Текст книги "Ментовская мышеловка"

Автор книги: Сергей Рокотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– Да что там такое, Жан-Пьер? – крикнул Дорохов.

– Вас опять инспектор Леруа, – извиняющимся голосом произнес Жан-Пьер. – Он говорит, хорошие новости.

– Какие хорошие новости могут быть? Ожил мой сын? Тащи сюда телефон.

– Вы, главное, не волнуйтесь, месье.

Дорохов взял трубку. На том конце провода послышался оживленный голос инспектора Леруа.

– Алло, месье Дорохов. Извините меня за беспокойство, но только что мне сообщили: в Булонском лесу найден труп мужчины, очень похожего на того, кто приходил к вашему сыну незадолго до его смерти. Он убит выстрелом в сердце.

Я счел нужным вам это сообщить. Слуги господина Поля будут приглашены для опознания.

– Это хорошая новость, действительно хорошая, инспектор. А что при нем было найдено?

– При нем паспорт на имя гражданина Польши Млынского. Похоже, фальшивый. В нем туристическая виза, он прибыл из Варшавы двадцатого сентября. А в кармане пиджака у него найдена ампула с цианистым калием. Оружия не было, довольно приличная сумма денег – десять тысяч франков. Карточка дешевой гостиницы на Монмартре. Вроде бы все.

– Спасибо, инспектор. Держите меня в курсе.

Когда будет проведено опознание?

– Думаю, завтра утром, месье.

– Лучше бы сегодня, но ладно, можно и завтра. До свидания.

Град новостей взволновал старика. Он опять налился кровью, и Жан-Пьер уложил его в постель, напичкав лекарствами.

Утром позвонил Леруа и сообщил, что слуги уверенно опознали в убитом того человека, который приходил к месье Полю. Отпечатки его пальцев были обнаружены на оконных рамах спальни Поля и Мари. Убитый носил обувь сорок первого размера, и именно его следы были в комнате погибших. Все было предельно ясно, кроме одного – почему Поль впустил его и ужинал с ним, и почему этот Млынский убил Поля и Мари.

Глава 19

– Слушай меня внимательно, Олег, – говорила Таня, ходя по комнате их московской квартиры. Олег сидел с потерянным видом на диване и собачьими глазами смотрел на нее. – Ты даешь мне развод. Немедленный. Сам понимаешь, после такого мы жить вместе не будем. Ты пока останешься в этой квартире, я ни слова не говорю Нине о твоих похождениях, мы скажем ей, что просто разлюбили друг друга и поэтому расходимся. Потом я помогу тебе в размене этой квартиры. Больше того, я знаю, что на твою зарплату жить невозможно, я обещаю тебе материальную помощь. Единовременную, а может быть, и регулярную, это будет зависеть от ряда обстоятельств. Главное, чтобы ты не препятствовал нашему разводу. Я нашла адвоката, он за определенную сумму, которую я ему заплачу, оформит наш с тобой развод в течение двух недель. Но это мои проблемы. У тебя одна – не препятствовать мне. Ты согласен со мной?

– Мне кажется, мы еще могли бы помириться, – пролепетал Олег. – Годы прожитой жизни должны перевесить минутную слабость.

– Ах ты, боже мой! – крикнула Таня. – О чем ты говоришь, идиот? Какая там минутная слабость? Мы совершенно чужие люди, ты абсолютно не удовлетворяешь меня ни в каком смысле!

Я не люблю тебя, понимаешь ты это? Мне только сорок лет, и я хочу начать свою жизнь с нуля.

Потом будет поздно. Кстати, и ты можешь начать новую жизнь – можешь жениться наконец на молодой девушке, которых ты так обожаешь, вроде той Даши с длинными ногами. А я хочу жить по-другому. И никто мне не помешает развестись с тобой, твое несогласие только оттянет дело, а не отменит его. Кому нужны эти месяцы ожидания, эта волокита, раз все равно вопрос решен. Но если ты будешь препятствовать мне и оттягивать бракоразводный процесс, ты ничего от меня не получишь, ты тогда разозлишь меня окончательно.

– А как же Нина?

– Нине девятнадцатый год, и тебе не надо беспокоиться о ней. Я сама о ней побеспокоюсь.

