Текст книги "Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е"

Автор книги: Сергей Утченко

Соавторы: Елена Штаерман,О. Юлкина,Ирина Шишова,Борис Селецкий,Соломон Лурье,Александра Нейхардт,Марк Ботвинник,Дмитрий Каллистов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Переселенцы
(Д. П. Каллистов)

Деметрий сидел на камне у своего недостроенного дома. Настроение у него было скверное. Вот уже несколько дней бушевало море и с севера дул пронизывающий ветер. Небо обложено тучами, и вот-вот снова должен начаться дождь. Поношенный хитон [23]23
  Хитон– нижняя рубаха у греков, шерстяная или полотняная; ее носили мужчины, женщины и дети.


[Закрыть]и гиматий [24]24
  Гиматий– четырехугольный плащ, надевавшийся поверх хитона.


[Закрыть]Деметрия совсем не приспособлены для этого климата. Здешние греки носили куртки, теплые плащи, штаны и скроенные на скифский манер сапоги. Но для приобретения всего этого нужны деньги, а у Деметрия, как и у других приехавших вместе с ним переселенцев, их было мало. За время продолжительного пути все порядком успели поиздержаться. Даже богатый Ксенократ, выбранный переселенцами до их отъезда, еще в Милете ойкистом – устроителем вновь основанного поселка – не был исключением. Видимо, и Ксенократ просчитался, хотя именно он своими рассказами об этих местах соблазнил их покинуть родину. По словам Ксенократа, здесь ожидало переселенцев изобилие, даже самый бедный из них скоро станет состоятельным человеком, для всех на новом месте наступит «жизнь при Кроне» (золотой век). Действительность их обманула.

Перед глазами Деметрия было еще несколько жалких, неблагоустроенных, сложенных на скорую руку из сырцового кирпича и местного известкового камня домов. На пороге одного из домов сидела соседка и чистила рыбу. Как всем им надоела рыба! Есть ее приходилось без приправ и соуса, потому что для приготовления их нужны лук, чеснок, а главное – оливковое масло, к которому они так привыкли на родине. Но здесь оливковые деревья не росли, масло же привозилось из Греции, и платить за него было нужно втридорога. Не успели переселенцы обзавестись и огородами. Чеснок и лук поэтому приходилось покупать либо у окрестных скифов, либо на рынке в городе.

Стены и башни этого города были хорошо видны Деметрию. Сразу же за поселком начиналась выжженная летним солнцем, а теперь мокрая и холодная степь. На горизонте она переходила в гряду холмистых возвышенностей, подходивших к морю. На самом высоком из этих холмов лет пятьдесят назад поселились земляки Деметрия, выходцы из того же Милета. За истекшие полвека они успели обжиться, выстроить хорошие дома, воздвигнуть храм богини Афродиты и святилище Геракла, обнести свой город стенами с башнями. Последнее было совсем не лишним.

Далеко не все скифские племена были настроены дружелюбно к колонистам. Если с одними из этих племен городу удалось наладить мирные отношения, покупать у них или выменивать на греческие товары зерно, скот, рыбу и пленников-рабов, которых перепродавали потом в Грецию, то другие норовили напасть на колонистов, мечом и копьем добыть то, что им было нужно. Особенно опасны были скифы для тех граждан, которые жили на своих участках за пределами городских стен. Здесь они сеяли хлеб, выращивали овощи и виноград, разводили скот. Не раз нападали на них скифы, и они должны были спасаться бегством в город под защиту его стен. И тем не менее город жил и богател. В гавани можно было видеть торговые корабли, со всех концов Греции. Сюда привозили изделия греческих ремесленников, оливковое масло и вино в остродонных амфорах и увозили местные товары: зерно, соленую рыбу, другие продукты, а также рабов. Многие горожане, занимавшиеся торговлей, получали большие прибыли. Другие открывали в городе свои ремесленные предприятия и жили тоже неплохо. Они изготовляли посуду не хуже той, какой Деметрий пользовался на родине.

