Текст книги "Время драконов (Триптих 1)"

Автор книги: Сергей Гусаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

«Если б это была Дохлая, то отсюда давно бы всё вынесли. Как из Сказок в Ильях,– тот же Пальцев... Значит, это не Дохлая. Но тогда что же это, и как попал сюда тот, кто разбирал завал с этой стороны?..»

: Между вскрытой ими дыркой и Дохлой не было никаких иных входов, как и не должно было быть никакой Системы – уж район этот они обследовали по весне... Когда не поднялись ещё ни молодая трава, ни папоротник, ни крапива – лишь фиалки синели пятнами по склонам на жёлто-сером фоне прошлогодней листвы,– и видно было каждую барсучью норку, каждый выступ известняка, каждую ложбинку, хоть как-то похожую на точильный ров —

– Справедливо полагая, что разгадка у Сталкера с Питом, Сашка повернул назад.

И в это мгновение увидел узоры, выложенные на плитах тем, чужим.

* * *

– Дохлая,– сказал Сталкер,– без всякого сомнения Дохлая. Да.

– Там дальше Золотая Осень и поворот на Нью-Сьяны, где карбидкой на стене человечки нарисованы,– добавил Пит,– а у тебя что?

– В Системе есть кто-нибудь?

Сталкер пожал плечами.

– Может, и есть... Мы никого не видели. Мы тихо шли. Собственно, мы только дошли до Золотой Осени и обратно... А что?

– Да тот обвал... Кто-то помог ему отсюда. Видимо, недавно. Разобрал бут, полез в щель над старым завалом – где никто никогда не ходил,– плиты расшатал...

– Это тот ход, куда ты пошёл?

– Ага. Там – сказка. Собственно, он идёт параллельно нашему с кристаллами и натёками. Только ещё лучше.

– Здесь, в Дохлой? – удивился Сталкер,– да ведь её и прозвали так потому, что пустая. Большая и бесполезная, да. Мёртвая. Но для пития...

– А что: посмотрим, Сань?

– Я же говорю: раньше этот ход ни с Дохлой, ни с нашей не соединялся. То есть, конечно, ещё раньше соединялся – когда их разрабатывали – но потом, наверно как раз под оврагом, по естественной тектонике случился обвал; опасное место отгородили бутом и никто о нём не знал. А этот разобрал бут, полез в щель... Он там узоры из натёков и кристаллов на камнях выложил – обалдеть...

* * *

— Из дневниковых записей Завхоза/Пифа:

“В субботу днём приехал Сэм из “sf” – тот, что дал “спасателям” повторный вызов. Народ у костра ел, кто-то играл на гитаре. Те, кто вышел из-под земли, спали в палатках.

Сэм сказал, что ему приснилось, будто он нашёл Шкварина. Егоров спросил: «Где?»

– В Колизее. У Чёрной Пирамидки.

Из нас никто не знал этих мест. У костра собирались те, кто должен был идти под землю. Неосмотренными оставались только край Сетки и Преисподня – как раз то место, где Колизей.

Снова лезем впятером: я, Егоров, Марченко, Ю.Д.А. и Пиф. Идём в Сетку – дальнюю её часть.[9]9
  Система ( или, точнее – ильинская подсистема ) Сетка представляет собой перпендикулярные пересечения параллельных ходов, а потому для своего прочёсывания требовала группы, большей чем три человека. Прочёсывали цепью, идя по параллельным ходам – перпендикулярные орты-сбойки просвечивая фонариками или проползая движениями вправо/влево, если фонарём невозможно было просветить соединение полностью.


[Закрыть] Сэм с Козликом, Харитошей и Яной лезут в Преисподню. Проходка наша кончается митингом о возможных судьбах пропавшего и о бесплодности дальнейших поисков без экспертизы почерка найденной записки. Все страшно устали... [ ... ]”

* * *

... Красные огоньки сигарет разгорались туманными пятнышками, и тогда вокруг них искорками вспыхивали звёздочки кристаллов – будто взаправдашние звёзды, висящие в бесконечной бархатной тьме,—

: Сашка передохнул, затянулся.

– Мы все страшно устали. Вообще-то на поверхности было хорошо: девчёнки готовили еду, на поляне был порядок. Продукты и свет были в достатке – свои от тех, кто приезжал, и что время от времени подвозил отец Шкварина. Вернувшиеся с прочёсывания перекусывали и отсыпались в палатке; затем их будили и они ели у костра. Потом сами занимались дежурством,– к выходу следующей группы была готова еда,– те же, кто отдежурил, уходили вниз. Были маг и гитара – ведь надо было как-то разряжаться, отдыхать перед прочёсыванием... Искали-то уж объяснил, как. Чуть-ли не каждую соринку рассматривали. В семьдесят восьмом было легче – тогда Система меньше казалась, да и искали не следы человека – целый лагерь...

