Текст книги "Давай полетим к звездам!"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

…Мурашки пробежались по спине. Черное дуло “вальтера” смотрит в лицо. Хохочет “белокурая бестия” в эсэсовской форме.

– Спокойствие, Леша, – на связи со мной был космонавт Андриан Николин. – Главное – спокойствие. Сейчас баллистики уточнят параметры твоей орбиты. При любом раскладе у нас есть еще хороший запас времени, чтобы успеть тебя вытащить.

– А я особенно и не беспокоюсь, Андрюша, – соврал я.

Страх уже ушел. Но кошки скребли на душе. Вот ведь какую подлянку подсунула судьба! Прилететь к Луне, совершить удачную посадку, стартовать – и на тебе! “Поломаться” на взлете!

Что-то не везет мне в нынешнем полете с движками. На старте капризничали двигатели ракеты-носителя. А теперь вот и двигатели взлетной ступени вырубились. Тенденция, однако…

Пока баллистики уточняли орбиту, на которую вышел “Лунник” после старта с Луны, я попытался вручную повторно запустить двигатели – сначала основной, а потом резервный. С нулевым результатом. Команды проходили, зажигались надписи “Основной двигатель включен” и “Резервный двигатель включен” на пульте световой индикации. Но реального включения ракетных моторов не было. Через две-три секунды система управления блокировала режим запуска и гасила оба световых панно на пульте. Молчаливо и без объяснения причин. Понимай, как хочешь, товарищ Леонтьев. Это твои проблемы, дорогой Алексей Архипович!

– Тупица безмозглая! – ругнулся в адрес бортовой вычислительной машины. Хотя винить компьютер было абсолютно бессмысленно. Машина на “Луннике” была простенькой и могла сориентироваться только в тех ситуациях, которые она понимала. Сейчас же случилось что-то, что явно выходило за рамки понимания бортового компьютера.

Я выглянул в иллюминатор. Поверхность Луны медленно проплывала перед взором, сменялась чернотой космической бездны и снова появлялась россыпью лунных кратеров. Посмотрел на часы и мысленно подсчитал: “Лунник” вращался со скоростью примерно один оборот за восемь – девять секунд. Радости в этом было мало. Для стыковки со “Знаменем” корабль должен быть достаточно жестко стабилизирован. А бортовая цифровая вычислительная машина очень некстати закапризничала. И обеспечивавшая надежную ориентацию “Лунника” трехосная гиростабилизированная платформа, похоже, тоже впала в состояние легкого ступора. Н-да, ситуевинка…

– Алексей, – в эфире снова зазвучал голос Николина. Ободряюще зазвучал. – Хочу тебя порадовать: орбита у “Лунника” эллиптическая.

– Замечательно! Значит, мне не грозит шлепнуться обратно на Луну?

– Такой угрозы нет. Во всяком случае, в ближайшие двое или трое суток. Параметры орбиты уже выданы на “Знамя”. Олег начал сближение.

– Что значит “начал”? – в наш разговор вклинился возмущенный голос Макарина. – Сближение идет полным ходом, Лешка. С самого момента твоего старта с Луны. Я уже вижу твою вертящуюся колымагу! Кстати, ты не собираешься разобраться с ориентацией “Лунника”? Знаешь ли, сложновато стыковаться с вертящейся юлой…

Я попытался стабилизировать кораблик. В ручном режиме включил двигатели ориентации. Постепенно Луна прекратила вертеться перед окном “Лунника”. Но не надолго. Прошло буквально несколько секунд и беспорядочное вращение корабля возобновилось.

– Леша, у тебя снова проблемы с ориентацией, – сказал Макарин. – Вижу, как “Лунник” закручивается.

– Двигатели ориентации сейчас не работают, – пробежал глазами по индикации на пульте. – Вообще никакие двигатели не работают.

– Тогда откуда вращение?

– Ребята, телеметрия показывает падение давление в топливном баке “Лунника”, – сообщил Николин. – Инженеры говорят, что возможна негерметичность бака.

– Понятно, – ухмыльнулся я. – Лунные мыши прогрызли дырку в стенке топливного отсека…

– Скорее всего, повреждение произошло во время старта, – предположил Макарин. – Не удивлюсь, что именно из-за падения давления в баке система управления “Лунника” досрочно выключила и основной, и резервный двигатели.

