Текст книги "Соло для 'калаша'"

Автор книги: Сергей Мальцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Гаркавый задумался.

– Вполне может быть... даже скорее всего это так, – согласился он, – но для них именно мы – черная кошка в темной комнате. А с твоим настроением ее там может вообще никогда и не оказаться.

– Настроение как настроение, – Скитович потянулся к бутылке.

Они выпили еще по одной.

– Слушай, Димка, – Гаркавый, поморщившись от специфичного вкуса водки, пригладил волосы, – ты с кем-нибудь встречаешься?

Скитович неопределенно махнул рукой.

– А я, честно говоря, – Гаркавый потянулся всем телом, – махнул бы сейчас к девчонкам. Давай, а? Деньжата ведь теперь кое-какие имеются...

– He сегодня – хочу сегодня выспаться" _ отказался Скитович и засобирался домой. – А то утром не выедем...

Неожиданное занятие слегка увлекло его _ бездействие и ограниченность в средствах, как и большинству мужчин, ему были не по душе, а результат их экспедиции вырисовывал вполне недвусмысленные перспективы.

– Как знаешь, – Гаркавый встал.

– В шесть, как вчера? – уточнил напоследок Скитович.

– В шесть.

– Тогда пока.

Несколько минут Гаркавый стоял у окна, провожая взглядом шагающего через двор приятеля. Вскоре тот скрылся за углом соседнего дома. Часы показывали без четверти девять вечера. Хмель туманил голову, чего-то хотелось. Немного поколебавшись, Гаркавый подошел к телефону.

– Алло, Лена? – обрадовался он, услышав нежный голосок знакомой. – Как мать? – Мать девушки тяжело болела, и Лена по вечерам обычно читала ей вслух женские романы.

– Спит, – Лена говорила тихо, с волнующим придыханием, – приняла успокоительное и уснула, нервы, понимаешь ли...

– Вы одни? – Гаркавый знал, что у девушки есть брат, работающий посменно на каком-то заводе. Когда тот бывал дома, девушка позволяла себе немного развеяться.

– Брат.

Сердце Гаркавого забилось сильней.

– Может, придешь? Посидим – я сегодня "на подъеме", – намекнул он.

– А родители где?

– На даче, как обычно.

– Хорошо, жди.

Гаркавый медленно положил трубку и шагнул к серванту. Для таких случаев у него были припасены бутылка полусладкого шампанского и плитка горького шоколада. Когда-то заведенный порядок уже сильно поднадоел ему, но ничего нового он придумать не мог и каждый раз в ожидании очередной гостьи покупал одно и то же: шоколад и шампанское.

Едва Гаркавый закончил сервировать стол, как в дверь позвонили. Торопливо поправив перед зеркалом волосы, он повернул щеколду замка.

– Привет, – Лена, грациозная брюнетка с большим чувственным ртом, легко впорхнула в прихожую.

– Ты, как всегда, неотразима, – Гаркавый нежно обнял ее за плечи, чувствуя, как два твердых бугорка уперлись ему в грудь.

– Может, все-таки пройдем? – Лена мягким движением потянула парня в комнату. – А это что? – удивилась она, увидев предусмотрительно выставленную на обозрение икону.

– В целях духовного роста изучаю иконопись, – прихвастнул Гаркавый. Он искренне считал, что женщины падки до всего необычного.

– Интересно, – Лена села в кресло. – Что нового?

– Живем, хлеб жуем, – отшутился Гаркавый и взял девушку за руку. – Я очень тебе рад.

Он посмотрел в ее серые глаза и понял, что сегодня девушка тоже рада ему. Он ловко открыл бутылку и наполнил бокалы.

– Чтобы твоей маме стало лучше, – пожелал он и пригубил пенящееся вино.

Минут десять посидели, обмениваясь общими фразами, затем Гаркавый обнял девушку.

– Может, хочешь принять душ? – спросил он без обиняков.

– Я уже... перед тем, как сюда идти.

– О'кей.

Гаркавый осторожно взял Лену за руку и повел в спальню.

