Текст книги "Время драконов (Триптих 1)"

: Мира, чьё существование совпало с новым вселенским 36-летним циклом – начавшемся в 1976 году.

: То есть Году Дракона.

ТРИПТИХ ПОСВЯЩАЕТСЯ:

Виталику Марченко, Виктору Шагалу,

Серёже Лещине, Алёше Круглову,

Никитину Коле, Ростиславову Ивану,

Ионкину Андрею, Саше Кантору,

Дементьевой Свете, Ставровской Наде,

Арапову Серёже, Зыкину Диме,

Базенкову Илюше, Юре Агафонову,

Володе Цыганову, Саше Мереминскому,

Любченко Андрею, Саше Пузанкову,

Гене Кузнецову, Иваненко Алёше,

Данилиной Оле, Дегтярёву Серёже,

Володе Брагинскому, Игорю Зеленкову,

Шашкиной Оле, Виноградовой Татьяне,

Кирину Юре, Алексееву Шуре,

Максу Силикатному, Кузнецовой Ларисе,

Тане Посник, Рашковскому Юлику,

Светлане Токер, Данилову Ивану,

Цыпину Саше, Ершову Илье,

Игорю и Мишелю Бяльским, Герчику Ли,

Александру Матвеевичу Стрижевскому,

Сергею Эдуардовичу Старокадомскому,

Школьникову Сергею и Сергею Полковникову,

Анжеле Индан и Галкину Диме,

Матроскину Коле и Матвееву Коле,—

а также:

Дёме, Страннику, Сусанину, Длинному, Чёрту, Крэйзи, Добытчику, Золотому, Коту, Шерифу,–

: всем моим друзьям по Свече и Гитаре.

ЛЕВАЯ СТОРОНА:

СВОБОДНЫЙ ПОИСК

“Открывая возможность сравнений,

Мы стоим меж своих отражений...”

: А. З. Мирзаян

– Сашка стоял пред узким каменным зевом.

– Ну? – переспросил сзади Сталкер.

: Из дыры тянуло холодом и влагой.

– Сейчас... – он нагнулся и включил фонарь. Жёлтое пятнышко скользнуло по влажному пригорку, растворилось во тьме —

– ни черта там не было видно. «Надо было сменить батарейки»,– подумал Сашка. Лезть внутрь почему-то расхотелось.

Он посмотрел на ребят.

: Сталкер развлекался, щёлкая тумблером своей фары. Яркий свет послушно вспыхивал и гас в лёгкой пластиковой головке,– на хайратнике вязаная надпись “Привет родителям!”,– чёрный, отливающий лавсановым глянцем, комбез,– нога отставлена в сторону, в левой руке тлеющий бычок “примы”, в правой пара перчаток – взгляд одновременно скучающий и иронично-ехидный. Сталкер тряхнул головой – незаправленный за ворот комбеза длинный чёрный “хвост”, стянутый резинкой, красиво мотнулся по плечам,– одновременно блик налобника ударил в глаза, и Сашка непроизвольно прищурился. Даже сейчас, днём, поймать зайчик сталкеровской системы было крайне не приятно.

– Двухамперка,– с гордостью сообщил Сталкер,– редкая штука. Могу по секрету продать, где взял – но там уж нету. Да.

– Могу тебе бесплатно сказать, насколько хватит такого света – на стандартных банках в десять ампер... – проворчал Сашка.

– Да там, может, и нет ничего. В любом случае, как ни крути – а свет у спелестолога должОн быть. – Сталкер хмыкнул и покосился на Пита.

– Пит удивлённо разглядывал свою систему. У него всегда что-то разрушалось в самый последний момент,—

– Наверное, тумблер,– растерянно произнёс он.

Сталкер сплюнул и проворчал нечто традиционное по данному поводу – настолько традиционное и приевшееся, что слова не различались за скороговорной интонацией:

: мантра – не мантра, стёб – не стёб...

– Дай сюда,– потребовал он у Пита, завершая тираду.

Сашка развернулся, осторожно съехал на корточках со скользкого пригорка; стараясь не задевать мокрые кусты, подошёл к ребятам.

