Текст книги "Гроза 3"

Автор книги: Сергей Чекоданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

– Что с мальчишками делать будем? – Обер-лейтенант оторвал своего начальника штаба от раздумий.

– Что могли уже сделали. – Вздохнул гауптманн. – Дальше нынешних позиций отводить некуда.

Ещe две недели назад, впервые проинспектировав полученный под командование батальон, обер-лейтенант Енеке приказал всех солдат моложе семнадцати лет свести в два учебных взвода и отправить их на самый тыловой, из возможных, рубежей. Там они и проходили обучение под командой двух пожилых фельдфебелей. Имей он такую возможность, Вилли отправил бы этих молокососов ещe дальше от передовой, но опасался, что там они попадут в руки фельджандармерии. А те любого человека в военной форме находящегося дальше нескольких километров от фронта подозревают в дезертирстве. И попробуй докажи, что это не так. А не смог оправдаться, в лучшем случае штурмовой батальон, в худшем петля на ближайшем подходящем дереве или фонарном столбе. Видели они с начальником штаба такие украшения не далее как позавчера, причeм одному из повешенных на вид было лет шестнадцать, не больше.

На КП заглянул исполняющий обязанности командира третьего взвода фельдфебель Бехер.

– Господин обер-лейтенант, там какое-то начальство пожаловало.

Встревоженное лицо фельдфебеля лучше всяких слов говорило о том, что ничего хорошего от этого визита он не ожидает, как и большинство других солдат батальона. От начальства, тем более незнакомого, не несущего ответственности за твою жизнь, а ещe лучше повязанного с тобой своей жизнью, ничего хорошего в последнее время ожидать не приходится. Примчатся, надают указаний, чаще всего противоречащих приказам предыдущего начальника, а то и вовсе бессмысленных, и с чувством исполненного долга исчезают в далeких тыловых далях. А ты думай, как выполнить приказ или, хотя бы, сделать вид, что исполняешь эти распоряжения, и в то же время не нанести большого вреда обороноспособности своего подразделения.

Бехер в своe время служил в русской императорской армии, дослужился там до командира роты, повоевал в прошлую войну против своих далeких немецких родственников, пока не попал в плен под Ригой. Возвращаться обратно после заключения мира с большевиками не захотел. Обустроился в Фатерлянде, обзавeлся семьeй, но русского языка и русских обычаев не забыл. Несколько раз он верно предугадывал поведение командира противостоящего им советского батальона, научил солдат своего взвода паре русских песен, периодически с помощью найденного в развалинах штаба местного отделения национал-социалистической партии рупора переругивался с Иванами.

Те его быстро запомнили и каждый вечер кричали: «Эй, земляк, давай поговорим». Далее следовала словесная перепалка, прерываемая в особо занимательных местах взрывами хохота со стороны русских траншей. Затем русские затягивали песню, а солдаты Бехера неумело им подпевали, что вновь вызывало веселье у противника.

Кстати, неплохо бы отправить Бехера сегодня вечером провести очередную перебранку с Иванами. Он-то, наверняка, запомнил их по голосам. Вот и пусть проверит, поменялся русский батальон, или Гофман ошибся.

Спустя несколько секунд примчался Клаус, пользуясь своими правами ординарца протиснулся в дверь мимо фельдфебеля, вызвав неудовольствие того, и с забавной смесью восторга и озабоченности на мальчишеском лице выпалил эту же новость. Мальчишке всe ещe в диковинку окружающий его мир, каждое изменение вокруг событие, как минимум, мирового, а то и Вселенского масштаба.

Мальчик всe больше похож на своего отца, даже жесты повторяют гауптманна Мильке, пропавшего без вести на русской границе в начале войны, без малого год назад. Жив ли он?

Обер-лейтенант Енеке обязан ему жизнью. Его, тяжелораненого, тогда отправили в госпиталь по приказу отца Клауса, а сам гауптманн Мильке остался штурмовать проклятую русскую пограничную заставу, стоившую им столь тяжких потерь. Половину личного состава убитыми и ранеными, а потом и всех остальных, когда большевики перешли в наступление. Из устроенной русскими мышеловки не вырвался ни один солдат их батальона.

