Текст книги "Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е"

Автор книги: Сергей Утченко

Соавторы: Елена Штаерман,О. Юлкина,Ирина Шишова,Борис Селецкий,Соломон Лурье,Александра Нейхардт,Марк Ботвинник,Дмитрий Каллистов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Со свойственной ему стремительностью Шлиман в течение двух месяцев написал книгу о Микенах. Ученые по достоинству оценили труды Шлимана и его книгу. А через несколько лет была написана книга «Илион – город и страна троянцев». И вот она лежит на конторке, огромный том в 900 страниц – труд всей его научной жизни, проведенной в непрерывных исканиях, его неудачи и победы.

Всем жителям Афин был хорошо известен красивый двухэтажный мраморный особняк Шлимана на Университетской улице, окруженный великолепным садом. Между первым и вторым этажами крупными золотыми буквами была выведена надпись: «Дворец Илиона». В нижнем этаже помещался музей, хранивший бесценные сокровища – вещи из раскопок древней Трои.

Мебель в доме Шлимана была выдержана в древнегреческом стиле. Драгоценные древнегреческие расписные вазы, изящные терракотовые статуэтки [11]11
  Изделия из обожженной глины.


[Закрыть]из Танагры (древнего города в Средней Греции), мозаичные полы, стены, расписанные картинами из «Илиады», – все это производило впечатление простоты и богатства одновременно.

Великолепная мраморная лестница вела на второй этаж, где помещались библиотека и кабинет владельца дома. В огромной библиотеке было множество самых редких изданий по искусству и истории древнего мира. Ряды полок заполняли рукописи самого хозяина дома.

Работы по постройке особняка еще не полностью закончились. На крышу дома подняли еще не все статуи древнегреческих богов, которые должны были украсить здание. В залах мозаичники не закончили шлифовку полов.

Шлиман в задумчивости сидел за письменным столом. Справа на обычном месте лежал томик Гомера в пергаментном переплете, побывавший с ним всюду – на Гиссарлыкском холме, на острове Итаке, где царствовал некогда хитроумный Одиссей, и, наконец, в могучих «златообильных» Микенах.

А впереди было еще много работы – ждала не раскрытая до конца «священная» Троя, неведомый еще «златообильный» Орхомен и «крепкостенный» Тиринф, о которых повествовал Гомер. Все это нужно было исследовать, чтобы до конца раскрыть величественную картину древнегреческого мира, воспетого великим Гомером.

Это выполнили уже после кончины Шлимана. Раскопки на острове Крит показали, что и здесь существовала древняя и богатая культура. Благодаря раскопкам Шлимана и открытиям на Крите перед нами предстали совершенно новые страницы древнейшей истории Эллады.

В древней Спарте
(Б. П. Селецкий)

«Подъем!» – закричал ирэн. Мальчики быстро вскочили с земли, на которой они спали на подстилках из тростника. День начинался обычно. В древней Спарте только до семи лет мальчики оставались в отцовском доме под присмотром матери. Как только им исполнялось семь лет, их забирали из родного дома и делили на агелы, что значит «стада». Они жили и ели вместе и приучались проводить время друг с другом. Начальником каждой группы назначали самого понятливого, смелого и сильного из юношей, достигших 20 лет. Начиная с этого возраста и до 30 лет, спартанские юноши назывались ирэнами. Ирэн, назначенный командиром агелы, проводил все время с детьми. Все входившие в его агелу мальчики должны были слушаться его приказаний. Воспитанием детей в Спарте ведало государство. Школа была прежде всего школой послушания. Главная цель ее – воспитать дисциплинированного и смелого воина. Грамоте и другим наукам детей учили только по мере необходимости, чтобы они могли прочесть приказ или написать краткое донесение.

Окунувшись в холодную воду протекавшей рядом реки Эврот, мальчики съели по куску хлеба – скудный завтрак, выдававшийся им по утрам.

