправно.
Макс сделался завсегдатаем «центральной» толкучки, которая располагалась отнюдь не в центре, а возле одного из городских рынков, на отшибе. По выходным туда стекались со всего города продавцы и покупатели, а так же карманники и прочее ворье, попрошайки, мошенники всех мастей, да и просто зеваки, которым отчего-то не сиделось дома.
Барахолка была стихийной и не имела четких границ, размещаясь частью на пустыре, частью на ближайших тротуарах. Рядами шли импровизированные прилавки – разостланные прямо на земле клеенки и старые газеты с разложенным на них барахлом. Чего здесь только не было: стеклянные банки и разнокалиберная посуда, одежда и обувь самых известных фирм (стопроцентная подделка), книги и видеокассеты, старье и… всего не перечесть. Тут продавали сигареты штучно и вино на разлив, жарили в масле пирожки. Торговали и воровали, выпивали и закусывали, спорили и ругались, иногда доходило до мордобоя, в целом же – вполне мирное, хотя и утомительное, времяпровождение.
Макс уже не так смущался, когда видел знакомое лицо. Тем более, что все относились с пониманием: такое нынче время. Многие знакомые Макса сами тут торговали – и ничего. У него новые знакомые здесь появились, и даже постоянные клиенты: оптовики-перекупщики. Им Макс сплавлял марлю и вельвет. Дома он вместе с мамой произвел ревизию скарба и обнаружил целые залежи вещей, пылящихся без употребления который уже год. Одних полотенец, рассованных вместе с постельным бельем по чемоданам, насчитали дюжину. В основном это были китайские изделия с драконами и рыбами, очень красивые, времен советско-китайской дружбы, о чем свидетельствовали ярлыки с иероглифами и русским названием торговой фирмы «Дружба». Такой же лейбл имелся на роскошной красной с золотом скатерти. Ею может только раз всего и покрывали стол по какому-то особенно торжественному случаю, и то лет пятнадцать назад. Мама, конечно, категорически не хотела расставаться со своим, честно нажитым, добром.
– Таких не найдешь сейчас, – уверяла она.
– Ну и будут валяться, пока не сгниют или моль не сожрет, – урезонивал ее Макс.
Мама сдалась: очень деньги были нужны. Она отобрала половину полотенец, отдала их сыну.
– Вот эти продай.
Остальные «рушнички», вместе со скатеркой она спрятала обратно в чемодан. Неожиданно батя предложил снести на толкучку старый, но в отличном состоянии фотоаппарат «Любитель», вместе с причиндалами для проявкипечати. (Он увлекался фотографией в молодые годы). Макс знал: такие широкопленочные камеры в большом дефиците и ценятся знатоками. Но бате, видно, уже ничего не было мило.
– Продай, все равно зря лежит.
Торговля шла с переменным успехом: то пусто, то густо. Приятно было возвращаться домой с пустыми сумками и оттопыренным карманом. Совсем иное настроение, когда тащишь товар назад.
Раз Макс сидел на барахолке и скучал: покупали вяло, похоже не его был день.
– Привет, Макс, – услышал он знакомый голос.
Татьяна, – это была она, – словно и не удивилась, встретив Макса здесь, торгующего барахлом. Сама она выглядела, как всегда, великолепно: прическа, макияж – все на должном уровне; модный дорогой прикид на ней, кожаная куртка, брючки – картинка. Война – не война, а женщина остается женщиной.
Макс опять смутился, как в первый раз. Татьяна вся из себя такая, а он… торгаш, ядрена вошь, коммерсант грошовый, бизнесмен с помойки. Он кисло улыбнулся, ответив на приветствие. Татьяна не заметила его смущение, или вид сделала, что не замечает.
– Что нового? Не женился еще?
– Никто замуж не берет, – привычно отшутился Макс. – А ты? Нашла себе мужа-миллионера?
Татьяна почему-то не расположена была шутить.
– Сейчас все миллионеры, только толку с этого… А-а, да что там говорить. Кто-то верно заметил: хуже тоталитарного режима может быть только бардак, возникающий после его развала.
