Текст книги "Ментовская мышеловка"

Автор книги: Сергей Рокотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Жан-Пьер принес мобильный телефон.

– Алло! – захрипел в трубку старик, когда ему набрали нужный номер. Контора Леклерка? Где сам господин Леклерк? Найдите его! Это Дорохов говорит! Да, да, спасибо за соболезнования, где Леклерк? Пусть срочно перезвонит мне.

Он отдал телефон Жан-Пьеру.

– Ладно, инспектор Леруа, проводите расследование. Я надеюсь, мне не надо звонить министру юстиции. Все, до свидания.

Старик поглубже забрался в кресло и глубоко задумался. "Вот тебе и конец жизни! Какие сюрпризы! И ради чего я воевал, боролся с этой проклятой жизнью? Ради таких сообщений? Ради этих истеричных слабаков, которые не могут вынести испытания, посланные богом? Никаких родственников, никого... Кому я все это оставлю?

Разве что старику Жан-Пьеру и другим слугам?

И почему я ничего не знаю о судьбе своего племянника? Жив ли он вообще? В России люди живут недолго..."

Его мысли прервал телефонный звонок.

– Месье Леклерк? Да, я вам звонил. Вы слышали, что произошло? Немедленно приезжайте ко мне, немедленно! Нет, до того постарайтесь достать сведения о моем племяннике, сыне командарма Дорохова. Он родился года на два раньше несчастного Поля, то есть году в тридцать седьмом. Действуйте, месье Леклерк...

"Он должен быть жив, или, по крайней мере, у него должны быть дети. И я их найду! Мое имущество не пойдет неизвестно куда! Оно заработано мной, Дороховым, и достанется только Дорохову! И другого не будет!" Старик прикрыл глаза и впал в забытье...

Глава 16

Олега Игоревича Лозовича больше расстроило не то, что Виктор Александров убежал из-под стражи, а то, что он разгрохал в комнате стекло.

Где он теперь достанет стекло, и кто будет его вставлять? Спать здесь, в лесу, после таких жутких событий, да еще с разбитым окном, когда каждая тварь может влезть в дом... А у него начался отпуск, и ему так хотелось полноценно отдохнуть, подышать воздухом, побегать, хорошенько отъесться, поиграть на площадке по субботам и воскресеньям в волейбол. Но отдых получился весьма своеобразный... Да уж... Саркастическая улыбка кривила его тонкие губы, когда он думал о юбилее Татьяны и о своем отпуске... Что ему до этой шлюхи Ирки Чижик?

Что ему до этого фанатика Виктора Александрова, укокошившего ее из-за своей нелепой страсти? Ему есть дело до себя, а его отдых, который дается, как известно, на один месяц в году, получился омерзительным. На кой черт Татьяна пригласила Ирку на свой день рождения? Словно хотела, чтобы было погаже, посквернее. И все для того, чтобы поглумиться над обанкротившейся одноклассницей.

Отдых для Олега мог бы быть более полноценным, если бы удалось склеить какую-нибудь молоденькую девочку и трахнуть ее здесь, на даче.

Но мешала теща Ольга Федоровна, торчавшая тут как ржавый гвоздь. Она готовила, убирала, но это он мог бы делать и сам.

Опростоволосившиеся милиционеры убрались с дачи восвояси, а Олег отправился искать стекольщика. Ему указали адрес, и он нашел там полупьяного ханыгу, который взялся вставить стекло, если Олег его купит. Олег поперся в магазин и купил, нанял машину и приехал к стекольщику, но тот уже был в невменяемом состоянии.

Пришлось ночевать с разбитым стеклом.

Стекло вставили на следующий день, но теща никак не уезжала. И лишь на третий день ближе к вечеру Ольга Федоровна уехала, мотивируя это тем, что у нее цветы завянут. Воспрянувший духом Олег буркнул: "Цветы вам дороже родного зятя", еле скрывая свою радость. Он приглядел себе молоденькую продавщицу, с которой постоянно перемигивался, и решил воспользоваться моментом. Дни были будние, Нина ходила в институт, Таня, он знал, по горло занята работой, и тем не менее он бы подстраховался и позвонил ей.

Ночевал он один, спал, как всегда, очень долго, а часов в двенадцать решил пойти погулять, наведаться в магазин к той продавщице.

