Текст книги "«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России"
Автор книги: Сергей Татаринов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
Глава 6. Декабрь 1915: Японский транзит
3 января 1916 г. жители далекого от войны Владивостока могли наблюдать впечатляющую картину. В бухту Золотой Рог входили два военных корабля. Ветераны флота, среди которых было немало участников недавней русско-японской войны, безошибочно определили: японские. А кое-кто даже вспомнил их названия – «Токива»[416]416
Броненосный крейсер 1-го класса «Токива» («Вечнозеленый») типа «Асахи» заложен в 1897 г. в Великобритании. Принимал участие в русско-японской войне 1904–1905 гг. в составе 2-й эскадры японского Императорского флота. В августе 1914 г. в составе 2-й эскадры адмирала Хирохару Като участвовал в блокаде германской колонии Циндао. В октябре 1914 г. в составе японско-английской эскадры искал германские рейдеры в Индийском океане. В 1917 г. нес патрульную службу на Гавайях.
[Закрыть] и «Титосэ»[417]417
«Титосэ» (известен также как «Читозе»/«Читосэ») – бронепалубный крейсер, построен в США за счет средств, полученных по контрибуции от Китая, и спущен на воду в Сан-Франциско в 1898 г. Примечательно, что момент спуска лично снял на кинопленку знаменитый американский инженер-изобретатель Томас Эдисон. Как заявил на церемонии японский консул, почему-то в чине генерала, в переводе название корабля значит «Тысяча лет мира». За основу проекта взят тип крейсеров «Такасаго», которые строились по заказу аргентинского флота в Великобритании. Один из двух крейсеров типа «Касуга», построенных по второй чрезвычайной программе пополнения флота 1896 г. Водоизмещение 4,7 тыс. т. Длина 115 м. Принимал активное участие в русско-японской войне, в частности, был флагманским кораблем при первом внезапном нападении на русскую эскадру в Порт-Артуре 8–9 февраля 1904 г., положившем начало полномасштабной войне. Обстреливал русские крейсеры «Аскольд» (крейсер 1-го ранга) и «Новик» (крейсер 2-го ранга). 25 февраля в другом бою его команда смогла уничтожить русский миноносец. Во время боя в Желтом море 10 августа 1904 г. при прорыве русской эскадры во Владивосток участвовал в нападении на «Новик», который ему все же удалось потопить при преследовании. После расстрела им выбросившегося на мель «Новика» часть уцелевших членов экипажа последнего присоединились к русскому гарнизону на берегу и участвовала в дальнейшем в партизанских действиях против японского десанта на о. Сахалин. Большинство – эвакуировалось во Владивосток, не пожелав воевать в пехоте. Также с крейсера были сняты два 120-мм орудия для действий в береговой обороне. Японцы в итоге подняли «Новик», отремонтировали и ввели в состав Императорского флота. В ходе Цусимского сражения, где «Титосэ» вновь выступал в роли флагмана, его команде удалось нанести определенный ущерб российским кораблям, повредив крейсер «Изумруд» и, по утверждениям японских историков, потопив один миноносец. Также он вел бой против крейсера «Аврора». С началом Первой мировой войны занимался патрулированием между Сингапуром и Борнео (Калимантан).
[Закрыть].
– А, опять «собачки» пожаловали, – раздраженно пробурчал какой-то ветеран, в сердцах сплюнул, повернулся и зашагал прочь от берега, заметно прихрамывая.
Зеваки помоложе переглянулись: почему «собачки»-то? Им было невдомек, что так защитники и жители Порт-Артура прозвали крейсеры «Титосэ» и «Касуга»[418]418
«Касуга» – японский броненосный крейсер 1-го класса, головной корабль своего типа, участник русско-японской войны (см. примеч. 5 к гл. 7). Крейсеры «Касуга» и «Ниссин» (оба водоизмещением по 7 628 т) были заложены весной 1902 г. на верфи Ансальдо в г. Сестри-Поненте недалеко от Генуи. Первоначально предназначались для аргентинского флота и носили имена «Митра» и «Рока», весной 1903 г. их переименовали в «Бернардино Ривадавия» и «Мариано Морено». Однако, пока они строились, Аргентине и Чили удалось уладить конфликт, и договор предусматривал сокращение числа новых боевых кораблей. К тому моменту на воду уже были спущены строившиеся в Англии броненосные суда для чилийского флота «Конститусьон» и «Либертад». В итоге на рынке сразу оказались как минимум четыре боевых корабля, которые срочно требовалось продать. Арбитрами в этом деле выступали англичане, а покупателей бросились искать как аргентинские дипломаты, так и итальянские судостроители, и даже адмиралы. Конечно же, не обошлось и без России: к сделке незамедлительно подключился банкирский дом Ротшильдов, который и предложил ей купить суда. Итальянцы пытались сделать всяческую рекламу своим изделиям, подчеркивая, что корабли очень современные, развивают ход до 18–20 узлов, имеют мощное вооружение и хорошо бронированы. Однако российское морское ведомство отказалось их приобретать, исходя из указания императора строить флот на собственных верфях. Японцы же шли на все, чтобы усилить свои ВМС, готовясь к войне с Россией, и в декабре 1903 г. Токио купил крейсеры, получившие теперь названия «Касуга» и «Ниссин». Интересно, что «Касугу» Япония перекупила на частный кредит американского банкира Джекоба Шиффа (см. примеч. 57 к гл. 19). Уже в январе 1904 г. они спешно покинули Геную, имея на борту сборную команду из англичан и итальянцев-механиков под командованием британских офицеров Д. Ф. Ли («Касуга») и Х. Пейнтера («Ниссин»). Русские крейсеры, находившиеся в Средиземном море, могли легко перехватить эти небоеспособные суда и потопить их. Но никто из русских адмиралов даже не почесался. 16 февраля 1904 г., т. е. уже после начала войны, «Касуга» и «Ниссин» прибыли в Йокосуку, а уже в начале апреля вышли к Порт-Артуру для прикрытия постановки морских мин. 10 августа 1904 г. в составе японского Объединенного флота приняли участие в сражении с русской эскадрой, пытавшейся прорваться из блокированного Порт-Артура во Владивосток, в Желтом море. «Касуга» получил три прямых попадания.
