Текст книги "Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е"

Автор книги: Сергей Утченко

Соавторы: Елена Штаерман,О. Юлкина,Ирина Шишова,Борис Селецкий,Соломон Лурье,Александра Нейхардт,Марк Ботвинник,Дмитрий Каллистов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Поражение Афин
(Д. П. Каллистов)

В Афины пришла долгожданная весть о победе. В морском сражении у Аргинусских островов афинский флот потопил до 70 вражеских кораблей, остальные обратились в бегство. Командующий неприятельским флотом Калликратид был смертельно ранен и утонул.

Вести о победах в эти годы не так-то уж часто приходили в Афины. Шел 25-й год изнурительной войны. Много за это время пережили афиняне: опустошительные вторжения врага в первые годы войны, страшную эпидемию чумы, унесшую много афинян. Но еще большие бедствия пришлось пережить афинянам в дальнейшем. Рухнули их замыслы подчинить себе богатые города Сицилии. В сицилийской экспедиции погиб почти весь флот Афин и лучшая часть войска.

Афинский морской союз разваливался; афинская казна истощилась. Особенно опасным было для афинян то, что их враги энергично действовали не только на суше, но и на море. Большую роль тут сыграли персидские деньги, на которые спартанцы значительно увеличили пелопоннесский флот. Денег же персы не жалели.

Вскоре в Спарте выдвинулся способный флотоводец Лисандр – решительный и в то же время очень осторожный, чрезвычайно честолюбивый человек, непримиримый враг афинской демократии. В короткий срок Лисандр смог восстановить сильно пострадавший пелопоннесский флот. Ему удалось одержать победу над афинянами в морском бою у мыса Нотий.

Но вскоре после этого успеха Лисандр был отозван в Спарту, так как окончился срок его службы. На его место был назначен Калликратид, который вскоре погиб в морском бою.

Победа афинян у Аргинусских островов была полной, сами они потеряли всего 25 кораблей.

Сразу же после сражения афинские стратеги поручили небольшой эскадре подобрать людей с разбитых и затонувших кораблей, сами же с главными силами направились к Митилене. Оставшейся на месте боя эскадрой командовали триерархи – Ферамен и Фрасибул. Они тотчас же попытались выйти в море, по которому плавали обломки разбитых кораблей с уцедившимися за них людьми, но поднялась сильная буря. Ферамен и Фрасибул не смогли выполнить приказание стратегов. Почти все афинские моряки и воины с разбитых и затонувших кораблей, за исключением нескольких человек, выброшенных волнами на берег, погибли. В результате в Афины одновременно с известием о блестящей победе над неприятельским флотом у Аргинусских островов пришла и другая весть – о гибели многих афинских граждан, оставленных их товарищами без помощи.

Любая военная победа связана с жертвами. При других обстоятельствах радость большой победы была бы сильнее горя от утраты родных, близких, сограждан. Но в истощенных военными лишениями Афинах все приняло иной оборот. Едва успели участвовавшие в сражении стратеги сойти на родной берег, как на них посыпались обвинения.

Вскоре стратеги предстали перед судом народного собрания. Тут с обвинениями против них выступил ряд лиц; среди них были Ферамен и Фрасибул – те самые люди, которым стратеги поручили после сражения подобрать пострадавших. Чувствуя, что главная вина падает на них, они больше всех нападали на стратегов, требуя вынесения им сурового приговора. Стратеги как могли защищались, снова и снова упоминая о буре.

«Если вы хотите во что бы то ни стало кого-нибудь обвинить, – говорили они в своих защитительных речах, – то виновны прежде всего те, кому было поручено подобрать жертвы морского боя, то есть Ферамен и Фрасибул. Но, хотя оба они теперь обвиняют не себя, а нас, мы повторяем, что единственной причиной того, что пострадавших в бою не удалось подобрать, была ужасная буря».

