Текст книги "Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е"

Автор книги: Сергей Утченко

Соавторы: Елена Штаерман,О. Юлкина,Ирина Шишова,Борис Селецкий,Соломон Лурье,Александра Нейхардт,Марк Ботвинник,Дмитрий Каллистов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Спустя немного времени после восхода солнца персы начали наступление. Эллины встретили их у выхода из теснины, с ожесточением отражая натиск многочисленных персидских отрядов. Ударами бичей гнали начальники все новые толпы царских подданных в атаку. Когда у эллинов ломались копья, они рубили мечами, если ломались мечи, они с отчаянной храбростью действовали кулаками и зубами. Вот уже пал сам Леонид, и над его телом завязалась жестокая схватка. Четыре раза обращали спартанцы в бегство персов, старавшихся завладеть телом доблестного вождя. Все меньше и меньше оставалось в живых греков, но и множество персов погибло под Фермопилами. Два брата Ксеркса также пали в этом знаменитом сражении.

Но вот в тыл грекам ударили персы, приведенные предателем Эфиальтом. Тогда греки отступили за теснину и ограждавшую ее стену. Здесь после последней отчаянной схватки они все до одного были перебиты. Ксеркс приказал отыскать труп Леонида и обезглавить его.

Известие о славной гибели защитников Фермопил всколыхнуло всю Грецию. Двух спартанцев, которые остались живыми после сражения, потому что один был болен и не пошел в бой, а другой был послан вестником в Фессалию и задержался в дороге, спартанцы объявили лишенными чести. Никто не говорил с ними, и их называли трусами. Один не выдержал всеобщего презрения и покончил с собой, другой остался жить и в новой битве с персами, при Платеях, смыл с себя позор мужественной смертью в бою. Однако и тогда спартанцы отказали ему в почетном погребении, которого обычно удостаивались все погибшие за родину.

Над павшими греками, погребенными здесь же, у Фермопил, была поставлена плита со стихами знаменитого поэта Симонида:

 
Некогда против трехсот мириад здесь сражалось четыре
Тысячи ратных мужей пелопоннесской земли.
 

При входе в Фермопилы была воздвигнута статуя льва в память Леонида. На статуе высечены стихи Симонида:

 
Тот, кого я теперь, лежа на камне, храню,
Если бы, Львом именуясь, он не был мне равен и духом.
Я над могилой его лап не простер бы своих.
 

И рядом была надпись в честь воинов, павших при Фермопилах вместе с Леонидом:

 
Славных покрыла земля – тех, которые вместе с тобою
Умерли здесь, Леонид, мощной Лаконики царь!
Множество стрел и коней быстроногих стремительный натиск
В этом сраженье пришлось выдержать им от мидян.
 

Сражение при Фермопилах показало персидским захватчикам, на что способен народ, защищающий свою независимость.

Великая победа
(Д. П. Каллистов)

– Итак, Фемистокл, что же говорили на военном совете? – спросил Мнесифил, когда начальник афинского флота Фемистокл возвратился на свой корабль после совещания командиров союзного греческого флота, собравшегося при острове Саламине. По мрачному и задумчивому виду Фемистокла его собеседник уже догадался, что на совещании принято неблагоприятное для Афин решение.

Действительно, положение было очень тяжелым. После битвы при Фермопилах персидские полчища, все уничтожая на своем пути, вступили в пределы Аттики. Пелопоннесские союзники не оставили надежды перегородить стеной Истмийский перешеек и, отсиживаясь за ней, оборонять свой полуостров. Афины, оставшись одни, не могли защищаться на суше. Что оставалось делать? Фемистокл утверждал, что выход один: отправить женщин, детей и стариков в безопасное место, а всем боеспособным мужчинам сесть на корабли, отплыть к острову Саламину и там дать решительный бой персидскому флоту. «Будущее Афин на море», – твердил он с самого начала своей политической деятельности. Еще раньше Фемистокл настоял на том, чтобы Афины построили 200 кораблей на доходы от серебряных рудников в Лаврионе. Тяжелую борьбу приходилось ему выдерживать. Аристократы оказывали ожесточенное сопротивление. Богатые землевладельцы отлично понимали, что вопрос о флоте – это не только вопрос о военной тактике, но и о будущем политическом устройстве Афин. Матросы, кормчие, рулевые – все это были бедные люди, не то что тяжеловооруженные пехотинцы, которые должны иметь приличный доход, чтобы купить дорогое вооружение. Если основными защитниками родины станут бедняки, они потребуют главной роли и в государстве. Тогда уже не древний ареопаг, оплот аристократии, будет вершить все дела, а народное собрание, где бедных и простых людей всегда будет больше, чем богатых и знатных. И богачи не хотели сдаваться без борьбы.

