Текст книги "Виа Долороза"

Автор книги: Сергей Парфенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)

– Шабсон…– отводя глаза в сторону, откликнулся Борис Моисеевич, не очень, впрочем, уверенный, что поступает правильно, но потом так же негромко уточнил. – Александр Львович Шабсон…

Оранжевый диск солнца еще не спрятался за горизонт, а южный вечер уже опустился мягкой прохладой на горбатые спины холмов Старого города.

Отсюда, с пригорода Иерусалима, священный город был виден, как на ладони, особенно старая его часть – Храмовая гора в обрамлении древних стен, с поблескивающим на склоне золотым Куполом скалы. Александр Шабсон старательно вытер тряпкой грязные руки и прислушался к равномерно работающему движку автомобиля.

"Ещё послужит!" – удовлетворенно подумал он, закрывая капот старенького "Субару".

"Субару Лигаси" был его недавним приобретением и первой машиной здесь, в Израиле. Александр приобрел его, потому что прошло уже почти три года его пребывания в Израиле и заканчивался срок, так называемой, "олимовской" скидки, позволяющей репатрианту приобрести машину без налогов, то есть почти в два раза дешевле. И пусть машина досталась ему не совсем новая, можно сказать старушка – с ней пришлось таки основательно повозится прежде чем, мотор заработал тихо и размеренно, но теперь Александр Шабсон мог быть вполне доволен. Машина в порядке, к тому же это была не какая-нибудь румынская "Дачиа", которые покупали здесь из патриотических побуждений, только потому, что в свое время румынский лидер пообещал, что выпустит из Румынии столько евреев, сколько купят у него этих машин в Израиле. Нет! У Александра был настоящий "Субару". Японец! Кстати и у "Субару" здесь была своя, не менее занимательная история – когда-то "Субару" был единственной маркой, которая поставлялась в страну… Случилось это после того, как арабские страны в едином антисемитском порыве решили бойкотировать товары тех фирм, которые станут продавать свою продукцию в не признаваемое ими еврейское государство. Тогда из всех автомобильных гигантов только "Субару" не испугалась этого бойкота, и вскоре добрая половина Израиля пересела за руль этих надежных японских авто. Так что израильтянину эта японская марка говорила о многом… Вот поэтому-то "Субару" здесь любят и ценят до сих пор…

Выключив движок "Субару", Александр Шабсон запер машину и зашел в подъезд четырехэтажного дома, где он с семьей снимал квартиру. Поднявшись по широкой, усаженной с боков декоративными цветами лестнице на сой этаж, он открыл дверь, зашел в квартиру и, стараясь поскорее избавится от грязи и въевшегося запаха бензина, сразу направился в ванную. Сняв рабочую одежду, он с удовольствием залез под теплый душ. В этот момент на столике в просторной гостиной зазвонил телефон. К аппарату подошла Ирина Шабсон, жена Александра. Она занималась на кухне готовкой и поэтому успела снять трубку только после того, как телефон требовательно прозвонил уже пять или шесть раз.

– Алло, вас слушают, – сказала она, взяв трубку в руки.

– Добрый вечер, – произнесла трубка. – Могу я поговорить с господином Шабсоном?

Голос в телефоне показался Ирине незнакомым и это ее смутило – она привыкла узнавать знакомых мужа по голосам.

– Простите, а кто его спрашивает?

– Это госпожа Шабсон? – спросил незнакомец. – Вас беспокоят из департамента иммиграции. Я хотел бы попросить вашего мужа заехать к нам завтра…

– Секундочку, – Ирина растерянно положила трубку рядом с аппаратом и подошла к двери ванной.

– Саша! – постучала она по двери костяшками пальцев. – Тебя там к телефону из службы иммиграции. Ты сможешь подойти?

– Чего им нужно? – донесся из-за двери голос мужа, заглушаемый шумом льющейся из душа воды.

– Они хотят, чтобы ты завтра к ним заехал… Они ждут на трубке… Ты подойдешь?