С горячей речью в защиту стратегов выступил один из участников собрания Евриптолем. Он говорил своим согражданам:

«Вы станете невольными союзниками спартанцев, противозаконно осуждая тех, кто победил и уничтожил семьдесят кораблей… Счастливые победители, вы хотите поступить так, как поступают только несчастные, потерпевшие поражение… Вы готовы осудить, как изменников, людей, которые не в силах были поступить иначе, чем они поступили… Не делайте же этого: правильнее увенчать победителей венками, а не подвергать их смертной казни, послушавшись совета дурных людей».

Речь Евриптолема произвела на многих сильное впечатление. Тем не менее при голосовании, восемь стратегов, руководивших Аргинусским сражением, были приговорены к смертной казни. Шесть из них были казнены. Двое успели бежать.

Афинское народное собрание, таким образом, само обезглавило руководство своим флотом – основной военной силой афинского государства.

Последствия этого были очень тяжелыми. Одержанная афинянами у Аргинусских островов победа не была использована для нанесения новых ударов врагу.

Между тем и спартанцы, и их пелопоннесские союзники учли урок поражения при Аргинуссах. Союзники отправили в Спарту особое посольство с требованием назначить Лисандра командующим флотом. С такой же просьбой к спартанскому правительству обратился и сын персидского царя Кир. Особенно были заинтересованы в возвращении Лисандра крупные рабовладельцы, которым он обещал уничтожить в Афинах демократический строй. Хотя по спартанским законам один и тот же человек дважды не мог быть назначен командующим флотом, спартанское правительство сумело угодить своим союзникам и Киру. Командующим был назначен для виду Арак, а Лисандр стал его помощником. На самом деле морское командование было целиком в руках Лисандра.

Узнав, что берега Геллеспонта афинянами не охраняются, Лисандр со всеми своими силами отплыл к городу Лампсаку, державшему сторону Афин. Сюда же были направлены и сухопутные силы спартанцев. Осажденный с суши и с моря, Лампсак был взят приступом. Лисандр отдал его на разграбление своим воинам.

В это время к Геллеспонту подошел афинский флот из 160 боевых кораблей. Афиняне узнали о падении Лампсака. Они немедленно двинулись дальше проливом, подошли к городу Се́сту и здесь запаслись продовольствием. Чтобы ближе подойти к неприятелю, афиняне бросили якорь в устье небольшой речки Эгоспотамы, впадающей в пролив со стороны Херсонеса Фракийского. На другом берегу пролива, почти напротив афинян, у Лампсака, находился неприятельский флот. Обе стороны готовились к большому сражению.

На следующий день, еще до восхода солнца, Лисандр приказал матросам и кормчим взойти на корабли и быть готовыми к бою. На берегу выстроились в боевом порядке войска. Когда взошло солнце, афиняне подплыли сомкнутым боевым строем к неприятелю. Корабли Лисандра стояли, повернувшись к врагу носовой частью. Афиняне стали вызывать врага на битву. Но корабли противника и выстроившееся на берегу его войско стояли в полной тишине. Лисандр послал к передним кораблям лодки с приказом не двигаться с места и оставаться в строю, не обращать внимания на крики афинян, не выплывать им навстречу. Целый день крейсировали афиняне на виду кораблей Лисандра, не вступая первыми в бой.

С наступлением сумерек они повернули к своему берегу и расположились на ночь в устье Эгоспотамы. Лисандр разрешил своим морякам сойти на берег только после того, как посланные им в разведку корабли донесли, что афиняне тоже высадились на берег.

И на второй день, и на третий повторилось то же. Снова афинские корабли подходили почти вплотную к флоту Лисандра, но тот не вступал с ним в сражение. Настроение афинян поднялось. Враг казался им испуганным и уклоняющимся от сражения. Они преисполнились к нему презрением.

На пятый день афиняне возобновили очередную вылазку, и, так как враг по-прежнему не обнаружил желания вступать в бой, они с надменным и пренебрежительным видом вернулись к своему берегу.

Между тем Лисандр выслал на разведку несколько своих кораблей и приказал им, как только они увидят, что афиняне уже высадились, вернуться и на середине пути поднять на носу одного из кораблей блестящий щит. Щит этот должен был послужить всему флоту сигналом для выступления.