Он вышел за калитку и вдруг увидел обалденную девицу лет двадцати, шедшую по их улочке и озиравшуюся по сторонам.

– Вы что-то ищете? – засуетился Олег.

– Тут где-то живут Борисовы, вы не могли бы помочь мне их найти? стреляя глазками, защебетала девица.

– Борисовы? Да вроде бы таких здесь нет, – улыбался Олег Игоревич, с вожделением глядя на длинные ноги девицы в колготках телесного цвета. Девица опустила глаза вниз и почесала пальчиком коленку.

– Но как же мне быть? – сокрушалась она. – У меня к ним дело. Мне сказали, что здесь, на этой улице, дом три. А я вообще третьего дома не .вижу.

– Кажется, есть тут Борисовы, но они живут только летом, сейчас там никого нет.

– Я приехала из Санкт-Петербурга, я их дальняя родственница, вещи оставила в Москве в камере хранения. Остановиться мне негде, гостиницы такие дорогие, мне сказали, что Борисовы круглый год живут здесь, я хотела у них остановиться. Что же мне делать? Ладно, пойду на станцию. Извините...

– Да что вам торопиться, вы устали с дороги, тем более на таких каблучках, – он подмигнул ей. – По нашим-то деревенским дорожкам... Не дело, не дело... Пойдемте ко мне, я вас таким чайком напою... – улыбался Олег Игоревич. – И коньячок есть, и варенье малиновое...

– Ну, перед малиновым вареньем я устоять не могу, – улыбалась в ответ девица, встряхивая белокурыми волосами. – Но только ненадолго.

И, пожалуйста, без этого... – Она игриво усмехнулась Олегу.

– Да что вы? Разве я похож на уличного приставалу? Просто хочу помочь приезжему человеку... Пожалуйста, пожалуйста, сюда... Как вас зовут?

– Даша. А вас?

– Меня Олег.

Они пили коньяк, чай с вареньем, шутили, смеялись. Олегу было с ней легко и весело. Он включил музыку, они потанцевали, он нагло лез ей под юбку, она отдергивала его руку, но вяло.

Потом он потащил ее в постель среди бела дня, ничего уже не боясь, одурманенный страстью.

Даша ушла в ванную, а он разделся и нырнул под одеяло. В ванной Даша была довольно долго, и Олег измаялся ожиданием.

Наконец она пришла, и Олег набросился на нее, как голодный волк на лесной дороге. Даша оказалась большой умелицей в сексуальных играх, и Олег получил огромное наслаждение.

Потом они опять пили коньяк, и лишь после этого ему пришло в голову позвонить Тане, чтобы подстраховаться. Ему важно было знать, приедет ли она сегодня, а если не приедет, то можно будет оставить эту Дашу и на ночь. Это было бы очень славно. Олег чувствовал себя сексуальным гигантом. Но.., подстраховываться ему не пришлось...

Когда после коньяка, танцев и любовных игр они снова бросились в постель, раздался сильный стук в дверь. До этого Олег слышал шум двигателя машины, но не придал этому значения. Теперь же он побелел от ужаса.

– Открывай! Ты спишь, что ли? – кричала за дверью Таня.

– Что делать? Что делать? – лепетал Олег. – Ты.., одевайся, одевайся скорее, – зашипел он. – Тут есть другой выход, к лесу. Давай, давай...

– Жена пришла? – усмехнулась Даша. – Мне-то какое дело? Кто я тебе, чтобы ты меня гнал? Пригласил, а теперь гонишь. Вот буду лежать, назло тебе и твоей жене! Нашел тоже дуру...

– Ну я прошу, я прошу, иди, иди, – умолял ее Олег, суя ей в лицо трусы и колготки. – Потом поговорим, сейчас не время... Давай, давай...

– Пошел ты! – крикнула Даша довольно громко. – Одеться-то я могу, но никуда я галопом не побегу. Уйду спокойно, я тебе не вокзальная шлюха...

– А кто же ты есть? – не выдержал Олег. – Приперлась, понимаешь ли, и права здесь качаешь... Давай, уебывай...

– Какая грубость! Где же твоя галантность, как ты быстро переменился, шут гороховый...

Стук тем временем становился все яростнее.

Таня отчаялась стучать в дверь и подошла к окну комнаты, где предавались любовным утехам Олег с Дашей. Окно было занавешено, и ей не удалось ничего углядеть. Она стала стучать в окно.