– Да! Пусть подождут…

Через пару минут Шабсон, одетый в спортивные брюки и в чистую полотняную безрукавку вышел из ванны и, отбросив на спинку стула влажное махровое полотенце, взял трубку в руки:

– Слушаю… Шабсон…

– Добрый вечер, господин Шабсон, – все также бесстрастно сказал ему невидимый собеседник. – Вас беспокоят из департамента иммиграции…

– Я понял… В чем собственно дело? – поинтересовался Александр.

– Господин Шабсон… Мы хотели бы поговорить с вами насчет ваших знакомых – евреев, которые остались в Советском Союзе, – донеслось из трубки. – Вы наверное слышали, что наше ведомство проводит широкую кампанию по репатриации наших соотечественников из других стран? Так вот… Мы хотели бы получить от вас содействие в данном вопросе… Я, конечно, не хотел бы говорить всякие высокие слова про патриотический долг… Мы все это прекрасно понимаем… Наверное, вас больше заинтересует, если я скажу, что мы активно помогаем тем, кто согласился содействовать в нашей работе… Например, мы можем помочь в продвижении по службе или в обеспечении работой, а так же в получении ссуды на жилье или улучшении условий страхования…

Собеседник замолчал, но от этих слов, произнесенных без всякого выражения у Александра Шабсона вдруг вспотела ладонь, которой он сжимал трубку. Ссуда на жилье! Это же как раз то, что им нужно! Ведь до сих пор Александр никак не мог добиться от администрации завода пластмассовых изделий, где он сейчас работал, получения гарантии под машканту – ипотечную ссуды сроком на 25 лет. У самих Шабсонов денег на собственное жилье пока не хватало, даже с учетом дополнительного бонуса в размере почти полутора десятков тысяч шекелей, положенного им по закону. Сто тысяч долларов! Шутка ли? Меньше жилье в Израиле обычно не стоит. Поэтому-то до сих пор им и приходится снимать эту большую, просторную квартиру на окраине Иерусалима за восемьсот пятьдесят шекелей в месяц. Просторную вовсе не потому, что они такие уж снобы, а потому, что маленьких квартир в Израиле просто нет – не строят. Но вот теперь, если чиновник не обманул, собственное жилье, собственное, а не съемная квартира, вполне могло стать реальностью…

– Простите, когда мне необходимо к вам прибыть? – спросил Александр Шабсон дрогнувшим голосом, крепко прижимая телефонную трубку к уху.

– Завтра!

– А если это будет вечером?

– Хорошо… Если только не позднее восьми часов, – поставил ему условие невидимый собеседник.

– Завтра в половине восьмого я буду у вас, – убежденно произнес Александр Шабсон. – А простите, к кому мне обратится?

– Меня зовут Моше Лавин, – донесся ответ. – Запишите, как к нам добраться…

Моше Лавин оказался брюнетом средних лет с густой волнистой шевелюрой и тонкими правильными чертами на узком лице.

Когда на следующий день после телефонного звонка Александр Шабсон приехал в Департамент иммиграции и осторожно постучался в назначенный ему кабинет, Лавин сидел за столом и просматривал какие-то бумаги. Верхняя пуговица его белоснежной рубашки была расстегнута, а распущенный шелковый галстук криво сполз набок. В помещении было душно, даже несмотря на тихо работающий в углу кондиционер, – видимо, его включили совсем недавно.

– Господин Шабсон? – спросил Моше Лавин уверенным тоном. – Проходите! Присаживайтесь…

Деловито отложив в сторону бумаги, он терпеливо подождал, пока Александр устроится по противоположную сторону стола и сразу перешел к делу.

– Скажите, господин Шабсон, у вас остались связи с вашими знакомыми в Советском Союзе? – спросил он и, заметив слабый кивок Александра, удовлетворенно добавил. – Очень хорошо! Дело в том, что для возвращения наших соотечественников мы в первую очередь рассчитываем на помощь их знакомых, которые приехали в Израиль раньше… Естественно, все расходы в этом случае берет на себя наше ведомство! Поэтому не могли бы вы рассказать о ваших знакомых поподробнее?

