Текст книги "Всем застрявшим в лифте"

Автор книги: Сергей Кобах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

2. Назад

«Домой!» – ликовало мое нутро, находясь на грани конфликта с сознанием. Один иностранец пошел к пилотам. Я вломил «морской звезде» сапогом, от чего он шустро вскочил с пола и уставился на недопитый ящик.

– Иди переводи, – напутствовал я его и, развернув лицом к кабине, придал легкое ускорение коленом. Он переводил пять минут. Ну о чем может говорить пилот «МИ-8» и высокопоставленный товарищ из «Дебирса»? О погоде, о водке, ну о бабах в конце концов. Не-е-ееет! Этот идиот похвастался, что там, на родине, у него есть свой вертолет, а другой идиот предложил полетать! Я всегда был сообразительным. Поэтому, когда я увидел, как пилот лезет из кресла, а проспиртованный гость гнездится на его место, я рванул бутылку из обоймы, налил всем по стаканчику, и мы, не чокаясь, выпили. И так четыре-пять раз. Это потом я узнал, что вертуха стояла на автопилоте, то есть выше-ниже заданного гость лететь все равно бы не смог. А тогда я находился в предчувствии скорой кончины и стремился залить боль утраты самого себя. Народ от меня не отставал. Тосты были краткие, но емкие. Совсно он был всего один, но говорился хором:

«Блияа-а-а-аа!!!!» – это когда гость закладывал очередной вираж и мы, обнявшись как родные братья, стучали зубами по стаканам.

Но все проходит. Прошло и это.

Только по прилету первый иностранец так посмотрел на своего коллегу-пилота, что я понял – сегодня будет кому-то больно.

ЮЖНОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ МОРЯ ЛАПТЕВЫХ

Полетели мы как-то на южное побережье моря Лаптевых. Долго летели, аж водки не хватило. Но прилетели. Смотрю: стоят две хибары и все. То есть совсем все. Куда ни глянь – белая целина до горизонта. Во, подумал я, романтик хренов, и что дома не сиделось? Но делать неча, разгрузились, вертуха улетела, а мы начали обживаться. Зимовье протопили, якутам двум местным налили по чуть-чуть. Их там всего двое и было. За жисть поговорили.

Спрашиваю – какая живность тут есть? Так это… медведи там… и… это… песцы, грят якуты. «Ну и хрен с ними, главное, чтоб не рядом», – подумал я, засыпая. Ночью проснулся от безумного желания лицезреть северное сияние, ну, и заодно сходить по-малому. Лучше бы я сразу под себя сходил, блин!

Выползаю из зимовья, думаю – отойду-ка подальше, чтоб северную красоту рядом не портить. Отошел. А настроение такое лирическое, северное сияние над головой мерцает, морозец сорок с лишним потрескивает. Расстегнул я штаны и вот в этой красоте приступил непосредственно к главной цели ночного визита на природу.

Стою, балдею.

Вдруг сзади на ухо: «А-Э-А-У-ААА!!!» Медвежий рев! Реакция сработала как надо. Брюс Ли плачет от зависти. Когда сообразил, что делаю, я уже давно бежал к зимовью мелкими, но необычайно скоростными шажками, так как штаны болтались где-то внизу и не позволяли увеличить шаг. «Ё…ный Маленький Мук!!!» – завыл я громче медведя и попытался на ходу освободиться от лишней одежды. Медведь, наверно, немного прибалдел, глядя на этот стриптиз в минус сорок градусов. Такого он не видел, наверное, с момента расформирования метеостанции, которая была в восемнадцати километрах. Восточнее.

Но мне было глубоко наплевать на медвежьи переживания. Я сам переживал не по-деццки.

