Текст книги "Сокровища, омытые кровью: О кладах найденных и ненайденных"

Автор книги: Сергей Демкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

СОКРОВИЩА СКИФСКИХ КУРГАНОВ

Степные районы Причерноморья усеяны тысячами холмов, насыпанных руками человека более двух с половиной тысячелетий назад. Большинство едва заметно возвышается над степным ковылем. Но встречаются и двадцатиметровые гиганты. Все они – могильные курганы древних скифов.

Об этих племенах, некогда населявших Северное Причерноморье, до нас дошло немало письменных источников, оставленных их современниками – античными историками. Например, грек Геродот, прозванный «отцом истории», посвятил скифам целый том, в котором подробно рассказал об их жизни, обычаях, легендах, верованиях, погребальных ритуалах. Он даже описал места захоронения царей Скифского государства, возникшего в IV веке до нашей эры и позднее разгромленного готами.

Время стерло названия рек и гор, которые служили Геродоту географическими ориентирами, и сегодня уже никто не знает, где именно жили скифы-земледельцы, скифы-кочевники или «царские скифы», по словам Геродота «считавшие всех прочих своими рабами». Но сохранились легенды о сказочных богатствах, захороненных в скифских курганах. Конечно, скифы знали, что найдутся алчные люди, которые, презрев возмездие богов, попытаются похитить драгоценные предметы из погребальных камер. И поэтому прятали их в хитроумные тайники под землей на глубине десяти – двенадцати метров.

Увы, они оказались не такими уж надежными. На протяжении веков было слишком много охотников за сокровищами, не устававших раскапывать скифские курганы. Один за другим они подвергались разграблению, так что нетронутых захоронений почти не осталось. Современным кладоискателям встречаются лишь грабительские лазы, разбросанные кости скелетов да осколки глиняной посуды.

И все же бывают счастливые исключения, которые дарят шедевры древнего искусства, имеющие мировое значение.

В 1967 году для изучения археологических памятников Северного Причерноморья Институт археологии АН Украинской ССР организовал комплексную экспедицию. По предварительным оценкам ей предстояло обследовать около тысячи курганов и среди них более десятка «великанов» 10 метров высотой и 80 метров в диаметре.

Весной следующего года начались раскопки. День за днем, месяц за месяцем археологи «перелопачивали» земляные «пирамиды». В палатках стало тесно от ящиков с так называемыми «массовыми» находками, в основном осколками керамики, обнаруженными в тринадцати курганах.

Четырнадцатый вознаградил их за упорство: захоронение в нем оказалось нетронутым. Грабитель просто не заметил погребения девушки-скифянки, хотя его лаз прошел буквально в считанных сантиметрах. Рядом с непотревоженными останками лежали разноцветные изящные бусы, бронзовое зеркало и золотое скульптурное украшение.

Очищенное от земли, оно поразило археологов своей красотой. На чеканном рельефе перед ними предстала женщина в длинном одеянии, с поднятыми руками, сидящая на спине какого-то животного. Голова животного была видна не совсем ясно – время сделало свое дело. На первый взгляд оно походило на барана. Но у него были лапы.

– Да нет, это же рога на голове, а не завитки шерсти. Женщина сидит на быке, – осенило кого-то из археологов.

Как повествует древнегреческий миф, всемогущий Зевс, покоренный красотой женщины по имени Европа, решил похитить ее. Он принял образ прекрасного быка, и Европа захотела прокатиться на нем. Бык Зевс бросился с женщиной в море и уплыл. Этот сюжет вдохновлял многих художников, начиная с эпохи Возрождения и до наших дней. И вот сенсация: в степи под Каховкой найдено одно из древнейших пластических отображений этого мифа, относящееся к IV веку до нашей эры!

Можно представить, с каким нетерпением ждали следующего полевого сезона участники экспедиции. И он не обманул их ожиданий. Они начали с раскопок семиметрового кургана в пяти километрах от села Архангельская Слобода. Объем земляных работ предстоял огромный, поскольку его диаметр равнялся 60 метрам. Одновременно «вскрывали» и рядом стоящие «малютки» высотой по три метра. А тут, как назло, пошли дожди. Да еще то и дело встречавшиеся грабительские лазы, словно бы предупреждавшие: «Зря стараетесь, до вас здесь уже побывали».