Сталкер углубился в изучение питовской системы. “Боже, подумал Сашка, до чего он обожает возиться со светом... И добро б – хоть что-то действительно соображал, приколист фигов... А что, если пещера действительно большая – и топосъёмить в ней не один час? Ведь наверняка, запузырив такую лампу, о запаске и не подумал! И банки, как обычно, от балды забил – без какого-либо амперметра и учёта времени... В глаза же раз посветит – полчаса потом лучик своего фонарика по штреку наощупь искать будешь...”

– Сделал бы себе систему,– Сталкер презрительным взглядом окинул и сашкин фонарь, и старый рваный комбез – заплата на заплате,– тебе ведь раз плюнуть. Не затрахался с занятыми руками ходить? Да и в прикиде таком... Что тебе, Ленка сшить не может? Так давай, я...

Комбез был ‘счастливый’, и Сашка специально взял его в этот выезд – но обсуждать эту тему не хотелось. И так из-за дождя настроение было не ахти.

– От налобника глаза устают,– тихо ответил он,– а под землёй мне что “на трёх”, что “на четырёх”...

– Как это – “устают”?

Сашка не торопясь закурил.

– Куда голову повернул, туда и свет. Получается, что зрачки совсем не двигаются. И отражение только прямое – без полутеней, как от фотовспышки. Без объёма. А фонарём и справа, и слева подсветить можно.

– Ну, это с’пустяки. Систему, коль надоест, тоже в руке носить можно – и удобнее, чем фонарь... чайничий.

– Сталкер повёл плечами, срывая слой за слоем изоленту, непонятно зачем намотанную в таком количестве на тумблер. «МТ,– машинально отметил Сашка марку тумблера,– он же силовой, зачем его ставить на трёхвольтовую систему? Вот и накрылся...»

: Они всегда ‘накрывались’ под землёй – силовые тумблеры,– контакты их, рассчитанные на мощные токи, просто окислялись в подземной сырости, да ещё в условиях постоянно подаваемого отрицательного потенциала —

– Лучше хороший фонарь, чем плохая система,– резонно заметил Сашка,– уж я навоевался с ними...

«В принципе, можно походить и на таких батарейках,– вернулся он к своей проблеме. – Только минуточку посидеть с закрытыми глазами, привыкнуть к темноте... Часа три они ещё точно протянут.»

– Он машинально тронул карман с запасным комплектом и прикрыл глаза. Мягкий сладковатый дым осязаемо поднимался вверх по лицу; рядом капала с деревьев вода,– это было приятно; солнце просвечивало сквозь мокрые листья, в деревне за рекой застучал мотор и кто-то закричал – но это было очень далеко, на том берегу,– и всё тонуло в общем фоне листвы, ветра и капель; потом прилетела и затрещала над головой какая-то птица – может быть, сойка,– и в общем-то пора было спускаться вниз: в конце концов разобраться, есть-ли там ход, и если нет – сразу назад, в лагерь, потому что так толком и не поставились, половина шмоток мокрые – лило, как из ведра, всю дорогу, и прогноз был не ахти,– да только как можно было не ехать?.. Месяц, считай, выкраивал выходные для этой поездки, и Сталкер весь изворчался: “ну когда же, когда...” – а сам, гад, костровой тент дома забыл,– если б не запасливый Пит со своим полиэтиленом...

... бычок ожёг пальцы и Сашка выбросил его.

Сталкер и Пит ещё возились с системой.

– Эва, дилетанты,– сказал он,– дайте-ка сюда. Я с системами, конечно, не ходок – но может хоть мнение профессионала...

Сталкер сунул ему систему.

– Дрянь,– сообщил он,– и работать не будет. Потому что через чёрт знает что сделана: тумблер дубовый, патрон чёрт знает от чего, контакта никакого...

– Ладно,– сказал Сашка. Один из проводов болтался у батарейки, прикрученный изоляцией.

– Это ты оторвал? – спросил он Сталкера.

– Я до батареек ещё не дошёл,– обиделся Сталкер.

– Это я... Кажется – я,– запинаясь, пробормотал Пит,– в прошлый раз, когда из дыры вылезал... Хотел дома сделать – да вроде как забыл...