– И не просто выключила, а намертво заблокировала даже ручное включение обоих двигателей, – добавил я. – Если в баке есть утечка, тогда понятно, почему корабль вращается. Топливо вытекает наружу и создает вращающий момент.

– Ты сможешь компенсировать это вращение двигателями ориентации “Лунника”? – поинтересовался Олег. – Чтобы я мог стыковаться.

– Без проблем, – секунду поразмыслив, ответил я. – Но будет лучше, если ты на “Знамени” сможешь подойти поближе. Я не смогу долго удерживать “Лунник” в ориентированном состоянии. Топливо в баках двигателей ориентации уже на пределе.

– Понял, Леша, – отозвался Макарин. – Подхожу поближе.

Примерно полчаса я бездельничал и наблюдал, как постепенно “Знамя” приближается к моему кораблику. Хоть “Лунник” и вертелся юлой, но я все же сравнительно быстро и легко смог найти корабль Олега в черноте космического пространства. Он был похож на яркое продолговатое пятно, которое с каждой минутой становилось все больше, постепенно обретая знакомые контуры орбитального космического корабля.

– Леша, дальность до твоего корабля примерно двести метров, – проинформировал меня Макарин. – Перехожу на ручное управление. Займись ориентацией.

“Лунник” уже успел набрать достаточно высокую скорость вращения. Я оценил ее примерно как один оборот за три или четыре секунды. Поочередно включая двигатели в ручном режиме, минут за десять смог обеспечить ориентацию моего кораблика по всем трем осям – тангажу, рысканию и крену. Олег затормозил “Знамя” в сотне метров от “Лунника” и терпеливо ждал, пока я перестану кувыркаться в пространстве.

– Олежка, есть ориентация корабля, – сказал, когда в верхнем иллюминаторе кораблика, наконец, увидел нацеленный прямо на меня остроконечный штырь стыковочного узла лунного орбитального корабля. – Можно начинать стыковку!

– Понял, Леша, – тут же отозвался Макарин. – Я пошел!

Было хорошо видно, как полыхнули язычки пламени в “короне” двигателей ориентации “Знамени”, и корабль, немного развернувшись вокруг продольной оси, стал постепенно приближаться.

Несколько секунд я внимательно наблюдал, как “Знамя” все ближе и ближе подбирался к “Луннику”. И вдруг, когда наши корабли разделяло всего метров двадцать, обнаружил, что орбитальный корабль за иллюминатором начал довольно резво смещаться вверх и влево.

– Олег, ты уходишь в сторону!

– Не я, а ты, – фыркнул в ответ Макарин. – Леша, это снова утечка из твоего топливного бака. Она сбивает ориентацию “Лунника”!

– Сейчас подправлю ориентацию, – потянулся к пульту управления.

– Не суетись, командир, – остановил меня Олег. – Я и сам справлюсь!

– “Флаг–один”, пусть работает “Флаг–два”, – подтвердил с Земли Николин. – Отдохни, Леша!

Корабль Олега тем временем снова полыхнул двигателями ориентации, вышел на соединяющую стыковочные устройства прямую линию и стал стремительно приближаться.

– Скорость ноль три метра в секунду, дальность до “Лунника” – десять метров, – скороговоркой сообщил Макарин. – К стыковке готов!

– “Флаг–два”, начинай причаливание, – распорядился Николин.

В верхний иллюминатор было видно, как громада “Знамени” все ближе подбиралась к моему кораблику. Ощущение было не из приятных: представьте, что вы стоите в телефонной будке, – а кабина “Лунника” примерно таких размеров, – и на вас сверху медленно опускается многотонная цистерна.

За несколько секунд до касания стыковочный узел “Знамени” полностью перекрыл обзор в верхнем иллюминаторе. “Жало” и четыре “лапки” стыковочного механизма сместились в сторону. Я почувствовал довольно резкий толчок сверху.

– Есть касание! – прокомментировал Олег. – Пошло сцепление!

“Жало” стыковочного узла “Знамени” вошло в одну из девяноста шести призматических ячеек на стыковочной плите “Лунника”. Корабль ощутимо качнулся.

