Текст книги "Книга Мирдада (СИ)"

Автор книги: Сергей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Мы были двумя полководцами на бранном поле – Мирдад и я. Он был легионом, я же – воином-одиночкой. Если бы братья помогли мне, я бы в конце концов его одолел. И тогда я заставил бы его страдать. Но братья были на его стороне. Предатели! Мирдад, ты отомстил за себя.

На сей раз слёзы полились ручьём, Шамадам молчал, всхлипывая. Наконец, Старейшина поклонился и, три раза поцеловав землю, произнёс:

–Мирдад, мой повелитель, моя надежда, моё наказание и моя награда, прости горечь Шамадама. Голова змеи сохраняет яд даже после того, как её отсекли. Но она не может укусить. Ты видишь, Шамадам теперь – лишён зубов и яда. Поддержи его своей Любовью, чтобы он увидел день, когда из уст его польётся мёд так же, как из твоих. Ты обещал. Сегодня ты освободил его из плена первого, не дай же ему долго томиться во втором.

И он принялся говорить о том, что это был за плен. Однако голос его теперь стал мягким и густым, так что я едва верил своим ушам, словно не с этим человеком я только что разговаривал.

–В тот день он созвал нас в этой пещере, где он учил Семерых. Солнце уже садилось. Западный ветер нагнал тумана, который наполнил ущелье и повис над землёй, как покрывало. Туман доходил до этой горы, и она напоминала берег моря. К западу на горизонте застыло облако, заслонившее солнце. Мирдад обнял каждого из Семерых. Видно было, что чувства переполняют его, но он сдерживал себя. Затем он сказал:

- Долго жили вы в вышине, сегодня же в глубины вам сойти предстоит. Если не возвыситесь вы спуском своим и не присоедините долины к вершинам, высота всегда будет искушать вас алчностью, а глубина ослеплять.

Повернувшись ко мне и глядя мне в глаза, он продолжил:

–Что до тебя, Шамадам, твоё время ещё не пришло. Ты станешь дожидаться моего возвращения здесь, на вершине. И пока будешь ожидать своего часа, ты станешь хранителем Книги, Которая находится в железном сундуке под алтарём. Смотри, чтобы ни одна рука не касалась Её, даже твоя. В своё время я пришлю к тебе посланника, который заберёт Книгу и отдаст миру. Ты узнаешь его: он поднимется на вершину по склону. Он начнёт своё путешествие одетый, возьмёт с собой посох и семь буханок хлеба, но ты найдёшь его перед этой пещерой бездыханного, нагого, без посоха и без пищи. До его появления уста твои будут сомкнуты, и будешь ты сторониться людей. Его вид освободит тебя из плена молчания. После того, как ты отдашь ему Книгу, ты превратишься в камень и будешь охранять вход в эту пещеру до моего возвращения. Из этого плена лишь я смогу освободить тебя. Если ожидание покажется тебе долгим, то удлинится оно, если же ты сочтёшь его кратким, то станет оно ещё короче. Терпи и веруй.

Он обратился к Семерым, и, махнув им рукой, сказал: "Братья, идите за мной".

И зашагал вниз по склону. Он шёл, высоко держа голову, смотря вперёд, едва касаясь земли. Когда они достигли края, где начинался туман, солнце пробилось сквозь тучу, образуя в небе проход, озарённый светом. Мне показалось, что Мастер и его Семеро спутников отделились от горы и пошли через этот проход к солнцу. Как же горько мне было оставаться здесь одному.

Шамадам обмяк и замолчал, склонил голову, закрыл глаза и несколько раз вздохнул. В таком состоянии он пребывал долго. Пока я искал подходящие слова, он поднял голову и сказал:

–Ты – возлюбленный сын Судьбы. Прости меня, я много говорил. А как иначе? Может ли тот, чей язык был скован полтора столетия, сбросив оковы, произнести лишь "да" или "нет"? Может ли Шамадам быть Мирдадом?

–Позволь задать тебе вопрос, брат Шамадам.

–Слова твои ласкают слух. Давно никто не называл меня братом. Последний раз это было, когда мой единственный брат умер много лет назад. О чём ты хотел спросить?

–Если Мирдад – Учитель, то мне странно, почему в наши дни никто не слышал ни о нём, ни о семи братьях?