Построившись, мальчики ждали распоряжений начальника. Впереди стояли дети в возрасте до 12 лет, одетые в длинные рубашки. Двенадцатилетние и старшие в рваных плащах на голом теле стояли сзади. И зимой и летом босые, остриженные наголо, должны были они ходить в этих плащах, принимать участие в дальних переходах, и поэтому не удивительно, что лишь жалкие лохмотья прикрывали их жилистые тела.

Ирэн повел мальчиков в гимнасий – огороженную колоннами площадку, где жители Спарты, занимаясь физическими упражнениями, проводили большую часть своего времени.

Придя туда строем, мальчики сбросили одежду и разделились по возрасту на отдельные группы. Гимнасий представлял собой любопытное зрелище: дети и взрослые метали диск, копье, упражнялись в беге, бились на кулаках и даже мечами. Взрослые показывали юношам образцы военного искусства, старики наблюдала за упражнениями и подавали советы, рассказывая о подвигах предков.

В состязаниях в беге и борьбе вместе с юношами принимали участие и девушки. В Спарте считали, что и женщины должны быть физически сильными, выносливыми и ловкими.

Один из старейших и наиболее уважаемых граждан был приставлен к мальчикам в качестве педонома – воспитателя. Педоном, наблюдая за играми детей, нарочно подзадоривал их, стараясь довести до настоящей ссоры. Только таким путем, считал он, можно выявить характер каждого, узнать, не испугается ли он настоящей опасности, не побежит ли в будущем с поля сражения.

Взрослые не боялись, что в драке дети искалечат друг друга – слабому не место среди воинов-спартанцев. Лучше ему не жить вовсе, если он не может силой постоять за себя, так считали спартанские законодатели.

Два мальчика, Клеандр и Филипп, готовились к кулачному бою. Клеандр и Филипп были приятелями. В казарме их тростниковые подстилки находились рядом и часто, после того как все засыпали, они вели долгие беседы.

Клеандр очень любил страшные сказки и рассказы, а Филипп знал бесчисленное множество историй о фессалийских ведьмах, призраках и прочих страшных вещах.

Сейчас приятели, подзадориваемые педономом, готовились начать кулачный бой. Они еще не мерялись силами, и исход сегодняшнего поединка волновал обоих. Сначала они наносили удары как бы нехотя, каждый щадил другого, не было настоящей злобы друг против друга. Но, когда Филипп, более высокий ростом, сильно ударил противника по лицу, Клеандр рассвирепел и стал драться всерьез. Филипп начал поддаваться: один глаз был подбит, из носа шла кровь. «Молодец, – кричал педоном, – не жалей этого труса, всыпь ему хорошенько!» Поощряемый этими криками, коренастый Клеандр удвоил усилия, и Филипп растянулся на земле. Это означало конец поединка.

Когда Клеандр увидел своего долговязого противника лежащим, все его озлобление разом пропало. Ему стало даже жаль Филиппа. Ведь он был его лучшим другом. Пользуясь тем, что педоном занялся другими мальчиками, Клеандр помог приятелю поскорее подняться. Он очень боялся, что педоном, как это было принято, начнет зло высмеивать потерпевшего поражение, а то еще и накажет его за то, что он вел себя недостаточно мужественно. Все, однако, обошлось.

После нескольких часов упражнений взрослые граждане покинули гимнасий и большими группами двинулись к площади, где сегодня должны были происходить выборы в герусию – спартанский совет старейшин. Если бы не такое событие, мальчики отправились бы раздобыть себе чего-либо поесть, так как после скудного завтрака их не переставал мучить голод. Но народное собрание собиралось только раз в месяц, и они вслед за взрослыми побежали за город.

Собрание происходило на обширном поле, недалеко от ручья, впадавшего в Эврот. Здесь не было ни красивых зданий, ни галерей, ни даже статуй богов. Голое поле, на котором чернело несколько жалких домишек. На поле были мужчины старше 30 лет, имевшие право принимать участие в народном собрании. На возвышении сидели два царя, недавно вернувшиеся из похода, и 27 геронтов – старейшин, каждый из которых был старше 60 лет.

