Текст книги "Россия и Япония: стравить!"

Автор книги: Сергей Кремлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Однако некто(даже не Витте, конечно, а посредством Витте) выбирал аренду Ляодунского «кончика» для России по «принципу Гаврилы Принципа» (даром, что сам Гаврила, выстрел которого в австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда дал старт Первой мировой войне, в те поры не вышел еще из пеленок).

Министр Витте и генерал-бурят Бадмаев подавали проект КВЖД как стержень будущего влияния России в Маньчжурии, а вот действительно русские капиталисты (были же в России и такие!) опасались, что (цитирую серьезную монографию): «Завершение сооружения КВЖД будет использовано американским капиталом не только для закрепления своих торговых позиций на Дальнем Востоке, но и для проникновения в Сибирь».

И сказанное очень похоже на правду!

Ведь Порт-Артур и особенно торговый порт Дальний в сочетании с веткой Порт-Артур – Харбин и далее от китайского Харбина налево – к русской Сибири и направо – к русскому Дальнему Востоку – это почти идеальный канал в Россию для американских капиталов и товаров.

Так для кого строил Дальний Витте?

И можно лишь удивляться, что в таком солидном труде, как «Международные отношения на Дальнем Востоке (1870 – 1945 гг.)», нам сообщается следующее: «Представленный Безобразовым по возвращении с Дальнего Востока доклад («статс-секретарь» был командирован туда в ноябре 1902 года для очередных зондажей. – С.К.)являлся по существу программой агрессивного авантюристического курса. Проведение этого курса и борьба против «триумвирата» министров – иностранных дел, военного и финансов во главе с Витте, которые были склонны тормозить опасное развитие экспансии на Дальнем Востоке – облегчались для «безобразовской шайки» нереальностью...» и т. д.

Воистину, от некоторых умов – только горе!

В действительности же министр Ламздорф был склонен к пассивности (вспомним хотя бы ответы Розену его «правой руки» Гартвига).

Министр Куропаткин был склонен к простодушию.

А вот министр Витте...

Сделать вывод о том, к чему был склонен Витте, я предоставляю самому читателю.

Причем я не исключаю, что он сам же ту совместную докладную, которую вместе с ним подписали Ламздорф и Куропаткин, и составил (отметили же ученые умы, что «триумвират» возглавлял он).

А почему бы и нет?

Да, Витте накануне войны в августе 1903 года вышел в отставку – якобы протестуя против обострения отношений с Японией. Но это же был классический ход типа «мавр сделал свое дело, мавр хочет уходить».

Витте и в европейских делах поступал так же: вначале изображал из себя чуть ли не германофила, на деле – подготавливал взаимное охлаждение России и Германии, а потом, когда война уже была на носу, призывал к осторожности.

Так что если внимательно знакомиться с его биографией на фоне современной ему эпохи, то подлинный облик «графа Полусахалинского» становится вполне ясным.

Забавляют и выводы автора монографии 1928 года «Россия в Маньчжурии (1892 – 1906)» Б. Романова относительно «известной самостоятельности Николая Второго в определении курса... внешней политики накануне Русско-японской войны».

Какая там «самостоятельность» при наличии «корейского гения Лесопромышленного товарищества» на Ялу Габриэля-Гавриила Гинцбурга и его папы Горация?

Какая там «самостоятельность», когда те, кто эту войну задумывал, все свои планы блестяще реализовали и Россию в нее втянули!

Войну Японии с Россией финансировали многие (и гласно, и негласно). Но чаще всего подчеркивают роль банкирского дома Kuhn, Loeb & С ⁰(«Кун, Леб и К°»).

Тут – все точно, и мы это сейчас увидим...

Немногомудрые русские националисты твердят о том, что эти куны и лебы (вообще-то возглавлял сей банкирский дом Джейкоб Шифф) финансировали русскую революцию 1905 года, которая без них и не началась бы...

А вот это – чепуха!

