Текст книги "Соло для 'калаша'"

Автор книги: Сергей Мальцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Перестань, – попытался успокоить ее Гаркавый, – иконы ведь продавали всегда. И не боги, а люди. Как, по-твоему, образа попадали в дома?

Девушка пожала плечами, давая понять, что не знает.

– А я тебе объясню. Брала Божья овечка в руку пятак и шла в лавку, а там, – он ткнул пальцем в сторону икон, – домовых "досок" на выбор. Хочешь – Богоматерь, хочешь – Вседержитель, выкладывай деньги и бери, икона с окладом – гони рубль, оклад из серебра – червонец, из золота – больше... и так далее. Все просто, – уверенный в своей правоте, он говорил горячо и безапелляционно.

– Но их продавали по благословению церкви ..

– А я – сам себе церковь! – Гаркавый ласково обнял девушку за плечи. Успокойся.

– Как знаешь, – Лена крепко сжала его ладонь. – Я ведь беспокоюсь за тебя, – призналась она.

Они украдкой поцеловались.

Глава четвертая

Ладис в своем кабинете просматривал некрологи, помещенные в столичных газетах за последние три дня. Красным маркером он помечал тексты, в которых попадались слова: "потомок", "князь", "художник", "писатель". Некоторые из умерших были его клиентами, и в этом случае он ставил в углу рамки некролога жирный крест, в других – восклицательный знак.

Это был старый и испытанный способ поиска антикварных вещей во всем мире.

В сочетании с похоронным бизнесом он был эффективен вдвойне. Зачастую смерть заставала близких усопшего врасплох, и, чтобы как-то соблюсти приличия в организации похорон, те порою поспешно расставались с интересующими Ладиса вещами. Торговаться "до последнего" в таких случаях считалось кощунственным, и предметы старины, как правило, продавались за бесценок. Если семья умершего была вполне обеспеченной, то и в этом случае не мешало бы провести переговоры, так как оставшиеся от покойника вещи, кроме его самого, порой никого из домочадцев не интересовали. И хотя растущие как грибы антикварные фирмы уже частенько опережали его, директор занятия своего не оставлял, движимый скорее инерцией, чем желанием еще заработать таким образом.

Просмотрев все газеты, Ладис звонком вызвал секретаршу.

– Оленька, – он пододвинул впорхнувшей девушке разложенную по стопочкам прессу, – занеси некрологи в компьютер и по каждому отыщи телефон и адрес.

Эта работа ей была хорошо знакома – на фирме она проработала уже два года.

Зажав газеты под мышкой, Ольга игриво стрельнула в Ладиса глазами и, виляя бедрами, вышла.

"Хрен ты куда от меня денешься!" – с ухмылкой подумал директор. Достав изпод стола бутылку "Кралинера", он сделал несколько глотков прямо из горлышка.

Тонкий аромат вина напомнил ему о далекой изысканной Франции. Глаза мечтательно закатились. "Чего можно желать, когда у тебя есть все? – он обвел рассеянным взглядом кабинет. – Любой скажет: трахать едва созревших, но уже ценящих вкус жизни девочек, отчаянных шлюх, комплексующих скромняг, сопротивляющихся и охотно раздвигающих ноги... – Ладис сделал еще глоток. Разве в жизни есть что либо влекущее больше? Нет! Поиски смысла жизни – это фетиш для мастурбирующих неудачников. Счастливцы живут инстинктами, сильными, как у животных. Плоть требует плоти..." – он судорожно проглотил слюну.

Телефонный звонок вывел директора из состояния саморастления.

– Да, – Ладис поправил съехавший набок галстук, – Иван Григорьевич? лицо его приобрело растерянный вид. – Да, знаю... закрутился... он уже у меня... я хотел... Хорошо, буду! – директор осторожно положил трубку и встал из-за стола.

"Вот пиявка!" – подумал он о звонившем и раздраженно пнул ногой кресло. То жалобно скрипнуло.

Приоткрыв дверь в приемную, Ладис негромко распорядился:

– Оля, сварите кофе и проследите, чтобы мне приготовили ванну.