Сашка немного помолчал, собираясь с мыслями – но никто не перебил, не сказал ничего. Только Пит неловко повернулся на камне.

– Мы сидели в самом центре Сетки, курили; Завхоз развивал идеи о бесплодности поисков – в общем, тянул свою любимую песню “что бы ни делать, лишь бы ничего не делать”,– я, конечно, ругался с ним, потому что таких мелодий на дух не перевариваю... И вдруг всех словно – ну, не знаю, как это сказать. Точно молния изнутри; даже не молния, а чувство... и все услышали это разом. Почувствовали.

«Его нашли»,– сказал я.

«Да»,– говорит Пиф.

: Был час ночи, воскресенье.

«Пошли,– говорит Завхоз,– тут больше не фиг делать.»

Я сказал, что не уйду, пока не осмотрю всего, что наметили на эту проходку. Мы с Марченко полезли дальше; Завхозу, Пифу и Ю.Д.А. не оставалось иного, как присоединиться к нам.

– Сашка внезапно замолчал. Слышно было только дыхание Сталкера и как в сигарете потрескивал табак.

– Эй,– вдруг тихо-тихо донеслось слева.

: Сашка включил фонарь, посветил вправо, влево. В штреке никого, кроме них, не было.

– Там... – Сталкер мотнул головой на стену сзади себя.

Саша ударил по стене камнем.

– Ребята! – раздалось чётче. И тоже удар о камень.

– Эва! Эва!! – разом заорали Сталкер и Сашка.

– Хм, это что же – девчёнка? – пробормотал Пит.

– А как к вам пройти?..

– М-да... – ошарашено протянул Сталкер,– Двуликая таких вопросов вроде не задаёт...

– Тише! – крикнул Сашка. – Ты меня слышишь?

– Да,– внятно донеслось из-за стены.

– Интересно, за сколько мы сможем к ней пробиться... – пробормотал Пит – и начал машинально отыскивать взглядом камень подходящих размеров и твёрдости, чтоб использовать его вместо тарана.

– Головой с разбегу,– весело предложил Сталкер,– по крайней мере, это её утешит: представляешь, разваливается стена и перед ошарашенной и готовой на всё от спасения девицей – прямо для благодарного поцелуя – появляется твоя...

– Жопа,– сказал Сашка. Он уже нашёл трещину, где звук был громче.

– Слушай меня внимательно. Стань лицом к стене, откуда нас слышишь,– прокричал он, прижимаясь ртом к еле заметной трещинке,– и иди вправо. Всё время вдоль этой стены, держась левой рукой стены. И сворачивай только налево, ясно?

– Я... Я не могу,– донеслось оттуда,– у меня света нет...

: Голос за стеной смолк. Сашка встал, натянул перчатки.

– Кажется, нам надо спешить. Пока она со страху куда-нибудь...

– Женщина в темноте – к несчастью,– глубокомысленно изрёк Сталкер.

Пит хотел что-то сказать, но Сашка уже скакал огромными прыжками впереди с плиты на плиту, и нужно было не отстать.

* * *

— Из дневниковых записей Завхоза/Пифа:

“Вновь наверху. Народ забился в палатку и поёт песни; некоторые сидят у костра. Сэм тихо отводит меня в сторону. «Я, кажется, видел его. Весь в плесени. У Чёрной Пирамидки, сразу за Колизеем.» Проверять предположение он отправил “SF-овцев”. Голос его дрожал. Вместе с ним это видела Яна, она ушла с контрольной группой.

Я сидел и ждал... Больше ничего не оставалось. Пути к Чёрной Пирамидке я не знал. Было около двух часов ночи, снизу блеснул свет фонаря. Пришла Яна. Наши взоры ловили каждое движение. «Это он».

Кантик побежал в палатку. По инерции гитара продолжала бренчать, но голоса стихали один за другим. Затем, словно взрывам, выбросило людей из палатки.