Во главе аристократов стал Аристид, упорный соперник Фемистокла. Только добившись в народном собрании изгнания Аристида, смог Фемистокл осуществить свой план увеличения флота.

Фемистокл не мог похвастать происхождением. Отец его был незнатным человеком, а мать даже не афинянкой, а уроженкой Фракии. Поэтому его считали человеком с «нечистой кровью» и не допускали в школу, где учились сыновья полноправных граждан. Да он и не слишком старался получить поверхностное образование, которое считалось обязательным для знатного молодого человека. Способный, горячий, честолюбивый, он больше всего любил сочинять речи, знакомиться с государственным устройством и окружающей его действительностью.

В тридцать с небольшим лет Фемистокл был избран архонтом и в этой должности с большой энергией заботился о сооружении Пирея, а через три года мужественно сражался при Марафоне во главе своей филы. Но всего этого казалось ему мало. Рассказывали, что после марафонской битвы его часто видели бродящим по ночам без сна в грустной задумчивости. «Лавры Мильтиада не дают мне спать», – будто бы говорил он друзьям. Но у него были более серьезные причины для беспокойных размышлений. Один из немногих в Греции, он сознавал, что победа при Марафоне не конец, а лишь начало войн с Персией и что Греции потребуется напрячь все силы в предстоящей борьбе. Упорно добиваясь создания сильного флота, Фемистокл вместе с тем понимал, что необходимо подавить сопротивление аристократов, среди которых было немало людей, готовых ослабить оборону родного города и даже подчиниться персам, лишь бы не дать усилиться демосу.

Когда Ксеркс со своими полчищами вторгся в Грецию, Фемистокл был назначен командиром афинского флота, посланного к мысу Артемисию. Всем флотом союзников командовал спартанец Еврибиад, хотя большинство судов принадлежало Афинам. Флот Ксеркса во много раз превосходил греческий, но страшная трехдневная буря сильно потрепала его в открытом море. Когда было получено известие об исходе битвы при Фермопилах, Фемистокл согласился с командирами союзников, что дальнейшее пребывание греческого флота у Артемисия бесцельно. Надо было отплыть на юг, к Аттике, куда двигалась персидская армия. Наиболее подходящим местом для новой битвы он считал Саламинский пролив. Именно здесь, говорил Фемистокл, предстояло им защищать родной город. Но чтобы спасти Афины от персидского ига, приходилось идти на тяжелую жертву – оставить страну на разграбление врага и сосредоточить все свои силы на море. Чтобы убедить сограждан решиться на этот шаг, Фемистокл сам отправился в Афины.

Перед отплытием от Артемисия Фемистокл принял меры к тому, чтобы по возможности внести раскол в лагерь врага. Он рассчитывал, что если ему удастся отторгнуть от персов ионийцев – малоазийских греков, подпавших под власть Персии, то флот Ксеркса будет значительно ослаблен. Во всех удобных для стоянки местах, которые мог выбрать для себя персидский флот, он оставлял надписи: «Несправедливо поступаете, ионяне, воюя для порабощения Эллады, лучше переходите к нам или, по крайней мере, держитесь в стороне. Если же вы не можете сделать ни того, ни другого, то помните, что вы происходите от нас и в случае столкновения будьте нерадивы в бою». Он твердо надеялся, что или ионийцы последуют его призыву, или Ксеркс, прочтя эти надписи, заподозрит их в измене и сам устранит от участия в морском сражении.