Все они происходили из самых знатных спартанских семей. Обычно геронтов было 28, но один из них, почти столетний старец, на днях умер, и сегодня предстояло выбрать кого-либо на его место.

Вдруг граждане расступились. К возвышению, на котором сидели геронты, молча и важно прошли 5 человек. Когда они приблизились, все, включая царей, встали.

Это были эфоры. Эфоры в Спарте держали в своих руках все управление. Они созывали народные собрания и герусию, руководили внешней политикой страны и заведовали государственными финансами. Эфоры могли привлечь к суду любого из геронтов и даже царей или наложить на них денежный штраф.

Каждый месяц спартанские цари давали эфорам клятву царствовать по законам государства.

«Эфоры» – значит «наблюдатели». Раз в восемь лет они собирались в святилище спартанской богини-прорицательницы и наблюдали за падающими звездами. Если звезда падала в определенном направлении – это означало, что один из спартанских царей должен быть смещен.

Горе было царю, который пытался им воспротивиться. Уже не раз эфоры изгоняли неугодных им царей, а некоторых даже приговаривали к смерти.

Старший из эфоров открыл собрание: он предложил выбрать комиссию, которая будет судить о результатах выборов. Тотчас один из геронтов назвал имена. В толпе народа послышался легкий шум: громких криков протеста не было слышно и председательствовавший эфор объявил, что комиссия избрана. Так обычно в Спарте протекало народное собрание. Выступать разрешалось только царям, эфорам и геронтам. Народ криком утверждал или отвергал предложение властей.

Членов комиссии отвели в закрытое помещение в центре площади, откуда они могли слышать все происходящее, но ничего не видели. Сегодня на освободившееся место геронта должны были выбрать одного из четырех старцев. Все они происходили из старинных знатных семей. Они бросили между собой жребий, в каком порядке им пересекать площадь и проходить мимо закрытого помещения, где находилась комиссия.

Шествие началось. Толпа приветствовала каждого из проходивших криками одобрения. Комиссия, слыша эти крики, решала, кого из проходивших приветствовали с наибольшим воодушевлением. Так как окна дома были заколочены и члены комиссии не видели, в каком порядке старцы проходили через площадь, то комиссия, вынося свое решение, сама не знала, в пользу кого именно раздавались самые громкие крики.

На этот раз комиссия решила, что громче всего приветствовали того, кто проходил последним. Клеандр был очень горд, потому что избранный был ему родственником. Филиппу же казалось, что крики в пользу нового геронта вовсе не были самыми громкими, что не случайно избранным оказался брат одного из эфоров и что члены комиссии, стремясь угодить могущественному эфору Кассандру, дяде Клеандра, ухитрились каким-то образом узнать, в каком порядке проходили кандидаты.

Народное собрание в Спарте никогда не было долгим. Хотя граждане и стояли, но у выносливых спартанцев не успевали даже устать ноги. Все вопросы решались быстро, так как эфоры и герусия подготовляли все решения заранее, а дисциплинированные спартанцы никогда не оспаривали мнения должностных лиц.

Правда, на этот раз часть народа расходилась с собрания с ропотом. Далеко не все были довольны результатом выборов, но наступивший час обеда прекратил все споры. «Теперь они думают только о сытном обеде, – сказал Филипп товарищу. – Пока каждый спартанец может есть не работая, раздоры между народом и знатью не будут долгими. Всех нас ведь кормят рабы. Стадо не мычит, пока рот занят».

Клеандра не волновали все эти вопросы. Его гораздо больше беспокоило, что сам он голоден. Обед спартанские мальчики должны были добывать себе сами. Лучше всего было последовать за взрослыми в сисситию.

Никто из взрослых спартанцев не имел права обедать у себя дома. Даже цари должны были подчиняться этому правилу и вносить в общий котел определенное количество муки, сыра, вина, фруктов и ежедневно являться на совместный обед. Такие обеды назывались сисситиями. Детям разрешали присутствовать во время трапезы. Считали, что они многому научатся из бесед, которые обычно вели за столом спартанцы. Но детей больше привлекали не разговоры, а остатки пищи, которые им иногда удавалось подобрать, а то и просто стащить.