–Возможно, Мирдад ждёт своего часа. А может, учит под другим именем. В одном я уверен, Мирдад изменит мир так же, как он изменил Ковчег.

–Должно быть, он давно умер.

–Мирдад сильнее смерти.

–Ты хочешь сказать, что Мирдад уничтожит наш мир, как он уничтожил Ковчег?

–Нет! Он освободит мир так же, как освободил Ковчег. И затем он зажжёт Свет, Который люди, похожие на меня, похоронили под толщей иллюзий и прозябают в темноте. Он возродит в человеке то, что человек успел разрушить. Скоро Книга будет в твоих руках. Прочти Её, и ты увидишь Свет. Подожди здесь, я скоро вернусь. Тебе нельзя идти со мной.

Он встал и вышел. Я тоже вышел наружу, но дошёл лишь до края пропасти.

Что за картина открылась моему взору! Пейзаж, раскинувшийся вокруг, насыщенный невиданными цветами и оттенками, покорял. Мне почудилось, будто я растворяюсь в нём, растекаюсь капельками по поверхности – по морю, такому спокойному, подёрнутому дымкой, по холмам, то изгибающимся, то отклонившимся назад, но всё же вырастающим один за другим, образуя гряду, возносясь всё выше от моря до вершин Молочных гор, по селеньям, приютившимся на склонах, утопающих в зелени, по долинам, свившим свои гнёзда меж гор и утоляющим жажду из плачущего сердца хребта, со множеством людей, занятых повседневным трудом, и животными, пасущимися на лугах, по оврагам и лощинам, этим шрамам, нанесённым Временем на некогда молодое чело гор, я словно унёсся с ветерком в небо и вместе с тем остался на земле.

Лишь созерцание Каменного склона вывело меня из состояния отрешённости и вернуло мои мысли к монаху, к его рассказу о себе, о Мирдаде и о Книге. Думая об этом, я не мог не восхититься той рукой, которой отправила меня в путь за одним, чтобы обрести другое. Я возблагодарил её.

Монах вернулся и, протягивая мне свёрток, завёрнутый в пожелтевшую от времени ткань, сказал:

–Отныне мой долг становится твоим. Будь верен в выполнении его. Теперь же пришёл час моего второго плена. Уже скрипят врата моей тюрьмы, открываясь навстречу мне, и близок тот миг, когда они захлопнутся за мной. Долго ли будут они закрыты, знает лишь Мирдад. Скоро о Шамадаме не вспомнит никто. Ах, как больно пребывать в забвении!.. Но зачем я всё это говорю? Мирдад не за бывает ни о ком. Кто живёт в его памяти, будет жить вечно.

Повисло молчание, а когда Старейшина поднял голову, то я увидел, что глаза его полны слёз. Он прошептал:

–Теперь ты спустишься в мир. Но ты – наг, а мир не терпит наготы. Ведь даже душу пытаются там облечь в лохмотья. Моя одежда больше не нужна мне. Я пойду в пещеру, сниму её, и тебе будет, чем прикрыться, хотя одежда Шамадама подходит только Шамадаму. Мне остаётся лишь пожелать, чтобы не была она для тебя тяжкой ношей.

Я принял его предложение в молчании. Когда Старейшина ушёл в пещеру, я раскрыл Книгу и начал переворачивать пожелтевшие, выцветшие листы.

Вскоре я обнаружил, что глаза мои прикованы к первой странице. Я попытался прочесть то, что там написано. Книга захватила меня. Я читал, всё больше погружаясь в текст.

Я подсознательно ждал, что Старейшина закончит раздеваться и позовёт меня, чтобы забрать одежду. Но минуты шли, а меня никто не звал.

Оторвав взгляд от Книги, я повернулся и заглянул в пещеру. Я увидел одежду, лежащую на камнях. Но Старейшины там не было. Я позвал его несколько раз, каждый раз громче. Ответа не последовало. Я удивился и заволновался. Другого выхода из пещеры, где я стоял, не было. Старейшина не выходил из пещеры – в этом я был уверен. Может, я беседовал с призраком? Но нет, то был человек, из плоти и крови, я ощущал его присутствие каждой клеткой своего тела. Кроме того, в руках я держал Книгу, Которую он принёс, а в пещере лежала его одежда. Что если он – под ней? Я подошёл и собрал вещи. Никого.

