Текст книги "Гроза 3"

Автор книги: Сергей Чекоданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

– Пожалел бы этих, пришлось бы посылать на смерть других. – Пожал плечами Лангер. – Какая разница?

В голосе унтерштурмфюрера сквозила усталость вперемешку с безразличием. Чем этот ефрейтор лучше кого-нибудь из его взвода? Того же Шнитке или Шлоссера. Тем более, что и им не миновать боя с русскими если не сегодня, то после, когда штандартенфюрер будет возвращаться с той стороны. Если сумеет вернуться? Хотя сам посланец Берлина абсолютно спокоен насчeт исхода данной операции. Что-то ему известно такое, что позволяет быть уверенным.

– Пожалуй ты прав, Лангер. – Штандартенфюрер задрал рукав плаща, посмотрел на часы. – Пора собираться. До темноты не так уж много времени.

Штандартенфюрер повернулся и пошeл вверх по лестнице, вслед нему заспешил Лангер.

Шнитке терзался сомнениями. Услышанные откровения его командира не давали успокоиться. Умом он понимал, что унтерштурмфюрер прав. Если не Гофману с его людьми, то в русскую засаду придeтся отправляться солдатам их взвода, и скорее всего самому Гансу Шнитке со своим первым отделением. Но ещe не вытравленные войной остатки человечности кричали, что промолчать – значит отправить на смерть друга. Теперь он понимал, что Гофман был его единственным другом на этой войне. Странным, не всегда понятным, но другом. Две половинки Ганса Шнитке боролись друг с другом, выясняя предупредить или нет Гофмана об ожидающей его засаде, приводя всe новые и новые аргументы как в защиту данного поступка, так и против подобной мягкотелости. Наконец обершарфюрер принял решение, подозвал своего заместителя роттенфюрера Франкенфельда и отдал ему короткий приказ.

Догнать Гофмана с его солдатами удалось на первом же повороте. Оказалось, что они и не думали торопиться с выполнением приказа унтерштурмфюрера Лангера. В глухом полуразрушенном тупичке они устроились на поваленной взрывом колонне и не спеша перекуривали, негромко обсуждая какие-то свои проблемы. Увидев своего бывшего командира, Гофман вполголоса приказал своим людям оставаться на месте, приподнялся и подошeл к Шнитке.

– Гофман, не ходи туда. – Обершарфюрер решил не разводить дипломатию. – Там засада.

Ефрейтор внимательно посмотрел на бывшего командира, оглянулся на своих солдат, поправил ремень винтовки и ответил.

– Спасибо, Ганс. Мы, честно говоря, и не собирались идти в то здание.

Шнитке почувствовал облегчение. Долг долгом, но и дружба тоже что-то значит. К тому же, он просто вернул долг. Девять месяцев назад Гофман спас ему жизнь, затянув за угол здания за секунду до того, как русский пулемeтчик прошeлся очередью по стене, на фоне которой маячил фельдфебель Шнитке.

– Но если твоe командование знает об этой засаде, почему вы ничего не предпринимаете? – Поинтересовался Гофман.

Обершарфюрер в задумчивости почесал затылок. Почему? Откуда он знает – почему. Шнитке и сам с радостью попросил бы объяснений у кого-нибудь. У того же Гофмана, к примеру.

– Не знаю, Гофман. – Честно признался бывший фельдфебель. – Если бы знал, то сказал бы.

Шнитке оглянулся на оставленный позади охраняемый объект, торопливо пожал протянутую Гофманом руку, развернулся и заспешил обратно.

Ефрейтор проводил его взглядом, отдал команду своим людям и по широкой дуге, огибая занятый эсэсовцами дом, двинулся в расположение штаба своего батальона. Если эсэсовский офицер считает необходимым присутствие русских вблизи штурбанфюрера с его свитой, то Гофман не будет им мешать. Доберeтся до штаба, доложится командиру батальона, а тот пусть решает, что делать дальше.

– Точно засада. – Подал голос старший лейтенант Максимов. – Какой смысл столько времени торчать на этом пятачке.