Каждые пятнадцать обедающих занимали отдельную палатку. Посредине палатки стоял стол. На нем – кувшины с вином и блюда с хлебом. Спартанцы расселись на длинных скамейках вокруг стола. В большой миске внесли черную похлебку. Это было любимое блюдо спартанцев, приготовлявшееся из чечевицы и бычьей крови. Об этой похлебке в Спарте рассказывали следующее: один из персидских царей, прослышав про это лакомое блюдо, купил в Спарте повара и велел ему приготовить знаменитую черную похлебку. Отведав ее, он заявил, что в жизни не пробовал большей дряни. На это повар ответил ему: чтобы любить это блюдо, нужно родиться на берегах реки Эврот. Тяжелые физические упражнения, скудость пищи делали вкусным для спартанцев то, что всем остальным казалось едва съедобным.

Спартанцы усердно работали челюстями, а мальчики, стоя позади сидящих, прислушивались к их разговорам и ждали. Вот уже кончили есть похлебку. Принесли сыр и фрукты.

– Слыхал, Гиппоник? – сказал бородатый спартанец. – Самосские послы приходили просить о военной помощи. Два часа упрашивали бедняги.

– Ну и что же ответили им эфоры?

– Не согласились. Кассандр сказал им: «Начало вашей длинной речи мы забыли, а конца не поняли, так как забыли начало».

– Верно! – восторженно закричал Гиппони́к, высокий детина с длинным лошадиным лицом. – Мы, спартанцы, много болтать не любим. В нашей стране ловкие речи не могут помочь человеку. Помнишь, как оправдывался один ловкач, когда мы хотели исключить его из сисситии за то, что он пропустил подряд несколько обедов. «Я сделал это невольно», – кричал он. «Вот и неси невольное наказание», – сказал я ему.

Громкий смех Гиппоника был прерван бранью его соседа. Сыр и фрукты, только что лежавшие перед ним, уже исчезли. Он обернулся, но Клеандр, стоявший позади, сделал вид, что он внимательно прислушивается к беседе старших.

– Ты украл сыр, проклятый мальчишка! – закричал рассерженный спартанец.

– Не пойман – не вор! – захохотал Гиппоник. – Знаешь историю с лисенком?

– Какую историю?

– Недавно один мальчик, пока отец его обедал, украл у него лисенка и спрятал его под своим плащом. Лисенок страшно царапал ему живот, но мальчик все терпел, боясь быть выпоротым.

Лисенок успел прогрызть ему большую дыру в животе. Мальчишку так и не спасли. Умер в тот же день к вечеру.

– Вот и врешь! Вовсе не у отца украл он лисенка. Все знают эту историю. Все мы гордимся этим храбрым мальчиком. Настоящий спартанец!

– А ты пустой болтун. Если ты знал эту историю, зачем спрашивал? – опять захохотал Гиппоник.

«Настоящий спартанец – это тот, кто ловко ворует! – подумал Филипп, слышавший весь разговор. – Ну ладно! Попробуем вечером и мы попытать счастья. Мы ведь тоже настоящие спартанцы!»

Ночной набег
(М. Н. Ботвинник)

Уже давно Клеандр уговаривал Филиппа совершить этот опасный набег, но Филипп не решался. И только после того как он услышал рассказ о мальчике, укравшем лисенка, и громкие похвалы старших ловкому вору, он сам предложил товарищу пойти этой ночью за город, чтобы раздобыть себе что-нибудь вкусное.

Смеркалось, когда мальчики прошли мост, украшенный статуей Ликурга, учредителя спартанских законов, и храм Геракла и очутились за чертой города.

Спарта была единственным из городов Греции, который не окружали стены. До сих пор спартанцам приходилось только осаждать чужие города, и они говорили, что, если неприятель и подойдет когда-нибудь к Спарте, стены все равно не будут спасением. Не стены, а люди – защита города, заявляли спартанские старейшины.

