Текст книги "Всем застрявшим в лифте"

Автор книги: Сергей Кобах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

КОММЕРСАНТЫ БАНАНОВЫЕ

В далеком, но сильно запомнившемся 1992 году сидели мы с друзьями в общаге одного технического вуза и размышляли. А размышляли мы о том, где заработать денег.

– Мож, закрышуем кого? – предложил Витек. – Вон, под общагой магазин поставили. Будут бабки нам платить?

Мы тут же загнулись в пополаме, представив Витька в роли крыши. Витька, вес которого вряд ли превышал вес кассового аппарата в этом же магазине, а худоба была темой постоянных приколов. Бандитом он никогда не был, просто дискуссия носила свободный характер, и все предложения внимательно выслушивались. Даже такие нелепые.

– А давайте баксы покупать-продавать? – разродился Димон. – Ночью в палатке дешевле купишь, утром дороже продашь? Вон Серега (он кивнул на меня) иногда делает так, и все о’кей.

Я действительно периодически приходил в палатку, где на тот момент работал мой друг, и всю ночь, сидя рядом с ним, покупал доллары, естественно, дешевле, потому что «ночной курс». За ночь я три раза успевал потратить рубли, затариться долларами и смотаться в нашу же общагу, где спокойно продавал зеленую валюту каким-то арабам и вьетнамцам, но уже по нормальному курсу.

Заработок этот нельзя было назвать регулярным и безопасным. Потому что, помимо ментов, там приходила еще и вот эта самая крыша, но не в виде худосочного Витька пешком, а даже совсем наоборот – в виде двух конкретно упитанных «чиста пацанов» на «девятке». Смотрели они не опозоренным высшим образованием взглядом, совершенно одинаково что на бутылки, что на нас, что на сникерсы. Для них мы были все одинаково ценны.

Иногда туда приходили люди с обрезами из охотничьих ружей. Приходили они, как правило, ночью, просовывали в окошко ствол и тихо просили угостить их деньгами и водкой. Иногда просили открыть дверь и тогда сами брали, что хотели. И почему-то всегда прощально салютовали выстрелом в витрину. По крайней мере два раза так было точно.

Поэтому сие предложение я отмел как сильно рискованное и противоречащее закону.

– А у меня знакомый на рынке торгует. Фруктами там разными, овощами, – мечтательно проговорил Олег с погонялом Хохол.

– А где он их берет? – возник резонный вопрос.

– Та на оптовой базе. Приезжает, покупает оптом дешевле и продает в розницу дороже, – пояснил Хохол.

– Да ну-ууу, – протянул народ, – где все хранить, где торговать?.. Нее-е-е, не пойдет.

А меня эта мысль зацепила. Когда, так и не придя к консенсусу, господа будущие коммерсанты разошлись, Олег поведал мне всю цепочку поподробнее.

– Ну чо, – подытожил я, будем пробовать.

На следующий день мы с Хохлом на моей древней «Волге» поехали на оптовую базу. Бананы там действительно имелись. Только вид они имели какой-то непрезентабельный.

– Ничего, – успокоил меня Хохол. – Денек полежат и пожелтеют.

Побегав по базе и внеся в кассу денег, мы затарились двумя десятками коробок с бананами. Салон «Волги» сразу стал напоминать банановое кладбище. Эти зеленые заморыши торчали изо всех щелей и навевали мысль о грядущем прорыве в российской коммерции.

Операция «продажа бананов» была намечена на завтра.

Всю ночь я ворочался и волновался, как бы злоумышленники не разгрузили машину, пока я тут сплю. Хотя запах от машины стоял такой, что наверняка злоумышленники падали без сознания метров за пять до автомобиля.

Утром, как и было договорено, я приехал на рынок. Около пустой коробки из-под телевизора, на которой красовались весы, гордо ждал Хохол. Венчало гордую композицию объявление «Бананы не дорого. Специальный сорт».

– А что за сорт-то такой, специальный? – поинтересовался я.

