Текст книги "Смерть белой мыши"
Автор книги: Сергей Костин
Жанр:
Шпионские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
4
Я обещал прийти с бутылкой вина – я купил две. В приличном магазине деликатесов нашлось «монтефьясконе» 2003 года. Хороший это в Италии был год или нет, я не знал, но плохим это вино не будет никогда. Я вспомнил лепящиеся друг к другу дома с огромным собором на центральной площади, купол которого и сегодня виден с самого дальнего из виноградников, окружающих городок. Хочется в Италию! Сколько бы раз там ни был, все равно хочется.
Я мог бы выжить везде. Даже в сегодняшнем Афганистане, где чувствуешь себя путешественником в машине времени. Большая часть моей жизни прошла в России и в Штатах, но и во Франции, в Бельгии, в Германии или Австрии мне не пришлось бы долго приспосабливаться к местным условиям. Я уже не говорю про Испанию и всю Латинскую Америку, в которой я свой. При всем при этом, если бы мне предложили выбирать, где жить, я бы назвал только три страны. Первая – Италия, потом – Куба и, наконец, не удивляйтесь, Грузия. Только там моя душа, почувствовав себя дома, мгновенно расправляется под ярким солнцем среди зеленых холмов, на узких улочках, перетянутых веревками с бельем, на террасах ресторанчиков в тени деревьев, где подают холодные глиняные кувшины домашнего вина, в толпе людей, которые ведут себя так, как будто они ваши давние и хорошие соседи. Я люблю и ценю тепло – и снаружи, и еще больше внутри.
В этих приятных размышлениях я забыл подсказывать водителю и нужный дом проскочил. И хорошо – я все равно не собирался высаживаться прямо у подъезда. Если вдруг на этого таксиста выйдут, он всегда покажет, где я попросил остановиться. Я был с корзинкой цветов (мне нравятся букеты в корзинках) и с большим коричневым бумажным пакетом в обнимку – явно шел в гости. Поэтому неудивительно, что, пока машина отъезжала, я достал бумажку, на каких записывают номер дома, подъезд, код входной двери, этаж, номер квартиры – целую кучу цифр. Потом – такси уже уехало – человек обнаружил, что ошибся домом. А кто не ошибется – их здесь пара десятков и все одинаковые? Так что совершенно естественно, что ему пришлось пройти пару сотен метров, пока он не нашел, наконец, дом, в который шел. И что тогда запомнится тем молодым мамашам с колясками или той пожилой паре, которая, подложив под локти подушечки, наслаждается у открытого окна последними погожими деньками?
По классическим канонам соблазнения появляться у Ольги в обед, хотя мы договорились поужинать, было неправильным. За нами не было долгих лет супружеской жизни, когда мы могли пообедать, потом я бы залез в интернет, обнаружил, что мне опять надо встретиться с кем-то, потом опять бы пришел, уже на ужин, после чего, естественно, улегся бы в постель. Наши отношения, напротив, подразумевали – со стороны Ольги, естественно, – внутреннюю борьбу, сложную игру чувств, в которой мимолетная прихоть могла свести на нет самую твердую решимость. Поэтому грамотно – я еще во время учебы в военном институте иностранных языков усвоил, что действия офицера бывают либо грамотными, либо неправильными, – так вот, грамотно было действовать, как я и предполагал. Во-первых, дать Ольге возможность приготовить ужин. Это ведь тоже процесс интимный: когда вы готовите еду для кого-то конкретно, для кого-то, кто вас интересует, вы исподволь настраиваетесь на положительный лад. Во-вторых, важно было явиться к ней, как на любовное свидание, с цветами и выпивкой. Тогда мы оба весь вечер укреплялись бы в неизбежности того, что обычно следует за ужином на двоих в домашней обстановке. Именно так бы и поступил опытный и любящий это занятие манипулятор, которому негде было укрыться на ночь.
Так бы, скажу честно, поступил и я. Но чем целый день может заняться человек, на которого охотятся и у которого соответственно связаны руки? Будь у меня чистая машина, я бы покрутился по городу, пообедал бы где-то в неторопливом субботнем ритме, потом еще покатался и подъехал бы к Ольге, как и договаривались, вечером.