Хотя мальчики и спешили, но, выйдя за город, они тщательно осмотрелись и лишь потом побежали к зарослям у реки, стараясь не попасться никому на глаза. Они не хотели идти по широкой дороге, которая вела из города, ни пробираться распаханными полями, на которых, несмотря на поздний час, работали илоты.

Илотами назывались спартанские рабы. В отличие от рабов в других греческих государствах они были греками. Илоты жили в деревнях вокруг Спарты, имели семьи, свои хижины и хозяйство. Вся земля в Спарте вместе с обрабатывающими ее илотами была разделена между спартанцами. Каждый спартанец владел значительным участком земли, но сам ее не обрабатывал и даже не следил за работами. Илоты были обязаны снабжать своих господ всем необходимым, отдавая им больше половины урожая. Илотов было по крайней мере в двадцать раз больше, чем спартанских граждан. Чтобы держать в подчинении такую огромную массу рабов, спартанцы превратили свой город в настоящий военный лагерь, а всех граждан – в солдат, всю жизнь проводивших в военной подготовке и готовых по первому сигналу выступить на подавление восстания.

Чтобы предупредить самую возможность восстания, спартанцы постоянно убивали наиболее смелых и беспокойных илотов, стараясь запугать остальных. Этим занимались ирэны – спартанские юноши, которые таким образом приучались к войне и убийствам. Чтобы как-то оправдать это кровопролитие, эфоры сразу при вступлении в должность объявляли войну илотам. Отряды молодежи, вооруженные только короткими мечами, отправлялись в поход против рабов. Они старались нападать на илотов внезапно и тайно, чтобы не дать им возможности бежать или сопротивляться. Поэтому такие набеги назывались «криптии», что значит «тайные».

Илоты ненавидели своих угнетателей. Были среди них и такие, которые не упустили бы случая расправиться с отставшими от отряда спартанцами, если только была надежда сделать это совершенно тайно.

Вот почему два спартанских мальчика не хотели встречи с илотами. Филипп и Клеандр залегли в кустах на краю поля и стали ждать, когда можно будет безопасно продолжать путь. Как раз в тот момент, когда илоты, целиком занятые своим делом, ни на что не обращали внимания и мальчики приготовились быстро пересечь поле, из соседнего виноградника выскочило около десятка спартанских юношей.

Прежде чем илоты успели опомниться, четверо из них уже были опрокинуты на землю и зарезаны. Пятый, единственный оставшийся в живых, сбив с ног ударом мотыги одного из нападавших спартанцев, бежал по направлению к поселку. Видя, что его уже не догнать, спартанские юноши исчезли в кустах так же стремительно, как и появились.

– Молодцы, – сказал Клеандр, – быстро сделано! Недаром говорят, что мы, спартанцы, потому и носим короткие мечи, что любим быть ближе к врагу!

– Теперь им придется отложить нападение на деревню илотов, – шепотом ответил Филипп, – бежавший поднимет тревогу, и они, конечно, не найдут ни одного из тех, кого намечали убить! А может получиться и хуже! Ты ведь знаешь, как погиб мой старший брат. Также ночью выступили они небольшим отрядом, и ни один не вернулся. Тела тоже не были найдены, а илоты даже под пыткой уверяли, что ничего не знают. Наверно, устроили засаду, перебили весь отряд, а тела спрятали.

– Славно пасть в бою за отечество, – сказал Клеандр. – Твой брат умер доблестно, и жаль, что мы были слишком молоды и упустили случай оказаться в его отряде.

Мальчики тихо лежали в зарослях камыша, дожидаясь темноты. Они боялись не только илотов, но и своих спартанцев. Если бы их заметили, педоном стал бы выяснять, зачем мальчики вышли из города, и это могло кончиться жестокой поркой. Только когда совсем стемнело, мальчики тронулись в путь. Они быстро и молча шли по знакомой тропе через густые виноградники. Целью их пути была усадьба периэка Дамофила.