[Закрыть] (о нем речь впереди), всегда появлявшиеся на горизонте как предвестники беды: «Всякому было известно, что, если „собачки“ пришли, понюхали и ушли прочь – значит, ожидай скорого появления главных сил»[419]419
Семенов В. И. Расплата. СПб., 1907. [Интернет-ресурс].
[Закрыть].
Надо сказать, этого визита жители Владивостока ждали. Наверное, потому на берегу собралось столько жаждущих увидеть заход японских кораблей в бухту. Еще 20 декабря 1915 г. / 1 января 1916 г. газета «Дальний Восток» вместе с сообщениями о тяжелом положении сербской армии, находящейся на грани разгрома, опубликовала телеграмму из Токио о том, что 18 декабря крейсеры «Титосэ» и «Токива», «предназначенные к отправке в воды южного океана, экстренно вышли из Иокосука во Владивосток, куда прибудут 21». Естественно, эту телеграмму по каналам агентств новостей получили не только в редакции «Дальнего Востока», но и в сотнях газет нейтральных стран по всему миру.
Тем более названия обоих крейсеров для многих во Владивостоке, где тогда почти каждая семья имела отношение к морю и флоту, не были пустым звуком. Да и как забыть! Ведь этот самый крейсер 1-го класса «Токива» участвовал в нападении на русскую эскадру у Порт-Артура 8 февраля 1904 г., отметился он и 14 августа 1904 г. в сражении при Ульсане. Один из отставных матросов, возможно, бывший комендор или сигнальщик, вдруг как-то мечтательно произнес:
– Хорошо бы посмотреть на борту: куда мы ему влупили при Цусиме? Досталось тогда этому япошке.
И он был прав: в Цусимском сражении 27–28 мая 1905 г. «Токива» действительно получил серьезные повреждения.
Еще большее раздражение у отставных вызвал крейсер 2-го класса «Титосэ».
– Да это тот самый гад, который в Порт-Артуре тогда, в первый заход, бил по «Аскольду» и «Новику», – со знанием дела продолжил один из неравнодушных наблюдателей, скорее всего морской офицер. – Это он преследовал «Новик», пытавшийся прорваться во Владивосток. А 20 августа в бою у Корсакова, когда наш корабль зашел туда для забора угля, «Новик» снова атаковали. Но наши, несмотря на превосходство японца в вооружении, хорошо тому всыпали, да так что тот не смог продолжить бой. Это был другой крейсер. И все бы хорошо, но на «Новике» кончался уголь. Пришлось снова идти в Корсаков. Но здесь, как назло, опять подоспел этот «Титосэ» и добил поврежденный «Новик», выбросившийся на мель. Сотню снарядов всадил, падлюка…
Помолчал немного, в раздумье.
– А теперь вот союзничек. И каково там чувствует себя Максимилиан Федорович… – начал было говорить рассказчик, но затем внезапно запнулся, оборвал фразу на полуслове, явно чего-то недоговаривая, взглянул на окружавших его любопытных зевак, нахмурился и как-то недобро ухмыльнулся, словно собственным мыслям.
Крейсер «Токива». 1904. [Из открытых источников]
Да, этот «скорее всего офицер» все говорил верно. Но почему он внезапно оборвал свой рассказ? Что его смутило? Полагаю, он подумал о том, какие чувства испытывает, разглядывая хорошо знакомый ему профиль «Титосэ», ныне главный военно-морской начальник во Владивостоке – командующий Сибирской флотилией вице-адмирал Шульц[420]420
Шульц Максимилиан Федорович (Maximilian Herbert Gottlieb von Schultz; 1862–1919) – выпускник Морского кадетского корпуса, служил на боевых кораблях на командных должностях, стал признанным на флоте специалистом водолазного дела и подводных работ. Участник военной кампании в Китае 1900–1901 гг., командовал десантным отрядом при штурме крепостей и походе на Пекин. Участвовал в русско-японской войне, обороне Порт-Артура, командовал крейсером «Новик» (с 18 марта 1904 г.). Лично наблюдал гибель броненосца «Петропавловск» с командующим эскадрой адмиралом С. О. Макаровым, рядом с которым находился его родной брат, капитан 2-го ранга Константин Шульц. В ходе прорыва во Владивосток крейсер «Новик», несмотря на плохое техническое состояние котлов, участвовал в бою 10 августа 1904 г., получил три надводные пробоины. Затем, пройдя незамеченным в виду Токио, у берегов Сахалина принял в одиночку неравный бой с японским броненосцем «Цусима», сильно превосходившим русский крейсер в огневой мощи. Получив серьезные повреждения, «Новик» выбросился на камни, экипаж сошел на берег. Так что «Титосэ» расстреливал беззащитный корабль, а заодно и русский поселок на берегу. Команда и командир «Новика» стали признанными героями войны. За этот подвиг Шульц награжден орденом Св. Георгия IV степени. В ноябре 1913 г. назначен командующим Сибирской военной флотилией. Участия в Гражданской войне не принимал, отказался примкнуть к белым, но был арестован ЧК и расстрелян. Максимилиан Федорович был очень одаренным человеком. Профессионально увлекался фотографией. Многие безымянные снимки русско-японской войны, которые вы видите в Интернете, сделаны именно Шульцем.