Каждый снимал с себя одежду сам: не торопясь, с нарастающим возбуждением наблюдая, как из-под ткани высвобождается гладкое и упругое тело партнера.

Гаркавый обнял девушку и нежно пробежал пальцами от ягодиц до шеи.

Лена поежилась:

– Щекотно...

– Ты прелесть...

Он сел на край кровати и потянул девушку к себе. Шутливо упираясь, Лена села ему на колени так, что их лица оказались напротив друг друга. Он поцеловал ее, проникая языком в призывно полуоткрытый рот, чувствуя при этом быстрое встречное движение ее языка. Гаркавый откинулся назад и легким движением уложил девушку рядом с собой. "Это – чудо!" – в который раз в жизни подумал Гаркавый, глядя на вожделенные холмики и впадины. Девушка по дороге немного вспотела, и он явственно различал легкий и неповторимый мускусный запах. Он пробежал языком по ее бедрам, животу, груди. Лена тихонько застонала...

Он овладел ею нежно и страстно.

Лена, закусив губу, отрывисто дышала и наконец, протяжно всхлипнув, с силой обхватила его ногами. "Все..." – сосредоточившись на ощущениях сладострастной пульсации, подумал он и благодарно коснулся губами ее век...

Через час Гаркавый проводил гостью.

Перед уходом, пока девушка принимала душ, он положил ей в сумочку пятьдесят долларов. "Что я еще могу для тебя сделать?" – с легкой грустью подумал он.

Чувство одиночества, прорвав заслон эйфории, вновь овладело им.

Вечером следующего дня приятели держали очередной совет. Вся площадь журнального столика была занята приобретениями последней экспедиции. Тщательно рассортированные по товарным признакам, они лежали кучками: ордена отдельно от медалей, боевые от юбилейных, особняком – немецкий железный крест, маленькая бронзовая иконка и серебряная ложка.

Зерна, брошенные на почву сельского безденежья, дали всходы: на этот раз жители Мостовой, взбодренные молвой о возможности обменять ненужный металл на столь нужные денежные знаки, несли все – от боевых орденов до бронзовых бюстов советских государственных деятелей. От приобретения последних Гаркавый деликатно отказывался, ссылаясь на "укомплектованность". При всем этом приятели не скупились на выпивку и обещания щедрого вознаграждения за "экспонат, представляющий особую ценность".

Никто не знал, что бы это могло быть, но все понимающе кивали головами и разводили руками. Побывали "музейные работники" и в нескольких соседних деревнях, откуда в Мостовую народ приезжал за покупками.

Так или иначе, а сфера деятельности приятелей значительно расширилась...

– Тут только того, что я могу оценить, баксов на восемьсот, – подытожил Гаркавый. – И то беру по самому минимуму.

– Дай Бог, – сдержанно отреагировал Скитович. – По-крайней мере, это уже кое-что.

– Завтра едем к антиквару, – Гаркавый извлек из кармана помятый листок и прочел вслух: – Новиков Николай Васильевич, Мира, 74-43.

– Это где-то у автовокзала, – Скитович взял со стола иконку и повертел в руках. – Вот как ее оценить? – пожал он плечами. – Мне, видимо, этого никогда не понять.

– Поймешь, если не будешь отлынивать от сбыта.

– Я на базар не ходок, а на квартиру – пожалуйста, – сказал в свою защиту Скитович. – Слушай, а бриллиант весом в карат какого примерно размера? – неожиданно поинтересовался он.

Гаркавый задумался.

– По-моему, миллиметров пять в диаметре. А что? – сказал он после недолгой паузы.

– Да так... – замялся приятель.

– Думаешь, найдем большой камень?

– А почему бы и нет? – неожиданно стушевался Скитович.

– Вот это другой разговор, – Гаркавый шутливо приложил к груди компаньона железный крест. – За будущие заслуги... перед самим собой.

Николаю Васильевичу Новикову недавно исполнилось тридцать восемь. Среднего роста, с сияющей лысиной и задорно вздернутым носом, он производил впечатление преждевременно облысевшего юноши, и только близкие знакомые знали, что за по-детски наивной внешностью скрываются глубокий интеллект и блестящий ум.

