Текст книги "Ментовская мышеловка"

Автор книги: Сергей Рокотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Рокотов Сергей
Ментовская мышеловка

Сергей РОКОТОВ

Ментовская мышеловка

Анонс

Виктора Александрова подозревают в убийстве. А он вроде бы и не возражает, чуть ли не добровольно идет под арест. Идет.., чтобы бежать из-под стражи и самому заняться поисками настоящего убийцы. Игра сразу идет ва-банк: ни Виктору, ни убийце терять нечего...

Глава 1

Август 1974г.

Водка с пивом сделали свое дело. Настроение стало боевым, агрессивным. Их было четверо здоровых бездельников, и свои школьные каникулы они проводили именно так. Достать денег на водку, раздавить где-нибудь в лесу бутылку, закусив либо огурцом с хлебом, либо просто хлебом, либо совсем не закусывая. Потом они шли к ларьку, где продавали разливное пиво по двадцать две копейки за кружку. Обычно там собиралась здоровенная очередь. Но эти в ней не стояли, любыми способами они прорывались без очереди. Все знали, что связываться с ними опасно.

В карманах у четверки водились кастеты, свинчатки, самодельные ножички, остро наточенные.

Бывало, конечно, нарывались и на крепкий кулак, но они и этого не боялись. Драка радовала их, горячила кровь, домой они приходили с синяками и ссадинами. Это была их жизнь, других развлечений у них не было.

Вот и сейчас с шуточками, с матюками они дорвались до прилавка, сунули мятый рубль оплывшей от жира тете Клаве и приняли из ее мясистых рук по кружке холодного разбавленного пива. Отошли на травку, сели, открыли бутылку водки, отпили пива, потом прямо в кружки разлили водку. Закайфовали, расплылись от удовольствия на свежем воздухе. Погода была ясная, теплая, рядом гудели после рабочего дня мужички, четверка не обращала на них внимания. Все были свои, все знали, чего от кого можно ожидать. Самому старшему из четверки было семнадцать. Его звали Рыба. Видимо, за рыбьи бессмысленные глаза, тупо глядевшие на окружающих.

Двоим было по шестнадцать, один из них был до омерзения прыщав, даже собутыльники не могли глядеть на него без отвращения, его так и звали Прыщ, за глаза иногда величали еще хлеще – Гной, но в лицо побаивались, Прыщ был очень силен и злобен, обид не прощал. Другого почему-то звали Ара, хотя он был по национальности украинец и носил фамилию Непейвода. У Ары были огромные масляные глаза, он славился подвигами на сексуальном фронте. Четвертому было всего четырнадцать, и троица его знала плохо.

Однажды на танцах они видели его в драке – махался он классно, с какой-то особой жестокостью, не боясь ничего. Несмотря на юный возраст, этот парень был немного выше остальных. После той драки троица предложила ему с ними выпить.

Протянули бутылку водки. Он молча взял и стал пить из горлышка. Рыба хотел посмеяться над пацаном, но понял, что тот может ничего ему не оставить, и отобрал бутылку. Пацана еще более зауважали. "Где живешь?" сурово спросил Рыба.

"Там", – показал тот в сторону леса. Троица расхохоталась. "Пошли, Лесной, пивка холодного хошь?" – "Не откажусь". Так и звали его Лесной, даже не спрашивая имени. А зачем оно? Лесной был немногословен, но смешлив. На губах его постоянно играла веселая усмешка. Они ходили вчетвером все лето, пили водку, пиво, играли в карты, по вечерам ловили одиноких прохожих и жестоко избивали их, отбирали деньги, часы. Ловили у оврага, через который проходила тропинка со станции. Спрашивали закурить, который час, да что угодно – лишь бы прицепиться и начать драку. Били умело, чтобы не было особых поводов обращаться в милицию или в больницу.

Такой досуг доставлял четверке наслаждение.

Но.., приелось. Они были здоровы, половозрелы, хотелось иных услад.

– Трахнуть бы кого-нибудь, – мечтательно произнес Рыба, потягиваясь.

– Пошли на танцы, – предложил Ара.

– Да ну, – сказал Прыщ. Если какая-нибудь девушка и шла с ним танцевать, боясь оскорбить отказом и нарваться на неприятности, то уж скрыть свое отвращение к его физиономии не могла. Прыща это задевало, и он стал избегать ходить на танцы.