Зря поклеп на блондинок взводят, объявляя их всех дурочками. Татьяну глупой назвать – язык не повернется. Максу всегда было интересно с ней разговаривать. И она всегда оставалась для него загадкой. Почему, скажем, она замуж не выходит? Действительно ищет какого-нибудь «супер-пупер»? Не похоже.
– Где работаешь? – поинтересовалась Татьяна.
– Да, вот – вся моя работа.
Макс указал на шмотье у его ног.
– Чего так? Сам не хочешь, или…
– Или. Остался я безработным. Жертва того самого бардака.
Татьяна глянула сочувственно.
– Знаешь, Макс, я могу тебе помочь что-нибудь подыскать. У меня есть знакомые… Ты как, с ЭВМ дружишь?
– Ну, вообще-то учили нас. Я математик, если помнишь.
– Вот и хорошо. Разузнаю – позвоню тебе. Номер прежний?
5
В дом Шведовых пришло горе: умер отец. Он, казалось, шел на поправку, даже на улицу стал выходить. А тут… Скрутило его – криком кричал. Вызвали скорую. Батю увезли в «экстренную хирургию». Прободная язва. На операционном столе он и скончался. Под ножом хирурга.
Похороны сожрали все деньги, что имелись в семье. Нынче умирать – слишком дорогое «удовольствие», не каждому по карману.
Как нельзя более, кстати, явилось предложение Татьяны. Не обманула она, позвонила.
– Макс, я договорилась. Знаешь такую контору, «Главэнерго»? Нет? Ну, неважно. У них там есть АСУ. Что это такое знаешь? Отлично. Короче, им нужен оператор ЭВМ. Зарплата не бог весть что, конечно, зато платят регулярно. Согласен? Вот и замечательно. Найдешь там Никитину Зою Михайловну, скажешь: от меня. Она в курсе. Ну, пока. Если что – звони.
Так Максим Шведов, выпускник мехмата вновь соприкоснулся с милой его сердцу математикой.
Впрочем, напрямую Макс соприкоснулся с тем, что специалисты именуют «железом» (в отличие от программной начинки ЭВМ). Отдел автоматизированных систем управления (АСУ), куда Макс был зачислен оператором, на тот момент имел машину марки ЕС-1046 и две штатные единицы персонала. Кроме новоиспеченного оператора имелся начальник, точнее начальница – Зоя Михайловна, очень милая, добродушная женщина. Макса она встретила вполне дружелюбно.
– Здравствуйте, Максим. Танечка мне о вас говорила.
В этот же день Макс выполнил все формальности процедуры оформления и был зачислен в штат «Главэнерго» – конторы, ведающей электрическими сетями города. Работа была несложной: с утра подготовить машину, загрузить магнитные диски в блок-стойку, следить, чтобы работали кондиционеры. Вот, собственно, и все. Параллельно Макс осваивал компьютер-персоналку – маленькое чудо с пятнадцатидюймовым монитором, 386-м процессором и винчестером на 10 мегабайт.
Работа Макса устраивала. Зарплата… что ж, бывает и хуже. А кому сейчас легко? Главное: платили регулярно. И тут Татьяна не обманула.
В благодарность Макс купил с первой получки бутылку коньяка и пяток «Сникерсов», созвонился с благодетельницей, напросился в гости.
Татьяна, как оказалось, имела свою(!) однокомнатную квартиру в кооперативном доме – стандартном «курятнике» с открытыми лестницами. Квартирка крохотная, но с остекленной верандой (дополнительная площадь) и вполне уютная – такое теплое гнездышко для незамужней молодой женщины. Макс, с его бутылкой, плохо вписывался, – так ему казалось, – в интерьер «девичьего» жилища. Двусмысленная ситуация, как ни крути. Спасала только привычно-шутливая манера общения.
– Предлагаю выпить на брудершафт, – сказал Макс, разливая коньяк по рюмкам.
На закуску Татьяна порезала дольками лимон, достала из холодильника сыр и кусочек ветчины, поставила на стол салатницу с оливье – шикарный, по тому времени, стол.
– Если мне не изменяет память, сударь, – сказала Татьяна, хихикая, – мы с вами уже один раз прошли эту процедуру.
