Текст книги "Время драконов (Триптих 1)"
Автор книги: Сергей Гусаков
Жанр:
Путешествия и география
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
– Они взорвали входы? – спросил Завхоз.
– Нет,– ответил Сталкер, снова отхлебнув из фляги,– бетоном замуровали. Традиционно – потому как, если вдуматься, со взрывчаткой баловаться – даже властям – очень наигеморно... Так что бетон, да. Мы, понятное дело, сопротивлялись, как могли – но куда... Если б мы были организованы — это мы только потом поняли – но ведь потом... А так каждый, в противовес совку, сам по себе был. Волчица – ходила в компании с Лютым такая крутая девчёнка – залезла в Сьяны в аккурат перед тем, как первая машина с бетоном приехала, и на поверхность записку выкинула: попробуйте-ка залить бетоном живого человека... Ага. И найди её там – на двадцати километрах известных ходов,– но ведь на самом деле было больше: один только Лютый верный десяток своей спелеодеятельностью прибавил... О котором никто из привходовых даунов, конечно, не знал. Да. А НБС доложили властям, что если Волчицу зальют – все иносраные корреспонденты, аккредитованные в Москве, будут освещать это событие на первых страницах своих клеветнических изданий. В общем, первую машину с бетоном благополучно “заморозили” перед самым входом. Вторую – тоже. И тогда власти додумались: создали свой “спасотряд” с фон Пальцевым во главе. Специально против таких, как мы – “диких”... Так что у организации тоже две стороны медали есть – и это не мешает помнить в нашей стране. Но кое-кто всерьёз поверил тамтамам, что из горклуба с Б. Коммунистической пробили – «мол, если мы войдём в их грёбаный “спасотряд” – то он будет играть за своих, а не против»... Наивные: кто платит, тот и заказывает аранжировку. И репертуар подбирает... соответствующий, да.
– Сталкер снова отхлебнул из фляги, закурил сигарету.
– А что дальше было? – спросил Завхоз, протягивая руку ко фляге. Легенды о закрытии Сьянов до сих пор будоражили всех – но ведь то были легенды...
– Дальше... – Сталкер затянулся и хмыкнул,– ну, “добренькие”... кстати, следует чётко отделять их от действительно добрых, да,– из бывших своих то есть, что вошли в официальный “спасотряд” – уговорили Волчицу не дебоширить и сдаться. Мол, всё равно это ничем хорошим не кончится ( а она уж третью неделю сидела, и продукты у неё вышли ) – лучше мы сейчас изнутри подгребём ко входу всякого дерьма, рухляди и плотинку поставим – чтоб бетон далеко не пошёл, чтоб откопать можно было... Да только – толку! Там же вход вертикальный был, пятиметровый колодец в монолите – и они его весь залили... А бетон с известняком просто замечательно схватывается – тем более, что они ещё в него всяких труб и арматурин накидали... В общем, стоят теперь Сьяны законсервированным памятником самим себе – и всему тому, с чего начиналась... Наша подземная родина-уродина, да. Не плотину ставить надо было – горкому домодедовскому на руку – а отводную канаву для бетона копать, чтоб лить затрахались...
– А в Ильи тогда кто ходил? – спросил Пиф.
– Никто. – Сталкер вздохнул и точным щелчком отправил бычок в щель в дальнем углу грота. – Потому что Ильи против Сьян по тогдашним ‘поднятиям’ мелковаты были. Тремя километрами, прокофьевским ГКС-ом намерянными, исчислялись. Не более, да. И сложно здесь... Я сложнее вообще дыры не знаю, ‘где так вольно ещё можно дышать’... Вот после закрытия Сьянов НБС и перебрались сюда – а любители волоков и портвешка на халяву в Кисели да в Силикаты. Там им в самый как раз пришлось – системки против Сьян небольшие, заблудиться даже с большого бодуна физически негде,– и почти везде в полный рост. Да. А НБС, как уже доложил, здесь, в Ильях, с перепугу от всей этой спелеопьяни зашхерились. И к удивлению НБС-овских орлов – Система пошла. Каждый новый выход метров по сто/двести ходов прибавлял, и сталактиты с кристаллами разными… Ясное дело: нормальный спелик, пока в совершенно-непреодолимую преграду кочаном не упрётся, из Системы не выйдет. Да. Потому НБС к Ильям и прикололись, что предела им, против тех же Киселей или Силикат, не предвиделось. Как и поводов для экскурсионного любопытства всякой спелеошвали – за здешними, вполне разделяемыми нами сейчас, трудностями. А потом Шагал погиб... но об этом я трендить не буду, это сложная история. И НБС решили организоваться – уроки истории впрок пошли – и учредить свою спасслужбу, в противовес официальным. Потому что Ильи не только самой сложной пещерой были – но и очень опасной... Нехоженой. Тогда.
