Текст книги "Виа Долороза"
Автор книги: Сергей Парфенов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)
– Алексей, выясни-ка, где сейчас находится Нина Максимовна… – сказал он адъютанту.
Положив трубку на место, он посмотрел на предзакатный, розовый солнечный зайчик, устало карабкающийся по стене кремлевского кабинета. Через несколько секунд телефон на его столе зазвонил. Михайлов сняв трубку и услышал голос жены:
– Алло! Алексей, ты меня искал?
– Да… Ты сейчас где?
– Была на презентации выставки "Дети в борьбе за мир"… А что случилось? – Нина Максимовна по голосу мужу поняла, что тот чем-то озабочен.
– Нет… Просто немного устал… У тебя какие планы?
– В принципе ничего срочного, – Нина Максимовна решила на всякий случай отложить все дела на завтра. По тусклому голосу супруга она чувствовала, что ему надо с ней встретиться. – Сейчас поеду домой…
– Хорошо, я тоже через полчаса выезжаю, – сказал Михайлов.
Дом на Кутузовском проспекте с вычурным кофейного цвета фасадом, в котором жила семья президента, был старой, сталинской постройки. Основным его достоинством являлись высокие, под три с половиной метра потолки, и почти метровой толщины стены. Михайлов перебрался сюда сразу после избрания его президентом. Квартира, где он жил вдвоем с женой, занимала полэтажа, – больше трехсот квадратных метров, – роскошь, по советским меркам, но истинная роскошь все же скрывалась внутри шестикомнатных апартаментов… Стараниями Нины Максимовны здесь были собраны и дорогие персидские ковры, устилавшие инкрустированный паркет, и сделанная на заказ, цвета спелой вишни итальянская мебель и развешанные на стенах гостиной картины известных художников в тяжелых золоченых рамах. За просторной гостиной, очень сильно напоминавшей залы Лувра или Эрмитажа, располагался будуар первой леди, отделанный нежнейшей узорчатой карельской берёзой. К будуару примыкал санитарный блок с джакузи, душевой, туалетом и многочисленными причудливыми раковинами. Рядом находились покои самого президента. Там был такой же санузел, только исполненный в другой цветовой гамме.
Вторую половину этажа занимала квартира сына президента – Юрия, здесь он жил с женой и дочерью. Не уступающая родительской по размерам, она была обставлена не столь помпезно, но всё же оставляла далеко позади фантазию простого советского обывателя. Ниже этажом находилась ещё одна президентская квартира – представительская… В остальных квартирах дома размещались семьи высшей советской номенклатуры – не столь габаритные, на фоне президентских апартаментов, они вполне могли показаться даже скромными.
Но стоит отметить, что не весь дом состоял из квартир партийной элиты. На самом верхнем этаже расположились помещения, занятые службой охраны, а вот на первом этаже находились квартиры обслуживающего персонала, состоящего в штате все того же генерала Плешакова. Такое расположение было крайне удобно, потому как у президента и его семьи обслуживающий персонал все время находился под рукой, – достаточно было только поднять трубку. Если же кто-то из персонала увольнялся, что бывало крайне редко, или же был уволен, что случалось чаще, принимая во внимание строптивый характер Нины Максимовны, то тут же менялись и хозяева нижних этажей…
Приехав домой после короткого телефонного разговора с мужем, Нина Максимовна, как обычно, первым делом заказала по телефону ужин и отменив у себя все встречи в Фонде, стала терпеливо дожидаться супруга. Прошло минут пятнадцать, прежде чем дверь прихожей хлопнула и она услышала в холле знакомые шаги.
– Алеша, ты что будешь ужинать? – Нина Максимовна вышла из гостиной в холл и остановилась в дверях. Она увидела, как муж устало снимает плащ и неторопливо переодевается в легкие домашние туфли.
– Ничего не буду! – натянуто буркнул Михайлов в ответ, стараясь при этом не глядеть на супругу. – Отпусти Людмилу…
Нина Максимовна поняла, что произошло что-то серьезное и громко позвала:
– Людмила… Людмила!