Казалось, отчего бы не присоединиться Деметрию и другим приехавшим вместе с ним переселенцам к гражданам города, не влиться в их ряды? Но не тут-то было.

Деметрий хорошо помнит тот день, когда после многонедельного утомительного пути их корабли достигли городской гавани. Уже под вечер, высадившись на берег, переселенцы во главе с ойкистом Ксенократом направились к городским властям. Но главный городской архонт Археанакт, уже несколько лет занимавший эту должность без переизбрания, встретил переселенцев холодно и неприветливо. «Напрасно думаешь ты и твои спутники, – сказал он Ксенократу, – что мы и наши отцы трудились столько времени для того, чтобы принять вас на все готовое. Ни я, ни мои сограждане никогда на это не согласимся».

На другой день Археанакт собрал городской совет и собрание граждан и выступил перед ними с речью. После этой речи и голосования вновь прибывшим переселенцам было объявлено решение «совета и народа». Включить их в гражданские списки город решительно отказался. Довольствоваться положением неравноправных метеков, выплачивать в городскую казну особую подать, не иметь права владеть в городе ни собственным домом, ни участком земли за городом переселенцы не захотели. Вот и пришлось им плыть дальше, высаживаться на этом пустынном, необжитом берегу, строиться на пустом месте.

Затруднения у переселенцев возникали на каждом шагу. У них не было ни рабочего скота, ни рабов в достаточном количестве, ни нужных инструментов, ни запасов продовольствия. Все это приходилось добывать иногда с очень большим трудом на месте. Хорошо еще, что Ксенократ оказался человеком на редкость энергичным, предприимчивым. Он постоянно посещал город, покупал, выменивал, правдами и неправдами добывал все нужное для поселка. Не пренебрегал он, разумеется, и собственными интересами, но это ему уже можно было простить.

Дома переселенцы строили каждый сам для своей семьи. Колодец решили рыть сообща. Пришлось рыть его глубоким и выкладывать стенки обтесанным камнем. Это стоило большого труда и заняло много времени, но нельзя же было оставлять поселок без воды и ходить за нею далеко вниз к ручью.

Не далее как несколько дней назад Ксенократ созвал граждан на собрание и настаивал на немедленной постройке оборонительных стен вокруг поселка. Однако это предложение особого сочувствия не встретило. Уж очень все устали. К тому же окрестные скифы вели себя пока мирно. Уже несколько раз подъезжали они к поселку и на ломаном греческом языке предлагали переселенцам зерно, овец, быков и коней в обмен на греческие товары. Деметрию посчастливилось обменять привезенный с собой гребень хорошей милетской работы, кинжал и три расписные чашки на двух баранов и такое количество зерна, какого хватит им с женой самое меньшее на четыре месяца. Да, хлеб здесь дешев, но есть его приходилось всухомятку, не макая в вино. Вино здесь добыть можно только в городе, и оно им не по средствам.

Но что будет дальше? Что будет с ними, когда все, что они с собой привезли, будет обменено? Некоторые из них уже начали распахивать прилегающую к поселку землю и сеять хлеб, но урожая ждать еще долго.

Ксенократ и некоторые другие предлагали снарядить два или три корабля на родину за товаром. Но для этого нужно было предварительно загрузить эти корабли зерном. Вряд ли это сейчас по силам даже Ксенократу. Кроме того, наступало время штормов и бурь, опасных для такого далекого плавания.

Грустные размышления Деметрия были неожиданно прерваны.

– Здравствуй, Даматрий! – сказал с сильным дорийским акцентом подошедший мужчина в заплатанном гиматии и войлочной шляпе.

– Здравствуй, Леотихид, – отвечал ему Деметрий. – Откуда ты появился и как поживаешь?

Леотихид не был уроженцем Милета. Родиной его был дорийский город Галикарнас, расположенный на малоазийском побережье, южнее Милета. Преследуемый политическими врагами, Леотихид бежал из родного города. Он побывал во многих городах и, оказавшись в Милете, примкнул к партии переселенцев ойкиста Ксенократа.

