Текст книги "Веселые ваши друзья (Очерки)"
Автор книги: Сергей Сивоконь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Немного о графоманах
Хотя по значению своему слово «графомания» связано с греческим словом «графо» – пишу, суть этого явления оно выражает не вполне точно.
Графомания предполагает отсутствие таланта в сочетании с болезненно острым желанием не столько писать, сколько печатать, публиковать написанное. В этом и состоит социальный вред графомании. Если бы графоманы только писали, но не печатали, никому бы от этого вреда никакого не было. А то ведь они изо дня в день обивают пороги редакций, отрывают людей от работы, нервируют их: большей частью графоманы – ужасные кляузники, и отделаться от них не так-то легко.
В Цветочном городе, впрочем, нет ни газет, ни журналов, печататься негде – остается уповать на устные выступления. Цветик и не упускает случая воспользоваться разными выдающимися событиями, чтобы напомнить о себе и о своем «таланте». По случаю полета коротышек на воздушном шаре он сочиняет и торжественно зачитывает такие стихи:
Огромный шар, надутый паром,
Поднялся в воздух он недаром.
Наш коротышка хоть не птица,
Летать он все-таки годится.
И все доступно уж, эх-ма!
Теперь для нашего ума!
Стихи эти – явная пародия (конечно, не с точки зрения Цветика!). Такие частицы и междометия, как «уж», «эх», «ах», «ох», «ай», «ой», служат незадачливым поэтам для заполнения ритмических пустот. По этой примете всегда можно узнать жалкие, ремесленные вирши (хотя отсутствие такой приметы еще не говорит, что стихи обязательно хороши).
И пусть не сбивает вас с толку восторг, с каким приняли стихи Цветика собравшиеся слушатели. Это же восторг обывателей, которые еще недавно ехидничали и издевались над Знайкой и его воздушным шаром, уверяя, что никуда этот шар не сможет полететь. А когда он все же взлетел, они пришли в дикий восторг и дружно завопили «ура»…
Свое отношение к Цветику и к графоманам вообще автор передает и иным, «зеркальным» путем. В той же повести он еще дважды изображает таких горе-литераторов, высмеивая их и с творческой, и с человеческой стороны.
В Зеленом городе, где приземлились потерпевшие аварию воздухоплаватели, живет поэтесса Самоцветик. Перекликаясь с псевдонимом уже знакомого нам «поэта», имя ее сразу настраивает на иронический лад. Есть в этом имени и оттенок самолюбования («Само цветик»), а главное, ни по таланту, ни по характеру поэтесса отнюдь не напоминает самоцвет (драгоценный камень). Как все творчество Цветика, стихи ее – чистая пародия. Только теперь высмеиваются не скороспелые стихи «к случаю», а слащавые стишки для детей: «Я поймала комара, та-ра, та-ра, та-ра-ра! Комаришку я люблю, тру-лю-люшки, тру-лю-лю!» «Трулюлюшки» и прочие возгласы выполняют здесь, как вы уже догадываетесь, роль «ахов» и «охов».
Каждое стихотворение Самоцветик кончается примитивной моралью, никак не вытекающей из остального текста (такая особенность также свойственна плохим стихам для детей). Стихи о комаре вершатся концовкой «надо книжку почитать», о стрекозе – словами «надо платье зашивать», а стихи о мушке – тем, что «надо руки умывать». И хотя слушатели кричат «браво!», восторгаясь этими «полезными», «очень хорошими» стихами, это лишь добавляет яда в иронию автора.
Ну а в жизни Самоцветик – наглая и взбалмошная особа. К художнику Тюбику выстроилась очередь малышек, желающих иметь свой портрет; но Самоцветик пробивается к нему «нахрапом», презрительно бросив пытавшемуся удержать ее Незнайке: «Мне можно без очереди – я поэтесса!» А во время сеанса долго изводит художника своими претензиями: то ресницы просит сделать подлинней, то ротик поменьше, то глаза изобразить голубыми вместо карих, то цвет волос изменить, то цвет платья… В итоге «портрет имел весьма отдаленное сходство. Но поэтессе он очень понравился, и она говорила, что лучшего портрета ей и не надо».
Таково отношение «поэтессы» к жизненной правде…
Складной стул для описания природы
А в Змеевке, где живут одни малыши, мы встречаем «прозаика» по имени Смекайло. Чтобы облегчить себе творческий процесс, он приобрел так называемый бормотограф (что-то вроде магнитофона) и подсовывает его нарочно в чужие дома, чтобы узнать, о чем там говорят, а потом слово в слово перенести это в свою книгу.