Капитан Сергиенко согласно кивнул. Эсэсовцы перекрыли все разумные сроки нахождения на этом пятачке. Давно пора или уйти дальше, или вернуться в тот переулок, из которого они вынырнули на эту маленькую площадь на пересечении трeх улиц почти сорок минут назад. Ну покурили, ну потрепали языком, ну пошлeпали по заднице ту сучку, которая маячит вблизи главного в этой компании, поржали над еe реакцией. А дальше что? Чем ещe можно оправдать столь долгое присутствие на ничем не примечательном месте.

Только приказом, который никто из этой колоритной компашки отменить не может. А это значит...

– Санeк, а тебе не кажется, что предназначение этих клоунов отвлекать нас от кого-то более важного. – Капитан Сергиенко кивнул головой в сторону здания, в котором по их предположениям находилась ягдгруппа.

Старлей хмыкнул, ещe раз прошeлся взглядом по окнам домов противоположной улицы.

– Так может, мы их того! – Максимов обозначил хватательное движение рукой.

– Того – этого! – Высказал дурацкое присловье Сергиенко. – Знать бы, сколько там солдат в охране. А то, как бы нас самих не захватили.

– Шуметь-то всe равно придeтся. – Продолжил командир морпехов. – Предлагаю накрыть этих, на площади, из пулемeтов. Всех, по любому, не положим, кто-нибудь для захвата уцелеет. А гранатомeтчики ягдкоманду обработают. Не думаю, что они подобного ожидают.

Старший лейтенант ожидал возражений, но старший группы промолчал, принимая предложенный план.

– Беру на себя проверку того здания. – Предложил Максимов.

– Хорошо, Санeк. – Согласился капитан Сергиенко. – Выдвигайся в ту сторону. Через десять минут начинаем.

Старший лейтенант Максимов собрал своих морячков, объяснил им суть намеченных действий и повeл в сторону ближайшего к намеченной цели проeма.

Сергиенко подозвал к себе сержанта Курочкина и принялся распределять десантников по огневым позициям.

Время устремилось вперeд, отсчитывая мгновения жизни тех, кому суждено умереть в предстоящей схватке.

Фридрих покинул здание через угловое окно, предусмотрительно оставленное без наблюдения. Солдатам охраны незачем знать ни когда он покинул охраняемое здание, ни как он при этом выглядел. Второе в особенности. Вряд ли кто-нибудь из подчинeнных признал бы в этом потрепанном жизнью горожанине молодцеватого штандартенфюрера, отдававшего им приказы какой-то час назад. Искусством перевоплощения он владел в достаточной мере. Недаром, обучавший Фридриха актeр заявил, что «на первые роли его не возьмут, но кусок хлеба лицедейством господин офицер заработать может».

Была ещe одна причина скрываться. Могли и пристрелить, исполняя отданный самим же Фридрихом приказ охранять здание от проникновения посторонних. Если нельзя внутрь, то нельзя и наружу.

Торопливым шагом Фридрих добрался до узкого прохода, ведущего на соседнюю улицу, прошмыгнул сквозь него и двинулся вдоль кромки тротуара к намеченному для встречи дому, не забывая испуганно поглядывать в сторону русских позиций, как делал бы любой нормальный горожанин, вынужденный выбраться из безопасных подвалов на простреливаемые улицы. Он прошeл большую часть расстояния, когда в оставленной им стороне захлопали разрывы гранат и застучали пулемeты. Штандартенфюрер в удивлении остановился. Неужто Лангер сошeл с ума и решился вступить в бой с русскими. Да и зачем?

Фридрих прислушался и похолодел, поняв, что слышит он работу русских пулемeтов. Неужели они ошиблись и приняли за обычную разведку советскую штурмовую группу. Появилось желание вернуться обратно и проверить, что же там произошло, но Фридрих быстро подавил его. Рисковать по-глупому не стоило. Конечно, он в гражданской одежде, но в горячке боя пристрелить могут и те и другие. Лучше переждать, а потом выяснить, что же там произошло. Фридрих вжался в узкую нишу между полуколоннами, украшавшими фронтон ближайшего здания и приготовился ждать.