– А ты как зеленые бананы собрался продавать? – искренне изумился Хохол. И точно, народ вокруг нас вынимал на прилавки гроздья желтых, благоухающих бананов. Мы же со своими зелеными недобананами смотрелись, мягко говоря, отщепенцами.

И тут появился первый покупатель.

Мы не ставили себе цели немеренно завариться на продаже экзотических фруктов. Мы даже в бизнес-плане не учли транспортные расходы. Просто немного приподняли цену по сравнению с закупочной и все. Цена, как потом оказалось, была намного ниже средней по рынку.

– Почем бананы? – спросил первый покупатель и пошел дальше по рядам. Цена бананов, которую назвали мы, дошла до его мозга только после того, как он еще спросил о цене пяток продавцов. Резко развернувшись, он подошел к нам.

– Так почем бананы? Да? А почему так дешево?

– А потому, что им еще пару дней полежать надо, – честно ответили мы хором. – Вишь, какие зеленые? Как с бодуна.

Покупатель немного помялся, но все-таки купил зелено-банановую кисть.

А потом поперло. Народ даже и не смотрел на банановых конкурентов. Создавая нездоровый ажиотаж, он толпился возле импровизированного прилавка и вожделенно смотрел на оставшееся количество бананов. Зеленые бананы оказались той самой незаполненной нишей этого рынка. Хотя на вкус они напоминали «крем для рук нейтральный», но покупателей это не волновало. А я, зная особенность бананов прекрасно созревать под кроватью, не тревожил свою совесть.

Ближе к обеду полмашины было продано. Но народ все еще жаждал зеленой экзотики. Хотя косые взгляды соседей по бизнесу мне совсем не нравились, но они отошли на второй план, когда на рынке появилась милиция.

– У вас есть разрешение на торговлю? – поинтересовалась милиция.

Ясен перец, у меня была куча разрешений, и все, блин, подписанные Главным Начальником Московской Милиции. А еще у нас имелись опломбированные весы, санитарные книжки, одноразовые перчатки, регистрация в налоговой и прочая шняга.

Короче, не было у нас ни хрена.

– Значит, проедем со мной! – хмуро предложил служивый.

В момент начала этого разговора я как раз пошел за очередной партией бананов и, видя такое дело, стал рассматривать ситуацию со стороны.

Хохол как мог словесно вертелся, но мент был непреклонен. И хотя было видно, зеленые опарыши не вызвали у него не то что жажду наживы, а даже и простого аппетита, но, видать, мы были приговорены к официальному оформлению, для галочки.

А в это время его напарник радостно реквизировал у таких же бедолаг, как и мы, лотки с персиками, яблоками, сливами и прочее. Судя по тому, как он бережно ставил лотки в салон старого «Москвича», сии фрукты вряд ли предназначались для официального изъятия.

Наш мент, взяв с брезгливостью ящик с бананами, уже было направился к своей машине, как…

…Как я, понятное дело, никак не прицепленный к этой ситуации, вытащил фотоаппарат без пленки и, усевшись на капот «Волги», стал с особым цинизмом фотографировать ментов, как муравьев волокущих в свою машину различную пищу с разных концов рынка.

Бананы, вдруг оказавшиеся нереально тяжелыми, выпали из рук милиционера и с грустным деревянным стуком упали на асфальт.

– Тт-т-ы это чего? Ты чего-зачем-и-кто фотографируешь? – задал мне понятный вопрос товарищ мент.

Не успел я и рта раскрыть, как лицо служивого озарила догадка. Он аж засветился весь.

– А-а-а-а!!! – с радостью Вассермана, победившего в «Своей игре», воскликнул он. – Вы из газеты?!

Я гукнул что-то утверждающее и, наведя фотоаппарат на его напарника, пытающегося уложить третьим рядом на заднее стекло лоток, нажал на спуск.

Старая мыльница громко щелкнула, отчего служивый дернулся всем телом, и зажужжала, перематывая кадр несуществующей пленки.

Проследив взглядом за объектом моей съемки, он на редкость проворно кинулся к напарникам и что-то жарко им зашептал.