«– До чего же это все просто! – удивляется Шпунтик. – А я где-то читал, что писателю нужен какой-то замысел, вымысел…
– Э, замысел! – нетерпеливо перебил его Смекайло. – Это только в книгах так пишется, что нужен замысел, а попробуй задумай что-нибудь, когда все уже и без тебя задумано! Что ни возьми – все уже было. А тут бери прямо, так сказать, с натуры – что-нибудь да выйдет, чего еще ни у кого из писателей не было».
Ни одной книги, однако, Смекайло пока не создал. «Писателем быть очень трудно», – вздыхает он. К тому же, хотя у него есть не только бормотограф, но и «складной портативный писательский стол со стулом», чтобы прямо в лесу или в поле описывать природу (Смекайло, как видим, описание природы понимает буквально – как простое перечисление всего, что видит глаз), одного «пустяка» ему все-таки не хватает – машины, «которая могла бы за писателя думать». Что и отметил тут же «наивный» Шпунтик…
Проблема графомании и шаблона в искусстве волновала Носова с давних пор. В «Иронических юморесках» есть у него главы-«руководства», как писать романы, стихи и даже пьесы. И хотя в предисловии к этим «руководствам» писатель объяснил, что строил их, так сказать, от противного – исходя из того, как не надо писать, – это не помешало иным читателям принять эти «руководства» за чистую монету и даже пытаться «творить» с их помощью. Жизнь лишний раз доказала, что Смекайлы еще не перевелись…
Смех звучит над миром
О Носове-юмористе, Носове-сатирике можно толковать долго: чуть ли не каждая строка, написанная им, имеет отношение к смеху. Многим читателям и критикам казалось в свое время, что шутит он только для того, чтобы, так сказать, под шумок подсунуть детям ту или иную полезную истину. Не стану спорить, порой бывало и так. Но в целом смех для Носова, конечно же, был нечто большее, чем красивая этикетка для нравоучительных пилюль. С помощью смеха он стремился рассказать юному читателю об окружающем мире, научить его честно и с пользой жить на Земле.
Есть юмористы (в том числе детские), у которых смех беззвучен, таится в глубине строки. Н. Носов, при всей своей приверженности к иронии и сарказму, этим скрытым формам смеха, предпочитал все же смех явный, открытый. И пусть этот смех не имеет особых тайников и глубин, зато он позволяет детям задорно и вволю посмеяться. Недаром книги Носова охотно переводятся чуть ли не во всем мире. Еще в 1955 году журнал «Курьер ЮНЕСКО» опубликовал данные, согласно которым Носов стоял третьим среди самых переводимых в мире русских писателей – сразу после Горького и Пушкина! Детских же писателей он в этом смысле опережает всех. И хотя статистика вещь коварная и к искусству не всегда применимая, отрицать ее выводы тоже рискованно. Позволю себе поэтому привести еще одну цифру: к 1970 году, по данным Всесоюзной книжной палаты, книги Николая Носова были переведены на 68 языков мира.
И конечно, смех Николая Носова, а особенно широкая доступность и заразительность этого смеха – одна из главных причин такой популярности. Причем в первую очередь среди читателей юных.
Библиография
В 1968–1969 годах в издательстве «Детская литература» вышло трехтомное Собрание сочинений Н. Носова, куда вошли все основные его произведения, за исключением автобиографической повести «Тайна на дне колодца», опубликованной уже после смерти автора (она вышла в том же издательстве в 1978 году).
Заслуживает особого внимания большая статья Носова «О писательском труде», напечатанная во второй книге сборника «Вслух про себя» (М., «Детская литература», 1978). В этой статье писатель говорит о своей жизни и работе, о секретах своего ремесла. Настоящей же автобиографии Николай Николаевич создать, к сожалению, не успел.
Стоит напомнить и о другой теоретической статье писателя – «О некоторых проблемах комического». Она появилась в 1957 году в сборнике «Вопросы детской литературы» и с тех пор не переиздавалась.
Не вошла в Собрание сочинений Носова и книга «Иронические юморески», которая не раз помогала нам в наших размышлениях. Она увидела свет в 1969 году в издательстве «Советская Россия».
Небольшая книжечка С. Рассадина «Николай Носов» вышла в Детгизе довольно давно – в 1961 году, и вы ее вряд ли найдете. Обратитесь лучше к журнальным и книжным статьям:
A. Алексин. «Я вам пишу…». «Детская литература», 1966, № 1.
С. Баруздин. О Николае Носове. (В его кн.: «Заметки о детской литературе». М., «Детская литература», 1975.)