Однако до вечера мне нужно было еще продержаться. Мои метания по городу, в котором меня искали десятки, а может, и сотни профессионалов, по закону больших чисел должны были быть рано или поздно прерваны. Раз почувствовал какое-то перенасыщение – уходи с площадки. Потом что-нибудь вырисуется, а если не отвести непосредственную опасность, то и этого потом не будет.
Собственно, мне нужно было дождаться своего испанского паспорта. Документы я запросил еще вчера, по идее, сегодня должны были доставить. Только что-то не спешили.
Интересно, кто их подвезет? Хорошо бы Лешка Кудинов – мой единственный друг из старой жизни, который знает и про новую. Или не так – самый близкий друг, который знает и про мою старую жизнь, и про новую. Лешка обожает подстраховывать меня на операциях. Нелегальную разведку ему пришлось оставить, он теперь работает в Лесу, но к кабинетной работе душа у него не лежит. Хотя, конечно, задание это – привести документы и возвращаться – не для профессионала его класса. И, может, он сейчас занят в какой-то другой стране.
В этих размышлениях я дошел до Ольгиного подъезда. Код такой же, как номер квартиры. А вот и ее веселый голос: «Открываю, пятый этаж». Она и по телефону откликнулась с радостью: «Приезжай! Я только что из магазина, но и готового найдется, что перекусить».
Лифт угрожающе поскрипывал, но с работой своей пока справлялся. Я посмотрел на себя в зеркало – а здесь тоже было зеркало, явно наклеенное его производителем в рекламных целях, с коротким списком услуг на эстонском и телефоном в самом низу. Мое отражение одобрительно кивнуло мне: видишь, как промыслительно мы сохранили паричок.
Дверь в квартиру уже была распахнута настежь. Я вошел. Ольга в переднике помахала мне рукой с кухни.
Хотя со времени моего звонка прошло около часа, наносить боевую раскраску она не стала. На Ольге была белая майка с написанным на ней, похоже, программным заявлением на французском языке: «Je suis comme je suis», «Какая есть». Под передником летние брюки из какой-то мешковинки, мне нравятся такие, на ногах – уличные шлепанцы.
Она просияла, увидев мою корзинку с цветами, и, поколебавшись секунду, чмокнула меня в щеку.
– Я поставлю вино в холодильник? – спросил я.
– Конечно.
Холодильник, в котором еще утром царило запустение, был полон: груда овощей, пластмассовые плошки с салатами, какие-то нарезки.
– Я тоже что-то прикупил, – сказал я. – Выложу туда?
И это мне было позволено.
Что теперь? Помочь Ольге с готовкой? Как-то это было неправильно. «Неправильные действия офицера». Мы ведь познакомились только вчера вечером и уже проскочили массу этапов. Видимо, Ольга это тоже почувствовала.
– Слушай, Саша, – я же был Александром, – не мешай мне, ладно? Иди в комнату, поставь музыку, в книгах поройся. Хорошо?
– Можно, я залезу в интернет?
– Конечно. Компьютер без пароля.
Я покрутил своим наладонником.
– У меня все свое. А вай-фай, я заметил вчера вечером, ты щедро распространяешь на все окрестности.
Я объяснил Ольге про пароль, вызвался его установить и сделал это. В качестве пароля хозяйка роутера выбрала русское слово «Сияние». Не банально. Компенсирует бессознательно свое скромное, в пастельных тонах, обаяние? Хотя бабочкой-поденкой она мне уже не казалась.
Ну хорошо, есть у нас что-нибудь новенькое? Сообщение из Конторы было предельно минималистским: «16.09 в 16:09 Ратушная площадь». Внешность курьера и условный знак не описывались – значит, я этого человека знал. Точно Лешка! Да и сообщение с повтором цифр – это на него похоже. Для Кудинова все наши игры – действительно игры.
Я посмотрел на часы – начало третьего. Ужин точно отменялся, обед хорошо бы ускорить. Проблема ночевки снималась, но это не означало, что я буду спать в гостинице. Мой друг Лешка, правильнее Алекси, как он сам представляется со времен нашей молодости, в своем Лесу раскисает и плесневеет, как старый гриб. Так что когда он вырывается на оперативный простор, на месте его не удержать. Черт, вдруг все же едет не он?
Я пошел на кухню.