Семьи у Леотихида не было. Он наскоро построил себе полуземлянку, а потом надолго исчез из поселка.

– Откуда ты? – повторил свой вопрос Деметрий.

– О, я тут попутешествовал немного и теперь могу кое-что для тебя интересное рассказать, – ответил Леотихид.

Из его дальнейшего рассказа выяснилось, что он познакомился в городской гавани с двумя местными купцами-греками и вызвался сопровождать их в трехдневном путешествии в глубь страны по торговым делам. Поехали они на конях, оседланных по-скифски. С ними было еще пять коней, навьюченных тюками с товаром, и двое рабов. Путешествие оказалось неудачным. Несколько местных поселений, которые они посетили, недавно разграбили кочевые скифы. Ничего выменять там им не удалось.

Уже на обратном пути увидели греки в степи несколько повозок, крытых войлоком. Женщины и дети сидели у костра, над которым был укреплен на треноге большой котел с мясом. Тут же находилось несколько мужчин в коротких скифских кафтанах и шароварах, заправленных в низкие сапоги. Рядом паслись стреноженные скифские кони, а за ними было видно большое стадо рогатого скота и овец.

Леотихид и его спутники подъехали к скифскому лагерю. Один из купцов-греков немного знал язык скифов.

– Приветствую вас, – сказал он по-скифски. Скифы в ответ склонили головы.

– Это ваше стадо? – сказал купец, указывая на пасущийся скот.

– Нет, – ответил высокий и сильный старик с седой бородой и длинными волосами, – это стадо принадлежит, как и многие другие, нашему вождю – царю Таксакису.

Имя это было известно купцам. Таксакис нередко посещал греческие прибрежные города, в том числе и их город. Жена его была гречанкой, и сам он научился говорить по-гречески. Рассказывали даже, что Таксакис чтит греческих богов. Городские купцы совершили с ним много выгодных торговых сделок, обменивая у него товары на зерно, скот и рабов.

Однако в городе было известно, что еще весной Таксакис ушел с большей частью своих соплеменников в далекий поход на север, и с тех пор о нем ничего не было слышно.

– Послушай, – сказал купец старику, – не хочешь ли ты обменять пару своих быков, коров или хоть овец на наши товары?

С этими словами он велел рабам распаковать один из тюков. При виде оружия и украшений работы греческих мастеров глаза у скифов заблестели. Но старик (видимо, он был у них старшим) решительно покачал головой.

– Нет, – сказал он, – не можем мы обменивать скот на эти вещи. Не сносить нам голов, если мы будем распоряжаться скотом нашего хозяина без его воли.

Никакие уговоры не помогли. Старик продолжал стоять на своем, упорно отказываясь от сделки. Пришлось купцам ни с чем ехать дальше.

Уже смеркалось, когда они услышали сзади топот конских копыт. На всем скаку к ним подлетел и круто осадил коня скифский всадник. Леотихид сразу же узнал в нем одного из скифов, толпившихся вокруг раскрытого тюка. На ломаном греческом языке скиф сказал:

– Мы согласны менять скот на ваши вещи.

– А старик? – спросили купцы.

– Это уж наше дело, – ответил скиф и улыбнулся.

Купцы и Леотихид сошли с коней. Снова были распакованы тюки, и начался торг. У купцов были действительно хорошие и дорогие вещи. Скиф внимательно осматривал их и ощупывал. Особенно понравились ему золотые серьги с изображением грифонов и серебряная чаша, на которой был изображен конный скифский воин.

– Мы согласны отдать вам половину нашего стада за эти вещи, – сказал скиф, – и все стадо, если вы переправите нас на ту сторону пролива. До зимы, когда пролив замерзает и можно по льду перейти на другой берег, ждать долго; нам сейчас нужно попасть туда.

– А сколько вас? – спросил купец. Оказалось, что вместе с женщинами и детьми скифов было больше полусотни.