У меня мелькнула мысль: вдруг Старейшина каким-то образом выбрался из пещеры и свалился в Чёрную пропасть? Я бросился к выходу. Выбежав, я сделал несколько шагов и наткнулся на глыбу, стоящую на краю пропасти. Раньше её здесь не было. Валун напоминал сидящее животное, но голова была похожа на человеческую, с грубыми, тяжёлыми чертами, широким подбородком, поднятым вверх, челюсти сжаты, губы сомкнуты, глаза устремлены на север.

Книга

Перед вами Книга Мирдада, записанная Нарондой, младшим и нижайшим по чину из братьев. Сей путеводитель – Маяк и Небеса для тех, кто ищет выход за пределы.

Остальные да остерегутся читать Её!

Глава 1

В тот вечер восемь монахов собрались за обеденным столом. Мирдад стоял по одну сторону, дожидаясь, пока остальные станут с другой.

Одно из правил Братства было стараться как можно реже произносить слово "Я". Брат Шамадам хвастал своими достижениями на посту Старейшины. В доказательство того, что он приумножил наши богатства и упрочил тем положение Ковчега, он приводил множество цифр. При этом он часто употреблял нежеланное слово. Брат Майкайон заметил ему это, и разгорелся спор. Речь велась о целесообразности данного правила и о том, откуда оно взялось – отец ли Ной так постановил или наш первый брат Сэм. Спор привёл к взаимным упрёкам, а упрёки ко всеобщему замешательству, когда много было сказано, но мало понято.

Желая обернуть всё в шутку, брат Шамадам обратился к Мирдаду и произнёс:

–Средь нас есть тот, кто – могущественнее патриарха. Мирдад, укажи нам путь из лабиринта слов!

Все посмотрели на Мирдада. И он впервые за семь лет разомкнул уста и произнёс:

–Братья Ковчега! Насмешка породила желание Шамадама, и предвосхитила решение. Войдя в Ковчег, Мирдад уже выбрал и место и час – эти обстоятельства, когда разомкнутся уста его и спадёт вуаль, и раскроется сущность его перед вами и перед миром.

Семью печатями Мирдад сковал уста свои. Семью вуалями сокрыл своё лицо. Всё это сделано затем, чтоб смог он научить и вас, и мир, когда вы будете готовы принять его учение о том, как разомкнуть уста и сбросить пелену с очей, и как раскрыть вам в полноте Небесного блаженства, что вам принадлежит и чем являетесь по сути. Глаза вам застит пелена, и потому, куда б ни обратили взор, вы не увидите ничего, кроме вуалей. Уста вам сомкнуты печатями, и слово, любое, что произнесёте, будет мертво. Ведь какова ни есть природа вещи, ей формой будет пелена, накинутая жизнью, чтоб эту вещь прикрыть и ограничить. И взгляд ваш - лишь вуаль, и как же может он показать вам что-либо другое, кроме вуали или пелены? Слова - лишь вещи, закосневшие в слогах и в буквах. Как же могут ваши уста, что есть печать, произносить что-либо кроме штампов? Прикрыть вуалью может взгляд, но не проникнуть сквозь неё. Запечатлит язык, но не отверзнет он засовы. И нет нужды ждать большего от них. Они – суть части тела, и работа их – такова, и ей они - прилежны. Прикрыв и наложив печать, они взывают к вам узнать, что там таится за вуалью, и отомкнуть задвинутый засов. Хотите ли узнать, что – за вуалью? Тогда вам нужен глаз другой, не тот, что веком и ресницами прикрыт. Уйти от штампов вам помогут уста другие, не те, что нам - знакомы. Начните же с того, что научите глаз увидеть верно, коль хотите увидеть верно вещи. Не глазом вы должны смотреть, но сквозь него, дабы узреть, что скрыто за вуалью. Начните же с того, что научитесь вы верно говорить, коли хотите произносить слова другие верно. Не языком и не устами речь ведите, но через них вам должно говорить, чтоб выразить слова, что закоснели.

Когда же вы начнё те видеть верно , говорить, тогда узрите себя, и словом выражать себя начнё те. Всему присущ, за всем сокрытый, так же, как в слове и за словом, пребываешь лишь ты, провидец и оратор.

И если мир останется загадкой, то потому, что ты - загадка. И если речь на лабиринт похожа, то потому, что ты - лабиринт.