[Закрыть]. Тот самый Максимилиан Федорович, – во флоте по старой традиции было принято между офицерами величать друг друга по имени-отчеству, – о котором начал говорить и едва не сболтнул лишнего неизвестный нам морской офицер. А причина его внезапного смущения состояла в том, что в момент трагического для «Новика» боя им командовал капитан 2-го ранга М. Ф. Шульц, который теперь уже в эполетах вице-адмирала готовился вступить на борт адмиральского катера, чтобы идти приветствовать «дорогих гостей»…
Тем временем японские корабли стали на якорь. Вице-адмирал Шульц в сопровождении нескольких офицеров поднялся на борт флагмана отряда, крейсера 1-го класса «Токива». В полном соответствии с военно-морским протоколом был выстроен почетный караул. Звучала музыка, раздавались резкие для русского уха японские команды. Командующего Сибирской флотилией приветствовал командир отряда, командующий флотилией крейсеров контр-адмирал Кэндзи Идэ[421]421
Идэ Кэндзи (1870–1946) – на английском его должность обозначена самими японцами как «Commanding Officer of the Fleet». Выбор Идэ для этого похода явно не случаен. Большая часть его службы была посвящена разведке. Еще в 1897 г. военно-морской атташе Японии в США лейтенант Идэ занимался приобретением технологий для строительства подводного флота. По итогам своих походов с погружениями на американских кораблях он подготовил обстоятельный разведывательный доклад. В результате пять подводных лодок для японского флота построены на американских верфях как раз к русско-японской войне. В 1913 г. капитан Идэ, занимавший до этого должность японского военно-морского атташе в Великобритании, назначен командиром крейсера «Ивате», который также участвовал в перевозке российского золота. В 1921 г. тогда уже заместитель морского министра Японии вице-адмирал Идэ стал широко известен в США, дав американским журналистам обширное интервью, в котором пытался убедить их в оборонной направленности японского флота. В 1923 г. Идэ, входивший в состав высшего органа военного управления империи – Военного совета, совершил девятимесячную поездку в США и Европу, где изучал не только оборонные вопросы, но и проблемы нефтедобычи, как, например, в Техасе. В 1924 г. ему присвоено звание адмирала. Интересно, что в том же году будущий шеф гитлеровской военной разведки «абвер» капитан ВМС Германии Канарис специально прибыл в Японию для переговоров по вопросам сотрудничества в развитии имперского подводного флота и военно-морской разведки, где много работал с адмиралом Идэ. Речь шла о передаче японцам передовых немецких технологий в подводном судостроении (Schuler F. E. Secret Wars and Secret Policies in the Americas, 1842–1929. New Mexico, 2010. P. 376). Не будем забывать, что именно союзники после окончания Первой мировой войны передали японскому флоту несколько наиболее современных трофейных немецких подводных лодок.
[Закрыть]. Он представил Шульцу вытянувшихся в струнку командиров кораблей: «Токива» – капитана 1-го ранга Наосукэ Сираиси[422]422
Сираиси Наосукэ (1868–1945) – выпускник-медалист Военно-морской академии 1890 г. Участник русско-японской войны. Назначен командиром крейсера «Токива» в августе 1915 г. В 1918 г. присвоено звание контр-адмирала.
[Закрыть] и «Титосэ» – капитана 1-го ранга Канcиро Хадзи[423]423
Хадзи Канcиро – назначен командиром «Титосэ». В декабре 1919 г. произведен в контр-адмиралы. Других сведений пока обнаружить не удалось.
[Закрыть]. Последний смотрел прямо и дерзко в глаза Шульцу, когда тот протянул ему руку для приветствия. Конечно, не Хадзи командовал «Титосэ» в тот памятный для Максимилиана Федоровича день, но он прекрасно знал и все обстоятельства боя, и кто именно стоит сейчас перед ним. Трудно сказать, каким усилием воли удалось вице-адмиралу Шульцу сохранить спокойствие во время этой церемонии, но вряд ли он оставался равнодушным, вынужденный пожимать руку японским офицерам: слишком еще была свежа память о тех трагических для русского флота событиях.
Максимилиан Федорович Шульц. [Из открытых источников]
На берегу высоких японских гостей уже поджидали русские репортеры. На следующий день популярная в городе газета «Дальний Восток», не вдаваясь в детали недоброго прошлого, восторженно сообщала своим читателям: «Орудийные залпы возвестили о встрече в наших водах военных судов двух дружественных держав: Японии и России! Еще раз подтверждена дружба соседей, вставших бок о бок на борьбу с врагом». Но эти орудийные залпы оказались не единственными «выстрелами». Незамедлительно захлопали и вылетавшие из бутылок шампанского пробки.
Широко и весело проходили торжественные приемы от имени и. д. генерального консула Японии во Владивостоке Мотонобу Номуры и вице-адмирала М. Ф. Шульца, «на которые были приглашены все должностные лица, представители городского самоуправления и местной прессы». Баловала подробностями жадных до деталей обывателей все та же газета «Дальний Восток». Вина и напитки покрепче лились рекой. Стоит ли удивляться, что вскоре слухи о каком-то секретно-таинственном грузе, который должны принять на борт японские крейсеры, широко расползлись по городу и стали достоянием тысяч ушей. Естественно, не осталась в стороне от этого события российская и зарубежная пресса…
Но оставим пока гостеприимные власти Владивостокского порта с их японскими друзьями за шикарно, по военным временам, накрытыми праздничными столами и вернемся к событиям, которые этому предшествовали.
30 июля / 12 августа 1915 г. на Елагином острове в Петрограде собрались высшие чины империи. Заседание было настолько секретным, что его решили провести в летней резиденции председателя Совета министров[424]424
Шаховский В. Н. Sic transit gloria mundi. (Так проходит мирская слава.) 1893–1917 гг. Париж, 1952. С. 161.