– А что скажет Таксакис, когда узнает, что вы обменяли его скот? – снова спросил купец.

– Таксакиса уже нет в живых, – отвечал скиф.

– Для чего же вам в таком случае так поспешно переправляться с женами и детьми на ту сторону пролива?

На этот вопрос скиф не дал ответа.

Купцы договорились, что встретятся со скифами для окончательных переговоров через три дня невдалеке от города, у двух древних курганов, которые, по преданию, были насыпаны еще киммерийцами, обитавшими в этих местах до скифов.

Когда скиф ускакал, один из купцов сказал:

– Дело это для нас выгодное, но не очень-то оно мне нравится.

– А почему? – спросил его Леотихид. – Ты думаешь что они убьют старика?

– Это меня меньше всего интересует, – отвечал купец. – Старик не мой отец и не мой родственник. Пусть его убивают. До этого нам дела нет. Гораздо хуже другое. Пригнать в город большое стадо скота и переправить на тот берег пролива полсотни скифов втайне нельзя. Значит, нужно говорить с архонтом Археанактом. А он никогда этого не позволит.

– Почему ты так думаешь? – в один голос спросили и Леотихид, и второй купец.

– Археанакт никогда не даст нам своего согласия, – повторил первый купец, – потому что он боится скифского царя Таксакиса.

– Но ведь тот убит, – возразил Леотихид.

– Убит? – сказал купец. – Это еще надо проверить. Если же он жив и вернется со своими соплеменниками в наши края, плохо придется не только нам, но и всему нашему городу. Он жестоко отомстит за то, что мы посягнули на его скот.

Купец оказался прав. Когда они вернулись в город и отправились к архонту Археанакту, он сказал им:

– Таксакис в дружбе с нашим городом. Наши граждане очень дорожат этой дружбой, потому что она приносит им и всему нашему городу большую пользу. Я никогда не допущу, чтобы из-за вашего проклятого скота Таксакис стал нашим врагом. Это грозит городу неисчислимыми бедами. – Не поверил Археанакт и вести о смерти Таксакиса. Не так-то легко его убить.

В заключение Археанакт пригрозил изгнанием обоим купцам, если они попытаются тайно от него и от граждан получить скот у скифов и переправить изменивших Таксакису скифов на другой берег пролива.

И вот теперь Леотихид пришел к Деметрию.

– Даматрий, – сказал он, произнося это имя на дорийский лад. – Даматрий, ты в дружбе с нашим ойкистом Ксенократом. Поговори с ним об этом деле.

– А сколько голов скота в стаде? – спросил Деметрий.

– Да не меньше 300 скифских безрогих волов и коров и столько же примерно, если не больше, овец.

– А откуда же мы возьмем так много вещей или денег, чтобы заплатить за большое стадо? – снова спросил Деметрий.

– Какой ты чудак, – сказал Леотихид, – да все дело в том и заключается, что заплатят за скот мои друзья, городские купцы, а нам останется только принять от скифов стадо, подержать его у себя, пока купцы не перепродадут его дальше, и переправить полсотни скифов на одном из наших кораблей на ту сторону пролива.

– А какая нам от этого будет выгода? – снова спросил Деметрий.

– Купцы, – ответил Леотихид, – обещают нам за это одну треть барыша.

Деметрий и Леотихид вместе отправились к ойкисту Ксенократу. Ойкист задумался.

– Откуда вы знаете, что Таксакиса нет больше в живых?

– Если бы он был жив, – сказал Леотихид, – скифы, которых мы встретили в степи, никогда не решились бы продать нам его стадо.

– Это верно, – сказал Ксенократ. Довод показался ему убедительным.

– А зачем скифам понадобилось переправляться на ту сторону пролива? – спросил он.

– Да мало ли почему это могло им понадобиться, – ответил Деметрий.