Ты будешь с ней встречаться столько, сколько найдешь нужным. В конце концов, она сама скоро отделится от нас. Это вовсе не проблема, Олег.

Проблема только в тебе. Так что выбирай – или полное согласие и моя поддержка, или твой отказ и моя борьба с тобой. Понял? Решай. А развод все равно будет, хочешь ты этого или нет.

– И сколько времени ты мне даешь на раздумья?

– Думай до вечера, не больше. Люди уже подключены, наш с тобой развод уже в процессе.

Тебе, собственно, и нечего думать, только не мешать, и все. Никуда не обращаться с апелляциями. Через две недели мы получим документ, в котором нас признают разведенными, а может быть, и раньше.

– Как же, однако, теперь это быстро делается.

– Быстро, быстро делается, – усмехнулась Таня. – Все для блага человека.

– И сколько же стоят такие блага? – ехидно спросил Олег.

– Дорого стоят. Тебе не по карману, – заметила Таня.

– А тебе по карману?

– А мне по карману.

– Ты что, нашла себе какого-нибудь "нового русского"?

– Может быть, и так.

– Вот это уже понятно. Воспользовалась моментом?

– Каждый должен пользоваться моментом.

На том стоит жизнь.

– А ты цинична, однако. Раньше ты такой не была.

– Раньше я моталась по редакциям в поисках грошовых гонораров, чтобы кормить тебя и обеспечивать тебе спокойную жизнь. А ты думал о том, устраивает меня такая жизнь или нет? Ты всю жизнь думал только о себе, о своем покое, о своей сытости. И дальше не беспокойся, будет тебе покой, будет тебе сытость. Если не наделаешь глупостей.

– Ты вроде бы угрожаешь мне?

– Может, и так. Предупреждаю. Какая тебе разница, когда произойдет наш развод, через две недели или через полгода. Ты только выиграешь от быстрейшего разрешения этих проблем.

– А ты?

– Ну и я, разумеется. Не для твоего же блага я все это делаю.

– А сволочь ты, однако, Татьяна, – заметил Олег.

– Не большая сволочь, чем ты и твоя мамаша.

На вашей совести гибель отца, достойного человека. Кстати, за границей напечатали его роман.

Одна моя знакомая читала – говорит, потрясающее что-то. А вы и не знали, что он между монументальными трудами о строительстве коммунизма писал что-то выдающееся.

– Ну почему? Я всегда знал, что отец гораздо выше своих произведений.

– Он приводит в этом романе потрясающие факты. Роман художественно-документальный, там вся история нашей страны в миниатюре, в том числе многое о писательской братии, об их предательствах, жутких подлостях, доносах... Писал в стол, а вот теперь.., напечатан.

– Надо бы достать, – вяло проговорил Олег.

– Достанем, – уверенно сказала Таня.

– А о чем тебя вчера спрашивал этот новый следователь? Меня он вызывает завтра.

– О чем? Все о том же. Есть у него сомнения в виновности Виктора, я так полагаю. В этом направлении он и будет спрашивать тебя. А я, например, в том, что Ирину убил Виктор, ни секунды не сомневаюсь. Ты тоже?

– Разумеется. Иначе зачем ему надо было бежать из-под стражи?

– Конечно. Ладно, Олег, мы с тобой договорились насчет развода? Ты не будешь мне мешать?

– Да, наверное, нет. Сил у меня нет с тобой бороться.

– Вот и хорошо. Ладно, я поехала. Нине пока ничего не говори. Я сама ей скажу, когда сочту нужным. А ты можешь ехать спокойно на дачу и догуливать там свой отпуск, начавшийся так неудачно.

– Замечательный отдых, – скривился Олег. – Что я буду делать на твоей проклятой даче?

– Теперь она стала уже проклятой? – засмеялась Таня. – Еще позавчера тебе было там так сладко... Занимайся, чем занимался. Или хочешь вот что? Я куплю тебе путевку в Анталию, езжай, позагорай, там еще очень тепло. Я серьезно.

– А что, – потянулся Олег. – Где наша не пропадала... Можно и позагорать. Истинно, пир во время чумы.

– Ну все, ты у меня молодец! – улыбнулась Таня. – Завтра езжай за путевкой. Отдохнешь классно. Приедешь – а мы уже с тобой хорошие знакомые, добрые друзья. А до поездки только подпись свою поставишь, где нужно. Ладно, я поехала.