– Повторение – мать учения, – резонно заметил Макс.
– Что ж, если вы настаиваете…
Они поднялись, переплели руки и выпили коньяк, повторив через десяток, без малого, лет, тот шуточный брудершафт в больничной палате. Затем обменялись таким же символическим, как и в прошлый раз поцелуем. В глубине души Макс рассчитывал, что поцелуй более чувственным получиться, но, увы – Татьяна просто подставила холодные бесчувственные губы, а он не решился на большее, чем столь же холодное прикосновение губами.
Повисла неловкая пауза. У каждого из них этот, в общем-то, несерьезный и ни к чему не обязывающий обряд вызвал свои ассоциации и воспоминания.
Молчание нарушила хозяйка.
– Ну, вот, поскольку мы снова на ты… Расскажи о себе, Макс. Как жил, кого… – Она, очевидно, хотела сказать «любил», но осеклась. – С кем дружил. Ну, и вообще…
– О чем рассказывать… Ты же знаешь: сначала геологом чуть было не стал, потом сторожем, теперь вот – оператор. И то, с твоей помощью. Да, в кино еще снимался, помнишь?
– А то. Мне понравилось. Нет, на самом деле неплохо получилось, я не шучу.
Макс опять потянулся к коньяку.
– За это надо выпить.
Татьяна пила не жеманясь. Держалась она вполне свободно, раскованно, сохраняя, однако, некоторую дистанцию. Ледок отчуждения никак не хотел таять.
– Теперь ты расскажи, как жила эти годы, – попросил Макс.
– Обыкновенно. Жила, как и все живут, – отмахнулась Татьяна. Не удалось Максу вызвать ее на откровенность.
Только ближе к вечеру, когда и коньяк закончился, и поговорили обо всем на свете, Татьяна неожиданно спросила:
– Ты вспоминал меня, Макс, хоть иногда? Только честно.
– Да, – искренне ответил Макс, – вспоминал.
Татьяна не стала уточнять, часто ли это бывало, и что он при этом чувствовал. Ей достаточно было, что Макс не равнодушен к ней – в этом она не сомневалась. А домогаться любви она не собиралась.
Видя, что Макс стал поглядывать на часы, Татьяна, как бы между прочим, сказала:
– Оставайся. Если хочешь, конечно.
6
В начале декабря обстановка в городе опять накалилась. То «юрчики» наседали, то «вовчики». На западе, с холмов, город несколько раз обстреляли ракетами «Алазань». Были прямые попадания в жилые дома. Опять страдали абсолютно мирные граждане.
От уличных боев, которые, несомненно, обернулись бы для города катастрофой, Душанбе спасло только вмешательство российских войск. Командующий 201-й дивизией заявил, обращаясь и к «юрчикам» и к «вовчикам», что не допустит никаких боевых действий в черте города. Мол, хотите воевать – идите в чисто поле и там деритесь, сколько душе угодно.
Продолжался хлебный кризис. Люди уже ночами дежурили у ворот хлебозавода, чтобы утром попытаться урвать булку-другую. При появлении автофургона с хлебом, толпа буквально набрасывалась на него. Вооруженные автоматами люди едва сдерживали натиск. И тут не обходилось без жертв. Булка хлеба стоила теперь дороже человеческой жизни.
У школьников начались незапланированные каникулы. Предприятия встали. Поезда не ходили: кто не успел вовремя уехать, ныне сидел и ждал у моря погоды.
В «Главэнерго» тоже распустили персонал по домам. До Нового года. Макс снова пропадал на толкучке, торгуя, чем придется. Все, что удавалось наторговать, тратил на продукты. Иначе деньги просто сожрала бы инфляция.
К Татьяне Макс наведывался теперь регулярно. Иногда оставался на ночь, реже – на пару-тройку дней. Но не более. Татьяна не выпроваживала его, нет, однако давала понять, что не готова к совместному проживанию. И дело было не только в малогабаритности ее жилища. Милые, как известно, и в шалаше рай обретут, а тут… «просто встретились два одиночества», и может ли что-нибудь из этого получиться – один только бог знает. Татьяна так и осталась для Макса загадкой. Пытаясь заглянуть ей в душу, он каждый раз натыкался на скорлупу, куда доступа ему не было. Татьяна почти ничего не рассказывала о себе, а о делах Макса, если и спрашивала, то скорее из вежливости. Она никогда ничего не просила, но и не отказывалась от подношений. (С пустыми руками Макс к ней не приходил). Она была ему любовницей, но не другом. И с этим он вряд ли мог что-то поделать. Даже, если б захотел.