Периэки составляли особую группу жителей Спарты. Они не имели права участвовать в народном собрании, не могли занимать государственных должностей и вообще не имели никаких политических прав, хотя их и заставляли служить в спартанской армии.

Так как сами спартанцы не занимались ничем, кроме войны и военных упражнений, они нуждались в услугах периэков, среди которых были искусные оружейники, торговцы, доставлявшие из соседних стран необходимые для войны изделия. Некоторые периэки благодаря искусству в ремесле и ловкости в торговле богатели и становились богаче самых знатных спартанцев. Богатые периэки имели рабов, купленных в чужих землях. Несмотря на это, они по-прежнему оставались бесправными подданными Спарты.

Одним из таких зажиточных периэков был и оружейный мастер Дамофил, усадьба которого была расположена на берегу Эврота, в двух с половиной часах ходьбы от Спарты. Его обширный сад и огороды привлекали внимание вечно голодных спартанских мальчиков. Однако дальность от города и хорошая охрана спасали овощи и фрукты Дамофила от маленьких разбойников.

Несколько дней назад Клеандр случайно узнал, что старый сторожевой пес Дамофила околел. Теперь можно будет незаметно пробраться в усадьбу. Откуда начинать вторжение, мальчики решили заранее. Усадьба Дамофила глубоко вклинивалась между виноградниками и стояла почти особняком от остального поселка периэков. Усадьба была огорожена высокой изгородью, которая, однако, не могла быть серьезным препятствием для двух сильных и ловких мальчиков.

Наконец, Филипп и Клеандр оказались перед знакомой оградой, выбрали самое отдаленное от дома место и ловко и бесшумно перелезли через забор. Через несколько минут Филипп уже складывал в свой плащ стручки чечевицы, а Клеандр опустошал оливковые деревья. Когда они, нагруженные добычей, встретились в условленном месте в углу сада, Клеандр сказал, что было бы неплохо ознакомиться и с содержимым кладовой Дамофила или, во всяком случае, разведать обстановку. Оставив свою добычу близ стены так, чтобы ее можно было бы быстро перекинуть через ограду, если придется убегать, мальчики отправились на разведку. Прежде всего нужно было узнать, где находится работник, силач Ификл, а затем выяснить, чем занят старый раб Дамофила, стороживший сад.

Дамофил вместе с Ификлом оказались в старой кузнице. Оба отдыхали. Ификл, прислонив к стене тяжелый молот, сидел на коротком чурбане, Дамофил – на наковальне. Рядом зевал немой племянник Дамофила, подросток, обычно работавший у мехов. Дверь в кузницу была полуоткрыта. Дамофил и Ификл продолжали, видимо, недавно начатый разговор.

– Все народы живут своим трудом, работают, как пчелы, – говорил Дамофил, – одни спартанцы, как осы, живут грабежом и войной. Везде есть трудолюбивые ремесленники, искусные художники, ловкие торговцы, одни спартанцы всю жизнь проводят в постыдной праздности, которую они зовут свободой, занятые только военными и гимнастическими упражнениями. Среди них нет ни одного ремесленника, ни одного живописца, скульптора, архитектора, поэта. У них есть только солдаты.

– Однако спартанцы храбрее и сильнее всех других греческих народов, – возразил Ификл.

– Храбрее и сильнее! – засмеялся Дамофил. – Спартанцы давно уже были бы рабами персов, если бы не Фемистокл и афинские бедняки, служившие во флоте. Помни, что Платейская победа на суше была бы невозможна без морской победы афинян при Саламине.

– Все же, кажется мне, нельзя бранить все спартанские учреждения без исключения, как это делаешь ты, – заметил Ификл, – учти хотя бы то, что среди спартанцев нет безземельных, все они, по законам Ликурга, имеют наделы, которые никто у них не может ни купить, ни отобрать за долги.