...Через два часа Таня сидела в квартире Дорохова. Они пили на кухне чай с вареньем, курили, болтали обо всем понемногу. Таня удивлялась, как быстро Дорохов отошел от своего горя. Он убрал все вещи Ирины с глаз долой, только ее огромная фотография напоминала им о ее недавнем присутствии в этом доме.

– Мне стыдно перед ней, Андрей, я не могу глядеть ей в глаза. Она мертва, а мы так счастливы... Я, по крайней мере. Я никого так не любила, как тебя... Ты удивительный человек...

– Ирка была женщиной очень доброй, хоть и не безупречного поведения. Она очень любила жизнь во всех ее проявлениях. И я думаю, она простила бы меня и тебя. Я вот что хотел сказать тебе, Таня... Если бы ты не была замужем...

Я бы...Я...

– Что ты хочешь сказать, Андрей? – прошептала Таня еле слышно.

– Я бы предложил тебе выйти за меня замуж.

Я люблю тебя.

– Да ты что? – округлила глаза Таня, нервно стала закуривать сигарету.

– Да, да, я одинок, у меня никого нет. Я бы хотел быть с тобой. Только что я могу дать тебе, молодой, красивой, я, разорившийся, потерянный человек? Эту конуру в панельном доме?

Свои шестьсот рублей зарплаты? Да и то меня, видимо, скоро уволят за прогулы, и я буду получать пенсию рублей четыреста. Устроила бы тебя такая жизнь?

– Устроила бы, – тихо сказала Таня. – Потому что ты прекрасный человек. Я никогда не встречала таких, как ты, умных, добрых...

– Так что ты думаешь о моем предложении?

– Что я могу думать, Андрей? Я замужем, у нас взрослая дочь...

– Вот именно, взрослая.

– Не знаю, Андрей. Твое предложение так неожиданно. Я сейчас не хочу ни о чем думать. Мне хорошо с тобой, мне очень хорошо, и я хочу жить сегодняшним днем.

– Но мне седьмой десяток. Я должен думать и о завтрашнем дне тоже. Ты должна быть со мной...

– Как мы все это устроим? – задумалась Таня, затягиваясь сигаретой.

– Все можно устроить, было бы желание.

– А желание, конечно, есть, – улыбнулась Таня и поцеловала его в щеку. Потом крепко обняла его за шею и села к нему на колени. Он сильно прижал ее к себе, словно хотел раздавить.

– Осторожно, ты сломаешь мне позвоночник, – засмеялась она.

– Запросто, – улыбнулся Дорохов. – Переломал бы всю, съел бы всю тебя.

– Вот этого не надо, я вся прокуренная. Лучше сделай со мной что-нибудь другое.

– Все, что ты захочешь. Я сегодня в замечательной форме, и силы в себе ощущаю необъятные.

Он взял ее на руки и понес в комнату.

Глава 20

На следующий день Лозович не приехал. Ночью Виктор спал как убитый, жуткая усталость, чудовищное напряжение последних дней дали себя знать. Он нашел в холодильнике Лозовича несколько бутылок пива, выпил одну, разогрел себе тушенки с картошкой, поел и почувствовал, что адски хочет спать. Он пошел в дальнюю комнату, расстелил себе постель и взял толстый роман в мягком переплете, изданный французским издательством ИМКА-Пресс. Сначала он пролистал его и понял, что роман очень интересный, одни фамилии, названные в нем, стоили немалого. Но, начав читать, он одолел три страницы, уронил роман на пол и захрапел, не выключая ночника. Среди ночи проснулся, выключил ночник и снова заснул. Теперь уже до утра.

Проснулся довольно рано – было еще темно.

Включил ночник и стал читать роман. Теперь уже не мог от него оторваться. Он читал всякое в последние годы, особенно в годы так называемой "перестройки", когда стали обнародоваться прискорбные факты из истории нашего Отечества, но такого он не читал никогда. Он узнал потрясающие факты из жизни людей, которые с детства казались ему образцами добродетели и порядочности. Воистину, зажиточная жизнь давалась этим людям не задаром они за это продали душу дьяволу и жили в чудовищной грязи. Как можно было так жить? И делать вид, что все пристойно, благочинно, писать глупые романы и стихи, выступать по радио, сидеть в президиумах.