Отношения с матерью у Макса тоже не отличались сердечностью. После смерти мужа Нина Семеновна замкнулась в себе. Бывало, что за вечер и двух слов не скажет. Уткнется в телевизор, бесконечные «мыльные» сериалы смотрит, или вяжет один и тот же свитер, никак закончить не может.
На улицах громыхали танки. На сей раз власть в городе, похоже, оказалась в крепких руках.
В лужах отражалось серое небо. Холодный ветер срывал с деревьев остатки листьев.
Люди готовились встретить Новый год.
* * *
Одна историческая эпоха сменила другую. Между ними теперь лежала непреодолимая граница, говоря геологическим языком – глубинный разлом
Глава 13. На берегах Невы
1
Домик, где теперь жила Саша с родителями, был старым, если не сказать ветхим. Собственно это был барак, постройки пятидесятых годов, в дальнейшем переоборудованный в жилье на две семьи. Со временем жильцы разъехались, остались Ольга Владимировна (Ляля) с сыном Олегом, двоюродным братом Саши. Братик этот слыл непутевым, уже в шестнадцать лет загремел в колонию за кражу. После отсидки он продолжил свои художества. Получил пять лет. Через два года освободился по амнистии и, вроде бы, «завязал». Сошелся с женщиной на шесть лет старше, имеющей ребенка, жил теперь с ней. Ляля, сестра Елены Владимировны осталась, таким образом, одна в доме. Она-то и предложила Вершининым поселиться здесь. А что – места много, одной скучно, да и вообще…
С пропиской, разумеется, возникли сложности. Чтобы легализоваться, Елена Владимировна устроилась вахтершей на местную чаеразвесочную фабрику, Владимиру Яковлевичу подвернулась работа по специальности: на глиняные карьеры, добывающие сырье для кирпичного завода, требовался сменный геолог. Работа не ахти какая сложная и рядом с домом – красота! Саше помогли устроиться во ВСЕГЕИ, благо Питер был, по местным меркам, под боком – каких-то сорок километров. Туда ходил рейсовый автобус, а в сезон еще и катер «Ракета» по Неве.
Из окон дома открывался великолепный вид на Неву, медленно катящую темные воды в сторону Северной столицы. Река, лишенная здесь привычного питерцам и их гостям гранитного одеяния, представала в своем первозданном виде – с обрывистыми песчано-глинянными берегами, с деревянными сходами к пристаням, мостками и лодочными причалами. Со стороны Ладоги в город шли баржи, груженные песком и щебнем, строевым лесом; из города к острову Валаам направлялись круизные теплоходы, оглашающие берега громкой музыкой. В одном лице: река-работяга и курортно-туристская водная дорога.
– Красота, какая! – не уставала восхищаться Елена Владимировна. – И лес в двух шагах, и Нева, Ленинград рядом. А мы, дураки, в этой Азии противной столько лет сидели.
Саша не стала напоминать муле, что та, совсем недавно, была очень даже довольна «противной Азией». Ей самой здесь очень нравилось. Вот бы еще… Нет, не надо об этом! Сердечная боль пройдет со временем. Ведь время лечит.
Может быть и так. Но пока у Саши подступал ком к горлу и непроизвольно наворачивались слезы всякий раз, когда вспоминала Максима и недолгое, словно украденное, счастье близости с любимым.
2
Если ехать по Среднему проспекту от метро «Василеостровская» в сторону Гавани, то слева, между 19 и 20 линиями можно увидеть несколько помпезное здание дореволюционной постройки с массивным цоколем, колоннами, гранитной облицовкой и парадной двустворчатой дверью. Это и есть ВСЕГЕИ, бывший Геолком.