Но археологи продолжали копать. Действительно, центральное погребение одного из малых курганов оказалось начисто ограбленным. Начали расчистку боковой могилы. Вдруг в ее боковой стенке обнаружилось небольшое углубление. Осторожно стали удалять оттуда грунт. Через несколько минут в руках одного из «кладоискателей» были две золотые пластинки с изображением рыб.

Известие о находке тайника моментально собрало у раскопа всю экспедицию. Из него извлекли деревянную чашу, обитую золотыми пластинками и… Но больше ничего там не было. Зато рядом оказалась нетронутая могила. В просторной прямоугольной яме лежала деревянная колода, в которой был погребен знатный скифский воин. Рядом с ним положили два железных ножа, два копья, железный боевой пояс, три колчана со стрелами – всего археологи насчитали в них 470 бронзовых наконечников. Шею воина украшал массивный золотой обруч-гривна. Грудь была покрыта погребальной накидкой с нашитыми золотыми бляшками. Ткань, конечно, давно истлела, но бляшки располагались так близко друг к другу, что выглядели сплошным золотым панцирем.

Всего в этой могиле было найдено 500 золотых вещей. Это сделало ее самым богатым и хорошо сохранившимся скифским погребением конца V века до нашей эры.

Впрочем, ценность найденных предметов не только в том, что они золотые. Каждая из золотых пластин – подлинное произведение искусства. А золотые обкладки парадного колчана воина и наконечники гривны искусствоведы считают шедеврами античной скифской металлической пластики. Каждый наконечник гривны завершается львиной головой, исполненной с поразительной жизненной силой. Не менее удивительны по своей совершенной технике и утонченности обкладки парадного колчана, изображения на которых как бы дополняют друг друга: тяжелый, уткнувшийся тупым рылом в землю кабан и мчащаяся в стремительном беге собака, а рядом изящный благородный олень и свирепая, с оскаленной пастью пантера. Причем все образы, кроме оленя, еще ни разу не встречались за время изучения скифского искусства.

А вот в большом кургане после грабителей осталось лишь погребение коня, бронзовые наконечники стрел, обломки керамики да спекшиеся железные пластинки от боевого пояса и панциря.

Третий сезон также оказался удачным. В южной части одного из курганов, названного Гаймановой могилой, археологи обнаружили погребение скифской жрицы. Знатная скифянка покоилась в окружении своих слуг и телохранителей, убитых во время совершения погребального обряда. А совсем рядом находилась могила воина и его боевого коня. И вновь, затаив дыхание, археологи расчищали сантиметр за сантиметром и осторожно извлекали бесценные находки.

…Тончайшей работы золотая серьга с изображением бога любви Эроса. Размеры серьги всего около сантиметра, но мастерство древнего ювелира было таково, что изображение при увеличении смотрится как монументальная скульптура. Не менее удивительная золотая пластина с фигурой богини плодородия. Богиня стоит, опираясь одной рукой о ветвь символического «древа жизни», а другой нежно гладит крошечного ягненка. Даже в складках ее одежды, ниспадающей с плеч, чувствуется спокойствие и величие женщины, дарующей жизнь всему сущему на земле. Рядом – другая золотая пластинка: Менада, спутница веселого Вакха, взметнув вверх руки с извивающимися змеями и откинув голову, летит в безудержном хмельном танце…

К сожалению, чтобы описать все несколько сотен золотых бляшек с фигурами животных и насекомых, золотые спирали и цилиндрические подвески ожерелий и бус, украшения, некогда нашитые на одежду и обувь погребенных, потребовалось бы слишком много времени. Но об одной находке нужно сказать особо. Это – неприметная на первый взгляд костяная пластинка, на которой талантливый мастер точным и строгим резцом выгравировал портрет скифа. По мнению исследователей, он первый – из известных науке – конкретных портретов скифа, выполненных с натуры.

В целом же клады скифских курганов позволили ученым прочитать ранее неизвестные страницы истории, бросить взгляд на картины жизни людей за тысячи лет до наших дней.

