Текст книги "Мы искали друг друга (СИ)"
Автор книги: Сергей Щипанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Сергей Валентинович Щипанов
Мы искали друг друга
Мы искали друг друга на улицах города,
В переулках ошибок блуждали не раз…
Л.Ошанин «Желтоглазая ночь»
Часть I
МАКСИМ И АЛЕКСАНДРА
Глава 1. Желтоглазая ночь
1
Максим Шведов был из породы невезучих – все шишки на него. Вот и в тот раз: вывезли их на сельхозработы, собирать хлопок – и на тебе. Со всего курса заразу эту, вирусный гепатит, подцепил один Макс.
Тогда еще не было таких мрачных болезней, как «ласковый убийца» импортный гепатит «Цэ». Люди недужили нормальным гепатитом «А», нашей отечественной болезнью Боткина. В инфекционной больнице, известной в народе под именем «Заразка», студента встретили как родного. Там привыкли: каждый год, по окончании хлопковой компании, некоторое количество студентов неизбежно попадает к ним с болезнью, в просторечии именуемой «желтухой».
Экзотическая внешность Макса, особенно глаза цвета спелого лимона (взглянув на них, прохожие на улице в ужасе шарахались в стороны), здесь никого не удивила. Без долгих разговоров желтоглазика сунули под душ, обрядили в больничное белье и уложили на кровать под капельницу.
Медицинская сестричка приклеила куском пластыря к руке Макса иглу, торчащую из вены, строго наказала не вставать, вышла. Так тоскливо стало Максу – впору завыть. Тоскливо и страшно. Угнетали голые, обшарпанные стены, грубые, как в армейской казарме, железные койки; пугали мертвенно-бледные, подернутые желтизной лица обитателей палаты – лики оживших покойников из фильма ужасов.
– А ничего у тебя видок, – подал голос один из «мертвяков» с соседней койки. – За китайца сойдешь.
Макс сердито покосился на насмешника. Тот улыбался приветливо, без тени издевки, и уже не выглядел монстром – нормальный парень, симпатичный даже, такие, наверное, бабам нравятся.
– Да и ты тоже, желтолицый брат, – отпарировал шутку Макс.
Сосед поднялся с кровати, подошел, протянул руку.
– Рудольф, можно Рудик.
– Максим, можно Макс.
Пожали руки, благо правая у Макса была свободна. Он невольно задержал взгляд на руке нового знакомого, точнее на его мизинце, чуть искривленном и комично оттопыривающимся в сторону. (Наверное, неправильно сросся после перелома).
– А это Рустик и Тоха, представил двух других сокоешников Рудик. Пацаны-таджики, игравшие на койке у окна в «подкидного», кивнули Максу. – Они из политехникума. Я из пединститута. А ты, служивый, откуда будешь?
– Универ, мехмат, – кратко ответил Макс.
Постепенно разговорились. Макса, разумеется, более всего интересовало, чем и как тут лечат, и долго ли придется «загорать» на этой койке. Рудик, на правах ветерана принялся просвещать новичка.
Унылая открылась перспектива: мало того, что Максу, при самом благоприятном стечении обстоятельств, предстояло провести здесь не менее трех недель на строжайшей диете, но и по выздоровлении предписывалось полгода воздерживаться от жареного, жирного, острого и, – боже упаси, – спиртного.
– Кефир, клистир, сортир, – подытожил Рудик. – Ну, а летом, если доживем, водка, лодка, молодка.
Максу сразу же захотелось, чтобы быстрее наступило лето. Не то что бы он был большим любителем выпивки и лодочных прогулок, просто сидеть полгода на кашах и кефире – весьма сомнительное удовольствие. Что же касается пессимистичного «если доживем», то Макс, со свойственной его возрасту самонадеянностью, исключал для себя возможность другого исхода.
2
Здешняя обстановка давила, особенно на новичков. В коридорах больницы вечно царил полумрак, – должно быть, экономили на электричестве, – и от того гляделись они и вовсе безрадостными. Усиливали тоску развешенные повсюду плакаты «Вирусный гепатит – опасное инфекционное заболевание». Какая, скажите на милость, нужда, напоминать об этом уже заразившимся людям? В туалете Макса охватывал страх при виде собственной мочи, окрасившейся в темно-коричневый цвет. Чувствовал он себя прескверно: беспокоила печень, отсутствовал аппетит, ощущалась разбитость во всем теле.