– Зато можно отобрать у задолжавшего спартанца его долю урожая, – вскричал Дамофил. – Многие в Греции мечтают об этих спартанских земельных участках, которые нельзя ни купить, ни отнять. Однако все забывают, что и в Спарте богачи опутывают бедняков долгами и, хотя не могут отобрать землю в счет долга, прекрасно ухитряются отбирать урожай. Разве ты сам не знаешь, что многие спартанцы настолько опутаны долгами, что не могут вносить свою долю продуктов на общественные трапезы, а ведь известно, что тот, кто не может вносить свою долю в сисситии, лишается всех прав и преимуществ и перестает быть спартанцем. Разве таких мало?

– Да, это правда, – согласился Ификл, – но все же нельзя не похвалить их воспитания хотя бы за то, что оно позволяет растить смелых, сильных и выносливых людей.

– Не людей, а зверей, диких зверей, которые готовятся только к тому, чтобы убивать, грабить, насильничать. Может быть, нам самим доведется увидеть, как теперешние маленькие спартанские звереныши вырастут и, превратившись во взрослых зверей, растерзают всю Грецию.

Мальчики, притаившиеся у двери, по-разному отнеслись к разговору двух периэков. Филипп вслушивался внимательно в слова Дамофила, стараясь понять их, а Клеандр был занят размышлениями совсем другого рода.

– Где же сторож? – прошептал он и, когда они отползли от кузницы, добавил: – Пока этот старый болтун разглагольствует, неплохо скрутить сторожа и наведаться в кладовую. Только тихо и ждать моей команды.

Старик, раб Дамофила, дремал на плаще близ входа в кладовую. Мальчики навалились на старика, скрутили ему руки его же плащом и обрывок плаща засунули в рот.

– Теперь уже не закричит, – удовлетворенно сказал Клеандр. Открыть дверь для привычных к такого рода действиям ребят было делом одной минуты. Проникнув в кладовую, они некоторое время натыкались в темноте на какие-то глиняные сосуды. Но постепенно глаза их привыкли к темноте. Клеандр разыскал горшок с медом, Филипп, разгребая в углу кучу золы, натолкнулся на сосуд, в котором оказались серебряные монеты. Однако мальчики не обратили на них внимания. В этом не было ничего удивительного. Ведь в Спарте употреблялись только железные деньги. Это были длинные железные прутья, не имевшие почти никакой ценности. Над спартанскими деньгами смеялись во всех остальных государствах Греции. Чтобы перевезти самую незначительную сумму таких денег, приходилось запрягать упряжку волов. Мальчики никогда не видели серебряных монет, темнота же, царившая в кладовой, помешала им разглядеть вычеканенные на монетах диковинные изображения крылатых коней, дельфинов и богов.

В этот момент старику рабу удалось освободить рот, и он громко закричал. «Старикашка, наконец, подал голос, – хладнокровно заметил Клеандр, беря горшок с медом и пару хлебов, – пора удирать, нет никакого смысла здесь задерживаться».

Клеандр выскочил из кладовой и легкой, бесшумной походкой направился к месту, где осталась прежняя добыча. За ним с амфорой вина шел Филипп. Однако около ограды их ждала неожиданность.

Когда Дамофил поспешил на крик старика, хитрый Ификл побежал вдоль изгороди и отрезал мальчикам путь к отступлению. После короткой борьбы оба мальчика стали пленниками силача Ификла. Подоспели Дамофил со стариком и племянником, и неудачливые воришки были заперты в свином хлеву. Клеандр сохранял полное спокойствие, хотя и знал, что Дамофил сообщит о случившемся педоному и их ждет порка.

Наутро связанных мальчиков привели в Спарту, к палатке, в которой они жили. Дамофил рассказал ирэну о ночном нападении и просил наказать мальчиков, но ирэн приказал развязать их.

– Вы понесете наказание потом! – сказал он им. – Ведь двое наших юношей должны быть сегодня переведены в ирэны.

При этих словах Филипп побледнел, а Клеандр хотя и попытался усмехнуться, но улыбка вышла кривой.