– Все, – обреченно пробубнил Олег. – Теперь ты не сможешь уйти лесом.

Даша громко расхохоталась:

– Я что тебе, партизан, лесами уходить? Ох, и мудак же ты, как я погляжу, смотреть тошно. Да и в постели ты полное дерьмо, скажу тебе честно.

– Заткнись! – завопил Олег, еле сдерживая себя, чтобы не ударить ее.

– Олег, – крикнула Таня. – Я знаю, что ты с бабой, открывай, все равно теперь!

Мрачный Олег надел брюки и пошел открывать.

Таня медленно вошла в комнату, отстраняя рукой дрожавшего Олега, и увидела одевающуюся Дашу.

– Паскуда! – сквозь зубы процедила она. – Подонок! В такое время... После того, что произошло...

– Танюша, – пробормотал он. – Я сейчас все тебе объясню. Понимаешь, она тут спрашивала про каких-то Борисовых, а я пригласил ее в дом, чтобы.., чтобы она здесь посидела пока... А я бы...

Я бы узнал... Вот, – выдохнул он. – А она, она стала приставать ко мне, и разделась. Сама разделась. И в это время, к счастью, пришла ты... Я не открывал, чтобы ты не подумала...

Звонкий хохот Даши прервал его жалкую речь.

Она каталась по кровати, корчась от смеха. Еле заметно усмехнулась и Таня. Она подошла к Олегу и отвесила ему звонкую пощечину. Удар был ощутимым, и Олега качнуло в сторону. Таня выпрямила его лицо ударом по другой щеке.

– Одевайтесь, девушка, и езжайте по своим делам. Нет тут никаких Борисовых. Они живут в доме три только летом. А московского адреса их я не знаю. Все. Сами понимаете, вам здесь находиться не надо.

– Конечно, конечно, я уйду, – посерьезнела Даша и стала одеваться, не стесняясь присутствия супружеской пары.

Таня и Олег сидели на стульях, изредка поглядывая на одевающуюся Дашу.

– Все, я готова! – весело прощебетала Даша. – Я пошла. Удачи вам, дорогие супруги!

Хлопнула дверь, и Таня с Олегом остались одни.

– Подбери презерватив с пола, – брезгливо сказала Таня. – Что за манера разбрасывать здесь всякую пакость?

Олег закрыл руками лицо и покачивался, как китайский болванчик.

– Пойду чаю попью, – мрачно сказала Таня. – И поеду. Не могу здесь находиться.

– Таня, прости! – крикнул Олег. – Это все такая случайность! Нелепая случайность, не более.

– Это наш брак с тобой нелепая случайность, и не более, – парировала Таня. – Я знала всегда, что ты похотливый кобель. Но застать тебя среди бела дня на бабе – такого я от тебя не ожидала.

Она вышла на кухню, поставила чайник, закурила Вошел Олег, стал суетиться, предлагал пообедать с ним.

– Я никогда больше не сяду с тобой за один стол, потаскун. Все, Олег. Я подаю на развод.

И никаких вариантов. Категорически.

– Таня! Мы же с тобой прожили восемнадцать лет, – взмолился Олег. – И из-за минутной слабости...

– Ты всегда был мне чужим человеком, Олег.

А теперь ты предстал передо мной во всей своей красе. Я презираю тебя. Даже чай не буду пить здесь. Все. Я поехала. Оставайся, волоки сюда еще кого-нибудь.

– Я уеду сам, – вдруг гордо проговорил Олег. – Это не моя дача.

– Свою дачу вы потеряли из-за распутства твоей мамаши, и еще много чего. Теперь из-за своего распутства ты теряешь меня. О деталях поговорим позже. Я прямо отсюда еду в суд, подаю на развод. Нет, волокита мне ни к чему, я еду к адвокату, нас разведут мигом. Как можно быстрее надо развязать этот безобразный клубок, прекратить этот фарс. Я не желаю быть посмешищем.

Пока! Я уезжаю. А ты можешь здесь находиться, если пожелаешь. Лучше бы ты не приезжал пока в Москву, нам будет трудно вместе, и с Ниночкой тем более...

Она встала и вышла из дома, громко хлопнув дверью. Обалдевший Олег чуть не забился в истерике, но вместо этого налил себе большой стакан коньяка и залпом выпил. Потом вышел в сад, долго сидел на скамейке и размышлял о будущем.