Оставьте же события и явления, и не пытайтесь что-то изменить. Ведь видятся они нам тем, чем видятся лишь потому, что кажетесь вы лишь тем, чем кажетесь. Они не видят и не говорят, вы наделяете их как взглядом, так и речью. Если вы решили, что кто-то грубо говорит, на свой язык взгляд вы оборотите. И если чей-то вид для вас ужасен или некрасив - ищите сор в глазу своём.

Не у вещей просите вы раскрыться и вам предстать в ином, желанном свете. Раскройтесь, и тогда для вас всё, что вокруг, раскроется. И также не просите разомкнуть уста других, с себя засов снимите, и всё вокруг заговорит.

Ключ к раскрытию себя, к тому, чтоб снять оковы с губ своих, находится у слова одного. Вы слово то меж губ своих храните. Средь слов других оно - легко и вместе с тем оно же – полновесно. Мирдад назвал его ТВОРЯЩИМ СЛОВОМ.

Мастер замолчал, и воцарилась тишина, полная волнения и ожидания. Не выдержав, Майкайон произнёс:

–Наши уши жаждут СЛОВА. Наши сердца томятся желанием познать тот ключ. Скажи же нам, Мастер, умоляем.

Глава 2

МИРДАД: Когда вы говорите "Я", тот час же в сердце вы произнесите: "Боже, да будь моим прибежищем от всех печалей слова "Я" и проведи меня в блаженство слова "Я". Ведь в слове том душа всех слов сокрыта. Познайте это лишь однажды, и уста наполнит сладость, и любое слово восторгом жизни будет полно. А если запертым останется оно, то полон будет горечи язык, и слово каждое, сошедшее с него, яд Смерти источать во веки будет.

Сло во "Я" - Творящее. И если из него не извлечёте силы, не обретё те мастера могущество, то стоном ваша песня будет, и в мирный час познаете вражду, и светлый день вам тьмою обернё тся.

Ведь ваше "Я" сознанье бытия озвучит и, оживив, и вес, и меру даст. Неслышное оно звучать заставит, и сделает невидимое видным, чтобы смотря, могли увидеть вы невидимое, слушая, услышать беззвучное. Пока же вы глядите глазами, ушами слышите, и, если б не они, вы не могли б ни то и ни другое.

Одной лишь мыслью, начатою с "Я", вы вызовите море дум. И море то - творенье "Я", что есть одновременно и мысль, и мыслитель. И если мысли ваши причиняют боль, царапают иль ранят, то знайте же, что это "Я" их наделило жалом и когтями.

К оль скоро нечто способно наделять, оно же может и лишать.

Одним лишь чувством "Я" вы наполняете колодец чувств, что – в сердце вашем. Тот колодец - творенье "Я", что есть одновременно и чувство, и кто чувствует. И если ваше сердце придавлено тяжёлой ношей, то это ваше "Я" ту тяжесть водрузило.

К оль скоро нечто отяжеляет сердце, оно же и от тяжести освободить способно .

Одним лишь словом "Я" вы жизнь даёте армии Небесных слов, и каждое есть символ вещи, она есть символ мира, а мир собою являет часть Вселенной. А она - творенье "Я", что есть одновременно и материал, и зодчий. Если же Вселенная заселена созданиями ада, то это ваше "Я" дало им право жизни в мире вашем.

К оль скоро нечто способно сотворить, оно же может уничтожить.

Каким является творец, таким же будет и творение его. Ведь разве кто-то способен сотворить произведенье большее себя? Иль меньше? Только лишь себя способен породить на свет творец.

"Я" есть фонтан, родник, откуда всё рождается, куда в свой срок уходит. Каков - источник, таков – и поток, что изливает он.

"Я" есть волшебный посох, и не сможет рожденье дать чему-нибудь другому, кроме того, что маг хранит в душе. Каков – волшебник, таковы – и чудеса.

К аково – Сознанье, такое – ваше "Я". Какое – ваше "Я", таков – и мир. И если чист - ты и определё н в значеньи, то мир твой будет прозрачен и определё н. Слова твои не станут лабиринтом, дела твои не б удут боль нести. А если "Я" твоё – туманно, непонятно, тогда и мир твой – призрачен и вял. Слова твои запутают любого, поступки же оплотом боли станут.