Александр озадаченно почесал темный, щетинистый подбородок. Вопросец! Это только на первый взгляд он может показаться простым и понятным, а на самом деле не такой уж он и простой… Рассказать о знакомых евреях? А кого в Израиле вообще можно считать евреем? В Союзе, например, все считали евреями Шабсонов, а по приезду сюда вдруг оказалось, что они самые что ни на есть русские… Так о ком же тогда рассказывать?

"А может зря он мучается и переживает – ведь правом иммиграции в Израиль обладает любой, имеющий евреев пусть даже в третьем колене? А кто там теперь разберется, были у тебя евреи в третьем колене или нет?" – резонно рассудил Александр.

"Пускай они это тут сами выясняют", – решил он и принялся перечислять всех своих друзей по порядку, стараясь при этом никого не забыть. Моше Лавин слушал его внимательно, не перебивая, изредка делая какие-то пометки в лежащем перед ним блокноте. Когда Александр закончил, он посмотрел в исчирканный листок и произнес:

– Так! Господин Шабсон… Вот вы тут упомянули Сосновского… Бориса Сосновского, кажется? У вас с ним какие отношения?

Александр недоуменно пожал плечами.

– Нормальные… Росли вместе… Сейчас иногда переписываемся… А что?

– Нет, ничего, ничего! – успокоил чиновник. – Скажите… А не могли бы вы его пригласить сюда недельки на две? С семьей… Как я уже говорил, расходы вам возместят…

Александр заколебался, но заколебался не потому, что просьба показалась ему слишком уж обременительной, а потому что не знал, как перейти к главной теме, ради которой он в общем-то и согласился на эту встречу.

– Это-то как раз не проблема, – наконец протянул он. – Я в смысле пригласить… Только… Господин Лавин… Видите ли… Ну куда я его буду приглашать? Квартира у нас хоть и просторная, но на ещё одну семью не хватит. К тому же я даже не знаю, как к этому отнесется мой домовладелец. А вот, если бы у нас было бы собственное жилье… Тогда совсем другое дело! А вы ведь, кажется, говорили, что можете помочь с получением машканты?

Он выжидательно замер, чувствуя, как внутри у него колотится сердце, но Моше Лавин, его просьбе совсем не удивился и отказывать ему не стал.

– Хорошо! – произнес он и пододвинул к себе блокнот. – Я постараюсь помочь… Скажите, где вы работаете…

Он быстро записал информацию, которую ему сообщил Александр и, вырвав листок из блокнота, прицепил его на кнопку рядом с монитором. После чего сухим, официальным тоном попросил Шабсона не затягивать с приглашением Сосновских и, словно боялся, что Александр станет просить о чем-то ещё, поторопился с ним распрощаться.

Исполнил ли Лавин свое обещание или нет, так и осталось для Александра загадкой, но когда на следующий день он обратился в администрацию завода с просьбой о гарантийном письме для банка, ему в его просьбе не отказали. Правда, перед этим пришлось пройти собеседование, которое проходило там же, в административном корпусе и длилось довольно долго. Так долго, что под конец у Александра уже создалась совершенно твердая убежденность, что заветной машканты ему не видать никогда. К тому же в течение всего собеседования плешивый очкарик из администрации, местный, коренной еврей, с линзами-диоптриями на орлином носу, постоянно морщился на несовершенный иврит Александра. Но Александр старался на это не обращать внимание… В конце концов все это мелочи! Ведь гарантийное письмо-то ему дали! А ещё через несколько дней Шабсонам удалось договорится о покупке дома. Осмотрев предлагаемые варианты, они выбрали коттедж в пригороде, небольшой, но очень уютный, с открывающимся из окон красивым видом на холмы и стройные ряды кипарисов неподалеку. Так что можно считать, что все сложилось, как нельзя более удачно… Так удачно, что жена, после того, как они возвращались, заключив договор на покупку дома, даже с некоторым сомнением в голосе спросила:

– Саш, а тебе не кажется всё это странным? Ну… Как-то быстро все… Даже не вериться!

Александр улыбнулся и обхватил жену за плечи.