Что с ними произошло? То ли они погибли в бою, то ли попали в плен, что по утверждению доктора Геббельса одно и то же.

Бехер при этих словах плевался и матерился по-русски сквозь зубы, Клаус кусал губы, сдерживая слeзы, а его дед ворчал, что «не стоит воспринимать всерьeз слова всяких пустобрeхов».

«Как же не верить, ведь он рейхсминистр и заслуженный член партии?» – спросил удивлeнный Клаус.

«Потому и не верь, что он рейхсминистр и заслуженный член партии», – зло бросил его дед, вгоняя мальчишку в ступор своим ответом.

Бывший свидетелем этого разговора обер-лейтенант Енеке сделал вид, что ничего не слышал. Фельдфебель Бехер рассмеялся. А унтер-офицер Гофман припомнил одну из старых эпиграмм, написанных лет сто назад, а то и побольше.

«Забудь за честь, забудь за стыд.

Ведь ты сегодня знаменит!

Стоишь ты у подножья трона.

Не подлежишь суду закона.

Но божий суд каналью метит.

В аду у Сатаны ответит!»

Дед Клауса после этих слов покачал головой и добавил, что «скорее мы к Сатане отправимся». Чем окончательно испортил настроение всем присутствующим при том разговоре.

Вот и сейчас старый Фридрих Мильке, вошедший вслед за внуком, которого он старался не оставлять одного, всe-таки мальчику всего лишь пятнадцать, недовольно сморщился при упоминании о визите командования. Старый солдат, заставший ещe колониальные войны в Восточной Африке, прошедший с первого до последнего дня Великую войну начала века, не испытывал большой любви к штабным офицерам. Легко рисовать стрелки на карте. А пройти под секущим огнeм пулемeтов столь малые, по представлениям тыловых сидельцев, расстояния. А вытаскивать с поля боя воющего от нестерпимой боли раненого друга, понимая, что надежды спасти его уже нет, что тянущийся за ним кровавый след однозначно вычеркнул твоего товарища из списка живых. А говорить слова соболезнования его жене, стыдливо пряча глаза от осуждающего взгляда, в котором написано – а почему ты здесь?

Обер-лейтенант встретился взглядом с начальником штаба. Тот только досадливо пожал плечами, поясняя, что и он не знал об этом визите.

Но нужно было встречать неожиданное начальство. Обер-лейтенант поднялся, надел фуражку и двинулся к выходу.

– Что там, Серeга? – Ефрейтор Лось подeргал за сапог сержанта Курочкина, поднявшегося по завалам кирпича на чердак склада, выбранного разведкой десантно-штурмовой бригады в качестве наблюдательного пункта.

– С этой стороны незаметно подобраться не получится. – Курочкин скользнул вниз, осторожно переступая по битому кирпичу спустился на пол склада. – Справа открытого пространства почти сто метров. А слева в теплицах битого стекла навалом, весь пол устлан. Ползти по нему не получится. А побежишь, хруст на все окрестности слышен будет.

– Тогда лучше на второй точке попробовать. – Предложил третий из их группы.

– Вот, ты Прохор, там и пробуй. – Отреагировал ефрейтор. – Две сотни метров по канаве ползти. С этой стороны она сухая, а ближе к немцам водичка светится. А где вода, там и грязь.

– Ишь, какой культурный нашeлся. – Рассмеялся Прохор. – По грязи ему ползти противно. Жить захочешь и в дерьмо нырнeшь.

– Ныряли уже. – Прервал их спор сержант. – Хватит напрасно языками молоть. Командиру доложим, а он без слишком брезгливых решит где идти.

Разведчики низко пригнувшись миновали пролом в стене, пробежали вдоль глухой стены склада до железнодорожного переезда, спрыгнули в ход сообщения, прорытый солдатами стоявшей на этом участке стрелковой дивизии, и заспешили в сторону расположения их роты.