– У-у-у... – протянул Сашка.

Сталкер покатился с хохоту.

– А я все лампочки из его запаски – того... Думал, сгоревшие...

– Сашка вздохнул. Оборванный провод прежде соединялся с “плюсом” крайней батарейки; если б он шёл от “минуса”, его ещё можно было засунуть меж картонным стаканчиком и корпусом...

: Сталкер молча смотрел на Сашку. “Интересно, что он хочет сказать?” – мелькнула мысль. Сашка зубами вытащил из батарейки графитовый стерженёк, зубами же сорвал с провода порядочный кусок изоляции, глядя на ухмыляющегося Сталкера, подумал, что всё это со стороны выглядит более, чем забавно – обмотал стержень под самым латунным колпачком зачищенным проводом и загнал его обратно в батарейку.

– Свети на здоровье...

– Нам света не надо. Нам партия светит,– радостно отозвался Сталкер.

– Жалко, что прошёл дождь,– сказал Сашка,– следов не видно. Может, тут был кто до нас – а может, и нет.

– Зато наших следов полно... В случае чего сразу найдут,– то-ли очень всерьёз, то-ли имея в виду нечто иное, тихо заметил Пит. Он всегда говорил очень серьёзно и тихо.

– Сталкер рассмеялся.

– Не было ещё такого, чтоб меня или друга Егорова искать приходилось! Если уж мы потеряемся – никакая тварь в мире не сыщет, да!

– А “спасотряд”? – предположил Пит.

– Эти козлы??? – Сталкер презрительно фыркнул. – Из них спасатели, как из меня балерина! Им самим лишь бы не заблудиться – в метро меж двух входов...

Сашка скривился.

– Не стоит о них перед пещерой...

– Сидят две мухи на куче гАвна,– начал Сталкер – однако Сашка уже скрылся во входе.

Пит сунулся было за ним, но Сталкер остановил его:

– Погодь маленько... Сейчас он ещё полчаса будет медитировать, потом осмотрится, пошурует дальше – и выразит свою волю в урну. В смысле, сигать-ли за ним. Да.

– “Медитировать”? – удивился Пит. – То есть?..

– Ну, сосредотачиваться специально. Закрываешь глаза, думаешь об этом месте, как оно там – коль впервые в нём оказался,– в общем, настраиваешься на дыру и оставляешь всё лишнее за бортом. И – въезжаешь, да.

– Сталкер снова закурил. Пит хотел сказать, что имел в виду совсем иное – не если с ними что-либо случится, а если дыра окажется стоящей, и по их следам к ней кто-то придёт – хотя бы те, о ком не желал говорить Сашка,– ведь было такое, и не раз, место-то известное, они же проломили по мокрому склону целую слоновью тропу,– но тут подул ветер, с деревьев полетела вода и одновременно из дыры донеслось нетерпеливое “эва” Сашки.

Пит поправил сумку-транс с запасными батарейками, перекусом и съёмочными принадлежностями, крикнул “сейчас” – развернулся и ногами вперёд начал протискиваться во вход.

: Под ногами чавкнула земля,– перчатки, конечно же, сразу промокли насквозь,– он не удержался и, шлёпнувшись животом в грязь, заскользил вниз. Последнее, что он увидел, было смеющееся лицо Сталкера – тьма и камень окружили его; нависающий угол плиты, словно крышка люка, отсёк свет,—

[ ... ]

* * *

– Фрагмент из письма Егорова Сталкеру – лето 1981 года:

“Вы, конечно, будете смеяться” – но доложу я вам: не самое лучшее время вы выбрали, мессир, чтоб отдать Родине свою почётную ‘привязанность’. Потому как лето – уходящее уже – удалось просто на славу. Про ильинские наши отрытия-закрытия я в прошлом письме сполна поведал, добавить в принципе нечего,– как и о том, что Старина Пищер неожиданно вернулся из своей Средней Азии ( поимев там, между прочим, очередной дивный конфликт-столкновение с Первым Другом всех каменоломен и естественных полостей, Спасателем №1 Мира В. Пальцевым: вновь что-то не поделили, то-ль пещеру некую, свежеоткрытую в тамошних горах, то-ли натёчное убранство её с шакалами из “ПАМИРКВАРЦСАМОЦВЕТОВ”,– на чьей стороне выступал наш Пищер и на чьей стороне Вовочка, догадаться не трудно ),– буду о главном.