[Закрыть]. Рассматривался вопрос, от которого зависела стабильность воюющей страны, – как платить за боевые действия. Докладчиком выступал министр финансов Барк, который сразу ошарашил присутствующих каскадом убийственных цифр, заявив, во-первых, что день войны обходится в 19 млн руб., а во-вторых, что общие затраты на ведение военных действий к 1 июля 1915 г. достигли 5,456 млрд руб. Таким образом, к концу 1915 г. они могут составить 7,242 млрд руб., а в 1916 г. превысить 8 млрд руб.[425]425
Russian Public Finance during the War. London; Oxford, 1928. Р. 127.
[Закрыть]
Вопрос один: где взять денег? Внутри страны все меры, чтобы предотвратить отток золота, приняты. Буквально только накануне, а точнее 2/15 июля 1915 г., императором подписан указ: «Воспрещен вывоз по всем границам Империи золота: шлихового, в слитках, в монете, в изделиях, сусального и соров, содержащих золото». Исключения мог дозволять только министр финансов[426]426
Авербах Е. И. Законодательные акты, вызванные войною 1914–1916 гг.: в 4 т. Пг., 1915–1916. Т. 2. С. 594–595.
[Закрыть].
И на этом, и на последующих заседаниях кабинета Петр Львович в своих выводах был категоричен: внутренний заемный ресурс исчерпан, рынок истощен, денег взять негде. Остается одно – уповать на союзников. Нельзя сказать, что это его заявление вызвало шок у министров, но теперь, после событий осени 1914 г. и отправки золота через Архангельск, ни у кого из присутствующих не возникало сомнений, что в обмен на расширение кредита союзники, а точнее Лондон, вновь потребуют драгоценный русский металл.
И как бы в подтверждение сих догадок Барк, размахивая только что полученной из Лондона от Рутковского телеграммой, заявил, «что министры финансов Англии и Франции решили сделать заем в Америке с привлечением к нему в равной доле и России, причем Россия должна, для гарантии платежей, перевести в Англию 250 миллионов золотых рублей»[427]427
Шаховский В. Н. Sic transit gloria mundi. С. 161.
[Закрыть].
Объявленная цифра буквально расплющила присутствующих: она более чем втрое превышала стоимость первой партии золота. Но негодующие выкрики протеста не остановили Барка, который настаивал на необходимости ответить Рутковскому срочной телеграммой, в которой бы, как он просил, недвусмысленно говорилось о «согласии русского правительства на предложенную комбинацию».
Шепоток неудовольствия среди министров не прекратился. Да и как могло быть иначе? Страдающий старческой немощью Горемыкин, назначенный вместо ушедшего из жизни С. Ю. Витте председателем Комитета финансов, не был склонен конфликтовать со вхожим в кабинет царя министром финансов, а потому сидел тихо, ни во что не вмешивался. Тем более что реальной власти он как председатель Совета министров не имел.
Однако среди этой разноголосицы слово взял военный министр А. А. Поливанов[428]428
Поливанов Алексей Андреевич (1955–1920) – генерал от инфантерии, выпускник Николаевского инженерного училища и одноименной инженерной академии, военный издатель и публицист, участник русско-турецкой войны 1877–1878 гг., в ходе которой получил тяжелое ранение. В 1905–1906 гг. начальник Главного штаба, затем по 1912 г. помощник военного министра. После увольнения от должности член Государственного совета. С 13 июня 1915 по 15 марта 1916 г. военный министр, председатель Особого совещания по обороне государства. После октября 1917 г. временно не у дел, но в июле 1918 г. арестован. После освобождения с февраля 1920 г. на службе в Красной армии. Умер в сентябре 1920 г. от тифа во время советско-польских переговоров в Риге.
[Закрыть] (4/17 августа 1915 г.). Зал на миг притих, но вместо разъяснения ситуации на фронте и изложения планов отражения наступления противника генерал выложил такое, что воцарившаяся в помещении тишина густо наполнилась тревогой. «Уповаю, – с дрожью в голосе заявил он, буквально со слезливой тоскливостью, приняв почти что театральную позу обращающегося к высшим небесным силам, – на пространства непроходимые, на грязь невылазную и на милость угодника Николая Мирликийского, покровителя Святой Руси». Министры опешили. Они ожидали чего угодно – жесткого анализа военных угроз, сообщений об успехах противника, но никак не кликушеских заклинаний, которые обрушил на их головы военачальник, повелевавший судьбами миллионов вооруженных людей. Все в одночасье поняли, что у России остался один надежный союзник – бездорожье. Правда, ресурсы этого ратника воистину неисчерпаемы. Это вам скажет любой, проехавшись по русской глубинке. Осталось дождаться осенних дождей. «Сплошная картина разгрома и растерянности», – только и смог записать по итогам выступления военного министра с информацией о положении на фронте А. Н. Яхонтов[429]429
Яхонтов А. Н. Тяжелые дни // Архив русской революции. Т. 18. Берлин, 1926. С. 37.
[Закрыть].
Конечно, ни военный министр Поливанов, ни другие члены совета не могли знать, что буквально накануне, а именно 14 августа 1915 г., у президента Франции Пуанкаре состоялся довольно жесткий разговор с французским главнокомандующим армиями Севера и Северо-Востока. И если верить главе республики, то маршал Жоффр[430]430
Жоффр Жозеф Жак Сезер (Joseph Jacques Césaire Joffre; 1852–1931) – маршал Франции. Участник франко-прусской войны 1871 г. и колониальных конфликтов. С началом войны – главнокомандующий армиями Севера и Северо-Востока. После сражения 5–12 сентября 1914 г. на Марне («чудо на Марне»), в результате которого англо-французским войскам удалось отбить наступление немцев на Париж, назначен в декабре 1915 г. главнокомандующим всеми армиями, коим оставался по декабрь 1916 г. После октября 1917 г. выступал за военную интервенцию против большевиков в России.
