Текст книги "Сокровища, омытые кровью: О кладах найденных и ненайденных"

Автор книги: Сергей Демкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

ПУШКИ, ФАРФОР И ПЕРЕЦ

Неожиданная встреча не сулила ничего хорошего португальскому капитану дону Жерониму ди Алмейде: четыре голландца с большими пушками против двух его карак – вооруженных «купцов». Спасти их могли только хитрость и отвага. Поэтому, пока голландцы перестраивались, чтобы отрезать португальцам путь к отступлению, ди Алмейда направил свои суда в маленькую бухту у побережья острова Святой Елены в Южной Атлантике, приказал пушкарям приготовить орудия к бою и поднял на мачте штандарт с изображением Девы Марии из Назарета, вручив свою судьбу милости его святой покровительницы.

Голландцы не спеша приближались с наветренной стороны, заранее торжествуя победу. Однако их триумф был недолог. Когда они подошли на расстояние пушечного выстрела, португальские канониры открыли бешеный огонь. Причем почти каждое ядро попадало в цель. Позднее португальский хронист писал об этой баталии: «Наши люди бились так, что один из самых больших вражеских кораблей был отправлен на дно, другой оказался великолепным образом потрепан и вынужден выйти из боя, ибо его полубак был разбит вдребезги, а остальные корабли так повредили, что им пришлось улепетывать, оставив нашим людям полную победу в этом сражении».

Шел 1613 год, и описанный бой был лишь мелким эпизодом в ожесточенной борьбе Нидерландов и Португалии за приносившую огромные барыши торговлю с Ост-Индией. На долгом пути вокруг Африки, мимо мыса Доброй Надежды, остров Святой Елены стал удобной стоянкой для возвращавшихся в Европу судов, где они пополняли припасы и давали отдых командам. А голландский корабль, пошедший на дно в том сражении, назывался «Витте Лиув» – «Белый лев». Вопреки гордому названию, он так и не вернулся домой.

«Мое знакомство с «Витте Лиувом» началось, когда я занимался исследованием другого старого кораблекрушения, – начинает свой рассказ об очередной экспедиции Робер Стенюи. – Время от времени я наталкивался на упоминания о нем в записках голландской Ост-индской компании, старой корреспонденции и рассказах о морских сражениях и бедствиях. Постепенно моя папка с документами о «Витте Лиув» росла, пока я не почувствовал, что знаю его настолько хорошо, насколько позволяли собранные сведения. Три года назад я решил отправиться на его поиски».

Финансовую поддержку экспедиции предложили Национальное географическое общество и Генри Делоз, президент марсельской фирмы «Комекс». Но прежде чем отправиться на остров Святой Елены, Стенюи связался со своими партнерами: Луи Горсом, Мишелем Ганглоффом, Аленом Финком и Мишелем Тавернье. Они обещали присоединиться к искателю сокровищ, если тому удастся найти «Витте Лиув» и добраться до него. А это, судя по всему, будет не так-то просто.

«Во время трехдневного путешествия из Кейптауна к Святой Елене я перечитал подборку документов о «Витте Лиув». Мое внимание привлекли несколько фактов, в частности то, что корабль погиб на обратном пути из Ост-Индии. Все другие суда Ост-индской компании, некогда затонувшие, а потом найденные, следовали из Европы. Они везли продукцию европейских мануфактур и серебряные слитки, тогда как «Витте Лиув» возвращался с экзотическими сокровищами Востока, – пишет Стенюи. – Я знал, что это были за сокровища. В голландском Национальном архиве в Гааге я нашел копию грузовой декларации «Витте Лиув», очевидно доставленную одним из шедших вместе с ним судов. Так вот он пошел на дно с грузом звонкой монеты и 1311 бриллиантами, а также с драгоценностями, принадлежавшими офицерам и пассажирам корабля. По современным оценкам, его груз тянул на огромную сумму, и я совершенно точно знал, что сделаю с ней в случае удачи: верну ее обратно в океан для дальнейших подводных исследований».