Вот как Яков Васильевич Глинка, присяжный думец-аппаратчик и отнюдь не революционер, начал свои воспоминания об 11 годах работы в Думе: «Наше поражение в войне с Японией в 1904 году, гибель эскадры, потеря Порт-Артура, Дальнего, Портсмутский мирный договор выявили всю гниль нашего государственного аппарата. Начался ропот, рабочие отозвались забастовками, крестьяне волнениями, сопровождавшимися пожарами помещичьих усадеб...»

Так что революцию программировала вся внешняя и внутренняя политика царизма.

Но вот то, что внутреннее брожение в России было Западу выгодно и что определенные революционные силы он мог поддержать финансово, сомнению не подлежит. Но поддержать не для обеспечения их победы, а для большей смуты.

Финансовую же «помощь» (помощь в кавычках, ибо она пахла в перспективе финансовой кабалой) для обеспечения победы клан шиффов предоставил самодержавию. Ведь как раз в видах подавления революции царь и его окружение пошли на те срочные новые кабальные внешние займы, которые организовывал им Витте. И именно для подавления революции эти займы были срочно даны.

Так что своеобразное частичное совпадение направления действий (но – не мотивов и целей их!) рабоче-крестьянской массы «снизу» и финансовых еврейских кругов «сверху» исключать нельзя... Могли куны – шиффы «под русскую смуту» кое-что Троцким – бронштейнам и подбросить... Но чисто национального характера возмущения русской народной массы это не изменяло.

Финансирование же японцев Джейкоб (Яков) Шифф объяснял тем, что он таким образом «борется с политикой антисемитизма в Российской империи»...

И это, конечно, тоже не более чем слова, как и утверждения горе-историков о том, что Шифф-де отказался от выгодного для него участия в англо-французском долларовом займе русскому правительству опять-таки «из-за неприязни к российскому правительству».

Нет, шиффы уходят лишь для того, чтобы остаться.

Первый военный японский заем был открыт в США в апреле 1904 года... Русский посол Артур Павлович Кассини доносил графу Ламздорфу из Вашингтона: «Как Вашему Сиятельству известно, выпущенный в Нью-Йорке японский заем составляет половину займа, поместить который взял на себя английский синдикат, в состав которого входятHongkong and Shanghai Banking Corporation иParr's Bank & Ltd. Из всей суммы в 50 миллионов долларов 25 выпускается в Лондоне, другие же поручено выпустить в Америке... банкирскому домуKuhn, Loeb & С°, которому, насколько мне удалось узнать, содействует в этом предприятии и другой нью-йоркский дом Шиффа. Оба эти банка находятся в руках евреев и принадлежат к разряду солидных учреждений».

Кассини справедливо замечал, что сами по себе 25 миллионов долларов «ввиду громадных военных издержек» Японии – сумма «сравнительно ничтожная»...

Но их предоставляла Японии формально нейтральная страна, руководство которой заверяло Россию в «доброжелательном» нейтралитете.

Япония в качестве гарантий представляла свои таможенные доходы и занимала доллары под 6 процентов годовых, на что, как замечал Кассини, «едва ли согласилась бы даже третьестепенная европейская держава». Запомним это обстоятельство и это мнение, читатель!

Зная их, мы будем знать и то, что с определенного момента Япония каждым лишним днем ведения войны все более превращала свою победу в пиррову (был в древности такой Пирр – эллинистический царь Эпира, который еле отдышался после своей победы над римлянами при Аускуле).

В ноябре 1904 года был открыт второй японский заем на 60 миллионов долларов. И это при том, что военные успехи Японии Америку уже начали волновать.

На России в Штатах опасались в стратегическом отношении больше. Поэтому на долю Артура Павловича Кассини приходились золотые речи, а на долю Японии – золотые займы.

И второй заем оказался не последним... А один только Шифф занял Японии в целом 180 миллионов долларов. Это была сумма уже далеко не только символическая.