Разведчики донесли, что афиняне высадились на берег. Засверкал на солнце щит, на корабле Лисандра заиграла труба, гребцы взялись со всей энергией за весла. Пелопоннесский флот быстро приближался к неприятельскому берегу.

Из афинских военачальников первым увидел с суши подплывающий флот врага Конон. Он был единственным из участвовавших в Аргинусском сражении стратегов и, кроме того, единственным по-настоящему понимающим дело афинским флотоводцем. Конон сразу же понял опасность. Но большая часть афинян разбрелась из лагеря. Кто отправился в окрестные селения, кто на рынок, кто просто побродить. Те же, кто остался в лагере, либо спали в палатках, либо готовили завтрак. В ужасе вскочили они со своих мест и бросились к кораблям, но было уже поздно.

Враги быстро подошли к афинским кораблям. Неопытность и беспечность командования, распущенность экипажей принесли афинянам поражение. Часть кораблей спартанцы захватили пустыми, часть пустили ко дну в тот момент, когда на них пытались взойти афинские моряки.

Спартанцы высадились на суше. Здесь они встречали бегущих к кораблям и большей частью безоружных афинян и их уничтожали. Победа Лисандра была полная. Он овладел почти всеми афинскими кораблями и перебил большую часть их экипажей и воинов. Три тысячи человек, в их числе и уцелевшие афинские стратеги, были захвачены в плен. Из сражения у Эгоспотам спаслись только быстроходный государственный корабль «Парал» и восемь кораблей Конона. Конон успел бежать к Кипру, а «Парал» прибыл в Афины и привез туда страшную весть о гибели всего афинского флота.

Спартанцы и их союзники торжествовали. Опустошив афинский лагерь и взяв на буксир афинские корабли, Лисандр под звуки флейт и победных песен вместе с пленными отплыл в Лампсак. Все три тысячи взятых в плен афинян были приговорены советом победителей к смерти.

Положение Афин после гибели флота и войска у Эгоспотамы стало безвыходным. У них уже не было сил и средств восстановить флот. Кроме того, враг не давал им передышки.

Вскоре Лисандр послал гонцов в Спарту с известием, что он направляется со своими двумястами кораблями на Афины. Под афинскими стенами уже стояла большая пелопоннесская армия. Когда корабли Лисандра подошли к афинскому берегу, город оказался осажденным и с суши, и с моря. Но афиняне все еще не сдавались, хотя положение их было безнадежным. У них не было уже ни союзников, ни флота. Вскоре не стало и продовольствия. В осажденном городе начался голод, от которого каждый день умирало множество людей.

Наконец, доведенные до крайности афиняне направили к спартанскому царю Агису послов, выразивших готовность подчиниться Спарте при условии, что Длинные стены будут оставлены невредимыми. Агис ответил, что он сам не может заключить с афинянами мир, и предложил послам отправиться в Спарту. Когда же афинское посольство прибыло в Спарту и повторило там, на каких условиях афиняне предлагают заключить мир, спартанцы предложили им вернуться назад и, «если Афинам действительно нужен мир, подумать».

Спартанцы не умели брать хорошо укрепленных городов, но они вовсе и не стремились штурмом овладеть Афинами. Они предпочитали хладнокровно ждать у афинских стен, когда голод сделает свое дело.

Афинских граждан охватило отчаяние: если сдаться, всех ожидает рабство; если вступить в новые переговоры – пока придет ответ из Спарты, множество людей умрет от голода. Но никому не приходило в голову согласиться на уничтожение афинских стен, и когда кто-то из граждан внес предложение сдаться на милость победителя, его немедленно заключили в тюрьму. Афинское народное собрание приняло особое постановление, запрещающее гражданам вносить такого рода предложения.

При таких обстоятельствах выступил Ферамен и предложил народному собранию отправить его послом к Лисандру: там он разузнает, требуют ли спартанцы срытия афинских стен и обращения всех афинян в рабство, или им это нужно только для того, чтобы обеспечить прочность мира со Спартой.