Через полчаса значительно посвежевший Ладис открыл тяжелую дверцу сейфа и осторожно достал орден. "Красавец! – удовлетворенно подумал он, глядя на усыпанный бриллиантами знак доблести. – Один фрагмент праздничной цепи тысяч на десять тянет..." Аккуратно завернув раритет в кусочек бархата, директор положил сверток в карман и посмотрел на часы.

Стрелки показывали полдень.

Иван Григорьевич Сажин был человеком двуличным и амбициозным. В прошлом – старший научный сотрудник Центрального государственного архива, он жил теперь в роскошном особняке под Москвой, оберегаемый от излишнего любопытства к своей персоне немногочисленной, но хорошо обученной охраной.

Отличный психолог и шахматист, он восемь предыдущих лет двигал фигурами своих умозаключений решительно и талантливо, в результате чего сторублевый доперестроечный оклад теперь для него мог быть сравним ну разве что со стоимостью салфеток, дважды в день поглощаемых сверхкомфортным унитазом. Сажин не только питал слабость к дорогим вещам, но и был их знатоком. Часы "Пьяже", украшавшие его запястье, изящные и неброские, были приобретены им за триста пятьдесят тысяч долларов во время последней поездки в Женеву. Немногим дешевле обошлась ему и заколка для галстука, сработанная тамошними ювелирами по его индивидуальному заказу. Для посторонних это оставалось практически незамеченным, так как только единицы в его окружении догадывались об истинной стоимости таких обычных с виду вещей. И это льстило самолюбию бывшего ученого – только он порою мог заметить, как расширяются глаза искушенных в таких вещах иностранцев во время дорогих приемов при виде его костюма и галстука.

О многом из жизни Хозяина знал или догадывался его телохранитель и "правая рука" Глеб Старовойтов, но тот был в своем деле профессионалом и язык за зубами держать умел. Бывший командир разведроты, уволенный из армии за "аморальное" поведение, был искренне предан Сажину. Три года они были практически неразлучны, и это время Глеб не считал прожитым зря кругленькая сумма в одном из швейцарских банков придавала недавнему любимцу генеральских жен лоск и рвение. Обида на ревнивых рогоносцев в погонах, выживших его из "рядов", давно сменилась страхом, что этого могло не произойти...

– Глеб, – Сажин сидел у большого мраморного камина и смотрел на тлеющие в стеклянной колбе угли. На дворе стояла летняя жара, но привычка наблюдать за игрой огня у него была настолько велика, что, несмотря на некоторые неудобства, он не отказывал себе в этом круглый год, – запроси данные о счетах Ладиса: московских и зарубежных – я хочу знать, сколько он уже стоит. Только сделай это без лишнего шума, – он задумчиво потеребил усы (у Сажина была "заячья" губа, и с усами он никогда не расставался). Свежие каталоги аукционов "Сотбис" и "Отель Друо" доставили?

– Да, Иван Григорьевич, – Глеб достал из кожаной папки красочные глянцевые издания. Красивое, с правильными чертами лицо его стало еще сосредоточеннее.

– Кто из России, кроме нас, выставил лоты?

– Я подготовил список, можете ознакомиться.

Сажин быстро пробежал взглядом протянутый листок.

– Ничего интересного, – заметил он, – но мы далеко не единственные, кто представляет страну.

– Вопрос ближайшего будущего, – телохранитель решительно рубанул ребром ладони по воздуху, – оставшиеся нам не соперники.

– Ты в этом уверен?

– Уверен. После ликвидации Монаха у нас серьезных конкурентов нет. Однозначно.

– Может быть, может быть...

Сажин встал и подошел к изящному письменному столу в стиле английского регенства, на котором дисгармонично громоздился мощный персональный компьютер. Холеные пальцы быстро забегали по клавиатуре, и на синем поле монитора тотчас высветилось слово "Монах". Сажин нажал клавишу "ввод": на экране появились небольшие квадратики и кружочки, соединенные между собой разноцветными стрелками. Несколько минут он внимательно изучал их.

– А этот как? – Сажин ткнул пальцем в квадратик с надписью "Хохол", к которому после "Монаха" тянулось наибольшее количество стрелок.

– Все еще в реанимации, ранение оказалось не смертельным, но он все равно не жилец.