Америка оставалась Америкой, что русский посланник документально зафиксировал в очередном своем донесении в Петербург: «Федеральное правительство, хотя и провозглашает всегда громко доктрину Монро (напомню, что декларативную суть этой памятной нам доктрины, провозглашенной президентом Монро в 1823 году, можно было выразить формулой «Европе– Европа, а Америке– Америка».– C.K.), но стремится применять ее принципы только в свою пользу. Не допуская ничьего вмешательства во все, что касается Американского материка, оно одновременно с этим... выказывает стремление вмешиваться в вопросы, касающиеся исключительно Европы и Азии».

В полной мере эти слова подтвердились сразу же по окончании военных действий между Россией и Японией...

Война между Россией и Японией завершилась, как известно, Портсмутским мирным договором, подписанным в американском городе Портсмуте со стороны Японии министром иностранных дел Комура Дзетаро, а вот со стороны России – почему-то Сергеем Юльевичем Витте.

Сергей Юльевич был мастером на все (и все – нечистые) руки. Но вот по дипломатическому ведомству он никогда не служил. Так почему же в Портсмут поехал именно он?

Но об этом и еще кое о чем – позже. А сразу хочется обратить внимание читателя на занятную хронологию.

Портсмутский договор был подписан 5 сентября 1905 года. А за полтора месяца до этого, в июле 1905 года, в Японию в очередной раз приехал – как личный представитель президента Рузвельта – военный министр США Тафт.

27 июля он встречался с японским премьером генералом Кацурой. В тот же день они подписали секретный меморандум по итогам беседы, рассекреченный лишь в 1924 году.

Оба собеседника были личностями колоритными, и я, взяв себе в помощь документальные источники, хорошо представляю, какони могли говорить друг с другом политически жарким летом в Токио 1905 года...

Сорокавосьмилетний Уильям Говард Тафт, сын Альфонсо Тафта – посланника США в России времен Александра Третьего, был, как и его отец, юристом-политиком, а отнюдь не военным. Но характер он имел наследственно не мягкий, как и его отец, как прадед Аарон Тафт... Сын Уильяма Говарда, к слову, был не мягче отца и в 1947 году стал соавтором знаменитого антипрофсоюзного закона Тафта – Хартли.

Граф-генерал Кацура был, собственно, ставленником маршала Ямагаты, и в этом качестве – ярым милитаристом. Был он также и сторонником ориентации на англосаксов. С Тафтом они свели знакомство уже достаточно давно, и поэтому генерал особо не церемонился, а сразу заявил:

– Вам не кажется, дорогой наш гость, что пришло время для прямого союза между Японией и ведущей силой мира – англосаксонскими титанами, то есть – вашей страной и Британией?

– Прямого? – испытующе вопросил Тафт.

Кацура понял, что «палку» перегнул, и «отработал» назад:

– Ну, если не прямого, не официального, то хотя бы фактического... – японец сделал паузу и повторил уже на английском: – Alliance in practice...

Тафт молчал, и Кацура счел нужным прибавить:

– Это будет полезно для сохранения мира на Дальнем Востоке...

Тафт молчал по-прежнему, и Кацура прибавил еще:

– Смею вас заверить, господин министр, что Япония не будет покушаться на захват Филиппинских островов.

И вот уж тут Тафт отреагировал, шевельнувшись в кресле и коротко бросив:

– А разве об этом когда-либо шла речь? И тут уже замолчал Кацура.

И было от чего, потому что момент, уважаемый читатель, наступил достаточно деликатный...

Я сейчас это поясню.

10 декабря 1898 года по мирному договору между США и Испанией – после испано-американской войны – Филиппинские острова были переданы Соединенным Штатам. Однако еще в сентябре островной Революционный конгресс провозгласил Филиппинскую республику, с чем «оплот демократии и республиканизма» не согласился и отправил через весь Тихий океан туда войска.