Лагерь пришёл в движение. Сразу открыли бутылку и дали Янке несколько глотков вина. Пиф, Кант, Белкин и Сэм побежали на станцию в милицию. Егоров, Ю.Д.А., Козлик, Марченко и я стали собираться под землю. Взяв с собой фотоаппарат и осветительные шашки, мы спустились в пещеру. Я не был сторонником снимков, но не смог найти ничего существенного против. По пути у Кафе встретили “SF-овцев” – они собирались на выход.[10]10
  Очень интересный момент: о поисковых качествах “официальных спасателей” лучше, чем их дела, уже ничего не может поведать,– но данный финт... По сути, самое тяжёлое только начинается – предстоит извлекать из пещеры ( одной из самых дальних её частей ) тело человека месячной давности – а они сваливают на выход. Ладно, что найти не смогли; ладно, что дезинформацией своей три дня всех с толку сбивали,– и ладно, что, фактически присутствуя на спасработах, со стороны наблюдали-отслеживали, водовку попивая,– но уйти вот так, вместо ожидаемой помощи – или хотя бы профессиональных консультаций, как действовать дальше любителям... Это говорит столь о многом, что дальнейшие комментарии излишни.


[Закрыть] С трудом уговорили их показать дорогу – всё-таки они только что вернулись оттуда.

Тут надо сказать, что Чёрная Пирамидка находится в одной из самых дальних от входа частей пещеры. Сложный лабиринт ходов, из которого только один проход ведёт в Главную Систему. В этом районе однажды несколько часов блуждали мы с Пифом...

Ну вот мы у цели. Оказывается – нет. “SF” в двух словах объясняют дорогу дальше и уходят. Дальше оказывается, ещё пилить и пилить. Егоров снова ругается – потому что ( оказывается тоже ) и до этого места, и до Пирамидки он дорогу знал не хуже этих [ ... ].

По крайней мере, не хуже их “объяснений”. «После таких объяснений и теряются люди»,– сообщает Ю.Д.А.. И уточняет, что Шкварину, скорее всего, они и объясняли дорогу. И что нужно ещё сличить, как эти “спасатели” напишут “16 ч. 45 м.”.[11]11
  Знак равенства меж группой “SF” и официально-гэбэшным “спасотрядом” в те годы ставился многими из нас чисто автоматически: по крайней мере и В. Пальцев, и ‘лепший кореш его’ А. Вятчин, прославившиеся своей дальнейшей гэбэшно-спелестологической деятельностью, были из группы “SF”; на основе этой группы “официальный спасотряд” и был в своё время создан. Правда, люди, подобные Сэму, вскоре покинули его,– естественно, и группа развалилась.


[Закрыть]

Но надо идти, и мы идём. Я иду вторым. От всех этих разговоров пылает лицо, нервы напряжены. Поворот, поворот, здоровенная яма – «Колизей»,– объявляет Егоров. Дальше большой длинный зал. Прохожу до конца зала. Налево шкурник, за ним – грот. Суюсь туда, пытаюсь лезть и вдруг... Сашкин голос над ухом: «Вот он». Разворачиваюсь на 90^о и вижу в полуметре от себя страшную картину...

[ ... ]

... Потом стресс прошёл, захожу за спины ребят, разглядываю. Человек, словно кристалликами инея, покрытый плесенью, сидел как в кресле, в нишеподобной щели. Во всей его позе чувствовался умиротворяющий покой. Одна рука лежала на животе, вторая была подложена под голову. Лишь кое-где куски одежды проступали из-под плесени. Лицо словно облеплено ватой, только прядь волос выдавала в нём человека. Козлик громко и грязно выругался – должно быть, от страха.

Чувствовался разящий тошнотворный запах разложения. Фонаря и других предметов освещения рядом не было...

[ ... ]

... Он сильно исхудал. Казалось, штормовка висит на скелете. Руку можно было обхватить двумя пальцами. Видневшаяся кожа была неестественно красного цвета с сине-чёрными пятнами. Мне стало плохо, я пошёл назад. Закурил. У покойника остались только Егоров и Марченко. Ю.Д.А. с Козликом тоже сочли нужным смыться.

Следуя совету Сэма, Егоров решил воспользоваться в качестве освещения сигнальной свечой. Вспыхнул яркий свет, пелена густого чёрного дыма поползла по потолку в моём направлении. Через две минуты съёмка была окончена и мы двинулись на выход. Но за это время дыму накопилось столько, что увидеть что-либо на расстоянии более метра стало невозможно. Начали тыркаться во все щели – ничего знакомого! Раза четыре возвращались к Чёрной Пирамидке...

Казалось, какая-то сила не даёт нам оторваться от покойника. Я подумал, что нам нужно было поставить ему Свечу– как мы ставим Её погибшему в этих каменоломнях в 1976 году Виктору Шагалу – но обычной свечи мы взять с собой не догадались. [ ... ]”

* * *

– Всё было хорошо. И держалась она неплохо. По крайней мере, Сашке со Сталкером так вначале показалось. Он только не решался спросить: эти седые пряди, они были раньше – или..? А потом она увидела, куда он смотрит, коснулась рукой, глянула – вначале мимоходом, вскользь,– и вдруг вскрикнула и в глазах её застыл страх.

