Текст книги "Всем застрявшим в лифте"

Автор книги: Сергей Кобах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Всем застрявшим в лифте
Сергей Кобах

Дизайн и оформление переплета П. Петрова

Скан – Larisa_F

КАК МЫ ПЕТУХА КУПИЛИ

Поехал как-то к шурину в гости. Станица Грушевская под Новочеркасском. Лето, пиво, вотка, овоща всякие разные свежие там. В общем, после трех дней нифиганеделанья нашим женщинам захотелось супчика куриного. Да чтоб кура свежая была!

Нивапрос! Берем под козырек и на машине едем по деревне искать птаху. Но у меня всегда так. Иду за грибами – нет грибов. Иду на рыбалку – рыба куда-то в панике уплывает. Вот и щас везение мне не изменило – ни в одном дворе этих курей не оказалось. Не, куры, конечно, были, я слышал как они нас за заборами обсуждали, но ни одна бабка так и не продала нам вожделенную пернатую.

Проехав полдеревни, мы наткнулись на магазин местный. Здраво рассудив, что за пару часов куры не состарятся нас ожидая, мы с шурином взяли немного алкоголя, и, мечтая о курином супчике, так незаметно весь алкоголь приговорили. Но делать неча, надо ехать птиц искать, дома ждут добытчиков с добычей.

Проехав остальные полдеревни, я предположил, что мы похожи на фашистов и местное население специально прячет от нас куру-яйки.

Осмотрев друг друга и придав физиономиям улыбок, мы как два арлекина, ломанулись в какую-то калитку, из-за которой раздавалось призывное кудахтанье. На удивление, нас оттуда не послали и куры не успели попрятаться, видимо, сработал эффект внезапности. Стоя посередине двора, мы как оккупанты плотоядно рассматривали копошащуюся под ногами живность. Вышел хозяин, еще довольно крепенький мужичок и заявил, что курей он не продаст, но может продать петуха. Птицеводы из нас хреновые: чем по вкусу петух от курицы отличается, мы не знали и поэтому радостно согласились. Став подозрительно радушным, хозяин предложил по рюмочке. Почему-то это хлебосольство нас не насторожило, и, усевшись за стол, я попросил хозяина тушку петуха положить в пакет и отнести в багажник. Пока мы поднимали тост за вечерний супчик, хозяин метнулся и на удивление быстро вернулся к столу. Мы понимающе переглянулись – сразу видно, опытный товарищ. За пять минут из живого петуха сделать полуфабрикат может не каждый. Но дело сделано, вотка внутрях, тушка в багажнике – надо ехать.

Проехав пару километров, я услышал, как шурин что-то курлычет. Причем не открывая рта. «Ну, чревовещатель долбаный, – подумал я и вежливо попросил прекратить издеваться надо мной». Шурин офигевшим взглядом уставился на меня:

– А я думал, это ты водки обожрался и курлычешь!

Еще пару секунд мы смотрели друг на друга, ни фига не понимая.

– Мож, остановимся, проветримся, – предчувствуя нехорошее, предложил я.

Меня поддержали и со всей дури топнули на тормоз. Сзади раздался грохот и возмущенный крик раненного в интим павиана. Машина еще не остановилась, а из багажника, ломая полку и кроя нас по матушке, вырывался на волю петух. Живой! Ужасно злой!! И, по-моему, готовый на все!!! За долю секунды, роняя перья и обсирая все вокруг, эта хищная птица сделала пару кругов по машине и в качестве первой жертвы выбрала почему-то меня. «Ну почему опять я?» – мелькнула мысль, и в этот момент шурин, уже порядком обкаканный и улепленный перьями, нажал на газ.

В деревне мало развлечений. Там каждое событие обсуждается неделями, и поэтому я ничуть не удивился, когда засек гогочущую толпу местных глазеющих на экипаж, которым управлял какой-то индеец в перьях. А второй индеец метался по салону, матеря какого-то мужика, хозяина какого-то петуха, грозя из самого мужика петуха сделать.