Пищер, вернувшись, слегка построил нас – и отыграв с Питом, Хмырём и со мной, нещадно при этом прославившимся, Зелёную войну с левыми, так сказал: – а какого хрена мы, ребята, упёрлись в свои Ильи? Про Старицу слышали?..

: Оказалось, что нет. И мы устремились. И весь август в Старице данной провели: как попали туда в первые августовские выходные с пищеровским приятелем Минотавром ( и всей его зеленоградской компанией, проводниками нам послужившей ) – так и продолжили: каждую пятницу, уже сами по себе. До того нас это место прикололо. И было бы странно, коль не прикололо: пещер там – в дивном сочетании каменоломен с естественными, сталактитами и кристаллами выше всякой крыши украшенных, просто немерено-нехоженое количество. В первый выезд нам сразу четыре дыры показали – Сельцо, что ближе всех к городу Старица ( штреки высотой по три метра, но до каменоломен Верблюда, сам понимаешь, как тебе сейчас до Ильей ),– ещё четырнадцатикилометровую, по сумме ходов, Барсучью, что на другом берегу Волги, и пару поменьше. Но тоже дивно красивых. А уж в следующем выходе мы, под мудрым руководством Пищера, глобальную поисковку-прочёсывание вдоль берега устроив, сразу две новых дыры, никем не хоженых нашли: такой красоты, что не в письме это описывать. Вернёшься цел-и-невредим – сам увидишь. Дырки небольшие, одна в 300 метров всего ( назвали Бродяжьей ), другая метров в 500,– но сталактитовых драпировок и кристаллов в них – включая, между прочим, и аметистовые, такого розово-фиолетового отблеска – как грязи в традиционном ильинском входе в марте месяце. А в Бродяжьей к тому ж – в одной тектонической трещине, почти проходимой ( только кувалдой поработать надо ) СЛЫШНО, КАК ТЕЧЁТ ПОДЗЕМНЫЙ ПОТОК. < Что б мне сдохнуть, если вру!!! >

И получается, что каждый выезд в Старицу подобные открытия приносить должен.

– Теперь понятно, отчего мы к этому месту так прикололись?

Одно плохо: дорога. Потому как даже до Бяк, тебе превосходно известных, добираться попроще. ( Сел на шестичасовую ожерельевскую на Павелецком, через два часа пересел на “мотовоз”, ещё через час-полтора вышел в Хрусловке – и, считай, приехал. Никаких трудностей, кроме общения с тупорылыми местными. )

– До Старицы же не дорога, а Геморрой. С Очень Большой Буквы.

Минотавр с компанией нас везли так: в полночь мы встретились “у фаллоса” – то бишь ленинского кочана на Питерском ‘фак-зале’ ( я, Пищер, Коровин, Пит, Хмырь и Ленка моя, соответственно ),– погрузились в калининскую электричку и в 0.24 тронулись. Поехали, значить. Во втором от головы состава вагоне, как с Минотавром Пищер условился. В Крюково минотавровская компания к нам подсела – они все, как ты, надеюсь, понял, в Зеленограде живут. Пока то-да-сё,– знакомство, “за знакомство”, песенки ( Коровин гитару расчехлил, и до самой Твери ему рта закрыть не давали ),– анекдоты и прочий трал – приехали. Полчетвёртого утра, Калинин. То есть – по-человечески – Тверь. Далее, по приказу Минотавра, устроили стометровый бросок: самые дюжие из нас и из их компании, налегке, к дверям закрытого для удобства пассажиров с детьми и инвалидов автовокзала. А остальные их рюкзаки пёрли с доступной в такой ситуации скоростью. Благодаря чему наши гонцы оказались перед этими, верняком бронированными танковой сталью дверями, почти первыми. Не считая десятка совсем полоумных граждан из местных, что ещё с вечера номерки на ладошках записали. Час держали оборону перед этими металлически-бронированными дверьми ( очередь собралась сзади нас человек под пятьдесят, не меньше – а то и все сто ),– в полпятого одна из четырёх дверных створок гостеприимно приоткрылась. И тут началось… Слава Богу, Минотавр нас весь этот час инструктировал: ни на что не отвлекаться, рюки не хватать – а ломиться сразу к самому правому кассово близкому нам окошку.