– Просто повезло! – ответил он беззаботно. – Я ж тебе говорил, что я везучий… Вот, видишь… Пошла полоса! Думаю, Боря Сосновский будет сильно удивлен, когда увидит, как мы здесь устроились. Ничего, ничего! Пусть посмотрит… Сравнит! Как мы тут и как они там…

После приглашения Шабсонов Сосновские приехали в Израиль ровно через месяц.

Шабсоны оставили им свою ещё не возвращенную домовладельцу старую квартиру, – благо, что квартплата была внесена до конца месяца, так что Сосновским не пришлось даже тратиться на гостиницу.

Вечер они провели вместе с гостеприимными хозяевами. Неокрепшее воображение приехавших поражало буквально все – и просторы комнат нового коттеджа, и пол, устланный мраморной плиткой, и солнечные батареи на крыше, и даже сверкающий свежей полиролью старенький "Субару" во дворе. Осмотрев все, ужинать они отправились вместе с хозяевами на старую квартиру, где им теперь предстояло жить. Ирина Шабсон приготовила к праздничному столу антрекоты из индейки и овощные салаты (вкусно! – пальчики оближешь, – похоже, иммиграция крайне положительно сказалась на ее кулинарных способностях), но и Борис Моисеевич в грязь лицом не ударил, – он выставил на общий стол привезенную с собою бутылку старого армянского коньяка, (подарили ещё коллеги по работе на сорокалетие) и выложил на стол батон душистого ржаного черного хлеба – деликатес, которого в Израиле не достать.

Просидели они с хозяевами почти до полуночи, вспоминая свое житье в Союзе, расспрашивая о том, как тут живется, а на следующий день, когда Шабсонов уже не было, (вечером, сразу же после ужина они отправились в свой новый дом) Сосновские решили обследовать Город Мира – "Ир Шалом", как назвал его в свое время царь Давид. Без труда добрались они до Сионских ворот, (почти каждый встречный легко понимал их русский язык и считал своим долгом в мелких деталях объяснить, как туда добраться), нашли гробницу Царя Давида, зашли в зал Тайной вечери, затем прошли к Кувуклии – Храму гроба Господня, посмотрели на величественный купол мечети Аль-Акса, благоговейно постояли у Стены плача, оставив в ее трещинках записки с пожеланиями. Переполненные впечатлениями спустились по узким, мощенным улочкам на широкую Кардо, центральную улицу Старого города и здесь решили дать ногам передохнуть и немного перекусить – зашли в кафе. Борис Сосновский, увидев телефонный автомат, отошел позвонить, а жена и дочь устроились за столиком, сделали заказ и теперь сидели и вкушали наиболее распространенные блюда еврейской кухни. К ним подошел официант и, услужливо склонившись, задал свой вопрос на чистейшем русском языке:

– Дамы ещё что-нибудь желают?

– Нет, нет, спасибо! – вежливо отказалась Ольга Витальевна.

Дочь, Светлана, смогла лишь слабо покачать головой, с трудом дожевывая кусок огромной питы, – пита была до отказа напичкана овощами и фелафелем и по своим габаритам напоминала средних размеров страусиное яйцо. Кроме того, на столе перед ней ещё стояли лишь наполовину опустошенные тарелки с хумусом и салатом так, что создавалось впечатление, что порции в кафе, куда они зашли перекусить, были рассчитаны на великанов. Официант понимающе кивнул и отошел.

– Все! Больше не могу… Щас лопну… – откинувшись на спинку пластмассового стульчика, обессилено заявила Светлана. Отдохнув несколько секунд, она обвела вокруг ленивым взглядом и протянула в блаженной истоме:

– Лепота-а!

Затем, мечтательно зажмурившись, покосилась из-под полуприкрытых ресниц на мать:

– А вот бы здесь навсегда остаться, а, мам?

Ольга Витальевна никак не отреагировала на это предложение, поскольку через широкое стекло кафе она внимательно наблюдала за мужем, который разговаривал по таксофону. Видя, что мать совершенно не восприняла вопрос, Светлана легонько дернула ее за рукав.