Напарники на секунду замерли, по-доброму глядя на меня, потом… Не, я не поверил своим глазам. «Все, все, что было нажито непосильным трудом, все…» Короче, почти полный «Москвич» в мгновение ока был разгружен трудовыми милицейскими руками, а сам наряд, шустро запрыгнув в своего полудохлого Росинанта, рванул с рынка, как америкосы с Сайгона.

Мы с Хохлом радостно, но немного нервно посмеялись и решили на сегодня эксперименты прекратить, а продолжить завтра. Тем более что вложенные деньги были уже отбиты, и последующая торговля обещала чистый навар.

А вечером, нажравшись в общаге и догадавшись, какого геморроя мы случайно избежали, и поняв друг друга с полуслова, мы употребили бананы на закусь. Этими бананами после нас пол-общаги еще неделю закусывали. Когда осталась последняя ветка, пьяный Хохол заметил:

– Смотри, а ведь они пожелтели!

И точно, среди зеленых бананчиков виднелся один, дозревший, светло-желтый фрукт.

ПЕРВАЯ ОХОТА

Лет десять мне было, когда батя первый раз взял меня на охоту. За неделю до этого я уже не мог спать, переживая, что вдруг все сорвется или батя передумает.

И вот настал день X. Я, сунув ноги в резиновые сапоги, уже час стоял в прихожей, переминаясь с мысли на мыслю и думая, все ли я взял? Батя собирался неторопливо, со знанием дела, периодически останавливаясь и критически оглядывая кучу вещей, посереди которой в кожаном чехле лежала его двустволка.

Наконец подъехал «уазик» и, перегрузив все вещи в него, мы двинулись на сафари.

Я так и думал, что до места мы на «уазике»-то и поедем. Оказалось все не так просто.

Подъехав к берегу Далдына, который пересекал поселок поперек, водитель заглушил мотор, и воцарилось молчание.

«Неужто все?» – сердце упало в сапоги и там съежилось. Это и есть вся охота? Однако я плохо знал батю. Как оказалось.

Через полчаса на другом берегу показалась танкетка, которая, съехав по пологому берегу в тихие воды Далдына, потихоньку погребла в нашем направлении. Батя оживился.

– О! Вот и Витя. – И мне: – Давай, шмотки из машины вытаскивай.

Я до этого подобную технику только на картинках и видел, поэтому можете представить ощущения десятилетнего пацана, впервые забравшегося на сие чудо.

…Чудо, громко рыкнув мотором, лязгнуло траками и покатило в лес. В дороге, которая заняла весь день, ничего необычного не было. На месте нас встретило холодное зимовье, разлившаяся река и холодная погода.

Но на утро все изменилось – светило солнце, река, освобожденная ото льда, спокойно текла, что-то там бурча под берегами, в доме было тепло. Мужики уже успели похмелиться и поэтому обладали настроением, соответствующим окружающей обстановке.

– Ну что, пойдем, уток подсадных поставим? – батя взял вязанку резиновых птиц и направился в заводь. Я, потому как ни разу не видел это священнодейство, кинулся следом.

Утки у отца были какие-то импортные, красивые. Привязанные к кустикам, они плавали как настоящие.

…Весь день мужики просидели, глядя в небо… Птица не шла… И тогда было принято решение, вполне традиционное, но, как я сейчас подозреваю, несколько скоропалительное. А именно – они решили поужинать.

Я остался на посту – ввысь глядящим, а они торжественно скрылись в зимовье. Через пару часов дверь зимовья отворилась, и показался веселый батя. Очень веселый.

– Ну, что, хочешь пострелять? – произнес он волшебные слова.

– Ну так… Ессно! – в зобу от радости что-то сперло, а ноги сами несли меня туда, где, прислоненное к стене зимовья, стояло ружье.

– Ааа… ээээ… Стрелять-то куда? – мой оригинальный вопрос достиг адресата и вернулся в виде ответа

– А вон, в резиновых и стреляй! – Батя был на сто процентов уверен, что я не попаду. Потому и разрешил.