Б. Бегак. Город Солнца и город Луны. (В сб.: «Книги – детям». М., «Детская литература», 1975.)
М. Бременер. И все-таки – впереди! (Вместо послесловия.) «Семья и школа», 1976, № 12.
М. Бременер. Предисловие. (В кн.: Н. Носов. «Тайна на дне колодца». М., «Детская литература», 1978.)
B. Катаев. О Николае Носове. (В кн.: Н. Носов. Собрание сочинений в 3-х томах, т. 1, М., «Детская литература», 1968.)
C. Полетаев. Солнечный город Николая Носова. «Детская литература», 1978, № 11.
B. Разумневич. Семейство веселых мальчишек. (В его кн.: «Книги на всю жизнь». М., «Просвещение», 1975.)
C. Сивоконь. Открытие мира. «Семья и школа», 1979, № 5.
С. Соловейчик. Юмор в произведениях Носова. (В сб.: «Вопросы детской литературы. 1956». М., Детгиз, 1957.)
СЕРЬЕЗНЕЙШИЙ ИЗ ЮМОРИСТОВ
Юрий Вячеславович Сотник (родился в 1914 г.)
Юмор должен возникать внезапно,
рождаться от образа, от характера
описываемого вами человека. А наспех
притянутые остроты не играют.
М. Зощенко
Пять баллов на Черном море
Известный детский писатель Макс Бременер вспоминает:
«Во время встречи с учениками московской школы-интерната кто-то из ребят задал мне неожиданный вопрос:
– Скажите, пожалуйста… а с кем из писателей вы дружите?
Я назвал несколько имен, и в их числе Юрия Сотника. В ответ раздался заинтересованный гул, ребята о чем-то зашептались, и тотчас снова встал тот, кто спрашивал, с кем я дружу.
– Тогда расскажите о ваших приключениях».
Как видно, у ребят сложилось довольно стойкое мнение: где Сотник – там приключения.
И между прочим, они не так уж далеки от истины.
Правда, выдающихся приключений у Сотника почти не было. Можно отметить разве что его юношескую попытку – не без влияния книг Джека Лондона – отправиться на Ленские золотые прииски. Да и та, собственно, кончилась неудачей. «До приисков не доехал, заболел и чуть живой вернулся в Москву», – вспоминает Юрий Вячеславович.
Зато историй помельче было в жизни писателя сколько угодно. Особенно в детстве и отрочестве. В этом смысле ребята как в воду глядели: почти все, что позже выпало на долю героев Сотника, прежде было испробовано им самим. Из дому он сбегал, лодку подводную мастерил, маску со своего лица снимал, по вентиляционной системе в школе лазал, и при этом чуть не погиб. Фотографией и киносъемкой увлекался[8]8
Книга Сотника о лесе «Как здоровье, тайга?» иллюстрирована фотографиями автора. Кстати, в командировку, предшествовавшую созданию этой книги, писатель отправился довольно оригинальным способом: на собственные деньги заказал вертолет, на вертолете его забросили в глубь тайги, а через некоторое время взяли обратно…
[Закрыть]. А уже будучи взрослым, испробовал в лодке «пять баллов на Черном море», и, по свидетельству того же М. Бременера, сопровождавшего его в этой поездке, «приключение удалось».
Я напомнил об этом не для того, чтобы уточнить, что на самом деле случалось с Сотником, а чего с ним не было. Нет, мне просто хотелось показать, что Юрий Сотник принадлежит к тому типу писателей, который пишет лишь о том, что досконально знает. Он принципиальный противник фальши и приблизительности в искусстве. И если уж он позволяет себе посмеиваться над героем, который лишь хвастает, что пробовал эти самые «пять баллов на Черном море» (вы узнали, конечно, за этими словами Лодю из рассказа «Человек без нервов»), то можно не сомневаться: сам он эти «баллы» пробовал или по крайней мере готов попробовать в любой момент!
Цена слова
Такая готовность ответить делом на каждое написанное слово отличала Аркадия Гайдара. И он требовал этой готовности от всякого, кто берется за перо.
Есть рассказ о Гайдаре, основанный на подлинном происшествии. Он принадлежит перу детского писателя Р. И. Фраермана, дружившего с Аркадием Петровичем.
Это рассказ о мальчике, который при встрече с Гайдаром сказал, что сам пишет рассказы и мечтает стать писателем. Гайдар предложил ему написать рассказ вместе, сочиняя фразы по очереди. Мальчик охотно согласился. Подумав немного, он написал: «Путешественники вышли из города…»
– Теперь вы! – сказал он Гайдару, но тот не спешил.