– А что, мам? Давай здесь останемся, а? Нет, ну правда! Попросимся на постоянное место жительства? Вон гляди – Шабсоны всего три года здесь, а уже собственный дом, машина, да ещё нас в гости приглашают!

Ольга Витальевна вновь ничего ей не ответила и Светлана решила гнуть свою линию более настойчиво:

– Мам, ну посмотри, как у них тут здорово! – начала канючить она. – Магазины кругом просто ломятся! Фрукты-овощи на каждом углу, каждый второй говорит по-русски… Тепло, море рядом… Что ещё надо-то? А у нас? Полгода снег, холод, полгода слякоть! Бр-р! – Светлана передернула узкими плечиками. – О магазинах вообще не говорю – все как пылесосом повысосало! Я вон на праздники не смогла приличного вина купить, а Шабсоны, смотри, особняк себе купили! И не буржуи какие-нибудь, – дядя Саша всего-то на всего-то обыкновенный электронщик… А у нас папа учёный! Его тут с руками и ногами оторвут!

Ольга Витальевна снова промолчала – она увидела, как супруг повесил трубку и теперь направляется к ним. Вид у него был отнюдь не радостный и Ольга Витальевна тяжело вздохнула.

– Ты бы прежде, чем оставаться, подумала бы, где оставаться и с чем оставаться. – рассудительно заметила она. – А то останешься тут! С носом… Удивляюсь я на тебя, Светлана! Вроде взрослая давно, а всё какая-то… инфантильная. Как будто не знаешь, что почти каждый третий отсюда уезжает… Просится обратно, либо едет в Европу, либо Америку…

Светлана, не ожидавшая столь резкой отповеди от матери, несколько секунд озадаченно молчала, а потом бросила ей с вызовом:

– Враки всё это! Советская пропаганда! Вам мозги запудрили, а вы и верите!

Она взяла со стола толстую плексигласовую бутылку "Пепси-колы", налила себе в белый стаканчик сладкой коричневой жидкости и с наслаждением выпила. В этот момент к столику подошел глава семейства – Борис Моисеевич.

– Что обсуждаете? – спросил он тусклым голосом и тяжело опустился на стул.

– Да, вот, уговариваю маму здесь остаться, а она не хочет! Пап повлияй! – заявила Светлана и сердито поглядела на мать, не придав особого значения пасмурному настроению отца. Борис Моисеевич ещё больше посмурнел, отвел взгляд и буркнул в сторону:

– Ты бы лучше бы думала, как институт закончить! Диплом на носу, она на ПМЖ собралась…

Светлана притихла и обиженно прикусила губу.

Правда, долго обижаться она не смогла, поскольку ощущаемый каждой ее клеточкой неповторимый колорит Старого города и окружавшие их удивительные достопримечательности совершенно не располагали ее юное существо к унынию. Быстро поняв, что уговоры ни на кого не подействовали, Светлана решила переключить свое внимание на что-то более достойное. Заметив неподалеку высокий семисвечник – менору, помещенный под колпак из толстого, непробиваемого стекла, она встала и решительно бросила на ходу:

– Пойду посмотрю, что там такое!

С независимым видом она направилась изучать необычный монумент, а Ольга Витальевна грустно поглядела ей вслед и негромко спросила у мужа:

– Ну, что? С переездом сюда у нас ничего не получается?

– Похоже на то! – так же негромко отозвался Борис Моисеевич. – Созвонился я сейчас с этим "Ирвинг телемэтик"… Они мне: да, да, мы вас помним… В ближайшее время мы с вами свяжемся… – Борис Моисеевич скривил рот в горькой усмешке и с усталой бреченностью закончил. – Ясно, что связываться со мной они не будут…

От этих слов мужа уголки глаз у Ольги Витальевны безвольно опустились и придали ее лицу жалкое выражение.

– И что ты собираешься делать? – с тоской посмотрела она на супруга.

– Буду искать дальше… – избегая взгляда жены, ответил Борис Моисеевич. – На "Ирвинг телемэтик" свет клином не сошелся!