– Пошли к оврагу, поймаем какую-нибудь биксу, – предложил Рыба. Отволокем в кусты, впузырим по очереди, а?

– Да какая бикса в такое время одна пойдет? – засомневался Ара. – Охота вам? На танцах столько телок, сами лягут куда надо.

– Ухаживать, клеить, да ну – тоска, – сказал Рыба. – Выпендриваться начинают, сучки. Мы с братаном здесь в лесу в прошлом году одну поймали, во покайфовали, нищтяк... Что мы с ней только не делали...

– Заявить могут, – пожал плечами Ара.

– Чем докажет? – пробасил Прыщ. – Темень, лес, она и знать не будет, кто ее трахает...

– Пошли, короче, – подвел итог Рыба. – Баб не найдем, отметелим кого-нибудь, денег-то все равно нет. Водяры купим еще. Пошли, делать нечего. Тоска...

Сунув руки в карманы, ссутулившись, четверка поперлась к оврагу. Темнело, однако, медленно – лето...

Пришли, спрятались за кусты, стали караулить. Прошло двое мужиков, потом пожилая пара, и вот... Повезло. Вот повезло...

По дорожке к ним приближалась молодая девчонка. Стройная, в светлой кофточке и черной короткой юбке, с сумкой в руке. Сзади нее никто не шел.

– А? – шепнул Рыба. – Говорил, повезет.

Когда девушка приблизилась к ним, Рыба вышел из-за куста и подошел вплотную к ней.

– Девушка, – елейным голосом спросил он, – вы не подскажете, который час?

Она остановилась как вкопанная, поглядела на часы.

– Половина одиннадцатого, – тихо ответила она.

– Скажите на милость, – паясничал Рыба. – Уже половина одиннадцатого, никак не мог бы себе представить. Я полагал, сейчас не больше половины десятого...

– Что вам надо?

– Как что? Узнать, который час. Эй, ребята! – негромко позвал он. Идите сюда.

Троица вылезла из кустов и встала перед девушкой.

– Вот нам девушка говорит, что сейчас половина одиннадцатого. А это значит, что пора спать. Пошли все спать! Детское время кончилось!

– Не хотим спать! – хором крикнули Ара и Прыщ. Лесной молчал, улыбаясь, глядел в лицо девушке. Та внимательно смотрела ему в глаза.

– А что хотите? – спросил Рыба.

Прыщ и Ара молча подошли к девушке и стали гладить ее по плечам, потом по грудям, по щекам.

– Понятно, – сказал Рыба. – Это можно устроить. Вы как, девушка, насчет потрахаться с хорошей компанией? Против ничего не имеете?

– Вы что, с ума сошли? – тихо, но спокойно произнесла девушка.

– Да нет, мы в норме, – угрожающим голосом сказал Рыба. – В норме и в форме. Пойдем в кусты, сучка, хватит базарить...

Он протянул руку, чтобы схватить ее, но неожиданно девушка ударила его ногой в пах. Рыба согнулся от боли. Девушка отскочила в сторону.

– Ух, падла... – застонал Рыба. – Держите ее!

На девушку бросились Прыщ и Ара. Она как-то умудрилась увернуться и проскочила между ними. Бросилась бежать, но поскользнулась на траве и упала лицом вниз. Ара и Прыщ прижали ее к земле.

– Нормально, – зловеще сказал Рыба. – Вот здесь мы тебя и оттрахаем. А сначала получи сдачи.

Ара и Прыщ подняли девушку за волосы и поставили на колени. Рыба сильно ударил ее кулаком в челюсть.

– Чтобы не залупалась. Тоже, кусок... Не нравится ей с нами. А ну, снимайте с нее трусы. Я ее .раком... Девка-то ништяк, хоть и борзая очень.

Сдаваться, однако, девушка не хотела. Она вертелась, стоя на коленях, пыталась укусить державших ее насильников. Она даже умудрилась вырваться из их цепких пальцев, кофточка на ней треснула, и она вскочила на ноги. Удивленный, но ничуть не обескураженный Рыба поднял руку, чтобы вырубить ее, но упал сам, сраженный сильным ударом молчавшего до того Лесного.

– Ах ты, сучонок... – подивился Рыба, барахтаясь на спине. – Ребята... Бейте его!