Или делать вид, что ничего не понимают. Они кажутся дураками, когда читаешь их произведения, но они дураками не были, за редкими исключениями. Они просто боролись за свое существование. И не хотели кончить жизнь в подвалах НКВД или в последующие годы в психушке, да на худой конец в вынужденной эмиграции либо влачить полуголодное существование. Кусок хлеба с маслом давался за подлость, кусок хлеба с маслом и икрой за большую подлость. Особенно потрясло в этом романе, как маститый прозаик подкладывал свою жену-красавицу под Берию, а при встрече Берия снисходительно похлопывал его по щеке и обещал протекцию. А жена потом лечилась от сифилиса, и прозаик доставал ей дефицитные лекарства. Или поведение известного поэта, обозленного успехом собрата по перу: получив в подарок от "товарища" избранное в трех томах, великолепно изданное, он накатал в НКВД "телегу" на него, подробно изложив его приватные разговоры, в частности, его мнение о нравственности товарища Сталина и других вождей. Собрата по перу арестовали, пытали и расстреляли, жену его посадили в лагерь, квартиру конфисковали. А поэт здравствует и по сей день. Да на каждой странице романа было что-то интересное: например, как вождь союзной республики заставлял престарелого поэта по команде сесть-встать, сесть-встать. Да и напоминание о судилище над Пастернаком тоже было не лишним, многие успели забыть выраженьица Солоухина о "выеденном яйце" и "выжатом лимоне", или Семичастного, обозвавшего Пастернака свиньей, хотя сам был куда более похож на это очаровательное животное. Виктор не мог оторваться от романа. Панорама человеческой гнусности открылась перед ним, за парадной вывеской "инженеры человеческих душ" скрывали шакалью сущность. Все строилось на предательстве и подлости. Личная выгода – превыше всего, какая бы власть ни была – царь, большевики, демократы, просто воры, – самое главное, чтобы тебе было хорошо и уютно. Чтобы печатали, платили и не сажали.

А между делом можно подпустить и о нравственности.

Виктор уже в одиннадцатом часу стал завтракать. У Лозовича нашелся молотый кофе, он очень взбодрил Виктора. За окном был туманный сентябрьский день. Занавески он раздвигать не стал, вел себя тихо. Позавтракал и продолжил чтение.

Роман настраивал на борьбу. Нет, он не сдастся в угоду тем, кто организовал это убийство и свалил все на него. Он во что бы то ни стало найдет подлинного убийцу Ирки и отдаст его в руки правосудия. А его пусть судят за хранение оружия, за побег из-под стражи. Но только не за убийство любимой женщины.

Здесь, на природе, в одиночестве, он особенно остро стал ощущать эту потерю. Ирка представала перед ним как живая. "Я виновата перед тобой, Вить, – плакала она в ту роковую ночь. – Я знаю, только ты меня любил и любишь по-настоящему". – "А как же твой муж?" – спросил тогда Виктор. "Трудно сказать. Наверное, он тоже, но у него есть много чего, помимо меня, он всегда был очень занят, когда он занимался бизнесом, я его практически не видела. Он приходил домой за полночь, а уходил рано утром. Иногда мы виделись по воскресеньям, ездили куда-нибудь. Но он был такой усталый, замотанный, ему было не до меня". – "Но ты, наверное, тоже время проводила не дома у плиты". – "Да нет, конечно, – засмеялась она. – Я погуляла тоже неплохо, врать не буду. И тачка была крутая, и шмотки лучше не придумаешь, и мир посмотрела с ним и без него, и мужики были, разумеется. Немало. Но мне чего-то постоянно не хватало в жизни. Я знаю чего – такого преданного человека, как ты. Для которого я – это главное, а все остальное – чепуха". И, вдохновленный ее словами, он овладел ею, был неутомим в ту ночь, и она стонала от наслаждения, а он зажимал ей рот рукой. Ему тогда казалось, будто кто-то стоит за дверью и слушает, что у них происходит, ему почудились легкие шаги. А потом она твердо сказала: "Я замужем. Вить. Нельзя давать повод. Иди.