Предложение Ферамена приняли, и он пробыл у Лисандра три с лишним месяца, выжидая, пока афиняне дойдут до такого состояния, что готовы будут согласиться на любые условия. Лишь на четвертый месяц Ферамен вернулся в голодающий осажденный город и сообщил, что Лисандр долго медлил с ответом и удерживал его при себе, а в конце концов сказал Ферамену, чтобы тот отправился в Спарту.

Народное собрание, обсудив сообщение Ферамена, выбрало его вместе с другими девятью послами для окончательных переговоров со спартанцами. Ферамена и других послов, прибывших к Спарте, спросили, по какому делу они сюда явились. Когда послы ответили, что они уполномочены говорить о мире, спартанские эфоры ввели их в город.

Было созвано народное собрание спартанских граждан, на котором присутствовали представители Коринфа, Фив и других союзных Спарте городов. Союзники, особенно торговые соперники афинян – коринфяне и фиванцы, требовали разрушения Афин и продажи всех жителей города в рабство. Один фиванец предлагал разрушить город и на его месте устроить пастбище для овец. Но спартанцев такое решение участи Афин не устраивало.

Спартанцы хорошо понимали, что, если Афины действительно будут стерты с лица земли, их место займет тот же Коринф. Тогда он станет опасен для спартанцев. Поэтому они предпочли сохранить Афины, чтобы противопоставить их Коринфу и другим городам.

В конечном счете условия мира оказались не такими жестокими, как можно было ожидать. Афины потеряли все свои владения, за исключением Аттики, Саламина и еще двух небольших островков в северной части Эгейского моря. Афинский союз был распущен, Афины вступали в союз со Спартой.

Спарта отняла у афинян все остававшиеся у них корабли, кроме двенадцати сторожевых.

Вскоре были разрушены и знаменитые Длинные стены, соединявшие город с гаванью Пиреем в единое укрепленное кольцо. Лисандр собрал всех флейтистов, какие нашлись в городе, и присоединил к ним тех, которые были у него в лагере. Под звуки музыки и победных песен в присутствии всех союзников, одетых в праздничные одежды, с венками на головах спартанцы приступили к разрушению афинских укреплений.

Вслед за тем спартанцы посадили в Афинах послушное им правительство, получившее мрачное прозвище правительства «тридцати тиранов». В составе тридцати тиранов нашлось место и Ферамену.

Так закончилась поражением Афин 27-летняя война. Результаты этой войны были очень серьезны. Цветущая пора истории древней Греции окончилась навсегда.

Тридцать тиранов
(С. Я. Лурье)

Афинянина Мелесия никто и никогда не мог обвинить в сочувствии демократии. Наоборот, он казался прирожденным и естественным ее врагом. Во время пелопоннесской войны Мелесий имел много друзей в Спарте, тайно сносился со спартанцами и с жестокой радостью узнавал о военных неудачах своих сограждан. Страшное поражение афинян при Эгоспотамах во Фракии осенью 405 г. до н. э. наполнило его сердце мстительным восторгом.

Наконец, в 404 г. до н. э. осуществилась мечта его жизни. Власть «дурных людей» (так называли аристократы демократов) была окончательно свергнута спартанцами, на акрополе находился спартанский гарнизон, у власти стал «совет тридцати» – близкие друзья и родственники Мелесия.

Правда, новый вождь государства Критий всего за два года до переворота изображал из себя самого крайнего демократа и пользовался таким доверием демократических вождей, что они поручали ему важные и тайные дела.

Но Мелесий и его друзья знали, что Критий, принадлежавший к знатному роду в Афинах, в душе был сторонником Спарты и ее порядков и втайне мечтал об уничтожении той самой демократии, которой он для видимости служил, упорно и осторожно собирая сторонников будущего переворота.

Для этой работы нужны были средства, и Мелесий, хотя он сильно разорился в годы господства демократов, тайно давал их Критию; еще больше денег получал Критий от друга Мелесия – Никерата, отец которого, знаменитый полководец Никий, был одним из богатейших людей в Афинах, владельцем тысячи рабов в серебряных рудников на Лаврионе.