– А если... – Сажин вопросительно посмотрел на телохранителя. Неприятное лицо его застыло в безжизненной маске.

– Я позабочусь.

– Потом уничтожь этот файл – он нам больше не понадобится. И вообще, время активных действий подходит к концу. – Сажин встал и, подойдя к окну, посмотрел на белеющие сквозь деревья особняки соседей. – Включи-ка на всякий случай генератор.

Глеб достал из кармана брюк небольшую плоскую коробочку с множеством кнопок и нажал одну из них. В углу циферблата старинных каминных часов тотчас загорелась красным крохотная лампочка, сигнализируя о том, что вмонтированные в стены дома вибраторы в работе и теперь ни одно лазерное устройство подслушивания не в силах уловить то, о чем говорят за стенами особняка.

– На данный момент я контролирую восемьдесят процентов антикварного рынка в стране, – продолжил Сажин, – и это меня вполне устраивает. Нужно быть реалистом – за всем уследить невозможно.

В свое время я установил личный контакт со всеми серьезными коллекционерами страны. У каждого побывал дома. Это довольно своеобразный народ. На смену им, безусловно, придут другие, но это будет потом, сейчас же операция "Провинция" вступает в завершающую фазу. Еще немного, и о провинциальных коллекционерах старого поколения можно будет забыть. Новыми пусть уж занимаются другие. Нам пора все внимание сконцентрировать на Москве – здесь была и будет основная перевалочная база. Нужно взять под контроль всех известных нам экспертов и оценщиков.

– Они уже почти все под контролем, – осторожно вставил Глеб.

– Почти, но не все. Если блуждающий по стране раритет рано или поздно попадет в Москву, то оттуда, если минует нас, он уйдет навсегда.

– Не минует, – уверенно сказал Глеб. – Круг людей, у которых он может всплыть благодаря нашим усилиям, значительно сузился. Практически, сегодня мы не можем подобраться только к двум экспертам, и то лишь потому, что их опекают люди президента. Тут уж, как говорится, ничего не попишешь.

– Бог с ними! – заметил Хозяин. – Будем считать, что подготовительный этап последней основательной проработки страны на предмет антикварных ценностей завершен. Чем, кстати, занимаются наши оппоненты из 9-го отдела? (Девятый отдел МУРа специализировался на кражах предметов старины и постоянно находился под пристальным вниманием Сажина.)

– Опять расширяют штат, – недовольно сказал Глеб. – Судя по тому, как они ловко присели нам на "хвост" после кражи книг из Исторической библиотеки, скоро станет работать гораздо сложнее.

– Ничего, сговоримся... – задумчиво произнес Сажин, – вдобавок скоро в этой стране уже нечего будет красть...

Ладис, как только его "Ягуар" остановился у серебристо-серых металлических ворот особняка, нервно закурил. Он не любил Сажина, хотя многим тому был обязан. Именно Сажин в свое время посоветовал бывшему парторгу открыть похоронную фирму и помог с начальным капиталом. По тем временам это были немалые деньги. Долг Ладис вернул быстро – дела пошли хорошо, но получаемые доходы со временем перестали удовлетворять его растущий аппетит, и поэтому предложение Сажина скупать оставшийся в семьях покойных антиквариат было встречено с энтузиазмом. Как правило, внутри страны цены на подобные вещи были относительно невелики, а у Сажина, как оказалось, уже были налажены каналы сбыта за кордон. Приработок постепенно превратился в основной источник доходов, и похоронная фирма стала официальной вывеской одной из структур черного рынка антиквариата. В 92-м по Москве прокатилась волна убийств известных коллекционеров. Работы было по горло, деньги так и плыли в руки сами. Ладис уже тогда догадывался, чьих это рук дело, но никогда об этом открыто не спрашивал. Теперь, когда у него была своя банда "потрошителей", Клим, Стрема и Жанна, он мог без труда домыслить все интересовавшие его подробности.

Правда, в последнее время антиквариат для директора стал отходить на второй план – заработанные на нем деньги он теперь предпочитал вкладывать в недвижимость. И здесь похоронный бизнес был ему на руку – внешне благообразный Ладис был любимцем одиноких вдов. Те, попадая в его сети, зачастую исчезали, оставив последнему все, что имели...