А бой тем временем разгорался всe сильней. Судя по звукам он охватил уже всe прилегающее к месту его последней дислокации пространство. Слышались разрывы гранат, строчили автоматы, хлопали винтовки, кричали что-то матерное на немецком и русском столкнувшиеся друг с другом солдаты. Заработала русская артиллерия, перекапывая расположенные ближе к северо-восточной окраине города позиции немецких батальонов. Появился в вышине русский самолeт-разведчик и разрывы, судя по звукам, начали смещаться вглубь города, обтекая ту часть построек, где советская диверсионная группа вела бой с охраной оберфюрера Брокмана.

Фридрих со злости ударил кулаком по ни в чeм не виноватым кирпичам стены. Чeрт! Чeрт! Чeрт! Как не вовремя. Что же ему теперь делать? Переходить на ту сторону или вернуться обратно. Нет, не в то место, где сейчас унтерштурмфюрер Лангер со своими солдатами спасает от смерти или большевистского плена неудачливого оберфюрера. Возвращаться ли ему в штаб группенфюрера Гейдриха? Тот, конечно, не самодур Дитрих, в морду сразу не даст, но неудачников не любит.

Фридрих глубоко задышал, успокаивая нервы, как учили его при подготовке. Попытался спокойно оценить ситуацию.

Возвращаться ему не с чем. Задание не выполнено. Связь с русским резидентом Гейдриха, прервавшаяся полтора месяца назад, не восстановлена. Вернее, не проверена, так как на связь он всe же вышел. Но вот стоит ли ему доверять после столь продолжительного молчания?

Значит, идти нужно.

С другой стороны, а как ему сообщить о результатах проверки? Если Брокмана сейчас убьют, связываться Фридриху будет не с кем. Больше никто о его миссии не знает. Не выйдешь же к первому попавшемуся подразделению с объяснениями – мол к русским в гости ходил. Если не прихлопнут, то в контрразведку потащат. А там объясняйся, зачем ты в тыл к противнику ходил, и как оттуда вернулся.

Следовательно, отправляться на задание опасно.

Фридрих совсем было собрался возвращаться, когда разрывы снарядов переместились на улицы, прилегающие к месту, где он пережидал бой. Пришлось искать ближайшее окно и залезать в него, спасаясь от шальных осколков.

А в какофонию звуков, сопровождающих разгорающийся бой, добавились крики «ура». Кажется, советские командиры решили не ограничиваться диверсией, а перешли в полноценное наступление. Фридрих шепча слова молитвы, как ни странно – на русском языке, забился в дальний от окна угол и приготовился ждать. Господин случай принял решение за него. Если большевики возьмут город, то ему будет намного проще добраться до своего адресата. А там уж как кости лягут.

– Командир, никого тут кроме этого хмыря нет! – Самсонов встряхнул за воротник одетого в гражданский костюм немца. – Остальные все трупы.

– А офицеры среди убитых есть? Кто-то же командовал теми, что на улице? – Старший лейтенант Максимов с недоверием осмотрел захваченного языка.

– Из офицеров только эсэсовский лейтенант. – Ответил заглянувший в комнату старшина.

Старлей поглядел на немца более внимательно. Впечатление боевого офицера найденный в этом доме «ганс» не производит. Но и на местного жителя не особенно похож. Слишком чистый и аккуратный. Да и взгляд волчий, хоть и испуганный. Местные, те всe больше глаза в землю и «битте, битте».

– Обыскать! – Бросил Максимов короткую команду.

Старшина мгновенно вывернул карманы задержанного, передал старшему лейтенанту на осмотр трубку, табак, спички, записную книжку в дорогом кожаном переплeте, позолоченные часы. Оружия не было, даже какого-нибудь дамского пистолетика, который высшие немецкие офицеры таскают для подчeркивания своего статуса, а не в качестве оружия самообороны.

Максимову хватило одного взгляда на отобранные вещи, чтобы понять, что перед ним стоит тот, кто отдавал приказы всей этой группе.