Ружье было тяжелое, неудобное. Прижав приклад к плечу, я почему-то не доставал пальцем до спускового крючка. А если доставал, то приклад ложился мне на плечо сверху. Со стороны казалось, что я держу не охотничье ружье, а фаустпатрон какой-то.

Наконец бате надоело мое обезьянничество. Тем более что уток не предвиделось, а в зимовье еще оставалась водка и жирно-наваристый шулем.

– Давай, – батя сел на корточки, – клади ружье мне на плечо и целься. – Вряд ли по трезвости он решился бы на такое, но тут сами понимаете, природа… речка… солнышко…

Ухнув ему на плечо непослушное орудие, я начал выцеливать резиновую утку.

– Правее… ниже… осторожно… левее… – батя, решив нынешним вечером сделать из меня Робин Гуда, давал дельные советы.

Вообще то я и без него знал, как целиться. Дома у меня было ружье, стреляющее пластмассовыми пробками.

– Ну как? – бате надоело сидеть на корточках, изображая орудийный лафет. – Прицелился? Тогда – огонь!!! – торжественно провозгласил он.

Я до сих пор не могу понять, как мой первый в жизни выстрел получился дуплетом? То ли случайно на оба крючка нажал, то ли еще что. Не знаю.

…От выстрела, а точнее от отдачи, я сверзился на землю тут же. Далее все шло по секундам.

…Пока я падал с ружьем, батя, чуя что оглох, засунул в ухо палец.

…Я упал, попутно этим ружьем огрев отца по голове сбоку.

…Батя, не вынимая пальца из уха и с очень удивленным выражением на лице, начал прикладываться боком на землю.

…Я, чуя нехилые пилюли, осторожно пополз в чащу.

…Дядя Витя, до этого сидевший в зимовье и пивший водочку, решил, вот оно счастье! Утки налетели! В портянках на босое тело он вылетает из зимовья, краем глаза видит притаившегося в кустах отца с ружьем на голове и стайку плавающих уток. Ну не было у мужика времени ни на осмысливание ситуации, ни на идентификацию пернатых.

Припав на колено, дядя Витя начал палить со своей пятизарядки, как со «шмайсера».

…Батя, от канонады приподняв из травы голову и узрев дядю Витю, остервенело расстреливающего что-то там на воде, понял – вот оно, счастье! Утки налетели!

Отрепетированным жестом он переломил свое ружье, вогнал пару патронов и, припав на колено, сделал два выстрела по целям.

Через некоторое время с берега донеслось.

– А ты чо стрелял?!

– А я сморю ты стреляешь! Ну я тоже!

– Это не я стрелял! Это Сережка!

– А потом зачем стрелял?!

– Да вот, утки… показались.

– Какие утки?! Вот эти?! – дядя Витя театральным жестом обвел резиновое побоище. – Вот эти?! – трагичным голосом повторил он.

Авиабомба, попавшая в магазин резиновых игрушек. Вот что творилось в тихой заводи. Это был расстрел безоружных пленных, по-другому и не назвать. Итогом охоты явился полностью испорченный комплект подсадных резиновых уток, которые, кстати, были у бати с дядей Витей напополам.

НЕМНОГО ПРО ХУЛАХУПЫ

Супруга смотрела на себя в зеркало и как-то критически выражалась.

Чо делать-то? Ну, что делать?

А чо делать? Не, ну в натуре? Я-то, я-то чо могу посоветовать? И я сказал то, что думал:

– Знаешь, дорогая, а мне глубоко по х… Я тебя и любую люблю.

«Дорогая» ме-е-едленно отвернулась от зеркала, вперила в меня свои добрые очи, ласково свела на переносице брови и нежно, медленно повышая тон, спросила:

– Чо-о-О-О-О?!?!

Я пристально смотрел в телик, всем своим видом показывая, что уже молчу как минимум час, а все это ей послышалось. Иногда это прокатывало. Но не в этот раз.

– Так что ты сказал?! А?! Вместо того… чтобы… подбодрить… сказать… а ты… ты… Ну вот на кого я похожа сейчас?