– И сейчас,– сказал Завхоз,– где их искать? Уж всё, считай, осмотрели – и никаких следов... Ни их, ни их вещей. Неужели они со всем шмотьём упилили в Дальнюю?
– Глупостей не пори,– недовольно проворчал Сталкер,– здесь тебе не Сьяны. Здесь с вещами особо не разгуляешься,– он пнул ногой небольшой транс с перекусом, запасным светом, аптечкой и инструментами,– даже с этим геморройно ползти. Все стояночные гроты в ста метрах от входа, да.
– Мы с Пифом в Сапфире стояли... За Сейсмозоной. Это ты по Системе вещи не попрёшь – после Сьянов своих – в Кафе или где поблизости станешь,– а мы, например, всегда подальше уходили. Проходка со шмотьём – то же гуляние по Системе, только помедленней... И очень даже в кайф бывает – идти так, без особой цели, всё твоё с тобой,– плавно/медленно, не торопясь – каждый камушек осмотреть можно, ничего не пропуская и запоминая всё... А как понравится какой грот – остановка, привал.
– Всё равно мар-разм. “Брэд оф сов кэйбл”, да. Они ведь ЧИ-ЧА-КИ. Чайники волокушные из Силикат. Что они знают здесь?.. Куда им переть вещи? Они же в двух перекрёстках заблудятся, после третьей шкуры упадут – и забудут, как маму звали... Если в Поэзии и в Кафе нет их вонючего лагеря – значит, и в пещере их нет.
– А следы? И надпись в Кафе?..
– Фигня. Сделали надпись – и ушли. Не понравилось, может. Отправились в свои Силикаты – и загудели по привычке на два дня... А на наши контрольные сроки им накласть. Сидят, небось, в Любви иль в Озёрном – и киряют, отмечая чудный розыгрыш... Да. И волок на радостях парфюмерный на ацетоне с бензином нюхают – тоже дело...
– Вещи их, может, Сашка давно нашёл,– сказал Пиф. – И насчёт чичак ты, Сталкер, не прав: куда угодно упилить с вещами могут. Совсем ведь необязательно, что чичака – слабак. Кто тебе это сказал? Ненавижу деление на стариков, чичак, магистров... Сам был чичакой. И ты был. И Ященко тоже...
– Слушай, Сталкер,– спросил Завхоз,– а почему Лютый больше не ходит?
Сталкер хмыкнул.
– “Возрастом” вышел. Он вообще с НБС только в Сьянах был – а так сам по себе. Как они начали устраивать свой порядок – он и отошёл от них. Потому что любые игры в организацию – что с диссидентством, что под землёй – всё равно от совка. Две стороны одной медали, свет-и-тень. Одно без другого просто смешно и нелепо – а я с детства не люблю медалей... И Лютый не любил, да. Организация в душе должна быть, а не снаружи. Да и магистрам НБС-овским все эти игры давно приелись: кто всерьёз на Запад собрался, кто в семью и работу уходит... По уму если – так не Коровин на контроле должен был сидеть, а сам Ященко; и ехать на спасы не чайники вроде Пита этого должны – а исключительно магистры... Но где они? Из девяти спасателей – трое? Замечательное соотношение, да! Вот они и пригревают себе смену достойную – таких, как Пищер...
– А что нужно сделать, чтобы попасть в НБС?
– Коммуняг ненавидеть физически – это первое. Второе – астрономическое образование недополучить. И по лесам, да по дырам шляться – это третье. Так что Пищер, когда выйдет, у них почётным членом станет. И по нечётным... А по мне сесть – это самое глупое. Ты вот попробуй, не сядь...В этой стране – и не продайся при этом. Как некоторые, да. А ещё они всяких юродивых да ударённых обожают – типа Егорова вашего... Тоже верный кандидат. Не дай бог, он на додиков этих напорется...