Зато «ветераны», из числа поступивших ранее, вовсе не производили впечатления несчастных и развлекались всеми доступными средствами: травили день-деньской анекдоты, подкалывали друг друга, перекидывались в картишки, заигрывали с молоденькими медсестрами и желтоглазо-желтолицыми девицами-пациентками: отделение было смешанным. Самым причудливым образом переплелись здесь уныние и праздность.
Палата Макса была четырехместной, но их уплотнили, внесли пятую койку, на которую поместили нового бедолагу – молодожена Вову. С этим парнем, студентом последнего курса химфака, судьба сыграла ту еще шутку: он умудрился попасть в больницу на третий день после свадьбы и теперь проводил здесь медовый месяц.
Каждый день Вову навещала молодая жена. Она жутко краснела под откровенно любопытными взглядами сокоешников мужа – тот вставал, несмотря на протесты супруги, и шел с ней во двор, где они подолгу сидели на лавочке, держась за руки. Вова возвращался в палату хмурым, молчал, не отзывался на непристойные шуточки и советы, сыпавшиеся со всех сторон.
В беседах студентов преобладала «женская тема». О чем бы ни начинался разговор, в итоге он всегда сводился к бабам. Главным экспертом по сексуальным проблемам выступал Рудик. Он был избалован женщинами.
– Нас всего двое мужиков на курсе, – похвалялся Рудик, – и тридцать баб.
Однокурсницы проведывали его, чуть не ежедневно, то по одиночке, то целыми делегациями, но Рудику, видимо, этого было мало – он и в больнице не пропускал ни одной юбки, даже к строгой старшей медсестре Тамаре подбивал клинья. Когда дежурила Тамара, умолкали все любители громко поболтать после отбоя, только в палате Максима позволяли себе продолжать разговоры и смешки. Рудик шутками-прибаутками отводил гнев медсестры – та просила хотя бы не мешать соседям.
А еще у Рудика была мечта. Огромная, как океан. И столь же недоступная. Раз, укладываясь спать, Рудик поведал сокоешникам:
– Знаете, о чем я мечтаю больше всего, мужики? Негритянку трахнуть… Эх! Во сне даже вижу.
И столько неподдельной страстности было в его голосе, что всем обитателям палаты стало ясно: это не блажь пресытившегося донжуана, а настоящая Большая Мечта. У каждого, как известно, свое хобби; иными словами, каждый сходит с ума по-своему.
– Назвать тебя, Рудик сексуальным психопатом – это слишком мягко будет сказано. Ты маньяк, – поставил сокоешнику диагноз Вова.
– Молчи ты, жертва доктора Боткина, молодожен-неудачник. Не зря говорят: ранний брак морально кастрирует мужчину. Ты – смирный домашний ослик. Я – вольный скакун, дикий мустанг!
– Скачи, скачи, жеребчик. Смотри только, как бы не поймать тебе приключений на детородный орган. Будешь в венерической больнице лечиться от какой-нибудь птичьей болезни, типа «три пера»…
Видать «достали» Вову постоянные подколки, вот и решил он пустить в ход против насмешника его же оружие.
Слушая перебранку сокоешников, Макс думал о своем. Ему, как всегда, не везло. Даже Ирина, его пассия не появилась ни разу. Ну, вышла между ними размолвка, и отношениям их, скорее всего, пришел конец – могла б, хоть приличия ради, навестить болящего.
А лечили здесь простыми, но достаточно эффективными средствами: во-первых, само собою, диета: жиденькая кашка утром и вечером, в обед жиденький супчик и паровая котлетка; во-вторых, капельница – по литру глюкозы за один прием; в-третьих, о, только не это! – ежедневная очистительная клизма. Как говориться, чтобы служба медом не казалась.
3
Был пик разгулявшейся заразы – мест в палатах не хватало, койки ставили прямо в коридорах.
Макс за неделю, проведенную в больнице, пообвыкся, да и чувствовал себя куда как лучше. Клизму, – о, радость! – ему отменили; правда, капельницу оставили.