А если "Я" твоё – сильно и постоянно, то постоянен и вынослив будет мир, тогда ты сможешь Время превозмочь и превз ойти Пространство. Если "Я" твоё – непостоянно, преходяще, твой мир окажется непостоянным, слабым, и дуновеньем, ст руйкой дыма ты улетишь в небытиё .

Едино – твоё "Я", един – твой мир, и ты – в согласье вечном с Небесами и с жителями мирными З емли. Но если дробно – "Я", разбит на части мир твой, и вечный спор ведут они, и меж собою век они воюют.

"Я" есть опора, центр твоей жизни, источник всех вещей, они оттуда расходятся и мир твой наполняют, и наполняют также место, где меж собою сходятся они. И если "Я" - устойчиво, то мир – устойчив твой, и никакие силы увлечь тебя не смогут ни вправо и ни влево. А если "Я" шатается, то станешь ты листком, что кружат потоки ветра.

И вот! Твой мир – устойчив, убеждё н лишь в неустойчивости. Без определения определё н. И постоянен в непостоянстве он. Един же – лишь во многом.

Твой мир – суть колыбель, надгробным камнем ставшая. Твой мир - надгробие, что стало колыбелью, дни поглощают ночь, а ночь извергнет дни, мир объявил войну, война же ищет мира, сквозь слёзы смех, рыданье сквозь улыбку.

Твой мир томится в родовых потугах, а повитуха-Смерть те роды принимает.

Твой мир есть сито, ни одна ячейка не схожа с остальными, ты же просеиваешь то, что не процедишь сквозь такое сито.

Твой мир против себя настроен, поскольку "Я" твоё - разделено.

Твой мир препятствий и барьеров – полон, поскольку "Я" твоё тебе барьером служит. Оно оставит что-то за оградой, под тем предлогом, будто не подходит, другое же оно впускает внутрь и говорит: "То – часть моей природы". Но то, что за забором, рвётся внутрь, а что – внутри, то просится наружу. Они ведь – дети матери одной, и с ними твоё "Я", и им не нужно противостоять друг другу.

Но ты не рад союзу, ты вновь пытаешься разъединить Неразделимое. Противишься слиянью, избавляешься от жизни, надеешься вбить клин меж тем, что мнится тебе твоим, и тем, что, как решил ты, тебе чуждо.

Поэтому слова людские сочатся ядом. Потому дни человека горе омрачает. Поэтому полны – и ночи болью.

Монахи! Мирдад соединит раздробленное в вас, чтоб жили вы в ладу с собою, в ладу со всем, что во Вселенной есть.

Он ваше "Я" освободит от яда, дабы вкусить вам сладость ОСОЗНАНЬЯ.

Мирдад научит вас соизмерять, дабы познать вам радость РАВНОВЕСЬЯ.

Мастер замолчал, и наступила тишина. И первым заговорил Майкайон.

Майкайон: Волнующи – слова твои, Мирдад. Они распахнули перед нами множество дверей, но мы так и остались на пороге. Веди нас за пределы, веди нас внутрь.

Глава 3

МИРДАД: Но несмотря на то, что в своём "Я" центрированы – вы, однако, всё же, заключены вы в "Я" Всевышнего.

Божественное "Я" - вечность, нет ленное, единственное слово. В нё м Бог – Первичное Сознанье - прояв ился. А если бы не это, был бы О н лишь молчаливым А бсолю том. Но словом сим Он сотворил С ебя. Бесформенный, с Н им форму принимает, приняв которую, все существа затем к Б есформенному снова возвратятся.

И, ощутив СЕБЯ, помыслив о СЕБЕ, и о СЕБЕ сказав - не нужно Богу произносить что-либо, кроме "Я". Поэтому слово "Я" - Его единственное. Лишь Оно есть СЛОВО.

Всё сказано, когда произнесёт Он "Я". И все миры, что видн ы иль неявны, и всё, что родилось, и всё, что ждё т рожденья, и время, то, что ныне есть, и то, ч то лишь наступит , отозвалось, объединилось в э том Слове. Им сотворено. Через Н его и существует.

Лишь отзвук, в пустоте То Слово, Ч то не наделено значен ием, Оно - проказа, если не несёт в С ебе единства .

Однако Слово Божие - не отзвук, не свищ на языке и не проказа. Лишь те сло ва становятся такими, что Осознанья свыше лишены. Ведь Осознанье - это Дух Святой, Ч то оживляет Слово, нап олняет Сознанием Его. Ведь Осозн анье – суть То, Ч то в равно весие приводит весы, а чаши их - Первичное Сознание и Слово.