– Наш человек! – Радостно протянул, сообразивший то же самое, старшина.

– Самсонов, головой за него отвечаешь. – Отдал распоряжение старший лейтенант. – Холить и лелеять как любимую тeщу.

– Да не так же! – Добавил старшина, реагируя на действия своего подчиненного, от избытка чувств встряхнувшего немца так, что тот только зубами клацнул.

– Отходим! – Прокричал старший лейтенант Максимов и морские пехотинцы, прихватив безжизненное тело одного из своих собратьев, побежали вниз по лестнице. Старлей вытащил из бокового кармана разгрузки индивидуальный пакет, разорвал оболочку зубами и на ходу стал заматывать разрезанную осколком стекла левую ладонь.

Обладатель кожаного плаща всe-таки уцелел. Испуганный и помятый, с порванным до середины спины плащом, он уже не походил на того красавчика, наблюдать которого разведчикам приходилось почти целый час. Сейчас он спешил в сторону гремящих разрывами русских позиций, изредка оглядываясь назад, но получив очередной толчок прикладом, эсэсовец приподнимал чуть выше поднятые руки и шeл дальше. Позади него русские столь же бесцеремонным способом перемещали в нужном им направлении обер-лейтенанта с петлицами Люфтваффе и до смерти перепуганную чeрномундирную фройляйн.

Когда весело скалящийся ефрейтор Лось притащил еe на место засады, капитан Сергиенко только смачно сплюнул.

– Серeга, а бл..дь вам зачем? – Недовольным вопросом встретил он старшего группы захвата сержанта Курочкина. – Ну ладно Лeха с прибабахом, но ты-то нормальный мужик, мог бы и подумать.

– Товарищ капитан, никогда ведь такого трофея не было! – Взмолился ефрейтор Лось. – Ну, не бросать же еe здесь? Свои же пристрелят.

Ефрейтор настолько умоляющим взглядом смотрел на капитана, что Сергиенко махнул рукой и отдал команду отходить.

Вскоре группа достигла намеченного по плану дома. Десантники затолкали в глубь найденного чулана пленников, заняли круговую оборону и приготовились ждать подхода атакующих рот своей бригады и группы старшего лейтенанта Максимова. Капитан Сергиенко пересчитал своe воинство. Убитых нет, ранено трое, один тяжело. Надо бы его в санбат, и как можно скорее, но идти на прорыв в этакой неразберихе рискованно. Свои же могут огнeм накрыть. Да и морячков нужно подождать. Как там у Максимова дела?

Фельдфебель Бехер дал короткую очередь в сторону переулка, в котором маячили русские, вытащил из-за пояса последнюю гранату, но передумал еe бросать. «Иваны» преследовать его явно не собирались, найдя для себя более достойные цели. Морщась от боли в повреждeнной осколками мины ноге, фельдфебель дохромал до двери ближайшего подъезда, опираясь на перила затащил становящееся непослушным тело на лестничную площадку и ввалился в расположенную слева квартиру. На последних остатках сознания Бехер заполз в коридор, перевернулся на спину и потерял сознание.

Из соседней комнаты выглянул человек, подошeл к потерявшему сознание фельдфебелю и принялся его осматривать. Спустя некоторое время он в смятении произнeс: «Не может быть!» Человек извлeк зажигалку, зажeг огонь и более тщательно осмотрел лицо фельдфебеля, что-то шепча проверил карманы, извлeк солдатскую книжку и тщательно изучил еe содержимое. Закончив осмотр, человек извлeк перевязочный пакет и наложил повязку на кровоточащую ногу. Завершив все дела, человек сел рядом с находящимся в беспамятстве фельдфебелем и приготовился ждать.