На этом разговор с Ксенократом закончился. Никакого определенного ответа ойкист им не дал. Однако к вечеру он собрал у своего дома наиболее именитых и уважаемых переселенцев. Леотихид по просьбе ойкиста снова рассказал присутствующим всю историю с начала и до конца. Но Деметрий заметил, что о разговоре с городским архонтом Археанактом он не сказал ни слова. Деметрий тоже промолчал. Уж очень выгодным казалось ему это дело.

Долго судили и рядили переселенцы и в конце концов пришли к единодушному решению. Они согласились на предложение купцов, но при условии, если жители поселка получат половину стада. Леотихид немедленно отправился в город, чтобы сообщить купцам об этом условии.

На другой день только и было в поселке разговоров об этом деле. Только к вечеру Леотихид вернулся из города и сообщил, что купцы условие приняли. Все жители поселка вновь собрались и по предложению ойкиста приняли решение завтра же устраивать загон для скота.

Прошло еще три дня, и вот, когда солнце уже было близко к закату, Деметрий одним из первых увидел в степи многоголовое стадо скота. Вокруг стада гарцевали на конях скифы. За стадом следовало больше десятка запряженных волами и покрытых войлоком скифских повозок. Впереди стада ехало четыре всадника. Когда они подъехали ближе, Деметрий узнал в них Леотихида, двух городских греков и молодого скифского воина. Деметрий сразу догадался, что это были купцы и скиф, продавший им стадо. Весь поселок высыпал им навстречу. Мычащих быков и коров, блеющих овец стали размещать в загоне. Леотихид и купцы распоряжались, а все жители поселка, не исключая ойкиста, выполняли их распоряжения. Скифы поставили свои повозки у самого поселка, выпрягли волов, стреножили коней, разожгли костры. Поселенцы, и стар и млад, окружили их со всех сторон и с любопытством рассматривали. Пришел сюда и Деметрий. Но высокого старика с седой бородой и длинными волосами среди скифских мужчин он не заметил.

– А где старик? – спросил он подошедшего к нему Леотихида.

– Какой старик? – переспросил Леотихид.

– А тот, который не хотел вам отдавать стадо.

– Не знаю, – ответил Леотихид, и Деметрий понял, что он не хочет больше разговаривать на эту тему.

Вернувшись домой, Деметрий сказал жене:

– Ну теперь мы должны возблагодарить богов и в первую очередь нашу покровительницу Артемиду. Черные дни для нас кончились. За зиму мы можем быть спокойными, а там и урожай подоспеет.

– Подожди благодарить богов, – отвечала ему жена. – Получи сначала нашу долю скота или денег, вырученных за его продажу.

– Ничего ты не понимаешь, – ответил ей с раздражением Деметрий. – Если скот в нашем загоне, значит, это теперь наш скот.

Деметрий проснулся, когда было еще темно, от сильного шума, криков и громких воплей жены, которая трясла его за руку. Деметрий вскочил с ложа и, как был в одном хитоне, схватил меч и выбежал на улицу. Мимо его головы просвистело несколько стрел. Пригибаясь к земле, по улице поселка пробежали двое или трое переселенцев с копьями и мечами в руках. Деметрий побежал за ними. У того края поселка, где стояли скифские повозки, раздавались громкие крики, был слышен стук оружия, стоны раненых. Деметрий увидел несколько подростков и женщин, с лихорадочной поспешностью перегораживавших улицу кучами камней. Обогнув их, он побежал дальше. Но в этот момент он почувствовал сильную боль в груди и потерял сознание.