Дело в том, что Стенюи занимался не только поисками и подъемом сокровищ. Его стараниями была создана Группа подводных археологических исследований эпохи нового времени. Она вела научное изучение затонувших судов Ост-индской компании XVII и XVIII веков, что позволило пролить свет на период, когда две совершенно разные культуры, европейская и азиатская, начали обмениваться не только материальными ценностями, но и идеями, оказавшими влияние на ход истории. Не случайно сэр Томас Оутс, английский губернатор колонии, включающей острова Святой Елены, Вознесения и Тристан-да-Кунья, радушно встретил бельгийца и обещал всяческую поддержку его экспедиции.

Отправной точкой для поисков стал любопытный факт, который Стенюи обнаружил во время работы в архивах. О том памятном сражении хронист написал, что «Витте Лиув» сблизился с одним из кораблей португальцев, намереваясь взять его на абордаж, но после пушечного залпа всем бортом со стороны противника получил несколько пробоин и «немедленно затонул на месте».

Поскольку исторически бухта Джеймс-бей это место якорной стоянки на Святой Елене, затонувший корабль должен лежать на дне где-то внутри ее. У него просто не было времени и возможности выйти в открытое море. К тому же современные английские гидрографические карты предупреждали о двух «неблагоприятных для якорной стоянки местах» в бухте. Одним из них вполне могли быть останки «Витте Лиув».

Предварительная разведка, которую Стенюи провел с аквалангом, не дала ответа на этот вопрос. Зато он выяснил, что морское дно в бухте благоприятствует поискам: по большей части оно было покрыто восьмидесятифутовым слоем ила, а течение почти отсутствовало.

Вернувшись в Европу, кладоискатель обзвонил свою водолазную команду и снова отправился на остров Святой Елены. Перед отъездом его старый друг Эд Уордвелл, сотрудник американской фирмы «Сиуорд Инкорпорейтед», предложил испробовать для поиска гидролокатор, способный давать профиль обширной площади прямо с поверхности, и пообещал, что он будет доставлен на остров вскоре после их приезда.

«Июньским утром мы вошли в Джеймс-бей на борту местного рейсового судна, и поиски начались. В течение трех дней они дали первые результаты в виде увлекательной головоломки. Стартовав с одной из «неблагоприятных для якорной стоянки» точек, мы разбили дно на квадраты. Поиск осуществлялся парами водолазов, связанных друг с другом восьмидесятифутовым нейлоновым шнуром, – рассказывает Стенюи. – Настала очередь моя и Майкла Ганглоффа. Я плыл на глубине 110 футов на юг, когда он неожиданно дернул за шнур три раза – условный сигнал, означавший: «Я что-то нашел, плыви сюда».

Находкой оказалась большая пушка, отлитая из железа. Частично она ушла в грунт и так обросла ракушками, что ее было невозможно идентифицировать. В течение нескольких минут мы нашли еще три пушки, затем еще две, все обросшие ракушками. Но тут истекло время нашего с Майклом погружения, и мы поднялись на поверхность с новостями, когда Луи Горе и Ален Финк как раз собирались нырять.

– Ищите другие предметы, – сказал я Луи, прежде чем он отправился вниз. – Там должны быть якорь, шпангоуты, свинцовая обшивка, возможно, керамика – что-нибудь такое, что мы сможем точно датировать. Я не уверен, того ли года эти пушки, или они с корабля другого времени, чем «Витте Лиув». Мы обязаны это выяснить».

Однако сделать это не удалось. Последующие погружения приносили кувшины и бутылки XVIII века, лежавшие на поверхности дна или около пушек, но они явно относились к более позднему периоду. Не нашлось ничего, что помогло бы идентифицировать пушки или выяснить, нет ли ниже их, под слоем ила, затонувшего корабля. Как раз в это время на остров приехал один из лучших инженеров «Сиуорд» Дик Бишоп, доставивший обещанный гидролокатор.