Ворота плавно отворились. "Ягуар", миновав двух поджарых парней в неброских спортивных костюмах, медленно въехал на небольшую площадку перед домом.

При входе Ладиса обыскали.

– Виталий, я никогда не ношу с собой оружие, – обиженным тоном сказал он знакомому охраннику, – пора бы уже усвоить.

– Кто тебя знает, – тот грубовато подтолкнул директора в спину, проходи, Хозяин ждет.

Ладис, миновав огромный холл, поднялся по винтовой лестнице на второй этаж и негромко постучал в массивную дверь кабинета.

– Здравствуй, здравствуй, дорогой! – Хозяин широко улыбнулся, завидев гостя, но глаза его при этом смотрели холодно.

– Иван Григорьевич... – Ладис был старше Сажина на пять лет, но всегда величал того по имени-отчеству, – сейчас... – он суетливо достал из кармана орден, – вы могли не беспокоиться.

– Знаю, знаю, – Сажин с бесстрастным видом принял награду и, мельком глянув, отправил ее в верхний ящик стола.

– Вы бы получше рассмотрели, может, фуфел, – робко посоветовал гость.

– Я вещь сердцем чувствую, – снисходительно улыбнулся Хозяин и нервно побарабанил пальцами по массивному письменному прибору.

– Ребята старика... того... – Ладис провел ребром ладони по горлу.

– В курсе. Туда скряге и дорога. Я ему еще два года назад предлагал продать эту вещицу, деньги бешеные предлагал – хотелось как-то по-людски... Теперь и она, и деньги ему ни к чему. Верно? – он пронизывающе посмотрел на гостя. – А ты интерес к жизни еще не потерял?

У Ладиса похолодело внутри. Праздное любопытство Сажину было несвойственно.

– Как можно... – директор с трудом подавил предательскую дрожь в голосе; он не чувствовал себя ни в чем виноватым, но тон Хозяина его пугал.

– Что вы взяли в Пскове и Смоленске, кроме того, что я говорил?

Ладис растерялся. Он, конечно, догадывался, что газетенки не привирают насчет пропажи с мест операций "менее ценных предметов", но до этой минуты не придавал этому особого значения.

– Я – ничего, может, парни?.. Богом клянусь!

– Ладно, верю, – Сажин снисходительно улыбнулся, – а парней своих хорошенько приструни за мародерство, а то прямо стыдно...

"Ах ты крыса архивная! – зло подумал директор. – Стыдно, видите ли, ему! Перед кем, хотел бы я знать... Забыл небось уже, хренов моралист, как у старушек орденочки по дешевке скупал. Тогда о стыде и не заикался, падла...".

– Конечно, конечно! – сказал он вслух. – Будут они у меня бледными...

– Только не переусердствуй, – строго прищурив глаза, предупредил Сажин, – а то ты любишь кидаться в крайности.

Ладис пожал плечами:

– Вы же сами, Иван Григорьевич, учили меня, как поступать в таких случаях.

– Вот я и говорю: не переусердствуй, – повторил тот, – людей нужно держать в узде, но вместе с тем и беречь...

– Понял. – Директор набрал полную грудь воздуха и осторожно поинтересовался: – А как насчет причитающейся мне за орденок доли?

– Не волнуйся, не обижу, – Хозяин одну за другой выложил на стол три пачки стодолларовых купюр. – Надеюсь, этого достаточно?

– Вполне, – Ладис суетливо рассовал деньги по карманам и недвусмысленно посмотрел на дверь. – Я могу идти?

– Не спеши, – Сажин взял со стола пилочку для ногтей и повертел в руках, – есть заказ.

Гость недовольно поморщился, но вовремя спохватился.

– Меня интересует вот эта книга, – Хозяин кончиком пилочки пододвинул директору конверт, – там фотографии книги и антиквара, у которого ее нужно изъять. Изображение, правда, несколько мутноватое, но, думаю, разберешься. Учти – я за нее плачу огромные деньги.

– Сколько?

– Сто.

Ладис удивленно вскинул брови.

– Она того стоит, – сказал Сажин и отвернулся к камину. – Подробные инструкции получишь у Глеба, – бросил он через плечо.