В комнату из столовой вплыла дородная домохозяйка, – ширококостная, с простым бабьим лицом, она была похожа на бездушный, педантичный автомат, – эдакое совершенное чудо техники, – вежливое, внимательное, идеально выполняющее свои обязанности, но не вызывающее абсолютно никаких эмоций.
– Люда, на сегодня вы нам больше не нужны, – сказала ей Нина Максимовна. – Спасибо!
Домохозяйка дежурно улыбнулась и безучастно исчезла в дверном проеме. Дождавшись пока она уйдет, Нина Максимовна снова взглянула на мужа и как можно более бесстрастнее спросила:
– Какие новости?
Михайлов обернулся и Нина Максимовна увидела, что в его глазах затравленным зверьком притаилась боль – пронзительная и настороженная…
– Что-то случилось? – спросила Нина Максимовна, стараясь, чтобы голос у нее не дрогнул.
Михайлов, хмуря высокий лоб, рассказал ей о визите Плешакова, а под конец тоскливо вскинул брови:
– Нина, а может мне, действительно, плюнуть на всё и подать в отставку?
Спросил и настороженно замер в ожидании ее ответа…
"Ждет, как приговора", – подумала со щемящей болью Нина Максимовна… Во время всего рассказа она стояла, как загипнотизированная. Застыла, соляным столбом, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди. Но ответила твердо, лишь немного нервным от волнения голосом:
– Леша, ты подожди! Разве твоя отставка решит дело? От того, что ты от ответственности, голову в песок – стране лучше не станет! А кто на твоё место придет, ты подумал? Бельцин? Или быть может Крюков? С одной извилиной от фуражки? И потом… Что собственно произошло? Заговор против тебя готовится? Так это ерунда! Ты посмотри на них… Это же сборище круглых идиотов! Они же даже заговор против тебя организовать не могут, чтобы ты об этом не узнал! Да стоит им только что-нибудь против тебя выкинуть, как народ за тебя под танки полезет… Ну? Что ты молчишь? Разве я не права?
Она заметила, что муж старательно продолжает отводить глаза в сторону и поняла, что ей не удалось переубедить его. Пока не удалось… Михайлов неуютно сгорбясь, сказал прогорклым голосом:
– Нина, неужели ты думаешь я ничего не вижу? Да и не то страшно, что эти болваны решили диктовать мне условия… Если я их сейчас всех уволю – никто даже и не пикнет… А вот, если я попробую тронуть Бельцина! Тут пол страны взбеленится… Для нашего обывателя слово "демократия" стало важнее слова "государство"! Вот в чем трагедия…
Он посмотрел на жену, но взгляд у Нины Максимовны, направленный на него, оставался по-прежнему твердым и в голосе все также звучали сильные нотки:
– Не утрируй, Леша! – сказала Нина Максимовна убежденно. – Бельцин тоже не всеобщий любимчик! Тебе надо просто опираться на преданных людей. А такие люди есть! Вон, Юрий Алексеевич! Умница! Интеллигент! И другие, наверняка, найдутся… Ты только сначала со своими министрами разберись… А заговор? Что заговор? Раскрытый заговор только повысит твой рейтинг! Кстати, и ситуацию позволит тебе изменить! О государстве все сразу вспомнят и о демократии забудут! Хватит, мол, демократии, доигрались, – в стране порядок нужен! Понимаешь? Ты же выигрываешь, Леша!
И хотя лицо у Михайлова после слов супруги оставалось замкнутым, глаза его потихоньку начали оттаивать…
– Ну ладно… Не будем сейчас ничего решать окончательно, – сказал он успокоено. – Посмотрим, что там ещё Плешаков принесёт…
Шедший год был знаменателен ещё и тем, что ровно полвека тому назад трехмиллионная армия вермахта бронированным катком накатила на советские рубежи и, сминая на своем пути пограничные заставы и гарнизоны, на вооружении которых находились только старые мосинские трехлинейки и пулеметы Максим, неумолимо двинулась вглубь советской территории… В жарком мареве тех опаленных разрывами дней трагедия и геройство сплелись в едином, кровавом орнаменте и навечно застыли в памятниках и обелисках братских могил, словно кадр великой эпопеи…
Так было!