– А знаешь, Боря, может нам второе гражданство получить? – озаренная внезапно пришедшей ей идеей сказала Ольга Витальевна. – Мне Ирина Шабсон говорила, что сейчас такое можно делать… Тогда и с работой будет попроще и с визами, да и вообще… Потом можно ещё будет обратится в бюро занятости здесь, в Иерусалиме…

Борис Моисеевич промолчал, сделав вид, что рассматривает невысокие домики вдоль улицы, облицованные белым камнем, но на самом деле мысли его были сейчас далеко… Сейчас его совсем не интересовало, что находится он в самом центре Мира, на родине трех величайших религий, – ему вдруг вспомнилось, как вчера после сытного ужина, когда они с Александром вышли на балкон покурить, захмелевший от добротного коньяка старый товарищ разоткровенничался.

– Думаешь тут рай, Боря? – вдруг спросил он. – Нет, дорогой мой! Ты не путай экскурсию с постоянным местом жительства! Здесь не все так просто! Тут волчком крутиться надо, глотку грызть, чтоб другие не затоптали! Это они только говорят – "все израильтяне братья!" Не верь… Это для дурачков! Это все осталось там, за пределами Израиля! Я тебе так скажу! Они тут станут плакать и утирать сопли, когда будут встречать тебя в аэропорту, как будто ты – единственный человек, которого тут ждали со времен царя Соломона, устроят тебя на курсы языка, проведут курс адаптации, и даже помогут тебе с жильем, но вот потом… Потом для тебя начнется самое интересное! Если ты думаешь, что ты тут сможешь заработать хорошие бабки – лучше сразу оставь эту затею… Деньги здесь не сделать – здесь уже все схвачено! Знаешь анекдот: "Как сделать миллион в Израиле? Очень просто! Возьмите для начала два!" Но только и это ещё не все! Даже, если ты получишь работу дворника, твой начальник начнет капать тебе на мозги, что ты работаешь на такой престижной работе, о которой мечтают тысячи других, которые только и ждут этого места в длинной очереди, а ты все делаешь медленно, плохо и неправильно, и вообще лучше бы вместо тебя взяли араба и платили бы ему в два раза меньше! Будет, будет! Будь уверен! Здесь, Боря, чтобы выжить надо знать два правила. Первое: "Наглость – второе счастье"! А на самом деле "первое"! И второе: "Не надерешь, не проживешь!" Вот так! А иногда мне вообще кажется, что этих людей связывает только одно – патологическая любовь к этой земле. Знаешь, как они ее называют? "Ха Арец"! "Страна!" С большой буквы! Ты помнишь, чем исписаны туалеты у нас в Союзе? Правильно! Тремя известными буквами! А угадай, чем здесь? Не старайся – не отгадаешь! Патриотическими лозунгами! Не веришь? Зайди, проверь! И если здесь зацепить кого-нибудь на этом деле, то будь уверен – получишь по полной программе! Израильтяне после сорок седьмого года, то есть после образования Израиля, ни одной войны не проиграли! И будь уверен, не проиграют! У них даже термин такой есть – "хуцпа" – "дерзкая отвага". Культивируется, как основная черта еврея… Тут на идее патриотизма помешаны все – от дворника, до премьера… И если за патриотизм платили, то в Израиле был бы самый высокий уровень жизни в мире… Это я тебе точно говорю!

Борис Моисеевич продолжал делать вид, что смотрит куда-то в сторону, но не случайно, совсем не случайно вспомнился ему сейчас этот разговор. Потому что он, кажется, понял, где на идее патриотизма можно заработать! Хорошо заработать… Нет, конечно, не здесь, не в Израиле! "Здесь уже все схвачено!" Это он хорошо усвоил… А в Союзе! Да, да… Именно в Союзе! "Нам небезразлично, кто в будущем будет в этой элите!" Эти слова Якова Магена вспомнились ему сейчас особенно отчетливо… Поэтому, обернувшись к жене, он сказал твердо:

– Возвращаться надо! Возвращаться… А на счет гражданства – подумаем ещё!

А в это время в Америке добавился ещё один пазл в сложную мозаику событий.