Но это было не так-то просто. Лесной мощнейшим ударом ноги в челюсть вырубил Прыща, грузного, но неловкого, а уж справиться с волооким Арой не представляло ни малейшего труда.

Лесной ударил его ребром ладони в горло, и тот затих.

– Бежим, – шепнул Лесной девушке. – Сейчас этот оклемается, у него заточка в кармане.

Они побежали вниз по оврагу, потом выбрались наверх. Сзади слышались крики догонявших.

– Ребята, быстрее! – орал Рыба. – Шевелите ногами, сейчас мы их достанем!

Девушка задыхалась после подъема по довольно крутому склону.

– Давай, давай, – шептал Лесной. – Они убьют, если догонят, я их знаю... Я с ними троими не справлюсь...

– Я не могу...

– А ты моги, жить хочешь – моги, – злился Лесной.

Они бежали по тропке, спотыкаясь о корни деревьев.

– Нормально, – тяжело дышал Лесной. – А вот теперь ныряй сюда, хрена им нас догнать.

Перед ними был глухой дачный забор. Лесной приподнял одну доску и пропустил девушку в проем. Нырнул за ней, и спасительная доска опустилась на свое место.

– Куда они делись? – шипел Рыба. – Говорил вам, падлы, ногами шевелите. – Он вытащил из кармана заточку и стал махать ею в воздухе, сотрясая воздух отборнейшей бранью.

– Они куда-то сюда нырнули, – сказал Прыщ, потирая ушибленную челюсть. – Дыра в заборе где-то есть.

– Так ищи, мудак! – озлился Рыба. – Чмо болотное, с пацаном справиться не сумели...

– Темнеет быстро, – оправдывался Ара. – А дерется этот Лесной классно. Откуда он взялся?

– А хрен его знает, дыру ищите, не базарьте...

Наконец удачливый Прыщ нашел оторванную доску. И первый нырнул в проем. И не успел Рыба последовать за ним, как раздался дикий крик, и Прыщ, ударившись головой о забор, выскочил обратно. За забором слышался свирепый собачий лай.

– Там волкодав сидит, падло! – кричал Прыщ. – Жопу мне порвал! – Он держался рукой за ягодицу, хромая и скуля.

Ара и Рыба мрачно глядели на него.

– Пошли, – отрезал Рыба. – Найдем его, на куски разрежем...

... – Хороший Фарлаф, хороший пес, – гладил Лесной по мохнатой спине московскую сторожевую. – Помнит добро... Мы с братаном покойным сюда в гости ходили, я с ним тогда возился, кормил его шашлыками... Хозяин ругался, не балуй, мол, а я таскаю и таскаю. Там шашлыков было на роту солдат, собачку им было жалко покормить. Ладно, Фарлаф, иди... А нам с тобой надо обратно в дыру, через калитку стремно, хозяин злой, хуже собаки, увидит, пальнуть может из двустволки, в темноте-то не узнает.

– Как ты запомнил эту дыру? – удивилась девушка.

– Память хорошая, и отметину я сзади сделал на заборе, бывает, нужно слинять. Хорошо, еще что-то было видно. Чуть позднее, и крышка бы нам с тобой. Порвали бы они нас.

Фарлаф большими глазами глядел на парня с девушкой, не отходил.

– У тебя в сумке ничего жрать нет? – спросил Лесной. – Пса надо отблагодарить.

– Я колбасы купила, на дачу еду...

– Дай ему, он нам жизнь спас.

Девушка вытащила из сумки колбасу, бросила Фарлафу. Пес завилял хвостом, принялся за угощение.

– Ты где живешь? – спросил Лесной.

– Я на дачу еду.., к подруге, – ответила девушка. – Там вон, за мостом... Налево от моста.

– Говорить не хочешь? – усмехнулся Лесной. – А звать-то тебя как?

– Меня? .. Ира. А тебя?

– А меня... Меня тут называют Лесной.

– Загадочный тип, – усмехнулась Ира. – И отважный... – Она погладила его по светлым длинным волосам. – Дай, я тебя поцелую.

Она прижалась к нему и поцеловала его в щеку, потом в другую, затем припала губами к его губам. Лесной удивленно глядел на нее, потом довольно робко прижал ее к себе.

Фарлаф, уже сожравший колбасу, недоуменно глядел на них. Парень и девушка переглянулись и засмеялись.

– Пошли потихоньку отсюда, – сказала она. – Общество Фарлафа начинает тяготить.