В Афинах Фемистокл застал растерянность и смятение. Знать не желала покидать свои земли и богатства. «Как оставить врагу отеческие могилы и храмы богов!» – восклицали многие. Но так как сопротивляться персам на суше было невозможно, они готовились подчиниться Ксерксу. Но не так думал народ. Не отдаст он без боя своей свободы, не падет на колени перед персидским царем. И народное собрание приняло предложение Фемистокла.

Из средств ареопага всем садившимся на суда было выдано по восемь драхм. Женщин, детей и стариков решили отправить в арголидский город Трезену. Жители Трезены согласились оказать им радушное гостеприимство, содержать их, разрешить афинским детям рвать плоды в любом саду и даже нанять для них учителей.

Стонами и рыданиями наполнились Афины, когда стали прощаться старики родители с сыновьями, маленькие дети с отцами, жены с мужьями, а все вместе с родной землей. Придется ли еще увидеть своих близких и родину? Но вот тяжелое прощание окончилось, и жители стали покидать город. Только небольшой отряд самых упорных афинян остался в акрополе. Когда пришли персы, греки отказались сдаться. Они забрасывали наступавших огромными камнями. Однако горсточка храбрецов не могла долго выдержать неравный бой. Персы овладели акрополем и перебили его защитников. В далекую столицу Персии, Сузы, поскакал гонец с радостным известием от Ксеркса: непокорный город, наконец, в руках персов, царь отомстил за поражение при Марафоне.

Ужас объял эллинов, собравшихся у Саламина.

Нашлись малодушные, утверждавшие, что сопротивление бесполезно. Жители Пелопоннеса во главе с Еврибиадом настаивали на том, чтобы флот оставил Саламин и перешел к Истму. Им хотелось быть ближе к своей земле, где они могли спастись в случае поражения. Спартанские военачальники боялись, что Саламин будет окружен персидским флотом и они окажутся запертыми в проливе, а главное – незачем уже тратить силы на защиту Аттики, попавшей в руки врагов. Так говорили на военном совете, и Фемистокл рассказал теперь об этом своему другу Мнесифилу. Сам Фемистокл был чрезвычайно недоволен настроением союзников, и Мнесифил разделял его точку зрения: ведь стоит только дать знак к отплытию, как союзные корабли разбредутся по своим гаваням и Ксеркс без труда захватит всю Элладу. К тому же несправедливо заставлять афинян, которым принадлежит больше половины всех судов, драться вдали от своей земли.

Обдумав все эти вопросы еще раз, Фемистокл решил возвратиться на корабль Еврибиада и заставить его снова созвать военный совет. Еврибиад выполнил его требование с большим недовольством.

Когда военачальники собрались, Фемистокл, не дождавшись, пока Еврибиад объявит цель нового совещания, начал говорить. Командир коринфского флота Айдамант, угадывая, о чем будет речь, сказал ему насмешливо:

– На состязаниях, Фемистокл, бьют палками тех, которые поднимаются преждевременно.

– Да, – ответил Фемистокл, – но оставшиеся позади не получают венка.

Вспыливший Еврибиад замахнулся на Фемистокла палкой.

– Бей, но выслушай, – спокойно возразил тот.

Обескураженный таким хладнокровием, Еврибиад позволил ему спокойно говорить.

Не желая обижать союзников, Фемистокл скрыл свои предположения о том, что они могут разбежаться. Он говорил лишь об удобстве позиции для боя при Саламине и напомнил о некогда полученном предсказании, что именно здесь греков ожидает победа. Айдамант попробовал было снова уязвить Фемистокла, сказав, что тому, кто не имеет теперь родного города, легко и другим посоветовать бросить на произвол судьбы свои земли. Тогда Фемистокл впервые вспылил: «Да, негодяй, – вскричал он, – мы бросили наши дома, потому что не пожелали стать рабами. Но у нас есть город, равного которому по силе и величине нет в целой Греции, – это наши 200 триер, и если вы уйдете, если вы измените нам, то и мы не станем защищать вас: возьмем своих домашних на корабли и найдем новую землю в Италии. Вы вспомните мои слова, когда лишитесь таких союзников». Эта угроза подействовала, и было решено остаться у Саламина.