* * *
: Сашка вздрогнул, просыпаясь от секундного сна,– посмотрел на гудящие часы, вынул изо рта погасшую сигарету – фильтр был мокрый и он оторвал его; снова прикурил, затянулся и поднёс бычок к носу Коровина. Гена чихнул, открыл глаза. Сашка направил свет фонаря ему в лицо; Гена сделал движение, будто пытался прогнать муху, прикрыл глаза и пробормотал «убэри». Сашка взял его за руки, приподнял и облокотил о крепь.
– Ч-чёрт... Будто одеревенел весь... Словно избили... Колени, как каменные... У-у...
– На этом Коровин истощил свой запас удивления и полез в карман за сигаретами. Пачка “примы” была смята; ни одной целой не осталось. Сашка предложил ему свои – он носил их в коробочке от военной индивидуальной аптечки; они были целы и не отсырели.
Коровин закурил, зябко ёжась и вздрагивая; вдвоём разбудили Пита. Как и Гена, он чувствовал себя отвратительно – «всё затекло, будто в полено, холодное берёзовое полено превратился», пожаловался он – спали-то всего пять минут, не больше; просто закемарили на перекуре, кто где сидел —
– а вокруг камни холодные, сырость...
– Они где-то здесь,– сказал Сашка.
– Где? – устало переспросил Коровин,– где? Последние полштрека. Дальше пилить некуда. Если их нет за тем поворотом... Да и с какой стати им там быть – с вещами?
– Вещи их Завхоз со Сталкером могли найти.
– Глупости всё,– Коровин затянулся,– глупая ночь. Только бестолку прошлялись – ни вещей, ни следов... Шансов, что они в этой кишке, ноль-и-ноль.
– Чем больше мы осмотрели штреков, тем больше шансов, что они в оставшейся части,– заметил Саша.
– Как стул с камушками... – Гена помолчал, сплюнул и добавил:
– Только где эта “часть”?.. Уж не в Силикатах-ли??? Прежде, чем сюда ехать, надо было его,– Гена указал на Пита,– в Силикаты отправить: сидят, небось, там, над нами смеются – ах, какой чудный розыгрыш...
..: По карте оставался лишь один неосмотренный ход – ‘аппендикс’, отходящий от центральной галереи в этом месте; метров пятнадцать он петлял шкуродёром меж глыб давнего обвала, затем упирался в вертикальный разлом – естественную тектоническую трещину. Сашка помнил, что Пищер говорил как-то о ней – что-то в связи с Соломиным и ещё, что там дует,– ну и что: из многих щелей дует, а из естественных дует всегда,– она, может, на десятки метров уходит ещё вниз и вверх, вправо и влево,– пересекая другие ильинские штреки... Глупо, конечно, полагать, что “Свечки” со всеми своими рюкзаками и трансами зачем-то полезут в неё – к чему им это? С другой стороны, ход этот был, в общем-то, не так далеко от Централки – они и перекуривали у её окончания,– а по Централке до входа рукой подать...
“Пересекая другие ильинские штреки” – будто со стороны прозвучало в голове.
: КАКИЕ??? И если это так – какой смысл лазить по ней, чтоб вывалиться в часть Системы, до которой легко можно добраться в обход?..
– Сашка развернул карту и стал прикидывать, какие штреки могло бы пересечь продолжение этого разлома. Получалось, что он уходил дальше вглубь массива,– к центру холма, с другой стороны которого была ещё одна пещера-каменоломня,– но слишком, слишком далеко, чтоб всерьёз пришло в голову искать её соединение с Ильями,– и, конечно, не эта мысль могла заставить кого-то лезть в заведомый тупик, как бы из него ни сифонило,—
«А может, они не в Ильях – а в этой,– как её... в Никитах?»
: М-да. Даже ильинским не приходило в голову лазить в этот крохотный и обвалоопасный лабиринт,– Пищер “в порядке обмена опытом” как-то протащил Сашку по тамошним шклевотинам... «Но вдруг они перепутали вход,– забрались туда – и там их сыпануло?..»
– Нет. Чушь. Надпись в Кафе... И потом – как это можно “перепутать входы”?
«Наверно, это всегда так,– подумал он,– последний ход, и все надежды на него – не зря же искали, и шансов много, и шансов нет... Что ещё говорил Пищер об этом месте?.. Ах, да,– вспомнил он,– никто не ходит в этот угол, потому что он на отшибе, все по Дальней рассекают, да по Правой – а самое интересное в Ильях, может, как раз и здесь... Но ЧТО может быть в этой трещине?»