Очнулся Деметрий уже в своем доме. Через открытую дверь светило солнце и было видно голубое безоблачное небо. «Совсем как на родине», – подумал Деметрий. Рядом с его ложем стояла жена с примочкой в руках. От нее он узнал, что на их поселок внезапно напали скифы. Деметрия нашел со скифской стрелой в груди и перенес домой ойкист Ксенократ. Вскоре он пришел навестить Деметрия. Ксенократ сказал, что скифов, нападавших на поселок, привел с собой высокий старик с седой бородой и длинными волосами. Видимо, заподозрив неладное, он бежал в степи и успел предупредить верных царю Таксакису скифов о готовящейся измене и угоне скота. По следам этого стада скифы во главе со стариком и пришли прямо к поселку. Другие подробности были неизвестны, потому что и Леотихид, и оба городских купца, и все скифы, пригнавшие к ним стадо, и еще 8 человек переселенцев, жителей их поселка, были убиты. Напавшие не пощадили и скифских жен и детей. Все они были перебиты у своих повозок на окраине поселка. Участь их должны были бы разделить и все жители поселка, если бы не городской архонт Археанакт. В самый острый момент он подошел к поселку с большим отрядом вооруженных граждан и уговорил напавших прекратить резню.

Все стадо скота немедленно было возвращено скифам. Высокий старик внимательно пересчитал быков, коров и овец. В руки скифов попали и ценности, которыми погибшие купцы успели заплатить за это стадо. Но самое главное, архонт Археанакт властно потребовал от переселенцев за спасение безоговорочного признания его верховной власти над поселком.

– Какой ответ, по твоему мнению, Деметрий, мы должны теперь ему дать? – закончил свой рассказ Ксенократ. – Неужели пришел конец нашей свободе и независимости? – сказал он горько.

– Ну, что мы можем ему ответить, – слабым голосом произнес Деметрий. – Разве у нас есть другой выход?

Скифский поход Дария
(Д. П. Каллистов)

В древности рассказывали, что причиной похода персидского царя Дария в Скифию было его желание отомстить скифам за их смелые набеги. Действительно, и киммерийцы, и скифы не раз вторгались в Азию. Сильнейшие государства древнего Востока – Урарту и Ассирия – были бессильны преградить им дорогу. Греческий историк Геродот рассказывает, что во время одного из таких вторжений скифы дошли до Египта, опустошили огромную территорию, обложили население данью и 28 лет господствовали над ним.

Все это, однако, произошло больше чем за сто лет до Дария. Поэтому истинной причиной похода было не столько желание персов отомстить скифам и обезопасить себя от их вторжений, сколько стремление расширить Персидскую державу новыми завоеваниями и закрепить за ней северный берег Черного моря.

Государство персов сложилось при предшественниках Дария как государство завоевателей. Каждый новый военный успех давал персам богатую добычу и военнопленных, которых обращали в рабов. Население побежденных областей облагалось налогами и обязывалось участвовать во всех походах, какие предпринимали персы. Поэтому персидские рабовладельцы стремились к новым завоеваниям.

Поход через Фракию и Западное Причерноморье в богатую хлебом страну скифов в случае успеха сулил персам огромные выгоды. В успехе же они не сомневались: до этого времени персы не знали военных неудач.

К походу в Скифию персы готовились как обычно. Дарий разослал по всем подвластным ему областям гонцов с повелением одним прислать пехоту, другим флот, третьим приступить к постройке моста через Боспорский пролив, по которому собранные Дарием войска должны были перейти из Малой Азии в Европу и через Фракию двинуться на скифов. Такого рода приказания получили и греческие города западного побережья Малой Азии, незадолго перед тем вынужденные признать свою зависимость от персидского царя. Им было предписано доставить Дарию корабли и принять непосредственное участие в походе.

Когда войска и флот были собраны и все приготовления к походу закончены, Дарий направился в город Калхедон. Этот город был расположен на берегу пролива, там, где спешно достраивался плавучий мост. Здесь Дарий сел на корабль и через пролив вышел в Черное море. Перед его глазами развернулась черноморская ширь. Высадившись на побережье, он смотрел на морской горизонт, скрывавший далекие берега неведомой Скифии. Дарий мечтал о покорении этой страны. Потом он отплыл обратно к мосту.

Мост был уже готов. Строился он под руководством грека с острова Самоса – Мандрокла. Дарий был доволен его работой. Щедро одарив Мандрокла, он повелел поставить на берегу пролива два столба из белого мрамора и начертать на одном из них по-персидски, а на другом по-гречески названия всех подвластных ему племен и народностей, принявших участие в этом походе.