Устанавливали свой «демократический» «протекторат» на Филиппинах янки зверски (так, что против этого протестовали и Марк Твен, и Лев Толстой) и к апрелю 1901 года своего добились, попутно убрав руками местных марионеток популярного в народе генерала Луна. А 1 июля 1902 года конгресс США принял закон о колониальном статусе Филиппин.

Ко всему этому Тафт имел непосредственное отношение, потому что с 1900 года стоял во главе 2-й Филиппинской комиссии, образованной для управления островами, а в июле 1901 года стал первым гражданским губернатором Филиппин.

Кацура это все, конечно, знал... И Тафт знал, что Кацура это знает.

Но знали они оба и географию...

От Японии лакомые, почти экваториальные острова отстояли чуть ли не на две тысячи километров. Расстояние немалое... Но уж от США Филиппины отдалены вообще неимоверно. Океанская линия между филиппинской Манилой и Гонолулу на Гавайях – 9000 километров, да от Гонолулу до Сан-Франциско – еще 3900...

Итого, Филиппины к Японии были ближе в семь раз.

Не знаю, сколько уж там раз – семь или не семь – отмеряли расстояния по картам японские политики, адмиралы и генералы, но на Филиппины они рот разевали широко. Однако по сравнению с лежащей под боком «синицей»-Кореей острова были даже не «журавлем». Не воевать же из-за них с Америкой, тем более – пойдя на конфликт с Россией.

Америка не была, конечно, склонна потакать Японии в ее тихоокеанской экспансии, но и отталкивать Японию янки не могли. Для США Япония была нужна по причинам, уже не раз мной названным, хотя главной оставалась причина антирусская.

И поэтому беседы Тафта и Кацуры завершились признанием Японией американских прав на Филиппины, а Америкой – японских прав на Корею.

Так 27 июля 1905 года завершился первый антирусский пролог к Портсмутскому миру.

За день до этого русская делегация во главе с Витте отплыла из Шербура в Нью-Йорк, на мирную конференцию.

А 12 августа 1905 года (уже во время русско-японских переговоров) антирусскую эстафету принял туманный Альбион. В этот день в Лондоне был возобновлен и продлен англо-японский союзный договор. Формально тут Япония поддержала Англию в вопросе об Индии, а Англия подтвердила правомерность претензий Японии на все ту же Корею...

Но что было, уважаемый читатель, Японии еще и до Индии, и могли ли японцы тогда всерьез претендовать на Филиппины?

Нет, и в Токио у Америки, и в Лондоне у Англии главной целью было подбодрить Японию перед ее переговорами о мире с Россией. Тем более что задолго до лета 1905 года, еще в январе, была достигнута англо-американская договоренность о содействии передаче Японии Порт-Артура и Ляодунского полуострова. И Япония об этом, естественно, знала.

По замыслу Золотого Интернационала японцы должны были вести себя с Россией нагло и напористо. И они, поддержанные обеими «атлантическими» державами, вели себя нагло и напористо.

А когда они немного трезвели, их тут же откровенно подзуживали.

Глава 7
Русская смута, позор Портсмута и Сахалин-Карафуто...

Портсмут – город и крупная военно-морская база на северо-востоке США в штате Нью-Гемпшир. Вообще-то Портсмутов только в США целых три (кроме нью-гемпширского – еще в штатах Вирджиния и Орегон), не считая Портсмута «первородного» – в Англии.

Как же оказались в этом приморском городишке русские и японские делегаты? И почему именно в городишке американском?

Думаю, читатель и сам может ответить на второй вопрос. Что же до вопроса первого, то на нем и на ситуации вокруг Портсмута нам надо остановиться особо.

Конечно же, Америка была крайне заинтересована в том, чтобы укрепить свой контроль над дальневосточными делами. Япония не только этому не препятствовала, но чего-то такого в тот момент даже хотела. Пусть и скрепя гордое самурайское сердце...