– Пошли, эти, наверное, уже слиняли, – согласился Лесной.

Они вылезли из дыры в заборе и побрели по уже совершенно темному лесу. Ира держала Лесного под руку, тесно прижималась всем телом к нему. Лесной вздрогнул от подступившего чувства, от охватившего его желания.

– Спешишь? – спросил он.

– Спешу, – ответила она. – А ты чего спрашиваешь?

– Пошли ко мне, – предложил он. – Здесь недалеко.

– Ну, ты даешь... – усмехнулась она. – У тебя что, своя дача?

– С матерью живу. Братан умер несколько лет назад. Мать рано ложится. Окно невысоко. Как? – улыбнулся он.

– Пошли. С таким, как ты, не страшно. – Она еще теснее прижалась к нему.

– Да и ты девка боевая, – усмехнулся Лесной. – Хорошо ты ему врезала между ног.

– А ты чего заступился? Они же твои друзья? Вместе в кустах караулили.

– Какие они мне друзья? Так.., тоска с ними. Надоели. Тупые, как валенки. А ты мне понравилась. Характер у тебя не девчачий.

Они вышли на дорогу, прошли по мосту через реку и снова повернули в лес, где была протоптанная тропка.

– Скоро уже мой дом, – сказал Лесной, стискивая Ире плечо.

– Не спеши. Все успеем, – шепнула она.

Она увидела справа старенький небольшой домик с верандой за обломанным забором.

– Сюда нам, – сказал Лесной.

Они вошли в калитку. Лесной огляделся по сторонам, не видит ли кто. В доме свет был погашен.

Он тихо открыл дверь.

– Здесь подожди, под окном.

– Хорошо.

Он на цыпочках вошел в дверь, потом Ира увидела открывающееся окно.

– Давай сумку, – шепнул он. Она протянула ему сумку. – Теперь давай руку, лезь сюда.

Она протянула ему руку, и он помог ей влезть в окно. Она оказалась в маленькой комнате, в которой стояли только кровать с железной сеткой и шариками и большой гардероб. Света не зажигали. Молча Лесной притянул ее к себе и повалил на кровать, она словно провалилась в эту сетку.

– Сколько тебе лет? – шепнула она.

– А ты как думаешь?

– На вид не меньше шестнадцати. Но у тебя такое гладкое лицо, по-моему, ты моложе.

Он усмехнулся, ничего не ответил, прижал ее к себе и неумело поцеловал в губы.

– Мне раздеться? – спросила она.

– Как хочешь.

– Я хочу.

Она быстро сняла с себя кофточку, юбку. В темноте Лесной увидел черный лифчик, черные трусики, пояс, телесного цвета чулки. Он сам снял с нее трусики, потом стал расстегивать лифчик, пальцы не слушались, дрожали...

– Ты что волнуешься, глупенький? Все будет хорошо...

Любовником он оказался неумелым, но очень пылким. Железная сетка ходила под ними ходуном. Девушке было хорошо с ним, она стонала от удовольствия. Он даже прикрыл ей рот ладонью.

– Тихо, тихо, мать разбудишь.

А через пару минут уже она прикрывала ему рот своей мягкой ладошкой.

Потом они долго лежали на спине и молчали.

Наконец она сказала:

– Все. Мне пора. Проводи меня. А то будут волноваться.

Она встала, оделась. Потом он выскочил в окно, подал ей руки, она прыгнула ему в объятия.

Он аккуратно поставил ее на землю, и они пошли. Шли молча, она держала его под руку и тесно прижималась к нему. Обоим было хорошо, ни один из них не задавал другому лишних вопросов, они в чем-то были похожи. Им было хорошо вместе, и все. Больше они не желали ничего знать друг о друге.

Было темно, полная луна, звездное небо.

Ощутимо начало свежеть.

– Тебе холодно? – спросил Лесной с какой-то нежностью, не свойственной ему.

Она покачала головой.

Они дошли до моста. Там дорога раздваивалась.

– Все, – сказала Ира. – Мне туда. Дальше не провожай меня.

– Не боишься?

– Нет. Дважды такое не повторится. Я тебя вот о чем попрошу, только ты не обижайся, ладно?

– Ладно.

– Ты не ищи больше со мной встреч.

– А я разве их ищу? – спокойно спросил он.