Вскоре началась переправа. Пехота и конница Дария по мосту перешли на европейский берег пролива. Все находившиеся здесь греческие города изъявили Дарию покорность. Сопротивление его войскам казалось им безнадежным.

Среди покорившихся был афинянин Мильтиад, правитель на полуострове Херсонесе Фракийском, будущий герой Марафона. Вместе с остальными греками он получил приказание двинуться на кораблях вдоль западного берега Черного моря к устью Дуная (древнее название Дуная – Истр).

Затем греки должны были подняться вверх по течению и построить мост для перехода войск Дария на левый берег Дуная, в скифские степи.

Войска персов во главе с Дарием двинулись на север, через Фракию к Дунаю. Через некоторое время они достигли реки Теара и расположились здесь лагерем. Река, вкус ее воды и окружающая местность понравились Дарию. Когда пришло время сниматься с лагеря и отправляться в дальнейший путь, Дарий велел в память о своем пребывании у полюбившегося ему Теара воздвигнуть на берегу столб с надписью: «Вода Теара самая приятная и полезная для здоровья; сюда пришел во главе войска доблестнейший и прекраснейший из всех людей Дарий, сын Гистаспа, повелитель персов и всего материка».

Войска Дария стали подходить к Дунаю, к тому месту, где грекам было поручено построить через него мост. Греки были поражены шириной и многоводьем Дуная, столь не походившего на маловодные и высыхающие в летнее время реки их родины. Мост был готов к сроку. Армия Дария перешла без всяких затруднений на левый берег. Перед Дарием расстилались бескрайние скифские степи.

Скифы были смелые и предприимчивые воины, отличные стрелки и наездники. На своих выносливых степных конях они быстро передвигались на большие расстояния, неожиданно и стремительно атаковали неприятеля. Трусость считалась у скифов величайшим позором. На ежегодном собрании скифских воинов только тот, кто одержал победу над врагом, мог получить чашу вина из рук вождя. Те, кто не совершил воинских подвигов, должны были садиться в стороне. Это переживалось скифами как самое большое унижение.

Перейдя через Дунай, персы не увидели ни одного скифского воина. Степь была пустынна. В войске Дария был грек по имени Коес, родом из Митилены, расположенной на острове Лесбосе. Как островитянин, он, очевидно, был связан с черноморскими колониями греков, а может быть, и сам побывал в Скифии, во всяком случае, Коес хорошо знал скифов и их военные повадки. Коес сказал Дарию: «Ты готовишься, царь, вторгнуться в такую страну, где не найдешь ни вспаханного поля, ни населенного города, в блужданиях по этой стране нас ждут невзгоды». Поэтому он советовал Дарию хорошенько подумать об обратном пути из скифских степей и обязательно сохранить мост через Дунай. Дарию этот совет показался разумным. Милостиво выслушав Коеса, он обещал щедро одарить его по возвращению домой. Потом он призвал военачальников греческих отрядов и поручил им стеречь мост. При этом Дарий вручил им ремень с шестьюдесятью завязанными узлами и сказал: «Начиная с того времени, когда я пойду на скифов, развязывайте на ремне каждый день по одному узлу; если минует число дней, обозначенных узлами, и я не вернусь, плывите обратно на родину; но до той поры берегите и охраняйте мост».

Тем временем скифские племена объединились для защиты своей страны. На совете скифских вождей было решено не давать Дарию открытого большого сражения, но, отступая, заманить противника в глубь страны. Для осуществления этого плана скифы разделили свои силы на два больших отряда. Один из них под руководством Скопасиса, к которому присоединились и племена савроматов, должен был находиться вдали от противника и напасть на него, как только истомленные лишениями персы повернут назад. Второй отряд под командованием Идантирса и Таксакиса следовал впереди персов, поддерживая расстояние между собой и противником в один день пути. Повозки со скифскими женщинами и детьми и весь скот были отправлены далеко вперед. При себе скифы оставили лишь столько скота, сколько им требовалось для прокормления отряда. По дороге воины Идантирса и Таксакиса засыпали все колодцы и источники, поджигали степь, истребляли растительность.