– Слушаюсь, – гость попятился к двери.

Всю обратную дорогу Ладис рассматривал фотографии. Слово Сажина для него было законом, а провал операции такого уровня попахивал подписанием самому себе смертного приговора. Директор хорошо помнил, как у него на глазах по приказу Сажина подвесили вниз головой директора антикварного магазина, по недоразумению или еще по каким-то причинам упустившего редкую вещицу, за которой долго охотился Хозяин. Смерть провинившегося была долгой и мучительной. Старый еврей визжал как свинья, пока ему не догадались Узелепить скотчем рот... До сих пор Ладис не мог понять, к чему была такая жестокость – скорее всего это был урок остальным. Директора передернуло: расставаться с жизнью он не торопился. Да, он был полностью во власти Сажина, но кто сейчас может похвастаться, что абсолютно свободен? Ну разве только его охладевшие ко всему клиенты.

Ладис не раз поражался незаурядному уму Сажина. Обладая доступом к данным, имеющим ограниченное хождение, тот сумел в свое время превратить их в подкидную карту для обогащения. Днями корпя над документами, письмами, дневниками, научный сотрудник составил подробный список лиц, награжденных престижньши российскими наградами, и сумел отследить, по каким ветвям генеалогического дерева знаки доблести спустились вниз к эпохе "совков". Полные оптимизма советские граждане зачастую даже не догадывались, какие богатства хранятся в их семейных шкатулках под старыми фотографиями и письмами... Они-то впоследствии и легли в основу состояния Сажина.

Как? Об этом знал только он. Одним словом – Хозяин...

В те времена Ладис и Сажин были соседями по коммуналке. Сажин был женат и растил дочь. За год до его походов по старушкам жена, устав перебиваться на нищенскую зарплату научного сотрудника, в один из летних вечеров ушла от него с дочерью к красавцу офицеру, стремительно поднимающемуся по служебной лестнице.

Сажин очень тяжело переживал измену: он сильно осунулся, крайне редко выходил из своей комнатушки, в провалившихся глазах его появился нездоровый блеск. По всей видимости, это событие и подтолкнуло его к решительным действиям.

Директор еще раз вгляделся в лицо на фотографии. "Простак, – почему-то подумал он. – Откуда, интересно, у этого "лоха" книга, за которую даже мне готовы отвалить "стоху"?" Он отложил снимки в сторону. "Проверну это дело и махну в Бангкок – к проституткам!"

Ладис с вожделением вспомнил красивеньких таиландских куколок и возбужденно мотнул головой. До ужаса хотелось чего-нибудь экзотического...

– Может, все-таки зайдем? – Гаркавый вопросительно посмотрел на Лену.

Они стояли у парадного входа спортивной школы олимпийского резерва, в залах которой Гаркавый провел немалый кусок своей жизни.

– А нас пустят? – с сомнением спросила девушка. – Сейчас же не учебная пора.

– Пустят, – Гаркавый взял ее под руку, – пойдем, не бойся.

В просторном вестибюле было прохладно. Пахло краской и известью. Гаркавый бросил взгляд на столик у гардероба – вахтера на месте не было.

– Вспоминаешь запах? – он повел носом. – На летних каникулах все школы так пахнут.

– Ага, – девушка принюхалась тоже, – первым классом пахнет.

– Точно, я тоже так подумал.

– Ты здесь тренировался? – Девушка знала о его былом увлечении карате из нескольких случайно оброненных им фраз.

– Да, – Гаркавый подвел ее к стенду "Наипгчемпионы". – Смотри, узнаешь?

С одной из пожелтевших фотографий на них исподлобья смотрел худощавый парень в черном кимоно. В руке он держал спортивный кубок в виде плотно сжатого для удара кулака.

– Это ты?! – девушка несколько раз перевела взгляд с фотографии на спутника и обратно.

– Я. После московского турнира. Первое место. – Он тронул Лену за локоть – Пойдем, покажу тебе наш зал.

Они зашагали гулкими пустыми коридорами в торец здания, где находился зал с татами. Чем ближе они подходили к цели, тем отчетливее до их слуха доносились резкие выкрики и хлопки.