– Ты молодец. Ты такой же, как я. Ты меня понял. Нам было хорошо, и ничего больше не должно быть между нами. Мы всегда будем помнить эту ночь.

– Конечно. – Он как-то нервно прижал ее к себе. Видимо, ему такое ее решение было не совсем по вкусу. Но он не желал спорить с ней. Это было не в его манере.

– Тогда ладно. Я пошла. – Она обняла его и поцеловала в губы. Он вздрогнул и крепко прижал ее к себе. Поцелуй длился с минуту. Потом она отодвинула его от себя.

– Все. Пойду. Меня ждут. , – Кто? – неожиданно для себя спросил Лесной и осекся.

Она улыбнулась:

– Пока, мой защитник, мой юный кавалер.

Мне почему-то кажется, что мы когда-нибудь с тобой увидимся и вспомним вместе эту чудесную ночь. Посмотри, какая полная луна, какие звезды...

– Мне братан говорил, в полнолуние творятся страшные вещи, – мрачно заметил Лесной.

– А может быть, мы с тобой еще совершим что-нибудь страшное. У нас все впереди. Пусть эта луна объединит нас...

Она как-то странно усмехнулась, повернулась и пошла вверх по дороге.

Лесной стоял и молча глядел ей вслед. У него почему-то было тревожно на душе. Она исчезла в ночной тьме словно видение, неизвестно откуда появившееся и неизвестно куда ушедшее.

Он еще немного постоял, потом вздрогнул от холода и медленно пошел домой...

Глава 2

Октябрь 1980 г.

В бешенстве Игорь Дмитриевич Лозович хлопнул входной дверью. Стучало в висках, кровь прилила к лицу. Он хотел крикнуть ей на прощание что-нибудь крепкое, но увидел елейную соседку, стоявшую напротив на лестничной площадке с сумками в руках и хитренькими глазами глядящую на него.

– Добрый день, Игорь Дмитриевич, – промурлыкала старушка.

– Здравствуйте, Анна Михайловна, – проворчал Лозович.

– Как ваши дела, Игорь Дмитриевич? Как здоровье? Как ваше творчество?

– А так, – махнул рукой Лозович. – Так как-то все;.;

Наверняка она подслушала его разговор с Эльвирой. Разговор был, мягко говоря, на повышенных тонах. Эта зараза устроила ему пролог перед юбилеем, который должен был состояться через две недели. Знаменитого прозаика Лозовича готовился чествовать весь многонациональный Союз писателей. Пятнадцатого октября ему исполнялось шестьдесят лет. В нескольких издательствах готовились к печати его пухлые сборники, огромными тиражами переиздавался эпохальный роман "Великая правда", за который пять лет назад он был удостоен Государственной премии СССР. Его романы переводились на многочисленные языки народов СССР, не остались в стороне и Болгария, Чехословакия, ГДР.

Лозович уже запутался, сколько денег ему причитается за все эти издания. По утрам, в халате, он сидел со счетной машинкой и подсчитывал свои бесконечные барыши, но каждый раз не мог чего-то учесть и сбивался со счета. Ему помогала в этих расчетах Эльвира, это было одним из любимых ее занятий. Другим любимым занятием было планировать грядущие покупки. В перспективе была покупка иномарки и второй дачи, но Лозович активно сопротивлялся покупке иномарки, считая это бестактным. "Я советский писатель, Эллочка, я коммунист! Мне вполне хватает моей "Волги"! И тебе уютно в "жигуленке".

Насчет дачи подумаем, но иномарку – никогда!" – "Но почему поэту Максиму Ясному можно ездить на "Мерседесе", а прозаику Игорю Лозовичу нельзя?" – возмущалась Эльвира. "А потому что он сволочь! Сволочь и бездарь! – кричал Лозович. – Он любит только пыль в глаза пускать! А я не хочу, чтобы меня ненавидели коллеги!"

Лозович уже года три ничего не писал. Ему некогда было этим заниматься. Он постоянно заседал в различных президиумах, ездил по бесконечным загранкомандировкам, по необъятной советской Родине, встречался с благодарными читателями, время от времени позволял себе на пару недель рвануть в Гагры или Коктебель в Дом творчества, где по утрам думал о продолжении романа "Великая правда". Он даже придумал название нового романа – "Великая сила добра".