Новиков, в недавнем прошлом преподаватель истории, был признанным авторитетом в области антиквариата. До столичного уровня он, правда, не дотягивал, но в губернии, безусловно, в своем деле был первым, а быть первым, как известно, не привилегия, а диагноз.

По крупицам собирал антиквар знания по своей особо не афишируемой и смежной с официальной профессии. Начинал, как и большинство, с детского увлечения нумизматикой. Юному коллекционеру пришлась по душе та атмосфера таинственности и романтизма, что окружала металлические эквиваленты труда предков.

Он мог часами толкаться среди взрослых нумизматов, съезжавшихся по воскресеньям к магазину "Филателия", чтобы еще и еще раз услышать захватывающие истории из жизни денег. Но в отличие от сверстников его увлечение со временем ушло в несколько иное русло. Случилось так, что среди монет, случайно попавших в его коллекцию, одна, времен царствования Петра Первого, оказалась довольно редкой. Заезжий московский нумизмат, недолго думая, отвалил за нее юному коллекционеру столько, что этого с лихвой хватило на то, чтобы последний на всю жизнь оказался пленником любви к древностям как к средству обогащения.

К выпускному вечеру Николай пришел с твердым намерением стать историком; там, в далеком прошлом, трудились неизвестные ему мастера, творения чьих рук теперь представляли немалую ценность.

Юноша жаждал знать об этом все.

Годы учебы на историческом факультете МГУ сделали из увлеченного студента специалиста с довольно широким кругозором. Любая древняя вещь в его руках могла рассказать о многом.

Вернувшись после окончания аспирантуры в родной город, он устроился преподавать историю в педагогический институт. Студенты, быстро разузнав об увлечении молодого педагога, считали своим долгом преподнести тому при случае что-нибудь из интересующих его вещей, рассчитывая на снисхождение во время будущих сессий. Принимая в дар подобные сувениры, Новиков выказывал смущение, но в глубине души радовался такому простому способу пополнения своего обменного фонда.

Развал СССР сделал его состоятельным человеком. Сдерживаемый суровыми советскими законами, рынок наград буквально на глазах превратился в кормушку для многих тысяч людей, но, в свою очередь, на каждые несколько тысяч объявившихся старателей приходился лишь один человек уровня Новикова – со специфичными знаниями и налаженными каналами сбыта. В течение нескольких лет разрушенная держава теряла свои знаки доблести, они блестели на всех "блошиных" рынках Европы и Азии, плавились в специальных печах, оседали в банковских сейфах, и, хотя ажиотаж вокруг них последнее время изрядно поутих, Новиков знал, оставшихся на руках у населения хватило бы еще не на одно состояние.

Внезапное богатство, конечно, прибавило ему хлопот, но деньги для умной головы не большая обуза. Органы правопорядка, задобренные щедрыми подарками, оставили его в покое, а вор в законе Тихий после вечера, проведенного у историка, укатил домой с кругленькой суммой в кармане, оставив взамен заверение в предоставлении "крыши".

После всех этих коллизий преподавание в институте Новиков оставил, сохранив за собой лишь полставки консультанта. Он был убежденным холостяком, и молодые студенточки, приходящие к нему по поводу курсовых работ, нередко задерживались у него до утра. Историк был чудесным рассказчиком и галантным кавалером. Многим это нравилось.

Оставив машину на платной стоянке, Гаркавый и Скитович не спеша приближались к девятиэтажному панельному дому с табличкой "улица Мира, 74".

– Может, жулик какой? – Скитович был в своем репертуаре.

– Не думаю, – Гаркавый переложил завернутую в бумагу икону из руки в руку. – Антиквариат требует определенного культурного уровня. Скорее всего интеллектуал.

– Удивляюсь я твоей склонности к идеализации, – Скитович снисходительно улыбнулся. – О людях лучше думать плохо, чтобы потом не испытывать разочарования.

– Это мизантропия.

– Нет – это здравый смысл.

Сорок третья оказалась на втором этаже. Гаркавый нажал на кнопку звонка и подставил лицо "глазку".

– Открытость располагает, – пояснил он.