Прошло ровно пятьдесят лет и страна готовилась отметить общенациональный день памяти по миллионам своих погибших, но громадный мемориальный комплекс, который задумывался, как величественный символ мужеству и героизму тех лет – так и не был построен. На срытой и исковерканной Поклонной горе, как подбитая военная техника, стояли увязшие в грязи трактора и неприкаянно зиял пустыми бойницами окон незаконченный музей – у страны-победителя не хватало средств, чтобы завершить начатое строительство… И словно для того, чтобы ещё больше усилить сходство с теми далекими скорбными днями поминальная дата приближалась в атмосфере повсеместного карточного распределения, – Михайлов, скрепя сердце, согласился на карточную систему и теперь практически во всех регионах по карточкам распределялись сигареты и водка, масло и молоко. Даже Москва, привилегированная столица, не знавшая карточек со времен войны, и та привыкала отовариваться по талонам…
Михайлов, прекрасно понимая, что в политически раскрепощенной Москве приближающийся скорбный юбилей вполне может вылиться в акции протеста, решил перенести официальную церемонию в провинциальный тихий Волгоград. Для согласования графика поездки он вызвал к себе генерала Плешакова. С их последнего разговора прошло уже три дня, и Плешаков прекрасно понимал, что так или иначе их разговор обязательно коснется темы заговора… Поначалу он рассчитывал, что Михайлов сразу же предпримет против заговорщиков решительные действия. И вот тогда! Тогда дорога к заветному креслу Председателя КГБ ему будет открыта! Но прошло несколько дней, Михайлов ничего не предпринимал и Плешаков забеспокоился. Он никак не мог понять, что задумал Михайлов, но зато ему было совершенно ясно, что сам он оказался в очень и очень некрасивой ситуации, потому что цена его собственной жизни, узнай заговорщики о том, что он донес об их планах Михайлову, не стоила бы и ломаного гроша… Каким способом это произойдёт – не суть важно: внезапный инфаркт, несчастный случай или автомобильная катастрофа… Не важно! Плешаков слишком давно работал в КГБ и прекрасно знал на чем специализируется особо засекреченный отдел "В" его родного ведомства.
Обо всем этом думал генерал Плешаков, идя по скрипучим коридорам Кремля…
"И риск велик, но ведь и приз того стоит! – размышлял он, терзаемый мучительными сомнениями. – Пост Председателя КГБ – это ведь ого-го!… Пост серого кардинала, держащего тайные нити управления страной! Но с другой стороны – ведь и его жизнь поставлена на карту. Велика ставка… Но и соблазн велик! Кто не мечтал о роли всемогущего кукловода, управляющего миллионами человеческих судеб, пропускающего по своим глубоко законспирированным каналам бесчисленные суммы американских долларов, французских франков и немецких марок? Ещё неизвестно у кого реальной власти больше – у президента или у руководителя КГБ!"
Тут Плешаков с презрением вспомнил о нынешнем невзрачном руководителе их могущественного ведомства, и поправился:
"К Крюкову это не относится! Крюков – лишь досадное недоразумение, случайная фигура, оказавшаяся на этому посту… Но он-то не Крюков! Он-то знает, что делать! Теперь лишь надо подстегнуть Михайлова, заставить его действовать, и тогда вожделенная должность у него в кармане… А как ускорить события он знает! Только бы Михайлов вовремя бы принял правильное решение! Вовремя и правильное!"
Войдя в кремлевский кабинет Плешаков увидел сидящего за столом президента, красным фломастером чиркающего что-то в разложенных перед ним бумагах.