В просторном кабинете Уильяма Сотсби за широким столом собрались трое: Стивен Крамер, Роберт Мотс и сам Уильям Сотсби. Роберт Мотс подтянутый и строгий, с бесстрастным выражением на крупном, широком лице, сидел справа от начальника Управления и докладывал ему о разработке плана работы в Советском Союзе.

– По нашему мнению, – говорил он, неотрывно смотря на Директора Управления своими холодными серыми глазами, – наиболее подходящей фигурой, с помощью которой мы могли бы влиять на ситуацию в Советском Союзе, является президент России Владимир Бельцин… Этот вывод основан на трех фактах: на высоком рейтинге Бельцина в России, на анализе черт его характера и давней вражде с Михайловым… Проанализировав характер Бельцина, мы пришли к выводу, что, не смотря на то, что он обладает рядом сильных качеств, в основе своей он заряжен на непродуманные и спонтанные действия… Как и большинство людей, привыкших руководствоваться прежде всего эмоциями, Бельцин свою давнюю вражду с Михайловым готов возвести в абсолют, а значит, идеально подходит для осуществления нашего плана… Наша задача состоит лишь в том, чтобы превратить его из оппонента Михайлова в реального конкурента…

Уильям Сотсби сидел, наклонив голову и сосредоточенно разглядывая свои длинные, узкие руки, покрытые короткими рыжими волосками и мелкими крапинками веснушек, но при этом внимательно слушая то, о чем ему докладывал Мотс – ему сейчас было крайне важно понять насколько они готовы к началу операции, так как через пару дней Роберт Мотс вместе со Стивеном Крамером должны были вылететь в Израиль, чтобы начать там согласовывать свои действия с израильскими коллегами.

– Хорошо, – наконец произнес он, выходя из состояния безмолвного, неподвижного сфинкса. – Расскажите мне, пожалуйста, про сильные и слабые стороны Бельцина…

Мотс коротко кивнул и принялся докладывать про те черты российского лидера, которые им удалось изучить в ходе проведенного ими исследования:

– К сильным сторонам Бельцина можно прежде всего отнести его умение концентрироваться на достижении поставленной цели, его сильную волю и хорошую интуицию… Он хороший организатор, прирожденный лидер – прямолинеен, настойчив и умеет мобилизоваться в сложной ситуации… Кроме того, он фантастически везуч. Несколько раз находился на грани гибели, но остался жив… В детстве, например, у него в руках взорвалась граната и двое стоящих рядом с ним погибли, а ему только оторвало два пальца на левой руке…

– Это, я думаю, не важно, – как бы между прочим заметил Уильям Сотсби, а потом прибавил, по-прежнему не поднимая опущенного взгляда от сцепленных перед собою рук. – Мы не занимаемся мистикой, мистер Мотс…