За дверью послышались шаги. Приятели приосанились.

– Вам кого? – послышался приглушенный голос.

– Николай Васильевич дома? – громко осведомился Гаркавый.

– По какому делу? – поинтересовался голос.

– Нам Олег Поздняков порекомендовал...

Щелкнул дверной замок, и дверь бесшумно отворилась:

– Входите.

Приятели по очереди проскользнули в квартиру.

– Мы хотели бы предложить вам коекакие вещи, – начал Гаркавый с порога, – Олег говорил, что вы этим интересуетесь...

– Что ж, – хозяин, хотя и сиял лысиной, выглядел моложаво, – я действительно интересуюсь определенного рода предметами, и если у вас то, что мне нужно, то нам есть о чем поговорить.

Гаркавый развернул икону и протянул мужчине.

– Вот.

– Посмотрим, – тот повертел в руках потемневший от времени образ. Надеюсь, вы не в антикварном магазине купили эту икону?

– Нет, что вы, – поспешно заверил Гаркавый.

– Тогда пройдите, – мужчина широким жестом пригласил их в гостиную. Новиков Николай Васильевич, – представился он, как только они очутились в просторной, с необычным интерьером комнате. Огромные напольные часы с массивными бронзовыми гирями, черная посудная горка с гранеными стеклами и изящной фурнитурой, два ряда икон на стене и многое другое придавали комнате особую, патриархально-торжественную атмосферу.

– Сергей, Дмитрий, – представились приятели.

– Прошу вас присаживаться, – Новиков взглядом указал на черный кожаный диван. – Предупреждаю сразу, краденые вещи я не покупаю, – он изучающе посмотрел на гостей, – и это – не поза, а принцип.

– В общем-то, мы ее купили, – торопливо заверил Гаркавый, – и, как вы догадываетесь, не в антикварном магазине.

– Верю, – Новиков провел рукой по иконе. – Вы хотите продать эту вещь?

– Да, – в один голос подтвердили приятели.

– Что ж, – хозяин подошел к "горке", – но для начала мы ее немного освежим. – Он открыл одну из дверок и извлек небольшой пузырек с вязкой желтой жидкостью. – Оливковое масло, – пояснил антиквар, – легкое косметическое средство для икон, не требующих реставрации.

Он смочил маслом тампон и легкими круговыми движениями протер живописный слой. Краски на иконе ожили, заиграли в лучах падающего от окна света, открывая взгляду не просматривавшиеся ранее тончайшие мазки кисти иконописца.

– Уже получше, – одобрил он и внимательно осмотрел образ. – Вряд ли смогу вас обрадовать: церковная живопись конца девятнадцатого века, сюжет распространенный – поясное изображение Ильи-пророка с мечом и свитком в руках; без оклада, ковчега и левкасного грунта... Ширпотреб, если можно так выразиться. Художественной ценности не представляет, и все, что я могу вам предложить за нее, – это пятьдесят долларов.

Гаркавый удивленно вскинул брови: он всегда считал, что иконы стоят бешеных денег, а тут...

Хозяин, заметив недоумение на его лице, поспешил пояснить:

– Это реальная цена, сложившаяся внутри страны. Дороже ее можно продать или дилетанту, или за границей – то и другое не так просто. – Новиков знал, что говорил, и эту уверенность в голосе приятели не могли не почувствовать.

– Идет, – ответил Гаркавый за обоих.

– Вот и хорошо, – антиквар одобрительно кивнул. – Это все?

– Нет, – Гаркавый извлек из кармана бронзовую иконку и ложку, – еще это.

Новиков быстро осмотрел предметы.

По лицу было видно, что и они для него особой ценности не представляли. Безапелляционное заключение это подтвердило:

– Ложка – двадцать центов за грамм, плакетка – пятнадцать долларов.

Приятели переглянулись: их вновь смутили совсем смешные цены.

Хозяин терпеливо пояснил:

– Я далеко не Гермес, чтобы диктовать цены рынку. Вы даже не можете себе представить, насколько капризна и непредсказуема мода: полотна импрессионистов стоят десятки миллионов долларов, а иконы древнерусских мастеров всего лишь десятки тысяч. Заметьте – мастеров. Где логика? А логики нет – есть мода. А мода – не константа... Впрочем, вам пока это по-большому ни о чем не говорит, но поверьте – все это так.