[Закрыть] его разочаровал. Он, записал в своем дневнике Пуанкаре, «снова решительно подготавливает – на 10 или 15 сентября – большую наступательную операцию в Шампани».
«Я передал Жоффру, – продолжает президент, – те возражения, которые ряд генералов, командующих армиями, высказывали мне против местных наступлений.
– Но мы должны выступить из-за русских; это наш долг союзника.
– Нет, нет, – заметил я, – вопросы, касающиеся союза, это вопросы правительственного, а не военного характера. Исходите исключительно из стратегических соображений. Все остальное касается министров и меня.
– Хорошо, – продолжал Жоффр, – с военной точки зрения я не могу ограничиться одной обороной. Наши войска утратили бы мало-помалу свои физические и моральные достоинства»[431]431
Пуанкаре Р. На службе Франции: Воспоминания за девять лет: [в 2 кн.] М., 1936. Кн. 2. С. 26.
[Закрыть].
А уже 19 августа 1915 г. Пуанкаре меланхолично отметил в своем дневнике: «Немцы взяли Гродно».
Не лучше были и британские союзники. Но тем, по большей части, везде мерещились заговор, предательство, готовность пойти на сговор с Германией. «Принятие российским императором верховного командования не совсем неожиданно, – буквально в те же дни записал в своем дневнике лорд Берти. – Он до некоторой степени, как мне думается, подозревал, что великий князь Николай вышибет его, если он сам не вышибет великого князя, который теперь будет сослан на Кавказ наместником. У русских есть огромные резервы людей, но их потери орудиями, пулеметами, ружьями и снаряжением не так легко поправимы. Император становится очень непопулярным, Петербург пессимистичен и очень склонен прислушиваться к германским нашептываньям»[432]432
Лорд Берти [Берти Ф.]. За кулисами Антанты: Дневник британского посла в Париже, 1914–1919. М.; Л., 1927. С. 71–72.
[Закрыть]. Николай II возложил верховное командование армией на себя 23 августа / 5 сентября 1915 г.
20 августа 1915 г. русские войска оставили Белосток. Лорд Берти, подытоживая преобладающие во Франции настроения, вообще решил не церемониться и отметил в своем дневнике 23 августа: «В военном министерстве говорят, – боюсь, что это верно, – что „русским крышка“»[433]433
Там же. С. 69.
[Закрыть]. А пока «крышка» России еще не наступила, необходимо не мечтать о будущем, а взять то, что русским уже удалось извлечь из своих богатых недр и что можно заполучить от них уже сегодня, – золото. Вокруг этого и закрутилась вся политика что Лондона, что Парижа: первые стремились откусить как можно больше, вторые – сократить свое финансовое участие в поддержке России и сохранить свои золотые резервы.
И вот в такой ситуации Совет министров вновь собрался, чтобы обсудить вопрос об отправке золота за границу. Как мы знаем, эта тема и ранее вызывала значительные трения в правительстве, но основные дебаты разгорелись именно на заседании 19 августа / 1 сентября 1915 г.
К тому моменту Барк уже знал, что 22 августа 1915 г. в Болонье встретились новый британский канцлер Казначейства Маккенна[434]434
Маккенна/Мак-Кенна Реджинальд (Reginald McKenna; 1863–1943) – британский банкир, политик либерального толка, депутат парламента (с 1895 г.), занимал посты первого лорда Адмиралтейства (1908–1911), где выступил в поддержку расширенного строительства броненосного флота, министра внутренних дел, канцлера Казначейства (министра финансов) с 25 мая 1915 по 10 декабря 1916 г. Отметился резким повышением подоходного налога, акцизов на чай, кофе, табак и высоким таможенным обложением (33,3 %) импорта предметов роскоши. Состоял в крайне натянутых отношениях с управляющим Банком Англии лордом Канлиффом. Выступал против призыва женатых мужчин в армию, что в итоге привело к конфликту с Ллойд-Джорджем, отставки которого с поста военного министра он добивался. В декабре 1916 г. ушел в отставку после назначения Ллойд-Джорджа премьер-министром. Затем занимался политикой в парламенте и после проигрыша на выборах в 1918 г. возглавил «Мидленд-банк» (Midland Bank; основан в 1836 г.).
[Закрыть] и Рибо с целью выработки совместной позиции в отношении кредитования России в преддверии планировавшейся трехсторонней встречи министров финансов союзников в Лондоне. Эти переговоры должны были состояться еще в июне, но их перенесли на сентябрь по просьбе Барка, который заявил, что ему необходимо больше времени для объяснения своей позиции по финансовым вопросам Думе, где чувствовалась оппозиция подходу союзников. Маккенна и Рибо быстро договорились о плане «предоставления золота Россией». При этом англичане прямо заявили, что «Казначейство глубоко опечалено отсутствием надлежащего контроля над субсидиями, предоставляемыми России, и эта ситуация зашла слишком далеко». Особо жесткую позицию в этом вопросе занимал Брэдбери, который сказал, что требования Барка по кредитам под золото представляют собой «полное непонимание реальной ситуации»[435]435
Horn M. Britain, France, and the Financing of the First World War. London, 2002. P. 111.
[Закрыть].
В тот же день и в том же месте, 22 августа 1915 г. в Булони, центральные банки Англии и Франции подписали соглашение, в соответствии с которым они принимали на себя обязательство быть в готовности незамедлительно отправить непосредственно в США физическое золото в объеме 200 млн долл., т. е. всего 400 млн долл. Причем каждый из банков организовывал отправку самостоятельно.
Запомним: Россия первоначально не участвовала в выработке принятого в Булони финансового соглашения. Лондон и Париж обошлись без Петрограда.