Загнав петуха в угол и для верности придавив его остатками полки, я оглядел место побоища. Ну что сказать? Злой, напуганный и к тому же, видно, больной диареей петух явно не обучался правилам поведения в общественных местах. Вобщем не петух, а натуральный козел какой-то! Привезли мы этого ишака домой, выскочили из машины и хлопнули дверями. Женщины попадали, когда два укаканных Чингачгука вылезли из автомобиля и, трусливо заглядывая в салон, столпились у задней двери.

– Ну как зверя вынимать будем? – задался вопросом шурин.

– Давай так, приоткрываем дверь, он высовывает голову, ты за нее хватаешь, – предложил я.

– Ок, – согласился родственник. Встав по двери багажника, шурин дал команду. Я приоткрыл багажник, ожидая финала драмы. Но эта тварь, вместо того чтоб высунуть свою петушиную бошку в щель возле шурина, она вылезла возле меня. Одной рукой я держу полуоткрытый багажник, во второй обломки полки, а эта скотина уже целится куда-то в меня. Увидев такое дело и реально оценив свои возможности, шурин одним прыжком скрылся в доме, женщины с визгом разбежались. «Ну песец тебе, Паников-ский», – пронеслось в голове. Обе руки заняты, а это животное еще чуть-чуть – и начнет меня рвать.

Все-таки есть у человека инстинкты самосохранения. Отпустив дверь, которая поползла наверх, я развернулся вполоборота к петуху и, когда он уже оттолкнулся ногами, чтоб заклевать меня до смерти, я, работая остатками полки как теннисной ракеткой, придал петуху направление, перпендикулярное ранее намеченному. Такого удара не проделывала даже Курникова на пике своей карьеры! Со страшным матом наш лебедь, развив космическую скорость, скрылся в доме, благо, убегая туда, шурин не закрыл дверь. Из дома раздались знакомые матерные слова, крик петуха и звуки борьбы. Через пару минут на пороге появился наш гладиатор. Из-под мышки на мир взирал офигевший петух. Супа расхотелось, но захотелось водки и в душ. Что и было немедленно исполнено.

МИЛАЯ СОБАЧКА

Все там же у шурина под Новочеркасском. Та же казацкая станица, лето, водка, пиво живое, беседка, обвитая виноградом, ммммм… А года два до этого шурин собачку прикупил. Ниче так собачка, пушистенькая, лохматенькая, веселая. Была. А когда выросла… Наверно, когда тираннозавр поимел мамонтиху, то итогом их любви стало такое же нечто, огромное и лохматое, как мамонт, и хищное, как тираннозавр.

Назвали его Рэдик, но впоследствии получился Редис.

И вот сидит себе эта Редиска на цепочке в руку толщиной, щурится на солнышко и ждет, когда же какая-нибудь пища пройдет мимо. Иногда пища проходила в виде кур. Иногда в виде индюков. Иногда в виде ног соседа. Кстати, со временем птицы, да и сосед тоже, обрели достаточную скорость и реакцию, чтоб не попасть на клык этому мастодонту. Хозяйки все удивлялись – у всех птицы как птицы, и только у них куры с реактивным двигателем в заднице.

И имело это Существо привычку срываться с цепи и в жаркий летний денек забираться по уши в речку, охлаждаться. Надо ли говорить, что в эти моменты станица пустела, поскольку слух, что

Это Плотоядное опять порвало цепь, мгновенно облетал отчаянно смелых казаков и казачек, и эти бесстрашные люди смело запирали калитки и смело сидели по домам.

А я этого не знал, поскольку с момента покупки щенка до его вызревания в «то что выросло» я как раз два года не приезжал туда.