– Добрый день, Юрий Алексеевич! Садитесь! – произнес Михайлов, отвлекаясь от своего занятия и откладывая фломастер в сторону. – Давайте сразу к делу… Вашей службе, совместно со службой протокола необходимо выехать в Волгоград для организации мероприятий, проводимых там в связи с пятидесятой годовщиной начала войны… Вот здесь… – Михайлов протянул Плешакову через стол несколько листков, – проект поездки правительственной делегации. Возглавлять делегацию буду я… А вам надо в течение нескольких дней согласовать свои действия с моим помощником, товарищем Гаевым, который отвечает за организацию этой поездки…
Плешаков взял переданные ему листы, бегло просмотрел их и вскинул глаза на Михайлова.
– Товарищ президент, мне необходимо знать весь состав делегации…
– Получите у Гаева, – Михайлов нетерпеливо махнул рукою. – Но… Акцентируйте внимание! Все должно быть достойно, без разыгрывания великодержавной карты… И главное, чтобы не было никаких политических эксцессов… День скорби, сами понимаете, – не время для политических игрищ… Делегация будет представительная… Поедут практически все члены правительства, главы республик… Работы у вас будет много…
Плешаков слушал внимательно, подобострастно поглядывая на по-деловому собранного Михайлова, но за его хорошо сыгранным спокойствием, скрывалась крайняя озабоченность. В висках у него тревожным родничком пульсировала назойливая мысль:
"Неужели, так и отпустит? Неужели не спросит? Тогда я или полный дурак или чего-то не понимаю!"
– Ну, а теперь по второму вопросу… Что нового известно по поводу тайных переговоров между членами правительства? – спросил Михайлов пристально глядя на Плешакова – Плешаков успокоенно вздохнул: "Нет, я не полный идиот!" Он понял, что Михайлов просто тянул время, прежде чем приступить к самому главному. Значит, все нормально… Теперь можно было начинать разыгрывать свою комбинацию.
– Что-то говорить точно сейчас трудно, – ответил Плешаков уклончиво. – Ясно одно, – Вязов пока своего согласия не дал… Как и большинство вовлеченных в этот процесс, он колеблется, ждет результатов аналитического исследования, который готовят сейчас МВД, Минфин и КГБ… Но у меня сложилось впечатление, что и даже Крюков, главный инициатор заговора, не обладает полностью всей информацией… И это, на мой взгляд, может быть опасным…
Плешаков замолчал, терпеливо дожидаясь наводящих вопросов, а Михайлов посмотрел на него настороженно, исподлобья и задумчиво помассировал кончиками пальцев высокий лоб.
– Что вы имеете в виду? – наконец, спросил он.
– По некоторым данным с начала марта, то есть ещё четыре месяца назад, через некоторые подразделения КГБ начал активно осуществляться вывоз капитала за рубеж… – Плешаков удобно распрямился на обитом золотой парчой стуле, который стоял совсем рядом с президентским креслом. – В этот процесс вовлечены – контрразведка, то есть Второе управление, третье управление – военная контрразведка, и шестерка – Управление контрразведки в экономической сфере… Насколько мне стало известно, через Второе управление в третьи страны продается советская военная техника, подлежащая конверсии… Третье управление занимается продажей имущества Западной группы войск, а шестерка использует средства коммерческих структур, на которые у них появился компромат… Все эти данные получены косвенным путем, но из разных источников, так, что им вполне можно доверять…
Лицо у Михайлова стало сумрачным, а лоб замялся мелкими складками, как кожура у переспелого персика. Судорожно пытаясь переварить полученную информацию он спросил:
А какую роль в этом в этом всём играет Крюков?
Насколько я теперь понимаю всё это делается за его спиной… По моим расчетам Крюков не контролирует ситуацию около полугода… – Плешаков едва заметно усмехнулся.
Почему вы так думаете? – удивился хозяин кабинета.
Пять месяцев назад Аналитическое управление КГБ подготовило доклад о перспективах развития политической ситуации в стране, но доклад до Крюкова почему-то не дошёл… Из чего я сделал вывод, что с ним не считаются уже даже на уровне руководителей Управлений…
Плешаков замолчал и принялся внимательно наблюдать за Михайловым – поймет или нет? "Ну же! Ну! Давай, соображай!" – словно стараясь подстегнуть Михайлова, он уставился на президента настойчивым, напряженным взглядом, но Михайлов сосредоточенно молчал. Но вдруг лицо его вспыхнуло и пошло темными пятнами …
"Дошло!" – понял Плешаков, удовлетворенно откидываясь на спинку стула. Внешне он остался абсолютно безучастным, но когда глаза их встретились, Михайлов увидел в глазах генерала триумфальные огоньки. "Ну, что? Куда ты теперь без меня денешься?" – прочитал в них Михайлов и понял, что Плешаков уже видит себя в кресле Председателя КГБ.