– Ну, мы и ломанулись. Оставив Коровина с гитарой, тётками и шмотками перед входом. Что было за нашими спинами в дверях – Ленка при встрече опишет ( она полчаса потом заикалась ),– а то, что было у касс, гораздо превосходило “события на Трубной площади” в известную каждому культурному человеку годину. Но мы сцепились руками, и держали “оборону у касс” до самого их открытия. То есть ещё около часа. Наконец оснастились билетами – полкомпании на первый автобус, половина на следующий. Потому как эти суки почти все билеты, видите-ли, заранее продавать изволят. А как их нам “заранее” из Москвы купить?.. В общем, в шесть утра первый состав выехал – после страшной ругани с контролёрами, заставившими нас оплатить рюкзаки ( нигде в России такого хамства и мздоимства не видел! ),– препирались с ними до потери пульса, только когда поняли, что автобус вот-вот уйдёт без нас, запихали в него “согласно купленным билетам” первую пятёрку с совсем уж крошечными ридикюлями – в основном дам с проводником из минотавровой компании,– а сами отправились доплачивать хер знает за что в кассу. И выехали ещё через сорок минут. В результате чего прибыли в вожделенную Старицу лишь к девяти утра – злые, абсолютно-невыспавшиеся… < Как уезжали обратно из Старицы – вообще не поддаётся описанию. Об этом – потом, при встрече. >

: Сам понимаешь, такая “дорога” поперёк горла встаёт. Но пещеры, что мы увидели, просто свели всех с ума – и стали мы, когда домой вернулись и оклемались малость, другие варианты искать и рассматривать. И обнаружили по карте, что от Ржева до Старицы всего 47 км ( против 65 от Твери ),– а Пищер ещё на старицкой автостанции приметил рейсовый автобус из Ржева. И на всякий случай расписание в памяти зафиксировал, по привычке. Дозвонились до Рижского вокзала – оказывается, целых три поезда вечером уходят в нужном нам направлении, и во Ржев прибывают весьма удобно: в четыре-пять часов утра. Билет же в “общий” всего четыре рубля стоит.

: “Почти халява”. Плииз.

Понятно, что Минотаврам такой крюк не с руки делать было < “Зеленоград – Москва – Ржев – Старица”; оттого они и ломились каждый раз, как бараны, касками в двери тверского автовоиздевательства > – мы же просто душой воспарили. И полный вкус жизни почувствовали. На следующей неделе так и выехали: в 22.10 на рижском поезде, где дорогой просто замечательно выспались, и в четыре утра были аккуратно и вежливо высажены на ржевском перроне.

Автовокзала во Ржеве не оказалось,– невиданная это роскошь для Ржева,– но деревянная хибара-будочка с продажей билетов и без всяких предварительных, естественно, касс, имелась. К тому ж выяснилось, что от Ржева до Старицы через день и почтовая кукушка ползает: ещё удобнее отходит, почти сразу после прибытия последнего из трёх московских поездов. В пять утра то есть. А первый автобус – как и из Твери, в 6.00. Взяли мы без проблем на него билеты ( в два раза дешевле, чем из Кал-Инина ) и принялись город осматривать. Так как спать больше никому не хотелось.

И тут нас ожидало такое открытие… Мы сразу целую фотоплёнку на него извели, вместо красот старицких подземных.

Во-первых, я прямо на вокзале сфотографировался под замечательной двойной вывеской – представь себе, что одним шрифтом, друг под другом написано: «МИЛИЦИЯ/ПАРИКМАХЕРСКАЯ». От смеха ещё цел?.. Тогда оглашаю вторую, напротив висящую: «КОМНАТА ОТДЫХА ДЛЯ МУЖЧИН». ( Самое пикантное, что “комнаты матери и ребёнка” мы на вокзале, как ни искали, не обнаружили. )

– И я сразу понял, что попал в некий государственный заказник. Только вывески – это ещё полная фигня была.