– Знаешь, – сказал я Ольге, – человеку, который отменил со мной встречу, в итоге удалось освободиться. Он вечером улетает и просит подъехать к нему в Старый город к четырем. Извини, что так получается, но сама понимаешь – бизнес есть бизнес.
По мере того как я говорил все это, взгляд Ольги грустнел. Она посмотрела на электронные часы на микроволновке.
– Тогда рыбу оставим на ужин?
Это был тест. Настоящий вопрос был: «Но на ужин-то ты вернешься?»
– Давай! – бодро согласился я, прекрасно зная, насколько это маловероятно.
Ольга смела с кухонного стола все лишнее. Мне нравится – это, наверное, генетическое, – что русские охотно едят на кухне, даже с гостями, когда их немного. Все под рукой: кончилась выпивка – дозаправились из холодильника, чаю захотелось – только зажечь конфорку. Мне также нравится – даже если, как сейчас, горизонтальных намерений у меня никаких – это напряжение между разными полюсами: плюс и минус, ан и инь. Мне нравятся недосказанности и иносказания, когда произносятся одни слова, а смысл в них вкладывается совсем другой. Кто это говорил – опять Ницше? – что у настоящего мужчины два желания: опасность и игра. Поэтому он хочет женщину – как самую опасную игрушку.
Я вспомнил тех прохожих в Старом городе, чей разговор я невольно подслушал. Как он сказал? «Есть разница, нравится ли тебе та или иная женщина и трахнул бы ты ее или нет». Полностью согласен, полностью. Только вчера мне Ольга не очень-то и нравилась, а вот трахнуть ее я был готов. А сегодня наоборот: она мне нравится, но чисто дружески.
Так что с тех пор, как для меня отпала необходимость обольщать, мне с Ольгой стало легко. Это была легкость разговора с умным попутчиком в купе, которую усиливало притяжение магнитных полей. Наверное, еще и вино.
Ольга отпила глоток. Она, по своей привычке, говорила и параллельно грызла губу.
– Почему все так сложно?
– Что именно?
– Все, все сложно. Быть собой, не делать того, что противно, делать, что тебе хочется.
Я тоже задаю себе такие вопросы.
– Просто в армии и в тюрьме. Чем больше свободы, тем жить сложнее.
Ольга догрызла кусок кожи на губе и, откусив его, проглотила. Это называется самоедство?
– Ну, а ты вот доволен своей жизнью?
Я часто открываюсь перед чужими людьми. Так я компенсирую свое внутреннее отвращение ко лжи, из которой состоит моя жизнь, и к необходимости использовать других людей пусть не в эгоистических, но в собственных целях.
– Знаешь, если откровенно, я прожил ее напрасно. И с подозрением отношусь к тем, кто утверждает, что, будь у них такая возможность, они прожили бы новую жизнь точно так же. Мне кажется, не может быть людей, которые ни в чем бы не раскаивались. Со мной случалось и еще случается много хорошего, но из того, что я делал сам, я жалею очень о многом. Я бы свою жизнь второй раз прожил совершенно иначе.
– Ты знаешь, как?
Я знаю. Но для этого мне надо было родиться в другой стране. В свободной. И самому быть свободным от обязательств. Тогда бы, закончив школу, я дал себе лет пять на постижение этого мира. У меня есть один знакомый француз, Франсуа. Он именно так и сделал. Сразу после школы отправился путешествовать. Денег на кругосветный круиз у него не было, да он к этому и не стремился, и он просто начал с первого шага. (Это древние китайцы так говорили: «Путь в десять тысяч ли начинается с первого шага»), Франсуа поехал в Германию, устроился мойщиком посуды в одном кельнском ресторане и поработал там пару месяцев, пока не заработал на билет до Мюнхена. Там тоже мыл посуду в огромной пивной, пока не сумел перебраться в Вену. И так, короткими перебежками, за три года он добрался до Японии, пожив в паре десятков стран, поработав в сотне мест, познакомившись с сотнями людей и переспав с сотнями женщин всех размеров и цветов кожи. Потом он закончил университет, женился, завел троих детей и сегодня, в свои пятьдесят с лишним, жалеет только об одном – что не охватил Западное полушарие. Он, правда, побывал и в Штатах, и в Рио, но уже остепенившимся человеком, без ощущения, что весь мир лежит перед ним и все возможно. Я тоже объездил весь мир, и мое ощущение жизни – в силу профессии – наверняка было и есть гораздо острее, чем у Франсуа. Но я не мог, как он, пойти по любому ответвлению, которое предлагали ему обстоятельства. Дальше я хотел бы всего того, что у меня было и есть: семью с Ритой и двойняшками или семью с Джессикой, Бобби и Пэгги. Но жизни в свободном полете я не прожил и уже не проживу никогда.