Саша чуть-чуть робела, первый раз входя в вестибюль Института. Здесь было много мрамора, бронзы, строгой и торжественной старины. Тут витал дух корифеев – «отцов-основателей» отечественной геологии. Здесь и сейчас, наверное, все сплошь академики да доктора наук – современные корифеи.
Парадное великолепие разбивалось при входе в боковой корпус, где, собственно, и располагалась большая часть рабочих помещений Института. Грубый советский новодел: бесконечно длинные унылые коридоры, выкрашенные серой, салатной или синей красками, ряды дверей по обеим сторонам, отсутствие окон, тусклый свет люминесцентных ламп. Сюда бы еще железные решетки – получился бы вылитый Владимирский централ.
Теперь Саша работала здесь, в самом престижном геологическом учреждении страны. Впрочем, в последние два-три года Институт, как и тысячи других, ему подобных, сильно обнищал. Но все еще держался на плаву, и даже имел возможность брать новых сотрудников (взамен ушедших в «свободное плавание по морю бизнеса»). Сашу взяли в отдел, курирующий Среднюю Азию.
– Вы дочка Владимира Яковлевича Вершинина? – спросила ее при знакомстве новая начальница. – Я его хорошо знаю.
Собственно, Саша и попала сюда по протекции отца.
Фамилия Сашиного покойного мужа тоже оказалась известна Евгении Николаевне.
– Ярошевская… Послушайте! Так это вы были женой Коли Ярошевского?
Евгения Николаевна заметно разволновалась, чем очень смутила Сашу.
– Да, я, – ответила она. – Вы были с ним знакомы?
Евгения Николаевна молча кивнула. В ее глазах блеснули слезы – не смогла сдержать. Если б эта девочка знала, какой ураган чувств вызвала в ее душе Сашина фамилия. Какие воспоминания нахлынули на нее! В один миг женщина заново пережила короткий, но бурный роман с молодым красавцем-геологом Ярошевским. И горечь расставания. И ту боль, поразившую прямо в сердце, когда узнала она о гибели Николая.
Ничего похожего на ревность не испытывала начальница к новой подчиненной, напротив – почти материнские чувства. Девочка, должно быть, только-только в школу пошла, когда у выпускницы геофака ЛГУ Жени Корзун вспыхнул и разгорелся роман с будущим мужем Саши. Сейчас Евгения Николаевна жалела свою «соперницу»: бедняжка стала вдовой в двадцать с небольшим лет.
До чего, все-таки, тесен мир. Как сложно переплетены людские судьбы. Могла ли помыслить страстно влюбленная молодая женщина, что когда-нибудь станет принимать на работу жену (теперь уже вдову), своего возлюбленного?
Чтобы как-то объяснить волнение и сгладить возникшую неловкость, Евгения Николаевна сказала:
– Извини, Саша, я… Мы с Колей были друзьями… Очень давно.
Саша сразу все поняла. И тоже не испытала ревности, а только удивление. И ей стало жаль женщину, которая, по-видимому, любила когда-то Николая. Получается – они почти подруги по несчастью.
– Видишь, Саша, – Евгения Николаевна решила перейти на «ты», – отчет. Тебе он знаком, наверное?
Она указала на толстенный том, лежащий на ее столе. Саша с одного взгляда узнала: это геологический отчет их партии, а первой среди списка авторов там стоит фамилия Ярошевский. Последний отчет Николая.
– Будем работать, – сказала новая Сашина начальница.
3
Питер переживал не самые лучшие времена. Городу вернули историческое имя, но не смогли вернуть былое величие.
Сейчас, как в семнадцатом году, здесь день-деньской шли митинги, собирающие толпы народа, но некому было навести элементарный порядок на замусоренных улицах. Политики раздавали щедрые посулы, стараясь привлечь на свою сторону людей, именуемых нынче электоратом, а власть в городе уже поделили бандитские группировки. «Братки» – коротко стриженные накаченные парни в кожанках-«косухах», разъезжали на «БМВ» – «боевых машинах вымогателей», собирали дань. Город приобрел сомнительную славу «криминальной столицы».