Еще несколько томительных секунд. Топливный бак двигателей ориентации орбитального корабля, который хорошо просматривался из верхнего окна моего кораблика, чуть съехал вбок.

– Есть полное стягивание кораблей! Стыковка выполнена! – доложил Макарин. – Приступаю к маневрированию. Включаю двигатели!

– Начинай работу! – Николин не медлил с ответом.

Какое маневрирование?! Они что, коллективно с ума сдвинулись – и Земля, и Олег?! После стыковки я должен как можно скорее покинуть “Лунник” и перейти на “Знамя”. Ну, а уже потом начинается маневрирование, отделение взлетной кабины и бытового отсека и все прочие операции по подготовке к отлету домой.

– Минуточку, “Заря”, – я решительно вклинился в диалог Олега и Николина. – О чем речь? Вы отклоняетесь от программы полета…

– “Флаг–один”, – голос Николина был по-командирски строг, – программа полета изменена. Леша, прошу тебя ничего не предпринимать до окончания маневрирования. Объяснения потом.

Значит, опять что-то не так… И Макарину нужно срочно исправлять ситуацию. В противном случае мне бы все-таки дали хоть какие-то объяснения.

“Лунник” снова дернулся. Так обычно дергается вагон, когда поезд начинает движение.

– Есть включение двигателей! – сообщил Макарин.

Мой кораблик немного подрагивал. Сейчас он действительно был похож на маленький вагончик, который тащил за собой космический паровоз – “Знамя”.

– Надеюсь, вы так не до самой Земли лететь собрались? – поинтересовался с легкой издевкой. Все-таки обидно было чувствовать себя лишь пассажиром на собственном корабле. Могли бы хоть вкратце объяснить, что происходит…

– Не волнуйся, Лешка, – Макарин рассмеялся. – Обедать ты будешь уже на “Знамени”! И очень скоро!

– “Флаг–два”, отсечка двигателей на сто двенадцатой секунде, – сообщила Земля.

Ого, это внеплановое маневрирование – явно не импровизация. ЦУП даже время работы движков просчитал. Что же случилось?

– Десять секунд до выключения двигателей, – сказал Макарин напряженным голосом. Волнуется. – Пять, четыре, три, два, один… Есть отсечка!

– Отлично поработал, “Флаг–два”, – Николин обычно скуп на похвалы, но тут расщедрился. Значит, и впрямь случилось нечто из ряда вон.

– А вот теперь, дорогие друзья, – желчным тоном напомнил о своем существовании, – прошу мне объяснить, что происходит?

– Не волнуйся, Лешка, – Макарин весело фыркнул. – Опасность позади. Теперь уже все в порядке!

– Все в порядке? Опасность позади? Мне объяснят, в конце концов, что случилось или нет, черт побери?!

И мне объяснили. И Николин, и Макарин. В два голоса, перебивая и дополняя друг друга.

Оказывается, мне соврали. “Лунник” после старта не только не вышел на требуемую программой полета орбиту, но вообще существенно отклонился от расчетной траектории движения. Что произошло – пока не ясно. Может быть, был какой-то сбой в системе управления взлетного корабля. А может быть, все дело действительно только в утечке топлива из топливного бака. Инженерам еще предстоит разобраться.

Взлетная траектория “Лунника” даже не замыкалась вокруг Луны. Руководители полета порекомендовали Андрюшке Николину соврать мне, что орбита получилась эллиптической. Чтобы я зря не беспокоился. Ведь от меня при неработающих двигателях “Лунника” уже ничего в сложившейся ситуации не зависело…

Ближайшие перспективы вообще выглядели очень мрачно. “Лунник”, не совершив и одного витка вокруг Луны, должен был рухнуть на ее обратной стороне где-то в районе южного полюса. Вместе с моим бренным телом, естественно…

Но наши операторы в наземном ЦУПе быстро оценили ситуацию и немедленно выдали Макарину команду начать сближение с моим корабликом. Олег повел “Знамя” на перехват и очень точно смог перехватить “Лунник” на его нестабильной орбите. Ну, а сразу после стыковки двух кораблей понадобилось совершить маневр, чтобы уйти на стабильную эллиптическую орбиту вокруг Луны. Вот такая получилась петрушечка…

– Могли бы все же сказать, – проворчал я. Хотя, будь я на Земле, в Центре управления полетом, наверное, действовал так же. – А то катаете меня, как куклу, понимаешь…

– Да не бухти ты, Лешка, – откликнулся Олег. В его голосе чувствовалась усталость. Последние сутки Макарин работал в таком же напряженном режиме, как и я. Держался молодцом. – Готовься к переходу на “Знамя”. Только перед выходом из корабля не забудь закрыть стекло гермошлема. А то нос отморозишь!