– Мы согласны, – не стали торговаться компаньоны.

Новиков подошел к старинному приземистому серванту красного дерева и, положив туда приобретенные вещи, протянул деньги:

– Получите ваши деньги, судари.

В сумме, с вырученными вчера на базаре, получалось семьсот восемьдесят долларов. Гаркавый небрежно сунул деньги в карман и вопросительно посмотрел на Скитовича: тема была исчерпана – требовалась синхронизация перемещений тел к выходу.

– Не ради праздного любопытства, – хозяин жестом попросил их оставаться на месте, – ваш интерес к антиквариату случаен, или в этом есть какая-то закономерность?

Гаркавый призадумался, что ответить, зато Скитович, до сих пор игравший в разговоре пассивную роль, неожиданно высказался:

– Случайность – величайшая из закономерностей.

Утверждение, зависшее своими логическими концами в посылках и выводах, явно удовлетворило Новикова.

– Вы пытаетесь сделать на этом бизнес? – догадался он.

– Если по правде, то вы угадали, – Гаркавый, вновь нащупав нить разговора, почувствовал себя уверенней, – пытаемся...

– И каким, если не секрет, образом?

Приятели вновь переглянулись.

– Мы с другом (Гаркавый впервые назвал Скитовича "другом") ездим по отдаленным деревням. То, что вы приобрели, куплено там.

– Любопытно, любопытно, – оживился антиквар, – значит, вы "коробейники"?

– Кто? – в один голос переспросили друзья.

– "Коробейники", – хозяин улыбнулся. – Так вы называетесь на языке антикваров. "Археологи" – те копают, "чердачники" обследуют чердаки, ну а "коробейники" ходят по квартирам и по сельским домам... жилым, разумеется.

– И все это ради антиквариата?

– Да. Но это далеко не полный перечень: так, например, среди "археологов" выделяются "черные следопыты" – они раскапывают захоронения второй мировой войны, есть еще "свалочники", "барыги" и много других.

– Целая индустрия...

– Что-то в этом роде, – антиквар смерил гостей взглядом. – Насколько я понимаю, специальными знаниями в этой области вы не обременены, как же вам удается определить хотя бы порядок суммы, которую можно предложить за ту или иную вещь?

– Чисто интуитивно. – Гаркавый знал, что это признание вряд ли прибавит им веса в глазах хозяина, но набивать себе цену было неуместно. – Опять же, его величество случай, – пояснил он.

– Бизнес без информации немыслим, – Новиков в задумчивости прошелся по комнате. – Вы еще не пришли к такому выводу?

– Кое-какая информация у нас есть...

– Вы считаете, что ее и впредь будет достаточно?

– На безрыбье и рак рыба, – в очередной раз блеснул афоризмом Скитович.

– Молодые люди, – антиквар вновь бросил на них оценивающий взгляд, почему бы нам не объединить наши усилия?

Вы даете слово, что мне первому будете показывать свои находки, а я взамен снабжу вас необходимым минимумом знаний.

Обоюдная выгода очевидна: вы лишаетесь массы неудобств, а я приобретаю возможность удовлетворить свое профессиональное любопытство. Договорились?

Возражать против рационального может только теоретик. Друзья были практиками.

– Думаем, договорились, – не стали медлить они с ответом, – по крайней мере, попытаться стоит, – уточнили на всякий случай.

– Вот и прекрасно! – обрадовался Новиков. – Если не возражаете, то я сразу пререйду к делу, – предложил он, – тема требует времени.

– Нет-нет, не возражаем! – с готовностью подтвердили компаньоны.

...Почти два часа антиквар посвящал их в тайны оценки старинных вещей. Как оказалось, на рынке антиквариата покупалось и продавалось практически все: от пустой старинной бутылки до танка второй мировой. По степени вероятности попадания на первом месте стояли монеты.