То, что война в Европе благотворно отразилась на экономике США, не вызывает сомнений. Так, по оценкам российского Министерства финансов, торговый баланс США за 1915 г. был в плюсе на 1,75 млрд долларов. При этом США разместили в ценные бумаги европейских стран не более 581 млн долл., из которых на долю Великобритании и Франции пришлось 530 млн долл. Но из этой суммы только 80 млн долл. были предоставлены без золотого обеспечения, и эти суммы, по оценке Особенной канцелярии по кредитной части, «представляются совершенно ничтожными по сравнению с громадной цифрой притока капиталов»[436]436
Записка Особенной канцелярии по кредитной части, 23 марта 1916 г. (РГИА. Ф. 563. Оп. 2. Д. 531. С. 16).
[Закрыть].
Реджинальд Маккенна. [Из открытых источников]
Поначалу существовала текущая задолженность США перед Великобританией, которая составляла ежегодно около 400 млн долларов. Но к апрелю 1915 г. она улетучилась: теперь уже в деньгах больше нуждались англичане. Был выпущен совместный англо-французский 5-процентный заем на 500 млн долл. (по 250 млн долл. для каждой страны-участника). Цена размещения для конечных приобретателей составила 98 за 100. Таким образом, первоначальная доходность облигаций достигала 5 1/4 %, что обеспечило хороший прием бумаг со стороны публики[437]437
Grady H. British War Finance, 1914–1919. London, 1927. Р. 130–131.
[Закрыть].
Примечательно, что Банк Англии тут же по подписании соглашения в Булони обязал коммерческие банки предоставить половину из указанного объема, что те исполнили – в итоге получено 20,823 млн ф. ст. Как отмечают британские историки, эта договоренность «никогда не была выполнена со стороны Банка Франции, что привело к появлению трудностей, когда российскому правительству было предъявлено требование отгрузить свою часть золота». Именно так сформулировал последствия уклонения Банка Франции от выполнения взятых на себя обязательств управляющий Банком Англии в письме на имя министра финансов от 15 августа 1916 г.[438]438
Bank of England Archive. M7/156. The Bank of England, 1914–1921. Vol. 2. P. 268.
[Закрыть]
Следует признать, что противоречия в финансовой сфере между Парижем и Лондоном возникли не в один день. Еще до встречи в Булони эта проблема сильно волновала руководство Франции. «У Рибо затруднения с Английским банком и другими английскими банками, которые неохотно открывают нашим банкирам торговые кредиты и, таким образом, не облегчают наших закупок сырья и фабрикатов в Великобритании. Рибо вынужден требовать вмешательства английского министра финансов»[439]439
Пуанкаре Р. На службе Франции. Кн. 1. С. 439.
[Закрыть], – отмечал еще в июне 1915 г. президент Пуанкаре.
Но вернемся к тому памятном заседанию Совета министров 1 сентября 1915 г. Поскольку точных данных о ходе словесной битвы в доступных источниках мне обнаружить не удалось, то я в некоторой степени смоделировал обсуждение в кабинете вопроса о золоте, не привязываясь точно к определенной дате. Судя по всему, события, вполне достоверно, могли развиваться так.
Главноуправляющий землеустройством и земледелием Александр Васильевич Кривошеин на предложение Барка согласиться с вымогательством союзников заявил: «Надо откровенно сознаться, что в отношении финансов союзники к нам некорректны. Это мнение становится все более распространенным… Они восхищаются нашими подвигами для спасения союзных фронтов ценою наших собственных поражений, а в деньгах прижимают не хуже любого ростовщика. Миллионы жертв, которые несет Россия, отвлекая на себя немецкие удары, которые могли бы оказаться фатальными для союзников, заслуживают с их стороны более благожелательного отношения в смысле облегчения финансовых тягот»[440]440
Яхонтов А. Н. Тяжелые дни. С. 88.
[Закрыть].
А как же на это реагировал Барк, кроме того, что «валюта… в долларах может быть получена исключительно через посредничество Англии»?[441]441
Барк П. Л. Воспоминания последнего министра финансов Российской империи: [в 2 т.] М., 2017. Т. 2. С. 93.
[Закрыть] «Трудно добиться от них реальных результатов тем более, что сейчас вопрос идет о платежах в Америке, – только и смог возразить он, – а не у союзников, которые сами вывозят для этого золото».
Но А. В. Кривошеин не унимался. И здесь вмешался министр иностранных дел Сергей Дмитриевич Сазонов: «Ну и мы тоже благоразумно отступаем, когда наши неисчерпаемые резервы допускают риск сражения, даже не одного, а нескольких. У французов же все в окопах, резервов у них нет, и риск для них равносилен гибели»[442]442
Яхонтов А. Н. Тяжелые дни. С. 88.
[Закрыть].
Подобные заявления министра иностранных дел России лично у меня, кроме оторопи, никаких иных чувств не вызывают. Словно бы мы с вами присутствуем в кабинете Пуанкаре, где идет обсуждение того, как найти способ загнать как можно больше русских мужиков во французские окопы под немецкие пулеметы. А мобилизационные ресурсы самих благородных французов настолько истощены, что и в строй-то больше некого поставить, хотя воспоминания современников постоянно рисуют картины наличия огромного количества молодых мужчин призывного возраста, беззаботно проводящих досуг в кафе и ресторанах тыловых городов и курортов Франции.
Чтобы точнее представить ситуацию, отметим, что к концу 1915 г. в Европе были мобилизованы 18 млн чел. На Западном фронте со стороны союзников были сосредоточены 3 млн солдат, со стороны немцев – 2,5 млн. И это на фронт в 800 километров. Учитывая, что со стороны союзников воевало много иностранных частей из колоний и доминионов, говорить об истощении людских ресурсов Франции и Великобритании будет явным преувеличением. Другое дело финансовые показатели: затраты 5 крупнейших держав на войну доходили до 50 % их ВВП или 3 млрд долл. в месяц.