И вот, о радость! После тысячекилометрового марш-броска я въезжаю в станицу. Глаз радует все: и дымящиеся трубы, и запах свежего хлеба пополам с запахом свежескошенной травы, и даже грязные куры, кидающиеся на машину с отчаянием камикадзе…Но где же люди? Люди в станице испарились. Но, несомненно, они были где-то рядом, но я их не видел. Вот на окне шевельнулась занавеска. Вот скрипнула калитка. Вот через высокий забор перелетела курица, подброшенная чьим-то Мощным пинком с той стороны. Определенно, жизнь в станице была, но по непонятным мне причинам она была скрыта от глаз постороннего.

Медленно я подъехал к дому шурина. Вышел из машины. Еще ничего не подозревая, я заорал во весь голос:

– АУУУ!!! Водку охладииииил?!!

За окошком в доме напротив мелькнуло чье-то испуганное лицо.

Не придав этому значения, я хотел во второй раз призвать шурина к ответу, но заметил пустую будку.

«Интересно, – подумал я, глядя на собачью будку, – это для кого же он такой домище отгрохал? Для этого маленького щеночка, которого я видел два года назад? Да ему же, бедненькому, там неуютно будет! И цепь. Да он просто издевается над миленькой собачкой, привязывая его на такую цепь!»

Я подошел к будке и пнул ее.

Со стороны реки послышался глухой рык. «Дизель заработал», – подумал я и огляделся. Вокруг будки валялись кучи дерьма, которые ну никак не могли принадлежать той собачке, которую я помнил.

«Сюда что, вся станица по-большому ходит? – подумал я. – Устроили тут сад камней, то есть дерьма». Я с отвращением пнул цепь. Со стороны реки дизель заурчал еще громче.

«Да где он есть?!» – разозлился я и поперся к речке. Выйдя на берег, освещаемый теплым летним солнышком, я увидел ЭТО. В воде сидела лохматая башка размером с коровью, и два маленьких глазка оценивающе смотрели на меня.

– Т-т-т-ты к-к-кто? – задал я башке идиотский вопрос.

Вместо ответа башка начала подниматься из воды, являя моей расшатанной психике лохматое тело какого-то гризли.

– Не бойся, – раздался голос шурина из окна, – он не укусит.

В глазах животного читалось: «Ты верь ему, верь, я не укушу. Щас, тока вот подойду и не укушу».

Пристально глядя на меня, Редиска вылез на берег и, стряхнув полтонны воды, направился ко мне.

– Ты этттта! – взвизгнул я. – Ттты зачем сюда идешь?!!

Животное что-то мне ответило и пустило слюну до земли. В моей голове пронеслись и вымершие улицы, и огромная будка, и порванная цепь. «Ндааа, а станичники-то совсем не дураки!» – подумал я, взлетая на яблоню.

Угнездившись на ветке, сорвав яблочко и хрумкнув им, я поглядел вниз и подумал: «А жизнь-то налаживается!»

Сверху Животина уже не казалась такой страшной и кровожадной. Только спина, шириной со взлетно-посадочную полосу, наводила на некоторые размышления. Редис подошел на то место, откуда я секундой ранее стартанул ввысь, обнюхал его и озадаченно огляделся. «Вот же блин, – читалось на его харе, – закусь исчезла!»

«Только вверх не смотри, только не смотри наверх!» – шептал я, представляя, как эта Образина ляжет под деревом, дожидаться, когда я созревшим плодом свалюсь ему в пасть.

Ндааа, Редис наверх и не смотрел. А на фига ему это, когда у него есть инстинкты? Эта тварь обоссала место, где я стоял, и села рядом.

Прошло минут десять. Шурин, занятый приготовлением шашлыка, особенно не заморачивался по поводу моего отсутствия.

Постепенно картина «волки, загнавшие охотника» мне надоела. Сорвав маленькое яблочко, я запустил его в псину. Бинго!!! Яблоко попало точно меж ушей Вурдалака.

От неожиданности Хищник икнул и описался.

– Ага! – радостно воскликнул я и полез повыше за новыми снарядами.

Редис поднял лохматый жбан вверх и засек меня.