При очередной попытке увеличить скорость я со всей дури навернулся на наст и, перевернувшись пару раз через голову, встал на колени. «Вот тот самый писец и медведи, про которых говорили якуты!!!» – понял я. Сообразив, что если немедленно не предпринять каких-либо действий, то грязного разврата с медведем не избежать, я как стоял раком, так и рванул к зимовью. Судя по тому, что меня еще не поужинали, медведь вторично прибалдел. Естественно, пожрать то худо-бедно всегда можно найти, а вот посмотреть на цирк-стриптиз с голым нечто, передвигающимся ракообразно по его родине, такого тут еще не видали!

На удивление, бежать на четвереньках со спущенными штанами оказалось намного легче, чем на двух ногах. Воодушевленный этим открытием, я дикой иноходью кинулся к двери. На тот момент мою дурную голову терзала всего одна мысль, а именно: что нехорошо врываться голым к спящим товарищам. Люди серьезные, могут не так понять.

Доскакав таким макаром до двери, я трусливо оглянулся через плечо. Медведя не было! Ага, зассал вонючка! От радости я за доли секунды натянул портки и радостно ввалился в зимовье. И заснул.

А на утро я узнал от местных, что медведь орал далеко от жилья, но так как по тундре зимней ночью звуки разносятся ого-го как, то кажется, что он стоит у тебя за спиной.

P.S. А мож, он все-таки был, а?

ОГНЕБОРЦЫ

На том же побережье моря Лаптевых.

Жили мы в деревянном зимовье на пять человек. Зимовье было построено в эпоху Колумба, но несмотря на это, стояло крепко. Стены были выложены из немереной толщины бревен, крыша (уголком) и потолок из чего-то, очень похожего на шпалы.

Нар было всего четверо, так что я и еще один товарищ спали валетом. Не очень эстетично, но все же лучше, чем на покрытом инеем полу. А еще была там печка. Ну печка как печка, только размера была такого, что в нее вагон дров можно было загрузить.

После трудного дня все, как водится, приняли немного охлажденной при минус сорок градусов водки и разлеглись по полатям. Неспешный разговор постепенно перешел в разномастный храп. Заснул и я. Часа в три ночи проснулся от нестерпимого желания сходить в тундру. Лежу, собираю в кулак силу воли.

– Серега, – раздался голос соседа по нарам. – Глянь, какое северное сияние!

«Совсем, что ли, допился, – подумал я. – Как это он сияние, блин, с нар увидел?»

– Да вон, посмотри туда, где труба от печки в потолок упирается. Как красиво переливается там все!

Пока я наводил фокус на указанную точку, сосед сдавленным голосом завопил:

– Серега! Горим!!!

Пля, пронеслось в мозгу, пришли песцы стадом. Это при такой морозяке без жилья остаться?

В зимовье постепенно нарастала паника. Народ хлопал глазами со своих лежбищ и лениво вопрошал, что происходит.

– Да вот, горим на хрен, – меланхолично донеслось из одного угла.

– И давно горим? – поинтересовались из другого угла.

– А кто его знает, по-моему, пора дергать отсюда, – донеслось откуда-то с середины.

В рядах отдыхающих наступило оживление, и через минуту все стояли одетые. На мороз никто выходить не хотел.

– Ну давай, глянем, что там горит, – поступило предложение.

С помощью лома отковыряли одну балку с потолка. Горело красиво. Огнем был охвачен весь чердак.

– Бляааааа! – осознание грядущего геморроя проникло в сознание людей. Я ломанулся на выход, чтоб завести заглохший бензогенератор, так как в дыму и без света чувствовал себя как-то неуютно. Остальные, с энтузиазмом искателей кладов в старинных домах, рвали потолок ломами. Напомню – потолок был сложен из тяжеленного бруса, и поэтому отрыв и падение каждой деревяхи сопровождалось затейливым матом того, на кого она падала.

С третьей попытки запустив генератор, я кинулся в дом. Там в дыму недавно мирно спящие люди с остервенением обкурившихся шаманов тыкали ломами в потолок. Завершала сюрреалистичную картину тусклая лампочка и отодранные с потолка брусья, висящие на одном гвозде. Меж них сновали люди и отчаянно матерились. «Ну, пля, форд Байярд какой-то», – подумал я, шагая вовнутрь и намереваясь принять участие в вакханалии.