: Они стояли с Лёшкой в Нью-Сьянах и Сталкер с Питом повели её туда, а Сашка помчался за трансом через вскрывшуюся сбойку обратно – в аптечке у него был элеутерококк; потом с трансом назад, в Нью-Сьяны; потом он разжёг примус и поставил чай – Сталкер с Питом побежали по Системе искать Лёшу, а она долго рассказывала Саше про их поход, про “Оксиген” и “Эквинокс” под землёй,– как это было здорово: камень вокруг, и сверху и снизу,– и такая музыка,– ‘Ж-М-Ж’ Сашка и сам любил, они с Леной часто слушали его под землёй – в Ильях, когда ещё были Ильи,– его, Шульца и Кримсона,– а ещё Вангелиса и Олдфилда; ТАКАЯ МУЗЫКА снимает любую хворь – и Сашка решил включить магнитофон – но батарейки сели, и тут вернулись Сталкер с Питом: принесли разбитый фонарь, Люба узнала лёшкин “ленинград” и залилась слезами. Сашка сказал, что это ещё ничего не значит и они со Сталкером побежали к выходу, увидели там следы, ведущие наружу, и спички – одну, другую... Но нужно было ещё убедиться, что Лёшка точно наверху; может, он уже в их лагере у Лены, а может, где ещё,—

: они собрали вещи Любы и Лёши, нельзя же было оставлять её одну здесь,– и с вещами вылезли на поверхность.

Дождь кончился; темнело. Они поднялись в лагерь.

– Ленка в тёплой палатке мучила гитару; ей сунули Любу. Лёши, конечно, в их лагере и не было – Сталкер побежал в деревню, а Сашка с Питом вновь спустились под землю: теперь нужно было убедиться, что в Дохлой его точно нет,– они ведь не прошли до конца тот штрек, да и Дохлая была довольно большой Системой – хотя, конечно, и не такой сложной и протяжённой, как Ильи,—

* * *

— Из дневниковых записей Завхоза/Пифа:

“Мы не боялись заблудиться. Максимум через пять часов на поверхности бы разобрались, за нами бы пришли,– но перспектива оставаться в этом диком смоге с трупом наедине была неприятна и, более того, страшна. Наконец счастливая случайность помогла мне вспомнить место, где я поскользнулся по дороге туда и сильно ушиб колено. Отсюда Егоров дорогу знал.

[ ... ]

Вновь на поверхности. Часть ребят в лагере спит, остальные на станции. Пошли умыться к роднику. Там в знак памяти о пережитых под землёй минутах сложили вместе руки. Есть не хотелось, у меня была лёгкая тошнота. Поставили чай. Инстинктивно, чтобы снять напряжение, устроили дикую ругань. На всю округу стоял самый изощрённый мат, нас абсолютно не волновали уши тех, кто находился в палатках. Всё это было следствием того, что мы пережили в пещере, и я оправдываю себя и ребят. Потом Егоров с Марченко снова ушли под землю – расчищать шкурники на пути к выходу, чтобы можно было пронести тело. Кажется, я заснул на часок. Просыпаюсь... У костра шумят ГРТН-ы: делят снарягу, собираются помогать Егорову и Марченко рубить шкурники. У меня сил спускаться вниз больше нет.

[ ... ]

Немного погодя приехали База и Ро с двумя размалёванными девицами. Без комбезов и еды. Чуть позже приезжают мои школьники из ГШ[12]12
  Геологическая школа МГУ.


[Закрыть] – я их сразу отправил обратно. В Москве, говорят, большой шум, куча народу собирается приехать ещё. Да только теперь – на фиг?.. Кажется, теперь приехать – лишь бы не опоздать к выносу — МОДА. Противно.

[ ... ]

Cэм ходит как-то боком, приглядываюсь – спиной ко входу в пещеру, всё время, как ни отвлекай разговором. Ему ведь приснилось, что он головой своей прямо на него натыкается — так и случилось на самом деле. С точностью до движения. И теперь он не может к нему подойти, не может даже глянуть в сторону, где это случилось.

Ю.Д.А. осторожно предупреждает всех: держитесь к тем, кто приехал, спинами. Мол, фотографируют. И точно – ходят какие-то дяди, почти не прячась, и снимают всех. ГБ?.. Похоже.

Внизу у входа в пещеру три милицейские машины, машина скорой помощи ( ?! ), две чёрные волги[13]13
  На волгах чёрного цвета в те годы раскатывали исключительно так называемые “слуги народа”, т.е. представители Власти и Комитета Госбезопасности.