Я покрепче схватился за ветку.

Ветка хрустнула.

«Твою… – мелькнуло в мозгах, – мать!» – на выдохе приложился я об землю рядом с Субаком.

Приоткрыв один глаз, я увидел, что Псина в отупении смотрит наверх, туда, где я находился секунду назад. «Смотри, смотри», – подумал я, пытаясь отползти от него.

Голова Животной начала медленно опускаться.

«А ведь я такой молодой», – подумалось мне, когда мы встретились глазами. В этих глазах промелькнул я, пинающий ЕГО будку, я, пинающий цепь, и опять я, зарядивший ему яблоком. Короче, в глазах читалось признание в вечной дружбе и любви.

– …! – пока звук еще висел в воздухе, я уже с низкого старта ушел по направлению к дому. За мной, тяжело дыша и нехорошо улыбаясь, скакало Оно.

– Ко мне! – раздался грозный рык шурина, и здоровенная злющая кобелина, в момент превратившаяся в маленького ласкового щеночка, завиляв хвостом, потрусила к хозяину.

Через минуту Редис был водружен на цепь, а я пил воттку под успокаивающий рассказ шурина, что щас просто очень Псине жарко и поэтому он такой ленивый. А то фиг бы…

И УГНАЛИ МЫ БОЧКУ С КВАСОМ…

В раннем юношестве был я не совсем послушным ребенком. И посему как-то вечером, гуляя с такими же благополучными друзьями, мы заметили бочку с остатками кваса. Ну стоит она и стоит. Неправильно она стоит – решили мы. Да и кваску что-то захотелось. Ну что б сделал нормальный придурь? Сломал бы замок, напился бы до поноса и успокоился. Но мы были ненормальными. И поэтому, хрюкнув-пукнув, подняли дышло и незаметно, матерясь на всю деревню, покатили ее к месту дислокации за два километра.

Смеркалось.

В предвкушении халявного кваса мы поначалу перли ее с такой скоростью – лошади на ипподроме плакали от зависти, но потом немного притомились. И бросили бы ее там, но впереди маячил спуск, обещая облегчить транспортировку халявного продукта. Остановившись на краю, мы открыли вентиль, похлебали кваску и разлеглись отдохнуть перед новым этапом.

Стемнело.

Пришла пора переть эту бочку дальше. Небольшой техсовет решил: оптимальнее всего будет одному спуститься вниз, а остальным на этой бочке съехать с горки (дышлом назад). Отрядив самого толстого из нас идти вниз и ловить бочку, мы начали располагаться на ней кто где. Кто-то уселся наверх, кто-то по краям, один (самый, блин, умный – на столик перед «краником»), последний остался сзади, так как по сценарию он должен был предать этому бобслею необходимое ускорение и потом запрыгнуть в сани.

Стемнело напрочь.

Со стоящей на склоне бочки толпа пыталась разглядеть стоящего внизу главного ловчего этой конструкции. Но темнота на то и темнота, и разглядеть можно было только натруженно пыхтящего толкача, который уже минуты три пытался сдвинуть нас с места. Наконец бочка тронулась и не спеша зашуршала в темное никуда.

Зашуршала – это сначала. Очень скоро шуршание переросло в свист. Бочка стремительно, набирая скорость, неслась в темень по направлению к деревне.

– Биииляяааа!!! – Донеслось сзади.

Мы тревожно переглянулись. – Бль-бль-бльиияяя!!! – откуда-то снизу из темноты продолжали раздаваться неравномерные звуки.

– Миха!!! – догадался товарищ.

Всмотревшись сзади вниз, мы с уважением наблюдали, как Миха (который сталкивал бочку) шагами Гулливера несется за нами, держась за дышло.

– Брось его и полезай на борт, – скомандовал кто-то из нас.

– Н-н-ее-е-мммо-огууу!!! – завыл Миха. – Оно мне ногу отдавит.