Не в последний раз видимся". И он ушел, сначала в комнату, надел пиджак, потом пошел за плащом. И опять он чувствовал на себе тяжелый напряженный взгляд... Теперь он не мог отделаться от мысли: ведь кто-то в доме подстроил всю эту провокацию, кто-то организовал убийство Ирки.

И все было сделано так, чтобы подумали на него.

Виктор покурил на кухне, а потом опять принялся за роман. Но теперь уже не читалось. Как же, однако, странно, что писатель Игорь Лозович – отец и его командира Владимира, и Таниного мужа Олега. Какие разные люди – волевой, красивый, сильный Владимир и рыхлый, аморфный Олег, съевший тогда за столом неимоверное количество всякой жрачки. А Владимир в Термезе порой довольствовался одним зеленым чаем и узбекской сухой лепешкой. И был мобилен и бодр. Эх, приехал бы он сегодня, глядишь, за разговором они бы и разобрались во всех этих загадках.

Виктору становилось одиноко и тоскливо. Он начинал и здесь себя чувствовать, как в тюрьме.

Человек быстро ко всему привыкает, ведь еще вчера он парился в душегубке в "Матросской тишине". Здесь было тепло и уютно, но сидеть одному со своими переживаниями... Не с кем поделиться мыслями, не с кем посоветоваться...

Так и прошел целый день. Никто к Лозовичу не наведался, день был будний, дачи пустовали.

Иногда Виктор глядел за окно сквозь занавески – проходили какие-то люди, шли медленно, неторопливо. У всех своя жизнь, свои заботы...

Уставший от безделья, он рано лег спать. И чем больше спал, тем больше хотелось спать еще...

Лозович приехал только на следующий день часов в двенадцать. Виктор услышал шум его машины и прильнул к окну. Потом поворот ключа в замке.

– Жив, ефрейтор?! – крикнул Лозович. – Где ты там? Здорово! Не скучаешь?

– За таким романом не скучно, товарищ полковник. Круто написал ваш покойный батюшка...

Читать жутко...

– То-то, знай наших, – смеялся Лозович. – Давай пожрем, я свинины привез из ресторана, шашлычки на дворе жарить нельзя, чтобы тебя не увидели, так мы и на сковородке их быстро сделаем. Сейчас я тебя накормлю по высшему разряду, чтобы ты не думал, будто я только кости дробить умею да зубы выбивать. Парная свинина, за десять минут пожарится, вот тут капустка квашеная малосольная, оливки, китайский салат, ну а тебе, ефрейтор, только хлеба порезать да пиво открыть. Сумеешь?

– Так точно, товарищ старший лейтенант, то есть полковник! – воспрянул духом Виктор. Как же умел Лозович поднимать людям настроение!

С ним ничего не было страшно.

Они вкусно пообедали, попили пива. Свинина, пожаренная Лозовичем, таяла во рту. За едой Лозович сказал:

– События тут были, ефрейтор, интересные.

На Хованском, когда Ирину хоронили, произошел взрыв совсем неподалеку от них. И погибла мать Ирины. Она была пьяная, пила прямо на могиле. Там могло бы из ваших знакомых и больше погибнуть, но они все как-то быстро оттуда ушли. Случайность это или нет, но факт – больше никто не пострадал. А на той могиле столько трупов, раненых – мне директор кладбища рассказывал.

– Вот это да... Верно, мамаша ее здорово пила, особенно после смерти мужа. Тот-то на улице прямо околел, около помойки, как собака.

– Бог с ними, господь их простит, ефрейтор.

Дальше слушай. На следующий день после похорон я видел в своем ресторане твою одноклассницу и жену моего брата по отцу Таню. А с ней был знаешь кто?

– Кто?

– Муж твоей Ирины усопшей, Андрей Дорохов. Я его видел раньше, он бывал у меня в ресторане. Мне говорили люди, ко мне народ ходит избранный, все про всех знают, так вот, мне говорили, показывали – это Андрей Дорохов, сын командарма второго ранга Андрея Дорохова, расстрелянного в тридцать девятом. А ты рассказывал мне в машине, что Ирина была замужем за бывшим бизнесменом Андреем Андреевичем Дороховым, который тебя обвиняет в убийстве его жены и смотрит на тебя ненавидящими глазами.