– Иопт, Серега-а-ааа, – раздалось из дыма, и я увидел летящий на меня брус, который будучи оторванным с одного конца, как маятник летел мне в лоб. Реакция у меня хорошая, и брус прошел в пяти сантиметрах от головы.

– Аааааа! – раздался вопль пожарника-самоучки, который шел позади, и брус, пролетевший мимо меня с потрясающей точностью, зарядил ему в дышло. Растопырив глаза, как будто увидев водку по два двадцать, этот борец с огнем, горестно всхлипнув, покинул помещение задом наперед и с глухим стуком прикорнул за порогом.

Борьба со стихией продолжалась. Я понял это, когда, пробившись к столу, заметил одного огнеборца, сосредоточенно наливающего водку в пять стаканов.

– Один не наливай, – сказал я. – Леха не будет.

Я имел в виду товарища, который после контакта с деревяхой все еще пучил глаза за порогом. Издалека казалось, что он борется с запором.

Нет ничего прекрасней, чем в горящем помещении пить водку. В дыму и копоти, с играющим над головой племенем вокруг стола стояли люди и ждали, кто скажет тост. Тостом послужил самостоятельно отвалившийся с потолка брус, который зарядил по хребту предполагаемого тамады. Несостоявшийся тамада сдавленно хрюкнул и без слов опрокинул стакан. Вслед за ним и мы повторили молчаливый тост.

Через час зимовье было потушено. Посреди тундры стояли пять негров и чесали репы. Хотелось спать. На пятерых еще оставалась половина зимовья, и, наскоро заколотив дыры, мы завалились по нарам.

ОХОТА

Эта, есть такая штука, марку не знаю, в простонародье танкетка. Или танк. На таких геологи романтично рассекают по говнам России. Оно на гусеницах. В кабине разговаривать невозможно – лязг и грохот. Кузов тентованный. В Ём люди сидят. Лежат. Пиют.

День первый

Рыбалка, охота… Много времени я провел там… Даже иногда охотился и рыбачил.

На рыбалку пешком? Та не смешите мои иаицы! Ежели недалеко, то на танкетке. Ну а ежели далече, то на вертухе. В этот раз было рядом, верст двести, поэтому, подшаманив накануне танкетку, в шесть нуль-нуль загрохотали в сторону севера. Пока водитель с нереального бодуна остервенело дергал рычаги в кабине, мы уютно устроившись в кузове и под лязг траков приступили к рыбалке. Рыбачилось хорошо, и поэтому через пару часов мы уже были готовы наступить на ногу бенгальскому тигру, а дернув за вторую, разорвать его.

В семь нуль-нуль, съехав с дороги и проехав пару километров, водитель решил, что он в пустыне, и ессно сразу булькнул в небольшую, но глубокую лужу.

«Етить его налево», – решил водила и, заглушив танк, проорал нам, что все (дальше нецензурно!!!)…

– Серег, ты у нас самый младой, – послышалось из глубины кузова, – сходи, выясни, че этот танкист так разорался.

Утром на Севере романтично… Градусов пять плюса и тума-а-а-а-н.

Кто-то услужливо откинул задний полог.

Кто-то налил стопарик.

Почему орал этот «танкист», я понял сразу, как-только выпрыгнул с заднего борта. Воды было как раз до него. До борта.

Собсно это я успел заметить еще в полете.

– Них… себе!!! – растопырив руки, заорал я, когда понял, что сейчас предстоит. А предстояло окунуться в романтику.

Вот в эту романтику я и окунулся по самые ухи. В прямом смысле. Когда я погружался в воду, перед глазами отчетливо предстали все родственники водителя, аж до седьмого колена. Особенно их матери и матери матерей.

Мой радостный вопль разбудил стаю куропаток и озадачил сидящих в кузове. То, что они еще не просекли ситуацию, я понял тогда, когда очередной гонец, посланный узнать, «что эти два м…ка раскричались», аккуратно опустился рядом со мной на дно.