Петербургские страсти мало влияли на быт жителей поселка, в котором поселилась семья Вершининых. Время тут текло медленно, как вода в Неве. Странное полугородское-полусельское поселение жило своей, непонятной обитателям мегаполиса, жизнью. Во дворах многоэтажек бродили куры, в прудах утки плавали; некоторые даже коров держали. Сразу за поселком начинались выпасы, за ними – лес. Не реденький, как в Подмосковье, а настоящая северо-европейская тайга. По периметру поселка шли залитые водой карьеры, по-местному – рупасы. Часть их сплошь заросла камышом, мало-помалу превращаясь в болото. В других можно было купаться, ловить рыбу. До сих пор там не перевелись караси да щуки.
Сашиным родителям такой уклад – бальзам на сердце. Они сразу же завели козу, десяток курей. Муля поговаривала о покупке коровы, но не решалась, боялась – не справится. Пэпс, заядлый рыбак, свободное время на Неве пропадал, ловил окуней и плотву, а в сезон – корюшку. Летом в лесу ягод и грибов было – хоть косой коси, только успевай собирать-заготавливать.
Саше сельские радости, по большому счету, были до лампочки. Ее манил Петербург. Хотелось жить там, в «северной Пальмире». Ведь кончится, когда-нибудь, нынешний бардак, и Питер опять станет прекраснейшим на земле городом. В этом Саша не сомневалась. Она намеревалась снять здесь комнату, а со временем и свое жилье прикупить. Пока же, из-за ограниченных финансовых возможностей, вынуждена была каждый день мотаться на работу за, без малого, полсотни километров.
С деньгами постоянный был напряг. Прибавки к зарплате не могли угнаться за ценами. Каждый выживал, как мог. Ловчилы, «новые русские», делали деньги из ничего, из воздуха; их «доили» бандиты-рэкетиры. Те, в свою очередь, подкупали продажных чиновников, лезли во власть. Такая вот, «пищевая цепочка», а в ее основании – те, кто вынужден жить на зарплату, обычные трудяги. Такие, как Саша Ярошевская.
Жизнь в большом городе требует больших денег. На один только транспорт немалая часть зарплаты уходит. А нужно еще есть, одеваться, платить по счетам… Все учесть – голова кругом пойдет. А ведь женщина, да еще молодая, к тому же, незамужняя, должна выглядеть на все сто. Если она не полное мурло, конечно.
Уже четвертый год Вершинины жили на новом месте. Обвыклись. Даже к местному климату стали привыкать. Все трое в семье зарабатывали, но достаток был более чем скромный. Все проклятая инфляция сжирала. Да еще неожиданные расходы: то крыша потекла – срочный ремонт требуется, то зима на носу, а дров не запасли… Не простая была нынче жизнь, ох, не простая.
В Институте зарплату задерживали регулярно. Поговаривали о грядущем масштабном сокращении, о возможном перепрофилировании, вплоть до расформирования Института. Саша понимала: в списках на сокращение её фамилия будет в числе первых (не «своих» же увольнять).
Начальница опекала Сашу, всегда поддержать старалась. Однако, и ее положение (как и всего их отдела) было непрочным. В Министерстве могли рассудить так: раз Средняя Азия теперь чужая территория, заграница, то пусть там и оплачивают все работы; а нет, так и вовсе их свернуть. Теперь никто ни в чем не мог быть уверенным.
Обедала Саша обычно тем, что приносила из дома, иногда, по необходимости, в институтской столовой. Готовили там скверно, хотя и относительно недорого. Раз она сидела за столиком одна, к ней подошел малознакомый парень, вроде бы из институтских.
– Можно? – спросил он, и, не дожидаясь ответа, поставил свой поднос на стол.
Саша кивнула утвердительно, хоть ей это и не совсем понравилось: свободных столиков кругом сколько угодно, так какого лешего!
– Ты ведь из Средней Азии, да? – несколько развязанным тоном спросил парень, не приступив еще к трапезе.
Саша поморщилась.
– Да, а в чем дело?
Нахала нужно ставить на место сразу.
Но тот никак не отреагировал. Продолжил:
– Меня Артур зовут. А тебя Саша, да?
Саша глянула неодобрительно.
– Ну и что?
Непрошенный собеседник ухмыльнулся.