Но когда подошел огромный персидский флот, союзники снова заколебались. Они знали, что уже со времени гибели Леонида при Фермопилах пелопоннесцы строят стену через Истм, что многие тысячи людей днем и ночью носят песок, кирпичи и бревна, что стена быстро вырастает. Союзники потребовали, чтобы Еврибиад пренебрег безрассудными, по их мнению, советами Фемистокла и приказал уходить. Ксеркс, догадываясь о положении во флоте противника, не начинал сражения, ожидая, что греки вскоре покинут Саламин и разбредутся по своим городам, которыми он без труда овладеет с помощью войск или с помощью золота, на которое так падки многие аристократы.

Взвесив и оценив все, Фемистокл решил пойти на хитрость. Он приказал своему рабу, персу Сикинну плыть в лодке к персидскому флоту и передать его командирам или самому царю, что Фемистокл втайне желает Ксерксу победы и советует немедленно напасть на греков. Ксерксу будет легко разбить их, причем вполне возможно, что часть греков во время сражения перейдет на его сторону. Хитрость удалась. Поверив известию, Ксеркс приказал своим кораблям ночью окружить греческий флот, чтобы ни один их корабль не мог спастись.

Ничего не подозревавшие военачальники греческого флота в то время спорили между собой на обычную тему. Вдруг Фемистоклу доложили, что с ним спешно желает поговорить какой-то человек. Выйдя из собрания, он увидел своего недруга Аристида. Аристид рассказал ему, что, увидев, как персидский флот окружает Саламин, он поспешил переплыть сюда из близлежащей Эгины, чтобы не дать грекам застать себя врасплох.

– Теперь твой спор со спартанцами и коринфянами не имеет смысла, – сказал он, – даже если бы они хотели, они уже не могут увести отсюда свои корабли. А нам с тобой, Фемистокл, – продолжал он, – пора прекратить нашу ссору и соперничать только в служении благу Греции, потому что я признаю, что твой совет дать сражение на море был самый умный и спасительный. Теперь я готов помогать тебе во всем.

Фемистокл обрадовался и принесенному Аристидом известию, и ему самому. Он попросил Аристида войти в собрание и сообщить там свою новость. С удивлением и даже недоверием слушали собравшиеся рассказ Аристида о том, с каким трудом ему удалось на своей лодке проскользнуть, переправляясь из Эгины, между персидских кораблей, окружавших Саламин. Но вот прибыла триера жителей с острова Теноса, перебежавших от Ксеркса к грекам, и все сомнения рассеялись. Перебежчики подтвердили известие Аристида. Теперь выхода не было, оставалось готовиться к сражению.

С первыми лучами солнца Ксеркс приказал поставить свой золотой трон на берегу на возвышение, с которого он может наблюдать за битвой. Вокруг Ксеркса разместились писцы; они должны были записывать все подробности сражения.

И вот начался бой. «Вперед, сыны Эллады, – призывали афиняне, – за могилы прадедов, за алтари родных богов!» Сильный ветер, гнавший волны в пролив, не вредил небольшим греческим кораблям, но высокопалубные персидские суда сильно накренялись. Греческие суда, воспользовавшись этим, таранили их. Персы не могли маневрировать в узком проливе, не могли ввести в бой все свои суда, которые беспорядочно толпились, не соблюдая единого строя. Тяжелые, неповоротливые персидские суда садились на мели, разбивались о подводные камни. Большинство персов, не умевших плавать, тонуло в море. Успевших доплыть до берега уничтожал Аристид, стоявший там с отрядом пехоты. Смятение в стане персов повлияло на ионийцев: многие из них вняли призывам Фемистокла и сражались только для вида. Наконец, персы обратились в бегство. По пути их ждали в засаде жители Эгины, нападавшие на проплывавшие мимо корабли. Потери персов были огромны, лучшие воины и командиры пали в бою; флот был разгромлен. По словам прославлявшего в стихах греческих героев поэта Симонида, эллины одержали самую блистательную из всех побед, когда-либо бывших до того в мире.