ПРЕДАНЬЯ СТАРИНЫ ГЛУБОКОЙ

Клады и кладоискательство появились на земле вместе с человеком. Если кто-то прятал что-нибудь ценное и об этом становилось известно, обязательно находился человек, пытавшийся найти укрытое. Не случайно еще в XI веке неизвестный летописец предупреждал: «Не скрывайте собе скровищ на земли, идеже татье подкопывают». Кстати, само слово «клад» от глагола «класть» появилось на Руси только в XVII веке. До этого скрытые ценности называли «поклажа» или «скровище» – отсюда и более позднее «сокровище».

Причем испокон веку все, что было связано с кладами, окружала таинственность. Первое место тут бесспорно занимали истории заколдованных и «заклятых» кладов. Если первые «заговаривались», чтобы уберечь нажитые добром деньги, то вторые сами не давались в руки искателям, потому что их оставляли неправедные люди, прежде всего разбойники.

Старинная легенда так описывает историю одного из таких кладов, якобы оставленного атаманшей разбойников Варварой Железный Лоб: «Зарыт тот клад в змеиной пещере в трех котлах: в одном золото, в другом серебро, в третьем каменья самоцветные, кои блестят, аки день весенний. Заперт клад двенадцатью железными дверями, ключи брошены в океан-море. По стенам пещеры развешаны разбойничьи топоры да бердыши – сами секут, сами рубят. Сторожат клад злые бесы – не пропускают ни конного, ни пешего. Заросла та пещера зеленой муравой, полем чистым. Много было охотников на богатство – много было голов положено за тот клад, а до заветной головы все еще не досчитались. Достал один мужик серебряные рубли – и что же вышло? Жил богато, да недолго: рубли обратились в черепки, семья вся извелась, и мужик наложил на себя руки».

Финал этой истории закономерен, ибо, согласно старинным поверьям, «заклятый» клад не мог принести человеку радости. Бывало, только докопаются искатели до клада – как откуда ни возьмись поднималась буря с вихрем и свистом, заставлявшая бросать все и бежать подальше от этого места. Либо появлялась тройка и мчалась прямо на копателей. Иногда случалось, будто и доставали клад, но вскоре в руках вместо денег оказывались уголья либо пожухлые листья.

Впрочем, иногда разбойники сами вступали в сговор с нечистой силой: прятали клад «на голову» или даже на несколько мертвых душ, зарывая вместе с ним человеческие жертвы. Считалось, что это придает дополнительную силу бесовским козням. Чтобы взять такой клад, нужно было загубить столько же душ.

Тем не менее на Руси никогда не переводились охотники разыскивать «поклажи». Помогали им в этом многочисленные приметы. Например, в народе издавна верили, что над кладами ночью светятся огоньки. «Аще бо или сребро или злато скровено будеть под землею, то мнози видять огнь горящь на том месте», – наставляет одна из летописей.

В качестве «верного» средства при поиске «скровищ» рекомендовалось также использовать цветок папоротника, распускающийся раз в году – в ночь на Ивана Купалу. Стоит только бросить его вверх – полетит он в небеса и упадет горящей звездочкой над самым кладом. Но прежде чем брать его, нужно было обязательно снять «чарование», то есть нейтрализовать охраняющее ценности заклятье. Среди «технических» средств, применявшихся для этого, наиболее верными почитались плакун-трава, спрын-трава, трава петров крест. Например, разрыв-трава якобы могла творить чудеса: достаточно приложить ее к железным дверям, и ни замка, ни двери не будет, все разорвет на мелкие кусочки. Была на Руси и специальная литература, так называемые «вызыване книги», в которых давались подробнейшие инструкции о том, как следует разыскивать и «брать» небезопасные для человека «заговоренные» клады.

Вера в чудодейственную силу различных чернокнижных средств и приемов никогда не иссякала в народе. На протяжении веков этим пользовались ловкие мошенники. Выдавая себя за «ведунов», они открывали желающим в одночасье разбогатеть тайные заговоры, «расколдовывающие» заговоренные клады. А в качестве «гонорара» выговаривали себе десятую часть найденных ценностей. Впрочем, поскольку сами они знали истинную цену своим советам и не слишком верили в случайную удачу кладоискателей, то нередко требовали предоплату деньгами.