: Прямо напротив вокзала нас поразила следующая скульптурная группа – две самки ( очевидно, супруги ) и самец мужского полу с девочкой на руках. Весьма мужественного виду. В общем, типичная ржевская семья – наследие проходивших здесь когда-то на заре крещения Руси шведских варягов. Одна самочка так умоляюще тянет ручонку к вокзалу ( видать, опоздали на московский поезд ),– другая размахивается в сторону того же вокзала кирпичом. Хотя скульптор, возможно, имел в виду книгу. Но всё равно вышел кирпич: “торжество подсознания, значить”.

Все, конечно, сфотографировались под сим шедевром – тем более, что выполнен он в масштабе “1 : 1”, и протянутая самочья рука в аккурат на плечо при съёмке ложится. Очень интересно получается…

Отправились гулять по городу далее – вспоминая известные анекдоты о “поручике века” и внутренне замирая от возможного лицезрения Вождя Мирового Пролетариата с парой кепок ( в руке и на голове, если верить байке ),– но вождя не обнаружили, а обнаружили в кустах по соседству Венеру Ржевскую: тоже в масштабе нормального человеческого достоинства. На постаменте. С горном во рту, но, как водится, без рук. Аж вздрогнули… Тоже, конечно, сфотографировались рядом – все, кроме Коровина. Потому как он углядел, что нога у Венеры явно изъедена лепрой,– бетон так характерно-язвенно отвалился и выкрошился, и арматурина, как кость торчит. И кровавые потёки от ржавчины.

Рядом в кустах обнаружили практически целого Павлика Матросова с барабаном, горном и красным знаменем – покрытого серебрянкой с ног до головы. Кроме знамени – ясное дело, радикально-красного цвета. И золочёного горна.

: Это снимали на слайды.

Прогуливаясь дальше вдоль станции, нашли пол-оленя ( очевидно, памятник барону Мюнхаузену ) – переднюю, соответственно, половину: вполне уверенно стоящую лишь на двух копытах,– и чуть дальше некую доярку или колхозницу в сапожищах размера сорок восьмого или полставторого – держащую на руках овцу. В качестве возможной компенсации за “недооленя” ( по версии Хмыря ) с шестью ногами. По версии Пищера, это была дань лысенковским селекционерам; по версии Коровина, скульптор долго колебался, в каких позициях эти ноги вылепить-изобразить ( тебе знакомы такие творческие муки ) и при этом, естественно, безостановочно квасил. На нервной почве. А как прочухался – увидел, что сроки сдачи заказа прошли, и он уже красуется. Хоть и не на самом видном месте.

Но мы всё равно увидели. И сфотографировались: по очереди и вместе. Между прочим, изо рта овцы торчит не отрезанная арматурина – как бычок. Очень похоже, значит.

Далее, в центре главного проспекта, что по прямой уходил от вокзала ( ясен пень – имени Ленина ) обнаружили паровоз. Стоящий на обрубках рельсов. С тупиками, выполненными спереди и сзади: очевидно, чтоб не угнали. < Табличка гласила, что этот монстр привёз в город советскую власть –

: Назначение тупиков стало понятным. >

Тут же какой-то интеллигент ( как мы поняли, местное население до сих пор исповедует патриархально-общинный образ жизни, а потому не делит жизненные интересы и ситуации на свои и чужие ) объяснил нам, что на въезде в город со стороны Москвы стоит танк Т-34, нацеленный пушкой на приближающиеся автомобили, а где-то между Ржевом и Истрой на правой, если ехать от Ржева, стороне дороги находится “памятник обороны Москвы от немецко-фашистких захватчиков в 1941 году”: немецкая танкетка, до сих пор рвущаяся на своём постаменте в сторону непокорённой столицы. Кто ставил памятник – наши или побеждённая сторона, неизвестно.

: Отфотографировавшись, пошли обратно к вокзалу. И тут, буквально за десять минут до отхода автобуса, улицезрели в обрамлении вокзальной сирени подлинный прикол соц-реализма:

“ПАМЯТНИК ЖЕРТВАМ ТРЕТЬЕЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ”, КАК МЫ ЕГО СРАЗУ НАЗВАЛИ.