Героем саламинской битвы был Фемистокл. Когда через некоторое время было решено увенчать главного героя Эллады, то большинством голосов было названо имя Фемистокла, а когда он посетил Спарту, его при отъезде провожал до границы почетный конвой из 300 спартанцев – честь, которую в Спарте еще никогда и никому не оказывали.

Однако, как ни великолепна была саламинская победа, с персами далеко еще не было покончено.

Ксеркс вернулся в Персию, но в Греции остался родственник царя Мардоний с многотысячной армией. Приходилось вновь готовиться к войне на суше.

Начальником афинской пехоты был избран Аристид. Командовал всей союзной армией спартанец Павсаний.

Греки встретились с армией Мардония возле беотийского города Платеи. Пять дней стояли при Платеях греческие и персидские войска, не вступая в бой. Каждая из сторон опасалась напасть первой.

Греки умышленно медлили: к ним все время прибывали подкрепления, а у Мардония же силы таяли, начали истощаться запасы продовольствия. Наконец, Мардоний решил наступать.

Поздней ночью к греческому лагерю подъехал какой-то человек и вызвал Аристида. «Я царь Македонии, – сказал он ему, – и хоть связан с персами, но в душе я эллин и мне невыносима мысль о порабощении Эллады. Знай, что назавтра Мардоний назначил бой, пусть же он не застанет вас неподготовленными». Сказав это, македонский царь ускакал обратно в персидский лагерь.

Битву начала персидская конница, осыпавшая греков тучей стрел. Мардоний смотрел, как наступает его конница, и был доволен. «Не говорил ли я, – обратился он к окружающим, – что на суше греки не устоят против нас, лучших бойцов в мире». Но радость его была преждевременна.

Преодолев первое замешательство, греки сомкнулись щитом к щиту. Летели стрелы, сверкали мечи, падали люди, и павших бойцов сменяли новые. Бой был долгим и упорным. Сам Мардоннй пал в битве.

Наконец, персы побежали. Греки бросились в погоню. Лишь немногие из тех, кто год назад пришел в Грецию, спаслись. Огромная добыча – золото, скот, рабы – досталась победителям. И главное, Эллада была, наконец, свободна; народ, сражавшийся за свою свободу и независимость, победил захватчиков.

Олимпийские игры
(А. А. Нейхардт)

Стать олимпиоником – победителем на Олимпийских играх – было заветной мечтой каждого греческого юноши.

Пышным и торжественным было прибытие олимпионика на родину. Он въезжал в город, стоя в колеснице, запряженной четверкой лошадей, увенчанный венком, в драгоценной пурпурной одежде. Его окружала толпа друзей и почитателей, для него устраивались торжественные шествия, великолепные пиры, всюду его встречали как героя, прославившего родной город. В честь олимпионика пели гимны, поэты слагали стихи.

Восхищенный красотой и ловкостью юного олимпионика Феогнета, знаменитый греческий поэт Симонид написал четверостишие-эпиграмму, которая была вырезана на пьедестале статуи, изображавшей Феогнета:

 
– Вот он, смотри, Феогнет, победитель в Олимпии, мальчик
Столь же прекрасный на вид, как и искусный в борьбе,
И на ристалищах ловко умеющий править конями,
Славою он увенчал город почтенных отцов.
 

Олимпионик, победивший в состязаниях трижды, получал право поставить в Олимпии свою собственную статую. Обычно город, откуда был родом победитель, заказывал статую олимпионика самому прославленному скульптору своего времени, и статуя была не только свидетельством славной спортивной победы, но и произведением искусства.

Завоевать победу на Олимпийских играх было нелегким делом. Ведь на них съезжались самые искусные атлеты древней Греции.