В 1843 году на одного из таких обманщиков, крепостного крестьянина графа Шереметева Леонтия Ануфриева, по распоряжению министра внутренних дел было даже заведено следственное дело. Это был любознательный человек, интересовавшийся достижениями тогдашней науки. Одно из них – химическое вещество, известное под названием «гремучего серебра», натолкнуло Ануфриева на мысль выдать эту смесь за экстракт разрыв-травы, чтобы подбить крестьян на поиски кладов. Для наглядной демонстрации силы своего снадобья, без которого якобы нельзя извлечь из тайника заговоренный клад, он произвел у себя в кузне такой опыт. В пузырек с «гремучим серебром» Ануфриев положил для видимости какую-то траву. Затем поставил его на полосу железа толщиной в четверть аршина (около 17 см), лежавшую на наковальне, и разбил легким ударом молотка. Эксперимент удался на славу: железная полоса с треском разлетелась на четыре части. Присутствовавшие при этом зрители были так поражены увиденным, что кто-то из них не преминул донести о «чудодейственной траве» властям. После чего было начато пристрастное расследование, и до кладоискательства дело уже не дошло.

Заговоры заговорами, но вместе с тем многие полагали, что главным условием успеха все же является личность самого кладоискателя. Если человек творил добрые дела, то, случалось, клад сам шел ему в руки. Это могло произойти где угодно: когда он пахал поле, копал погреб, корчевал пни. Сохранился даже официальный документ, свидетельствующий об одном из таких случаев. В 1823 году московский генерал-губернатор докладывал министру внутренних дел: «Прошлого апреля 12-го числа при проезде секретаря Волоколамского земского суда Се-кавина в городе Волоколамске на дрожках по дороге к собору пристяжною лошадью выбит был копытом из земли кувшин со старинною разного сорта монетою». К этому остается добавить, что господин Секавин считался праведным человеком.

Однако реальную опасность для кладоискателей представляла не столько «нечистая сила», сколько официальные власти. Показательна в этом плане история находки «латинских сосудов», «в коих было злата же и сребра бесчисленно множество». В «Печерском патерике», сборнике житий монахов-отшельников, повествуется о том, как киевский инок Федор стал «татем-подкопщиком» и нашел в Варяжской пещере сей богатый клад. Об этом прослышал князь Мстислав Святополкович и повелел «мучить его крепко» – пытать дымом, чтобы показал он, где спрятано «скровище». В конце концов Федора замучили до смерти, но монах так и не открыл свою тайну.

Впоследствии ведение сыскных дел о кладах было вменено на местах в обязанности воевод. Если до этого представителя власти доходила весть о кладе, он тотчас «учинял сыск и розыск», а в особо важных случаях обращался в Москву с просьбой прислать «государевых людей, с кем тое казну вынять на великого государя». Тогда из столицы присылали для поисков подьячего, стрельцов и других работников. «Сыск» велся весьма энергично: допрашивали кладоискателей и их родственников, скупщиков вещей, различных свидетелей. Причем допрашивали по нескольку раз, приводили «сыскных людей» к «пыткам и огню». Одновременно сами сыщики обыскивали дворы, производили досмотр места находки, вели дальнейшие раскопки и чаще всего добывали клады. Как правило, они состояли из небольшого количества серебряных монет «нерусского дела, неведомо каких», которые обычно признавались «татарскими деньгами».

О том, как это происходило, можно судить по делу о денежном кладе, найденном в Можайске в 1702 году. Тамошний воевода Петр Савелов донес царю, что в июне в 9-й день пришел в приказную избу «можаитин» (житель Можайска) посадский человек Герасим Васильев и известил, что близ торга и двора посадского человека Василия Лукьянова «многие люди рыли землю и ищут денег». Воевода Савелов тотчас прибыл на место, и при нем служилые люди подняли денег 16 алтын, а «те деньги старины». Тогда и «отписал» воевода в Москву и поставил караул до государева указа, как дальше быть. Указ не заставил себя долго ждать: «…то место разрыть и вынять земли сколько пристойно, и тех денег и иной поклажи искать и, что будет вынять и описать именно, а тое поклажу и описную роспись прислать. А буде денег и никакой поклажи не явится, о том потому же писать, и сколько земли вынять будет в глубину и вдоль и поперек и какими людьми».