Один впередсмотрящий был не в курсе происходящего. Пристально вглядываясь в стремительно приближающиеся светящиеся окна, он немного какал от страха, но спрыгивать уже было поздно.

Скорость нарастала.

Удаляющийся по диагонали мат показал, что Миха все же благополучно бросил дышло и теперь без помощи оного катится кувырком почти параллельным курсом.

Скорость стабилизировалась на уровне звуковой.

– А где же наш встречающий? – задались мы вопросом.

В соответствии со всеми выкладками он нас должен был встретить еще метров двадцать назад. Переместившись по бочке вперед, мы хотели спросить впередсмотрящего об этом, но спустя мгновение поняли всю глупость вопроса. Встречающий нас внизу, этот чемпион по сумо, молча, как сказочный леший, бежал впереди бочки, трусливо оглядываясь на нас. Бочка стремительно его догоняла.

– Убирайся с дороги, конь ретивый!!! – заорали мы.

Конь послушно свернул влево и потерялся в темноте. Спустя мгновение мы поняли, что, залетев на такой скорости в деревню, мы попалимся. Причем в лучшем случае у кого нить на огороде. Разнообразные матерные композиции огласили мирно спящую деревню. Начали зажигаться окна. Какая-то не вовремя открутившаяся от бочки запчасть начала создавать необходимый фон.

Картина.

Мимо тревожно глядящих в окна лиц мы, как белогвардейская тачанка, врываемся в мирно спящую деревню. Отважные всадники во весь опор на квасной бочке-самоходке атакуют противника который, вероятно, засел на том конце деревни. Хотя, судя по скорости передвижения, отчаянные бойцы не имели намерения задерживаться тут.

Жители трут глаза. Некоторые крестятся. Некоторые кидаются проверять замки. Кто-то по-быстрому допивает самогон. Короче, вакханалия в разгаре.

Яма. Всего лишь одна яма прервала наш усеянный матом путь. Неслабый взбрык бочонка разметал нас, как козявок.

Квасу все же мы напились.

Пилюль не получили.

КРЫША ПОТЕКЛА

В одно раннее субботнее утро разбудила меня истерика телефона.

– У нас крыша течет! – трагичным матушкиным голосом сообщила трубка.

– И у бати тоже? – еще не проснувшись, осведомился я.

– Тебе бы все ржать и ржать! – зазвенела негодованием труба.

Дело серьезное, понял я, и, растопырив глаза и ухи, приготовился внимательно слушать.

Дело, собсно, было простое. В одну прекрасную ночь во время ливня протекла крыша. Есть у нас под лестницей небольшая темнушка, закрытая дверью, вот там по стене и текло. Туда никто не ходит, поэтому и спохватились поздновато. А еще в этой темнушке в тазике на ворохе старого тряпья любит спать наша карликовая такса.

Как обычно, рано утром матушка вышла из комнаты и офигела. Из темнушки на своем тазике, навстречу ей не спеша выплыла такса. От непонимания происходящего шары у таксы вылезли так, будто она уже года два страдает собачьим запором. «Песец пришел!» – запаниковала такса и, перевернув свой баркас, кинулась к отцу под бок. Он еще спал.

Отборнейший мат из дальней комнаты возвестил о том, что мокрая такса достигла цели.

И мать позвонила мне.

Я приехал. Взял Пашку. Взял пену и герметик. Взял раздвижную алюминиевую лестницу. И полез изображать из себя Карлсона.

Поскольку крыша высокая, то никакая лестница до нее не достанет. А у соседа (жадина который) есть пристройка к дому, через крышу которой можно прекрасно попасть на нашу крышу.

И вот, приставив лестницу к соседской пристройке, мы с энтузиазмом обкурившихся мартышек ломанулись наверх. Подъем был в два этапа. Сначала на соседскую пристройку, потом, втянув за собой лестницу, мы могли попасть и на нашу крышу. Быстро заделав щели, мы начали спуск вниз, который неожиданно оказался труднее подъема.