– “Они там”: прозвучала в голове фраза.
«Да,– согласился он,– им просто негде быть, кроме...»
– И закрыл глаза. Вдруг чётко представилась Система: какая-то иная, не Ильи и не Никиты,– зал, здоровый колонный зал в центре, от него ходы лучами-щупальцами, всего не рассмотреть, фантазия тут же услужливо дорисовывает: широкие расходящиеся кверху колонны – остатки невыбранного пласта, не бут – сходятся над головой, образуя стрельчатый свод, на полу навалы обвалившихся плит вперемежку с пластами глины, чёрной и серой; дальний конец зала вообще завален, не пройти – заткнуть бы её; но, может, это интуиция – как различить? — а они там внизу, и Лена – это словно теплом или тёмнозелёным тоном, зелёным на сером, чётко и мягко одновременно,– Боже, как голова болит...
– Сашка остановился в небольшом расширении хода: маленький гротик человека на три, можно сесть, перекурить. В дальнем углу была та самая трещина. Сверху забитая расклинившимися камнями, книзу свободная, но уж больно узкая – не пролезть, и камни висят на соплях – не дай Бог их задеть,– разве что втиснуться, глянуть, что там – и сразу назад. Всё равно здесь по карте тупик.
– Не трать время,– бухнул сзади Коровин, заглядывая через сашкино плечо,– или их нашли ‘Сталкер-со-товарищи’, или Ященко с магистрами. Лучше вернёмся, поедим – страсть как кушать хочется. Целую ночь не ел, а со мной такого ещё ни разу в жизни не было.
– Возьми бутерброды из транса,– не оборачиваясь, пробормотал Сашка и подался вперёд,– только не мешай. Здесь всё на таких...
– Я помогу,– вдруг сказал Пит.
Сашка обернулся.
– Чувствуешь?.. – тихо спросил он.
– Ну, не знаю... Может, это пустяк... – Пит замялся.
– Чего?
– Ну, тут пара бычков валялась... Ты как раз наступил – так что не разобрать, старые они были или какие... И камни так сдвинуты, будто сидел кто-то: может, как раз ждал, когда из этой трещины кто вылезет.
– Пищер ждал,– жуя бутерброд, сообщил Коровин,– пока друг его Вет вылезет. Или наоборот. Они ведь все такие щелюганы излазили, когда Озеро искали... Всё равно мне туда не пролезть – только сумасшедший Соломин мог по таким щелям рассекать...
– Ну зачем ты так, Ген?!
– Извини... Не хотел я. Я не это имел в виду. Просто ваши бычки по всей Системе натыканы – и что?
– Сашке вдруг стало противно. Конечно, подумал он, он не это имел в виду,– противно, как боимся мы слова, как мало оттенков и много чувств, и второй собачий смысл...
: На стенах трещины виднелись царапины; выступы мягкого мелового известняка были потёрты, словно кто-то действительно пролезал здесь или пропихивал что-то,— “тем лучше”, пробормотал Сашка. Он полез вперёд; плечи заклинило, и тогда он повернулся на бок, вытянул, как мог, шею – глянул за уступ.
: За уступом щель уходила вниз, камни над головой держались просто чудом,– как только Соломин отважился забираться в неё? – и зачем?.. – ну да ладно; он смог, значит, смогу и я,– стены сужались книзу на клин, но совсем не сходились: там оставался некий просвет и трещина в нём изворачивалась штопором, а что было дальше – не разглядеть, он и так чуть не вывернул шею...
– И как-то машинально вдруг заскользил вперёд: вниз и вбок. Через мгновение он понял, что человеческое тело имеет предел гибкости, и понял также, что подошёл к этому пределу страшно близко,—
: на секунду он остановился, затем выдохнул воздух, подтянул, как мог, колени, попробовал отжаться от стены – и проскользнул, точнее провалился головой вниз ещё на полметра. Глина и мягкий известняк осыпались со стен, забились в волосы. Сашка почувствовал, что застревает окончательно. Колени упёрлись в твёрдое ребро поворота; согнуть их не было никакой возможности, плечо выламывалось назад острым выступом кремня, левую руку заклинило, вдавило в живот,– вот дурак, надо было вытянуть её вперёд, да теперь поздно – правая с фонарём беспомощно болталась впереди, не нащупывая опоры. Казалось, ни одного движения в жизни больше не сделать: ни вперёд, ни назад,– ни вправо, ни влево —
: ни вверх, ни вниз.