[Закрыть] и куча властей. Трещит генератор – Егорова пытаются заставить протянуть под землю свет, но провода хватает только до Кафе. Это свет нам был нужен три ночи в лагере, и аккумуляторы шахтёрские заряжать – где они были раньше?..

... Милиция лезть под землю – осматривать тело – отказалась, хотя им предлагали свет, комбезы, проводников... Отказались они и помочь транспортировать тело. Эти сволочи возложили всё на нас, на тех, многим из которых не было и 18 лет. Кант с Белкиным снова полезли фотографировать, народ стал готовиться к предстоящей транспортировке. Кто-то пошёл под землю – помогать расширять шкурники; кто-то побежал в село за досками и брезентом.[14]14
  “Доски и брезент” – неотъемлемые принадлежности выемки из-под земли плохо сохранившегося тела.


[Закрыть]

К этому времени случайно подоспели ребята из бывшей компании В. Шагала. Они приехали восстанавливать памятник Виктору, разрушенный какими-то подонками. Приехал сбежавший из больницы Пищер.

Первая группа, возглавляемая Егоровым и Пищером, уходит под землю. Вторая должна сменить их через час, затем через час им на смену выходит третья, потом четвёртая...

[ ... ]

После проверки узлов, которые стягивали тело, четверо добровольцев взялись за верёвки и медленно, осторожно ступая, шаг за шагом двинулись к выходу. Процессию сопровождали пять осветителей и те, кто нёс доски и верёвки, необходимые для транспортировки тела в шкурниках. Всё движение – ползком или на четвереньках...

[ ... ]

Трудно представить себе это чувство, когда держишь в ладонях завёрнутый в брезент труп и ощущаешь мёртвую тяжесть некогда живых тканей, не успевших ещё разложиться настолько, чтоб потерять свою первоначальную форму. Особенно трудно было протягивать тело в шкурниках, где с трудом может проползти один человек, а труп постоянно цепляется за острые камни, и кажется – не брезент трещит, кожа... [ ... ]”.

* * *

– Этот Брагин, из бывшей группы Шагала, всё лез в начальники. «Пустите меня, я вам покажу, как тело в брезент по всем правилам заворачивать...» – Сашка сплюнул.

– Огонь перескакивал с ветки на ветку; Сталкер сидел, вытянув ноги к костру, оперев пятки о полено почти у самого пламени, и щурился от дыма.

– Андрей – я имею в виду Пищера – пропустил его к трупу; Брагин только глянул на него – и назад. «Ой, ребята, я сейчас...» Отбежал в соседний грот. Козлик потом его спиртом отпаивал – а то б до выхода два тела нести пришлось.

– Просто пикули несвежие попались,– заметил Сталкер.

– Чего? – Сашка оторопело посмотрел на Сталкера.

– Пикули. Читайте Джерома – желательно в подлиннике, да! – там на все случаи жизни цитат хватит... Но ты вещай, не отвлекайся,– Сталкер с видимым удовольствием пошевелил голыми пальцами ног в блаженном костровом тепле.

Сашка вздохнул – но рассказ шёл, теперь он и сам не мог остановиться,– словно плотина лет прорвалась в нём и требовала, требовала: выслушайте меня, всё это очень важно, потому что терпеть больше нельзя, и если сейчас не рассказать – то когда и где? И – кому?..

– В общем,– продолжил он,– никто, кроме нас с Андреем не решался вытаскивать тело из щели. Все отошли подальше, замерли – будто нет никого. Тишина стояла такая, что слышно было, как капли за поворотом с плиты капают. И Брагин в соседнем гроте блюёт.

Мы с Андреем попробовали протащить у него верёвку под мышками; пришлось поднять ему правую руку – иначе верёвка не шла. Потом потянули верёвку. И вдруг у него из горла: «кх-ш-ш...» Будто дышит. Потом я понял, что это верёвка грудную клетку сжала. А тогда от неожиданности отпустил свой конец – и он будто вдыхает: «ах-х...»

... В общем, после этого тех, кто тело тащить набился, по гротам собирать пришлось. Хорошо ещё, что никто не заблудился – со страху. “Спис-сатели...”

– Сашка сплюнул.

– А ещё, когда тело из щели поднимать начали, я нагнулся ниже, чтоб поправить его, если зацепится; наклонился к самой голове, Пищер потянул за верёвку – и вдруг рука у трупа поднимается, и меня по щеке: шлёп! Это её верёвка повела. Я опешил, дёрнулся назад – потом понял, что это смешно, бред – а ведь чуть было не вообразил, что это он не хочет, чтоб мы его трогали: уж больно он там удобно сидел,– и на всех тех меня такая злость-обида взяла...