В этом романе герой предыдущего коммунист Иван Громов будет продолжать свою непримиримую борьбу с карьеристами и приспособленцами в новых условиях, а прорвавшийся к власти мерзавец Лисицкий будет устраивать ему новые каверзы. Но дальше названия и общего плана роман не двигался.

В принципе ему и не надо было ничего писать.

Его пухлые романы уже были изданы миллионными тиражами. "Советский писатель" издал его пятитомник, "Избранное" в двух томах шло в нескольких издательствах. Пятнадцатого октября в Доме литераторов готовился грандиозный юбилей. Так все хорошо. А эта шлюха устроила ему подарочек к юбилею. Эльвира была моложе Лозовича на двадцать лет, тогда, в пятьдесят восьмом году, Лозович бросил свою вторую жену Надю с десятилетним Вовкой и ринулся в объятия пышнотелой брюнетки Эллочки. Через год появился сын Олежек. Лозович разменял трехкомнатную квартиру в центре и оказался с новой женой и маленьким сыном в двухкомнатной на окраине. Но это продолжалось недолго. Именно тогда карьера его как писателя бешеными темпами пошла вверх, и появилось все – четырехкомнатная квартира в центре, две машины, бесконечные гонорары.

До поры до времени Эллочка вела себя прилично. Жизнь, которую устроил ей Лозович, была райской, иначе не назовешь. Перестав кормить Олежку грудью, Эллочка спихнула его на нянек и занялась собой. Поездки, просмотры, премьеры и так далее... Потом появились и загранпоездки, и личный "жигуленок", шикарно отремонтирована дача. Эллочка вела светскую жизнь, и она ей очень нравилась. Но шила в мешке не утаишь. Стареющий муженек был хорош для одного и плох для другого. Для другого она имела крепенького любовника Славика, который был моложе ее на три года. Вот с этим крепеньким Славиком и застукал ее шестидесятилетний муж, раньше времени вернувшийся из командировки. Отчаянию Эльвиры не было предела. Седовласый Лозович с букетом роз стоял перед смутившейся парочкой. Розовощекий Славик что-то пытался бубнить в оправдание Эллочки, а она просто потеряла дар речи.

– Пошел вон, – тихо произнес Лозович и швырнул букет алых роз в красную рожу Славика. Тот молча надел пиджак, плащ и тихо вышел из шикарной квартиры Лозовичей.

– Ты не то подумал, – прошептала Эльвира.

– Я не то подумал двадцать два года назад, а сейчас я думаю именно то, что нужно: ты – блядь! Блядища ты размалеванная! Ты окаянная стервь всех времен и народов... У тебя же сын недавно женился, ты скоро бабушкой станешь, а чем ты тут занимаешься?

Сын Олег был на даче с беременной на последнем месяце женой Таней. Олег был студентом пятого курса мединститута, Таня закончила иняз.

И вот в выходной день Эльвира устроила себе праздник. А у него неожиданно прервалась загранкомандировка в Нью-Йорк, позвонили из правления Союза писателей и потребовали его присутствия на важном заседании, надо было решать вопрос с одним очень известным диссидентом, его надо было исключить из СП, а потом выдворить из Союза. Сияющий Лозович с заморскими гостинцами и букетом роз, купленным в Шереметьеве, явился домой и... Те же и муж...

Пошлейшая комедия... Рогоносец... Вот тебе и юбилей. Как же над ним ржут всякие бездари, занятые одними сплетнями в Союзе писателей. Он выглядит идиотом в глазах этих негодяев... А ведь этого краснощекого любовника он видел как-то в Доме литераторов, он так скромно поздоровался с Эльвирой... Как же его водили за нос...

Игорь Дмитриевич провел бессонную ночь.

Курил сигареты "Мальборо", привезенные из Нью-Йорка, пил маленькими стопочками коньяк КВВК, стоящий в буфете. Прилег на диван, попытался заснуть, но бешенство распирало его.

Вошла Эльвира, заплаканная, стала просить прощения. Лозович представил себе смеющиеся рожи писателей на его юбилее и залепил ей оглушительную пощечину. Она расплакалась и ушла.

Больше она его не тревожила.

Лозовича мучила совесть. Он тогда, в пятьдесят восьмом, бросил Надю, чудесную женщину, верную, преданную, воспитывавшую замечательного сына Вовку, и женился на этой сучке. Надя не сделала ему ни одного упрека, только глядела на него, суетящегося, разменивавшего квартиру, большими печальными глазами. А Вовка спросил: "Папа, а когда мы с тобой поедем на море?"