Каждые четыре года в Олимпии – древнем городе в области Элида на Пелопоннесе – можно было встретить жителей из всех городов и областей Греции. Специальные вестники сообщали заранее о начале Олимпийских игр. Они продолжались пять дней, и на это время по всей Греции провозглашался так называемый «священный мир». Все военные столкновения прекращались, и заключалось перемирие, за нарушение которого виновные карались крупным штрафом.

На Олимпийские игры приезжали жители не только из самой Греции, но и с побережья Малой Азии, из Сицилии, Италии, Африки, отовсюду, где находились греческие города-колонии.

Все прибывающие в Олимпию считались «гостями Зевса» – верховного божества древних греков и находились под его защитой. Издревле Олимпия была одной из главных святынь Греции. С Олимпией связана легенда о победе Зевса над его свирепым отцом Кроном, который, боясь, что сыновья отнимут у него власть над миром, пожирал своих детей, как только они рождались. Лишь одного маленького Зевса удалось спасти жене Крона, богине Рее.

Окрепший, выросший Зевс победил Крона и захватил власть в свои руки. В ознаменование победы Зевса над жестоким Кроном а были учреждены священные общегреческие состязания в Олимпии – Олимпийские игры. Их, по преданию, учредил греческий герой, сын Зевса – Геракл.

Все пять дней, в продолжение которых шли состязания, в Олимпии совершались торжественные жертвоприношения и священные процессии в честь Зевса – «отца богов и людей».

На главном алтаре приносились жертвы, которыми все города Греции желали почтить Зевса. Каждое жертвоприношение сопровождалось пением гимнов и пышными шествиями.

Каменная ограда с пятью входами окружала Альтис, место, где находились все главные святыни Олимпии. Люди, приехавшие в Олимпию на празднества, размещались за пределами ограды и на берегах реки Алфея. На время игр люди побогаче ставили кожаные палатки и тростниковые шалаши, а бедняки ночевали прямо под открытым небом. Но это никого не пугало, так как Олимпийские игры происходили обычно после 22 июня (в первый день полнолуния), а это было время большой жары. Вместе с огромным количеством паломников в Олимпию приезжало и множество торговцев самыми различными товарами. Кроме покупки и продажи, крупные купцы различных городов заключали между собой торговые сделки.

До начала состязаний «гости Зевса» осматривали достопримечательности Олимпии, где главной святыней был храм Зевса Олимпийского. В нем находилась знаменитая статуя верховного божества греков, изваянная великим греческим скульптором Фидием. Статуя была сделана из слоновой кости и золота. Созданная замечательным мастером, она поражала величием и красотой.

Зевс был изображен сидящим на троне в спокойной и величественной позе. Голову его венчал золотой венок из оливковых листьев, золотые волосы и борода обрамляли строгое прекрасное лицо. Золотой плащ покрывал полуобнаженную фигуру бога. В правой руке Зевс держал золотую статуэтку крылатой богини победы – Ники. Жезл, на вершине которого сидел орел – любимая птица Зевса, – сделанный также из чистого золота, находился в левой руке статуи.

Ноги Зевса были обуты в золотые сандалии. Все это великолепие усиливалось тем, что поверхность золота была украшена искусной чеканкой. Различные фигуры, цветы, разнообразные узоры украшали плащ и сандалии Зевса. У ног статуи была сделана надпись: «Афинянин Фидий, сын Хармида, создал меня».

Трон, на котором сидел Зевс, был также украшен золотом, слоновой костью, великолепной резьбой. Храм, где находилась статуя, был величественным и строгим зданием. Мощные мраморные колонны (их было 34), мраморные ступени высокого подножия, на котором стоял храм, мраморная черепица, покрывавшая крышу, – все сияло под лучами яркого южного солнца. Пол внутри храма был выложен плитами черного мрамора. Он смягчал яркий блеск золота, которое в таком изобилии украшало статую Зевса.

Почитатели Зевса жертвовали олимпийскому храму богатые дары. В числе пожертвований были чаши, сосуды из драгоценных металлов, статуи. Один из полководцев, захвативший на войне богатую добычу, поднес святилищу Зевса 101 золотой щит.