Самая большая больничная проблема – убить время. Доступные развлечения, книги, карты, анекдоты решают эту задачу лишь отчасти; все равно, времени остается вагон и тележка. А молодая кровь, даже подпорченная инфекцией, бурлит. И желтенькие мордашки соседок по «боткинскому» корпусу не пугают вовсе, а напротив, кажутся очень даже миленькими. А тут еще погода установилась, – хотя по календарю шла последняя декада осени, – на дворе бабье лето. В прозрачной синеве летали белые паутины, сизые дымки поднимались от куч с сжигаемыми листьями. Усидеть в палате уже не было никакой возможности. Пациенты «Заразки» большую часть времени старались проводить во дворе, наслаждаясь нежарким ласковым солнцем. По вечерам на крыльце собиралась теплая компания; тихонько пели про «желтоглазую ночь» под бог знает где раздобытую гитару. Песня Петреките стала здесь настоящим хитом.
В том, что именно в больнице Макс повстречал Александру, ничего удивительного не было. Где бы еще он, безнадежный неудачник, мог познакомиться с такой девушкой? Ее Макс заприметил в первые дни больничного заточения, но тогда было не до знакомств. Какие, к дьяволу, девушки, когда тебя ведут на промывание кишечника! Потом кладут в койку – постельный, блин, режим, и закачивают через капельницу литр глюкозы. Словно мимолетное виденье (это определение Макс сам придумал, причем тут Пушкин), – явилась ему хрупкая, сотканная из лунного света (Макс никогда не писал стихов, но теперь на ум приходили именно такие сравнения) девушка. Серый больничный халат и цыплячья желтизна худенького личика не смогли умалить в глазах студента ее неземной красоты. Эх, молодость, молодость…
Они прогуливались под руку во дворе – две серые мышки, подруги по несчастью. Макс мучительно выдумывал предлог для начала разговора, но на ум ничего не шло, и он стоял, ковыряя носком туфли трещину в асфальте. Выручил Рудик, как нельзя более кстати, оказавшийся поблизости.
– Что, Макс, хочешь к тем красоткам подкатиться?
От его проницательного взора ничего укрыться не могло.
– Давай вместе. Которая твоя, слева? Нет, мне та, что слева, а тебе правая, идет? Пошли!
– Да подожди, ты! – слегка опешил Макс от напористости этого волокиты.
– Чего ждать… Э-э, вижу – толку от тебя… Ладно, стой здесь, я сейчас.
Легкой уверенной походкой направился Рудик к незнакомкам. Через пару минут он уже энергично с ними беседовал и махал рукой Максу – давай, сюда!
– Мой друг, Максим, – представил Рудик сокоешника. – Познакомься Макс – это Таня, а это – Саша. Макс у нас математик и, к тому же, большой специалист по юридическим наукам: на днях получил за курсовую по уголовному праву четверку.
Рудик намекал на выполненную Максом, за Тамариного жениха, юриста-заочника, курсовую работу. Студент отбрыкивался, как мог, – он же на мехмате, а не на юрфаке учится, – но Тамара уговорила. Она принесла программку и кучу книг по уголовному праву – Макс как проклятый корпел над курсовой для балбеса-юриста. Получилось. Тамара рассказала, что жениху за работу поставили четыре балла. Чудеса, да и только!
Новые знакомые были явно озадачены. Таня глянула на Макса лукаво, поинтересовалась:
– Это как? Юрист-математик, что ли?
– По совместительству, – не давая раскрыть приятелю рта, тараторил Рудик. – Он вам все потом объяснит. Девочки, давайте прогуляемся. Погода какая стоит, а! Ташкент! Я вам одно место покажу – райский уголок.
Девушки переглянулись и прыснули – балаболку Рудика невозможно было принимать всерьез, чем, нередко, пользовался коварный соблазнитель, исподволь затягивая в сети потерявшую бдительность жертву.
– Райские сады здесь, в «Заразке»? О-очень любопытно! Давайте посмотрим, – согласилась за обеих Таня. Мнением Макса, похоже, вообще никто не интересовался.
Рудик повел компанию в глубь обширного больничного двора. Рот у него не закрывался: тары-бары, где живем, учимся; какой факультет, курс… Рудик ненавязчиво, с обычными своими шуточками, расспросил девушек. Татьяна оказалась студенткой третьего курса иняза, Саша – второго, геофака.
– Будущий геолог? – удивился Рудик.
– А что, не похожа?