В один из дней Мелесий пробудился от послеобеденного сна в самом лучшем расположении духа, что случалось с ним очень редко. Ему доложили, что его ждет племянник Крития – Платон.

Платон, красивый юноша-аристократ, в свои 23 года славился в Афинах как один из образованнейших людей. Он ненавидел демократию не менее самого Мелесия и потому при новом олигархическом строе занял высокий государственный пост. Приход Платона обрадовал старого Мелесия, и он с приветливой улыбкой вышел навстречу молодому человеку.

– Страшные дела творятся, Мелесий, – сказал Платон.

– Что случилось? Новые успехи демократов? Они вновь наступают из Фил? По-моему, мы напрасно беспокоимся: пока на акрополе стоит спартанский гарнизон, нам нечего бояться.

Незадолго до этого Мелесий получил известие о том, что афинские демократы, бежавшие за границу и собравшиеся в соседних с Аттикой Фивах, захватили пограничную аттическую крепость Филы и посланный против них отряд афинской аристократической молодежи потерпел поражение.

– Я не о Филах говорю. Не на поле битвы, а в городе творятся ужасные дела. Ты знаешь Леонта из Саламина?

– Ну, еще бы – это богатый, воспитанный, спокойный и вежливый человек. Он недавно гостил у меня…

– Наши правители убили Леонта под каким-то предлогом, чтобы воспользоваться его деньгами. Они арестовывают и убивают множество людей – не каких-нибудь демократов, а наших людей – только за то, что у них есть деньги. Я враг демократии, но я люблю свой город, и я не могу видеть, как во главе нашего государства стоят подлецы и спартанские прислужники.

Мелесий, раздражаясь все больше, возразил:

– Ты еще молод и ничего не понимаешь. Ты не знаешь, что такое политика, политика не делается чистыми руками. Знаешь ты, в каком положении наше государство? Корабли больше не плавают, доходы в казну не поступают. Податей мы с союзников также не получаем, а они были главным источником наших доходов. Между тем расходы по управлению и охране города очень велики; к тому же мы должны кормить гарнизон в 700 спартанцев. Откуда взять деньги?

– Не знаю, но это не значит, что правители могут заниматься наглым грабежом. Ведь подумать только: ими было вынесено постановление, что каждый из «тридцати» может арестовать одного неполноправного иностранца – метека, убить его и отобрать его имущество.

– Сейчас идет борьба с демократией не на жизнь, а на смерть, – ответил Мелесий. – Или мы их, или они нас. Сейчас, как на войне – мы должны уничтожать врагов, и у нас нет времени возиться с судами. Многим из этих метеков демократы обещали гражданские права, а мы собираемся лишить их всех прав, выселив в один квартал города. Ясно, что в душе они ненавидят нас, и если в суматохе погибнет несколько метеков без вины, то это не такая уж беда, ведь метеки – это шелуха, а граждане – зерна в государстве. К тому же правители отбирают у них имущество не для собственного обогащения, а для спасения государства, для пополнения нашей пустой казны.

Неожиданно в комнату вбежал юноша. Его одежда была в беспорядке, и на лице написан ужас. Это был сын Никерата.

– Только что арестовали моего отца. Боюсь, что его уже нет в живых. Сейчас они обыскивают наш дом и забирают имущество.

Тут уже и Мелесий возмутился:

– Как? Никерата, моего друга Никерата, который все время щедро снабжал правителей деньгами?

И, не сказав больше ни слова, Мелесий взял свой старческий посох и быстрыми шагами вышел на улицу. Он решил поговорить с самим Критием и по-дружески предостеречь его.