– Шутник хренов, – беззлобно ругнулся в ответ. – А где, кстати, праздничный обед и фронтовые сто грамм?! Готовы?

– Все готово, Леша, – хохотнул Макарин. – Борщ в тарелке стынет и котлета по-киевски готова!

Подготовка к выходу в космос не заняла много времени. Закрыл гермошлем скафандра, проверил герметичность. Поочередно выключил почти все бортовые системы “Лунника” – теперь ручное управление ими не нужно. Корабль будет до падения на Луну летать в беспилотном режиме.

Вручную включил клапан сброса давления из лунной кабины. Атмосфера “Лунника” начала тонкой струйкой вытекать в космос. Когда в кабине был уже практически полный вакуум, открыл выходной люк, прихватил с собой контейнер с образцами лунного грунта и неторопливо стал выбираться наружу.

Переход из “Лунника” на “Знамя” занял чуть более получаса.

Наверное, в иной ситуации, я бы уложился и в половину этого времени. Но из-за того, что при стыковке “Лунник” был ориентирован не совсем точно, – сказывалось вытекание газа из негерметичного топливного отсека взлетной ступени, – при соединении кораблей не удалось достигнуть их полной соосности. Стыковочный штырь “Знамени” вошел в одну из крайних ячеек на стыковочной плите “Лунника”. Это был еще не аварийный режим, но и не самый оптимальный и для орбитального маневрирования, и для перемещения из одного корабля в другой. С переходом через стык между кораблями пришлось повозиться – удержаться там, чтобы не сорваться в космическую бездну, оказалось не просто. Но я справился.

…Старт “Знамени” к Земле состоялся на тридцать восьмом витке вокруг Луны. Примерно за час до включения двигателя ракетного блока “И”, лунный орбитальный корабль по командам с Земли “потерял” бытовой отсек вместе с пристыкованным к нему “Лунником”.

К этому времени я успел “умыться” влажными полотенцами. Мы пообедали и перенесли в спускаемый аппарат “Знамени” все то, что требовалось вернуть на Землю из космического путешествия. В первую очередь перетащили “самое дорогое” – герметичный контейнер с образцами лунного грунта. Надели скафандры “Сокол” и заняли рабочие места в креслах спускаемого аппарата.

Корабль снова зашел “за Луну”. Теперь связь с нами Земля держала через спутник–ретранслятор “Луна-30” – пришло время и ему потрудиться. По команде из центра управления полетом включился двигатель разгонного ракетного блока. “Знамя” нарастил скорость и сошел с окололунной орбиты. Наш путь лежал к Земле, домой.

…Не спится. Навязчивые мысли лезут в голову.

Череда аварий и нештатных ситуаций в нынешнем полете зашкалила за все мыслимые пределы. Отказ двигателя на старте. Пожар в хвостовом отсеке ракеты. Сбой системы управления при первой коррекции. “Морская болезнь” у меня. Компьютерный “боб” при посадке “Лунника”. Поломка сразу двух двигателей при взлете с Луны. Дыра в топливном баке…

Что, черт побери, происходит? Рок какой-то…

До Земли еще трое суток полета. Впереди – две коррекции, посадка…

Мартын Луганцев и его собеседники – 8

(записки журналиста)

ЦЕНТР, КОТОРЫЙ УПРАВЛЯЕТ

“Советский Центр управления полетами в подмосковном Калининграде давно уже получил мировую известность благодаря сообщениям ТАСС, в которых освещались очередные достижения отечественной космонавтики.