И могло ли быть иначе, если 5 апреля 1905 года Кассини докладывал из Вашингтона в Петербург Ламздорфу об очередном японском займе в США. И телеграмма эта так интересна, что я ее процитирую обширно.

«Милостивый государь граф Владимир Николаевич,– писал Кассини. – Секретною телеграммой от 17 марта я уведомил императорское министерство об огромном успехе последнего японского займа в 150 миллионов долларов, помещенного, как Вашему Сиятельству небезызвестно, поровну в Англии и Соединенных Штатах.

Группа нью-йоркских банкиров с еврейским домом Кун, Лоеб и К ^о во главе, взявших на себя выпуск 75 миллионов, не пожалела никаких усилий, чтобы привлечь здешнюю публику к возможно широкому участию в подписке... Результат превзошел самые смелые ожидания японцев и их друзей, и подписка достигла в одних Соединенных Штатах 500 миллионов долларов, т. е. почти что миллиарда рублей...

Если заграничный кредит государства может служить знаменателем его материального преуспевания, то нет сомнения, что заключение последнего займа составляет для Японии новый крупный успех... Предсказания некоторых политических кругов, что затеянная Японией война неминуемо приведет в скором времени к ее экономическому истощению и что финансовый вопрос составляет ахиллесову пяту владений микадо, к сожалению, не оправдались на практике».

Вряд ли Артур Павлович под предсказаниями «некоторых политических кругов» имел в виду оценку Ленина, который позднее отмечал, что «Япония имела возможность грабить восточные, азиатские страны, но она никакой самостоятельной силы финансовой и военной без поддержки другой страны иметь не может». Но в России не одни только большевики видели, что Япония – как крупная самостоятельная величина – дело лишь будущего. И «слева» и «справа» умные люди понимали, что если дело и в силе, то не в силе Японии, а в силе ненависти англосаксов и всяких там кунов и лебов к России...

Увы, сам Кассини не понял, что в действительности Япония долгого военного напряжения выдержать не могла, а англосаксонско-еврейские займы лишь могли обеспечить ей возможность выгодного для Японии мира.

И как только куновско-шиффовские доллары были Японии даны, ее представители 31 мая 1905 года обратились к Рузвельту с просьбой пригласить обе воюющие стороны на переговоры.

Еще за неделю до этого обращения Рузвельт публично разглагольствовал о «полезном для интересов других держав взаимном истреблении двух наций».

И тут вдруг та нация, на которую Америка сделала все же ставку, конфиденциально сообщает, что мочи воевать у нее уже нет... Займы-то займами, но их же и отдавать надо будет, а государственный долг Японии и так возрастал катастрофически. При этом займы были сделаны Японией под будущие ее государственные доходы.

Мог получиться конфуз, и «Цусима» финансовая (но уже – для Японии) зачеркнула бы тогда все выгоды от Цусимы морской.

Что оставалось Америке? Единственное и для нее полностью свойственное: изображая из себя миротворца, политически активно вмешаться в конфликт.

Так все и произошло – Рузвельт 9 июня официально обратился к Николаю. Его послание передал Ламздорфу посланник США в Петербурге Джордж фон Лангерке Мейер.

Ноту Рузвельта я цитировать не буду – уж очень много в ней подлого ханжества и откровенного лицемерия. Рузвельт, в частности, уверял царя, что если, мол, тот положительно откликнется на «миротворческий» призыв Америки остановить «в интересах всего человечества» «внушающий ужас прискорбный конфликт», то президент обязуется добиться согласия на переговоры японского правительства.

Вот как делалось в Вашингтоне, уважаемый мой читатель! Японцы умоляли похлопотать насчет мира, а янки делали вид, что будут их уламывать...

Артур Павлович Кассини был потомственным дипломатом и происходил из старинного итальянского рода. Дед Кассини начал русскую службу в 1790 году. Так что опыта у внука хватало, а вот желания подсюсюкивать Рузвельтам и шиффам не имелось. Он, еще будучи посланником в Китае в 1893 – 1898 годах, противодействовал железнодорожным планам янки.