Пробуждение было болезненным. Пульсировала болью раненая нога, кружилась голова, реагируя на потерю крови, затекла от не слишком удобной позы спина. Фельдфебель засунул руку в карман, пытаясь нащупать находящийся там индивидуальный пакет, и замер, не обнаружив бинта на положенном месте. Кто-то передвинулся рядом с ним, негромко кашлянул, ухватил Бехера за воротник шинели и потащил вглубь квартиры. Пытаясь скрыть от неизвестного свои движения, фельдфебель приподнял руку, засунул еe под шинель и нащупал припрятанный во внутреннем кармане Вальтер. Медленно и осторожно, стараясь не выдавать своих движений, Бехер вытягивал оружие из кармана, также неторопливо перемещал руку наружу и, дождавшись когда неизвестный остановится, резко сел, вскидывая руку с пистолетом.

– Что, Петя, пристрелишь родного брата? – Огорошил его по-русски смутно знакомый человек в измятом цивильном плаще и измазанной пылью шляпе. – Не жалко?

Бехер опустил оружие, долго всматривался в лицо расположившего рядом с ним человека, выискивая знакомые черты оставленного четверть века назад в России брата.

– Фридди, ты? – Наконец-таки поверил Бехер. – Откуда?

– Оттуда, Петя, оттуда. – Ответил случайно найденному старшему брату штандартенфюрер Фридрих Франк.

7 мая 1942 года Берлин

– Что там, Кнапке? – спросил Паулюс у водителя.

– Улица перекрыта, господин генерал. – Отрапортовал тот. – Кажется, здесь мы тоже не проедем.

Паулюс с трудом сдержался от того чтобы выругаться. Не нужно показывать слабости никому, даже если это собственный водитель, хорошо изучивший своего генерала. Столько лет создавать себе образ невозмутимого и ничему не удивляющегося человека, всегда «быть застeгнутым на все пуговицы», всегда «держать руки по швам», убедить в этом не только окружающих, но и самого себя. И все испортить несколькими словами?

Это сорвиголова Эрвин может себе позволить быть непоследовательным и нелогичным, нарушать писаные и неписаные правила и обычаи, начинать день безумствами и заканчивать откровенными глупостями. На то он и Эрвин Роммель. Единственный из генералов Вермахта не потерпевший ни одного серьeзного поражения. Бегство из Северной Африки не в счeт. При том соотношении сил, которое там сложилось в конце прошлого года, просто убраться оттуда, не потеряв всe – уже было неслыханной доблестью. Пытающиеся обвинять Эрвина генералы или не владеют информацией, или же пытаются таким образом отвлечь внимание фюрера от своих промахов, намного более существенных по последствиям.

Даже Гитлер был вынужден признать, что другого выхода у Африканского корпуса попросту не было.

Фюрер уже подумывал о переводе генерала Роммеля в аппарат ОКВ, проча ему должность начальника Генерального штаба, но случилось то, что и должно было случиться. Эрвин изволил мрачно пошутить об ожидаемом назначении «дежурным по Генеральному штабу Вермахта», характеризуя творящуюся по воле Гитлера чехарду с назначениями на эту должность. Весьма двусмысленная шутка достигла ушей фюрера немецкого народа, вызвав такую бурю негодования, что у Паулюса возникло опасение за сохранность головы «швабского задиры». Но фюрер ограничился приказом не допускать «этого мерзавца» к границам Германии и назначил опального генерала ответственным за оборону Италии. Чем тот и занимается, пытаясь привести в чувство итальянскую военную бюрократию, решившую, что война для них окончательно проиграна и речь может идти только о том, как подороже продаться победителю. Роммель мечется по всему южному побережью, тормошит итальянцев и немногочисленные немецкие части, сконцентрированные на наиболее вероятных направлениях высадки английского десанта. Намечает рубежи обороны и распределяет по ним солдат своего корпуса в тщетной попытке перекрыть все опасные участки. Шлeт в Берлин и Рим пугающие отчeты. Требует немедленного отстранения от командования разуверившихся итальянских генералов.

И получает в ответ гробовое молчание.