Пройдя несколько кварталов по пыльным и грязным улицам Афин, он увидел на другом конце улицы своего старого знакомого – исотела Полемарха. Исотелы представляли особую группу метеков, которые за заслуги перед государством были освобождены от специальных налогов для метеков и имели право владеть домом. Полемарх был сыном богатого владельца мастерской щитов, которого Перикл некогда уговорил переселиться в Афины. Полемарх и его родичи пользовались общим уважением как образованные и воспитанные люди и горячие афинские патриоты, потратившие много денег на усиление флота, на благоустройство Афин, выкуп афинских пленных и т. д. Мелесий направился было навстречу Полемарху, но внезапно из-за угла показался один из тридцати правителей, известный негодяй Писон. Пока старый Мелесий шел к месту происшествия, Полемарх был схвачен, и все скрылись из глаз.

Арест Полемарха взволновал всех находившихся на улице. Быстро собралась кучка людей, оживленно обсуждавших происшедшее; раздавались брань и угрозы по адресу тридцати правителей.

Один из толпы сказал:

– Я хорошо знаю, что Полемарх с братом дали Писону огромную взятку и этот негодяй поклялся им, что пальцем их не тронет, а вот теперь уже оба они арестованы!

Взволнованный всем, что видел и слышал, Мелесий направился в дом Крития.

Критий лежал на ложе, покрытом коврами, и отдыхал после занятий государственными делами. Он был одет в мягкий шерстяной плащ и лаконские туфли и полулежа писал сочинение о спартанском государственном устройстве. Мелесий сообщил Критию, что в городе растет возмущение, собираются сходки недовольных и причина этому – совершенно ненужные казни вполне надежных и ни в чем не повинных людей.

Крития, однако, сообщение Мелесия нисколько не взволновало и не тронуло.

– Политика не делается чистыми руками – ты сам это часто говоришь, Мелесий. Недовольство смутьянов надо пресечь самыми жестокими мерами. И в Лакедемоне илоты – большинство населения – ненавидят существующий строй и готовы растерзать спартиатов, но их держат в постоянном страхе, и они послушно работают на своих господ. В Лакедемоне каждый год происходят «криптии» против илотов и каждый спартиат вправе убить из засады без всякого суда тех илотов, которых он подозревает в опасных мыслях. А чем метеки лучше илотов? Не забывай также, что метеки – самые богатые люди в Афинах и их имущество может спасти наше государство в его бедственном положении…

– Вряд ли, – прервал его Мелесий, – если это имущество в большей своей части пошло в карман Писону.

– Писон – бедный человек и не аристократ, но он ревностно служит нам. Чтобы он служил еще ревностнее и мог бы жить так, как подобает одному из правителей государства, надо смотреть сквозь пальцы на его поступки и дать ему возможность немного подзаработать и поправить свои дела.

– Ну, хорошо, – сказал Мелесий, – расправляйтесь с метеками. Но что вы сделали с моим другом Никератом?

– Твой друг Никерат? – насмешливо спросил Критий. – Нет уже твоего друга Никерата. Мы его казнили.

– Никерата? – вскричал старик. – Никерата, который столько денег отдал на борьбу с демократами? Да вы без него бы никогда и к власти не пришли!

– Мелесий! – сказал Критий спокойно, но с угрозой в голосе. – Ты, кажется, вздумал кричать на меня? Ты, видно, забыл, что здесь не народное собрание. Мы не для того пришли к власти, чтобы давать тебе отчет о наших поступках.

– Неправда, – возмущенно ответил Мелесий, – мы свергли власть черни, простых людей. Но нами, аристократами, вы не смеете командовать, с нами вы должны считаться и нам обязаны давать отчет.

– Ах, Мелесий, Мелесий, – нагло смеясь, сказал Критий, – разве ты не знаешь басню Эзопа о том, как зайцы собрались на собрание и просили львов разрешить им брать такую же долю добычи, как и они? А что ответили им львы? Заведите себе сперва такие же клыки и когти, как у нас, тогда и добыча будет равной!

– Ну, прощай, лев! – мрачно сказал Мелесий.

– Подлец! – бормотал он, торопливо идя по улицам Афин. – Правду говорил Платон – даже для нас, аристократов, невыносима власть этих «тридцати тиранов», как зовет их народ!

– Расшумелся старикашка! – думал тем временем Критий, лениво нежась на ложе. – Придется его убрать. Не забыть бы сказать об этом Писону…