Что будет? Что будет? Ему придется теперь жить с матерью, а это ужасно! А потом менять трехкомнатную квартиру на Профсоюзной. Эта квартира принадлежит ему! Отцовскую квартиру разменяли на трехкомнатную и двухкомнатную.

В трехкомнатной прописаны Олег, Таня и Нина, двухкомнатная принадлежит матери. Но теща Ольга Федоровна после смерти мужа переехала в однокомнатную квартиру, получив солидную доплату, и эти деньги передала Тане, а значит, и Олегу. И на них они жили, покупали вещи. Так что Таня имеет полное право на его квартиру. Но он-то почему должен жить с матерью? Нет, будет размен, пусть у него будет хоть однокомнатная квартира... Но на что жить? При его зарплате?

Боже мой, чего он лишился, потеряв Таню с ее приличными заработками! Как же все это гнусно.

И эту дачу он тоже навсегда потерял! У него теперь ничего нет! Хоть вешайся... И все из-за поганой шлюхи, оказавшейся на их улице! Из-за такой случайности терять все! А дочь? Какими глазами будет смотреть на него дочь?! Он проклинал свою мамашу за то, что из-за нее лишился отцовского наследства, а сам теперь попал в такой же переплет!

Глава 17

Инспектор Гусев получил строгий выговор от начальства и был отстранен от ведения дела. Но самый строгий выговор он влепил сам себе. Как он мог не понять, что Виктор Александров, который наверняка не убивал Дорохову, именно для того и признался в убийстве, чтобы попытаться сбежать при проведении следственного эксперимента? А ведь Гусев знал, что Александров служил в десантных войсках, а значит, хорошо владел приемами рукопашного боя. И зачем он взял с собой для сопровождения арестованного этого пацана Сорокина? Александров бы справился с несколькими такими орлами.

Инспектор Гусев был мастером спорта по пулевой стрельбе и мог убить Александрова. Но когда Александров бежал к лесу, а потом прятался за деревьями, в голове у Гусева была только одна мысль: Александров не виновен, его подставили, и не то что убивать – ранить его он не имеет права. Все же он решился ранить убегавшего в ногу, но тут дрогнула рука – пуля попала в дерево.

Ну а затем уже Александров проявил свои способности уходить от преследования. А у Гусева именно в этот день разнылась больная нога. Словом, все получилось из рук вон скверно. Когда Гусев и Дрыгин выскочили на дорогу, они увидели вдали иномарку, вроде бы "Вольво" темно-синего цвета. Ехала она медленно, не исключено, что Александров сел в эту машину. Но ни номера, ни даже определенно марки машины Гусев не различил. В поселок эта машина не заезжала, обратно тоже не проехала, видимо, свернула на какую-то проселочную дорогу. Да и вообще, вряд ли водитель иномарки подобрал бы на дороге подозрительного, запыхавшегося мужчину. Так что вполне возможно Александров спрятался в лесу или затаился в какой-нибудь близлежащей деревушке.

Лес прочесали, но безрезультатно. На Александрова как особо опасного преступника объявили всероссийский розыск. Предупредили его мать и брата, и на всякий случай Гусев позвонил Дорохову – стопроцентную гарантию того, что Александров не убивал Ирину Дорохову и не станет угрожать ее мужу, он не имел.

Следствие поручили вести Павлу Николаевичу Николаеву. Длинный, сухой Николаев узнал от Константина Гусева подробности дела, о чем-то долго думал.

– Так... – сказал он наконец. – Звонок с информацией о вечере их одноклассник Арбузов не делал, это факт. Но Александров мог все это придумать.

– Для чего? Ведь ясно одно – тот, кто ему это сообщил, скорее всего и есть убийца или организатор преступления. Я имею в виду версию, что его подставили.

– Ну а если его не подставили? – усмехнулся Николаев. – Узнал от кого-нибудь, да от любого из своих друзей об этом дне рождения, приперся выяснять отношения, выпил, озверел, потом переспал с Дороховой и, обезумев от страсти и ревности, застрелил ее. В припадке отчаяния швырнул пистолет под окно и сбежал. Очень все просто, и не надо ничего усложнять.

– Но я видел по глазам этой Жданьковой, что она знает его.