Самое страшное было на шатающейся лестнице спуститься на соседскую пристройку, но это упражнение мы выдержали с честью. Побросав вниз пустые емкости из-под пены и герметика, мы начали спускать лестницу. Лежа на мокрой крыше на животе и свесив руки вниз, мы болтали лестницей, которая вдруг зажила своей жизнью. Она становилась и так и этак и еще хрен знает как, но только не так, как нам нужно.

В доме над нами ржала такса.

– Какая-то фигня творится, – сообщил мне

Пашка через десять минут безуспешных попыток установить девайс как надо.

– Угу, – согласился я.

Перспектива до ночи сношаться с лестницей меня как-то не вдохновляла.

А из трубы ветерок доносил запах жаренной в собственном сале свининки. И жаренной в ее же сале картохи. Урчащий от голода желудок – плохой советчик мозгам. Запомните это!

Наконец то мы ракообразно установили лестницу, конец которой уперся под водосточный желоб. Я лег на живот и как загадочная головоногая зверюха пополз ногами вперед к краю крыши, где, по последним данным моего измученного мозга, должна была находиться лестница. Наивный верхолаз! Когда ноги уже больше половины висели над пропастью, я осознал, что эти самые ноги сгибаться в обратную сторону ну никак не хотят, и для того, чтоб нащупать верхнюю ступеньку, мне надо полтела свесить вниз. Запищав, я засучил ручонками в обратном направлении и даже попытался зубами уцепиться за гладкую крышу. Фиг там! Тело с настойчивостью айсберга продолжало движение по мокрой крыше в первоначально заданном направлении. Мне светило гуттаперчевым мальчиком (грустная история кстати), выполнив несколько замысловатых кульбитов, чавкнуться о сыру землю. Но чу! Движение тела приостановилось. Немного передохнув, я понял, в чем дело. Спасибо соседу за водосток! Именно за него я и зацепился этими… Этим… Ремнем, короче. (Чем на самом деле – не скажу.)

Повисев немного таким странным образом, я попытался исправить положение. Немного поизвивавшись, я понял, что назад дорога заказана.

Мокрые листья в водостоке неприятно прилегали к той части тела, которая в данный момент на них лежала. Прямо скажем – мокрые листья в том месте – это некомфортно!

Но делать неча и помощи ждать неоткуда. Ну не от Пашки же, метавшегося по крыше в поиске решения. Его предложения: столкнуть меня ногой – казались какими-то примитивными.

Поерзав немного, я почувствовал – процесс пошел!!! Процесс пошел слишком быстро. Мое нежное тело перевалилось через край и нырнуло вниз. «Ну, песец, – мелькнула мысля, – или об землю, или об лестницу ноги переломаю». Но подляна пришла совсем не оттуда, откуда ее ждали.

Скользнув вниз, я, вдруг ощутил опору под ногами. Это была третья ступенька. Хотя я целился в верхнюю, но и этой обрадовался немеренно.

«Жив», – выдохнул я, и тут освобожденный от моего веса водосток сыграл в обратном направлении. Хат сосед закрепил его на каких-то пружинящих фиговинах.

С радостным звоном освобожденного металла водосток влепляет мне под подбородок нехилую плюху!

Мат застрял в мыслях. Мысли застряли в желудке. Желудок застрял в горле.

Оторвавшись от лестницы, я все-таки изобразил пацана гуттаперчевого. Тока осеннего. Нелепо кувыркаясь и гримасничая, я падал в ворохе осенних листьев, как подбитый летчик.

В доме до истерики ржала такса.

Грохнувшись на свежевскопанную землю и застыв в позе коряги, я самодиагностировал свою биомассу. Все было о’кей.

Главное – водосток от листьев соседу очистили. Теперь будет должен.

Потом я два часа сманивал с крыши Пашку, который, наблюдая кульбиты недоучившегося верхолаза, никак не хотел спускаться вниз.