Сегодня у нас появилась возможность рассказать о работе ЦУПа подробнее. Центр управления полетами – это структурное подразделение Центрального научно-исследовательского института машиностроения. С августа 1961 года ЦНИИМаш возглавляет Юрий Александрович Мозжоров, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий, доктор технических наук, профессор. По просьбе нашей редакции директор ЦНИИМаша Ю.А.Мозжоров согласился рассказать о работе Центра управления полетами, о тех, задачах, которые ЦУП решает в ходе нынешней лунной экспедиции”.

Я вытащил из пишущей машинки лист и раздраженно бросил его на стол:

– Ерунда какая-то получается. Сухо, казенно, стандартно…

Инга отложила в сторону книгу, которую читала, сидя на диване, подошла к столу и заглянула в лист.

– Ну, и что? Нормальное вступление к статье. Стандартное. Что тебе не нравится?

– Понимаешь, Солнышко, Мозжоров очень необычный человек. Не только хороший специалист, но и замечательный рассказчик. И еще очень хороший хозяин. Заметь, не просто директор, формально и сухо исполняющий обязанности, а именно хозяин: толковый, болеющий за людей и порученное дело. Он почти два часа водил меня по лабораториям института… Ну, и главное… Я своими глазами увидел наш Центр управления полетом. Святая святых, один из наших главных космических секретов вплоть до недавнего времени.

– Подумаешь, секрет, – Инга надула губки. – Его уже несколько дней каждый вечер показывают по телику!

– Показывают только главный зал управления, – возразил я. – А ЦУП намного больше. Это настоящее чудо техники!

Инга еще больше насупилась. На встречу с Мозжоровым она не попала. Я договорился с бюро пропусков института машиностроения о том, что меня будет сопровождать фотокорреспондент. Но всего за пять минут до нашего отъезда к Мозжорову, Инге лично позвонил сам Аджубеев и распорядился немедленно отбыть на метростройку в Бирюлево – там Хрущев и члены правительства открывали к очередной годовщине революции новую станцию метро.

– В общем, ничего особенного, – сказал я поспешно, чтобы окончательно не испортить настроение моему сокровищу. – Обычный космический центр.

…Перед тем, как начать беседу, Юрий Александрович с настоящим хозяйским гостеприимством накормил меня обедом в институтской столовой.

– А кофе, Мартын Андреевич, давайте выпьем у меня в кабинете, – сказал Мозжоров. – Анна Григорьевна, мой секретарь, готовит его просто замечательно.

Кабинет у Юрия Александровича оказался довольно скромным для человека, который возглавляет всесоюзный институт со штатом примерно десять тысяч работающих. Обычный письменный стол с приставной тумбочкой, на которой в стартовой готовности замерли пять или шесть телефонов, Т-образный стол для совещаний, книжные шкафы, забитые разноформатными и разноцветными томами. В углу кабинета скромно приютились журнальный столик и два мягких кресла.

На правой стене, рядом с рабочим столом, обнаружился портрет улыбающегося Гагарова, одетого в оранжевый полетный скафандр, с непонятной подписью “Гагарин” в углу над рамкой.

“Так, знакомая песня, – мысленно отметил я. – Видения и странности продолжаются!”.

– Давайте здесь расположимся, – Мозжоров кивнул в сторону кресел. – И кофе выпьем, и побеседуем.

Я не возражал. После двухчасовой экскурсии по институтским корпусам подкашивались ноги, и гудело в голове. Поэтому с облегчением опустился в предложенное хозяином кабинета кресло, достал из сумки блокнот и ручку. Мозжоров расположился напротив.

– Вот такое у меня хозяйство, Мартын Андреевич. Большое, сложное, но интересное.

– Да, интересное, – согласился я. – Впечатляет!

На вид Мозжорову около пятидесяти лет. Невысокого роста, щупловатый, седовласый. Необычайно глубокие темные глаза. Крупный с небольшой горбинкой нос. Высокий прямой лоб.

Я заглянул в заготовленные дома вопросы и приступил к работе:

– Юрий Александрович, расскажите немного о себе. Где учились, где работали, как пришли в космонавтику?