– На унылый дилижанс, – не стал врать я.

Тяжелая, карающая длинные языки длань опустилась мне на затылок и придала голове скорость, резко отличимую от скорости остального тела.

Не сказать, что после этого я поумнел, но стал более осторожным в выражениях. И, как ни странно, в мыслях.

…А вечером в доме появилось ЭТО. Оно было взято напрокат у подруги, по словам которой, ЭТО творит чудеса с женской фигурой. И хотя описанных чудес в подругиной фигуре не наблюдалось, но вера в чудо – она слепа, глуха и зачастую глупа до удивления.

ЭТО представляло собой обруч. Как сейчас его называют – Хула, извините, Хуп. Хулахуп. И, главное, как удивительно точно автор идеи дал название этому устройству! Название из двух слов, и оба на букву «х»!

Эта Хулахупина была не просто обруч. Не, точнее формой это был обруч, но вот внешностью… Это был просто апофеоз подвала Мюллера! Его последняя комната для самых несговорчивых! Феерия извращенной фантазии! Да много еще лестных эпитетов пришло в мою голову, когда я разглядывал сей девайс.

Это чья же неудержимо воспаленная фантазия придумала такую конструкцию?!

Диаметр Хупа был большой. Это не те тощие алюминиевые колечки, которые продавались раньше в магазинах, этакие Хулахупёнки. Нет! Это была настоящая Хулахупина!

Она была из пластика, в руку ложилась плотно, поскольку диаметр был сантиметра четыре, весила килограммов пять или более того. Но самые пикантные в нем были пупырышки. Да-да, обыкновенные пупыри, сантиметр высотой, которые располагались по внутреннему диаметру Хупа.

– Это для массажа, – авторитетно и с долей презрения пояснили мне.

– Понятно, что не зубы чистить, – огрызнулся я и, элегантно описав тазом дугу (Майкл Джексон, блин), попробовал крутануть аппарат.

Хула радостно скрипнул, впился пупырями в мои собственные ребра и сделал один оборот. При втором обороте мне показалось, что это не Хуп скрипит, а трещат мои ребра, поскольку центробежная сила пятикилограммового Хупа вдавливала в меня пупыри так, что ребра под ним шевелились как сами себе хозяева.

– Ы-ы-ыыы!!! – взвыл я и, прекратив гримасничать тазом, тем паче что более отвратительного зрелища, чем последние десять секунд в зеркале, я не наблюдал давно.

– Хрум! – радостно остановился Хулахуп и грохнулся вниз. На мои пальцы.

Потирая ушибленные конечности и забившись в угол дивана, я ехидно смотрел, как супруга примеряет на себя это чудо фитнеса.

…Я засыпаю рано и сплю крепко. Но еще неделю я просыпался от жуткого грохота упавшего Хупа и сдержанного мата страдалицы.

Через десять дней это исчадие лаборатории Франкенштейна покинуло наши стены.

А еще через день в квартире появилось ОНО! Оно было тоже Хулахупом, но другой конструкции, придуманной, видно, в соседней лаборатории.

Время шло…

…А потом в доме появилось ЭТО.

Это на долгое время стало проклятием рода Кобахов. Точнее, одного представителя этого рода.

В отличие от первого хулахупа, который обладал весьма приятной для садомазохистских занятий конструкцией, этот скорее напоминал детского плюшевого удавчика, который свернулся колечком, засунув голову себе в зад.

Толщина обруча была поболее предыдущего и обшит он был такой мягкой тряпицей с веселой расцветочкой. Но вся фишка заключалась в том, что его надо было… накачивать! Ох уж эти долбаные инженеры-конструкторы! Да что бы ваши жены понакупали подобной хрени!

Как накачивать, я обнаружил сразу. Небольшой ниппелек торчал из-под обшивки, в результате чего вся конструкция еще более начала напоминать удава-самку, да еще в придачу кормящую.

Кроме того, от долгого лежания в узком пакете сей агрегат имел форму, весьма отдаленную от круга. Скорее это был придавленный сверху эллипс.