В станционном пакгаузе, облюбованном разведчиками в качестве временной казармы, командир первого взвода лейтенант Сивцов знакомил морских пехотинцев с вооружением десантников.

– Это СКТ, самозарядный карабин Токарева. По сути дела, та же ваша СВТ, но переделанная под патрон меньшей мощности.

Лейтенант не торопясь разбирал карабин, поясняя каждое своe действие, а морпехи повторяли за ним, осваивая незнакомое оружие.

– Короче, легче, ухватистей. Отдача поменьше, но и дальность прямого выстрела, соответственно уменьшилась. – Лейтенант прервался, взял сигарету из выложенной на снарядных ящиках пачки, закурил и продолжил. – На километр стрелять не советую, но метров с четырeхсот можете открывать огонь. Пока немец до вас добежит, успеете не торопясь все пятнадцать патронов выпустить. Магазин можно поменять за несколько секунд и ещe пятнадцать патронов есть.

– А у него рожок длиннее. – Старшина, бывший у морпехов вторым по старшинству после старшего лейтенанта, кивнул полуседой головой в сторону десантника, снаряжавшего патронами магазины неподалeку от них.

– У него не карабин, а автомат под этот же патрон. – Сивцов повернулся в указанную сторону. – Миронов, неси сюда свой «коробок». И скажи Малахову чтобы ижевский вариант тоже притащил.

Вскоре два бойца выложили на импровизированный стол два автомата отличающиеся от карабина наличием пистолетной рукоятки, более коротким стволом, да магазином раза в два длиннее.

– У нас на испытании два автомата под укороченный промежуточный патрон. – Лейтенант Сивцов поднял левый автомат. – Вот этот создали на Ижмаше. Отличается простотой конструкции и большой надeжностью. Пыли, грязи, воды не боится. За пару часов можно любого бойца обучить сборке, разборке, чистке. Вот, только длинными очередями стрелять нельзя – ствол вверх уводит.

Десантник взял автомат лежащий справа.

– Это ТКБ – тульский Коробова, другой вариант автомата под укороченный промежуточный патрон. Будет полегче. Кучность при стрельбе больше, чем у первого образца. Но устройство у него сложнее и ухода он требует более тщательного.

– Так, какой же лучше? – Подал голос один из морских пехотинцев.

– Трудно сказать. И там и там и хорошие качества есть и плохие. – Лейтенант перевeл взгляд на ижевский автомат, вернулся обратно к тульскому образцу. – Тут больше от бойца зависит. Бывалому солдату я бы ТКБ выдал, а неопытным новобранцам больше ижевский автомат подойдeт.

Лейтенант Сивцов отложил автомат в сторону и взял карабин.

– Автоматы у нас на войсковых испытаниях и только в разведроте, а главным оружием нашей бригады являются карабины. Я вам показал карабин Токарева, им вооружены первый и второй батальоны. А в третьем и четвeртом батальонах основным оружием является СКС – самозарядный карабин Симонова. По внешнему виду они похожи, на первый взгляд и не отличишь. Созданы под один боеприпас, прицельные приспособления одинаковые, штыки и магазины одного образца. Боевые характеристики не сильно отличаются.

– А по мне лучше чем ППС для разведчика не придумаешь. – Высказал своe мнение командир морских пехотинцев.

– Полностью с тобой согласен, Саша. – Ответил ему капитан Сергиенко. – В поиск мы с ними и ходим. А карабины используем, как замену снайперским винтовкам.

– Тем более, что новые автоматы брать в разведку запрещено. Они у нас чуть больше месяца назад появились, и противник про их существование пока не знает. – Дополнил своего командира лейтенант Сивцов. – А этими карабинами мы пользуемся с августа прошлого года. Первый раз в Словакии применили.