– Хорошо, Юрий Алексеевич, – произнес Михайлов сухо. – Спасибо за информацию! Вы свободны…
Плешаков вышел, оставив Михайлова в пустом кабинете.
Через полчаса Михайлов уже стоял посреди комнаты у себя дома, на Кутузовском проспекте. Не сняв рабочий костюм, сорочку и галстук, он нервно засунул руки в карманы брюк и пристально смотрел на Нину Максимовну.
– Нина, как ты не понимаешь? – говорил он сердито. – Подумай! По словам Плешакова, доклад не дошел до Крюкова в конце февраля… А в марте начался вывоз капитала за рубеж! Это же не совпадение какое-нибудь! Они же просто грести под себя начали… Понимаешь теперь, какие выводы содержал этот доклад?
Нина Максимовна, сидевшая в кресле, судорожно сжимала вспотевшими, холодными ладонями тонкие резные подлокотники, как будто кресло под ней кто-то раскачивал и оно вот-вот должно было опрокинуться.
– Какие? – негромко спросила она, словно боялась услышать нечто ужасное.
Михайлов зло усмехнулся:
– Есть только одна причина не докладывать Крюкову об результатах доклада… Когда по их мнению ни я, ни Крюков, уже не можем повлиять на ситуацию… Понимаешь? То есть, когда развал Союза неизбежен…
С перекошенным лицом, он сдернул с шеи галстук и бросил его на спинку стула. Затем отвернулся и принялся кусать бледные губы. Нина Максимовна передернула узкими плечиками и кулон с бриллиантом у нее на груди пронзительно сверкнул тоненькими, разноцветными искорками.
– Подожди, Алексей… – произнесла она. – А зачем же тогда Плешаков пришел к тебе и сам обо всем об этом рассказал? Или ты думаешь, он этого не понимает? Он ведь, насколько поняла, претендует на пост Председателя КГБ… Он что, дурак, чтобы самому лезть в эту петлю? Или ты думаешь, когда он раньше тебе об этом не докладывал, он Крюкова боялся? – и тут ее голос потихоньку начал нарастать звенящим сопрано, словно ей вдруг все стало понятно и она торопилась донести свою мысль до супруга. – Ерунда! Он же просто не знал какая ему от всего этого выгода! Понял, когда узнал о заговоре… Вот тогда-то он и просчитал все! И что раскрытый заговор откроет ему дорогу наверх, и что нет лучшего повода для того, и чтобы ввести чрезвычайное положение в стране! Рисковал он? Конечно! Но рисковал, потому что знал, что такого варианта доклад не предусматривал… Потому что с виду отстаиваются демократия и свободы, а на самом деле в стране вводится чрезвычайное положение! Спецслужбы при чрезвычайном положении всегда в фаворе – это он хорошо знает! Одного он только не учел… Это не его игра… Это твоя игра, Алексей! А Плешаков лишь твой союзник… Помнишь, что я тебе говорила? Ты же в любом случае выигрываешь!
Михайлов, слушая жену, задумчиво рассматривал бледно-розовый персидский ковер у себя под ногами. И хотя жилки у него висках ещё продолжали бугриться темными, извилистыми змейками, но от прежнего возбуждения уже не осталось и следа. Он медленно провел ладонью по широкому вспотевшему черепу и, тонко сощурив глаз, произнес:
– А, знаешь… Получается, что, если бы этого заговора не было, его надо было придумать… Правда, – он запнулся. – Есть тут одна проблема…
– Какая? – настороженно спросила его Нина Максимовна, перестав яростно сжимать резные подлокотники.