Дуче и рад бы помочь, но реальная власть вождя итальянского фашизма слабеет с каждым днeм и скоро ограничится пределами его резиденции. Король Виктор Эммануил озабочен только одним вопросом – сохранят ли британцы его власть после оккупации Италии, в которой он не только не сомневается, но и старательно приближает всеми доступными средствами, имея в качестве альтернативы советское вторжение. Итальянские солдаты с нетерпением ждут окончания войны и готовы в любой момент разбежаться по домам. Рабочие плюют в спину чернорубашечникам, ожидая прихода советских войск. Коммунисты торопливо сколачивают партизанские шайки в горах севера страны. Страна бурлит, готовясь взорваться в любой момент. Эрвин пока не даeт этому случиться, но надолго ли хватит его усилий?

Кнапке покинул автомобиль и отправился в сторону полицейского оцепления с целью выяснения обстановки. Паулюс проводил его взглядом, осмотрел ближайшие к месту остановки строения. Видимых повреждений в пределах прямой видимости не было, но где-то там впереди, в глубине улицы, всe ещe висела не осевшая со времени ночной бомбeжки пыль. Большевики перешли к бомбардировкам центра города, пытаясь накрыть главные государственные учреждения. Пока безуспешно. Принятые меры маскировки не позволяют русским провести точное бомбометание, да и попади они в тот же самый Рейхстаг, выбранный ими в качестве главной цели, то реальный вред от его разрушения будет минимальным. Ничего там нет, кроме пустой коробки здания, да нарисованных на площади перед ним многочисленных верхушек деревьев несуществующего парка, призванных убедить русских лeтчиков в несерьeзности цели. Само громадное здание те же мобилизованные на службу Рейху художники, размалевав крышу прямоугольниками и квадратами, превратили в несколько домов поменьше размерами. С большой высоты не сразу разберeшь, что именно под тобой. Единственное, что невозможно спрятать – это реки и каналы, пронизывающие Берлин по всем направлениям. По ним русские лeтчики и ориентируются. Днeм. Когда столицу Германии обрабатывают самолeты фронтовой авиации. А ночью ориентирами для дальнебомбардировочной авиации служат неугасающие пожары, бороться с которыми с каждым днeм всe труднее и труднее.

Паулюс посмотрел на громадное облако дыма, висящее над южной окраиной города. Бесценное горючее, обращeнное русскими пилотами в чадные клубы дыма. Последняя надежда обратить вспять большевистские орды, так и оставшаяся надеждой. Танки ещe есть, но нечего заливать в их баки. Германские заводы ещe производят достаточное количество самолeтов, но уже некого сажать за штурвалы. Если ситуация и дальше будет развиваться так же, то скоро и солдаты закончатся. Не заканчивается только безграничный оптимизм фюрера, непонятно на чeм основанный.

«Мы струсили, когда нужно было принимать решение, засунули головы в песок, как глупые страусы, ожидая, что ситуация разрешится сама собой. А она не разрешилась! А наоборот, ещe больше усугубилась.»

Эрвин в тот день, день их последней встречи, не считал нужным щадить чьe-либо самолюбие, в том числе и своe собственное. Высказывал нелицеприятные характеристики всем участникам несостоявшегося заговора. С едким сарказмом комментировал решения, принимаемые покойным фельдмаршалом Витцлебеном и другими главарями заговора, тоже покойными. Советовал, пока не поздно, идти на поклон к американцам, безоговорочно отметая англичан, в ненадeжности которых он убедился на собственном примере.

Досталось и самому Паулюсу.

«Если всe время «держать руки по швам», то можно прозевать падающую на плечи петлю виселицы», – сказал тогда Роммель, характеризуя поведение своего берлинского друга Паулюса.

Паулюс вздохнул. Эрвину легко судить о трусости других, находясь в далeкой от берлинского гадюшника Италии. Его не сверлят недоверчивые взгляды Гитлера. Ему не приходится отвечать на каверзные вопросы Гиммлера. Ему не нужно оправдываться за очередное поражение, вдалбливая в голову фюрера элементарную истину – противник просто сильнее. На него не пишут доносов сослуживцы. Вернее, пишут, но не его собственные подчинeнные.

Хорошо, когда ты можешь доверять окружающим тебя людям. Паулюс таким счастьем похвастаться не может.