Часто города, воевавшие между собой, десятую часть трофеев уделяли храму Зевса Олимпийского.

В ограде Альтиса было выстроено большое количество особых сокровищниц для хранения богатых даров. В священной роще, окружавшей храмы святилища, стояли статуи олимпиоников. Их было множество, так как самой большой честью для победителя в состязаниях было право поставить статую в Олимпии. В древней Греции даже ходила поговорка: «Самое драгоценное имущество – золотая статуя в Олимпии».

Но, конечно, главной притягательной силой, привлекавшей в Олимпию такую массу народа в дни священных празднеств, были не столько достопримечательности святилищ – храмы, статуи, прославленный Фидиев Зевс или портик Эхо, где семь раз повторялось сказанное слово, сколько сами состязания. Лучшие атлеты Греции тщательно готовились к состязаниям. Новички, в первый раз выступавшие на олимпийском стадионе, приезжали в Олимпию за месяц до начала игр и под руководством опытных тренеров проходили специальную подготовку.

Имена участников состязания вносились в списки, составлявшиеся за год до начала очередных Олимпийских игр. Этими списками и всем устройством олимпийских празднеств ведали особые лица – элланодики, избранные на должность олимпийских судей.

На них было возложено соблюдение устава, по которому в состязаниях могли участвовать только полноправные, свободнорожденные граждане греческих городов. Человек, запятнавший себя преступлением, не мог появиться на состязаниях, каким бы выдающимся атлетом он ни был.

Устав Олимпийских игр предписывал также, чтобы ни одна женщина под страхом смертной казни не принимала участие в состязаниях. Даже присутствовать на них женщинам было запрещено.

В первый день Олимпийских игр на стадионе, вмещавшем около сорока тысяч зрителей, звучал сигнал трубы и толпа, затаив дыхание, слушала глашатая, объявлявшего о начале состязаний в беге. Он называл имена атлетов, спрашивал у народа, могут ли названные им лица принимать участие в состязаниях, нет ли среди них нарушителя священного устава Олимпийских игр. Если никто не выступал с обвинением против участников состязания, атлеты удалялись в особое здание, где, сбросив одежду, натирали все тело оливковым маслом.

Выйдя на стадион, каждый вынимал из серебряной урны жетон, на котором стояла буква, означавшая номер (в древнегреческой письменности не было цифр, они обозначались буквами алфавита). Элланодик отбирал у атлетов жетоны и распределял спортсменов по группам из четырех человек в соответствии с номерами. По сигналу трубы вперед бросались первые четыре бегуна. Тот, кто первым достигал столба, стоявшего у возвышения, на котором восседали элланодики, объявлялся победителем. После пробега всех групп атлетов начинались состязания победителей отдельных групп. Снова звучала труба, и глашатай объявлял имя первого олимпионика – победителя в простом беге. Его именем называлась вся олимпиада.

Постепенно условия состязаний в беге усложнялись. Были введены состязания в двойном, а затем и в шестерном беге, когда участники забега должны были шесть раз обежать вокруг арены. Самым же тяжелым видом этого состязания был бег в полном вооружении греческого воина – шлеме, поножах, с копьем и щитом в руках.

Затем шли состязания в борьбе. Обнаженные борцы, тела которых были натерты маслом, чтобы легче было выскальзывать из рук противника, подходили к урне с жетонами. Те борцы, у которых буквы на жетонах были одинаковыми, сходились для борьбы. Борец, три раза опрокинувший и прижавший лопатками к земле своего противника, считался победителем. Победители попарно боролись между собой, пока не оставалось двух сильнейших. Их схватка решала, кто же из них будет олимпиоником по борьбе. Кулачный бой, следовавший за борьбой, представлял собой жестокое зрелище. Хотя головы атлетов, бившихся попарно, были защищены бронзовыми колпаками на войлочной подкладке, но кулаки, обернутые кожаными ремнями с металлическими шишками, были страшным оружием. Таким бронированным кулаком часто наносились серьезные, а иногда и смертельные увечья. До наших дней сохранилась статуя работы греческого скульптора Дионисия, изображающая одного из победителей в кулачном бою. Художник мастерски передал сильную фигуру сидящего атлета, положившего на колени мощные руки с тяжелыми кулаками, которые завоевали ему славу олимпионика. Но эта слава досталась спортсмену нелегко.