«Отгеройствовался...» – отрешённо выдохнул он – мысленно, про себя,– веря и не веря в кондовую фатальность этой мысли:
: Над левым боком был просвет – там было свободное место, просто уйма совершенно свободного места,– бездна пространства, не занятая ничем, кроме воздуха,– трещина там расширялась, просто сверху это не было видно – закрывали камни, потому и повисшие в распоре над сужением,– «а ведь они прочно висят»,– подумал он: отсюда было видно, что все они сцеплены кальцитовыми натёками, мёртво-намертво – с кончика сталактита, ласточкиным гнездом прилепившегося под одним из камней, капали капли и падали Сашке прямо на шею, за шиворот, и стекали на волосы,– «лезть надо было поверху, под самыми камнями,– снова подумал он,– и на другом боку, ведь дырка большая, даже Коровин пролезет, хоть толще его у нас нет, обжора чёртов, но играет он действительно классно — мне бы так играть, и гитара у него – родная “кремона”, а не мои шиховские дрова,– да где ж её, “кремону”, достанешь – и стоит она... Чёрт, не об этом надо – заклинило, как последнего чайника, ни крикнуть, ни пошевелиться, а в двух метрах всего – ну пусть в трёх,– всё равно: как туда теперь добраться? – ребята... И ещё этот медленный душ сверху – китайская пытка...Если вылезу – обязательно напишу книгу, как НЕ НАДО проходить шкурники...»
– Пред глазами поплыли круги, каждый удар сердца молотом бил по голове, заставляя её судорожно дёргаться. Тело внезапно онемело, он перестал чувствовать руки, ноги, лёгкие, известняк, сжавший его... И тут он перепугался всерьёз – «вот сейчас, в таком положении, вниз головой, я умру — буду раздавлен, как червь...»
: Ему показалось, что камни прессом сплющивают его мягкое тело – и оно лопается,– горячая липкая кровь обволакивает всё вокруг и всё становится красное, красное, красное... Новая волна ужаса, вызванная ощущением собственной беспомощности, ничтожества и слабости перед проклятым камнем – который ни сдвинуть, ни размягчить,– захлестнула изнутри и наполнила Сашку, будто газ – воздушный шарик,—
: Захлестнуло, наполнило – и мгновенно словно ударом, давлением страха взорвало изнутри тело —
– Он дёрнулся, почувствовал резкую боль в предплечье; от этой боли и от капель, падавших сверху, на мгновение пришёл в себя,– каким-то чудом всё же сумел отжаться, оттолкнуться от сдавивших его камней – вырвался из их плена в верхнюю широкую часть трещины — и поскользил по ней вниз:
* * *
– Из ранних стихов Гены Коровина:
Скала ладонью в спину упёрлась:
Дышит, зараза – иль мне показалось?
Щель бы пошире – хотя бы на волос!
Выдохни воздух самую малость!..
К камню прижался, как к телу любимой –
Я и не знал, что скалы потеют...
Смотрит Двуликая, как мимо, мимо
Медленно движутся два ротозея.
Влажная твердь – по ней мокрым носом
Чертим следы, свой путь помечая.
Встать бы, смерить тьму своим ростом –
Но это не скоро. Об этом – мечтаем.
Здесь растворяются время и сроки;
Темень – в чужую квартиру скважина.
Если пойдут по откосу блоки –
Не заскрипят, нашим телом смазаны.
Небо увидеть – хотя бы в оконце,
Чудо-погоду,– только не сглазить бы...
: Нет, не узнаешь, как ласково Солнце –
– Если в пещеру не лазил ты.
* * *
... В первый момент ему показалось, что он попал в далёкое геологическое прошлое Земли. Он даже чуть не подумал так на самом деле – кто знает, что за шок был с ним в трещине?..
: Со всех сторон его окружали плауны, сигиллярии, заросли псилофитов, папоротников, хвощей; меж кораллов и губок скользили отпечатки невиданных рыб, ракушек, расцвеченные сверкающими кристаллами кварца – будто ожили и восстали из праха веков девонский или каменноугольный периоды...
– Дальний конец зала закрывал занавес старых сухих сталактитов; с потолка свешивались причудливо изогнутые нити арагонитов и, словно на корявых кораллоподобных стеблях-подвесках, торчали кремниевые отпечатки ракушек.