– Завернули тело в брезент, стянули репом как колбасу вяжут или радиожгуты, потому что это самая надёжная вязка – и понесли. Из двух групп – нашей и второй подошедшей – как раз несколько человек набралось, кто мог его нести. Я, Пищер, конечно; Витя Марченко – и ещё, кажется, Завхоз. Он к тому времени вполне оклемался, он вообще держался молодцом – если не считать хамства с выпивкой в пятницу...

– У Автомата, там, где эта система соединяется с Главной, нас сменили. Меня погнали наверх – отсыпаться; собственно, основное было сделано, можно было и отключиться, но как это объяснить – я же словно заведённый был, и какой сон! – отец Шкварина наверху у входа, и как я ему в глаза посмотрю – мы ведь труп его сына несём,– я в пятницу и в субботу с ним уже наобщался – выше крыши...

Ползу вперёд, думаю: может, к месту гибели Виктора Шагала слазить, пока его не вытащат,– переждать всё, перетерпеть... А навстречу – двое в одинаковых ‘комбезах-с-чужого-плеча’, будто только что из магазина, затем ещё трое таких же,– каски и фонарики у всех одинаковые... А руки голые, без перчаток. Гер-рои. В касках – и без перчаток!..

– В Ильях – в касках?! – Сталкер и Пит разом захохотали.

: Лена молчала. Она была тогда на поверхности, ждала его.

– Люба сидела напротив, обхватив руками колени. Она не слышала Сашки.

– В общем, какие это “спелеологи” – за версту было слышно. Ползут,– ход-то сплошной шкуродёр! – у них ругань да улыбочки, Ильи наши матерят, значит, а анекдоты про трах – для бодрости. Будто мало им того акта, что у них с Системой происходит. Первые вообще мимо меня, как мимо тени отца Гамлета – вжик! – просвистели. Едва в нишу в стене успел вжаться. Вторые остановились. «Эй, где тут,– говорят открытым текстом,– Шкварина тянут?» Ну я им в такт и отвечаю – «Там за углом, с 11 до 19, не менее 21».[15]15
  Самые знаменитые при совке хронометрические рамки: дозволенное время продажи винно-водочных изделий – и минимально допустимый возраст покупателя.


[Закрыть]

... У Кафе ещё один тип. Тоже в комбезе; комбез болтается на нём, как на вешалке,– как, думаю, он лазит в таком прикиде по Ильям? Это же подвиг Мересьева первой степени! А он сидит и таким же, как у тех, фонарём по камню долбит. Как молотком. Не в том смысле, что, скажем, шкурник какой расширить пытается, чтоб тело пронести удобнее было – а просто по камню стучит посреди штрека. От балды. А на каске, между прочим, система. Не то “кузбас”, не то “украина” – в общем, та, у которой ящик полтора килограмма весит. И хватает которой при всех раскладах не больше, чем на восемь часов – если не переделывать, конечно,– Сашка мимоходом глянул на Сталкера, но отвлекаться на очевидные комментарии не стал.

– Ну, думаю, этот хрен у них просто асс. Первый парень на ‘клубревне’. Здороваюсь – естественно, первым – потому как он на меня и глаз не поднимает. Увлекательное же это дело – по камню фонарём долбить!.. «Иди, говорю, туда-то и туда-то»,– в смысле, не послал его, куда очень хотелось, потому как потом от чесотки сдохнуть можно, или с ума от боли в заднем проходе сойти,– а доподлинно объяснил, где в его силе дурацкой в данный момент боле всего нуждаются, значит. Уж слишком от его дури энтропия в Системе возрастала. А негэнтропия, наоборот, падала – аж иней на камнях выступал. И пар изо рта клубился... «Там тебя,– говорю,– люди ждут-не-дождутся, их сменить надо, они три ночи не спали»,– а он мне в ответ: «Сами, мол, дураки, что не спали. Нас, говорит, надо было вызвать – мы бы в два счёта нашли». Ага, думаю, микробрагин экий... «Откуда ты такой?» – вопрошаю. А он мне в ответ – гордо-и-презрительно-так, у меня юмора не хватит так изобразить — «МЫ ИЗ СПЕЛЕОСЕКЦИИ МГУ!!!»

– Ага,– говорю,– так это вы, значит, в среду искали его? – и уточняю, перекрывая пути к истерике,– с Пальцевым из “SF”. Знакомое вымя?