Первичное Сознанье – Слово - Дух Осознанья - ТРОИЦА БЫТИЯ. Все Трое есть Одно. Одно является Тремя, и равнозначно, и равномерно, и равно во времени - то есть самоуравновешивание, самопознанье, самонаполненье. И никогда ни больше и ни меньше. Всегда – в покое и непреходяще. Оно – суть СОВЕРШЕНСТВА РАВНОВЕСЬЕ.

И человек зовёт Его Господь, хотя О но, чтоб именем назваться, чудесно сли шком. Несмотря на то, священно Е го имя, и священны уста, что эту святость сохраняют.

И кто иной быть может человек, если не Божий сын? И разве может он отличаться чем-нибудь от Бога? Ведь жёлудь дуб в себе хранит? А человек в себе скрывает Бога?

А это значит, что и человек, Святой являясь Троицей, несёт в себе Сознанье, Слово, Осознанье. Так почему же не уравновешен он настолько же, насколько Бог?

Коли хотите узнать ответ на ту загадку, внемлите мне.

Глава 4

Ч еловек ес т ь бог-младенец. Время же - пелё нки. Пространство окружающее - также. И тело вмес те с ним, а также чувства, и всё , что могут воспринять они. И мать знает, что пелё нки - это не малыш. А вот малыш не ведает того.

И человек закутан в ограниченья с головою, и с возрастом меняются они, и так всю жизнь. Поэто му сознанье его всегда меняется, и слово, что призвано сознанье отра зить, всегда туманно, неопределё нно, и мутно понимание, и жизнь - вне равновесья, замешательство ж – огромно.

Он, страждущий, о помощи взывает. И крик его теснится сквозь века. И вздохами насыщен воздух. Море - солоно от слёз его. Земля – испещрена его могилами. Оглохло небо от его молитв. Всё это происходит потому, что он пока не знает значения его "Я", что для него – Суть то же, что пелёнки – для младенца.

Он произносит "Я" и разделяет Слово надвое: его границы – суть одно, его бессмертное Божественное "Я" - другое. Он силится делить Неразделимое. А Бог не позволяет. Ибо Неделимое не может быть разделено. Лишь незрелость людская может то вообразить. И человек-младенец обрекает себя на битву и ведёт войну против нетленной Сущности, считая Её угрозой для себя.

И в битве той он разрывает плоть свою на части, он проливает кровь свою. А Бог за битвой той с Любовью наблюдает. Ведь знает Он, что оковы Человек срывает, что изливает Он на землю желчь, чтобы, избавившись от них, Он смог узреть Единое в единстве.

И в битве той судьба его - бороться, и кр овью истекать, теряя силы, и всё лишь для того, чтоб пробудиться и вновь соединить раздробленное "Я" своею плотью и запечатать кровью.

Поэтому, да будьте осторожны, упо требляя слово "Я", заботьтесь о Его предназначеньи. Ведь до тех пор, пока ограничения звучат в том слове, а не младенец в Н ём отражён, служить О но вам будет лишь решетом, а не горнилом Божьим, и сеять сквозь Него тогда придё тся вам суету сует, чтоб Смерть в конце концов на дне увидеть.

Глава 5

Божественное Слово – суть горнило. Что создаёт О н о, то тут же тает, сливается в Е дином, ничего не принимая как достойное, и также не отвергая ничего как нечто недостой ное Его. Наполненное Духом Осознанья, О но знает, Оно и сотворённое И м есть одно и то же. Ведь отвергая часть, ты отвергаешь Целое, а Ц елое отвергну в, отвергнешь и себя. И потому О но всегда – едино по цели и по смыслу.

Решето есть Слово человека. Всё созданное И м находится в тисках и под ударом. Всегда есть выбор - или друг, иль враг. Но часто так бывает, что друзья вчерашние врагами завтра станут, тот же, кто врагом вчера являлся , - друг твой ныне.

В ойна бушует, в которой ЧелоВ ек с собой воюет, лишь потому , что Духа Святого Е му не достаё т . Ведь Дух Святой наполнит о созн аньем, что ЧелоВек и то, что сотворил О н, – едино, что отвергать врага, всё то же, что отвергнуть друга. Ведь оба слова "вра г" и «друг» творень я его "Я".