Из воды мы вылезли.

Потом вынимали оттуда танк.

Потом пили и сушились. Зубы стучали, водка не брала.

День второй

Просохнув и подкрепившись, мы мчались на всех порах вдоль кромки воды какой-то речки. Народ продолжал обедать в кузове, а я сидел наверху.

Отступление. Между кабиной и тентом есть довольно-таки немало места. Кроме решеток на впуск и выпуск воздуха для двигателя, там еще стояла скамейка.

Вот на этой скамейке с ружом наперевес я и сидел, подставляя лицо набегающим потокам воздуха и щурясь как китаец.

Пьяненький водитель привычно дергал рычаги, из кузова доносилось нестройное пение. Наша ракета летела к цели.

Мне бы спуститься к народу да упицца вусмерть. Да кто ж знал…

Пролетая очередной поворот вдоль реки, водитель немного отклонился от маршрута, и танк, прокладывая дорогу, ломанулся через лесок.

Ветки хлестали по роже, от некоторых я успевал увернуться, от некоторых нет.

Это было мое дерево. Вернее, не дерево, а ветка, которая росла горизонтально, как раз на уровне моей улыбки. Уворачиваясь от мелких веточек, я ессно ее не заметил. В очередной раз подняв голову, я понял – это песец. Причем полный и бесповоротный.

И, не успев погасить улыбку, я принял этот дар природы.

– Иопанама-а-а-ать!!! – только и успел взвизгнуть я.

Удар бубена вырвал из седла молодого казака. Веселой каруселью я прокатился по верху тента и со всей дури приложился на мох. Ружье еще продолжало кувыркаться в воздухе. Я, лежа на спине с выпученными как у рака глазами, следил за его полетом. «Ну за что, хосподи?» – пронеслось в голове, когда ружье грохнулось сверху. Хе-пля – вылетел из меня последний воздух.

Лежа в обнимку с ружом, мы тоскливо наблюдали, как вдали скрывается танк. Или мне показалось, но из кузова пели что-то про «отряд не заметил потери бойца».

Они вернулись. По традиции отметив это дело, мы продолжили наслаждаться охотой.

ЙЕТИ НЕДОДЕЛАННЫЙ

Жара градусов тридцать. Да и хрен бы с этой жарой, но уж очень доставали комары. Эти твари долбили нас, как дембеля вокзальных шлюх. Они умудрялись залезать в штанину и, проделав нелегкий путь наверх, кусали в шею. Поэтому, несмотря на жару, приходилось закутываться очень плотно.

Шел пятый день охоты.

Жара и комары достали окончательно, и, уйдя за три километра, я разделся до «в чем мать родила», сложил одежду на берегу и полез в воду.

Ооооо! Какое это наслаждение лежать голым на перекате, на глубине сантиметров в двадцать, в ледяной северной речке. Лежать, смотреть в чистое небо и думать ни о чем. Комары, офигевшие от такой наглости жертвы, ушли на совещание, а я лежал и дремал. Может быть, я и уснул бы, но мешали гольяны, то и дело бьющиеся в иаица, поэтому то и дело приходилось отгонять их. Любопытные рыбки на минуту отплывали, а затем поняв, что им ничего не грозит, с удвоенной силой атаковали меня.

Вдруг вдалеке послышался рокот вертолета. Поскольку нас должны были забрать только через неделю, то я особо не забеспокоился. Ну летит себе куда-то по своим делам.

Рокот нарастал. Я раскрыл полусонные глаза и уставился в небо.

Вдруг из-за сопки, закладывая красивый вираж, стремительно появился вертолет и завис надо мной.

И вот лежу я, значит, в позе морской звезды как раненый Ихтиандр, пялюсь на пилотов, а из открытой двери на меня смотрят офигевшие рожи. Я, конечно, могу их понять, в трехстах километрах от ближайшего жилья увидать в реке такое! Ну посмотрели, поудивлялись. Ну и валите отсюда! Но нет. Эти недоумки что-то там засуетились, закопошились, и я с ужасом увидел наставленные на меня объективы фотоаппаратов и видеокамер!