Лозович тогда съежился от невыносимой боли, закусил губу и вышел, не отвечая сыну. Никогда больше Лозович не ездил с Вовкой на море, Эльвира категорически запретила ему общение со старой семьей. Сначала Лозович украдкой встречался с сыном, ходил с ним в кино, а потом родился Олег, и о Вовке как-то забылось. Иногда Лозович делал Наде денежные переводы, но чем больше у него становилось денег, тем реже он переводил их. На алименты Надя не подала, посчитала постыдным.

Лозович невольно сравнил Вовку и Олега.

Сравнение явно было не в пользу последнего.

Пытливый, ласковый, веселый Вовка разительно отличался от ленивого обжоры Олега, избалованного Эльвирой и няньками. Конечно, неплохо, что Олег решил пойти в мединститут, а не приютился в лучах славы отца и не попытался найти себе тепленькое местечко в литературе, каких было немало. Но все он делал как-то нехотя, со скукой, живого слова от него не услышишь. В прошлом году он женился. Выбор своего сына Игорь Дмитриевич одобрил. Таня Гриневицкая, дочь классного переводчика-синхрониста, нравилась ему. Живая, смышленая девушка, прекрасно владевшая английским языком, хорошо воспитанная, была полной противоположностью ленивому, сонливому Олегу. Но она относилась к мужу с некой материнской нежностью, и порой Игорь Дмитриевич завидовал сыну. Таня чем-то напоминала ему первую жену Вику, попавшую под машину в эвакуации в Татарии, когда Игорь Дмитриевич был на фронте. Черноглазая, очень мобильная, никогда не терявшая присутствия духа. Трудно было ее заподозрить в браке по расчету – у Гриневицкой было все, что нужно для полноценной жизни: дача, машина, хорошая зарплата отца. Лозович видел в Тане постоянное желание кого-то опекать, он верил, что она будет прекрасной матерью.

...Лозович утром высказал Эльвире все, что он о ней думает, не выбирая выражений, напротив – стараясь изъясняться поконкретнее. Эльвира сидела, закрыв лицо руками. Орать Игорь Дмитриевич продолжал и в прихожей, потом надел куртку, привезенную из Нью-Йорка, и выскочил из квартиры. И тут наткнулся на востроглазенькую кубышку-соседку с сумками. Видимо, она слышала крепкие выражения знаменитого писателя и испытывала мерзкую радость мещанки по поводу неудач людей из сонма знаменитостей.

– Так как-то все, Анна Михайловна... А, – он махнул рукой и вошел в лифт.

Открыл гараж, завел машину. Во всей этой ситуации его радовало лишь одно – решение, принятое им рано утром. "Я ей покажу, – придумал он страшную месть. – Ох, как я ей покажу..."

И сейчас эта мысль придавала ему сил. Он тронул машину с места и поехал в нотариальную контору. Там, дергаясь и нервничая, он высидел приличную очередь, а потом составил завещание, в котором отписал все свои сбережения, права на будущие гонорары, дачу и две машины в равных долях своей бывшей супруге Лозович Надежде Сергеевне и сыну Лозовичу Владимиру Игоревичу. Эльвире и Олегу досталась бы только четырехкомнатная квартира, обставленная шикарной мебелью. Им и этого более чем достаточно. Но он ведь не собирается умирать, он еще пошумит, проведет юбилей назло этим мерзавцам и разменяет эту квартиру. Так что у них и этого не будет.

В своем озлоблении он почему-то объединял изменницу-жену и сына-студента. Все делал в состоянии бешенства, почти не обдумывая последствий. Лозович знал, что Надя преподает в техникуме, тридцатидвухлетний Владимир – капитан Советской Армии, женат, имеет дочь. Встречались с сыном они крайне редко, Володя с детства затаил на отца обиду за его предательство. Ничего, по крайней мере он как-то реабилитирует себя в их глазах.

Завещание было заверено нотариусом, Лозович вышел из конторы, подошел к телефонной будке, набрал номер Нади.

На счастье, она оказалась дома.

– Надя, привет, – гробовым голосом произнес Лозович.

– Игорь? – удивилась она.

– Я, я, – почему-то обозлился Лозович. – Ты.., вот что... Где Володька?