Лицо атлета изуродовано страшными ударами противников, переносица переломлена, искалечено ухо. Об одном из таких бойцов писал греческий поэт Лукиллий:

 
– Где только были в Элладе агоны [26]26
  Агонамипо-гречески назывались состязания.


[Закрыть]кулачного боя,
Всюду участвовать в них я приходил, Андролей.
В Писе лишился я уха, без глаза остался в Платее,
В Дельфах с арены меня замертво вынесли вон.
Стали уже хлопотать мой отец Дамотел и наш город,
Чтобы хоть мертвым меня с места борьбы воротить.
 

Позднее (уже с 33-й олимпиады) в число состязаний был введен панкритий – сочетание кулачного боя и борьбы. Однако у бойцов не было защитных шапок и ремней с металлическими шишками для обматывания кулаков.

Состязания в Олимпии начинались с зарей и продолжались до сумерек. Зрители расходились уже при свете факелов, мерцавших в священной роще и на берегах реки Алфея.

Следующий день Олимпиады открывался пятиборьем. Все пять видов состязаний шли одно за другим: снова бег, борьба, метание диска, прыжки в длину и бросание копья. Олимпиоником пятиборья становился атлет, одержавший победу по всем пяти видам состязаний.

В последний день Олимпиады происходили состязания на ипподроме [27]27
  Ипподром– место конских состязаний.


[Закрыть]– бег колесниц. Это было захватывающее зрелище.

Тысячи зрителей криками подбадривали состязающихся. На огромной скорости колесницы, запряженные четверками лошадей, неслись по арене ипподрома, стремясь вырваться вперед и оттеснить соперников.

Вознице, правящему лошадьми, требовалось большое искусство и хладнокровие, чтобы подчинить своей воле разгоряченных и рвущихся коней, сдержать их на крутых поворотах, не перевернуть колесницу, огибая конечный столб арены. Двенадцать раз надо было промчаться по ипподрому, обогнав соперников.

Несчастные случаи на ипподроме были очень часты. Колесницы сталкивались, ломались, разгоряченные кони на поворотах разбивали колесницу о конечный столб. Однажды из сорока колесничих, состязавшихся на олимпийском ипподроме, благополучно закончить бег удалось только одному из участников.

Бурей восторженных криков встречали зрители победившую колесницу.

Однако часто возница, благодаря своему мужеству и искусству вышедший победителем, сам не был владельцем коней и колесницы, а звание олимпионика по уставу Олимпийских игр присуждалось хозяину упряжки. И тогда олимпиоником становился богач, вся доблесть которого состояла в том, что он владел колесницей и конями.

По окончании состязаний наступал торжественный момент раздачи наград новым олимпионикам.

Снова звучала труба, и глашатай громко называл имена победителей во всех видах состязаний, имена их отцов и город, из которого они прибыли.

Новые олимпионики в ярких одеждах, окруженные восторженной толпой, направлялись к храму Зевса. Здесь элланодики, облаченные в пурпурные одежды, торжественно возлагали на головы победителей венки из листьев оливы, по преданию посаженной героем Гераклом, сыном Зевса. A венках, перевитых белыми шерстяными лентами, с пальмовыми ветвями в руках, олимпионики вслед за судьями торжественно шествовали к алтарю двенадцати олимпийских богов. Это была пышная процессия, сопровождавшаяся пенном гимнов в честь учредителя Олимпийских игр – могучего Геракла. Шествие замыкали кони-победители, украшенные гирляндами цветов. Под звуки флейт, окруженные жрецами, многочисленными послами греческих городов и почетными гостями, новые олимпионики совершали благодарственные жертвоприношения.