Наконец-то полностью экипированные, члены экспедиции приступили к тщательному обследованию дна Джеймс-бей. Сгорбившись в крошечной каюте поискового суденышка, Бишоп просиживал перед гидролокатором по десять часов в день, пытаясь нарисовать детальный электронный портрет дна и всего, что лежит на нем. Картина получилась впечатляющей, но, увы, бесполезной: несколько погибших судов, якоря, бочки из-под бензина, затонувшая барка и разнообразный мусор, оставленный многими поколениями жителей острова. Но ничего, даже отдаленно связанного с «Витте Лиув», кроме шести пушек, не было.

«Чтобы ничего не упустить, мы ныряли за всем мало-мальски интересным, что отмечал локатор Дика, но результат был всегда один и тот же – не то судно, не тот век. В конце концов перед нами встал вопрос: а относятся ли вообще эти шесть пушек к «Витте Лиув»?

– Давайте поднимем одну и спросим это у нее, – предложил я.

Работа с вакуумным устройством под названием «воздушный лифт» заняла два дня, но в итоге мы ухитрились завести строп вокруг одной из пушек, которая при ближайшем рассмотрении оказалась скорее бронзовой, чем железной. Луи опустился с тремя большими неопреновыми мешками и несколькими баллонами со сжатым воздухом, которым наполнили мешки-понтоны, прикрепленные к стропу. Резким толчком пушка оторвалась от грунта и всплыла к поверхности.

Мы отбуксировали к берегу наш приз, удерживаемый на плаву воздушными мешками, и с помощью подъемного крана вытащили его на набережную. Пушка была покрыта каким-то странным налетом, непохожим на ржавчину. Это оказался… перец. Я был в восторге: ведь грузовая декларация «Витте Лиув» включала 15 171 мешок этой пряности, размолотой и в зернах. В отличие от других специй, находившихся на судне, таких, как мускатный орех и гвоздика, перец выдержал многовековое пребывание в морской воде и оказался превосходным консервирующим материалом.

Я медленно очищал пушку, пока наконец не появилась часть надписи «Витте Лиув». Таким образом, наши поиски можно было считать законченными: останки корабля лежали где-то под пушками», – так завершает Робер Стенюи описание первой части экспедиции.

Впрочем, дальше дело застопорилось. Последующие погружения показали, что только первые шесть орудий находились поблизости друг от друга. Седьмую пушку нашли в ста семидесяти футах от них, восьмую – в восьмидесяти, но совершенно в другом направлении. На тридцатиметровом «Витте Лиув» было тридцать орудий. Значит, его останки, видимо, были разбросаны на более обширной площади, чем можно предположить по свидетельствам старинных хроник. Тогда подводники решили сконцентрировать свои усилия на том месте, где обнаружили первые пушки.

Из пустых бочек, обшив их досками, соорудили платформу, поставили ее на якорь в этом месте и стали выяснять, что же похоронено в иле?

Оказалось, практически все, что угодно: пивные бутылки, консервные банки, старые башмаки, столовая посуда и даже кости диких коз с острова.

«Затем в один знаменательный день среди мусора начали попадаться фрагменты прекрасного фарфора, – повествует Стенюи. – А когда мы добрались до глубины десяти футов ниже поверхности дна бухты, то наткнулись на обломки деревянного корабельного набора, лежавшие под массой свинцовых слитков, кирпичей и речных окатышей, которые явно были балластом «Витте Лиув». Следовательно, другие сохранившиеся сокровища покоились где-то недалекое

Мы нашли их погребенными среди тонн перца, рассыпанного слоем толщиной в два ярда» Используя «воздушный лифт» для расчистки места поисков, мы буквально «проперчили» дно бухты. Ниже, как будто специально заботливо спрятанные от воздействия времени и бурного моря, мы нашли осколки, а потом и целые прекрасные фарфоровые изделия эпохи Мин..,

Ну, а что же 1 311 бриллиантов, которые пошли ко дну вместе с фарфором? Очевидно, они лежат где-то среди останков «Витте Лиув», хотя, конечно, отдельно от остального груза. Такие ценности обычно хранились наверху, в капитанской каюте. Если мы сможем найти остатки квартердека, то прибавим еще большие сокровища к уже обнаруженным.