С ними оказалось совсем просто: погодичный каталог монет со времен Петра Первого и до нынешнего времени с указанием цен в долларах полностью прояснял картину. Незнакомые слова: "раритет", "пруф", "минцмейстер" разъяснялись несколькими фразами и были непонятными лишь поначалу. За монетами следовали награды. С ними было посложней, но по основным видам каталог также имелся. С иконами дело обстояло еще хуже, поэтому для начала решили ориентироваться по следующим критериям: наличие оклада из золота или серебра, ковчега и сложного сюжета. Изделия из драгоценных металлов предполагалось покупать из расчета стоимости одного грамма в центах или долларах...

– Главное в вещи – работа, – Новиков был на своем "коньке", – вещь должна радовать глаз, – рядом с принесенной друзьями ложкой он положил две свои. – Смотрите, ваша практически не имет орнамента, а мои, – антиквар провел пальцем по стеблю одной из ложек, – имеют. Чем сложнее и изящнее рисунок, тем лучше. Цена такого изделия в несколько раз выше. И еще одна тонкость, – Новиков взял ложку в руку. – У вашей стебель, то есть за что мы беремся рукой, изогнут: до начала 19-го века он был прямым, как у моих, значит, ваша менее древняя. За каждый век назад к базовой цене по металлу также смело можно набрасывать вдвое. Понятно?

Друзья, невольно поддавшись увлеченности антиквара, слушали, ловя каждое его слово.

– Понятно. Но как более точно определить время ее изготовления? поинтересовался Гаркавый. – Кстати, нам ведь могут попасться не только ложки.

– Клейма. Нужно смотреть пробирные клейма, – антиквар достал складную лупу. – Клейма мастеров вам пока ни о чем не скажут, а вот по пробирным, думаю, вы кое-что сумеете определить. Смотрите, – гости по очереди рассмотрели буквы, цифры и рисунки, выбитые на тыльной стороне ложки, там, где цифры, – это пробирное клеймо: по его форме и содержанию можно более-менее точно датировать изделие, изготовленное с начала 18-го века именно с этого времени клеймение широко вошло в ювелирное дело, – Новиков метнулся к книжному шкафу и протянул друзьям листок. – Здесь показаны формы клейм и даны годы их использования. Не много на первый раз? – он пытливо посмотрел на гостей.

– Ну что вы, очень даже интересно, – заверили те, – по крайней мере, в школах такому не учат.

– Хорошо. Что мы еще не охватили?

– Фарфор, – подсказал Гаркавый.

– О, фарфор тема не простая... – Новиков достал книгу "Русский фарфор". – Полистайте для общего представления, но могу сказать откровенно: больших денег на фарфоре не заработаешь.

– А на чем можно? – вновь в один голос спросили друзья.

Хозяин улыбнулся:

– Монеты, награды – это самое реальное. Есть дорогие картины, книги и много других вещей, но это дело скорее везения, чем настойчивости. Хотя... новичкам, говорят, везет.

– Значит, будем надеяться, что нам повезет, – друзья засобирались уходить. – Пора, а то мы и так отняли у вас уйму времени.

– Ничего, считайте, что это моя работа, – успокоил Новиков.

– Мы скоро зайдем, – пообещали друзья.

– Могу только пожелать успеха...

При прощании "коробейников" распирало чувство, которое, по всей вероятности, испытывает прыгун, оставивший за спиной планку новой высоты.

Глава вторая

Бежевая "восьмерка", оставив далеко за собой огни Смоленска, мчалась по ночному шоссе. Стрелка спидометра чуть заметно дрожала на цифре "160".

– Оторвались! – водитель, молодой угреватый парень лет двадцати, глядя в зеркало заднего вида, резко нажал на тормоз. – Нужно сворачивать!

Завизжала резина, и машина, сильно накренившись влево, съехала на убегающий в сторону от шоссе проселок.

– Гаси свет! – молодой мужчина, сидящий рядом с водителем, грязно выругался. Бледное, злое лицо его еще больше исказилось в болезненной гримасе.

– Клим, угробим машину! – попытался возразить водитель, хотя понимал сам – иначе им не уйти.

– Какая, к хрену, машина! – взорвался тот. – Гаси, кому говорю.