: Это был уже не Исторический Музей со старой штольней, лампадками и кайлами,– это было в сто, в тысячу, в тысячу миллионов раз прекрасней и значительней –три силы, создавшие этот подземный мир, скрестились здесь, запечатлев/отпечатав себя в Камне: три Истории, три Времени, разделённые безмерностью Прошлого и бессмертностью Настоящего —
– история труда, ремесла Людей – и история Живой Природы в мёртвом меняющемся камне,—
«Мёртвом? Полноте!..» – как зачарованный, водил Сашка лучом фонаря по стенам грота и перед ним разворачивались, точно документальные кадры голограммы на белом экране известняка, картины далёкого сказочного прошлого Земли.
– Потом сзади послышался шум и Сашка вздрогнул – так неожидан, так нелеп казался здесь любой звук; Пит с Геной всё-таки полезли за ним следом и им нужно было помочь – продолжалась работа и накатились разом усталость и злость на “Свечек”, на неудобный фонарь со слишком уж быстро садящимися батарейками, на острые камни, разбитый локоть и боль в плече,– и ещё чёрт знает на что...
* * *
– из Гены Коровина:
... прикоснусь губами
к каменной ладошке
стрелочкой-часами
на моей дорожке
сталактита пальчик
катится клубочком
электронный зайчик
золотою точкой
обернётся время и
на моём пути
сеет в землю семечки-
слёзы сталактит.
* * *
..: одной из ‘ильинских сказок’ была легенда об Озере.
‘Сказками’ в НБС называли неподтверждённые сообщения о каких-либо сверхвыдающихся подземных открытиях, приключениях; о сенсационных – рекордных по дальности или длительности проходках, о разного рода таинственных происшествиях, случившихся в пещере или около неё,– или просто предположения, что такой-то и такой-то ход должен, к примеру, выводить к новому продолжению Системы или замыкаться на соседний через непройденый пока завал... В Гроте Сказок напротив стены, расписанной персонажами детских книг, перенесённых в соответствующую подземную ситуацию, находилась большая ровная плита, на которой был начертан длинный список этих неподтверждённых артефактов; считалось, что в случае подтверждения какой-либо ‘сказки’ соответствующая надпись соскабливалась.
Как ни пытались почти все, ходящие в Ильи, подтвердить ту или иную надпись, при Сашке ни одной надписи стёрто не было. Только о двух случаях рассказал ему Пищер – как в 76-м году Аркаша и Мрак нашли, наконец, знаменитые НКЗ – Нижние Карстовые Залы,– искали два года подряд, планомерно, метр за метром прочёсывая Систему и разбираясь с токами воды и воздуха, и в результате была стёрта надпись, повествующая о сталактитах в Ильях,– и ещё, как полтора года назад Соломин неожиданно для всех стёр надпись об Ильинском Подземном Озере. Вету тогда не поверили – ещё бы, чичака, всего пятнадцать лет, школьник,– что он мог найти и где? – но он никому не собирался говорить, где – просто стёр надпись и объявил, что Озеро есть и даже подробно описал, как капают в воду с потолка бесчисленные капли, и какой от этого стоит по всему гроту несмолкаемый звон и грохот... И сказал, что назвал Озеро не то Пьяным, не то Сумасшедшим Барабанщиком,– Сашка точно не помнил, как именно; рассказ он слышал “из вторых рук” – уже после гибели Виталика...
– А ещё в Ильях бытовала ‘сказка’ о Втором Уровне: то есть об ещё одном этаже выработок, лежащем на некоторой глубине под первым. Собственно, Аркаша и Марк, когда нашли НКЗ, искали пресловутый Второй Уровень и Озеро,– Озеро время от времени искали все, кто ходил в Ильи; прошёл через эту болезнь и Сашка,– но НКЗ, хоть лежали ниже общего уровня Системы, представляли собой группу небольших закарстованных естественных полостей, сообщающихся с Ильями сложной системой трещин и шкурников, часть из которых вообще была пробита в монолите Аркашей – ни на “уровень”, ни на независимую рукотворную разработку они никак не походили, и вода из них по тектоническим трещинам уходила дальше вниз,—
– а потому Аркаша и Мрак считали, что никакого Озера в Ильях нет и быть не может,– всё это трал, сказки,—
– но против никитского входа с той стороны холма бил из склона родник, и вода в нём была самая настоящая карстовая, и сток родника не зависел ни от паводков, ни от засухи – будто действительно существовала под холмом некая Система: обводнённая, с постоянным уровнем воды – или с резервуаром, сглаживающим влияние любых наводнений и паводков...