Макс тоже был поражен: такая хрупкая девушка, и вдруг – геолог. Не важно, что будущий. В представлении Макса люди этой профессии, все как один, здоровые бородатые мужики.
В «тандеме» девушек Татьяна явно была ведущей. Бойкая, из тех, что за словом в карман не лезут, она и внешне, пожалуй, выигрывала у Саши. По идее Макс должен бы «запасть» на Таню – так ведь сердцу не прикажешь…
«Райский уголок» оказался просто скамейкой, стоящей в стороне от аллеи, за раскидистым карагачем. Здесь и впрямь было красиво, – вокруг кусты шиповника, усеянные подсохшими ярко-оранжевыми ягодами, – даже странно, что место оказалось не занятым.
Рудик, жестом радушного хозяина предложил присаживаться: «Ну, вот, прошу», и уселся сам. Он умолк, видимо выдохся. Сразу же повисла долгая пауза.
– Максим, – сказала, наконец, Таня, – поясните нам, пожалуйста, как это вы совмещаете юриспруденцию с математикой.
– Как ужа с ежом, – ответил Макс, довольный, что и ему дали слово. – Если их скрестить, получится метр колючей проволоки.
Все рассмеялись. Неважно, что шутка не новая, главное к месту.
– Ну, а все-таки, – продолжала допытываться Татьяна, – про четверку за курсовую – это правда?
Пришлось Максу поведать о том, как помог Тамариному милиционеру ликвидировать «хвост». Рассказ произвел впечатление.
– Вот какие дубы, оказывается, на юридическом, ха-ха! – расхохоталась Татьяна. – А мне говорили, там конкурс двадцать человек на место.
– Жених Тамары на заочном. Он в милиции работает, их, наверное, без конкурса берут.
Саша то ли решила подколоть Макса, то ли похвалила:
– Вы прямо Шерлок Холмс. Тот тоже и юрист, и скрипач и химией, кажется, занимался.
– Скорее уж профессор Мориарти, – уточнил всезнайка Рудик, – он у них был математиком, вроде бы. Да, кстати, перестаньте нам «выкать». Переходим на «ты»!
– Выпьем на брудершафт?
Рудик состроил кислую мину:
– Не трави душу, Танечка. Крепче газировки в ближайшие полгода нам ничего не светит. Выдумал товарищ Боткин болезнь на нашу голову.
– Ну, конечно, Боткин им виноват! Так вам и надо – меньше будете бормотухи жрать.
– Нам так и надо, а вам?
Рудику и Татьяне, как видно, доставляло удовольствие пикироваться.
– Меня выпивка не колышет. А вот как я без блинчиков буду! Мне мама по утрам всегда блинчики печет, – капризно протянула Таня.
– С маслицем или со сметанкой предпочитаете? – съехидничал Рудик. – А может, лучше шашлычок, или цыпленка-табака? Под водочку-с.
Стало ясно, что подошло время обеда.
С девушками приятели расстались возле бокса – небольшой, на два места, пристройке с выходом во двор.
– Во, кучеряво живут! – восхитился Рудик. У него явно созрел дерзкий план. – Макс, нам, кажется, повезло! Ты просек? Мы же можем там…. По очереди.
Макс покачал головой.
– Как ты это себе представляешь?
– Не боись. Все продуманно. Один вечер вы с Сашей гуляете во дворе, другой – мы. Ты ведь на Сашу, глаз положил? Но… я не настаиваю – бери, если хочешь, Татьяну… Нет, не хочешь?
Макса покоробил столь откровенный цинизм. Он, конечно не ханжа, однако… А вот ловеласу Рудику, похоже, было все равно, где и за кем волочиться. Тот не видел особой разницы между инфекционной больницей и курортным пансионатом, в котором соседи по номеру договариваются о графике любовных свиданий.
– А если зайдет кто?
Макс пытался отговорить приятеля от явной авантюры.
– Если, если…. Что ты заранее усложняешь. Никто вечером туда не заходит. Ну, можно придумать, как дверь запереть… Макс, не желаешь сам – не надо, ты только Сашу вытащи погулять.