А он мне – «Ты Пальцева не трожь! Он письмо напишет, мы подпишем – и всем вашим катакомбам хана придёт! Всех вас взорвём к чёртовой матери, чтоб под ногами не путались!..» – кричит, аж слюна на свод брызжет – и кажется мне, что она, на свод падая, шипит, будто азотная кислота, только не белое пятнышко от каждой капли остаётся – а сплошное дерьмо. То есть уже тогда мне весь дальнейший сценарий нашей подземной биографии предъявлен был – да не воспринял я эту погань всерьёз... «Много в вас дерьма,– говорю,– но чтоб Ильи взорвать – не дерьмо, а аммонал нужен. А дерьмом стены в сортирах клёво расписывать, на ваш век сортиров на Руси хватит». Так я сказал ему – и ушёл, хотя, быть может, просто стоило напомнить, что Вовочка Пальцев его в метре от головы Шкварина просвистел, пока один из дружбанов этого самого Вовочки – по кличке Органик – спиной тело Шкварина, якобы случайно, загораживал... Как мне это дело Сэм описал, вспоминая подробности пальцевского “прочёсывания всея Ильей”...

– Органик – это не Мишаня-ли, часом? – поинтересовался Сталкер.

: Сашка кивнул.

– Ну так я эту личность ещё по Силикатам знаю,– Сталкер гыкнул,– известный алконавт был... В смысле, спелеалик, да. Самое важное для спасотряда тело – залил в него стакан “тройного”, и сажай хоть на массовое захоронение... Так что насчёт “случайности” ты того, загнул малость. Никакой случайности не было – сдаётся мне, да.

– Ладно тебе,– Сашка устало махнул рукой,– про “пальцы ГБ в Системе” уж выше крыши сказано было... Вышел я наверх. Шатаюсь, как пьяный – хоть за три дня ни грамма алкоголя во рту не было. Чуть вспомню этих в комбезах – трясти начинает. А отец Вани – голос жалобный такой, дрожит, и столько в нём надежды – этого не передать словами, а я стою перед ним: обгадившийся ефрейтор перед генералом, и каждой клеточкой своего тела его надежду чувствую. «Может,— говорит,— а может... ну, не бывает у вас разве... там же низкая температура... Ведь вы сами говорили, Саша, что продукты у вас там по месяцу не портятся... Так, может...»

– Это же страшно! М-Е-С-Я-Ц-П-Р-О-Ш-Ё-Л!!! Ну как ему сказать, что рука по щеке, и выдох, и трупные пятна?..

«Господи,– думаю,– его бы от входа куда подальше... Ведь сейчас тело вынесут – и он наверняка, вместе с козлами из МВД/КГБ брезент разворачивать кинется, но этого нельзя делать до холодильника, ведь это он у нас под землёй лежал месяц – а здесь, в тепле на солнце мгновенно, за минуты, если не секунды разложится – и уж ему-то картину эту никак не стоит смотреть...»

… в лагере бардак. Кто-то пьян. Размалёванные девицы с Ро, да эти сволочи из ‘спец.секции’ сожрали все продукты. Ленка в отчаянии – готовить нечего. А из-под земли вот-вот Люди выйдут,– Марченко: ему ведь тогда и шестнадцати не было,– Пищер больной, Завхоз, Ю.Д.А., Пиф... В палатке дрыхнет пьяная Яна. Дрыхнет прямо в грязном комбезе, в сапогах – как вокруг трупа лазила – в моём спальнике. В моём – а не с подругом своим дражайшим, который как вчера получил известие, что нашли – так и сгинул на радостях в чьей-то палатке...

: Вытряхнул её из спальника прямо с обрыва вниз. Баб размалёванных – пинками. Кому-то в зубы двинул, кому-то ногой дал так, что он за Янкой к реке умываться полетел; потом схватил бревно – и одну компанию весёлую целиком с ‘пентагона’ кострового в кусты смёл. А тем, кто не успел разбежаться, речь небольшую закатил. Тёпленькую такую – многим запомнилось...

– М-да,– со значением крякнул Сталкер, глядя на машинально сжавшиеся кулаки Пита,– будем считать, что даунам этим ещё сильно повезло, да. Потому как боец наш в сапогах трубил... А то бы вы там учудили... вдвоём. Вместо того, чтоб просто по-человечески нажраться. И проблевать всю эту картину с высоты птичьего помёта, да.

– Он потянулся к пламени, вытащил из огня веточку и прикурил сигарету. Затем затянулся, выпустил дым – так, что тот слился в одну струю с костровым,– и повторил, глядя в сторону Сашки:

– М-да... Но что – Пищер? Поддержал твоё буйство, как я догадываюсь?.. На пару вам эти истерики обычно весьма удавались...