Но, согласитесь, вышеприведенное высказывание Сазонова совершенно недостойно главы внешнеполитического ведомства. В подобной ситуации министр торговли и промышленности князь В. Н. Шаховский не удержался и прямо заявил на том же заседании правительства: «Насколько могу судить, мы, говоря просто, находимся под ультиматумом наших союзников».
Теперь уже пришлось выкручиваться Барку, но только с целью добиться одного: согласия правительства на отправку золота. «Если хотите применить это слово, то я отвечу – да, – заявил он. – Если мы откажемся вывезти золото, то мы ни гроша не получим в Америке и с нас за каждое ружье американцы будут требовать платы золотом»[443]443
Там же. С. 88–89.
[Закрыть].
При этом Барк уже «заготовил и прочитал проект своего ответа с принципиальным согласием, спрашивая только разъяснения некоторых деталей». И, не снижая напора, попросил Совет министров одобрить его ответ[444]444
Шаховский В. Н. Sic transit gloria mundi. С. 161.
[Закрыть].
«Значит, с ножом к горлу прижимают нас добрые союзники – или золото давай, или ни гроша не получишь. Дай Бог им здоровья, но так приличные люди не поступают»[445]445
Всеподданнейший доклад от 8 октября 1915 г. (Барк П. Л. Воспоминания последнего министра финансов Российской империи. Т. 2. С. 462).
[Закрыть], – только и смог пробурчать государственный контролер Петр Алексеевич Харитонов[446]446
Харитонов Петр Алексеевич (1852–1916) – выпускник Императорского училища правоведения в Санкт-Петербурге, длительное время работавший в Министерстве юстиции. С 1907 по январь 1916 г. государственный контролер, а в 1915 г. также временно исполнял обязанности министра финансов.
[Закрыть].
Знал бы уважаемый государственный муж, что к тому времени в Лондоне уже все решили: Россия должна платить, и только золотом. Вскоре эта политика получила одобрение британского руководства. Точнее, соответствующий документ был уже готов. Назывался он более чем откровенно: «Кредиты для союзников» («Creation of Credits for the Allies»). А уж автор меморандума, известный нам заместитель главы Казначейства Брэдбери, который и подготовил его для правительства, не стал ходить вокруг да около. В частности, он отметил, что в будущем союзники все больше будут зависеть от поставок из США. В связи с этим Брэдбери пришел к заключению: «…военная ситуация наглядно демонстрирует, что победа в войне потребует „щедрых“ увеличений расходов на оборону, что вполне себе может позволить Британия с ее финансовыми ресурсами, однако они будут истощены этими усилиями». В такой ситуации Великобритания «не может более либерально подходить к кредитованию своих союзников, в особенности России, что означает необходимость наличия более жестких мер контроля»[447]447
Horn M. Britain, France, and the Financing of the First World War. P. 109–110.
[Закрыть].
Да и если бы знал, то что? Взять хотя бы позицию того же председателя Совета министров И. Л. Горемыкина, который лишь вяло одернул увлекшихся дискуссией министров: «Лучше не затрагивать щекотливый вопрос об отношениях с союзниками. Практически это нас ни к чему не приведет. Надо окончательно выяснить, насколько вывоз золота неизбежен и насколько этот вывоз отразится на нашем рубле». Мол, не в меру расшалились.
Министр торговли и промышленности князь Шаховский: «Я считаю вывоз золота недопустимым, ибо это должно самым тяжелым образом отразиться на нашем денежном обращении»[448]448
Яхонтов А. Н. Тяжелые дни. С. 88–89.
[Закрыть].
Как вспоминал впоследствии сам Всеволод Николаевич, к его удивлению, «члены Совета [министров. – С. Т.] отнеслись к этому делу крайне равнодушно и были готовы одобрить. Тогда я выступил решительно против этого предложения».
«Во-первых, – продолжает Шаховский, – я выразил крайнее изумление по поводу условий займа, по которому Россия должна вывозить от себя золото. Займ я понимаю в том смысле, что на основании „доверия“ к стране под ее „поручительство“ дают ту или иную сумму… Во-вторых, я доказывал, что такое мероприятие пагубно отразится на курсе рубля, выпускаемого в соответствии с определенным запасом золота. Хотя мы уже несколько раз увеличивали эмиссионное право Государственного банка, а следовательно, того обеспечения, которое существовало в мирное время, уже нет, тем не менее вывоз такого количества золота несомненно сильно отразится на курсе»[449]449
Шаховский В. Н. Sic transit gloria mundi. С. 161–162.
[Закрыть].
Тогда Барк решил пойти ва-банк: «Стоимость рубля находится в зависимости не от обеспечивающего его золота, а от перегруженности страны бумажными знаками и, больше всего, от удачливости военных действий. Охрана золотого запаса при запрете свободного размена – фетишизм. Нельзя ради отвлеченного принципа тормозить закупку шрапнелей и ружей. Если Совет Министров откажет в согласии на вывоз золота, то я слагаю с себя ответственность за платежи в сентябре. Предвижу неизбежность катастрофы»[450]450
Яхонтов А. Н. Тяжелые дни. С. 88–89.
[Закрыть].
«Мне горячо возражали Барк и Сазонов, – вспоминает Шаховский. – К удивлению моему, в числе мотивов за заем в предложенном виде Барк утверждал, что вывоз золота не может отразиться на курсе рубля. Это было бы так, по мнению министра финансов, если бы у нас существовало золотое обращение, но оно прекращено, и уменьшение золотого запаса никакой роли не окажет на цену рубля»[451]451
Шаховский В. Н. Sic transit gloria mundi. С. 162.
[Закрыть].
И министры смирились. П. А. Харитонов: «Несостоятельность России по американским платежам повлечет за собою такое падение курса, что рубль наш и 10 копеек не будет стоить. Как ни печально, но в данном вопросе приходится идти в хвосте у англичан и французов».