Всего этого я Ольге не сказал – мы все же были едва знакомы.
– Для начала хорошо бы понять зачем, – усмехнулся я.
Что тоже было правдой.
– Ты используешь людей? – неожиданно спросила моя вчерашняя спасительница.
У этой Ольги был дар нажимать на болевые точки.
– Ты же сама в бизнесе, – уклончиво ответил я. – По большому счету, все мы стремимся хотя бы слегка друг друга поиметь. Ну, кроме друзей.
– Я не про бизнес.
Ольга взялась за бутылку, хотя ее бокал был еще наполовину полным. Волнуется. Я перехватил ее руку и долил нам обоим.
– Наверно, использую, – сказал я. Слово «наверно» было лишним. В случае Ольги уж точно.
Моя залетная бабочка вдруг повеселела. Я только потом пойму почему.
5
Двое полицейских в штатском подошли ко мне, едва я отпустил такси и вывернул из-за ратуши на площадь. Два здоровенных лысеющих дядечки за пятьдесят – я тому, что пониже, вплотную смотрел бы в шею. Они задали вопрос по-эстонски и, видя, что я не понимаю, перешли на английский:
– Простите, сэр, вы не могли бы показать нам ваш паспорт?
От паспорта на имя Диденко, от его водительских прав и двух кредитных карточек я еще не избавился. Вдруг бы мне пришлось ночевать у Ольги?
– А в чем проблема? – по-английски же спросил я.
Для меня проблема была в том, что в отделении, куда они меня сейчас отведут, хуже этих документов ничего и быть не могло.
– Для вас – никакой. Стандартная процедура.
По-английски дядечки говорили складно.
Стажировались в Англии?
– В первый раз у меня спрашивают документы на территории Европейского союза, – сказал я, выигрывая время. Я говорил спокойно – всегда нужно держаться уверенно до самого последнего момента. И даже потом.
– У нас чрезвычайные обстоятельства, – сказал тот, что повыше. Они оба уже были настороже.
Попробовать бежать? Я не успею сделать и десятка шагов, как меня схватят.
– Так стандартная процедура или чрезвычайные обстоятельства?
– И то, и другое, – теряя терпение, сказал один из полицейских. – Предъявите, пожалуйста, ваши документы.
В следующий момент я буду лежать брюхом на синем капоте белой, очень чистой полицейской машины, а из моего рюкзачка будут доставать все, что там лежит. И тут сзади меня хлопнули по плечу.
Я обернулся. Кудинов улыбался нам всем троим своей самой обезоруживающей улыбкой.
– У нас неприятности? – спросил он.
– Хорошо, что ты заметил, – проворчал я.
Мы с Лешкой вели себя так, как будто последний раз виделись не два года назад в Индии, а только что – перед тем, как он отошел отлить.
– Вы вместе? – спросил тот, что повыше. Он, видимо, был старшим. – Тогда и вас, сэр, попрошу предъявить паспорт.
– Полагаю, что в данной ситуации ее лучше всего прояснит это.
Кудинов любит выражаться, как английский денди.
Тот, что пониже, протянул руку, но Лешка свою отдернул.
– Сначала, раз уж дело приняло такой оборот, я хотел бы взглянуть на ваши жетоны, – сказал он.
У полицейских в форме имена написаны на такой полосочке на правой стороне груди, но эти были в штатском. А я не сообразил попросить их о том же. Тоже выиграл бы секунд тридцать.
Были ли эти ребята из контрразведки или еще откуда-либо, но удостоверения у них были со словом «politsei».
– Прошу, коллеги! – накинув на лицо ту же обезоруживающую улыбку, Кудинов протянул им документ.
Это было удостоверение сотрудника Интерпола. Только полицейский почему-то присвистнул.
– Я временно прикомандирован к центральному офису, – пояснил мой друг, вытирая пот со лба. – Летели из Лиона через Франкфурт – полдня добирались.
Это он для меня сообщал дополнительные сведения, чтобы мы не прокололись.