– Бельцин… – Михайлов бросил на супругу быстрый, острый взгляд, как будто желая удостовериться в правильности своих рассуждений, а затем неприязненно повторил. – Бельцин! Он же первый начнет дудеть во всю Ивановскую, что я использую раскрытый заговор, чтобы задавить свободу и демократию…
Карие глаза у Нины Максимовны гневно сверкнули и фразы – короткие, резкие, яростные стали выстреливать из ее аккуратно напомаженных губ:
– Правильно, Алексей! Помнишь, что я тебе говорила? Бельцин твой главный враг! Он твой главный оппонент! Ты слишком рано начал свои преобразования… Потому и оказался сейчас меж двух огней! С одной стороны коммунистические ортодоксы, вроде Тугго и Крюкова, с другой псевдодемократы типа Бельцина… Глупцы! Они даже не понимают, что не будь тебя, они набросились бы и сожрали друг друга… Удивительно, но единственно, что их объединяет – так это ненависть к тебе…
Она вдруг замолчала, неожиданно споткнувшись о свою поразительную догадку, а потом, словно взвешивала каждое свое слово, неторопливо повторила:
– Если бы тебя между ними не было… Они бы набросились… и сожрали друг друга…
Вскинув густые ресницы, она пристально уставилась на супруга. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, прекрасно понимая, что каждый думает об одном и том же.
– Ерунда! – наконец, угрюмо бросил Михайлов. – А я куда денусь? Нет! Глупости…
Но Нина Максимовна задумчиво поднесла кулачек к маленькому подбородку и сказала негромко, в сторону:
– А может тебе куда-нибудь уехать…. На время… Заграницу, например… – но тут же спохватилась и добавила с досадой. – Нет, заграница не подходит… Ты ведь должен вовремя появится… – а потом уже с приподнятым возбуждением. – Да! Но у тебя же есть союзник… Плешаков…
Михайлов бросил на нее мрачный взгляд.
– Нет, Нина! Это не игрушки… – в голосе его заплескалось раздражение. – Если бы дело было только во мне, – это одно, а то я ведь и тебя, и Юрия, и всю семью под удар поставлю… Нет! Не хочу! И не буду! А кроме того… Чтобы там обо мне не говорили, а на мне крови нет… Ты же знаешь… Я и Афганистан-то закончил, чтобы эту кровь прекратить! А все эти Тбилиси и Вильнюсы… То не моя инициатива… Не осудил – да… Согласен! Но не кровь…
Нина Михайловна поднялась и подошла совсем близко к супругу. Остановилась – маленькая, хрупкая, в элегантном костюме от модного кутюрье, короткие волосы каштановой волной откинуты назад. Посмотрела снизу вверх, в глазах – ни жалости, ни снисхождения. Сказала упрямо:
– Алексей! Извини меня… Но Петр, потому и остался в истории Великим, что через надрыв, через кровь, но Россию в цивилизованный мир вытянул! А внук его, Павел, который очень хотел казаться либеральным реформатором, оказался слаб в коленках и был задушен шарфом у себя спальне! Политика, Алексей, не терпит слабаков и чистоплюев… Запомни это…
Отойдя от супруга, она подошла к телефону и сама решительно набрала номер генерала Плешакова.
Плешаков не удивился этому звонку Нины Максимовны – в конце концов нечто подобное должно было произойти. Он понимал, что после того, как он выложил карты перед Михайловым, тот долго в бездействии не останется… Правда, он не рассчитывал, что реакция последует столь молниеносно. Получалось, что Михайлов успел уже все обсудить с супругой, а теперь хочет переговорить с ним… Замечательно!
"Браво, Нина Максимовна! – улыбнулся Плешаков. – Браво!"