– Ты не подумай, ради бога, что я собираюсь за тобой приударить. Хотя ты мне нравишься…
Саше захотелось послать его.
– Послушай… – начала она сердито.
Артур сделал жест рукой, как бы заслоняясь.
– Нет-нет, ничего такого. Я же говорю: не собираюсь приударять. У меня чисто деловое предложение.
Сашу такой поворот совсем не устраивал. Какие могут быть у нее с ним дела! Решила выслушать из вежливости: все-таки работают они в одной конторе, неудобно просто взять и послать.
– Что за предложение?
– Мне камни нужны. Лазурит, в первую очередь. У вас там, я знаю, его много. Можешь организовать поставку?
– Как? Я уже три года там не живу, да и вообще…
– Как, как… Через знакомых. Знакомые геологи у тебя там остались? Или у бати твоего.
– У тебя что, на меня досье собрано? Откуда тебе известно, что отец у меня геолог? – сердито спросила Саша.
Артут ухмыльнулся.
– Слухами земля полнится. Наши дамы, в отделе, они любят всем кости перемывать, и все обо всех знают. Про тебя говорили, я услышал – заинтересовался.
– Хм. Понятно. А камни тебе зачем?
Артур молча полез в карман, достал пачку из-под сигарет, вытряхнул от туда пару изящных сережек густо-зеленого цвета. Саша взяла одну в руку, чтобы рассмотреть получше. По форме – половинка усеченного конуса сантиметра четыре длиной, петелька и крючок-подвеска из какого-то золотистого сплава. Похоже не заводское производство. Полированный камень приятный на ощупь – теплый.
– Нефрит, – определила Саша. – Ты сам их сделал?
– Сам, – ответил новый знакомый. – Нравятся? Это тебе – подарок. Возьми.
– Нет, что ты… Зачем. Не надо.
Саша положила сережку на место.
– Да я же без всякой задней мысли… От чистого сердца. Мне они ничего не стоили. Возьми, пожалуйста, – настаивал Артур.
Саша не стала пока возражать, решила выслушать парня, а уж потом делать выводы.
– Ты поешь нормально, – сказала она поднимаясь, – а потом поговорим. Я в вестибюле подожду.
Разговор продолжили возле экспоната из институтского музея – окаменелого ствола древнего папоротника.
– … Основная моя продукция – серьги. Нарасхват идут. Тем более, что цены не заламываю, только делаю поправку на инфляцию. Кроме серег еще изготовляю кулоны, кабошоны для перстней, ну и так, по мелочи, – рассказывал «каменных дел мастер».
– У тебя свое оборудование? – поинтересовалась Саша.
– Самодельный шлифовальный станок дома. Заготовки из камня мне тут, в нашей распиловочной пилят. Володя там есть такой. Он за бутылку все что хочешь распилит. В общем, технология, не ахти какая сложная. Я уже руку набил, за вечер десяток пар серег – как нефиг делать. Рынок сбыта у меня налажен. Главное – сырье. Потому и приглашаю тебя в компаньоны.
– А на каких условиях?
– Да условия простые, – ответил Артур. – Ты договариваешься со своими знакомыми, оплачиваешь им пересылку и сами камни, – они недорого у вас там стоят, я знаю, – на мне все остальное, выручка пополам. Камни: лазурит, оникс, желательно карлюкский, можно еще аметист, горный хрусталь, ну, а если бирюзу достанешь – навар обещаю, горя знать не будешь.
– А нефрит где берешь?
– Знакомые из Забайкалья присылают. Нефрит пока неплохо идет, но чувствую, надо расширять ассортимент. Так, как, согласна?
– Мне подумать надо. Все разузнать, – сказала Саша.
– Конечно, – согласился Артур. – Только не тяни. И в моих, и в твоих интересах поторопиться – на зарплату сейчас не проживешь.
И это была истинная правда.
4
Геологи любят коллекционировать камни. У самых заядлых собирателей минералов дома полки книжных шкафов и сервантов чуть ли не ломаются от тяжести камней, да еще обменный фонд по ящикам рассован. Сашины родители не были исключением: имели небольшую коллекцию. Обычный набор: горный хрусталь, аметист, просто кварц – друзы-щеточки, полировки оникса, агата, лазурита… Ничего такого, особо ценного. Правда, были два редких камушка: желваки бирюзы, каждый с грецкий орех размером.