– А ваше удостоверение? – протянул ко мне руку один из полицейских.
– Оно тоже у меня.
Лешка снова залез в бумажник и вытащил оттуда и мою карточку. Полицейские все еще недоверчиво изучали документы.
– Можно тогда и паспорта ваши посмотреть?
Кудинов с готовностью извлек оба паспорта. И опять полицейские удивленно покачали головами. Что же у него за прикрытие такое?
Черт, вспомнил я. У меня же на голове был короткий, но седой парик, а на интерполовском удостоверении, которым я уже пользовался, я был в натуральном виде – с короткой черной стрижкой. И на паспорте, который привез мне Кудинов, наверняка тоже, раз они шли в комплекте.
– А почему все документы оказались у вас? – спросил старший Кудинова.
Это я уже продумал и поспешил ответить за него:
– Я попросил коллегу поискать нам место в гостинице. Хорошо, он далеко не успел отойти.
– Вы не забронировали заранее?
– Нет, и вы прекрасно знаете почему, – как посвященный посвященным, сказал я. – Мы летели в такой спешке.
– Вы уже связались с нашим бюро?
– Это должны были сделать, пока мы летели.
Это Лешка опять подключился. А он-то знает про взрыв? Или так, просто вдохновенно импровизирует?
Полицейские не спешили. Каждый из двух внимательно проверял и удостоверения, и паспорта. Вот он, момент истины. Снять бейсболку они меня не просили, но седые волосы выбивались из-под нее по бокам. Истины или не истины, все равно, момент неприятный. Я широко улыбнулся своей самой открытой и обаятельной улыбкой и стащил с головы бейсболку.
– Так лучше, коллеги? Я, как видите, не помолодел.
Тот, что постарше, понимающе отыграл бровями и губами, даже провел рукой по своей голове, тоже начавшей седеть. Но мой расчет оправдался. Полицейский собрал документы и протянул их Кудинову, потом мне: кому, мол, отдавать? Все заграбастал Лешка.
– Позвоните нашим из Интерпола. Они, наверное, и отель вам заказали.
– Сейчас проверим. Удачи, парни!
– И вам тоже.
Полицейские отошли.
– Мне кажется, будет уместным, не откладывая, отметить и нашу встречу, и избавление от демонов, – предложил Кудинов.
– Только давай все же удалимся от них на безопасное расстояние.
Лешка сиял. Строгих указаний от Эсквайра немедленно возвращаться в Москву после передачи документов у него не было, а упускать наклевывающееся приключение было не в его правилах. Он приехал – это объясняло удивление полицейских – с австралийским паспортом и таким же удостоверением Интерпола. «Мой немецкий погорел. Схватил то, что было под рукой», – небрежно пояснил Кудинов. У меня, напомню, все документы были испанскими.
Станут полицейские проверять через национальное бюро Интерпола, кто мы и откуда? Вряд ли. Прибытие пополнения из Лиона вполне вероятно, а дел у них и так хватает.
Я привел Лешку в «Гитар сафари» – почему-то это место казалось мне гарантированно спокойным. Мы спустились по крутой лестнице – это ведь большой прохладный подвал – и устроились в самом дальнем углу. Я вытащил свой наладонник и, включив определитель радиотрансмиттеров, убедился, что помещение не прослушивалось.
Мой рассказ растянулся на две пинты «килкенни» у меня и три – у Кудинова. Его жажда мучила больше – он действительно полдня летел и действительно через Франкфурт.
– Эсквайр, насколько я понял, жалеет, что ввязал тебя в эту историю, – сказал Кудинов. – Вы, друг мой, уверены, что хотите продолжать, хотя уже…
Хотя уже попросившей нашей помощи Анны не было в живых. Я вздохнул:
– Я надеюсь, что когда мы разберемся во всей этой истории, мне станет легче.
– Ты главный, – заверил меня Лешка. – Приказывай, мое дело – исполнять.
Он каждый раз так говорит, а потом спорит со мной на каждом шагу.
– Мы хотим сильных эмоций и риска или работы ума и относительного покоя? – счел необходимым уточнить я.
– Мы хотим риска, – уверенно заявил мой друг.
6
Я опять залез в скайп. Вы знали, что это эстонское изобретение и обслуживается в Эстонии? Я не знал – мне это Арне открыл. Кудинов пересел на мою кушетку, чтобы читать вместе со мной.