– Это "профи" работают, – пояснил Гаркавый, – на лето любителей распускают.

– А ты был "профи" или любитель?

– "Профи". Вернее говоря, "полупрофи" – приходилось зарабатывать и на разгрузке вагонов.

– И долго уже не тренируешься?

– Почти полгода.

– Мы с тобой знакомы почти столько же! – девушка заглянула ему в глаза. – Это совпадение?

– Совпадение. Я перестал тренироваться до. – Перед входом в зал Гаркавый предупредил. – Зайдешь без лишнего шума сразу за мной, справа стоят скамейки, разговаривать шепотом. – Он осторожно открыл дверь и шагнул за порог, отвесив неглубокий поклон, оглянулся. – Давай, заходи...

В зале остро пахло потом. Около десятка парней в кимоно сосредоточенно наносили удары по воздуху, рукой, ногой; рукой, ногой... Молниеносные движения сопровождались громкими криками и глухими хлопками кимоно о тело.

Вел тренировку невысокий светловолосый парень, небрежно перехваченный черным поясом. Заметив вошедших, он чуть заметно кивнул головой.

– Это Юра Туфар, мы с ним начинали, – тихо пояснил Гаркавый. Присаживайся.

Туфар тем временем коротко скомандовал что-то по-японски, и тренирующиеся, прервав упражнения, окружили его плотным кольцом. Тихим голосом объяснив им следующее задание, он несколько раз обозначил удар ногой в голову, после чего трусцой направился в сторону гостей.

Добежав до края татами, парень повернулся лицом к залу и поклонился.

– Так принято, – шепнул Гаркавый.

– Какими судьбами? – Туфар радостно пожал протянутую руку.

– На экскурсию, – Гаркавый кивнул в сторону Лены.

– А мы к Франции готовимся.

– Лихо, – Гаркавый с грустью обвел глазами зал, – впрочем, дважды в одну реку...

– У тебя как со временем?

– Мы не торопимся, – Гаркавый посмотрел на Лену, пытаясь в ее глазах прочитать, так ли это.

Девушка утвердительно кивнула.

– Может, подержишь лапы? Я сегодня без пары.

– А кимоно?

– У меня есть чистый комплект.

– Что ж... – Гаркавый вновь посмотрел на Лену.

– Я подожду, – поддержала та.

...Чем больше девушка наблюдала за Сергеем, тем больше восхищалась им. Высокий, атлетически сложенный, он оказался необычайно гибким и подвижным. Вначале он держал лапы расслабленно, как бы нехотя, лишь пассивно принимая удары, но постепенно азарт овладевал им, и все чаще рукой или ногой он обозначал контратакующие удары. Во всех его движениях чувствовались уверенность и сила. Лена не была большим знатоком восточных единоборств, но шестым чувством догадывалась, что Сергей в этой области просто талант.

То, что она видела в видеобоевиках, в исполнении Сергея было намного убедительней, и поэтому, когда Туфар вдруг рухнул как подкошенный после едва заметного касания Сергеевой ноги, она совсем не удивилась.

– Осторожней! – парень быстро встал и потер голень. – А то до Франции не доеду.

– Извини, подрастерял чувство дистанции, – Гаркавый виновато посмотрел на товарища.

– Возвращаться не думаешь?

– У вас же Тихий теперь за главного тренера.

– Это к спорту никакого отношения не имеет.

– Я так не считаю, поэтому возвращаться не собираюсь.

– А зря – ты классный боец.

– Был, – Гаркавый снял лапы. – Ты не хуже.

– Хуже, – убежденно сказал Туфар.

...Лена смотрела на переодевающегося Сергея, и сладкое волнение поднимало ее грудь, любовным теплом обволакивая горло. "Приятно принадлежать такому красивому бойцу", – думала она. Ей почему-то на ум пришло именно слово "боец", может, потому, что оно, как ей показалось, наиболее точно отражало проявившуюся в Сергее натуру. "Мне хорошо с ним..." По спине девушки пробежал легкий холодок.

Она вдруг явственно почувствовала ЕГО в себе.

"У меня сексуальный голод", – невольно улыбнувшись, подумала Лена.

На улице Гаркавый погрустнел.