– Так она же сказала, что имела с ним связь месяц назад. Значит, знает.

– Интуиция мне подсказывает, Павел, что этот Александров говорит правду, а вся компания Заславского лжет. И прежде всего сам Заславский, на котором проб негде ставить. И ведь специально приехал сюда, чтобы доложить, что Александров был у него месяц назад и просил помочь убить Дорохову. Что за суета ради какого-то Александрова? Все только для того, чтобы засадить его.

– Но, с другой стороны, что Заславскому неприметный охранник? Что ему от гибели этой Ирины? Что ему от того, что в убийстве обвинят Александрова?

– Вот это ты и должен разгадать, – улыбнулся Константин. – Мне не удалось.

– Уж не нарочно ли ты дал бежать ему? Больно он тебе симпатичен.

– Да нет, конечно. Но он мне действительно симпатичен. Он честен, принципиален, малоразговорчив. Жизнь у него была нелегкая – служба в Узбекистане в десантных войсках, тюрьма, любовь эта злополучная... Вот кто-то на этой роковой любви и сыграл. Кто только?

– Ладно, разберемся. Сейчас надо его искать.

Кстати, с Заславским вполне могли быть знакомы и хозяйка дачи Гриневицкая, и ее муж Лозович. Неподалеку ведь жили...

– Но какая связь может быть между интеллигентными людьми переводчицей, врачом, сыном известного писателя – и бандюгой Заславским?

– Ой, Константин, связи бывают самые необычные. Во всяком случае, все это надо тщательно проверить.

– И вот еще что – когда в дом вошел Заславский, мне показалось, что и Дорохов знает его.

Больше на его появление никто не отреагировал.

– И это очень интересно. Обязательно надо проверить, не пересекались ли где судьбы Заславского и Дорохова. Один занимался бизнесом, другой занимается рэкетом, одно с другим всегда связано. Может быть, именно Дорохов решил избавиться от своей неверной жены с помощью Заславского. А подставить решили Александрова, который был всю жизнь влюблен в Ирину, убил из-за нее человека и сидел в одном лагере с Заславским. Отличный, между прочим, вариант.

И ведь видел же этот свидетель Мухин какого-то человека в саду. Возможно, именно этот человек и застрелил Дорохову. Кстати, я вызвал этого Мухина. Он скоро должен прийти.

– Работай, Павел, я от дела отстранен, у меня полно всего другого.

– А зря тебя отстранили. Ты бы мне очень помог.

– Не нам решать. Все, я поехал, у меня разбойное нападение на магазин. С убийством охранника. Пока.

– Пока.

Зазвонил местный телефон.

– Алло, Николаев. Кто? Мухин по делу Дороховой? Давайте сюда Мухина.

Вскоре в кабинет вошел мрачный Мухин.

– Здравствуйте, Петр Петрович. Я теперь буду вести это дело. Меня зовут Павел Николаевич Николаев. Вы говорили моему предшественнику в этом деле, что видели в саду ночью человека небольшого роста в куртке с капюшоном. Вот здесь так написано. Вы сможете подтвердить это на суде?

– Нет, – глядя в сторону, сказал Петя. – Я точно не уверен. Я был сильно пьян и ночью не протрезвел. Может быть, мне показалось.

– Но вы уверяли инспектора Гусева, что вы точно видели его.

– Нет, я не уверен в своих показаниях.

– Вы можете быть обвинены в лжесвидетельстве, Мухин.

– Могу. Обвиняйте. Я наплел ему что-то про свои ночные галлюцинации. Теперь я уверен, что этого не было. Так и запишите. Это же я скажу и на суде. Никого в саду не было.

– Понятно, – задумался Николаев, записав его слова в протокол допроса. – А скажите мне вот что, Мухин: вы кому-нибудь рассказывали об этом человеке в саду? Кроме инспектора Гусева, разумеется.

– Я-то? Рассказывал... Руслану Бекназарову рассказывал, Гришке Брагину, Таньке Гриневицкой. А что такого? – простодушно спросил Мухин.

– Да так, ничего... Подпишите здесь и можете быть свободны. Учтите только, Мухин, что от ваших показаний может зависеть судьба человека, вашего одноклассника: быть ему на свободе или загреметь лет на десять-пятнадцать за решетку.

Как вы думаете, приятно сидеть столько лет за решеткой или нет?