4
После ужина, когда сгущаются романтические сумерки, зажигаются фонари и на окна ложатся дырчатые тени от деревьев с еще не полностью облетевшей листвой, жизнь в корпусах «Заразки» замирает. В это пограничное время пациенты острее переживают разлуку с родным домом, наиболее чувствительные шмыгают носами, отворачиваются к стене или считают на потолке трещины. Разговаривать никто не хочет, читать или резаться в карты тоже. Так проходит час. И… жизнь берет свое: начинается движение, кто-то, в двадцатый раз, вспоминает любимую хохмочку, остальные подхватывают – пошло-поехало!
Рудик чуть не за шиворот вытащил Мака из палаты:
– Проводим разведку боем!
Вздыхая и чувствуя себя вызванным к доске двоечником, Максим покорно поплелся за приятелем.
– Посидим с часик у них, а там по обстановке…. Если все на мази будет, я тебе подам знак – предложишь Саше прогуляться, ну и…
– Они же всегда вместе гуляют, – возразил Макс.
Рудик отмахнулся:
– Ты думаешь, они друг другу не надоели еще? За столько дней.
Максим не нашелся, что ответить. Ему ужасно не хотелось выглядеть недотепой в глазах Рудика, но вот так, сходу…
– Ты решил, что я сразу в койку ее потащу? – Рудик усмехнулся. – Это не тот контингент. Тут время нужно… Думаю, двух дней хватит.
В боксе было уютно. Даже спрессованный запах карболки, которым за долгие годы пропитались здешние стены, в сочетании с ароматом яблок (больничные палаты всегда пахнут карболкой и почему-то яблоками) не портил впечатления. Вероятно, дело тут было не столько в самом помещении, сколько в его обитательницах.
Они сидели тет-а-тет, на своих кроватях: яркая блондинка Татьяна и шатенка Саша – не столь эффектная, но… Да, чего там! В любой женщине есть нечто, а в девятнадцать лет – тем более. У каждой на подушке лежала раскрытая книга, переплетом вверх. Макс машинально отметил, что читают их новые знакомые: «Отель. Аэропорт» Хейли у Тани, «Скажи смерти нет» Кьюсак – у Саши. Название второй книги и фамилия автора Максу ни о чем не говорили.
– Привет, привет! Вы нас не ждали, а мы вот они! – в обычной своей манере тараторил Рудик, по-хозяйски оглядывая помещение. – Грандотель! Макс, почему нас с тобой в сарае держат, а другим – такие хоромы?
– Заходите, присаживайтесь, – пригласила приятелей Татьяна. – Хоромы, конечно, царские. Наверное, мы с Сэнди особенно заразные, вот нас и изолировали. Не боитесь?
– Зараза к заразе не пристанет, – ответил Рудик и плюхнулся рядом с Таней. – Макс, ты чего как не родной! Садись!
– Садитесь, Максим, – сказала Саша, пододвигаясь к краю.
– Мы же договорились, никаких «выканий», – укорил ее Рудик.
За подругу ответила Татьяна:
– Тогда придется выпить на брудершафт.
Она достала из тумбочки двухлитровую банку абрикосового сока:
– Вот!
– О, если не ошибаюсь – это бургонское урожая тысяча восемьсот… дремучего года! – дурашливо воскликнул Рудик.
– Что Вы, сударь! Станем мы предлагать Вашей милости такую дрянь! – сразу же включилась в игру Татьяна. – Как Вы могли о нас так плохо подумать! Это гораздо лучшее вино: бордо одна тысяча… Его подавали еще к столу самого Луи… забыла только порядковый номер монарха.
Все дружно расхохотались. Стараниями Рудика и Татьяны в больничной палате воцарилась атмосфера студенческой вечеринки. Сок из граненых стаканов выпили по всем правилам брудершафта. Сначала Таня с Рудиком стоя переплели руки и отхлебнули «королевского вина», скрепив узы дружбы символическим поцелуем. При этом, Татьяна попыталась подставить щечку, но настырный Рудик, все же чмокнул ее в губы.
Поднялись и Максим с Сашей. Макс от волнения едва не расплескал сок. Девушка почти касалась щекой его щеки, он ощутил горячее дыхание на своей шее, а когда она повернулась для поцелуя, неловко, с размаху ткнулся губами в кончик ее носа.
Процедуру повторили, поменявшись партнерами.