Камни семья привезла с собой, но они большей частью пылились сейчас в чулане – места не хватало. Только самые эффектные украшали книжную полку в общей комнате.
Пэпс, на удивление, благосклонно отнесся к сообщению дочери, что та намеривается заняться коммерцией на паях с коллегой из Института. Он видел: Саша до сих пор не нашла себя. Может в этом деле ей повезет. Время сейчас сложное, нужно как-то его пережить. Он взял желвак бирюзы, что поменьше и с трещинкой, отдал Саше.
– Вот. Пусть пилит. Посмотрим, что получится.
Затем достал еще необработанный кусок породы с ярко-синим лазуритом и медово-полосатый мраморный оникс из Карлюкских пещер.
– Из этого таких серег не менее сотни должно получиться, – сказал он, взвешивая кусок оникса в руке.
Саша принесла образчики Артуру. Сначала выложила лазурит с ониксом.
– Из личных запасов.
– Отлично! – воскликнул компаньон, осматривая камни. – Кое-что мы с тобой на них заработаем. На хлеб с маслом хватит.
– А с этим? – спросила Саша, доставая из сумки «орешек» цвета морской воды у берегов Адриатики.
У Артура загорелись глаза. Он повертел камень в руках, подбросил на ладони.
– Здесь и на черную икру наберется. Карамазарская бирюза?
– Да, – подтвердила Саша. – Ты прямо спец по нашим таджикским камешкам.
– Обижаешь! Я и по уральским, и по украинским, с Волыни, и по всяким другим, – похвастался компаньон. – Значит так. Из бирюзы будем делать на заказ для готовых сережек и перстней, чтобы с размером не ошибиться. Кстати, предложи своим знакомым. Будут цену спрашивать, скажи: от десяти долларов и выше, вместе с работой, конечно.
– Я тоже хочу сережки с бирюзой! – воскликнула Саша. – Сделаешь? За работу вычтешь из моей доли.
У нее дома лежали без употребления золотые серьги со стекляшкой – имитацией топаза. Пэпс подарил ей на двадцатилетие. Вот, если заменить дурацкий желтый камешек бирюзой…
– Обижаешь! – опять вскричал Артур. – Стану я брать деньги с компаньона! Да еще с красивой девушки…
– Артур, перестань! Я рассержусь. У нас должны быть чисто деловые отношения.
– А друзьями мы разве не можем быть? – с хитрецой в голосе спросил компаньон.
Саша сдалась.
– Ладно, там видно будет.
Дело завертелось. Уже через неделю с небольшим Артур вручил Саше её долю: сто пятнадцать долларов.
– Лазурит неплохо идет, – сообщил он. – А вот твой заказ. Примерь. – Протянул на ладони готовые сережки.
Разговор, как обычно, происходил в боковом коридорчике, у окна. Саша полюбовалась обновленными и облагороженными серьгами, вдела их в уши, достала из сумки зеркальце.
– Класс!
– Тебе идет. Как раз под цвет глаз, – сделал комплимент Артур, заодно и свою работу похвалив.
– А ты льстец, – добродушно поддела компаньона Саша. – Глаза-то у меня серые.
– Ну и что. Серый хорошо с бирюзовым гармонирует. Да, ты не расслабляйся, хорошо? Добывай сырье – без него все встанет.
– Хорошо. Буду стараться. Ты и правда – мастер. И вообще, молодец.
Саша чмокнула Артура в щеку. Тот улыбнулся.
– За такое обращение я готов как вол пахать.
5
Саша привыкла иметь дело с «деревянными» деньгами, более заслуживающими называться бумажным хламом. Сотню долларов она вообще никогда в руках не держала. Деньги, полученные от Артура, казались ей огромными. В ближайшее воскресенье она съездила в город на рынок, купила хорошего парного мяса, колбасы «салями», фруктов. Там же подобрала себе обновы: красивое летнее платье и босоножки, набрала подарков муле, пэпсу и тете Ляле.