Председатель Совета министров Горемыкин пошел на голосование, которое показало перевес в пользу предложения Барка: согласиться. Но Шаховский не унимался: «Когда я разъяснил, что предлагаемое к высылке золото составляет 1/4 часть нашего золотого запаса, то старик Горемыкин понял первым серьезность только что вынесенного постановления и предложил сам Совету: „А правда, господа, не подождать ли нам поездки Петра Львовича за границу?“»[452]452
Там же.
[Закрыть]
А поскольку возражений не последовало, на том и порешили. Как по мне, поле баталии осталось за Барком. Горемыкин попросту самоустранился, проявив полное равнодушие и слабоволие, совершенно развязав руки ангажированному министру финансов.
Уже 9/22 сентября 1915 г. вышел царский указ, повелевающий «для дальнейшего подкрепления наличности Государственного Казначейства за границей… приступить к выпуску на Лондонском денежном рынке краткосрочных обязательств Государственного Казначейства в английской валюте на сумму до 30 миллионов фунтов стерлингов, производя уплату процентов по сим обязательствам вперед посредством учета соответствующей суммы с нарицательной цены, на условиях, вами [т. е. министром финансов. – С. Т.] установляемых»[453]453
Авербах Е. И. Законодательные акты, вызванные войною 1914–1916 гг. Т. 3. С. 52–53.
[Закрыть].
10 сентября / 28 августа 1915 г. Барк, окрыленный тем, что согласие на отправку золота лежит у него в кармане, вновь через Салоники направился в Лондон на вторую конференцию министров финансов союзных держав. Ему было чем порадовать Ллойд-Джорджа. Его руки были развязаны. И пока он менял поезда и вагоны и поднимался на борт крейсера «Аскольд», дела в Петрограде шли согласно отработанному им плану.
Необходимо признать, что в этот раз Барк действительно значительно лучше подготовился к встрече с союзниками. Комитет финансов на заседании 23 августа (ст. ст.) 1915 г. поначалу «весьма критически» отнесся к просьбе Великобритании о высылке Россией в США золота, теперь уже на 40 млн ф. ст., и «большинство членов высказалось против такого ослабления нашего золотого фонда». «После продолжительного обмена мнениями Комитет финансов весьма неохотно, но все же согласился на высылку золота из запасов Государственного банка», – как бы сквозь зубы выдавил из себя Барк в своих воспоминаниях. Однако, поскольку, по мнению Лондона, было «совершенно необходимо подкрепить американский рынок звонким металлом», в конечном итоге Барк все же изловчился протолкнуть нужное ему решение «при условии открытия нам кредитов в размере 400 млн ф. ст., из коих 100 млн ф. ст. – для обеспечения дальнейших выпусков кредитных билетов», а остальные средства – «для оплаты процентов и погашения по заграничным займам и для уплаты денег по заграничным заказам». Деньги также требовались «вследствие чрезвычайно быстрого истощения эмиссионного права Государственного банка»[454]454
Всеподданнейший доклад от 8 октября 1915 г. (Барк П. Л. Воспоминания последнего министра финансов Российской империи. Т. 2. С. 459–460).
[Закрыть]. Как видим, 3/4 запрашиваемой суммы сразу предназначались для того, чтобы остаться на Западе. Что касается остальных 100 млн ф. ст., то это вопрос более интересный, и мы к нему еще вернемся.
Здесь необходимо отметить, что Барку и в дальнейшем удавалось проводить многие свои решения, сомнительные с точки зрения интересов государства российского, с помощью авторитета Комитета финансов, который постепенно стал полностью ему подконтрольным. Случилось это во многом благодаря умелой «селекционной» работе со стороны Петра Львовича. После смерти С. Ю. Витте он всячески способствовал прохождению в состав Комитета финансов только людей, ему лично преданных, готовых всегда одобрить любые его предложения. Все неугодные и несговорчивые безжалостно отторгались. Так, Барк затаил глубокую обиду на Шаховского. И хотя предшественник того на посту министра торговли и промышленности являлся членом Комитета финансов, Шаховский им не стал, несмотря на неоднократные напоминания со стороны других министров Барку, который при этом неизменно соглашался с целесообразностью такого шага, но так и не предложил царю включить Шаховского в состав комитета[455]455
По следам золота царской России // Исторический архив. 1994. № 1. С. 125.
[Закрыть].
Однако этими министерскими дрязгами неприятности для финансового ведомства России не ограничились. В стране благодаря наличию в империи фактически двух независимых систем денежного обращения расцвели спекуляции на колебаниях обменного курса рубля и финской марки, имевшей самостоятельное золотое обеспечение. Местные банки активно вели покупку иностранной валюты, главным образом английской, продавая ниже курса рубли на заграничных рынках. Но влиять на этот процесс центральные власти России никак не могли, ибо в Гельсингфорсе даже отсутствовало отделение Государственного банка, который местное правительство просто выдавило из пределов Великого княжества. Как заявил в растерянности 30 июля / 12 августа 1915 г. на заседании Совета министров министр внутренних дел князь Н. Б. Щербатов[456]456
Щербатов Николай Борисович (1868–1943) – выпускник Пажеского корпуса, занимал пост управляющего МВД с июня по сентябрь 1915 г. Если чем и прославился этот государственный деятель, проведший значительную часть своей жизни в собственном имении в Полтавской губернии, так это успехами в разведении лошадей. Он был выдающимся коннозаводчиком, действительно специалистом с мировым именем. Умер в эмиграции в Германии.
[Закрыть]: «…что творится с русскою валютою в Финляндии. Наш рубль падает там с головокружительной быстротою. Поразительная нелепость. В пределах одной Империи одна область спекулирует на спине всей остальной страны»[457]457
Яхонтов А. Н. Тяжелые дни. С. 35.
[Закрыть]. Конечно, подобное положение вело к разбалансировке денежного обращения, подрыву доверия населения к рублю и, как следствие, падению курса национальной валюты.