В конце июля воевода Савелов «с товарищи» и с посадскими людьми во исполнение царского указания произвел дальнейшие розыски и сообщил в Москву, что «на том месте нашли старинных денег и денежек 12 алтын, да в том же месте из земли вынули малый избный жернов. А земли вынули в глубину на 2 аршина, поперек на 4 стороны по 7 аршин и больше – до матерой земли, и окроме тех 12 алтын ничего не сыскали». Этот отчет был направлен в Разрядный приказ, где сыскными делами о «скровищах» и «поклажах» ведал боярин Тихон Стрешнев. Судя по тому, что никаких дополнительных указаний от него не последовало, можайский воевода все сделал правильно.

Впрочем, несмотря на неусыпное наблюдение за кладоискателями, большая часть их находок ускользала от властей. Поэтому «поклажи» и «скровища» так и не стали источником существенного пополнения казны.

РАЗБОЙНИЧЬИ «ПОКЛАЖИ» ДИКОГО ПОЛЯ

История не донесла до нас достоверных сведений о времени появления на Руси профессиональных кладоискателей. Известно лишь, что уже в XV веке были люди, специализировавшиеся на розыске старинных «поклаж» и «скровищ». По сегодняшним меркам их можно считать романтиками-авантюристами, ибо такое занятие не сулило большого богатства, но зато таило немало опасностей как со стороны татей-разбойников, так и со стороны государевых людей. Те и другие рьяно охотились за кладоискателями, чтобы в случае удачи отнять у них добычу.

В более позднее время среди профессиональных кладоискателей существовала четкая специализация, главным образом в соответствии с географией торговых путей. Однако порой они пренебрегали ею и отправлялись в Дикое поле. Как утверждала молва, «в степи там тысячи баб каменных стоят, и под каждой богатая «поклажа» татями зарыта».

Кладов в Диком поле в силу его географического положения было спрятано действительно великое множество. Но вовсе не одними только разбойниками. Для такого огромного количества «скровищ» понадобилась бы целая армия «лихих людей», которая не должна была давать прохода ни конному, ни пешему.

На самом деле все обстояло иначе. Исторически Диким полем называлась бескрайняя степь между Доном, Верхней Окой и левыми притоками Десны и Днепра, то есть нынешние Полтавская, Сумская, Харьковская, Белгородская, Курская, Липецкая и Воронежская области. Это был край непрерывных войн, который, по словам писателя Ивана Бунина, «первым вдыхал бурю, пыль и хлад из-под грозных азиатских туч, то и дело заходивших над Русью, первым видел зарева страшных ночных и дневных пожарищ, ими запаляемых, первым давал знать Москве о грядущей беде и первым ложился костьми за нее».

Туда, на Дон, в вольные казаки издавна стремились тысячи русских людей, по большей части беглых крестьян и холопов. Они основывали «засечные городки», служившие передовой охранной линией Русского государства. Их основным занятием было земледелие, которое, конечно, не могло стать источником столь больших богатств, чтобы стоило зарывать их в землю. Тем более что Крымская орда постоянно совершала набеги, разоряя, а то и сжигая дотла многие городки и поселения в Диком поле. А купцы старались преодолевать его не поодиночке, а караванами с сильной охраной.

Получается, что грабить разбойникам было просто некого. Но тогда откуда взялись клады?

Их появление объясняется просто. Тамошние вольные люди, прозывавшиеся казаками, на своих вертких стругах часто совершали набеги на турецкие населенные пункты на берегах Азовского моря. Поэтому, строго говоря, их нельзя считать разбойниками, хотя при случае они были не прочь ограбить и купеческий караван. По возвращении казаки «дуванили хабар» – делили взятую добычу. Мягкую «рухлядь» – шелк, бархат, дорогие одежды сбывали заезжим купцам. А вот золото и драгоценности припрятывали до тех времен, когда подступит старость и уже нельзя будет участвовать в опасных походах. И хотя казак обычно поверял одному-двум своим самым близким товарищам, где зарыл «поклажу», очень многие клады так и остались невостребованными. Ведь ни один набег не обходился без потерь в схватках с татарами. И до «пенсионного возраста» доживали немногие.

По преданию, одним из самых удачливых был атаман Кунам. На высоком правом берегу Дона он основал засечный городок, окруженный земляным валом. Оттуда Кунам вместе с сыновьями Тяпкой и Русой не раз ходил в набеги на басурман и всегда возвращался с богатым хабаром, который прятал в потайной пещере. Уже в старости атаман пал в схватке с татарским богатырем. Над его могилой сыновья насыпали курган на правом берегу реки Красивая Меча при ее впадении в Дон.