– Так ты считаешь, что мы... – Коровин помедлил, словно боялся вслух сказать то, что уже было ясно им обоим.– Ты думаешь, что... Ч-чёрт... Выходит – Соломин прав? Второй Уровень, Озеро?..
: Сашка кивнул. Коровин снова чертыхнулся, полез в карман за сигаретами – их не было; он вспомнил, что раздавил пачку ещё до Исторического Музея и Сашка давал ему свои,– он посмотрел на часы и засвистел какой-то мотивчик.
«Ч-чёрт,– подумал он,– как же с ним теперь сладить?..»
Сашка достал свой портсигар-аптечку, протянул Гене. Взяли по сигарете, закурили. Оба молчали. Пит ничего не знал ни об Озере, ни о Втором Уровне – он потребовал разъяснений; Коровин пожал плечами – ему происходящее нравилось всё меньше и меньше – и рассказывать пришлось Сашке. Конечно, он сделал это с удовольствием – “выдал” всё в красках, с массой вовсе не обязательных подробностей, безбожно привирая при этом,– «ну да, всё это нам знакомо, думал Гена, и ах как хочется, чтоб всё было лучше, чем есть – красивее, чудесней... А ведь нужно сваливать отсюда, нужно наверх к Ященко, и поесть, обязательно поесть по-человечески – бутерброды, разве ж это еда? И соваться дальше без магистров просто немыслимо, ведь случись что и с ними – никто не знает, где их искать и куда они делись, а Сашка теперь на коне – эх, как его понесло, не остановить,– и это плохо, очень плохо...»
– НАДО НАЗАД,– сказал он.
: Сашка замер с распахнутым ртом.
– Назад, к Ященко.
– Да ты что! – хором закричали и Пит, и Сашка,– на какой “зад”, когда мы почти у цели?! Возвращаться после такого открытия???
Коровин пожал плечами.
– Мы на спасработах, а не в “свободном поиске”,– сказал он. – По уговору мы должны вернуться к Ященко.
– ТОЛЬКО В СЕМЬ УТРА. Или если их найдём. А сейчас ясно одно: они могут быть здесь. Значит, нужно искать...
– Ничего ещё не ясно,– буркнул Гена – но Пит перебил его:
– Ведь мы сейчас ближе всех к Озеру!
– Ага: ближе. Кроме, разве что, Соломина. Да этих твоих... ‘подсвечников’. И мне сильно не нравится...
– Гена вздохнул, оборвав фразу. Бесполезно было с этим бороться:
– Ну что ж... Если вы намерены уморить меня голодом...
: Ещё можно было всё свести к шутке. Хотя какая шутка – без еды столько времени?.. А главное, ВО ИМЯ ЧЕГО???
– То к Ященко придётся нести на одно тело больше. А если в пищерах – на два. Тебя это устраивает?
– Сашку устраивало всё, лишь бы не возвращаться.
За сухой сталактитовой драпировкой скрывался вход в узкий лаз, продолжение тектонической трещины; они протиснулись в него – и через пару метров расширяющегося уступчатого хода вышли в огромный полуобвалившийся зал.
: Таких масштабов разрушений Сашке, Гене и Питу видеть раньше не доводилось. Дно зала было сплошь завалено беспорядочно громоздящимися друг на друга гигантскими плитами, глыбами и блоками известняка – словно неведомый титан забавлялся, отрывая их от потолка, от огромных монолитных, расходящихся кверху колонн – и с размаху швырял, пытаясь расколоть о пол, стены... Картину хаоса и разрушения довершали пласты рыжей, чёрной и серой глины, вперемежку обрушившиеся из развороченного свода на поваленные глыбы и укутавшие их вершины, словно горные ледники, разноцветными полосатыми шапками,—
... в неровных проходах за колоннами кляксами чернели провалы ходов; Сашка обернулся, чтоб как-то отметить ход, по которому они попали в зал – и с удивлением увидел, что он уже промаркирован двойной стрелкой: знаком Братства. «Сол... 76» – едва читалось рядом; похоже было, что надпись затёрли специально – но ниже, будто на века, вырезали другую:
– Ага,– пробормотал Гена, не продолжая: всё и так было ясно.