Рудик был в ударе: сыпал остротами, над которыми первый и хохотал. Макс старался не отставать. Невероятно, но, не употребив и капли спиртного, студент опьянел. Да и вся компания тоже. Молодые люди, которых инфекция загнала в «чумной барак», не поддались, бросили вызов болезни, издевались над заразой. Она перекрасила их, да, но «играть по ее правилам» – вот уж, фиг!
В самый разгар веселья за дверью, выходящей в коридор (у бокса было две двери), послышалось шарканье швабры и недовольное бормотание «технички».
– Сейчас здесь будут полы мыть, – объявила Татьяна, поднимаясь. – Давайте выметаться.
Оказавшись на дворе, Макс не заметил, как исчезли Рудик и Таня.
Они с Сашей стояли под фонарем, и Макс впервые, наверное, внимательно рассмотрел девушку. В его представлении, хотя студент и был убежденным атеистом, именно так должны выглядеть ангелы: хрупкость, эфемерность, какая-то «нездешность» – она была явно чужой в этом грубом, приземленном мире…
Макс начал опять мыслить поэтическими категориями. Определенно от вынужденного безделья у студента стали мозги набекрень.
– Что, страшная я, да? – спросила Саша, невольно поежившись под пристальным взглядом.
– Нет, нет, – забормотал кавалер-неумеха. – Ты такая…
Он чуть было не брякнул, что ей идет едва заметная желтизна; вовремя спохватился и, неожиданно для себя, выдал:
Наконец-то мы вместе, и вечер обрадован,
И тоска расплелась, и печали – на слом.
Саша сразу даже и не поняла, что Макс цитирует «Желтоглазую ночь»; а он продолжил:
Желтоглазая ночь, ты за мной не подглядывай,
Обними и укрой нас мохнатым крылом.
Они смотрели друг на друга, отчего-то растерянные и смущенные, не понимая еще, что прямо сейчас между ними возник тот, особого рода невидимый и неосязаемый контакт, о котором говорят: заставляет сердца стучать в унисон. Замешательство длилось всего мгновение. Девушка вздохнула и улыбнулась печально.
– Наверное, эту песню про нас сочинили, про желтоглазиков.
Максу опять сделалось ужасно неловко: поведал о своих чувствах чужими стихами. Чтобы побороть смущение решил сменить тему.
– Саша, а что у тебя за книга? Кью…
– Макс, ты называй меня Сэнди, или Алекс, хорошо?.. Так меня друзья зовут. А книга Димфны Кьюсак, австралийки. Тоже про нас. Почти. Молодая девушка болеет туберкулезом; ее парень, он только с войны вернулся, пытается ее спасти, но… Я второй раз перечитываю и реву, честное слово. – Она вдруг нахмурилась. – Надоело! Кругом о болезнях. Не хочу! Меня даже родители не смогли заставить в мединститут поступать.
– Родители?
– Да. Они оба геологи у меня. По горам мотаются. Ну, муля в последние годы не ездит, а пэпс – постоянно.
Увидев непонимающий взгляд Макса, она уточнила:
– Это я так маму с папой называю. Они меня отговаривали на геофак поступать. Заявили: должен быть хоть один нормальный человек в семье. Сестра Галка тоже геолог.
– А ты?
– Ни в какую. Вы меня сами приучили, говорю, каждое лето я с вами в горах, так что теперь не жалуйтесь.
Разговорились. Преодолев дурацкую застенчивость, Макс оживленно болтал, в основном о пустяках, рассказал о несчастном молодожене Вове. Саша пожалела новобрачную, оставшуюся без супруга в медовый месяц.
– Ну, ей проще. Она дома, – возразил Макс.
– Ты думаешь? По-моему, ужасно, когда болеет кто-то из близких. Уж лучше самой… Опять мы про эту заразу, проклятую! Не смей напоминать мне о болезнях.
– Хорошо, не буду, – пообещал студент, а про себя подумал: «А куда от них денешься. Здесь, в „Заразке“».
За разговорами время летело незаметно.
– Макс! Ты представляешь, что будет, если нас кто-нибудь из медперсонала хватится? – взглянув на часы, воскликнула девушка. – Мы же злостно режим нарушаем.
Макс пробовал уговорить Сашу не спешить, но тщетно.
– Я совсем замерзла. Не хватает еще простудиться тут.
Пришлось подчиниться.
В окнах бокса горел яркий свет. Это был условный знак, означающий: «можно», темные окна сигнализировали бы просьбу «не мешать».