«Блин, для календаря, что ли, снимать собрались?» – мелькнуло в голове. Вот неудобно-то как получилось… А куда деваться? Голышом бежать на берег? Ну нет! Нет ничего унизительней бегущего голого человека. Решение остаться, скажу честно, далось мне нелегко, но, приняв его, я продолжал спокойно разглядывать зависший надо мной вертолет, как будто они тут каждые десять минут пролетают и надоели уже пуще комаров.

Только лишь ладошки я сделал домиком и прикрыл ими причинное место.

Гольяны, задрав головы и увидев вертолет, что-то закричали, пуская пузыри и взмахнув хвостиками, понеслись к берегу.

А я лежал, голый, как курица на противне, и мысленно гнал этих не в меру любопытных товарищей прочь.

Наконец, сделав кучу снимков голого мужика в тайге, эта толпа кинофотооператоров взяла курс на свою точку.

Из рассказа пилота:

– Взял по приказу начальства на борт несколько иностранцев и повез с экскурсией в соседний поселок. Пока летели, вспомнил, что вас недавно на охоту забросил. Дай, думаю, проведаю, тем более от курса почти и отклоняться не надо. Лечу низко, чтобы эти буржуинские дети красоты природы рассмотрели.

Пролетаем сопку, смотрю, оппа, кто-то отмокает. Ну, значит, все в порядке, выпили накануне, теперь в водичке балдеют. Только хотел на курс лечь, как эти недоумки что-то орут по-ненашенски и на тебя показывают. А переводчик мне переводит. Говорит, наши гости спрашивают, кто это. Ну, а ваша заброска несанкционирована, и чтобы не спалиться, я возьми и ляпни – да снежный человек это! Их здесь много. Тут эти дятлы как накинулись на меня, давай доказывать, что снежные люди волосатые и размерами поболе, руками машут, слюной брызжут. Ну я им и говорю, что это у вас там они волосатые. А наши на лето шерсть скидывают, а к зиме обрастают. И вообще, продолжаю, вы живого йети видели? Нет? Вот то-то же! А я таких (кивает на меня) постоянно вижу.

Господи, как они засуетились, ручонками машут, орут что-то такое, что и переводчик перевести не смог. Полезли в сумки, подоставали фотоаппараты и видеокамеры.

Глаза пучат, орут, что им срочно надо приземлиться, чтоб, значит, зафиксировать йети в среде его обитания.

Ну, думаю, влип. Ну, раз уж начал врать… Говорю, что нельзя к ним подходить, пугливые они очень. Вот напугаем детеныша (опять, гад, на меня кивает), и у него потом от страха что-то там происходит и детей у него больше не будет.

Поутихли буржуины, начали сверху снимать.

А снизу на них смотрел удивленными глазами ничего не подозревающий детеныш йети.

ВЗРЫВНИК – ПРОФЕССИЯ ПОЧЕТНАЯ

Работал в карьере на практике. Это щас морда круглая, ремень натянут. А тогда пацан худой и тощий после студенческого-то года. А работал взрывником. Работа простая.

Приезжает на блок (обуренный участок в карьере) машина с тремя контейнерами. В контейнерах мешки со взрывчаткой (ВВ) по сорок два килограмма каждый. Один взрывник пытается аккуратно эти мешки подавать сверху, а остальные, как муравьи в очереди, подходят к нему, принимают мешок на плечо и потащили его на скважину. Иногда машина останавливалась на кочке, и мешок, подаваемый сверху, некоторое расстояние пролетал, прежде чем улечься на плечо.