Войска Дария начали поход в восточном направлении от Дуная. На третий день пути на горизонте показались и быстро приблизились к персам скифские всадники. Дарий приказал своей коннице немедленно атаковать скифов. При виде неприятеля скифы повернули назад, конница персов устремилась за ними, но так и не догнала их.

Армия Дария вновь двинулась вперед. День за днем шла она по опустошенной пожарами степи. Скифы больше не показывались. Еще через некоторое время персы набрели на покинутые скифами деревянные укрепления и сожгли их. По мере дальнейшего продвижения вперед местность становилась все более и более пустынной.

В то далекое время наступающие войска обычно снабжались за счет населения тех районов, через которые они проходили. Но здесь не было населения. В армии Дария во всем ощущался недостаток. Утомление от продолжительного похода давало себя чувствовать, а враг был неуловим. Дойдя до большой степной реки (Геродот называет ее Оар), Дарий расположился лагерем на ее берегу. Персы принялись за возведение укреплений, восьми громадных стен, замыкавших большое пространство. Потом, когда поход Дария стал уже далеким прошлым, на берегу реки все еще продолжали возвышаться обломки этих укреплений, так и не доведенных до конца.

Дело в том, что до Дария дошли новые вести о скифах: они обошли его и теперь находились у него в тылу. Царь немедленно покинул недостроенные стены и со всем войском повернул назад на запад. Быстрым маршем он вернулся в скифские степи и здесь, наконец, повстречался с двумя большими отрядами скифов. Но повторилась уже знакомая картина. Войска Дария устремились на скифов, те немедленно отступили. Персы погнались за ними, но скифы были неуловимы: по-прежнему они находились впереди, поддерживая расстояние между собой и противником в один день пути.

Между тем время шло и не предвиделось конца странствованиям войск Дария. Тогда Дарий послал к Идантирсу всадника с поручением произнести перед ним речь следующего содержания: «Зачем ты, чудак, все время убегаешь? Тебе следует выбрать одно из двух: или остановись, не блуждай больше и сражайся; или же, если ты чувствуешь себя слабее меня, то так же приостанови свое бегство и вступай со мной в переговоры, как со своим повелителем». В ответ на эту речь Идантирс отвечал: «Никогда прежде я не убегал из страха ни от кого, не убегаю и сейчас от тебя; я не сделал ничего нового по сравнению с тем, что делаю обыкновенно в мирное время; у нас нет городов, нет засаженных деревьями полей, нам нечего опасаться, что они будут покорены или опустошены; нечего поэтому мне торопиться вступать с тобой в сражение».

В войске Дария ходила молва о том, что скифы послали Дарию странные подарки: птицу, мышь, лягушку и пять стрел. Смысл этих подарков раскрывался так: «Если вы, персы, не улетите, как птицы, в небеса или не скроетесь в землю, как мыши, или, как лягушки, не ускачете в озеро, то не вернетесь назад и все погибнете от наших стрел».

Положение войск Дария становилось все более тяжелым. Теперь скифы изменили тактику. Каждый раз, когда отряды персов отправлялись добывать продовольствие, скифы нападали на них. Нередко вступали они в сражение и с персидской конницей, не раз обращая ее в бегство и преследуя до самого лагеря. Потом они поворачивали назад и снова уходили в степи. Нападения скифы часто совершали под покровом ночной темноты. Чтобы внушить противнику ложные надежды, дольше задержать в своей стране и еще больше измотать его силы, скифы время от времени оставляли вблизи персов небольшие стада скота. Каждый раз, когда истощенным голодом воинам Дария попадали в руки такие подачки, они ликовали, точно после большой победы. Силы персов продолжали неуклонно истощаться.