У них на службе – в Девятке, давно все знали, что Михайлов все мало-мальски важные проблемы обсуждает с женой, а в этом случае все было разыграно, прямо, как по нотам. Нина Максимовна просила приехать его и обсудить вопрос на счет персонала… Грамотно… Очень грамотно! Она и раньше звонила Плешакову, когда ей хотелось поменять кого-то из охраны или персонала и поэтому теперь, даже, если его телефон и прослушивался, то этот звонок не выглядел подозрительным. Плохо было только то, что Михайлов не дал ему никаких гарантий на будущее, но зато поручил заниматься делом, за которое вполне можно поплатиться головой… Вот это, действительно, плохо…
"Ну, что ж… Значит, обеспечение таких гарантий – моё собственное дело", – подумал Плешаков.
Через несколько минут он уже входил в подъезд президентского дома. Двое дежурных при его появлении встали и вытянулись по стойке смирно, но Плешаков безмолвно прошествовал мимо и, вызвав лифт, поднялся на последний этаж.
Помещение, куда он вошел, было под самую завязку напичкано аппаратурой и больше напоминала лабораторию, нежели помещение службы охраны. Дежурный по объекту, увидев Плешакова, бодро отрапортовал:
– Товарищ генерал-лейтенант, за время моего дежурства происшествий не произошло. Старший по посту майор Середа!
– Вольно, майор… – Плешаков равнодушно огляделся по сторонам. – Какие-нибудь замечания со стороны жильцов были? – поинтересовался он так, скорее для проформы.
– Никак нет!
Взгляд Плешакова остановился на экране монитора, соединенной с видеокамерами, установленными в квартире президента – экран был темен, монитор был выключен.
– А когда последний раз проверялся на предмет прослушивания объект номер 16? – спросил Плешаков, сохраняя на лице безучастное выражение. (Объектом номер 16 именовались апартаменты Президента СССР).
– Сегодня в одиннадцать тридцать… Всё чисто, товарищ генерал-лейтенант…
– Кто после этого заходил в помещение?
– Домработница, и президент с супругой. Больше никого…
– А когда домработница находилась в помещении видеосъемка велась?
– Так точно!
– Хорошо… Сделайте сейчас для меня контрольную запись и закодируете моим ключом…
Плешаков неторопливо вытащил из нагрудного кармана плексигласовую коробочку с гибкой дискетой и протянул ее майору. Затем он вышел из дежурного помещения и спустился по лестнице вниз к квартире президента. Дверь ему открыл Михайлов. Он был одет в легкий пуловер и голубую домашнюю рубашку, зачем-то застегнутую на верхнюю пуговицу (получилось некрасиво, совсем по-стариковски).
– Проходите, проходите, Юрий Алексеевич, – радушно улыбаясь, сказал он, пропуская Плешакова в просторную прихожую. – Мы с Ниной Михайловной посоветовались и решили, что прежде, чем вы уедете в Волгоград, нам надо кое-что с вами обсудить…
Дождавшись, пока Плешаков тщательно вытрет туфли, он провел его в комнату и подведя к широкому креслу, произнес:
– Присаживайтесь, Юрий Алексеевич… Кофе будете?
Плешаков сдержанно кивнул.
Вскоре в комнату вошла Нина Максимовна. Она катила перед собой декоративный сервировочный столик – ножки столика были оформлены в виде длинных худосочных сфинксов. На столик были выставлены тонюсенькие фарфоровые чашечки (французский сервиз – эксклюзивная работа, презент от парижской мэрии!), а рядом стояли большой баварский чайник и перламутровая сахарница. Тут же, среди этой фарфоровой мелочи, величественно возвышалась хрустальная ваза в виде египетской ладьи с золоченными, закрученными вверх носами, в которой горкой были насыпаны шоколадные трюфели в серебристой полосатой обертке, а около вазы на цветастом блюдце были выложены тонкие, прозрачные ломтики лимона. Хорошо запахло свежеприготовленным кофе.
– Добрый вечер, Нина Максимовна! – увидев хозяйку, Плешаков вежливо приподнялся.
– Добрый вечер, Юрий Алексеевич, – совсем по-домашнему улыбнулась Нина Максимовна. Подкатила столик поближе. – Угощайтесь! Или быть может хотите чего-нибудь посущественнее?
– Нет, нет… – покачал головой Плешаков.