Ну, я поначалу не сопоставил, уж больно много ты имен всяких называл, а как увидел их вместе, сразу понял – тот это самый Дорохов и есть.

И на другой день после похорон в компании нашей дорогой Танюшки.

– А что вы так про нее? Не в ладах с ней? – напрягся Виктор. – Ну, пришли в ресторан помянуть его жену и ее одноклассницу? Что в этом особенного?

– В этом, ефрейтор, ничего особенного нет.

Хотя странно после похорон жены наедине с другой женщиной сидеть в ресторане. И вообще эта женщина очень любит после чьих-то похорон сидеть с мужчинами в ресторане.

Виктор вытаращил глаза на командира. А тот спокойно дожевывал свинину, запивая ее крепчайшим чешским "Дипломатом".

– Она меня пригласила в ресторан Дома литераторов в восьмидесятом году, после гибели моего отца. Поначалу вела себя прилично, скромно, но потом призналась мне, что любила не Олега, а моего отца, а теперь ее любовь перешла на меня, так как я очень, мол, на Игоря Дмитриевича похож. Но она не в моем вкусе, ефрейтор.

Я человек старых нравов, эмансипированные крутые бабенки мне не по душе. Мне куда приятнее с моей располневшей домашней Любкой. Вот и отшил я красавицу.

– Вообще-то Танька не такая уж эмансипированная крутая бабенка, как вы говорите. В восьмом классе, я помню, она была такая строгая, тихая. Мы дружили с ней...

– Вы с ней дружили? Ты мне об этом не говорил.

– Ну, я же не мог в машине рассказать всю свою биографию и биографии моих одноклассников. Дружили мы с ней в восьмом классе, потом пришла Ирка, и я влюбился в нее. Таня поначалу обижалась, а потом мы помирились, стали друзьями.

– Может быть, может быть... А что касается того, какой она была в восьмом классе, это ни о чем не говорит, ты бы еще вспомнил, какова она была в пеленках.

– А вы что, подозреваете ее в чем-то?

– Да нет у меня оснований ее в чем-то подозревать. Что она не любит моего нелепого брата, так это неудивительно. Что ей мог нравиться мой красавец-отец, тоже вполне реально. Вышла замуж за Олега, потом влюбилась в его отца, а затем, увидев меня, действительно похожего на отца, полюбила и меня. Все это вполне нормально. Только в ее доме убийство произошло. И тебя в нем обвиняют. Это вот удивительно. А Дорохов? Что ей этот Дорохов? Пожилой человек, денег нет, машины нет, квартира однокомнатная, как ты рассказываешь. Просто зашли в ресторан, и все. Просто.

– Нет, вы о чем-то догадываетесь. И скрываете от меня.

– Я нащупываю нить, ефрейтор. Налить тебе пива? Пей и расслабляйся.

– Чего расслабляться? Меня ищут, Владимир Игоревич. Меня в убийстве обвиняют. В убийстве Ирки Чижик, понимаете?!

– Пока тебе дергаться не нужно. А нужно именно расслабляться. До допустимых пределов, разумеется. Пьяных рож мне здесь не надо, да и запасов таких нет. Надо находиться в умеренном, взвешенном состоянии. Сейчас идет бой, понимаешь? Впрочем, ты не участвовал в боях, а у меня их столько было... Собраться надо, а не впадать в панику, сконцентрироваться на враге, понять, что это враг. И добить его...

– Кого добивать-то?

– Тупой ты, однако, ефрейтор Александров! – разозлился Лозович. Прежде всего твой заклятый враг – этот бандюган Серж Заславский. Он все организовал, именно он. Или на равных началах с кем-то из ваших. Кто мог быть знаком с ним из ваших гостей?

– Я не знаю. Я же говорил, только Дорохов среагировал на его появление.