– А почему ты оставил карате? – девушке почему-то ужасно захотелось, чтобы в отношениях Сергея со спортом не было этого слова – "бывший".

– Долго объяснять.

– А ты попробуй.

– Не хочу.

– Даже для меня? – пустила Лена в ход излюбленный женский аргумент.

– Ну хорошо, – сдался Гаркавый. – Видишь ли, – он заговорил быстро, будто пытаясь угнаться за сорвавшимися в карьер мыслями, – я занимался карате с десяти лет: сначала, чтобы доказать что-то окружающим, потом себе. Все было так романтично: Учитель, Путь, инь, янь...

Потом более прозаично: спонсор, коммерческий турнир, гонорар... И, наконец, совсем обьщенно: рэкет, "крыша", "общак"...

Улавливаешь суть изменений?

– Не совсем, – призналась девушка.

– Как тебе сказать... Ну, не тем я оказался бойцом, которые нужны по нынешним временам... уголовным. Понятно?

– Ты хочешь сказать, что те, в зале, к этому отнеслись как-то по-другому?

– Я этого не сказал.

– Я все поняла, – Лена привстала на цыпочки и нежно поцеловала его в щеку. – Не хмурь лоб, тебе не идет.

Гаркавый жестом молящегося мусульманина провел ладонями по лицу:

– Как теперь?

– Вот так уже лучше, – улыбнулась Лена.

– Я что вам говорил? – Ладис возбужденно выхаживал по кабинету, бросая негодующие взгляды на Клима и Стрему, .вольготно развалившихся в широких кожаных креслах. – Ничего, кроме "заказа", не брать!

– Что за тон, начальник? – Клим, изрядно хмельной, презрительно скривил рот. – Он тут, блин, штаны просиживает, а мы там – рискуй. И еще возмущается!

– Я штаны просиживаю?! – чуть не захлебнулся от ярости директор. – Да я тебя!.. – Он коршуном завис над Климом.

– Что ты меня? – процедил тот вызывающе и насмешливо.

– Увидишь. – Ладис решительно шагнул к стене. – Сейчас... – Пошарив за книжной полкой, он нащупал кнопку вызова потайного лифта, идущего из кабинета в подвал, и нервно нажал ее.

Послышался негромкий щелчок, и деревянная стенка фальшивой перегородки плавно уплыла вбок.

– Идите за мной!

– Это еще зачем?

– Пошли, пошли, – настойчиво повторил Ладис.

– Кино, блин, и немцы... – Клим удивленно хохотнул и тяжело поднялся с кресла. – Никак Петрович свою "гробарню" решил показать?

– Не рассуждай! – Ладис первым шагнул в образовавшийся проем; Клим и Стрема подались следом.

Кабина лифта, качнувшись, поплыла вниз.

Через несколько секунд она остановилась в подвале. Львиную часть его пространства действительно занимали гробы.

Всевозможных размеров и конфигураций, они громоздились до самого потолка: угрюмые и слегка торжественные. Троица, пройдя длинным, холодным коридором, вошла в небольшой ярко освещенный зал с высоким мраморным столом посередине.

– Садитесь! – Ладис кивнул напарникам на грубо сколоченные табуретки.

Те непонимающе переглянулись, но противиться не стали. Тихо скрипнуло под тяжестью тел дерево.

– Кесарь! – громко позвал директор.

Почти тотчас громила, смахивающий на обезьяну, заслонил собой дверной проем. Маленькие, глубоко посаженные глаза его равнодушно оценили сидевших и застыли в ожидании.

"Откуда он взялся?" – удивился Клим.

Они с дружком впервые были в подвале, но понаслышке кое-что об этом местечке знали. Кесарь заведовал охраной фирмы и слыл человеком жестоким и коварным.

В подчинении у него было около десятка боевиков – в основном бывшие милиционеры. У них за плечами было совсем не законопослушное прошлое. В подвале оно трансформировалось в абсолютно незаконопослупшое настоящее...

Ладис тем временем шепотом что-то объяснил верзиле, и тот, понимающе кивнув, вышел.

– Не холодно? – с издевкой поинтересовался он у дружков.

– Не Сочи, – недовольно заметил Стрема.