Возможно, поэтому Кассини был вскоре отозван, а на его место назначен знакомый нам барон Роман Романович Розен. И на 13 июля (тринадцатое – то ли по случайности, то ли по любви к этому числу президента-масона) Рузвельт назначил Розену аудиенцию для принятия верительных грамот.

Витте, к слову, тоже отплыл из Шербура 13 июля (но по старому стилю, принятому тогда в России)... Ох уж мне эти забавы с так чтимой кое-кем«чертовой дюжиной»!

Жил тогда Рузвельт на летней даче, и принял он нового посла скромно по обстановке приема, зато «с сердечным радушием», как сообщал о том сам Розен.

Все верно! Как говорится, ничто не стоит нам так дешево и ничто не ценится другими так дорого, как наша вежливость.

– Ваше высокопревосходительство, по высочайшему поручению имею честь передать вам поклон государя-императора и вручить вам подтверждение моих полномочий, – произнес Розен первую фразу, протягивая Рузвельту грамоты...

– О да! Я польщен и тронут... И вижу свою роль в одном: мир, мир и мир! Я так искренне сочувствую России...

Розен помалкивал, и Рузвельт со свойственными ему краснобайством и экзальтацией продолжал:

– Я признаюсь вам, барон, честно, что вначале мои симпатии были на стороне Японии. Однако не Россия, а Япония – наш главный соперник в торгово-промышленном отношении, и усиление Японии не в наших интересах... И не в наших интересах допустить полное оттеснение России от Тихого океана...

– Но ведь это просто невозможно для кого-либо, – не выдержал Розен.

– Да? А мне казалось, что при вашем безнадежном положении на театре событий вам грозит утрата не только Сахалина, но и всех тихоокеанских владений, – с видом простака заявил Рузвельт.

О Сахалине даже японцы в тот момент говорили скорее так – «для запросу»... А «дружественный» Рузвельт с первой же встречи с Розеном уже нахраписто и провокационно «давил» на нас и зондировал (в интересах японцев, конечно же) нашу готовность к политическому сопротивлению...

Линию подлой провокации (особенно – в части «сахалинского» вопроса) Рузвельт выдержал, надо сказать, до конца.

У него хватало наглости приводить для примера Прутский мир России с Турцией (это когда Петра в 1711 году плотно окружили янычары и ему реально угрожало пленение) и Парижский мир 1856 года, завершивший Крымскую войну.

Начав с Розена, Рузвельт все время, пока шли переговоры русских и японцев о мире, просто-таки шантажировал Николая. Он писал царю, что «продолжение войны означает потерю не только Сахалина, но и Восточной Сибири».

Хотя какая там Сибирь! Японцы были рады оттяпать хотя бы Порт-Артур с Дальним и удалить нас из Кореи.

Попробовали бы они сунуться на левый берег Амура, под Владивосток!

Владивосток, Хабаровск, Байкал – это не чужой и непонятный Мукден или реки Ялу с Тумынью... Тут-то «русский медведь» встал бы на дыбы в полный рост! Под чужим русскому сердцу китайским Порт-Артуром, обороняемым русскими солдатами, японцы потеряли убитыми и ранеными 110 тысяч человек (это при общей-то численности действующей армии к концу войны в 442 тысячи человек).

Скольких же сынов не досчитались бы японские матери под Владивостоком?

Куцая душа Рузвельта понять этого не могла, но царь-то считал себя русским и в качестве такового мог бы и лучше сознавать то, о чем я сказал выше. Увы, Николай прислушивался не к России, а к советчикам типа Рузвельта и Витте...

Что интересно! В уже упоминавшейся выше монографии Вячеслава и Ларисы Шацилло «Русско-японская война 1904 – 1905», выпущенной к 100-летию со дня начала войны, тоже утверждается, что японцы-де уже «непосредственно угрожали устью реки Амур, Камчатке, Владивостоку, Приморью, острову Сахалин» и вообще всему «огромному русскому побережью морей Японского, Охотского и Берингова»...