Мухин молчал.

– Вам что, угрожал кто-то? – спросил Николаев.

– Никто мне не угрожал, и никого я не боюсь.

И никого я не видел. На этом и стою.

– Стойте, стойте. Все. Счастливо вам...

"Врет, – твердо понял Николаев. – Человека в саду он видел. Но после его показаний Гусеву кто-то сильно его припугнул. Надо было как следует прощупать этих троих плюс мужа Гриневицкой Лозовича. И ни в коем случае не упускать из виду Дорохова. Это вполне реальная версия.

Назавтра Николаев вызвал к себе Бекназарова, Брагина и Гриневицкую.

Глава 18

– К вам нотариус Леклерк, месье, – провозгласил Жан-Пьер, когда Дорохов пробудился от послеобеденного сна.

– Что? Леклерк? Ну, так давай одеваться. Он мне позарез нужен.

– Он ждет вас уже полчаса, месье Жорж.

– Какого же черта не разбудил меня? Я же говорил...

– Я не осмелился, месье.

– Ладно, давай одеваться.

Жан-Пьер помог старику надеть его широченные велюровые брюки, мягкую рубашку и велюровый пиджак. Повязал шейный платок.

Вертлявый, с узеньким бледный лицом Леклерк сидел в гостиной и терпеливо ждал.

– Мое почтение, месье Дорохов, – встал он с места, приветствуя входящего своей грузной походкой старика.

– Здравствуйте, Леклерк. Ну как, вы узнали, о чем я вас просил?

– Я все выяснил, месье. Андрей Дорохов, тридцать седьмого года рождения, проживает в Москве в микрорайоне Митино, дом.., квартира...

Преподает в училище. До недавнего времени занимался бизнесом, имел строительную фирму, но разорился. Недавно у него была убита жена Ирина. Детей нет.

– Но он еще так молод, ему всего шестьдесят один год, – сказал девяностовосьмилетний старик, тяжело откашливаясь. – Но надо же, убита жена... Как же трагичны судьбы у нас, Дороховых...

– В России постоянно кого-то убивают, месье. Там криминальная революция.

– Как же, однако, вы быстро все узнали, Леклерк. Удивляюсь вашей расторопности.

– Это очень просто при современной технике, месье, я не заслуживаю вашей похвалы.

– Хорошо, все равно вы молодец. А теперь к делу, Леклерк. Пойдемте ко мне в комнату, чтобы никто не услышал нас, здесь ходит много народу.

А дело у нас с вами будет секретное. – Он подмигнул Леклерку своим отекшим подслеповатым глазом. – Жан-Пьер, помоги мне дойти до моей комнаты, нет, не до спальни, черт побери, до нижнего кабинета! Идите за нами, Леклерк!

Они прошли в небольшой уютный кабинет в левой части дома. Там стоял круглый старинный стол и два мягких кресла рядом с ним. По двум стенам комнаты стояли симметрично два шкафа карельской березы. Старинные фолианты с золочеными переплетами украшали эти шкафы. По двум другим стенам висели золоченые бра в виде свечей.

– Все, Жан-Пьер, идя, и никого ко мне не пускай. Я очень занят. Садитесь, месье Леклерк.

Леклерк юркнул в огромное кресло, на другое тяжело опустился Дорохов.

– Итак, Леклерк, составляем завещание. Пишите черновик. Так... Я, Жорж Дорохов, в случае своей смерти завещаю дом в Париже и единовременную выплату в размере ста тысяч франков Жан-Пьеру Жерве. Так.., написали?.. Все остальное имущество, как-то: этот загородный особняк, виллу в Калифорнии, дом в Испании и квартиру в Лондоне завещаю своему племяннику Андрею Дорохову, проживающему в Москве. Кроме того, я завещаю ему все свои предприятия: фабрику, три магазина в Париже и два в Лондоне, а также свои банковские вклады в банках Парижа и Женевы на сумму.., забыл, надо уточнить, ну что-то около десяти миллионов долларов, и ценные бумаги примерно на ту же сумму. Все. Теперь оформите это надлежащим образом, и я подпишу завещание.

– Вы желаете информировать племянника о вашем решении, месье Дорохов? угодливо спросил Леклерк.

– Нет, пока не надо. Я еще хочу пожить, а как помру, узнает... Держать это завещание в строгом секрете, вы поняли меня?