– Пищер отца шкваринского пытался от трупа оттащить... в это время. Да куда там,– Сашка махнул рукой.

* * *

– Так бывает, когда неожиданно опрокидывается на пол выдвинутый дальше обычного ящик стола, набитый старыми фотографиями и письмами друзей,– они разлетаются по полу: странным полузабытым пасьянсом твоей минувшей судьбы, прожитой жизни,– и перебирая их и пытаясь вновь разложить по порядку, ты ведёшь свободный поиск в душе: поиск самого себя, своего ушедшего вникуда Времени —

– Так случается, когда начинаешь вспоминать-рассказывать давнюю полузабытую историю – и вдруг оживает пред глазами палитра ощущений давно минувших лет: события, лица, люди,– одно влечёт другое; мимолётный эпизод – фраза, слово – отсылом-сослаганием вызывают в памяти иной, ушедший было образ – требуют разъяснения, комментирования, сноски – и тянется новая нить-воспоминание, цепляя собой другую,—

: Так происходит, когда неожиданная нота, созвучие, щемящая душу мелодия, звук,– голос, почудившийся голосом ушедшего друга,– случайная фраза в разговоре, строка из песни, звучащей с кассеты, или некий разговор, записанный на кассете меж песнями,– слово, цвет, силуэт, запах, трепетное касание ветра, снежинки, мороза, весеннего тепла,– последнего дождя и первого снега,– чувство Уходящего Времени и конечности Жизни будят в нас неожиданные картины – и они взрываются в памяти, казалось, давно ушедшим, растворившимся в мареве времени Прошлым —

..: Так смывает дождь на исходе марта

Потемневший снег в уголке дворовом —

И качается ночь на струне гитарной,

Обернувшись под утро опять дорогой.

– опрокидывая настоящее и завораживая нас нашей же полузабытой, прожитой было жизнью —

: эпизод за эпизодом,

– образ за образом,—

: кадр за кадром —

– с тоской или грустью,

: иронично-раздражительно —

– или с чувством жалости и стыда...

: Погружаемся в Прошлое.

В Память.

В манящую глубину её – и проклятую безвозвратность,—

– ‘дальше, дальше, дальше’ —

– больнее и злее,—

: назад, к Истоку.

К Тому, С Чего Когда-то Всё Начиналось.

: Так бывает, когда жить в настоящем уже не в силах, а будущее не представляется даже в туманном ореоле мечтаний.

: Так бывает от слабости —

: но бывает от силы, в праздничной радости Свершения, в минуту свободного выдоха после того мгновения, движения, мига, что был предельной точкой твоего напряжения и преломил твою жизнь так, что обратно, в ничто и боль, её не повернуть уже никакой силе, и в этот первый после свершённого Рубикона вольный выдох ты вспоминаешь начало своего столь важного движенья/стремления – тот, неуловимый ещё поворот, что родился-обозначился из момента и вовсе не значащего, как казалось тогда – но вспоминая, ты проходишь цепочку События вспять, и видишь: всё связанно, всё зависимо и значимо в этом мире, и Начало точно определяет Исход –

– и бывает от злой тоски, что хоронит в нас нереализованные возможности, когда красота и радость ушедших дней, их счастье и гнев дарят нам силу пережить настоящее, насыщая нас энергией нашего Прошлого,—

– и останавливая нравственным своим рубежом: пережитым стыдом, страхом и болью – на грани, за которой не ведающее сожалений настоящее толкает нас в пропасть.

“И считая Время колодцем,

Ты падаешь вниз...”

* * *

..: Дул резкий, холодный ветер. Руки немели даже в перчатках, и Сашка злился с каждой минутой всё больше и больше.

«Чёрт бы побрал этих “спелестологов”... А ведь дома тепло... И Саша маленький... Как там мама с ним одна? Может, плюнуть, вернуться домой? Не обиделась бы... Тащиться по такому холоду на кухню за молоком и кефирчиком,– одно дело, когда я каждое утро по дороге на почту забегал... Но ведь сама сказала – ИДИ. Неужели я так плох, что даже она меня гонит из дому?.. Что ей такого могли сказать эти чёртовы врачи – я ведь не помню так немного... Какой-то год, малость. А Люся...» ЛЮСЯ, —

– Думать об этом не было сил.

«Электропоезд на Ожерелье восемь часов двадцать две минуты проследует пятой платформы седьмой путь»,– переглушая друг друга, заголосили динамики справа и дальше – там, куда втягивалась толпа, месящая снег в узком проходе меж расписанием и грязным забором.

: Вслушиваться не хотелось, но звук угадывался – налетал волнами, отражаясь от старого здания вокзала и серой глыбы метро,—