«Нашли парня?» – набрал я.
Август, похоже, решил не настаивать на встрече.
«Он в бегах, и друзья его тоже», – ответил он.
Уф! Хоть этот груз с моей души снят. Я-то же все время ел себя за то, что не рассказал связнику про Хейно Раата еще до гибели Анны. Для нее самой утешение слабое, но раз он дома не появлялся, то это ничего бы и не дало.
«Версия наци теперь главная, – написал Август, не дождавшись моей реакции. – Будьте осторожны».
«Меня по-прежнему ищут?» – набрал я.
Снова ручка старательно выводит слова.
«Вас хотят убрать. И в полиции тоже. Хотите встретиться?»
Мы с Лешкой разом уставились друг на друга. Ну ладно, я мешаю Хейно с его дружками-нацистами – это понятно. Я остался единственным свидетелем их нападения на дом Анны. Но что, полиция тоже ищет меня, чтобы убить? Тогда любой контакт с Августом для меня чреват.
«Подумаю», – написал я и дал отбой.
– И как нам на это реагировать? – спросил я своего друга и, наконец, снова напарника.
– Вы, милейший, думаете, я – Эйнштейн? Вероятно, надо встречаться. Только давай сообразим, где и как.
Вот что мы придумали. За театральным сквером, фактически на большом кольце, где расходились в разные стороны дороги на Пярну, на Нарву, в морской порт и в две улицы, ведущие в Старый город, находится высоченная, этажей в двадцать, гостиница «Виру». Не «Вана Виру» в Старом городе, где жили мы с Джессикой и Бобби, а просто «Виру», огромная башня из бетона и стекла.
Лешка зашел в нее и арендовал по своему австралийскому паспорту неприметную, цвета мокрого асфальта, но самую резвую из имеющихся машин – «рено-сафран». Ее подогнали на рампу перед входом в отель, но забирать ее оттуда мы не спешили. С этого места мы могли через десять секунд быть на кругу, а там – выбирай любое из пяти направлений.
Я дал Августу пятнадцать минут на то, чтобы добраться до нашего привычного места встречи в сквере. Сейчас мы с Лешкой стояли с развернутым планом города на углу «Виру» – едва ли в сотне метров от центра сквера и в десяти от нашей машины. При малейшем опасном оживлении в квадрате мы могли запрыгнуть в «рено» и скрыться.
Прошло десять минут, двенадцать, пятнадцать. Никаких подозрительных маневров – ни, кстати, Августа. Но вот на дороге из порта показался полицейский «опель». Мы с Лешкой переглянулись – похоже, пора уносить ноги. Однако машина притормозила, из нее вылез Август и, махнув водителю рукой, остановился, пережидая движение. Полицейский поехал дальше. Мы с Кудиновым снова переглянулись – а это как понимать?
Август убедился, что «опель» скрылся, и перебежал через дорогу к скверу. Лешка посмотрел на меня:
– Это он?
– Он.
– По мне, так чисто.
– И по мне, чисто.
Светить своего напарника я не собирался. Убедившись, что связник пришел на встречу один, я пошел к центру сквера, где стояли скамейки. А Кудинов сел за руль своего «рено». Ему предстояло наматывать вокруг нас круг за кругом. Он будет исчезать из моего поля зрения секунд на пятнадцать – двадцать, объезжая театр и соседнее здание на улице Отса, и, учитывая светофоры, примерно на минуту, чтобы обогнуть «Виру» и еще пару новых комплексов прямо за отелем. В остальное время я при первых признаках опасности мог пересечь сквер, запрыгнуть в «рено» и положиться на Лешкино водительское мастерство.
Свободных скамеек в этот теплый денек не было. Мамаши с детьми, пенсионеры с газетами, влюбленные с цветами, а одну скамейку целиком занимал вытянувшийся на ней спящий бомж в зимней куртке с капюшоном. Идиллия! Мы с Августом пожали друг другу руки и тоже стали наматывать круги – только Лешка по часовой стрелке, а мы – против.
– Чтобы между нами больше не было недомолвок, – начал мой связной. – Я работаю в полиции начальником бригады наркоконтроля. Но сейчас всех задействовали на этом покушении.
– Вы какую версию проверяете?