– В приказном порядке пришел, – губы Мозжорова сложились в улыбку. – Я учился в Московском авиационном институте. В сорок первом пошел на фронт, был ранен… С тех пор, кстати, плохо слышу левым ухом…

– При разговоре немного поворачиваете голову влево…

– А вы наблюдательны, Мартын Андреевич, – Мозжоров весело фыркнул. – Я уже свыкся, не замечаю… После ранения был зачислен слушателем в военную академию имени Жуковского. Ну, а после окончания войны приказом командования направлен в Германию – изучать немецкое ракетное наследство. Вот так и оказался в ракетной технике, а потом уже – и в космонавтике. Работал на разных должностях, защитил докторскую диссертацию. В шестьдесят первом возглавил институт машиностроения. И вот уже семь лет директорствую…

В кабинет зашла Анна Григорьевна и принесла нам кофе. Юрий Александрович кивком поблагодарил ее, сделал несколько глотков из чашки, явно смакуя напиток, и начал неторопливый рассказ об истории и работе находящегося в его подчинении института. Он рассказал много нового и интересного для моей будущей статьи. Я узнал, например, что космический полет обеспечивает целая сеть наземных пунктов слежения, что ЦУП “ведет” корабли и спутники от самого их запуска с космодрома и до момента посадки на Землю, и многое другое.

Но долго беседовать нам не дали. На рабочем столе Мозжорова пронзительной трелью заголосил телефон. Юрий Александрович поднялся из кресла, стремительно пересек кабинет и поднял трубку:

– Мозжоров слушает… Так…

На его лицо легла печать озабоченности. Видимо, в его огромном институтском хозяйстве что-то случилось.

– Алексей Лукич, – сказал в трубку Мозжоров. – Пусть модель пока постоит на стенде. Я сейчас буду.

Он положил трубку и вернулся к журнальному столику.

– Мартын Андреевич, я вынужден минут на тридцать – сорок оставить вас. У вас есть время? Подождете?

– Конечно, конечно, – закивал я. – У меня еще остались вопросы…

– Вот и замечательно. Если хотите еще кофе, скажите Анне Григорьевне, и она приготовит.

Он быстро вышел из кабинета.

Кофе Анна Григорьевна действительно готовит замечательно, но пить мне не хотелось. Я поднялся из кресла, сделал несколько шагов по ковровой дорожке, подошел к окну.

Уныло плакало серое небо. Струйки воды сбегали по стеклу, размывая вид на мир за окном. Когда же закончится этот дождь?

Я повернулся к рабочему столу Мозжорова, окинул его взглядом. Письменный набор в виде крепостной стены, пара папок с надписями золотой вязью “На подпись” и “К докладу”. Стерильная чистота на полированной до зеркального блеска поверхности стола. Какая-то фотография в рамке на подставке.

Взял в руки фотографию и повернул ее изображением к себе. Ничего особенного. Юрий Гагаров и Герман Титовский просматривают газету “Правда”. Фото, скорее всего, было сделано где-то в августе – сентябре 1961 года, после суточного полета Титовского на “Востоке-2”.

Уже собрался поставить фотографию в рамке на место, но мое внимание привлекли подписи космонавтов на фотоснимке. У подписи Гагарова после знакомого “Гагар” обнаружился необычно длинный и волнистый “хвост” – даже длиннее, чем на уже знакомой мне подписи “Гагарин”. Кроме всего прочего, этот длинный “хвост” заканчивался странным кружочком, похожим на вытянутую букву “о”. А подпись Германа Титовского, напротив, оказалась необычно короткой и вместо буквы “й” заканчивалась какой-то почти вертикальной загогулиной.

Перевернул рамку и осторожно вытащил из нее фотографию.

Фотография оказалась вовсе не фотографией, а обычной цветной открыткой, которые во множестве выпускаются Министерством связи после каждого полета наших космонавтов. Внизу открытки на белой полосе ярким черным шрифтом было напечатано:

“Первый советский космонавт Герман Титовец и второй советский космонавт Юрий Гагаренко читают газету “Правда”.

Еще раз внимательно всмотрелся в лица космонавтов. Обычные и хорошо знакомые лица. Юрий Гагаров и Герман Титовский. А по подписям и надписи внизу открытки получается, что передо мной совсем другие люди – Юрий Гагаренко и Герман Титовец. И еще из надписи следует, что Титовец – наш первый космонавт.