Однако для меня уникальное произведение искусства, поднятое со дна моря, значило гораздо больше, чем находка обычных драгоценностей, пусть даже это– будут бриллианты. Представьте, что вы осторожно разгребаете ил и из черной грязи вдруг показывается край прекрасной миски или блюда, словно бы внезапно сотворенного прикосновением волшебной палочки. Разве может не забиться ваше сердце!

Помимо фарфора мы подняли наверх и другие предметы: серебряную боцманскую дудку, бронзовую масляную лампу, отлично сохранившиеся куриные яйца, коллекцию экзотических морских раковин и простую оловянную посуду, которой команда «Витте Лиув», возможно, пользовалась во время последнего обеда в тот роковой день.

Но бриллиантов все не было. Очевидцы свидетельствовали, что корабль, перед тем как затонуть, разломился надвое, и хотя мы рыли в донных осадках пробные шурфы вокруг места наших находок, так и не смогли обнаружить кормовую часть.

Прошло семь месяцев. Мы сделали все, что могли. Теперь дело было за магнитометром, который помог бы обнаружить пушки, зарядные ящики и другие металлические предметы. Таким образом мы могли бы найти кормовую часть «Витте Лиув» с бриллиантами, драгоценностями офицеров и пассажиров, а также, вполне вероятно, еще какие-нибудь прекрасные фарфоровые изделия. Упаковав снаряжение, мы сказали Святой Елене «до свидания» и вернулись в Европу, чтобы составить планы на следующий водолазный сезон и оценить наши находки».

Однако Роберу Стенюи не суждено было вернуться на остров. Он получил письмо от одного южноафриканского историка, интересующегося английской Ост-индской компанией. К нему был приложен рапорт английского офицера, который оказался очевидцем баталии 1613 года. Каждая деталь рапорта совпадала с португальскими и голландскими отчетами, за одним весьма важным исключением – как погиб «Витте Лиув». Тогда как остальные писали просто, что корабль затонул, англичанин давал более подробные сведения о его гибели: «…один из выстрелов попал в пороховой погреб корабля и его кормовую часть, он разлетелся на куски, и они сразу же затонули».

«Сразу стало ясно, почему нам не удалось найти ахтерштевень «Витте Лиув»: его больше не существовало, – пишет Стенюи. – А бриллианты и драгоценности, очевидно, были разбросаны взрывом. Даже если мы потратим на поиски годы, то найдем не более щепотки драгоценных камней. Поэтому поиски сокровищ с «Витте Лиув» можно считать законченными».

В заключение остается добавить, что большая часть коллекции китайского фарфора эпохи Мин выставлена в Амстердамском королевском музее, где ученые и эксперты со всего мира могут изучать ее, а простые посетители любоваться прекрасными произведениями искусства.

СЕРЕБРЯНЫЕ «КИРПИЧИ» СО «СЛОТ ТЕР ХООГЕ»

Ошибается тот, кто думает, будто у Робера Стенюи, признанного лидера среди охотников за подводными сокровищами, сенсационные находки, вроде «Хироны», случались чуть ли не каждый год. Следующий раз такая удача пришла лишь через девять лет. Правда, еще задолго до этого в Государственном архиве Гааги он познакомился с любопытным документом, который заставил его внести в список возможных объектов поисков «Слот тер Хооге». Голландский консул в Лиссабоне сообщал о том, что туда прибыли тридцать три матроса, сумевшие спастись после крушения их судна «Слот тер Хооге». Этот тридцативосьмипушечный корабль, совершавший свой первый рейс из Нидерландов в столицу голландской Ост-Индии Батавию, попал у атлантического побережья Африки в страшный шестидневный шторм. Потеряв ориентировку, он наскочил на подводные камни в ночь с 19 на 20 ноября 1724 года. Это произошло у северного побережья острова Порту-Санту в архипелаге Мадейра, в «месте, именующемся Порту-ду-Гильерми, в коем много рифов и скал». Больше часа построенное на совесть судно выдерживало удары волн, после чего все же разломилось и двести двадцать человек его команды утонули.