Переход в ирэны сопровождался публичным бичеванием у алтаря покровительницы города богини Артемиды. Юноши должны были доказать свое мужество и пренебрежение к боли, чтобы все: и враги, и илоты – видели, что спартанец – образец силы и выносливости. Кричать во время порки считалось позором. Спартанцы внушали молодежи, что кратковременные страдания могут служить источником долгой славы, и иногда юноши, не желая обнаружить свою слабость, умирали под бичами.

Маленьких мальчиков подвергали бичеванию только за важные провинности. Ирэн, командовавший отделением, в котором были Филипп и Клеандр, решил воспользоваться ежегодным бичеванием у алтаря Артемиды, чтобы серьезно проучить их. Мальчикам казалось несправедливым, что за ограбление периэка их накажут так жестоко, но они знали, что всякие жалобы и просьбы бесполезны.

В это утро после завтрака весь строй мальчиков двинулся по западной дороге к невысокому холму, под которым стоял храм Артемиды. Сюда же собрались и взрослые спартанцы, для которых порка была интересным и желанным зрелищем. Когда отряд остановился, Клеандр с радостью увидел рядом с собой своего отца и его брата, могущественного эфора Кассандра.

– Может быть, – подумал он, – отец избавит меня от наказания, если я объясню ему, что мы ограбили дом не спартанца, а ничтожного периэка, да еще к тому же ругавшего наши порядки. И взяв отца за руку, мальчик, торопясь, стал рассказывать о ночном приключении и о несправедливости ирэна.

– Хороший был бы я спартанец, – сказал отец, отталкивая Клеандра, – если бы слушал твои жалобы. Иди на свое место, а потом я выдеру тебя, чтобы впредь отбить у тебя охоту жаловаться. Воруй, но не попадайся! Дать связать себя какому-то периэку! Это позор не только тебе, но и мне, твоему отцу!

В это время педоном вызвал из толпы четырех рослых юношей. Они подошли к жертвеннику – большому плоскому камню, возле которого стояла жрица, державшая в руках маленькую деревянную статую богини Артемиды. Коренастый юноша лег на алтарь, а два ирэна, взмахнув бичами, начали истязание.

Когда-то в Спарте существовали человеческие жертвоприношения. Спартанцы, если их постигало какое-либо несчастье, приносили в жертву богине – покровительнице города – того из сограждан, на которого падал жребий. Несчастного закалывали на жертвеннике и думали, что божество сжалится, увидев, что люди не жалеют для него даже своей крови.

Легендарный законодатель Спарты Ликург первый будто бы предложил заменить человеческие жертвы поркой мальчиков. Кровь, которая лилась при этом, должна была удовлетворить кровожадную богиню, а спартанцы не теряли своих граждан, нужных им для постоянных войн.

Первого юношу сняли с алтаря без сознания. Скоро наступила очередь Клеандра. Мальчик смело лег на жертвенник. Ирэнам, совершавшим наказание, стало жаль красивого малыша. Кроме того, они боялись, что если мальчик будет убит или искалечен, то это может вызвать гнев его дяди – могущественного Кассандра. Удары бича сделались легче.

Тогда жрица, державшая статую богини, наклонила ее и сказала:

– Слишком мало льется крови. Богиня гневается. Статуя ее стала тяжелой, и ее трудно удержать прямо! – Удары посыпались чаще, и кровь Клеандра обагрила жертвенник. Когда потерявшего сознание мальчика сняли с алтаря, бледный Филипп подошел к жертвеннику. Зубы его были стиснуты, худенькое тело дрожало. От первого удара он весь съежился. В голове его пронеслись воспоминания о сисситии, где взрослые, как бы сами толкая его на воровство, хвалили тех, кто умеет любым путем добывать себе пропитание, о периэке, говорившем, что спартанские дети подобны волчатам, признающим только право сильного.

– Прав был Дамофил, – подумал он, – действительно мы живем, как звери. Разбой и насилие! Только когда наталкиваешься на силу, с которой не справиться, начинаешь понимать, что так жить нельзя!