– Месье, это моя работа! – обиделся Леклерк. – Как вы можете напоминать мне об этом?

– Пошутил, – проворчал старик. – Знаю я вас, крючкотворов. Не сердитесь на меня, сами знаете, что тут творится. Мне самому надо еще входить в наследство сына. Я ведь его единственный наследник, как это ни ужасно, добавил он, откашливаясь.

– Все это будет оформлено в кратчайшие сроки и для вас совершенно не обременительно.

– Для меня сейчас все обременительно, Леклерк. Каждое движение. Доживите до моих лет, узнаете.

– Куда мне до вас, месье Дорохов? Я в свои пятьдесят три имею десятки болезней. А вы имеете шанс попасть в Книгу рекордов Гиннесса как долгожитель.

– Страсть как мне это нужно... А вообще-то интересно было бы отметить столетний юбилей.

Но до него без малого два года, я не дотяну, Леклерк... Я чувствую все...

– Боже мой! Кому бы жаловаться, месье? Вы сами ходите, вы все видите, слышите. У вас железное здоровье, не дай бог сглазить. Моя теща лет на пятнадцать моложе вас, так она не встает с постели и абсолютно ничего не слышит.

– А как поживает ваша жена, Леклерк? – из вежливости спросил Дорохов.

– О, моя жена недавно вернулась из России.

Если вы помните, она переводчица с русского языка, да вы сами давали ей консультации по поводу некоторых трудно переводимых русских оборотов, усмехнулся Леклерк.

– Да, – поддержал его Дорохов. – В русском языке есть такие словечки, что вам, французам, и не снились. И один черт знает, как их перевести на ваш язык. Ну, и что она рассказывает про Россию?

– Ничего хорошего, месье. Каждый день взрывы, убийства. Зарождение капитализма в самой грязной, варварской форме.

– Да, если бы не семнадцатый год, все это произошло бы по-другому, и сейчас мы жили бы не хуже вас, то есть они жили бы не хуже нас, – поправился Дорохов и сам засмеялся своей шутке. Угодливо осклабился и Леклерк.

Затем он аккуратно составил завещание, и Дорохов подписал его.

– Все, Леклерк, идите теперь. Я очень устал.

Эй, Жан-Пьер, где он там? Тьфу ты, я забыл про звонок.

Он нажал кнопку звонка, и через полминуты в дверях появился Жан-Пьер.

– Проводи господина Леклерка и отведи меня в спальню. Я так устал, мне надо прилечь. Что мне сегодня так плохо? Какое нынче число?

– Двадцать третье сентября, месье.

– Я и сам знаю, что сентября. Еще бы сказал, какой сейчас год. Двадцать третье... Господи, ведь завтра день рождения Клер... Я обычно в этот день езжу в церковь. Но на сей раз вряд ли смогу.

Машины готовы к поездке, Жан-Пьер?

– Все ваши машины в идеальном порядке, месье Жорж. Вы можете ехать в церковь на любой.

– Если я поеду, то, пожалуй, на "Кадиллаке".

Он солиден и подходит моему возрасту. И цвет его вполне траурный. Хоть на кладбище в нем.

Кстати, я не дал распоряжений о своих похоронах, Леклерк. Я не знаю, где меня хоронить – на Пер-Лашез, где лежит несчастная Клер, или на русском кладбище в Сен-Женевьев де Буа, где покоятся мои братья по оружию, генерал Дроздовский, например.

– Что у вас за похоронные настроения, месье, – угодливо проворковал Леклерк.

– Обычные для моего возраста настроения.

А то я подумал об имуществе и не подумал о своем теле. Как же мы все, однако, материалистичны... Нет, все же лучше к Клер, мои боевые товарищи простят меня. Учтите это, Леклерк, и ты, Жан-Пьер.

Леклерк удалился. Жан-Пьер отвел старика в спальню. Но не успел он помочь ему лечь в постель, как сообщили, что пришел инспектор Леруа.

– Раз пришел, наверное, что-то важное, – сказал Дорохов и велел проводить его в гостиную.

– Ну, что там у вас? – спросил он инспектора Леруа, входя в комнату.