– Вот. Возможен такой вариант – убийство Ирины затеял Дорохов, будучи знаком с Заславским. Может быть, у него с этой Татьяной старый роман, и они хотят пожениться, она женщина обеспеченная, хорошо зарабатывает, вот он и хочет к ней под крылышко. К тому же очень интересная женщина, бывают такие, которые именно к сорока годам расцветают, соком наливаются. А она стала гораздо интереснее, чем была в двадцать с небольшим, когда мы с ней пили водку в ЦДЛ и беседовали о любви. Так вот, он решил избавиться от надоевшей жены с небезупречным поведением и жениться на Татьяне. Он и позвонил тебе, предупредив, что его не будет, а Ирина будет. Ты пошел к Заславскому, оттуда отправился к Тане. Посидели, выпили, пошли спать. Тебя увидели у двери Ирины, нормально – все видели. Ты переспал с Ириной, пошел опять к Заславскому. Там тебе подсыпали этот транквизин, я вспомнил, как он называется, ты отрубился, сунули в руку пистолет, потом в тряпочке его отнесли к Тане, тебе дали антитранквизин, ты воскрес и поехал домой. За это время кто-то вошел в дом, застрелил из этого пистолета Ирину, подбросил пистолет под окно и ушел. А все дрыхли как убитые, накачанные опять же этим транквизином.

Проснулись – а Ирина уже в раю, менты – сразу за Дороховым и за тобой. Дорохов на тебя волком смотрит, а как же ему еще смотреть на предполагаемого убийцу его дорогой супруги? Привозят Заславского, Дорохов дергается, но берет себя в руки. Заславский говорит, что не видел тебя с восьмидесятых годов, но на следующий день соображает, что ты можешь описать его особнячок в три этажа, в котором ты якобы не был, и делает великолепный ход – сам приезжает в МУР, говорит, что ты у него был, просил содействия в убийстве Ирины. Логично? Дорохов остается вдовцом и закидывает сети нашей красавице Танюшке.

Как, пойдет такой вариант, ефрейтор Александров?

Виктор задумался, выслушав красноречивое выступление командира.

– Что-то не сходится, Владимир Игоревич.

– Ну? А что именно? – приподнялся Лозович.

– Во-первых, кто подсыпал транквизин этот, если организатора убийства Дорохова в доме не было? А во-вторых, зачем Заславскому, ворочающему сотнями тысяч долларов, впрягаться в эту историю? Чтобы помочь разорившемуся Дорохову? Вряд ли.

– Ну, вот видишь, ты здесь подышал сквозь форточку свежим воздухом, хорошо покушал и выпил хорошего пива, и сразу мысли зашевелились в твоей голове. В "Матросской тишине" думается хуже, согласен со мной?

– Куда уж там думаться? Вонь, духота, мат...

– Выходит, ты молодец, что сбежал из-под стражи. Значит, я своих солдатиков неплохо учил, раз они на такое способны. Но парадоксальное решение может быть и в таком варианте. Допустим, Заславский за что-то хочет отблагодарить Дорохова, или хочет от него что-то поиметь. Ну а транквизин могла подсыпать всем и сама Ирина.

Скажем, для своих каких-то целей, чтобы никто, например, не слышал, как ты зайдешь к ней. Дурацкий вывод, но вывод...

– Это как-то через.., одно место, товарищ полковник, – криво усмехнулся Виктор.

– Кому было удобнее всех подсыпать снадобье гостям? Как ты полагаешь?

– Полагаю, хозяевам.

– Так. Либо Таня, либо мой братец Олег. Его тоже нельзя сбрасывать со счетов. И знакомы с Заславским могли быть они оба, в конце концов, недалеко друг от друга жили. Но Олегу-то зачем это, тут я пас...

– Да и Татьяне зачем? Чтобы угробить Ирку из-за старой ревности? И меня подставить...

А потом сойтись с разорившимся Дороховым...

– Ну, тут надо бы проверить, действительно ли он разорился... Возможен сговор Татьяны, Дорохова и Заславского. Может быть, Татьяна и не знакома с Заславским, а Дорохов с ним связан, и тот помог ему все это устроить.

– Вот это, кстати, запросто, – призадумался Виктор.

– Во всяком случае, нам надо выяснить все о Дорохове, до мельчайших деталей. И это моя задача, раз уж я взялся помогать тебе. Дорохов, безусловно, здесь играет важную роль. Как ни поверни, все вращается вокруг него. Есть у меня старые связи, попробую через них...

– А мне чего делать?

– Тебе что? Сидеть тут пока. Как выйдешь, упрячут тебя снова за решетку, и вытащить тебя оттуда будет очень непросто. Читать книги, думать... Жрать, пить, курить, я вот тебе сигарет привез.