– Меня направили в помощь группе, которая занимается неонацистами.
– Это хорошо.
Я скользнул глазами по Лешкиному «рено», который проехал мимо нас и скрылся за театром.
– Хорошо, да не совсем. Вы должны понимать, здесь в спецслужбах есть разные люди. Кто-то из них совсем не хочет, чтобы виновными в покушении признали неонацистов.
– Не хотят лишний раз дразнить международную общественность?
Август с досадой покачал головой:
– Если бы только это. Я пока не могу понять, в чем там дело, но мне кажется, что все это дело пытаются, как вы это говорите…
– Спустить на тормозах?
– Точно.
Смотри-ка, не успел я и четверти круга пройти, а Лешка опять едет. Я понял его тактику: он на открытом месте ехал медленно, а когда скрывался из виду, прибавлял газ.
– А почему это может быть опасно для меня?
– Именно потому, что эта версия стала основной. Джип нашли сгоревшим, улик там, естественно, никаких. Хейно Раат и его ближайшие друзья где-то прячутся. Их обложили со всех сторон, по всем возможным адресам. Однако часть людей действительно пытается их разыскать, а кое-кому выгодно, чтобы, даже когда их задержат, против них не было никаких доказательств. Это же вы были в Вызу во время ночного нападения?
Я кивнул.
– И вы же оказались на месте преступления, когда взорвали такси. Других свидетелей не было ни там, ни здесь. Если вы исчезнете – исчезнете совсем, – останутся только материальные улики. Но их могут и не найти, их могут оспорить в суде, они, в конце концов, могут и пропасть. Вы понимаете?
Я понимал.
– Одного человека им удалось убрать. Вы же нужны им вдвойне, – не рассчитывая на мою сообразительность, все же сформулировал Август.
– Но какие у этих молодцов возможности разыскать меня? Всей таллинской полиции и спецслужбам до сих пор не удалось это сделать. Я понимаю, что, если я окажусь в участке, со мной может произойти несчастный случай, или я, например, вдруг решу повеситься на простыне.
– Например. Но не исключено, что как только в полиции узнают, где вас искать, первыми до вас доберутся какие-нибудь незасвеченные друзья Хейно Раата.
Лешка шел на второй круг. Он не может колесить так до вечера, это скоро станет подозрительным.
– Но вы ведь тоже узнаете про этих бандитов одним из первых?
– Это ваш основной шанс выжить, – сказал мой связной. – Только как я могу срочно предупредить вас об опасности?
Купить еще одну местную сим-карту и сообщить ему номер? Но тогда отследить мой мобильный и меня вместе с ним будет проще простого. Даже если он в случае опасности пошлет мне эсэмэс, а я буду включать телефон каждый час на тридцать секунд. Мне все равно придется после каждого выхода на связь срочно перебираться в другое место.
– А в скайпе в принципе можно оставить сообщение, которое я смогу прочесть, когда подключусь?
– Не знаю, не уверен. Лучше вызывайте меня не реже, скажем, чем раз в два часа. Эту ночь, по крайней мере, вряд ли кто-то из нас проведет в своей постели.
Для этого нужно все время иметь интернет. Что делать, мы же с Лешкой выбрали риск.
– Нам с вами действительно лучше больше не встречаться, – сказал связник. – Не дай бог, кто-то заподозрит, что я на связи с одним из главных разыскиваемых.
– Это правда, – согласился я. – Можете проверить еще одну информацию? – Август кивнул. – В соседней даче в Вызу живет некая Марет, фамилии не знаю. Анна – ну, потерпевшая – подозревала, что в ее доме прячется какой-то мужчина. И что он как-то связан с белыми мышами и всем остальным.
– Мы проверим. И вот еще. – Август достал из кармана небольшой целлофановый пакет, какие дают в аптеках или в магазинах компакт-дисков. – Это на самый крайний случай.
Я взял пакет. В нем был небольшой пистолет, какой дама может носить в сумочке. Из тех, какие годятся только для стрельбы – для устрашения больше сгодился бы детский, водяной. Но в данных обстоятельствах любое оружие было совсем не лишним.
– Спасибо.
Связной собрался уходить.
– Август, – остановил я его, – почему вы мне помогаете? В такой ситуации?
Мой связной усмехнулся:
– Не люблю, когда дурно пахнет.