: ОДИНОКИЙ МУЖИК БЕЗ НИЧЕГО ДЕРЖИТ НА РУКАХ ВСЁ, ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ ЕГО РЕБЁНКА – РУЧКИ, НОЖКИ, ДВА КУСКА ТЕЛЬЦА И ГОЛОВКУ МЕЖДУ НИМИ,—

: КУЧКОЙ-РОССЫПЬЮ.

Комментарии были излишни. Коровин просто осел на землю и простонал:

– Ржев – город контрастов…

– Тут же дали себе слово: впредь ездить в Старицу лишь этой прикольно-прекрасной дорогой. Тем более, что прибыли мы туда ( на старицкую ‘автопространцию’ ) ровно в семь часов утра,– свежие, полные сил и выспавшиеся – и готовые к новым спелеоподвигам. Против безумно-бессонного калининского варианта просто немыслимый кайф! Целый день был впереди,– и ночь, и ещё день.

С обратной дорогой через Ржев, правда, некоторая конфузия получилась – но об этом я тебе в следующий раз поведаю.

– В общем, ты понял, что только зря время в своей армии, то бишь на флоте, убиваешь?..

Я, например, понял. О чём тебе и сообщаю: “Да”.

* * *

... он потянулся к свече, но раздумал. Некоторое время сидели молча. Было здорово так сидеть: совсем рядом, тихо, тепло и уютно.

Потом она сказала – хрипло, почти шёпотом: “переверни”,—

: живой звук после того, что они слышали, казался кощунством.

Осторожно, словно боясь вспугнуть не осевшую после её голоса тишину, он произнёс:

– Там “Пинки”... “Атом хеа’т...”

– Ага,– сказала она,– только тише и ещё чаю.

: Казалось, музыка продолжала звучать в гроте – словно своды не хотели отпускать чудесные, чарующие звуки. «Будто реликтовое излучение,– подумал он. – А что: может, и есть в этом нечто?.. Вот чертовщина!»

..: Чай был холодным. Сорок минут “EQUINOXЕ” Жана-Мишеля стали для них двумя минутами, двумя сигаретами и одной волшебной сказкой:

«Сказка на двоих»,– подумал он. «Звук. Фантазия... Как там у Анчарова?..»

– Он осторожно вылез из спальника. Примус стоял у другого края стола. Она закурила. Поискала, куда бы кинуть спичку. Он придвинул ей баночку из-под консервов. «Можно тысячу и один раз слушать его дома, в наушниках – но такого, как здесь НЕ БУДЕТ НИКОГДА.»

: Спичка зашипела на дне банки. Камень стал тёплым, мягким – и осязаемо-родным. Он словно излучал звук, которым его напоили,– он казался беспредельно близким, будто слитым с ними телом,– силуэты мягких ломаных граней, кристаллики с искорками свечи... Трещины – чёрными нервами; отпечатки ракушек – ушами. Пальцами темнота.

– Сейчас,– сказал он,– минуточку, ладно?

– Только быстрее, мне одной будет скучно.

: Одной ей было просто страшно – но она не хотела этого показать. Мелким и жалким был страх после такой музыки. Да и глупым —

– Я возьму твой фонарик,– сказал он,– ты посиди пока со свечкой. А приду – поставлю чай и поменяю батарейки в своём.

Она кивнула.

* * *

– из стихов Гены Коровина:

Шорох жалобно под ногами.

Лента кальцита – заберегами.

Холод воды обнимает камень,

Свет растворяется в тьме Мира Здания…

: Если тебе доверено Знание –

Первый шаг в царство Молчания.

* * *

– Пит чертыхнулся, вытащил из-под бока консервную банку, за ней вторую, третью,– хотел запихнуть их куда-нибудь в сторону,– затем понял, что их здесь целая свалка, всё не очистить – подался ногами вперёд, дальше – и тут же на его место, обдирая сапогами глину со стен, в распоре – руки и ноги в противоположные стены хода, чтоб не черпать животом грязь – протиснулся Сталкер.