После смерти отца во главе ватаги отчаянных удальцов встал Тяпка – это прозвище, данное ему еще в молодости, означало что-то вроде «рубаки». Оно увековечено в названии Тяпкиной горы в центре города, на которой в XVII веке была заложена Лебедянь. Смелостью и удачливостью сын пошел в отца. Так что потайная пещера постоянно пополнялась богатой добычей. Но однажды, как гласит предание, Тяпке было знамение, которое изменило всю его последующую жизнь.

Неподалеку от этих мест в Романцевском лесу жил отшельник Петр, известный по всей Рязанской земле своим подвижничеством. Тяпка и Руса пришли к святому человеку, приняли от него монашеский постриг и решили поселиться рядом. Братья заложили монастырскую обитель, в которой их прежние товарищи, также оставившие разбойничий промысел, стали послушниками. Во искупление грехов в 1353 году Тяпка истратил часть ранее награбленных богатств на строительство Ильинской церкви.

Впрочем, в то неспокойное время подобные обители были еще и сторожевыми постами, где монахи жили не столько по уставу монастырскому, сколько по уставу воинского лагеря, ожидающего нападения опасного неприятеля – Крымской орды. Тяпке с послушниками доводилось много раз отбиваться от татарских шаек, рыскавших по Дикому полю. И все же в 1380 году обитель и церковь были взяты и разрушены Мамаем. Сам Тяпка, уже глубокий старик, если верить легенде, вытерпел страшные пытки, но так и не открыл, где были спрятаны его богатства.

К этому остается лишь добавить, что некоторое время спустя после татарского нашествия в обители, находившейся на глухой окраине Рязанской земли, появился великий князь Смоленский Юрий Святославич, который в припадке гнева убил свою жену Юлианию Вяземскую. Он заново отстроил церковь и кельи для иноков и внес щедрый вклад в казну монастырской обители. Как повествует летопись, «не терпя горького своего безвременья, срама и безчестия» после гибели жены, князь принял монашеский чин и окончил там свои дни, «плачась о грехе своем».

Правда, есть и другая версия истории Тяпкиного клада. Согласно ей, в начале XIV века московский князь Иван Калита направил в Орду дань хану Узбеку с боярином Тяпкиным. Но посол присвоил подарки хану и бежал с ними в Романцевские леса. Там он собрал шайку вольных людей, основал сторожевой городок на берегу Дона и стал грозой татар, убивая ханских баскаков и освобождая русских пленников. Во время одной из вылазок он освободил русского священника, который сначала поселился в его городке, а потом перебрался в лес, где около 1353 года построил церковь Святого Ильи о двух этажах: нижний для жилья, верхний для богослужений.

Позднее Тяпкин со своими товарищами тоже переселился туда и, приняв монашество, основал небольшой монастырек. В 1380 году его разграбили татары, бежавшие с Куликова поля. Немного позже в монастыре стал жить отшельник Петр, о котором говорилось выше, снискавший ему большую известность. Богомольцы везли туда богатые дары, которые иноки прятали в потайных местах. Однако в 1542 году монастырь был разорен татарами. Монастырские же сокровища они найти не смогли.

Столетия спустя крестьяне в окрестных деревнях рассказывали, будто в склоне горы над рекой Красивая Меча есть пещера, где Тяпка – неизвестно только, первый или второй, – схоронил бочонки с золотом. Но найти их, пока не наступит час, никто не может. А в качестве подтверждения приводился такой факт. Было немало охотников за сокровищами Тяпки, лазавших в ту пещеру, но они никому не дались. Причем якобы чтобы отвадить их, дожди вдруг начали намывать в пещеру песок. Ее дно стало подниматься все выше к каменному потолку, пока не остался лишь узкий просвет, по которому с большим трудом можно протиснуться ползком. Если же какой-нибудь смельчак проникнет в глубь подземного лабиринта, его охватывает непреодолимый ужас. Человеку кажется, будто он очутился в могиле и каменные глыбы сейчас раздавят его. В панике кладоискатель думает только о том, как выбраться из заколдованной пещеры.

Так и лежит разбойничья «поклажа» в ожидании своего часа.