– Ничооо, – подумал я. – Накачаю – развернется.

Забегая вперед, скажу – хернаны он развернулся.

– А сколько же в него надобно атмосферов? – мелькнула техническая мысль. – Ну, наверное, где-то ноль пять, – прикинул я обычными критериями. – И чтобы самому себе подтвердить свою техническую интуицию, полез в инструкцию.

Ну чо. Как оказалось, интуиция у меня не то чтобы техническая… Скорее наоборот – хреновая у меня оказалась интуиция.

Инструкция буквами по бумаге гласила – шесть (!) – девять (!) атмосфер! Я несколько раз перечитал. Не, все верно, шесть тире девять атмосфер. И тут я задумался. Это каким же смелым надо быть, чтобы над самыми йаицами или что там у кого, крутить сосуд, наполненный воздухом под давлением в девять атмосфер?! Воистину, спорт любит смелых!

…Отступая от текста, скажу, что когда неделю назад (не связанный с хулахупом случай) у меня все-таки открылся глаз, я подумал: «Шрамы в молодости мы получаем по глупости, а в зрелости – по дурости!»

Столь ценную информацию о давлении внутри обруча я понес жене. Цифра девять ее не впечатлила.

– Да хоть псят! – выразила она отношение к моим опасениям.

Ну, что. Псят не псят, но хотя бы семерочку туда сунуть было необходимо.

…Следующим, кто резко притух от одного только вида этого кислотного удавчика, был мой водитель. Когда я утром гордо появился на крыльце, опоясанный на манер пулеметной ленты этим долбаным эллипсоидом, шофер вместе с машиной ажно вздрогнули.

Полдороги он чудовищной силой воли хранил молчание, только периодически испуганно глядел в зеркало на притаившуюся на заднем сиденье цветную колбасу.

– А нет ли у тебя шести-семи атмосфер?

Володя, глубоко ушедший в догадки о непонятном предназначении предмета, подпрыгнул.

– А зачем столько-то? – Он покосился назад, догадываясь, кому понадобилось столь чудовищное для бытовых условий давление.

– Вон, – я кивнул назад, – заправишь это недоразумение. Ниппель где-то там, под обшивкой.

– А что это?

Было видно, что шофер, не избалованный заграничными хулахупами, относится в девайсу несколько настороженно. Я решил не рушить окончательно его мозг мудреным названием и ответил просто – обруч. На талии крутить. Знаешь такие?

Володя вздохнул с облегчением:

– Ессно знаю!

Про что это он, про талии или про обруч, я не стал уточнять.

– Значица так, – вдуешь туда шесть-семь атмосфер, как предписывает мануал, и он расправится.

– Шесть-семь… – Володя, мысливший критериями «не больше двух очков в колесо», засомневался.

– Не боись, – твердым голосом и авторитетным тоном попытался я развеять его сомнения, хотя и сомневался сам. – В инструкции написано ваще девять.

…На обед мы ехали довольные, круглый хулахуп цветился пестротой на заднем сиденье. Довольный Володя в пятый раз рассказывал мне, как искал у обруча сосок, приводя сравнения, тут не озвучиваемые.

Стоит ли говорить, что, приехав домой, я не смог вытащить расклинившуюся на заднем сиденье дуру. Семь атмосфер, развернувшие это колечко на заднем сиденье, ни хрена не шутка.

Пришлось после обеда ему ехать, сдувать его, вытаскивать и надувать снова.

По весу этот урод легкой спортивной промышленности весил, как и предыдущий его товарищ. Вот тока некоторая эллипсоватость все-таки осталась.

Люди, которые придумали ЭТО! Я вас найду и ссильничаю скопом и поодиночке!

Эллипс совсем не крутится на мне. Он, гнида, падал и прямо на пальцы ног. Хорошо, что на следующий день был выходной и я ходил по квартире, пугая домашних топорщащимися кверху отбитыми ножными пальцами.

…Теперь этот цветной товарищ сиротливо стоит в углу, и только поздними вечерами иногда слышится знакомый грохот опнувшегося хулахупа.