Старший лейтенант Максимов взял карабин и без особых затруднений провeл неполную разборку. Его бойцы тем временем набивали магазины патронами, готовясь использовать новое оружие в намеченном совместном с десантниками поиске. Брать длинную и тяжелую СВТ в разведку было просто неразумно, а ограничится одними ППШ и ППС не позволяли поставленные перед обеими командами разведчиков задачи. На этот раз нужно было не только языка притащить, но и организовать в немецком тылу как можно больше шума, вызвав у противника уверенность, что началось полноценное наступление. Скорее это можно было назвать диверсией, а не разведкой.

– Ещe чем-нибудь удивите? – Спросил командир морпехов, откладывая собранный карабин.

– Недавно пулемeты под этот же патрон привезли. – Откликнулся на его вопрос капитан Сергиенко. – Но мы их в бою проверить не успели. А брать незнакомое оружие в поиск, сам понимаешь, неразумно. Ограничимся «дегтярями».

Морпехи согласно кивнули, признавая правоту командира десантной разведроты. Бойцы разбились на группки, десантники помогали своим «земноводным» собратьям подгонять под новые магазины разгрузочные жилеты. Кто-то знакомил моряков со стандартными, для десантников, маскхалатами. Офицеры изучали захваченную в предыдущем поиске немецкую карту. Правда, она оказалась «пустой», то есть не содержала информации о расположении вражеских подразделений, но позволяла определиться с расположением улиц и переулков в районе будущего поиска. Неугомонный ефрейтор Лось выпытывал у Самсонова, того самого богатыря, что жаловался на узкие двери, какой самый большой груз он сможет поднять. Тот хитровато сощурился и сказал, что «больше одной лошади подымать не пытался», вызвав своим ответом врыв хохота у всех присутствующих.

Капитан Сергиенко посмотрел на часы, показал их циферблат старшему лейтенанту Максимову и повернулся к бойцам.

– Пора собираться.

Мгновенно стихли все лишние разговоры, солдаты приступили к сборам, натягивали маскировочные комбинезоны, одевали разгрузочные жилеты, наполняли их многочисленные карманы боеприпасами, проверяли наличие индивидуальных пакетов, наполняли фляжки водой, распределили между собой сухой паек. Два гранатомeтных расчeта, необходимость в которых возникла из-за своеобразных условий нынешней операции, увязывали вьюки с выстрелами для своего оружия. Радисты проводили последнюю проверку аппаратуры. Сапeры упаковывали взрывчатку. Вскоре сборы подошли к концу. Офицеры придирчиво обследовали своих бойцов, заставили их попрыгать на месте, проверяя не звякнет ли предательски какая-нибудь железка в самых неподходящий для этого момент, демаскируя разведчиков, осмотрели оружие.

Капитан Сергиенко построил бойцов сводной разведгруппы в колонну и повeл их к выходу из пакгауза.

6 мая 1942 года южнее Берлина (вечер)

– Какой «жирный гусь»! – С восхищением произнeс сержант Курочкин и передал бинокль капитану Сергиенко.

Командир десантников долго рассматривал так понравившегося сержанту немца, переводил бинокль на окрестные улицы, вернее на остатки того, что раньше называлось кварталом, сверялся с картой и часами, наконец отложил их и сказал:

– Не возьмeм. Даже если сможем захватить, то не сумеем уйти.

Капитан откинулся на спину, прикрыл глаза и затих. Оценив такую реакцию командира, расслабились и остальные разведчики. Только сержант Курочкин, назначенный наблюдателем, по-прежнему рассматривал немецкого офицера, проводившего регконсценировку неподалeку от их засады. Был немец высок, красив и элегантен, щеголял не очень подходящим для данного места длинным кожаным плащом, погоны на котором, вот ведь незадача, отсутствовали. С прекрасно видимым в бинокль брезгливым выражением лица, немец старательно обходил возникающие на его пути препятствия, слегка кривя усмешкой краешки губ, что-то говорил сопровождающим его офицерам, пару раз махнул рукой в сторону Берлина, вернее громадного облака дыма, обозначающего местоположение германской столицы. Окружающие его офицеры облик имели под стать своему предводителю, явно не фронтовой и уж тем более не боевой, своим поведением напоминали толпу наряженных в военную форму женщин на новогоднем маскараде, который сержанту удалось один раз посетить перед войной. Впрочем, одна женщина в свите присутствовала. Затянутая в узкую форму угольно-чeрного цвета, с длинной тонкой сигаретой в ярко накрашенных губах, с кокетливо сдвинутой набок пилоткой на белобрысой голове, являла она собой зрелище, выделяющееся даже среди этой опереточной толпы.