Вот это угроза так угроза! Вот это размах так размах...

Авторы монографии констатировали, что «в случае, если бы противник высадил десант на этом побережье с его гигантской протяженностью, то подвезти силы, достаточные для отпора, при бездорожье этих мест оказывалось делом почти невозможным».

Непонятно, правда, куда высаженные десанты при упомянутом бездорожье двинулись бы от береговой полосы и на завоевание чего – непроходимой, стеной стоящей тайги или хребта Сихотэ-Алинь?

И откуда у полу... – да куда там «полу...» – у вдрызг истощенной Японии взялись бы на это материальные и людские резервы, не говоря уже о резервах финансовых?

Тем более что самое подавляющее преимущество на море – еще не решающий фактор при сухопутной войне.

Вернемся, впрочем, из начала XXI века в начало века XX...

Розен знал, что в США зачастую открыто обвиняли Рузвельта в нежелательном для Америки и неосторожном вмешательстве в конфликт в интересах исключительно Японии и Англии... Надо полагать, что знал о такой осведомленности Розена и Рузвельт.

И поэтому он раз за разом повторял Розену:

– Я – друг России, но вот Англия... По моим сведениям, Англия весьма заинтересована в том, чтобы предстоящие мирные переговоры не увенчались успехом...

Сведения Розена убеждали его в обратном, и он просто промолчал, а Рузвельт «пересел» уже на другого «конька», которого тоже раз за разом «пришпоривал» в беседе с Розеном:

– Уверяю вас, барон, что Япония весьма неохотно согласилась на мирные переговоры с вами...

Однако Роман Романович недаром долгое время представлял интересы России в Стране восходящего солнца и в ответ на такие речи лишь пожимал плечами.

В своем донесении Ламздорфу он писал: «Утверждение президента, мне кажется, не может соответствовать действительности по следующей причине.

Единственная, но зато весьма существенная слабая сторона положения, в котором сейчас находится Япония, заключается в том, что, несмотря на все одержанные над нами победы на море и на суше, Япония не располагает никакими средствами, которые дали бы ей возможность вынудить Россию к заключению мира и к уплате военной контрибуции, если бы Россия предпочла от этого уклониться и решила бы продолжать хотя бы пассивное сопротивление».

Уважаемый читатель! Розен здесь бил, что называется, в точку! Ну что могла бы сделать Япония, если бы мы просто сказали: «Мир без аннексий и контрибуций»?

Что она могла?

Пойти войной на непосредственно наши территории (и даже на зону КВЖД) у Японии уже не было сил.

Высадить десант на Сахалине? Что ж, теоретически это было возможно – наша морская мощь покоилась на дне Цусимского пролива. Бездарный управляющий морским министерством адмирал Бирилев открыто заявлял, что Япония является хозяином вод Дальнего Востока.

Японцы десант на Сахалин (они называли его Карафуто) и высадили. Но внутренне были готовы эвакуировать свои «силы» в любой момент.

Не могла же Япония держать у берегов Сахалина весь флот адмирала Того! Да и первая же суровая зима (а там все зимы – суровые), первый же крепкий лед дали бы нам – при нашей решимости – решающее преимущество и тут... Хозяин вод – это еще не хозяин льда...

Тем более что по результатам войны Япония и так становилась хозяйкой в Корее и на Ляодунском полуострове Китая. А это означало, что России придется отказаться там и от Порт-Артура, и от Дальнего, и от проложенных нами южных коммуникаций.

Между прочим, Япония попользовалась и еще одной русской добычей, о которой академические источники не сообщают, как правило, так дружно, что я о ней читателю сообщу.

КВЖД еще лишь проектировалась, а в Петербурге шустрые ее «строители-устроители» уже хлопотали насчет того, чтобы «Общество КВЖД» имело право содержать еще и... океанское пароходство. Почерк в этой затее был явно «виттевский», хотя формально он тут был ни при чем.