Среди спасшихся был первый помощник капитана по имени Баартель Таерлинк. Он-то и перечислил консулу содержимое корабельных трюмов. «Слот тер Хооге» вез в голландскую колонию масло, вино и девятнадцать сундуков, в пятнадцати из которых было по сто серебряных слитков, в трех – восемнадцать мешков с мексиканскими пиастрами и в последнем – тридцать мешочков по триста гульденов. В общей сложности – три тонны серебра в слитках и триста килограммов монет. Голландский консул в Лиссабоне, отправляя печальную реляцию Таерлинка с перечнем затонувшего груза, к которому следовало добавить «премного ценностей и багажа пассажиров», писал, что их можно извлечь: «Мне ведомо, что голландцы знакомы со среброловным делом, однако англичане, думается, успешней справятся с ним… Глубина в месте крушения не превышает 10–12 саженей».

Ну а дальше все решил случай. Однажды, будучи в Лондоне, Стенюи зашел в гости к своим старым друзьям и коллегам – супругам Зелиде и Рексу Коуен. В тот вечер речь зашла о подводных кладоискателях XVIII века, «среброловах», как они себя называли. Самым известным из них был англичанин Джон Летбридж. Рекс с гордостью показал бельгийцу недавно обнаруженный его женой раритет – наставление по подъему затонувших предметов, выпущенное в 1780 году. Там был воспроизведен рисунок с серебряного кубка, принадлежавшего Летбриджу. На одной его стороне была карта острова Порту-Санту с изображением терпящего бедствие судна и приведены координаты: 33 градуса северной широты, 5 градусов западной долготы. На другой стороне кубка художник выгравировал «ныряльную машину» знаменитого «сребролова». Она состояла из деревянной бочки с оконцем, в которой помещался человек. Две руки ныряльщика выходили наружу сквозь отверстия, обтянутые кожей. Таким образом, человек в бочке мог подолгу – иногда несколько часов кряду – оставаться в воде, пока холод не сводил ему пальцы. Тогда ныряльную машину поднимали на канатах на поверхность. Из бочки выливали просочившуюся воду, проветривали ее кузнечным мехом, вновь «заряжали» «среброловом» и опускали на дно. Легкие предметы он складывал в висевший снаружи мешок. Если находка оказывалась слишком тяжелой, ныряльщик обвязывал ее канатом и подавал сигнал наверх.

Но Стенюи заинтересовало вовсе не придуманное англичанином некое подобие субмарины-малютки, а карта: не координаты ли «Слот тер Хооге» указаны на ней? Если это так, чем закончилась экспедиция Летбриджа? Робер отправился в архивы. После долгих поисков, по-своему не менее трудных, чем на морском дне, в документах бывшей Ост-индской компании ему удалось получить ответ на главный вопрос.

Это были контракт, подписанный Летбриджем, и представленные им отчеты. Во время первой экспедиции на остров Порту-Санту в 1725 году – почти сразу после кораблекрушения – он поднял 349 из полутора тысяч слитков, большую часть пиастров и 9 067 серебряных гульденов, а также две пушки. «Остальное, – сообщал Летбридж, – я с Божьей помощью достану, если в будущем году выпадет 20–30 дней штиля». Погода, по всей видимости, расщедрилась, ибо в 1726 году он представил слитков и монет «на сумму 190 000 гульденов». По тем временам это было огромное богатство – чуть ли не половина стоимости всего груза «Слот тер Хооге». После пятилетнего перерыва Летбридж вернулся со своей «ныряльной машиной» в бухту Порту-ду-Гильерми. Но в 1732 году он добыл лишь «один сундук». Позднее Джон предпринял еще две попытки, однако они «не оправдали затрат», как аккуратно занес в гроссбух клерк Ост-индской компании.

Итак, картина была ясна. Англичанин оставил в «серебряной бухте» от ста до двухсот пятидесяти слитков, не считая монет и «премногих ценностей и багажа». Имеет смысл поглядеть на Порту-ду-Гильерми собственными глазами, решил Стенюи.