Настораживало одно. Что этой толпе нужно было на фронте? Тем более на ничего не решающем второстепенном участке. Соблазнились мнимой тишиной, и решили отметиться посещением передовой, которым можно будет похвастаться перед такими же тыловыми «вояками».

– Что нужно здесь этим клоунам? – Высказал аналогичные сомнения старшина морпехов.

– Генеральский сынок зарабатывает очередную награду геройским посещением передовой. – Старший лейтенант Максимов отложил трофейный цейсовский бинокль, сдвинулся под прикрытие выщербленной осколками стены и откинул прикрывающий лицо кусок маскировочной ткани.

Ответом ему было молчаливое согласие. Ничем другим, кроме желания покрасоваться перед тыловыми сидельцами, объяснить поведение немцев было нельзя. Какую серьeзную информацию можно добыть, разгуливая на фронте таким многочисленным стадом. Да и фронтом ту наблюдательную площадку, которую выбрали немцы, назвать можно было с большой натяжкой. Даже собственной передовой с данной точки увидеть невозможно, а уж советские траншеи и подавно.

– На приманку похоже. – Высказал своe мнение Самсонов. – Мы в Румынии так их разведчиков отлавливали.

Богатырь с трудом протиснулся в эту полуразрушенную комнату через пролом в стене, едва не обрушив держащиеся на честном слове остатки кирпичной кладки. Собирались использовать его при захвате языка, назначив на эту роль кого-нибудь из немецких связистов, выманить которых в данное место должен был обычный разрыв провода. Уже собирались рвать линию, когда к их засаде вышла столь колоритная группа немцев.

– Во-первых, тут не Румыния. Во-вторых, мы тогда точно знали, куда румынская разведка выйдет. – Отмeл его подозрения старший лейтенант Максимов.

– Неделю тогда за ними следили. – Поддержал старлея старшина, его заместитель. – А сюда мы в первый раз заявились. Да и нашли это место случайно.

– Для приманки хватило бы и пары человек. – Капитан Сергиенко открыл глаза, поeрзал, выбирая более удобную позу, и добавил. – А такой толпой кого угодно насторожить можно.

Капитана Сергиенко мучили сомнения, правильно ли он сделал, что повeл разведгруппу сам. Хватило бы и командира взвода. Но вот же глянул на Максимова и пошeл сам. Раз командир разведроты морских пехотинцев не брезгует ходить в тыл противника, то и ему не грех. Сам Сергиенко ходить в поиск любил, но командир бригады требовал его участия в разведке только в самом крайнем случае. Вряд ли сегодняшний случай подходил под определение случая крайней необходимости.

Комбриг конечно взгреет, отчитает перед всей ротой, напоминая о том, что у каждого офицера есть свои обязанности. И не след командиру выполнять работу своих подчинeнных. Было уже такое три месяца назад в Померании. Тогда ему присвоили капитана и назначили командиром роты разведчиков. Бывалые спецы разведывательного дела смотрели на переведeнного из линейного батальона нового командира без особого восторга. Приказы командования, конечно, не обсуждают. Но кто сказал, что солдаты не имеют право высказать своe отношение к этим приказам. Ну, если не высказать, то хотя бы показать поведением или лицом. Они и показали. Симпатии подчинeнных капитану Сергиенко пришлось буквально завоевывать. За месяц в три рейда сходил, одного языка лично взял. Заработал орден от штаба фронта и нагоняй от командира бригады.

– Твоя задача людьми командовать, действия своих подчинeнных контролировать, а не самому всю их работу делать. – Отчитывал его полковник Маргелов. – Я тоже финкой махать умею, что ж мне теперь поперeд всех лезть, удаль в рукопашной показывать.