Роберт Мотс от этого замечания Директора Управления сердито насупился и вертикальные складки у него над переносицей стали резче и заметней… Но сейчас отнюдь не мелкая обида мучила его… Просто он привык считать, что мелочей в таком деле, как разведка не бывает. Каждая мелочь, каждая случайность – это либо хорошо подготовленная закономерность, либо просчет, не предусмотренный и не учтенный, который может стоить разведчику жизни. Повести может раз, два, но не может везти постоянно… Мотс был уверен, что постоянное везение – это хорошо отработанная привычка, возведенная в ранг рефлекса, навык уметь ориентироваться в сложных ситуациях, умение быстро находить решение. А если человек, без веских на то причин, уверен в своей феноменальной везучести, то это глупость и такой человек обречен… Только в отличие от Роберта Мотса, который прошел свою карьерную лестницу в ЦРУ, Уильям Сотсби этой премудрости не знал… Он пришел в ЦРУ с поста главы ФБР, а до этого был окружным прокурором… Пикантность ситуации заключалась в том, что между этими двумя спецслужбами – разведкой и контрразведкой, – давно существовало неафишируемое соперничество. А кроме того, ещё три года назад президент назначил Роберта Мотса исполняющим обязанности руководителя разведки, вслед за уходом из ЦРУ по состоянию здоровья прежнего директора Оливера Тейси. Кандидатура Мотса была направлена для утверждения в Конгресс и никто, практически, не сомневался в том, что он станет новым руководителем секретного ведомства. Но… Как иногда бывает в ход событий неожиданно вмешался "господин Случай"… Как раз в это время на американском политическом небосклоне разразился громкий скандал, связанный с незаконной поставкой оружия в одну из арабских стран и в этом скандале оказался замешан бывший Директор ЦРУ Оливер Тэйси… Тогда, во время обсуждения в Конгрессе, Мотса в жесткой форме упрекнули, что он ничего не знал об этой операции… А если знал, то фактически ей потворствовал… Самолюбивый Мотс прямо во время процедуры взял самоотвод и в итоге на должность директора ЦРУ утвердили не его, а Уильяма Сотсби! Правда, авторитет Мотса от этого казуса пострадал не сильно… Президент за то, что не смог оградить Мотса от нападок сенатского комитета, а может по каким-то другим неизвестным причинам, назначил его заместителем советника по национальной безопасности. Назначение на это пост не требовало согласования с Конгрессом и в кулуарах стали поговаривать, что это своеобразная форма благодарности, поскольку отказавшись от поста главы ЦРУ Мотс взял удар на себя, огородив таким образом от ненужных подозрений самого президента. Так, что теперь Уильяму Сотсби приходилось считаться с Мотсом не только, как со своим заместителем, но и как лицом, приближенным к первому лицу государства… Все это, конечно, не могло не накладывать отпечаток на их отношения. И хотя прямой конфронтации между Мотсом и Сотсби никогда не было, но отношения у них оставались чисто деловые, служебные.

После незаслуженного замечания Сотстби, Роберт Мотс продолжил докладывать, но теперь делал это уже совсем сухо и не отвлекаясь на второстепенные детали.

– Если говорить о слабых сторонах Бельцина, – все тем же бесстрастным тоном произнес он, – по сути, Бельцин классический образец партийного босса, привыкшего к беспрекословному повиновению, со всем набором сопутствующих недостатков…

Мотс на мгновение остановился и бросил на Уильяма Сотсби короткий взгляд. Сотсби, почувствовав в его словах скрытый намек, нахмурился, но Мотс с невозмутимым видом уже продолжал докладывать дальше:

– Бельцин несдержан, неуместно вспыльчив и склонен к выпивке… Кроме того, наиболее слабым местом у него является именно экономический аспект. Все его экономические лозунги носят явно демагогический характер… Для реализации нашего плана мы проанализировали его ближайшее окружение. Отсекая малозначимые или в принципе неподдающиеся нашему влиянию фигуры, мы остановились на его ближайшем советнике по экономическим вопросам Тимуре Чугае…

Тут Уильям Сотсби жестом остановил Мотса, сказав при этом:

– Расскажите об этом человеке поподробней…

– Я думаю, это лучше сделает мистер Крамер, – Роберт Мотс оглянулся на сидящего рядом Стивена Крамера. Стивен подобрался, поняв, что наступила его очередь вступить в обсуждение, раскрыл лежащую перед собой темно-синюю файловую папку и, выудив оттуда несколько фотографий, аккуратно пододвинул их Уильяму Сотсби. Потом достал из той же папки листок с текстом и принялся его зачитывать:

– Тимур Чугай… 38 лет… Сын известного советского писателя Бориса Чугая. Закончил экономический факультет Московского Государственного Университета. В армии не служил… Проходил стажировку в Гарварде. Владеет в совершенстве английским и немецким языками…

Пока Крамер продолжал монотонно читать, Сотсби неторопливо перебирал придвинутые ему снимки. Остановившись на одном, переснятом с какого-то официального документа, он принялся внимательно его разглядывать. С фотографии на него смотрел человек с холеным, несколько полноватым лицом. Слегка прищуренные глаза глядели надменно, рот скривила едва приметная усмешка. В лице было что-то неприятное. Высокомерная брезгливость – вот что, нашел точное определение своему ощущению Уильям Сотсби.