– Спасибо. Жаль, конечно, что я сам не могу ничего выяснить. И ваши, наверное, на днях на дачу приедут.

– Мать не приедет, я тебе уже объяснял, а жену и дочь я тоже просил пока не ездить. Они умные, понимают: раз я говорю – значит, ездить не надо. Да дочери и некогда – работает на телевидении, день и ночь там пропадает. Давали у них материал про взрыв на Хованском, я потом туда и поехал. Поболтал с директором, потом потолокся у могил, поговорил с тамошними бабками. Так вот одна сказала, что незадолго до взрыва к группе, хоронившей Ирину, подбежал человек, стал дергать одного из них за рукав и чуть не силой увел с кладбища. За ним и другие пошли.

– А кого дергал-то? – насторожился Виктор.

– Как кого? Неутешного вдовца, Андрея Андреевича! Если бы не этот человечек, разлетелся бы наш вдовец и остальные, пришедшие на кладбище, на кусочки. Ну а кто там был из ваших, этого я, понятно, не знаю. Была ли там Татьяна или нет, понятия не имею. Факт, что, кроме Ирининой матери, никто не пострадал.

– Да, занятно, – пробормотал Виктор.

– Занятно, дальше некуда... И вот что я тебе хотел поведать, ефрейтор, раз уж разговор так далеко зашел. Тогда, в восьмидесятом году, мне позвонил какой-то мужчина и сказал, что мой отец погиб не своей смертью, – он видел, собирая грибы в лесу, что на дороге его "Волгу" подрезала другая "Волга", он на большой скорости полетел в кювет, и машина взорвалась. И не поймешь, то ли предупреждал об опасности, то ли угрожал.

Говорил, что двое с пистолетами вышли из "Волги", поглядели, как машина горит, и уехали. А у вас, говорит, – семья, дочь маленькая, побереглись бы, говорит. Чего беречься, так я и не понял.

– А кому была выгодна смерть вашего отца?

– Да многим... Может быть, кто-то из "инженеров человеческих душ" прознал про романприговор, который он тайком пишет на даче. Ну а если о материальной стороне дела, так, безусловно, жене отца Эльвире, сыну Олегу и снохе Татьяне. Отец был очень обеспеченным человеком, на его счетах лежало около ста пятидесяти тысяч рублей – это огромные деньги по тем временам. И грядущие гонорары. Мы еще получили с матерью тысяч сто с лишним, потом все это постепенно иссякало, и наконец его совсем перестали печатать. Вплоть до этого романа, за который я недавно получил очень приличную сумму.

Ею и хотел поделиться с братом, когда так удачно встретил на лесной дороге своего бравого ефрейтора.

– Вы хотите сказать, эти люди могли подстроить аварию? Неужели они на такое способны?

– Люди порой способны на такое, чего от них никак ожидать нельзя. А отец подписал завещание на нас с матерью только в день своей смерти, что его побудило это сделать, мы точно не знаем.

Так что подозревать в убийстве можно было бы мою мать. Ей это было очень на руку. Отец звонил матери в тот день, сильно раздраженный, и сказал только, что Эльвира – сучка. Видимо, с любовником ее застукал, я так полагаю. Факт, что Олег нас с матерью в преднамеренном убийстве не подозревает. Я-то вообще в Афгане был, а мать... Моя мать – организатор погони и взрыва машины... – Владимир громко расхохотался. – Обалдеть можно... – Отсмеявшись, он продолжил:

– Так что до этого дня и составленного им завещания именно в интересах этих людей было убить отца. Хотя зачем им это? Они и так прекрасно жили, всем пользовались, отец был еще не стар, он не дожил полмесяца до шестидесятилетия, он бы еще столько написал, столько денег мог получить... Не знаю, темная история. Как с его гибелью, так и со звонком этим телефонным... Ладно, ефрейтор, давай покурим да я потихоньку поеду. Своих дел выше крыши, да и твоими придется заниматься.

– Спасибо вам, – пробормотал Виктор. – Не первый раз вы меня спасаете.

– А чего тебя не спасать? Ты хороший парень, только уж больно невезучий. Бывают такие невезучие. А кто-то еще и пользуется этим.