Прощаясь, Макс обнял, было, Сашу, но та не позволила, отстранилась.
– Не надо.
А затем сама коснулась губами его губ.
Словно перышком провела.
5
Утром, выйдя из «умывальной», Макс лоб в лоб столкнулся с Татьяной.
– Привет! – похоже, обрадовалась встрече новая знакомая.
– Здравствуй.
Таня, в сравнение с подругой, излучала здоровье. Кожа лица чистая, белая, без признаков желтухи, только в уголках глаз легкая желтизна. Если Александра почти невесомая, субтильная, то Татьяна, напротив, крепкая, цветущая – олицетворение грубой чувственности.
– Куда вы вчера сбежали? – спросила девушка, придвинувшись, будто ненароком, к Максу вплотную, почти прижав его к стене.
– Мы? – Максим сконфузился, оказавшись в опасной близости от ее груди, полноту и упругость которой не смогло скрыть даже убогое больничное одеяние.
– Да, ты и Сэнди.
Ее явно забавляла растерянность студента. Макс увидел идущую в их сторону по коридору Сашу и совсем стушевался. Он постарался отодвинуться от напиравшей девицы и изобразил подобие улыбки. Саша прошла мимо, сделав вид, что не замечает ухажера, оказавшегося почти в объятиях подруги. Татьяна проводила ее глазами и плотоядно ухмыльнулась.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Никуда мы не сбегали, прогуливались по аллее. А вот куда вы делись?
– Ха! Лично я одна в палате сидела. Рудик тоже испарился куда-то. – Таня наконец-то выпустила свою жертву. – Ладно. Хоть это и свинство, с вашей стороны – оставлять бедную девушку одну…
«Чего на нее нашло, – размышлял студент, направляясь в свою палату. – А Рудик? Куда он-то сбежал?». Накануне, вернувшись с прогулки, Макс застал приятеля уже спящим, чему очень удивился. Утром Рудик на все вопросы отвечал в обычной своей манере, и понять шутит он или нет, не было никакой возможности.
После завтрака в «Заразке» врачебный обход. Врач Людмила Яковлевна прощупывает печени у своих подопечных, смотрит склеры глаз, язык и выслушивает один и тот же вопрос:
– Ну, когда уже выпишите?
– Володя, деточка, ты же знаешь, минимальный срок двадцать один день. Потом все будет от анализов зависеть.
Каждого она называет по имени, для каждого найдется доброе слово, но суть одна: три недели минимум, потом – по обстоятельствам. Редко кому удается выйти, отбыв положенный срок, обычно два – три дня, но добавят.
Закончив с медицинской частью, врач перешла к пункту «разное».
– Шведов и Шехтман, на вас опять жаловались! Почему нарушаете режим? Отбой в десять ноль-ноль, потом хождения не допускаются.
– И в туалет? – прикинулся дурачком Макс.
– Максим, – укоризненно покачала головой Людмила Яковлевна, – ты прекрасно знаешь, что я имею в виду: не разрешается выходить на улицу… и по чужим палатам шастать, тоже.
– Людмила Яковлевна, – попытался оправдаться Рудик, – мы просто подышать свежим воздухом выходили. Душно здесь.
– А, с тобой, Рудольф, особый разговор. На тебя уже из соседних корпусов жалуются. Ты зачем во второй заходил? Там с дизентерией лежат. Тебе мало одной болезни? В общем, смотри – будешь у меня еще месяц валяться!
Устроив нарушителям разнос и выслушав заверения «больше не будем», врач ушла.
После обхода Рудик уселся играть в нарды. Он, похоже, и думать забыл о сердечных делах.
– Ты куда слинял вчера? Татьяна пожаловалась, что оставил ее одну.
Максим решил выпытать у приятеля правду.
– Куда, куда… Техничка-кайфоломщица. Только мы зашли в палату – заглядывает! Ну, все, думаю, теперь пасти будет. Взял и ушел, по-английски… А, да ладно. Все равно меня через два дня должны выписать.
В палату заглянул незнакомый парень в очках.
– Шведов, есть такой? Там к тебе пришли.
«Родители, наверное, – подумал Макс. – Странно, мать вчера была». Он накинул теплый халат, вышел во двор и был, неприятно удивлен – это оказалась Ирина.
– Здравствуй. Все собиралась зайти к тебе, да как-то не получалось.