Вернулся Кнапке, доложился о причинах задержки и маршруте возможного объезда. Как и ожидалось, две тяжeлые бомбы, сброшенные дальними бомбардировщиками большевиков, разрушили стоящие напротив друг друга многоэтажные здания, перегородив улицу завалами битого кирпича. Завал уже расчищают, но ранее завтрашнего утра открыть движение на этом участке вряд ли возможно.

Паулюс посмотрел на часы. Они ещe успевают ко времени утреннего совещания, проводимого Гитлером ежедневно с тех пор, как он объявил Берлин крепостью и пообещал немецкому народу, что большевики будут разгромлены под стенами города.

Опаздывать не стоит. Фюрер с каждым днeм всe раздражительней и раздражительней. Может устроить скандал из-за сущего пустяка, не принимая в расчeт никакие объективные причины опоздания. Приходится отправляться на службу намного раньше, чем делалось в более благополучные времена. Сегодня также пришлось оторвать от утренних дел целых сорок минут. Как оказалось не зря.

Прибыли вовремя. Времени хватило не только на то, чтобы добраться до дверей бункера, в котором и проводилось все совещания с участием фюрера, но и на короткий обмен мнениями с некоторыми из присутствующих. Генералы сдали на входе оружие, предъявили офицерам охраны содержимое своих портфелей и проследовали в зал. Унизительная проверка вошла в привычку и никто уже не ворчал, как было поначалу. После прошлогоднего покушения фюрер не доверяет никому, кроме разве что Геббельса. «Йозеф не обманет», – любил повторять Гитлер, подразумевая этой фразой, что другим доверия нет.

Кроме присутствующей на входе усиленной охраны, ещe одним новшеством стали появившиеся в зале заседаний стулья. Изуродованное пулей левое бедро не позволяло фюреру полноценно двигаться. Всe, что он мог себе позволить – это короткие прогулки по коридорам рейхсканцелярии. Не позволяла рана и долго стоять на ногах, поэтому Гитлер разрешил своим генералам сидеть на совещаниях, чего не допускал в прежние времена, мотивируя это тем, что «стоя быстрее думается». Это нововведение генералы приняли с благосклонностью. Фюрер не бывал краток и прежде. Сейчас же его красноречие не знает никаких границ. Ладно бы по делу, а то всe чаще приходится выслушивать безосновательные оскорбления, да прожекты будущего мироустройства. Будто не стоят под Берлином вражеские армии и не бомбят его круглосуточно с начала марта. А скоро и дальнобойная артиллерия подключится, ибо дивизии большевиков вышли на близкие подступы к Берлину.

Фюрер нашeл в себе силы оставить инвалидное кресло за дверью и дойти до своего места в начале стола без посторонней помощи. Капельки пота, выступившие на лбу, прекрасно показывали, чего это ему стоило. Окинув настороженным взглядом присутствующих генералов, он кивнул бессменному Кейтелю и тот начал совещание. Паулюс слушал «Лакейтеля» вполуха, большую часть материалов к этому докладу он готовил сам. К тому же Кейтель, как всегда, сгладил самые острые моменты, не желая вызывать недовольство фюрера. Из его доклада выходило, что дела у Рейха не так уж и плачевны. Солдаты бодры и полны решимости разгромить врага. Немецкий народ славит своего великого фюрера и готов, не колеблясь ни минуты, отдать жизни за величие идей национал-социализма. Заводы работают круглосуточно и уже начали выпуск образцов новой техники, превосходящих советские аналоги по всем параметрам.

А противник наоборот – выдыхается. Большевики продвинулись вперeд самую малость, техники и людей потеряли в десять раз больше, по сравнению с Вермахтом, резервы исчерпали полностью. Осталось только хорошенько толкнуть это глиняное пугало, и оно непременно рухнет и покатится вспять до самой Москвы, разваливаясь по пути под ударами непобедимой германской армии.

Несомненно руку к этому докладу приложил вездесущий министр пропаганды. В последнее время он контролирует всю поступающую к Гитлеру информацию, объясняя своe вмешательство необходимостью щадить здоровье фюрера. Добровольно ли Борман уступил ему данную прерогативу – неясно. Глава партийной канцелярии в последнее время отошeл в тень, переключившись на решение других дел. А каких? Только Борман и знает.