– Ничего, сейчас будет жарко, – зловеще пообещал директор.

Дверь резко распахнулась, и двое рослых парней в камуфляжной форме, влетев, угрожающе вскинули на подельников автоматы:

– Сидеть! Оружие на пол!

Те, опешив, посмотрели на Ладиса.

– Давайте, давайте! – поторопил тот.

Клим бросил под ноги тяжелый "ТТ".

Стрема похлопал себя по бокам, давая понять, что он без оружия.

– Кесарь, там на углу, в пивной, сшивается много разного сброду, обратился директор к вошедшему следом громиле, – приведи мне кого-нибудь поневзрачнее. – Он немного успокоился и, несколько раз пройдясь по залу туда-сюда, уселся в кресло, стоящее в углу.

– К чему этот концерт? – Клим внешне не выказывал никакого страха.

– Не твое собачье дело! – зло оборвал Ладис и, откинув голову на спинку кресла, прикрыл глаза.

Через десять минут Кесарь силой втянул за собой в дверь отчаянно упирающегося плюгавого мужичонку: пропитого и замызганного. Тот, зажатый мертвой хваткой огромной ручищи, испуганно вертел головой по сторонам, не понимая, что происходит.

– Отлично! – Ладис возбужденно встал навстречу вошедшим и жестом пригласил взъерошенного гостя подойти поближе.

Пьянчуга, освобожденный от бесцеремонной опеки мясистой пятерни, сделал несколько неуверенных шажков.

– Как величать нашего гостя? – елейным голоском поинтересовался директор.

– Котин... Михаил Иванович... Я что – заложник? – дрожащим голосом спросил тот, косясь на автоматы.

– Нет, ну что вы? – Ладис притворно улыбнулся. – Мы вот тут просто поспорили с молодыми людьми, – он глазами указал на Клима и Стрему, насчет дисциплины. Мнения, так сказать, разошлись, и мы, естественно, решили узнать мнение человека "с улицы". Вот, в принципе, почему вы здесь.

– А почему именно я?

– Этот вопрос не ко мне. – Директор сделал нетерпеливый жест рукой. Так как же насчет дисциплины? Нужна она в нынешнее время или нет?

– Дисциплина? – Мужичок потер крупный нос, смахивающий на гнилой апельсин. – Я бы всех этих демократов... – неожиданно начал он с политики, – вот Сталин был – это да! – он театрально сжал кулак и поднес к лицу. Вот где всех нужно держать, тогда будет толк...

А без дисциплины – никак, распустили всех, понимаете ли! – с загоревшимися глазами завершил он свои соображения.

– И я так считаю, – рассмеялся директор. – По этому поводу с меня причитается... – Он подмигнул Кесарю, и поднос с полным до краев стаканом водки проплыл от шкафчика, вмонтированного в стену, к оживившемуся от такого поворота событий гостю.

– Это другое дело... – Тот вновь недоверчиво покосился на автоматы и, кашлянув, залпом выпил. – Мрачное, однако, у вас тут местечко... – Глаза его вдруг помутнели и удивленно закатились. Икнув, он грузно осел на пол.

– Вот и все – приехали, – удовлетворенно сказал Ладис. – Это снотворное, – как ни в чем не бывало пояснил он, глядя Климу в глаза. Респондент проснется через три часа, – он постучал пальцем по циферблату наручных часов, – плюс-минус минут пятнадцать...

В зал тем временем двое в камуфляже, но без оружия, внесли гроб и поставили на стол. Равнодушно схватив мужичонку за руки-ноги, они уложили безвольное тело в ковчег для последнего плавания.

– Заколачивайте! – приказал директор.

Дружно ударили молотки, и крышка гроба плотно осела на основание.

– Сделайте что-нибудь для доступа воздуха – он не должен задохнуться раньше времени, – заметно нервничая, распорядился Ладис.

В крышке гроба проделали несколько небольших дырочек.

– Где у нас свободная яма? – директор уголком глаз наблюдал за строптивцами: те понемногу начинали понимать, что к чему – Стрема беспокойно ерзал по табуретке, Клим не подавал вида, что перепуган, но происходящее, похоже, его отрезвило.