– Вот выйдем из города, тогда и узнаем, какая должна быть вторая фраза в нашем рассказе.
Утром они действительно вышли из города. Час идут, другой… Мальчику стало невмоготу.
– Может быть, сядем на автобус? – предложил он. – Деньги у меня есть.
– У меня тоже, – сказал Гайдар. – Но ты же написал «Путешественники вышли из города», а не выехали на автобусе…
И они продолжали идти…
Мальчик так и не написал этого рассказа. Но он получил урок. Он понял, что рассказ мало написать: надо еще суметь ответить на каждое свое слово поступком. Он понял, что за каждое слово своего рассказа настоящий писатель готов расплатиться чем угодно. Даже своей жизнью.
Вначале был котенок
С такой же непреклонной верой в силу и вес каждого слова создает свои произведения Юрий Сотник.
Начал он писать очень рано. Еще в четвертом классе («в четвертой группе», как тогда говорили) его рассказ – в форме дневника котенка – занял первое место на школьном конкурсе. Такой рассказ не мог не быть смешным. Вот как рано начинался будущий юморист!
Уже в то время он всерьез подумывал о писательстве. И казалось бы, все располагало к этому: было понимание и благословение матери; был прекрасный учитель литературы Иван Иванович Зеленцов – прототип учителя Николая Николаевича из рассказа «Исследователи». («Думаю, что благодаря ему, – вспоминает писатель, – добрая половина нашего класса пошла по гуманитарной линии»). Был, наконец, и домашний литературный наставник – друг семьи будущего писателя В. М. Авилов, сын писательницы Л. А. Авиловой, дружившей с самим Чеховым и оставившей о нем интересные воспоминания…
Тем не менее «настоящий» Сотник сложился не скоро: лишь в 1939 году журнал «Пионер» напечатал рассказ «„Архимед“ Вовки Грушина», который ныне справедливо считается одним из лучших рассказов в нашей детской литературе.
Но и после этого дела не пошли быстрее. Первая книга Сотника появилась в 1946 году; сборник рассказов «Невиданная птица» – в 1950-м. Писатель явно не спешил выступать с новыми произведениями; его требовательность к себе была высокой. Столь же медленно его творческий багаж пополнялся и дальше: повесть «Приключение не удалось» появилась в 1960 году, «Машка Самбо и Заноза» – в 1965-м. До этого и позже увидели свет также несколько пьес писателя.
Сотник и Носов
Этих писателей критики всегда ставят вместе. И не зря: они почти ровесники (Сотник моложе на шесть лет) и путь свой в литературе начинали почти одновременно: у Носова первая книжка вышла в 1945 году, у Сотника – годом позже. Оба – юмористы, оба посвятили свой талант детям.
Да и работа их в «веселом цехе» имеет точки соприкосновения: в юморе обоих писателей немалую роль играют комизм характеров, комизм положения и комизм возраста.
Есть, наконец, и сюжетно-психологические совпадения.
В «Веселой семейке» Носова Мишка Козлов берется за постройку инкубатора после того, как у него взорвалась паровая машина: «Мишка слишком сильно нагрел воду, банка лопнула, и горячим паром ему обожгло руку».
У Сотника Вовка Грушин берется за сооружение своего «Архимеда» после аварии с моделью ракетного двигателя, где тоже дело кончилось взрывом…
А если внимательно прочесть сцену из рассказа Сотника «Райкины „пленники“», где два видных члена школьного краеведческого кружка Боря и Лева пытаются пришить пуговицы к брюкам и пиджаку, можно заметить, что сцена эта напоминает ситуацию из рассказа Носова «Мишкина каша»…
Все эти сходства и совпадения я перечислил, чтобы вполне определенно заявить: несмотря на все это, Николай Носов и Юрий Сотник писатели и юмористы разные. Очень разные. И внешние сходства только сильнее подчеркивают их внутренние, куда более существенные различия.
Основой для этих различий служит то, что ведущие герои Сотника в основном постарше носовских. Для книжек Носова типичны малыши и младшие школьники, а в рассказах и повестях Сотника главный герой – почти всегда подросток. (Из-за этого Сотника именуют нередко пионерским писателем).
У обоих писателей среди главных и любимых героев преобладают исследователи; но если у Носова они исследуют только окружающий мир, то у Сотника они изучают еще и самих себя: свой характер, волю, способность к совершению геройских дел.
Детям свойственно оглядываться вокруг; их бесконечные «почему» касаются чего угодно, кроме самих себя; подростку же особенно важно выяснить, какой я сам, чего я стою.