В центре зала пирамидой высилась большая трёхгранная плита; она была исписана копотью карбидок, углём и мелом. Венчала плиту здоровенная прямоугольная табличка «ПАМЯТНИК АРХИТЕКТУРЫ. ВЪЕЗД А/М КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЁН»,–
: Коровин скептически оглядел нагромождение плит.
– А у этих... додиков было чувство юмора... Надо же – допёрли: через такие шклевотины...
– Это, скорее, Вет. Ну откуда – им?.. А Вет на такие подвиги большой мастак был. В Сейсмозоне табличку установил как-то – из цековского санатория скоммуниздил — “МАРШРУТ №13: ЯЗВЕННЫЕ БОЛЕЗНИ, КОЛИТЫ, ГАСТРИТЫ – 350 МЕТРОВ”... В аккурат до Сапфира.
– Ничего маршрутик,– согласился Коровин,– тогда, может, “КАФЕДРА НЕРВНЫХ БОЛЕЗНЕЙ” и “КАБИНЕТ ТРОФИЧЕСКИХ ЯЗВ”, что Правую Магистраль украшают, тоже его рук дело?
– Это вряд-ли... Вправо ни он, ни Пищер почти не ходили – теперь понимаю, почему...
– М-да... Тут, пожалуй, и Аркаша – как увидит первый грот после Трещины – забудет о своих НКЗ... Как о детских ‘гальюнцинациях’. Представляю, что здесь дальше скрывается...
– Сейчас узнаем,– сказал Пит. – Но надписи, скорее всего, наших. Кан с карбидкой ходит... Ходил,– не вполне удачно поправился он, и Гена протянул “Ну-ну...”
– Они подошли ближе и углубились в чтение надписей.
“СЛЕВА НАПРАВО” – гласила верхняя надпись, и дальше по спирали чуть меньшими буквами:
1. КУДА ПОЙДЁШЬ, ТУДА ПРИДЁШЬ
2. ПОЙДЁШЬ ТУДА – ПРИДЁШЬ СЮДА
3. ВЕЗЁТ ТУДА, НЕ ЗНАМО КУДА
4. СЮДА ПОЙДЁШЬ – Н2О НАЙДЁШЬ
5. ЖУТКО БОЛЬШУЩИЕ КОЛЕНОЛОМНИ
6. ЛИПОТА!!!
7. КАНЛЕЗБИЩЕ
8. УЙ! ЙОГИЩЕ ИЛЬИНСКОЕ
9. ВЫСШИЙ ВОЛОЧОК
10. А СЮДА ПОЙДЁШЬ – ШЕЮ СВЕРНЁШЬ И НА ЗАД ПОПА ДАЁШЬ!..
– Пит, конечно, сразу возгорелся желанием отправиться в проход, где было написано про воду; Коровина это разозлило – ведь не Озеро же они пришли сюда искать, искать надо было “Свечек”,– ходы 8 и 9 – странные названия, надо бы их осмотреть; или, может, 3 и 5 – что это, в самом деле? Новые системы, этажи, большие гроты – или просто очень длинные ходы?
Сашка выслушал обоих; у него было своё мнение – только “ЛИПОТА!!!” и “КАНЛЕЗБИЩЕ”, на его взгляд, могли быть местами стоянок,– туда нужно было идти в первую очередь,— он сразу почувствовал это – после очередного спора они приняли не вполне здравое, с точки зрения Коровина, решение: разделиться, чтоб осмотреть всё быстрее. Сашка отправился в Канлезбище, а Гена с Питом – в Высший Волочёк.
..: Ход повернул направо и, сужаясь, поднялся вверх – по плитам-ступеням обвала. Через десяток шагов стены хода сдвинулись настолько, что Сашка едва протиснулся между ними – но дальше было расширение, и он оказался в небольшом замкнутом гротике. Несколько камней были сдвинуты так, что образовали подобие стола и кресла; рядом на большой плоской плите, отслоившейся от потолка и как бы венчавшей ступени завала, лежали дутик, спальник и грязный рюк. На стене над ложем карбидкой было выведено “ЛЕЖБИЩЕ КАНА. В ГРЯЗНЫХ БРЮХАХ НЕ ЗАДИТЬСЯ”; на камне-столе валялась грязная посуда, недоеденный хлеб, вскрытая банка кильки ‘в том соусе’,– рядом стоял “шмель” и большой полиэтиленовый пакет со смесью тонких металлических стружек и белого порошка.