Правда, перед строем разведроты не столько ругал, сколько хвалил за умелые действия. За махание ножом тоже. Да и не было у капитана Сергиенко в тот момент выбора. Наткнулся на них немецкий дозор в самый неподходящий момент. Бойцы как раз языка захватили, немецкого лейтенанта, и пеленали его для транспортировки. Оставшиеся не занятыми прятали трупы сопровождающих офицера солдат. Свободным только Сергиенко оставался, пришлось выхватить нож и показать всe, чему его война научила.

Война есть война. Если ты не убил, то тебя убили. Выбор небогатый.

Мутило потом. Одно дело в горячке рукопашной нож в своего врага воткнуть. И совсем иной коленкор с холодной головой человеку горло перехватывать. Двое из немцев и сообразить то толком ничего не успели, а вот третий понял – и испугался. Этот полный ужаса взгляд капитану до сих пор снится. Молоденький совсем парнишка был. Из «очкариков», так на фронте немцев из последнего пополнения называют. Среди тотального призыва этого года солдат в очках действительно много, непропорционально много. Немецкие генералы подгребли всех, кем сознательно пренебрегали все предыдущие месяцы.

После катастрофических потерь конца прошлого и начала этого года понадобились все способные держать оружие. Два раза по полмиллиона в течении трeх месяцев зимы это очень много. Катастрофически много. И пусть Кeнигсбергская группировка уничтожена ещe не до конца, но и еe солдат в окопы под Берлином не посадишь. А по группе армий «Померания» траурные колокола всю вторую половину марта звонили. Одних генералов больше пяти десятков в некрологи внесли. Фельдмаршалу фон Боку торжественные похороны устроили со всеми причитающимися почестями... над пустым гробом. Гитлер объявил всех кто угодил в Померанский котeл мeртвыми. Действительно ли они погибли или попали в плен – значения не имело. «Для Фатерлянда их не существует!»

Выступление «покойного» фельдмаршала фон Бока на московском радио ситуацию не изменило. Умерли и всe!

А уж Московский «парад» пленных немецких солдат, захваченных в Померании советскими войсками, взбесил фюрера до такой степени, что он запретил упоминать в его присутствии имена попавших в плен генералов и номера опозорившихся корпусов и армий.

Бесконечная лента серых шинелей. Белые лица под нахлобученными кепи. Пустые, настороженные, испуганные, просто безразличные взгляды. Клубы пара быстро исчезающие в морозном воздухе. Стук тысяч и тысяч подошв о брусчатку мостовых.

Семьдесят тысяч бывших покорителей мира, проведeнных по улицам вражеской столицы на потeху толпе победителей. Из ста шестидесяти тысяч уцелевших ко времени капитуляции. Из полумиллиона вступивших в битву в канун нового 1942 года.

Эти кадры кинохроники бойцы третьей десантно-штурмовой бригады полковника Маргелова смотрели в числе первых, как одни из наиболее отличившихся. Самого фельдмаршала в плен не брали, но генералы в их улове были, а уж более мелкую сошку и не считал никто. После принятия условий капитуляции частями Вермахта, на позиции десантников пленных вышло едва ли не больше, чем числилось в их бригаде на начало боeв.

Сам Сергиенко этого не видел, в медсанбате отлеживался. Рана хоть и не очень тяжeлая была, но пришлось пару недель на кровати поваляться, пока затягивалась распоротая шальным осколком левая рука. Там же в госпитале пришло понимание того, что его приняли. Делегация бойцов разведроты, выискивающая «своего капитана», взбудоражила сонное болото санбата не хуже внезапной проверки начальства. Ошалевшие медсeстры метались по палатам, пытаясь найти «самого лучшего командира разведроты на их фронте». К их удивлению грозный капитан, «самолично положивший в рукопашной немецкую разведку», саженного роста не имел, громогласным басом не отличался, подковы руками не разгибал. Наивно-удивлeнное «этот что ли?» молоденькой медсестры взорвало хохотом вначале палату, а потом и коридор заполненный любопытствующими «ходячими».