"Восьмерка", уткнувшись в глухую тьму, остановилась.

– Сейчас... пусть глаза привыкнут, – парень устало уткнулся лицом в руль, – минутку...

– Стрема, не расслабляйся, – Клим тревожно поглядывал по сторонам, догонят, суки!

– Хрен они нас уже догонят, – Стрема поднял голову и дернул от себя рычаг скоростей, – через минуту машину с дороги не увидишь...

Медленно пробираясь по проселку, "восьмерка" углублялась в лес.

– Зря мы старика грохнули, – Стрема напряженно всматривался в темноту. Узкий лоб его бороздили не по возврасту глубокие морщины. – Забавный старикан...

только, на свою же голову, слишком прыткий.

– А ты хотел, чтобы его мордовороты решето из нас сделали? – Клим поправил кобуру под мышкой. – Если бы он дотянулся до кнопки – нам бы хана... И как это мы на этих гаишников напоролись?

Так гладко от старика слиняли – и на тебе! – он озабоченно присвистнул. – Непруха...

– Не останавливаться же было с этим барахлом, – Стрема кивнул на заднее сиденье, где были свалены в кучу иконы, серебряная посуда и книги в истертых кожаных переплетах. – Если бы взяли только орден, то не тащились бы сейчас по этим колдобинам, – с горечью добавил он.

– Орден, орден! – вспылил Клим. – На хрену я видел этот орден, из-за вшивого "куска" голову под пули подставлять.

А барахло продадим – глядишь, лишняя копейка... Может, там вдобавок ценное что-то попалось.

– Ты же знаешь, Петрович никогда не ошибается: если послал только за орденом, значит, ничего путного у этого антиквара больше не было.

– Это ты верно говоришь, – согласился Клим. – Первый раз мы с тобой орден Андрея Первозванного с праздничной цепью везем, – заметил он. Большая редкость, говорят... очень большая.

– Не последний бы...

Где-то вдалеке, сквозь деревья, показались медленно бегущие параллельно земле огоньки.

– Вот и приехали. На этой дороге нас вряд ли будут искать, – сказал несколько минут спустя Стрема и остановил машину. – Вылезай, сменим номера да барахло заодно упакуем как следует.

Клим открыл дверцу и, вдохнув всей грудью густой лесной воздух, тяжело кряхтя, вылез:

– Клево пахнет.

– Рано оттягиваться, – Стрема торопливо открыл багажник и, пошарив в его внутренностях, протянул напарнику автомобильный номер. – Держи, поставишь впереди.

Звякнули о металл гаечные ключи, и красные белорусские номера с круглым гербом "Погоня", со свистом рассекая воздух, полетели в кусты.

– Вот так интегрироваться нужно, – зло сказал Клим, – а то дурят народу голову.

– Еще один интегратор нашелся, – Стрема выругался и достал из багажника широкий холстяной мешок. – Вали сюда все это барахло.

Клим, пыхтя, принялся перебрасывать вещи из салона наружу.

– Осторожнее, посуду поцарапаешь, – Стрема еле успевал зевом мешка ловить летящие предметы, – потом хрен такую продашь.

– Начхать.

– Барахлишко-то тут при чем?

– При том, – Клим порылся в кармане и, достав блистер с таблетками, выдавил себе на ладонь пять штук. – Что-то "кумарит" меня... хотя рановато вроде бы, – глухо признался он и жадно проглотил крохотные, размером со спичечную головку, "колеса".

– Твои проблемы, – Стрема осуждал увлечение напарника наркотиками, но только на уровне упреков, – дозу контролируй...

– Не твое собачье дело! – вновь вспылил Клим, но тут же осекся – ему действительно было нехорошо. – Тоже советчик мне нашелся, – смахнув со лба пот, добавил он и тяжело плюхнулся на сиденье.

– Ладно, молчу, – Стрема забросил мешок в багажник, – покимарь лучше, скоро уж будем дома.

– Только зря почем не буди, – предупредил Клим и, откинув сиденье, прикрыл запястьем глаза.

Резво выскочив на шоссе, "восьмерка" заспешила в сторону Москвы.