То, что сегодня отвергаешь ты, считая злом, другому покажется как благо. Разве может одно быть сразу тем и тем, друг другу противоположным? Ни то и ни другое, только "Я" твоё решило, что это – зло, другое "Я" решило увидеть в том же благо.

К оль способно нечто создавать, оно же может уничтожить. И так же, как создал ты врага, ты его способен уничтожить, иль другом можешь ты его назвать. Однако "Я" твоё должно горнилом быть и озарённым Духом Осозн анья.

Поэтому молитесь лишь только об одном - об Осознаньи.

Не будьте решетом. Ведь Слово Бога - это Жизнь, а Жизнь - горнило, всё в горниле том сотворено в единстве нераздельном, всё в равновесии находится, и всё достойно – Автора, Той Троицы Святой. Насколько больше это вас достойно?

Не будьте решетом и жизнь ваша наполнится, и станет богатою настолько, что никакое сито не сможет вас на части раздробить.

Не будьте решетом. Ищите в Слове знанье, чтобы знать слова свои. Познав слова свои, сумеете вы решето предать огню. По сути ведь одно – и ваше слово, и слово Бога, если только ваше «вуалью» не завешено.

Слово Бога – вечно во Времени, в Пространстве – бесконечно. Было ль время, когда бы Бог покинул вас? И есть ли место, где вы могли бы быть без Бога? Тогда зачем в часы и месяцы заковывать вам Вечность? Зачем длиной соизмерять Пространство?

Слово Бога есть Жизнь, Которая ещё не рождена, а потому не может умереть Оно. Жизнь ваша окружена и смертью, и рожденьем. Но скажите, не жизнью ль Бога разве вы живёте? И может ли Бессмертное являть Собой источник Смерти?

Слово Бога в Себя включает всё. В Нё м нет преград. Тогда как ваше слово заборами окружено.

В аши кровь и плоть - не только ваше тело. Бесконечны, бесчисленны – те руки, что п ознали вместе с вами богатство Неба и З емли, откуда проистекает ваша плоть и то, куда она вернё тся.

Также свет ваших очей не есть лишь ваш, а то - колодец Света, всего, что солнце озаряет. Что видели бы ваши глаза, если б во мне не стало Света? То мой Свет меня же видит вашими очами. И то ваш Свет глядит на вас через меня. Будь я тьмой, и ваши глаза, глядя на меня, тьмой бы стали.

И так же то дыхание, что грудь вам наполняет, есть не только ваше. Все, кто когда-то воздухом дышал, и те, кто ныне дышат, вашу грудь вздымают. Не Адамово ль дыханье - то? Не сердце ли Адама в вас стучится?

И мысли ваши не одним лишь вам подвластны. Океан всеобщей мысли считает их своими, все, кто мыслит, кто с вами делит этот океан, на них имеют право.

И сны, что снятся вам, не только ваши. Вселенная спит вашим сном.

Ваш дом не только вам принадлежит, гостям, мышам, котам, собакам, мухам и всем, кто вместе с вами в нём живёт.

Но знайте об оградах и заборах. Окружены забором - вы пребываете в обмане. Забор убрали - вышли вы на Правды Свет. Внутри же той ограды, оглядываясь, вы лицом к лицу со Смертью встретитесь, и это есть Обман под именем другим.

Неотделим – от Бога ЧелоВек. И от других людей неотделим – Он, и от всех существ, что Словом сотворены.

Вы – облака, а Слово - океан. И чем бы было обл ако, коль океана не было бы в нё м? Да, глупым будет облако, что жизнь потратит лишь на то, чтобы на месте в пространстве закрепиться, чтоб форму и вместе с ней назван ье сохранить. Что за плоды пожнё т оно в итоге? Разбитые надежды, боль и горечь от тщетности своих усилий. Не потеряв себя, найти С ебя не сможет. Не умерев и форму н е отринув, не сможет и увидеть Океан, Который – его С ущность.

И ЧелоВ ек е сть облако, что Бога в с ебе несё т. А если же он – пуст, и нет Себя в нём, то он С ебя найти не сможет. Какая же в том – радость, какая радость – в том, чтоб быть пустым!

И если потерялись вы в одном лишь Слове, не сможете понять то слово, которым являетесь вы, ваше "Я". А что за радость быть потерянным!