На приглашение Робера охотно откликнулись его товарищи по прежним экспедициям: Луи Горе, бельгиец Ален Финк и двое французов Мишель Ганглофф и Роже Перкен. После этого он вылетел на разведку места предстоящих поисков. Островок Порту-Санту, по его словам, произвел впечатление библейского уголка: океанский бриз шевелил кисейные занавески на окнах старинных, сложенных из бурого камня домов. Жители смотрели на незнакомца с такой благожелательной улыбкой, какой способны улыбаться только люди, чьи мысли не обременены нефтяным кризисом, инфляцией и загрязнением окружающей среды. Зато сама бухта напоминала вход в преисподнюю: черные скалы, застывшие потоки базальта и разноцветной лавы, нагромождения гигантских обкатанных глыб. К тому же этот огромный мрачный цирк почти правильной формы окружали отвесные стометровые стены. Было понятно, почему двести двадцать человек нашли смерть в этом жутком месте: крутая волна, разбивавшаяся о подножие, не оставляла никаких надежд на спасение, а грохот шторма поглотил вопли отчаяния. Удивительно, как вообще удалось выбраться тридцати трем спасшимся?

Впрочем, для команды Стенюи внешний вид бухты Портуду-Гильерми не имел большого значения. Ведь работать им все равно предстояло под водой. Нужно только взять за правило не выходить в море даже при небольшом волнении. К счастью, пока оно было спокойно. Так что, когда 19 июня на остров прибыла вся группа, Робер обрадовал товарищей приятным известием: условия – идеальные, вода – прозрачная, как джин, и теплая, как чай. Поэтому уже на следующий день они приступили к поискам.

«Я нашел судно в первые тридцать секунд пребывания на дне. И это притом, что пришлось немного задержаться на спуске: в левом ухе возникла боль и никак не хотела проходить. Обычно в первом погружении я проверяю, хорошо ли лег якорь лодки. Вот и на сей раз я спускался, пропуская между ладоней нейлоновый шнур. Так, все в порядке, он достаточно натянут, лапы якоря зарылись в гальку… А это что такое? Ржавчина? Якорь зацепился за какой-то длинный проржавевший предмет. Соскребаю налипшие водоросли. Бог Ты мой, да это же якорь! Никаких сомнений – якорь «Слот тер Хооге»! Поистине само провидение рукой Летбриджа направило нас в нужное место, – не смог скрыть радости Стенюи. – Короткое совещание в лодке. Решаем тщательно просмотреть дно бухты, разбив ее на пять секторов. Мой участок у самого берега, и я не ожидаю никаких сенсаций – такой опытный «сребролов», как Летбридж, должен был тщательно прочесать мелководье. Все верно, я вернулся с пустыми руками.

– Множество обломков в моем районе, – доложил Луи. – Ими усыпаны подножия рифов.

– Две полузасыпанные пушки, – объявил Ален.

– В секторе целая куча добра – ружья, ядра и большие металлические обручи, – сообщил Мишель.

Во втором погружении я отправился взглянуть на Аленовы пушки. Они хорошо сохранились, как и лежащие рядом шпонки руля. Проплываю дальше над песчаной долиной и утыкаюсь в северо-западную оконечность бухты. Там обнаруживаю еще одну железную пушку, а по соседству – маленькое бронзовое орудие, груду ядер крупного калибра и несколько винных бутылок характерной старинной формы. У подножия берегового откоса вижу мотки каната и деревянные балки. Чуть в стороне – глиняная голландская пивная кружка. Металлические обручи, о которых упомянул Мишель, густо обросли ракушками, но можно поручиться, что они были надеты на бочонки с водой или вином.

Итак, перед глазами у меня почти полный комплект образцов груза «Слот тер Хооге», описанного первым помощником капитана Таерлинком. Единственное, чего не хватает, это сокровищ».