12 июня 1898 года высочайшим повелением Николая это право Обществу было даровано. КВЖД лишь начинала строиться, а уже в том же 1898 году в Англии были закуплены три первых парохода. А к Русско-японской войне «флот КВЖД» насчитывал 22 больших и малых судна, среди которых были такие, как грузопассажирские «Монголия» и «Маньчжурия», стоившие по миллиону рублей каждое.

И почти все это богатство досталось Японии даром. Что-то было ими просто захвачено, что-то – поднято со дна после затопления нами.

Так что Япония и без Сахалина, без контрибуции с России и прочего получала от войны с нами очень крупную компенсацию – уже за счет отдачи ей Россией портов, городов, коммуникаций и торговых судов.

Да и военных кораблей – тоже.

Прав был Роман Романович Розен, трижды прав, но... Но на предстоящих переговорах с Японией он был лишь вторым делегатом.

А первым же...

О личности первого Розен сообщил Рузвельту в тот же день, 13 июля:

– Рад сообщить вам, господин президент, что накануне вечером получил телеграмму из Петербурга, в которой сообщается, что государь-император назначил первым уполномоченным России для ведения мирных переговоров статс-секретаря Витте...

– О-о-о! – не мог сдержать чувств Рузвельт. – Это действительно радостное известие! В возложении руководства столь важным делом на столь выдающегося государственного деятеля, пользующегося всемирным уважением, я вижу лучший залог успешного исхода предстоящих переговоров!

Рузвельт откровенно потер руки и, перехватив удивленный взгляд Розена, поспешно объяснился:

– Не знаю, как вы, барон, я уже проголодался и жду не дождусь, когда нас пригласят на семейный завтрак...

И тут же в комнату вплыл чернокожий посланец супруги президента, чтобы величественно возгласить: «Кушать подано»...

Итак, Рузвельт, узнав о назначении Витте, потер руки.

И – не он один.

А вот министр финансов, Владимир Николаевич Коковцов, знающий Витте как облупленного, встретил это известие иначе...

Граф Коковцов был патриотом России без кавычек и громких слов, да и человеком был прямым. И своему коллеге, графу Ламздорфу, он высказал свое мнение о миссии Витте, не обинуясь: «Очень жаль, что председатель Комитета министров назначается на это место, ибо это означает, что мир будет заключен, потому что Сергей Юльевич пойдет на всякие условия».

Но не так прост был Сергей Юльевич!

Еще плывя на океанском пароходе «Кайзер Вильгельм Великий» (в издевку он его выбрал, что ли?) Витте дал «ультра-патриотическое» интервью петербургскому корреспонденту лондонской «Дейли телеграф» Э. Диллону. Сей представитель второй древнейшей профессии был явно многостаночником, поскольку ранее подвизался в России как профессор сравнительного языкознания Харьковского университета, а в Англии имел репутацию мастера по части деликатных дипломатических зондажей.

Конечно, этот, скажем прямо, английский соглядатай крутился рядом с Витте не зря...

Ступив же на землю Штатов, Сергей Юльевич продолжал усердно валять «патриотического» ваньку и начал с категорических заявлений Рузвельту насчет того, что «великая Россия никогда не согласится на какие бы то ни было условия, задевающие честь».

Затем же, откукарекав положенное для будущих историков, он закончил тем, что в неполный (неполный,читатель!) месяц «сдал» не только то, чего отстоять было уже нельзя, но и то, что отдавать было никак невозможно – если помнить о чести и трезво оценивать возможности японцев.

С чем стороны приехали в Портсмут?

Потери России в войне составили четыре с половиной миллиарда рублей – половина государственного долга.

Пятнадцать КВЖД!

Куропаткин сетовал на то, что у России не хватало средств на полноценное освоение Дальнего Востока, и поэтому, мол, он для нас большого значения и не имеет.