– Не признают в тебе героя, капитан. – Поприветствовал своего командира лейтенант Сивцов. – Говорят роста не геройского. И на девушек внимания не обращаешь.

– Ему нельзя. У него жена есть. – Вмешался в разговор сосед по палате, вызвав этой новостью удивление не только у медсестричек, но и у разведчиков.

– Когда же ты успел, командир? – Высказал удивление Сивцов.

– Ещe в Словакии. – Ответил Сергиенко, немного посомневавшись добавил. – Только она ещe не жена, невеста.

Тогда в августе они с Петрой успели получить разрешение на брак у еe семьи, включая грозного деда, державшего в подчинении многочисленных потомков. Подали заявление командованию тогда ещe лейтенанта Сергиенко. Но пришeл приказ и в сентябре бригаду перебросили вначале в Польшу, а после переформировки в Германию. Петра пыталась вступить в Красную армию, чтобы быть ближе к «своему Ивану», но процедура получения необходимых для этого бумаг затянулась на несколько месяцев. Бюрократы двух государств старательно тянули волынку, доказывая свою необходимость. В конце концов Сергиенко написал своей будущей жене, чтобы она ожидала окончания войны, после чего он приедет к ней и решит все проблемы, в крайнем случае просто увезeт Петру в Советский Союз, поставив чинуш из НКИДа перед свершившимся фактом.

– Командир, мне кажется за нами следят. – Вывел из задумчивости капитана Сергиенко сержант Курочкин.

Капитан рывком переместил своe тело в сторону сержанта, опустил на лицо маскировочную маску и осторожно приподнял голову над обрезом неровного пролома, служащего Курочкину наблюдательным пунктом.

– В левом здании, второй этаж, четвeртое справа окно. – Подсказал своему командиру точку возможного расположения немецких наблюдателей сержант. – Отблеск там был. Два раза. И время между зайчиками неодинаковое.

Капитан внимательно осматривал относительно целый дом, каким-то чудом уцелевший после двухнедельных боeв. Судя по всему, его прикрыли соседние здания, которым досталось намного больше. У одного из них отсутствовала крыша, а верхний этаж являл собой подобие зубцов крепостной стены. Вторая многоэтажка была наполовину обрушена. Капитан осторожно приподнял бинокль, навeл резкость и замер в неподвижности, изучая указанное Курочкиным окно. Минут пять ничего не происходило, а затем, действительно, в глубине окна мелькнул солнечный зайчик. Кто-то на той стороне изучал окрестности, поворачивая или бинокль, или прицел снайперской винтовки вдоль улицы. Но кто? И что он сумел обнаружить?

Разведгруппа вела себя очень тихо всe время пребывания на месте несостоявшейся засады. Да и пришли они сюда таким путeм, что просмотреть его из выбранного немецким наблюдателем, или снайпером, места не представляется возможным. И если это засада, то почему приманка такая многочисленная? И как немецкая ягдкоманда сумела вычислить, что они придут за добычей именно на этот участок.

– Что будем делать, Иван? – Подполз к нему старший лейтенант Максимов. – Уйдeм, или в бой вступим?

– Знать бы кто там. – Сергиенко кивнул в сторону возможной засады. – Если стандартная ягдкоманда, то нынешним составом мы от них отобьeмся.

Командир морских пехотинцев возражений не высказал. В разведгруппе действительно бойцов в три раза больше чем обычно. К тому же усиленных гранатомeтами и пулемeтами. Если немецкие охотники сунутся за лeгкой добычей, то получат по зубам так, что вспоминать будут до самого конца войны. Те, естественно, кто останется живым.

Но потерь не избежать и им. А погибать по-глупому не хочется.

– Предлагаю подождать. – Капитан Сергиенко принял решение, воспользовавшись своей властью старшего группы. – Если там действительно засада по наши души, то слишком долго ожидать они не смогут.