На обратном пути Робер подобрал тоненькую серебряную пластинку, выглядывавшую из-под пустой винной бутылки. На одной стороне было выбито слово «ЗЕЕЛАНДИЯ», на другой – плывущий лев и дата – 1724 год. Затонувший двести пятьдесят лет назад «Слот тер Хооге» прислал свою визитную карточку, приглашая познакомиться поближе.

К сожалению, ночью задул сильный норд-вест. В бухте разгулялись волны, грозившие тем, кто рискнет выйти в море, повторением участи экипажа погибшего корабля. На пятый день Стенюи собрал «военный совет»:

«Коллеги! Летбридж писал, что для погружения ныряльной машины ему необходима хорошая погода…

– И ждал ее у моря пять лет, – смеется Ален. – Думаю, нет смысла испытывать наше терпение. Наверняка нам до Летбриджа далеко».

Впрочем, у современных аквалангистов-профессионалов есть другое большое преимущество перед «среброловами»: поверхностное волнение для них не препятствие, ибо, если нет шторма, на дне все спокойно. Нужно лишь благополучно добраться туда.

После непродолжительных дебатов абсолютное большинство высказалось за то, чтобы продолжать поиски. И было вознаграждено за смелость настоящей серебряной «жилой»: везунчик Луи обнаружил большой ком, сцементированный известью и металлическими солями, покрытый сверху водорослями. Неопытный глаз пропустил бы его без внимания, приняв за обычный камень, но Горе сразу понял, в чем дело. Наверху ком разбили и извлекли из него тридцать монет. Когда их промыли, они оказались в идеальном состоянии. Это были гульдены и дукаты, в том числе так называемые «серебряные всадники». Кроме того, аквалангисты собрали в тот день солидную коллекцию старинных предметов голландского быта – медные булавки с изящно выполненными головками, пуговицы от камзолов, серебряные пряжки от туфель, фарфоровые трубки и две бронзовые табакерки с дивными гравюрами на крышках..

Тогда же выявился главный враг – песок. Чтобы добраться до ценностей, предстояло отгрести море песка в океане. Подводные старатели попытались бороться с ним с помощью пожарного брандспойта, но силы были неравны: песок обрушивался в вырытые ямы быстрее, чем его успевали выгребать.

К концу месяца стало ясно, что нужно не перемещать песок, а удалять его с места поисков. Но для этого требовался грунтосос или, на худой конец, пневматический разгрузчик сыпучих материалов с всасывающим соплом. Только где его взять на заброшенном острове? Чтобы подбодрить свою приунывшую команду, Стенюи отправился на Мадейру в столицу архипелага Фуншале, хотя и не очень надеялся найти там необходимую технику. Оказалось, что в Фуншале с интересом следили за работой поисковиков и взялись помочь их беде. Через несколько дней на берегу бухты Порту-ду-Гильерми стоял компрессор, а двухсотпятидесятиметровый трубопровод исправно отсасывал со дна жидкую песчаную массу, которая затем просеивалась через мелкоячеистый грохот.

Погода, увы, не баловала. В июне ныряльщики спускались под воду в среднем раз в три дня, в июле – не чаще» Август выдался получше. Трубопровод выкачал из рабочей зоны несколько тонн песка, и коллекция трофеев значительно пополнилась. Теперь в ней фигурировали рулевой крюк, аптекарские весы, необычный стеклянный пестик, набор гирек и даже золотое колечко – скорее всего звено оборванной цепочки. Но ни одного серебряного слитка.

Множество раз Стенюи проверял свои подсчеты. Выходило, что на дне должно было оставаться от ста до двухсот пятидесяти слитков. Или все же он ошибся и теперь зря мучил товарищей?

Конец его терзаниям положил Ален. В тот день Стенюи остался на берегу, занятый разбором накопившихся отчетов и писем. Он сидел и торопливо стучал на машинке, когда в комнату тихонько вошли Горе и Финк и положили на стол какой-то тяжелый предмет, завернутый в бумагу и перевязанный ленточкой. Оторвавшись от машинки, Робер недовольно посмотрел на друзей.

– А это что такое? – кивнул он на сверток.

– Подарок от Нептуна, – стараясь сохранить невозмутимый вид, ответил Ален.