Так было и в этот раз. Только неделю шли дожди, и блок скрылся под водой. Особую радость доставляло идти по этому глинистому болоту с мешком, зная, что в любой момент нога может провалиться в скважину. Еле выдирая ноги из глины, я полз от машины к точке сброса мешка. Мне было еще ничего. Маленький вес не давал моему телу погрузиться сильно в дерьмо. А вот мужики, весом под девяносто килограммов, шибко страдали, когда нога проваливалась в лучшем случае по колено. И хотя мне было идти легче, чем им, сорокакилограммовый мешок нивелировал все мои преимущества.

После очередной ходки подползаю к машине уже на автомате и, не глядя вверх, подставляю плечо.

– Держииии!! – заорали сверху.

Звук вопля был подозрительно далек, и я, задрав голову, понял причину. Там открыли новый контейнер. И мешок, лежавший на самом верху, летел ко мне. Нет, ну это же надо! Ну не мог он кого посимпатичнее дождаться! А тем временем мешок, как гигантская какашка от пролетающего мимо слона, грохнулся мне на плечо.

– Йоооооптыыть!!!! – заорал я.

– ЧАВК! – сказали мои копыта.

Помните народный эпос? Ударил Добрыня раз, и ушел злодей по колени в матушку землю. Ударил второй, и уже по пояс ушел злодей в ту же матушку! Так вот, эту байку летописцы подглядели у меня. Потому как после удачной поимки мешка (ну зачем я его вообще ловил, а?) я с громким чавком ушел по бедра в глину. А что вы хотели? Тело хоть и худое, но острое! И вошло, прибитое сверху мешком, оно в глину, как свая в метрополитен.

Че делать? Надо работать, план горит, а я, как березка, закопанная по самый корень, торчу посереди карьера, и не выдернуть меня, не своротить. Хотя предложение подковырнуть меня бампером поступило, но я возразил, дескать, уж лучше корни тут пущу, чем вы, идиоты, меня бампером «КРАЗа» сковыривать будете.

Мужики пожали плечами, машина отъехала, работа продолжилась. План есть план!

А я остался стоять, упираясь яйцами в землю и держа на плече мешок с ВВ. И бросить бы его надо было, но, блин, он же сразу в глине утонет, и как я его потом, всего в дерьме этом, потащу дальше?

Прошло минут десять. Мужики ушли на перекур за блок. Я, символизируя хрен в стакане, продолжат стоять. Ессно, я пытался вытащить ноги. Но то ли ногам там понравилось, и они не хотели из говна вылазить, то ли мешочек о сорока килограммах мешал им, но вытащить я их не мог. Зато они с непонятным энтузиазмом начали разъезжаться.

Чего-чего, а сесть на шпагат с таким грузом да в такое дерьмо мне совсем не улыбалось. Но ноги упорно при малейшем движении разъезжались все шире и шире.

Еще через десять минут шпагат достиг предела, и начали выпучиваться глаза. Изо рта текла слюна, и морда была перемазана глиной.

Вот такую картину, я с мешком на плече, на полушпагате, с выпученными глазами и весь в дерьме, застала комиссия Госгортехнадзора.

На производстве есть такой закон – чтобы поменьше нашли нарушений, в момент проверки производства никто не работает. Перерыв, перекур, ремонт. Любой простой будет более экономически выгоден, чем нарушения, найденные госнадзором.

Ну и в соответствии с этим законом все ломанулись, кто курить, кто ремонтироваться. И я бы ломанулся, но нечем было.

И вот стою я посреди карьера, как памятник Церители, и радостно пучу шары на комиссию.

Ничего не сказала комиссия. Молча посмотрела. Молча уехала.

– А иди оно все в пень! – подумал я. И тот карьер, и этот мешок на плече. Ноги затекли, руки затекли.

Из последних сил я стряхиваю ненавистный мешок с плеча. Ндааа, а руки-то затекли конкретно. Все, это песец! И, не имея сил разжать зажатый в объятия мешок, я нырнул следом. И сразу приобрел позу напуганного страуса. Ноги из глины еще не вылезли, а руки, прижатые сброшенным мешком, уже торчали в этом дерьме.

Мужики, пришедшие с перекура, долго загибались и падали рядом.

План был похерен.