– Любопытные сообщения, месье Дорохов, – отвечал Леруа. – Часов в девять вечера у господина Поля в его доме на Елисейских полях побывал какой-то посетитель. Никто из слуг его раньше не видел. По их словам, он иностранец. На вид ему около пятидесяти лет, небольшого роста, полный, немного рябоватое лицо. Он сидел с господином Полем и госпожой Мари около полутора часов и покинул дом где-то в половине одиннадцатого. После его ухода господа Поль и Мари почти сразу легли спать. И это еще не все, месье Дорохов. В спальне, где их нашли мертвыми, было приоткрыто окно. А ночи сейчас довольно холодные, обычно они окон не открывали. На полу в спальне обнаружены отпечатки следов мужских ботинок, сорок первого размера.

– Интересные дела, – задумался Дорохов. – Вы полагаете, их убили, инспектор Леруа?

– Полагаю, что да, месье. На их балкон злоумышленник мог влезть по веревочной лестнице, забросив за балконное ограждение железный крюк. Странно, что они так крепко спали, даже не услышали, как вошел неизвестный и сунул им в рот ампулы с цианистым калием, от которых они мгновенно скончались. Необходимо было, чтобы они разгрызли эти ампулы. Осколки ампул были обнаружены. Хотя возможен и другой вариант – яд им закапали в рот, потом положили туда осколки стекла от ампул. Однозначно одно – они так крепко спали, что ничего не почувствовали.

– Я знал, что мой сын не способен на это, – сдавленным голосом проговорил старик, вытирая огромным платком слезы, выступившие на глазах. Его убили, убили, моего дорогого Поля убили...

– Возможно, неизвестный подсыпал какое-то снотворное господину Полю и госпоже Мари.

Но, к сожалению, слуги тщательно вымыли всю посуду после ухода гостя. Оказались слишком чистоплотны.

– А они что, ужинали с этим человеком? – спросил старик.

– Да, они пили вино и ужинали. Он хорошо говорил по-французски, но слуги поняли, что он иностранец. По акценту.

– Но как представился этот человек? Почему его впустили в дом? Поль не принимает у себя черт знает кого.

– Видите ли, когда этот человек пришел, господин Поль сам вышел навстречу ему и провел его в свою комнату. Он ждал его. А потом они сели обедать в столовой.

– Так ищите же этого человека! Поднимите на ноги всю полицию! закричал Дорохов. – Убийца моего сына должен быть немедленно найден! Я сам посмотрю в его глаза! На гильотину его!

– Будем искать, месье Дорохов. Его приметы уже сообщены.

– Какой сегодня тяжелый день. Все, идите, инспектор. Я устал. Жан-Пьер! Помоги мне! Принеси мне лекарство! Скорее!

Старик выпил лекарство и откинулся в кресле.

– Неплохо бы выйти подышать воздухом, – еле слышно проговорил он. Пошли, Жан-Пьер.

До свидания, инспектор Леруа. Спасибо вам за хлопоты.

– Что вы, месье, я вам причинил столько страданий своими известиями.

– Какие страдания?! – закричал Дорохов, привставая в кресле. – Вы принесли мне радость!

Мой сын погиб как настоящий мужчина, как русский дворянин, сын офицера. Вы там разберетесь, кто убил его и бедную Мари. Ясно одно, он мужчина, а не какая-нибудь истеричка, принявшая яд из-за ерунды! А для меня это самое главное. Спасибо вам за хорошие известия, инспектор Леруа. Дороховы не умирают своей смертью, по крайней мере в периоды великих перемен, в периоды борьбы добра со злом! Зло, разумеется, побеждает, но мы все равно будем до конца бороться за добро!

Произнеся эту речь, старик закашлялся и ужасно покраснел. Обеспокоенный Жан-Пьер повел его дышать воздухом, а инспектор сел в свой "Пежо" и уехал.

Дорохов сидел на скамейке в парке и тяжело дышал. Потом он велел выпустить собак. Вид собак, их веселый лай несколько успокоили старика, и он даже немного прошелся по любимой аллее, поддерживаемый Жан-Пьером.

Потом старика повели пить чай. Раздался телефонный звонок, и Жан-Пьер подошел.

– Но, месье Леруа, – тихо сказал он, – его нельзя больше тревожить. Он может не выдержать... Что вы говорите? Хорошие новости? Для него и так было немало новостей, вы забываете, как он стар... Я не могу тревожить его, он пьет чай с травами и потихоньку успокаивается.