Нина Максимовна не стала его упрашивать и принялась разливать густой черный кофе по миниатюрным чашечкам. Кофе был хорош. Цвета темного шоколада, он обладал изумительно приятным горьковатым ароматом. Даже у себя в "девятке" Плешаков давно уже не помнил такого запаха. Тот кофе, что ему обычно готовила секретарша был совсем другим. Вкусный, ничего не скажешь, – с пышной, взбитой пенкой, но… Другой… Одно слово, – "растворимый".
– Угощайтесь, Юрий Алексеевич, – произнесла Нина Максимовна. Она отошла и села в кресло. Плешаков взял серебряной ложечкой лимон, сыпанул себе ложечку сахара и стал, не торопясь, помешивать. Михайлов, севший напротив него, произнес:
– Юрий Алексеевич… Я, конечно же, позвал вас не для того, чтобы обсуждать вопрос о персонале… Я думал над тем, что вы мне сказали и согласен – ситуация сложилась нехорошая… Скажу откровенно… Вы сейчас единственный кандидат на пост Председателя КГБ и я хотел бы услышать от вас, какие на необходимо предпринять меры, чтобы нормализовать положение?
Плешаков, совсем не удивился такому началу, – (в душе он даже обрадовался, что Михайлов не стал тянуть резину и сразу перешел к делу). Изобразив на лице задумчивость, он взял чашечку и сделал маленький глоточек.
"Хороший кофе", – подумал он. Отхлебнув ещё раз, он поставил чашку на столик.
– Думаю, прежде всего нужно с помощью моих сотрудников арестовать заговорщиков, – сказал он как можно тверже. – Это перво-наперво… Потом необходимо выступить по телевидению и объявить, что в стране готовился государственный переворот и до выяснения всех лиц, причастных к заговору, в стране вводится чрезвычайное положение! Это второе! И, третье… На основании твердой дисциплины и верховенства закона необходимо начинать строить жесткую вертикаль власти с приоритетом Союзной Конституции… Причем, всех несогласных объявлять сторонниками переворота и безжалостно с ними расправляться… Это третье!
Михайлов во время этого короткого, но страстного монолога начальника Службы охраны смотрел на его властное, в суровых складках лицо и думал:
"Права, права была Нина! Всё он знал и всё он просчитал!"
Но в слух сказал спокойно и размеренно:
– Безусловно, вы правы, Юрий Алексеевич… Но давайте подумаем, что мы можем предъявить в качестве доказательств подготовки заговора?
Плешаков, снова было потянувшись к чашечке, удивленно замер и уставился на президента.
– Пленку! – растерянно сказал он.
– Пленку? – переспросил Михайлов. – А можно ли её считать доказательством готовящегося переворота, Юрий Алексеевич? Там ведь не идёт речь о каких-то насильственных действиях… Нет слов о применении антиконституционных мер и не предлагается свергать государственный строй… Сказано лишь, что надо заставить президента навести в стране порядок… Но против порядка, как вы понимаете, никто возражать не будет! Согласны? Кроме того… Подумаете… Как воспримут наши действия в республиках, на уровне руководителей и какова будет их реакция на введение чрезвычайного положения? И кто, по вашему, будет основным противником введения чрезвычайного положения в стране?
Плешаков после короткого молчания широкими пожал плечами.
– Думаю… Сейчас многие из руководства республик захотят урвать себе побольше самостоятельности… Это и Прибалтийские республики… И, Россия, конечно…
– Россия… Опять Россия… Снова этот Бельцин! – воскликнула со своего места Нина Максимовна, трагично всплеснув при этом руками. – Почему, как только речь заходит о наведении порядка в стране мы постоянно натыкаемся на этого Бельцина?
– Да… Россия! – кивнул Михайлов. – Тут вы абсолютно правы, Юрий Алексеевич! Кстати, а что по поводу Бельцина думают Тугго и Крюков? Они-то понимают, что Бельцин и для них камень преткновения? Бельцин ведь никогда не согласится их поддержать… Как вы думаете?
Плешаков заколебался.
– Таких сведений у меня нет, Алексей Сергеевич, – признался он.