Замигали лампочки освещения, задрожали столы и стулья, через толщу бетона долетели звуки разрывов. Русские начали очередную бомбeжку.

Фюрер отмашкой остановил Кейтеля, нашeл взглядом присутствующего на совещании командующего Люфтваффе и спросил.

– Геринг, скажите нам – что это?

– Бомбардировка, мой фюрер. – Ответил слегка опешивший рейхсмаршал.

– Я слышу, что это бомбардировка. – Продолжил Гитлер. – Но кто нас бомбит?

Паулюс переглянулся с сидящим радом генералом Кeстрингом. Не сошeл ли фюрер с ума?

– Русские самолeты, мой фюрер. – Настороженно отрапортовал Геринг, чувствуя подвох, но не понимая в чeм именно он заключается.

– И откуда они взялись? – Гитлер загонял старого соратника в невидимый тому угол.

– В последнее время они летают с аэродромов за Одером. – Геринг покрылся капельками пота. – Если будет необходимо, я могу предоставить полную информацию о расположении этих аэродромов.

– Геринг, не считайте меня идиотом! – Начал закипать Гитлер. – Я вас спрашиваю – откуда вообще они взялись?

– Мой фюрер, я не понял? – Растерялся рейхсмаршал.

– Вы, Геринг, лжец! – Взорвался Гитлер. – Вы всe прекрасно понимаете!

Фюрер вскочил со своего места, попытался по старой привычке пробежаться вдоль стола, но, совершив несколько шагов, вернулся на место и со стоном опустился в кресло.

– Вот ваши отчeты, Геринг. – Гитлер выхватил из приоткрытой папки несколько листов бумаги. – Здесь вы утверждаете, что ваши пилоты за последние два месяца уничтожили пять с половиной тысяч большевистских самолeтов.

Паулюс опустил взгляд в стол, пряча усмешку. Геринг никогда не отказывал себе в маленькой слабости – «слегка преувеличить» победы своих питомцев. Это «слегка» уже вошло в поговорку среди офицеров других войск, обиженных вопиющей несправедливостью распределения высших наград, большая часть из которых доставалась на долю пилотов Люфтваффе.

– Кто же нас бомбит, если вы уничтожили всю русскую авиацию? – Продолжил Гитлер.

– Мой фюрер, большевики перебросили дополнительные авиачасти с других фронтов. – Попытался найти оправдание рейхсмаршал.

– А там они откуда взялись? – Гитлер уже кричал, потрясая отчeтами люфтваффе. – За год войны вы подписали только своим экспертам наградных листов на тридцать тысяч уничтоженных русских самолeтов. А всего, по вашим отчeтам, большевики потеряли от шестидесяти до семидесяти тысяч единиц авиатехники от действий подчинeнных вам войск. Кто же тогда летает над Берлином?!

– Мой фюрер, я верю своим людям! – Рейхсмаршал решил проявить твeрдость.

– Вы верите! И поэтому подаeте мне заведомо ложные данные? – Гитлер отшвырнул в сторону отчeт Геринга. – А я не могу позволить себе роскоши просто верить! Я вынужден проверять ваши доклады и думать, как исправить нанесeнный вами вред.

Геринг вскинулся при этих словах.

– Мой фюрер, я всецело предан делу партии, и не считаю, что своей деятельностью приношу вред.

– Геринг, не надо на меня давить вашей преданностью! – Всe больше взвинчивался Гитлер. – Вы можете сколько угодно верить вашим лeтчикам и зенитчикам, но мне нужны достоверные данные, без которых я не могу планировать дальнейшие действия.

Паулюс украдкой глянул на часы. Это надолго. Фюрер сел на своего любимого конька, и теперь не успокоится, пока не выговорится. Самое главное не мешать ему в этом. Если пытаться возражать, как это делает командующий Люфтваффе, то данная вспышка красноречия продлится до бесконечности. А у генерала Паулюса намечено много дел на сегодняшний день, как и у других присутствующих на этом совещании.