– Володя в Афганистане, Игорь.

– Да ну? – ошалело спросил Лозович.

– Он офицер, его послали, ты же знаешь, он десантник. Он уже восемь месяцев там.

Лозович молчал, думал напряженно. "Мой сын в Афганистане, выполняет интернациональный долг, каждый день рискует жизнью, а эта сволочь Эльвира.., этот баловень Олег... Нет, как же правильно я сегодня поступил..."

– А где его жена, дочка?

– Как где? Здесь, со мной. Твоей внучке уже восьмой год идет. Она так похожа на Вовочку, да и на тебя тоже, Игорь. Заехал бы как-нибудь, поглядел.

– Я обязательно заеду! – закричал Игорь Дмитриевич. – Ты, Надя, прости меня, эта Эльвира настоящая сучка!

– Что это с тобой сегодня?

– А ничего. Ты должна знать вот что – я завещал тебе и Владимиру все свои сберкнижки, их пять штук, права на мои переиздания, дачу на Пахре и две машины – "Волгу" и "Жигули". На моих сберкнижках около ста тысяч рублей, а сейчас выходит жуткое количество переизданий, все гонорары идут на книжки. Сберкассы на Ломоносовском, Ленинском проспектах, запиши номера и адреса.

– Ты что это, помирать собрался, Игорь? У тебя же через две недели юбилей. Что это такие. настроения? Раньше ты так не переживал из-за женщин.

– Да не переживаю я из-за женщин, Надя.

Я переживаю из-за себя, из-за своей глупости.

Ладно, все. Я обязательно загляну на днях. А сейчас я поеду на дачу, мне надо прийти в себя. Все поняла насчет завещания? Оформлено в нотариальной конторе на улице Димитрова.

– А как же твой сын?

– Ему останется четырехкомнатная квартира, обставленная прекрасной мебелью. Она дорого стоит. А остальное пускай своим трудом зарабатывает. Он женился недавно, жена ребенка ждет...

– Ты бы подумал, Игорь. Впрочем, я желаю тебе прожить еще лет тридцать, и пусть никто не воспользуется твоим завещанием. А захочешь помочь сыну и внучке – помоги. Без всякого завещания. Мне лично ничего от тебя не надо.

– Ладно, Надя, я позвоню. Я тебе сообщил, и все. Пока.

– Пока, Игорь, Лозович сел в машину и поехал в сторону Каширского шоссе. Он хотел побыть на даче, походить по осеннему лесу, подумать о происшедшем.

"Надо же, Володька в Афганистане... Мой сын, офицер, десантник... А эти тут..." Ему вдруг стало стыдно не только за Эльвиру и Олега, но и за себя. Он предстал перед собой бездарным чиновником от литературы, написавшим скучнейшие серые романы, которые никто не мог дочитать до конца. А когда-то он был лихим фронтовым корреспондентом, рисковавшим жизнью, писавшим интересные фронтовые очерки, рассказы.

Он гнал машину по шоссе, дорога была хорошая, сухая. Думал напряженно о своей жизни, о своих трех женах – веселой черноглазой Вике, доброй домашней Наде, накрашенной шлюхе Эллочке, об ушедших в иной мир фронтовых друзьях, о том, что теперь вокруг него только льстецы и блюдолизы, а настоящих друзей давно уже нет.

Лозович свернул на проселочную дорогу, ведущую к даче. Ехал быстро, он хорошо водил машину. Вдруг он заметил, что за ним постоянно следует черная "Волга". Лозович убавил газ, "Волга" тоже стала ехать медленнее, Лозович поехал быстрее, и "Волга" тоже. "Что такое?" – удивился Лозович.

Дорога была безлюдная, шла лесом. И вдруг в самом узком месте следовавшая за ним "Волга" прибавила скорость и догнала "Волгу" Лозовича.

Он даже не успел поглядеть, кто сидел за рулем.

Преследовавшая машина подрезала его, и он вынужден был резко подать вправо. Скорость же была около ста километров. Машина Лозовича перевернулась. Игорь Дмитриевич мгновенно превратился из думающего, вспоминающего свою жизнь маститого писателя в клубок костей, крови и боли. Машина со страшной силой переворачивалась в кювете. Переломанный, искалеченный Лозович был еще жив, когда произошел взрыв.

Машина горела в кювете, внутри нее уже не было жизни.