Новиков встревоженно шагал по комнате туда-сюда. Свежие газеты, доставленные утром, в беспорядке валялись на столе, но антиквар, аккуратист по натуре, не обращал на это никакого внимания.

Небольшая заметка в "Комсомольской правде" об убийстве известного псковского коллекционера, прочитанная им недавно, окончательно вывела его из душевного равновесия. Это был четвертый случай убийства известных антикваров за последний месяц. Было над чем задуматься. Судя по газетным публикациям, убийцы брали самое ценное, и лишь последнее нападение в Пскове было исключением. Там грабители прихватили с собой и предметы, не представляющие особой ценности.

"Каким образом бандиты могли узнать о том, что каждый серьезный коллекционер бережет как зеницу ока?" – гадал он.

Убийства провинциальных коллекционеров случались и в прежние годы, но они были так редки, что особо не бросались в глаза. То, что происходило сейчас, на случайность не походило. А если это закономерность, то рано или поздно чудовищный механизм подомнет под себя и его – Новикова Николая Васильевича. Нет! Допускать этого он не собирался...

Антиквар подошел к телефону и, немного поколебавшись, набрал номер.

– Алло, Петр Сергеевич? – он звонил Тихому. – Вы не могли бы меня принять по срочному делу? Можете? А когда? Спасибо, сейчас же выезжаю...

Новиков тщательно осмотрел в квартире все запоры и, облачившись в выходной костюм, вызвал такси.

Вор в законе Петр Сергеевич Тихонов был человеком общительным и правдивым. В свои пятьдесят восемь он был моложав и жилист. Короткая спортивная прическа, крепкая фигура и ясный насмешливый взгляд создавали впечатление, что их обладатель больше физкультурник-оптимист, чем усталый финишер по жизни.

После последней пятилетней отсидки Тихий поселился в уютной двухкомнатной квартире в центре города, предусмотрительно купленной для него на средства воровского "общака", и рассудительно, без лишних дерганий принялся управлять неспокойной "братвой". Работы было много: рыночные грядки, дающие неплохой урожай, требовали тщательной прополки.

– А-а-а, любитель богатых старушек, – приветствовал он Новикова, как только тот предстал перед его глазами. – Давненько, давненько... Что за непонятка принесла тебя ни свет ни заря?

– Не хотел отрывать вас от дел, но... – антиквар, хотя и был с Тихим в определенной степени близости, лишний раз подтверждать факт этого обстоятельства не любил, – решил, что откладывать не стоит...

– Ну ладно, не мямли – выкладывай все как есть, не пустяки же тебя от побрякушек оторвали, – Тихий снисходительно улыбнулся. – Давай, давай!

Новиков положил перед вором стопочку газетных вырезок с помеченными текстовым маркером местами. Тихий бегло посмотрел листки, читая лишь заголовки.

– Что, постреливают вашего брата? – уловил он суть публикаций. – Не дурите народ... хотя, – вор не стал развивать мысль, – каждый, как может.

– Вы обратили внимание? – в голосе антиквара слышались страх и надежда. – Берут самое ценное, живыми не оставляют.

– Самых несговорчивых, – Тихий потянулся за сигаретой. – Сговорчивые особо не распространяются по этому поводу, так что статейки, в основном, о первых.

– Не хочу быть ни первым, ни вторым, – Новиков громко проглотил слюну. – Я покой люблю, – как-то по-детски добавил он.

– И деньги, – с сарказмом произнес вор, – а они, рано или поздно, приносят своему хозяину массу хлопот... если не сказать больше.

– Я же уделяю вам, что могу...

– Знаю, Николай, – вор щелкнул зажигалкой, – я уже навел справки: работа "махновцев" – это которые ни с нашими, ни с вашими, а так, сами по себе, – пояснил он. – Сунутся нахрапом на мою территорию – накажу, а пока эта канитель меня не касается.

Это "пока" явно расстроило Новикова.

Он растерянно захлопал ресницами, то и дело порываясь достать бумажник. Но предлагать деньги сверх того, что уже заплатил в "общак" в этом месяце, сейчас все же не решился.