Молитесь, просите Осозн анья. И когда Осозн анье вас наполнит, вам распахнутся двери в необъятност ь Бога, и с радостью вам всё отзовётся, когда произнесё те "Я".

Тогда для вас оружием Смерть станет, и с ним в руках вы победите Смерть. И сердце ваше примет Жизни дар - в объятия свои Она вас примет и даст вам ключ от сердца безграничного Её. А ключик тот Любовию зовётся.

Шамадам: Не думал, что из тряпки и метлы можно выжать столько мудрости (намекая на то, что Мирдад – слуга).

МИРДАД: Для мудрого всё является вместилищем мудрости. Для глупца мудрость является глупостью.

Шамадам: Ничего не скажешь, твой язык хорошо подвешан. Почему же ты смирял его так долго? И всё же слова твои – трудны для восприятия.

МИРДАД: Нет, Шамадам, мои слова легки. Твоё же ухо тяжестью своею придавлено к земле. Но горе тем, кто, слушая, не слышит, кто смотрит, ничего не видя.

Шамадам: Я слышу и вижу хорошо, возможно, даже слишком хорошо. И всё же, никогда не слышал я большей глупости чем то, что Шамадам и Мирдад – суть одно и то же, что мастер и слуга – подобны.

Глава 6

МИРДАД: Мирдад – слуга не только Шамадама. Ты можешь перечесть ли своих слуг?

Есть ли орёл или сокол, есть ли кедр или дуб, есть ли гора или звезда, есть ли океан или озеро, есть ли ангел иль король, которые не служат Шамадаму? И разве мир не служит Шамадаму?

Не только лишь Мирдад – хозяин Шамадама. Ты можешь перечесть своих хозяев?

Есть ли жук или блоха, есть ли сова иль воробей, есть ли трава или дерево, есть ли камень иль ракушка, есть ли росинка или пруд, есть ли нищий или вор, которым не служил бы Шамадам? И разве он не служит миру? Ведь, выполняя каждый день свою работу, мир что-то делает за вас, а вы, работая, осуществляете работу мира.

Да, голова – хозяин животу, но и живот той голове хозяин.

Нельзя услугу оказать тому, кто в тот миг не служит. И тот служить не может, кто услуг не принимает.

С луга – хозяин своего хозяина. А тот - слуга слуги. И да не станет кланяться слуга. И да не станет хозяин заноситься. Умерь хозяина гордыню, вырви с корнем подобострастие слуги.

Мир – един. Вы же - слоги в Слове, на деле вы – едины. Никакой же слог не будет знатен более другого. А множество слогов составят один лишь слог, и имя ему Слово. Такими односложными должны вы стать, если хотите познать экстаз Любви к себе, Которая Любовью ко всем является.

Не как хозяин со своим слугой, не как слуга с хозяином я говорю с тобою, Шамадам, как с братом брат. И потому слова мои тебя столь угнетают.

И если пожелаешь, отвергни ты меня. Не говорил я разве, что моя плоть – ни что иное, как плоть твоя? Не стану в спину вонзать тебе кинжал, чтоб не истечь мне кровью. Вложи язык свой в ножны, если не хо чешь кровь пролить. Раскрой своё мне сердце, если хочешь его от боли уберечь.

Лучше быть лишённым языка, чем наделё нным таким, что исторгае т шипы. Слова, им порождё нные, не смогут ни что иное, как сжигать, покуда язык, что произно сит их, не будет Осознаньем озарё н.

Ищите ваше сердце. Р азрушьте все преграды на внутреннем пути. О тброс ьте прочь пелё нки, укутавшие ваше "Я", считайте единым вы его со Словом Бога, всегда в покое и с собой, и та кже с бесконечными мирами, рождё нными из "Я".

Так учил я Ноя.

Так учу и вас.

Мирдад удалился к себе в келью, оставив нас в смущении. Братья стали расходиться. Уходя, каждый говорил, что он думает о Мирдаде.

Шамадам: Нищий, возомнивший себя королём.

Майкайон: Он – тот невидимый пассажир Ковчега. Ведь он сказал: "Так учил я Ноя"?

Абимар: Запутанный клубок.

Микастер: Звезда иного небосклона.

Беннун: Великий ум, противоречий полный.

Цамора: Удивительная арфа, настроенная в неведомом ключе.