«Долго же ты собиралась», – раздраженно подумал Макс, а вслух сказал:
– Да чего там. Могла бы и не торопиться, меня уже выпишут скоро.
– Не сердись, Макс. У меня, правда, ни минуты свободной не было.
Видя, что просто так от бывшей подруги ему не отделаться, Макс, скрепя сердце, повел ее по аллее, ведущей к больничным воротам. Больше всего ему не хотелось, чтобы Саша увидела их вместе.
Ирина сразу выложила ворох институтских новостей, затем принялась расспрашивать Макса о здоровье. Он отвечал рассеянно, мечтая выпроводить ее поскорее. Но Ирина, остановившись возле свободной скамейки, попросила:
– Давай посидим немного.
Сидел Макс как на тлеющих углях, поглядывая то в сторону ворот, то на больничный корпус.
Ну, так и есть! Она шла сюда! Саша была не одна, а под руку с какой-то женщиной, видимо, «мулей» – нынче был день сюрпризов и визитов, однозначно. Студенту осталось лишь выругаться про себя, сетуя на обычную невезучесть. Поравнявшись с ними, Саша бросила взор на Макса, затем на Ирину и отвернулась. Ирина моментально перехватила ее взгляд.
– Это твоя знакомая? – спросила она с едва уловимым оттенком досады.
Макс не ответил. Ирина взяла его за руку.
– Перестань сердиться…
– Ты не боишься? Моя болезнь заразная.
– Ну и что. Вон, эти тоже не боятся.
Она показала глазами на лавочку, где сидели, обнявшись, Вова и его молодая супруга.
– Ей положено, – сухо ответил Макс. – Она его жена.
– А-а, – протянула Ирина, – ясно. А мне, значит, не положено. Ладно, Макс, поправляйся. Пойду.
К вечеру резко похолодало. Зашумело, закапало. Потом повалил снег.
В коридоре Максим встретил Татьяну.
– А нас выперли из бокса! В общую палату, – пожаловалась Таня. – Техничка, стерва, настучала, что мы, якобы, чуть ли не бардаки устраиваем, представляешь!
Макс сочувствующе кивнул. Замялся. Попросить, чтобы позвала подругу? Неловко, как-то. Татьяна сама все поняла.
– Хочешь, чтобы Сэнди позвала? Сейчас.
Саша появилась не сразу. Макс весь измаялся, ожидаючи в коридоре.
– Здравствуй, – равнодушно ответила девушка на его приветствие. – Ты что-то хотел?
– Я…так просто…Соскучился.
– Ну, если у тебя ко мне нет ничего, я пойду.
– Подожди, – Макс попытался удержать ее.
– У меня голова болит, Максим. Пойду, лягу.
6
Прошло три томительных дня. Макс весь извелся.
Дурацкое недоразумение, глупое стечение обстоятельств создало тупиковую ситуацию. Саша его отшила, теперь самолюбие не позволяло Максу навязываться.
Макс сидел в палате затворником, выходил только в столовую; и то сказать – погода не располагала к прогулкам.
Двух пацанов, Тоху и Рустика выписали, их места заняли угрюмые немолодые мужики. Настала очередь Рудика. Переодевшись в цивильное, тот сделался сразу чужим, неуместным в больничной палате. Похлопав приятеля по плечу, сказал:
– Не унывай, Макс. Прорвемся. Кланяйся нашим приятельницам, – и, обращаясь к остальным, – Пока, болезные! Поправляйтесь.
Макс с тоской глядел в окно на засыпанные снегом кусты.
«Будь, что будет. Поговорю с ней», – решил воздыхатель. Сидеть, занимаясь самокопанием, было уже невмоготу.
Толстая растрепанная тетка из женской палаты переспросила:
– Александра? Это которая, светленькая, что ли? Сейчас позову.
Вместо Саши к нему вышла Татьяна. Похоже, и она пребывала в скверном настроении.
– А, Макс, привет. Саши нет: выписали сегодня.
– Как, – изумился студент, – у нее же…
– Вот так! Анализы у нее в порядке, а мне написали черте что: свертываемость крови пониженная…. Свинство! На неопределенный срок задержали.
Макс стоял, как мешком ушибленный. Такого удара судьбы даже он, хронический неудачник, не мог предвидеть.