Я говорю о подростке в мужском роде, но потому лишь, что само это слово мужского рода. Подростками же, конечно, бывают и девочки. И хотя у них собственные сложности в это время, но, как и мальчиков, их тоже влечет желание исследовать собственный характер и тяга к героическому.
Женское равноправие
К слову сказать, девочки как комические персонажи не очень-то пользуются вниманием детских юмористов. (Зато уж юмористы взрослые, дождавшись, когда девочки подрастут, охотно избирают их героями своих произведений и дружно высмеивают девичью рассеянность, женскую непоследовательность, мнительность, сварливость, страсть к нарядам… Возможно, это происходит потому, что большинство юмористов принадлежит к мужскому полу…)
Среди героев Носова девочки составляют весьма небольшую часть, а на первых ролях выступают и вовсе редко. А в книгах В. Голявкина, скажем, девочек практически не встретишь вообще. Ни в рассказах, ни в повестях. Даже серьезных.
Зато Юрий Сотник – явный сторонник «женского равноправия». Девочки у него столь же часто оказываются в центре событий, что и мальчики. Вспомним Аглаю из цикла рассказов, написанных от лица Леши Тучкова (самый известный из этих рассказов – «Как я был самостоятельным»). Вспомним Нату Белохвостову из повести «Приключение не удалось»; Машку Самбо и ее сестру из повести «Машка Самбо и Заноза»; Раю из рассказа «Райкины „пленники“»; Машу Брыкину из рассказа «Человек без нервов»… Все они играют в этих произведениях ведущие роли.
И наконец, Таня Закатова из рассказа «Белая крыса» – о ней мы потолкуем подробнее.
Крыса на торжественной линейке
Подросток – главный герой и главный читатель книг Юрия Сотника – стремился и будет стремиться к подвигу: для него это вопрос жизни и смерти, вопрос, диктуемый возрастом. И писатель горячо поддерживает это законное и благородное стремление. Хотя и не устает напоминать: мало только ожидать подвига – надо и готовить себя к нему. Этой готовностью, нацеленностью на подвиг писатель и наделяет лучших своих героев – не только мальчиков, но и девочек. Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в один из лучших рассказов писателя «Белая крыса».
Один из лучших… Кому-то из вас это покажется явным преувеличением. Сказать откровенно, я и сам до поры до времени не считал его таковым и удивлялся даже: отчего это писатель, вкус которого, на мой взгляд, почти безупречен, упорно включает этот рассказ чуть не в каждый сборник своих произведений? Что в нем такого замечательного?
И лишь недавно, перечитав «Белую крысу» заново, я наконец-то понял, в чем дело. Понял, что в рассказе описан настоящий подвиг, хотя развертывается он в обстановке детской игры, а в самом центре сюжета оказывается такой несерьезный «персонаж», как крыса.
Напомним содержание рассказа, созданного накануне войны.
Пятерка ребят из пионерлагеря «Карбид» во главе со звеньевой Таней Закатовой прибывает в соседний лагерь (к «трикотажам») с пакетом – вызвать соперников на военную игру. Председатель совета лагеря Миша Бурлак, приняв пакет и торжественно зачитывая послание собравшимся на линейке ребятам, вел себя несколько странно: то «поводил плечами, то вдруг выпячивал живот, то убирал его», то зачем-то «поднял правую ногу, согнув ее в колене…»
Причина этого скоро открылась: из коротких штанин председательских трусов выползла белая крыса и шлепнулась на землю. «В ту же секунду отчаянный визг раздался над линейкой. Два „трикотажа“, сбитые с ног, покатились на землю. Чья-то фигура мелькнула над забором и скрылась за ним». Это была звеньевая «карбидов», отчаянно боявшаяся крыс…
Большинство юмористов, развивая такой сюжет, на этом бы и остановились. Ведь посмеяться тут уже есть над чем: смешон и председатель, пришедший с крысой на торжественную линейку; смешна и звеньевая, которую уже само появление крысы повергло в такую панику. Смешна, наконец, и степень овладевшего ею страха (два «трикотажа» оказались при этом даже сбитыми с ног). Да и мораль бы тут нашлась подходящая: будучи звеньевой, научись не бояться таких пустяков, как крысы. Или: общественные дела не путай с личными (это уже в сторону председателя).
Но Сотнику мало и этого смеха, и этой морали. Там, где большинство из его коллег закончили бы рассказ, Сотник его только начинает. У него это всего лишь прелюдия – «сказка будет впереди».