Максимов пожал плечами. Ждать так ждать. Хотя десантник прав. Нет никакой уверенности, что это засада, причeм засада именно на них. Так стоит ли торопливыми действиями выдавать столь удобное место наблюдения. Старший лейтенант переполз на прежнее место, пристроился у такой же дыры в стене и стал ожидать действий противника.

– Господин унтерштурмфюрер, мне кажется, что я наблюдаю русскую разведку. – Сидящий у оконного проeма шарфюрер повернулся к расположившемуся в глубине комнаты офицеру.

– Ты уверен? – Унтерштурмфюрер встал с кресла, найденного его солдатами в одной из соседних комнат, поднял бинокль и принялся наблюдать за домом, в котором по утверждению шарфюрера Шлоссера расположились русские.

Спустя некоторое время он действительно обнаружил тщательно замаскированного наблюдателя, занятого разглядыванием компании штурмбанфюрера Ульриха. Этот повеса и прожигатель жизни не изменял своим привычкам и на краю возможной гибели. Таскал повсюду многочисленную свору прихлебателей, главной обязанностью которых было расхваливать своего покровителя, используя для этого самые превосходные степени. Даже новую шлюшку с собой прихватил, устроив той звание гауптшарфюрера для солидности.

Унтерштурмфюрер почувствовал как накатывает раздражение вперемежку с завистью. Повезло же Ульриху родиться любимым племянником высокопоставленного дядюшки, который души не чает в этом оболтусе, прощая ему многочисленные пьяные дебоши и прилагая все свои связи для спасения этого недоумка от давно заслуженного трибунала.

Можно, конечно, по старой памяти набиться в приятели к Ульриху. Как-никак в одной школе учились. Пусть и не в одном классе, а двумя годами позже, но всe же. Можно было бы при случае напомнить недолгое уличное приятельство. Но характер не позволяет. Не создан унтерштурмфюрер Лангер для лизания начальственных задниц. Не смог перебороть себя, как ни умоляла его мать поступиться гордостью и пойти на поклон к Ульриху.

Ну, не он один такой разборчивый. Шлоссер на той же улице вырос, что и они с Ульрихом. Мог бы перебраться в денщики к штурбанфюреру, но не пошeл. Половину Польши на брюхе прополз, два ранения и один железный крест заработал, но не захотел терять уважения своих сослуживцев, меняя изменчивую судьбу солдата на спокойное житьe тыловой крысы.

Может быть и зря. Вон в компании Ульриха звания меняются с быстротой курьерского поезда. Эта белобрысая сучка какой-то месяц назад была рядовой связисткой одного из многочисленных штабов, а теперь щеголяет высшим унтер-офицерским званием Ваффен СС. Шлоссер свой круговой кант на погоны полтора года зарабатывал потом и кровью. И неизвестно сумеет ли, а самое главное успеет ли, он дослужиться до гауптшарфюрера.

Если война и дальше так пойдeт, то однозначно не успеет. Как и сам унтерштурмфюрер Лангер не дождeтся давно обещанного следующего чина. Может оно и к лучшему. Чем ниже звание, тем меньше с тебя спрос. А спросить могут! И спрашивать есть кому. На той стороне улицы поджидают.

Унтерштурмфюрер убрал бинокль и направился к выходу из комнаты. Стоило сообщить начальству об обнаруженной русской разведке.

– Не понимаю я тебя, Фридрих. – Говоривший вытащил из кармана хорошо сшитого костюма коробку дорогого трубочного табака, извлeк трубку, не торопясь набил еe, прикурил от длинной спички и продолжил. – Почему ты выбрал именно это место для перехода линии фронта? Не лучше ли было сделать это на одном из участков, контролируемых дивизиями СС. Не пришлось бы прятаться от своих.

– Я с вами не согласен, оберфюрер. – Ответил ему высокий худощавый штандартенфюрер. – Там бы пришлось скрываться ещe тщательнее. Там бы начали задавать вопросы, на которые нужно было бы ответить. А что отвечать? Что мы собрались совершить небольшую прогулку в тыл к русским?