Еще не веря в удачу, Стенюи разорвал бумагу и замер. На столе, тускло поблескивая, лежал серебряный брусок. На слитке были явственно видны печати Зееландской палаты и стилизованная роза, гарантирующая чистоту металла и его вес: 1980 граммов, то есть ровно четыре амстердамских фунта. След был горячий, надо было двигаться по нему дальше. Однако сделать это оказалось не так-то просто: слой песка становился все толще, и соответственно удлинялись рабочие дни. Вот как описывает их Стенюи:

«Подъем в 7.15, погрузка снаряжения от 8 до 8.45, час ходу по морю – два в непогоду, час на то, чтобы размотать шланги, надеть гидрокостюмы и запустить компрессор. Первое погружение длится два часа, потом десять минут на декомпрессию, полтора часа перерыва и вновь два часа работы под водой, после чего новая, более продолжительная декомпрессия. Затем надо все собрать, сложить, отвезти, выгрузить, добраться до дома на южной стороне острова, обсушиться. В шесть вечера приходится сломя голову мчаться за бензином и соляркой, прежде чем закроется бензоколонка. Отдыхом мне служили те минуты, когда я садился за машинку: ежедневный отчет, опись найденных предметов, сводная ведомость для таможни. Ален готовит вечерний суп. Луи чинит снаряжение, латает гидрокостюмы или обрабатывает находку, страдающую бронзовой болезнью. Роже отправляется «загорать» на пляж – там мы оставляем компрессор высокого давления. Ему поручено наполнять воздухом баллоны аквалангов, проверять трубки, маски и прочее. В десять вечера, когда мы садимся ужинать, он делает перерыв, а потом возвращается добирать «загар» до полуночи.

…Слиток номер два появился, когда его совсем не ждали. Точный близнец первого, он лежал на другом выступе, словно приманивая Горса. Луи положил его в свой мешок и два дня обшаривал округу в поисках собратьев. Наконец сопло гибкого шланга трубопровода издало характерный всхлипывающий звук, натолкнувшись на слиток номер три: до этого пришлось отсосать почти три метра песка в глубину. «Третий номер» торчал из большого куска известняковой конкреции, в которой обнаружились также слитки от номера четыре до номера восемнадцать.

Полная победа! Я наслаждался ею со спокойствием генерала, чей стратегический план оказался верен от начала до конца. Противный призрак неудачи,– столько дней витавший надо мной, улетучился, – продолжает свой рассказ Робер Стенюи. – На следующее утро, когда я усердно разбивал под водой каменное нагромождение, скрывавшее Бог весть какое чудо, кто-то легонько коснулся моей ноги. Я оглянулся в надежде, что это не акула. Так и есть: Луи церемонным жестом приглашал взглянуть на его находку.

Сказочный сундук Али-Бабы стоял впритык к скале и был сверху придавлен пушкой – самое прекрасное зрелище, когда-либо виденное в жизни. Трогаю пальцами доски, изъеденные древоточцами, щупаю слитки. Ничего особенного, обычное серебро. Металл, пролежав два с половиной века под трехметровым слоем песка и восемнадцатиметровой толщей воды на дне Атлантического океана, даже не потускнел. За это время серебро лишь пригасило свой вульгарный блеск. Оно очень красиво. Сундук сохранился почти целиком, за исключением передней стенки, и сейчас сквозь нее видны шесть рядов серебряных слитков, аккуратно уложенных друг на друга, как кирпичи – один ряд вдоль, другой поперек.

Мы переглядываемся с Луи Горсом, в очередной раз подтвердившим свою славу исключительно везучего человека. Его лицо, обрамленное черной шкиперской бородкой, улыбается сквозь стекло маски. Уверен, никому из наших современников еще не открывалось подобное зрелище – серебряные слитки Ост-индской компании. Я не стал пересчитывать драгоценные «кирпичи», потому что знал: их должно быть ровно сто. Ведь так написал в своем отчете первый помощник капитана «Слот тер Хооге», не верить которому у меня нет оснований.