И вот еще странность… Оба человека на фотографии одеты в зеленые офицерские рубашки. Рубашки как рубашки, но форма нагрудных карманов чуть-чуть иная, чем на обычной военной форме. И погоны на плечах другие, с сильно скругленными углами и… У обоих капитанские погоны! А ведь всем известно, что Юрий Гагаров никогда не носил погоны капитана. В космос он стартовал старшим лейтенантом, а вернулся уже майором. Да и Титовский, кажется, тоже…

Я аккуратно вставил открытку в рамку и поставил на место. На всякий случай, ущипнул себя за руку. Было больно – значит, все происходящее не было ни бредом, ни сном. Очередная заморочка. Из привычной уже серии видимых глазами, но исчезающих на фотографиях “гагаринских” значков и портретов.

Прошелся по комнате, размышляя. Что мы имеем? Гагаров, Гагарин, Гагаренко и примкнувший к ним Титовец. Бред полнейший! Как там у Козьмы Пруткова? “Если на клетке слона прочтёшь надпись “буйвол”, не верь глазам своим”? Вот и следуй мудрому совету – не верь глазам своим. Или тихо сходи с ума…

Остановился у книжного шкафа. Книг у Мозжорова много. На верхней полке – тома собраний сочинений Ленина. Гм, судя по степени запыленности, они читаются хозяином кабинета крайне редко. Если вообще читаются… Ниже – полки с литературой по ракетной и космической технике. Много научно-популярных книг и классики. Циолковский, Перельман, Зигель… Вот новенькое издание маленькой энциклопедии “Космонавтика” – средней толщины голубенькая книжица. Гм, но почему-то в трех экземплярах. Зачем Мозжорову сразу три экземпляра “Космонавтики”? Ну, мало ли… Может быть, Юрий Александрович собирается подарить кому-нибудь парочку книжек?

Я задумчиво провел пальцем по переплетам стоявших в один ряд голубеньких книг. И вдруг обнаружил, что переплеты разные по структуре материала, из которого сделаны обложки. Первый переплет был сделан из обычной ткани голубого цвета, на которую была нанесена белая надпись “Космонавтика”. Второй был изготовлен из какого-то материала, похожего на выкрашенную в голубоватый цвет кожу. Третий на ощупь походил на обтянутый полиэтиленом голубой картон.

Присмотрелся к книгам внимательнее. Только сейчас я заметил, что слово “Космонавтика” выполнено отличающимися друг от друга шрифтами. И эмблемы книжной серии на всех трех переплетах тоже были разными: на первой книге – обычная “СЭ”, “Советская Энциклопедия”. А на двух других – соответственно “ЭКР” и “РЭ”.

Оглянувшись на закрытые двери кабинета, осторожно снял книги с полки. Думаю, хозяин кабинета не обидится на меня, если я из любопытства возьму полистать книги из его книжного шкафа.

Снова уселся в кресло около журнального столика и открыл первую книгу. Издательство “Советская Энциклопедия”, Москва, 1968 год. Я бегло пролистал страницы. Такая же книга, как и у меня дома. Один к одному. Много всякой информации. Из числа той, которая не засекречена, и о которой можно свободно говорить и писать.

За разделом “Приложения” обнаружились вклейки с фотографиями наших космонавтов и американских астронавтов. Я взглянул и оторопел. Очень уж интересной и необычной оказалась страничка с изображениями советских покорителей космоса.

Первой на страничке было изображение Юрия Алексеевича Гагарова в парадном мундире, с множеством иностранных и советских наград. Но подпись под фото, однако, извещала, что перед нами изображен некий Юрий Гагаринцев. А далее шли фотографии других космонавтов. Знакомые и незнакомые лица. И совершенно незнакомые фамилии. Нелюбский, Николашин, Титин, Поповкин, Соловьевская… Оч-чень интересно! Я раскрыл энциклопедию в разделе “Г” и нашел статью о первом космонавте:

“Гагаринцев Юрий Алексеевич (9 марта 1934 года – 24 апреля 1967 года) – космонавт Союза Советских Коммунистических Республик, первый советский космонавт и второй космонавт Земли, первым совершил орбитальный космический полет вокруг земного шара. Дважды Герой Советского Союза (1961, 1967). Член Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза (с 1966 года). Депутат Верховного Совета ССКР. Генерал-майор авиации. Родился в Гжатской волости Смоленского края. В 1951 году окончил Мытищинское ремесленное училище и получил рабочую специальность токарь, в 1955 – Саратовский индустриальный техникум и одновременно школу аэроклуба, в 1957 – Оренбургское авиационное училище летчиков. В 1966 году экстерном окончил Московскую высшую военно-воздушную инженерную академию по специальности “Космонавтика”. 15 апреля 1961 года совершил космический полет, облетев на корабле “Восток” земной шар за 1 час 48 минут. Погиб 24 апреля 1967 года при проведении испытаний нового космического корабля “Союз-1”.”

Так-то… Значит, этот геройски погибший Гагаринцев – первый советский космонавт и второй космонавт Земли? Гм, а кто же тогда был первым космонавтом? Я снова раскрыл книгу на фотовклейке. За страничкой с изображениями советских – но не наших! – космонавтов, обнаружилась вкладка, озаглавленная “Астронавты Свободной Германии”. Первым на вкладке был изображен белокурый улыбающийся красавец. Подпись под фотографией в черной рамочке гласила: “Фон Шухарт Мартин Алекс (14 апреля 1930 года – 25 марта 1961 года) – первый космонавт Земли”.

Я открыл блокнот и переписал в столбик фамилии всех советских космонавтов – от Юрия Гагаринцева до некого Евгения Хруновского. Отложил в сторону первую из космических энциклопедий и раскрыл следующую книгу.

Вторая энциклопедия “Космонавтика” была издана в 1969 году в Киеве издательством “Энциклопедия Киевской Руси”. Вкладка в конце книги с фотографиями космонавтов оказалась цветной. Заголовок гласил: “Космолетчики Киевской Руси”. Фотография Гагарова была в самом верху страницы и выполнена несколько крупнее, чем все остальные изображения. Впрочем, подпись под фото утверждала, что перед нами совсем не Юрий Гагаров, а “Первый космонавт Земли Гагарський Юрей, сын Алексеев”.

Гм, Гагарський, значит. Юрей, сын Алексеев, понимаешь ли. Так, а кто еще числится в космолетчиках славной Киевской Руси? Я аккуратно, одна за другой, принялся переписывать фамилии с вклейки в блокнот. Тоже в столбик, рядом с первым. Быковнев, Бондарецкий, Титович, Анна-Жаннет Ерченко, Попов… Чудеса, да и только!

А кто у них конкуренты по космическим полетам? На следующей вкладке полтора десятка мелких фотографий: Майкл Карпентен, Ален Шеппедер, Джон Гленц… “Астропилоты Северо-Американского Соединенного Королевства”.

Третья книга в голубой обложке. “Его Императорского Величества издательский дом “Российская Энциклопедия”, Санкт-Петроград, лето от Рождества Христова 1967”. Листаю книгу. Много фотографий и текстов с “ятями” и “ижицами”. Но буква “Г”, слава Богу, по-прежнему четвертая в алфавите. Вот и статья о первом космонавте Земли. Читаем:

“Кн. Гагарин Георгий Алексеевич – первый космоплаватель Земли, потомок древнего княжеского рода, штабс-полковник Небесной Гвардии. Родился 7 марта 1933 года в имении Смелое Смоленской губернии. С отличием окончил Московский военно-морской офицерский корпус по специальности “Летающие машины”. Участник Манчжурской и Персидской наступательных операций. За мужество в бою в сентябре 1959 года награжден Золотым Крестом с бриллиантами и пожалован Личной Благодарностью Его Императорского Величества Сергия Второго. Совершил первый в истории человечества успешный космический полет вокруг земного шара 12 апреля 1961 года. Выполнил длительный космический полет на космическом корабле “Восход-3” (с 1 по 20 июня 1965 года, совместно со штабс-капитаном Борисом Волынцевым), был командиром Второй Российской лунной экспедиции на космическом корабле “Св. Георгий Победоносец” (с 15 февраля по 2 марта 1967 года, совместно с полковниками Быковиным и Горбатовым).