Текст книги "Давай полетим к звездам!"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

– Эй, там, наверху! Хватит спать!

Часовой испуганно вскидывается спросонья и начинает приподниматься. Стела арбалета вонзается ему в правый висок, как только голова оказывается над ограждением вышки.

Мгновение – и четыре фигуры стрелков снова сливаются с песком.

Профессионально работают, ребята. Практически безупречно.

“Шмель” снова меняет позицию. В распахнутые ворота станции один за другим проникают нападающие. Стремительно разворачиваются уже на территории станции.

А дальше начинается кровавое побоище. Люди, пришедшие из глубины песков, не знают пощады и не берут пленных. В распахнутые двери казарм летят гранаты. Потом трое или четверо нападающих заходят внутрь и методично добивают всех, кто подает хотя бы малейшие признаки жизни.

В операционном зале станции “демоны из песков” работают более тонко – видимо, просто не хотят повредить аппаратуру слежения и связи. Они сгоняют технический персонал в одну из больших комнат и оставляют его под наблюдением двух часовых с автоматами.

Не проходит и десяти минут с начала нападения на контрольно-пропускной пункт, как станция слежения оказывается под полным контролем пришельцев из пустыни. Трупы с улицы заносят в казармы, тщательно убирают следы перестрелки. В операционном зале за пульты и мониторы садятся новые операторы.

Персонал станции не успел подать сигнал тревоги. Ни в НАСА, ни в администрации США никто и не подозревает, что станция слежения под Каиром была только что захвачена боевиками из неизвестной группировки…

Я выключаю систему просмотра и возвращаюсь в операционный центр. Жора Милентьев, доктор Яо Вэньянь и начальник службы оперативного реагирования Ганс Рутенберг о чем-то тихо разговаривают в углу зала, составив кресла вокруг журнального столика.

– Посмотрел? – Жорка оборачивается ко мне. – Ну, и как впечатления?

– Работают профессионалы, – пожимаю плечами. – Мы никак не могли предотвратить это побоище?

– Никак, – как ножом отрезает Милентьев. – Никто и предположить не мог, что нападающие будут действовать так кроваво…

– Сколько человек там убито?

– По нашим подсчетам не менее двадцати, – Жорка пододвигает к журнальному столику еще одно кресло. – Присаживайся, мы как раз обсуждаем план реагирования на захват.

Сажусь в кресло и сходу пытаюсь вникнуть в торопливые объяснения, которые дает Ганс Рутенберг.

Со стратегической точки зрения никакого плана противодействия группе, которая вмешалась в нормальный ход исторических процессов, у нас по-прежнему нет. Нет хотя бы потому, что мы до сих пор не знаем, кто работает против нас. Я с удивлением узнаю от Яо Вэньяня, что сейчас захватчики общаются между собой на русском языке.

– Неужели за всей этой кутерьмой действительно стоит кто-то из советского Политбюро или КГБ?

– Вряд ли, – Яо задумчиво потирает переносицу мизинцем, сдвинув едва ли не на лоб очки-“велосипед”. Высшая степень озабоченности. Даже на высоком лбу, переходящем в лысую, как бильярдный шар, голову пролегли глубокие морщины.– Зачем русским уничтожать собственный корабль?

– Может быть, это очередная попытка сместить Хрущева? – вставляет свой пфенниг тощий, длинный и вечно взлохмаченный Ганс Рутенберг. Жорка шутит, что если сложить вместе Ганса и Яо, а потом разделить на два, получится человек с нормальной внешностью. – Изменение влияния среди членов Политбюро?

– Ценой скандального срыва целой космической программы на глазах у всего мира? – Милентьев скептически морщится. – Побойся Бога, Ганс! Просто кто-то работает под русских.

Я молчу. Какой смысл вступать в разговор, если у меня нет своей версии происходящего?

– Захватчики говорят по-русски очень чисто, без малейшего акцента, – замечает Яо. – Но с добавлением очень эмоциональной ненормативной лексики. Вряд ли они знают, что мы ведем за ними постоянное наблюдение. Поэтому работа на публику практически исключена.

– Исполнители акции могут быть набраны из числа русскоязычных, – Милентьев слегка отступает. – Без ведома властей…

– Ты думаешь, что в современном СССР можно набрать семь десятков профессиональных командос без ведома руководства армии или госбезопасности? – настает мой черед сыронизировать. – Не верю!

– Ладно, – Милентьев взмахивает рукой. – Давайте оставим споры о национальной принадлежности захватчиков до финальной части операции. Вот возьмем парочку “языков” и порасспросим… Ганс, давай вернемся к плану контроперации.

Предлагаемый план прост и прямолинеен, как и сам его автор. Ганс предлагает тремя усиленными ротами ребят из нашего оперативного центра скрытно подойти к захваченной станции слежения и контратаковать. Для предотвращения потерь с нашей стороны перед началом операции захватчиков, – а равно и захваченный ими технический персонал, – подвергнуть мощному депрессионно-психологическому удару. Станцию слежения взять под контроль и удерживать до самого завершения окололунных операций космических кораблей “Знамя” и “Лунник”. Нам по силу имитировать успешное управление полетом “Сервейора-8” даже на более высоком уровне, чем неизвестным захватчикам из пустыни. В НАСА будут убеждены, что с космической станцией работает прежний персонал.

– Что же, в целом весь замысел неплох, – Жорка внимательно рассматривает схемы операции, представленные Гансом. – Но кое-какие детали нужно уточнить… Что будем делать с захватчиками?

– Заберем с собой для последующей оперативной работы, – Ганс пожимает плечами. – А потом вернем их на родину, немного покопавшись в мозгах…

“Копание в мозгах” по Рутенбергу подразумевает полное мнемосканирование задержанных и затем внесение лакун в их память. Дабы никто и никогда не вспомнил, кто и какие психологические операции с ними проделывал.

– Хорошо, согласен, – Милентьев кивает. – А как заложники? Прежний персонал станции?

– Само нападение скрыть мы уже не в силах, – глубокомысленно замечает Ганс. – Но мы можем создать хорошо мотивированную собственную версию событий.

– Какую версию?

– Станция слежения подверглась атаке исламских экстремистов, – с готовностью сообщает Ганс. – В ходе боя были убиты охранники станции слежения…

– Ага, а технический персонал экстремисты не тронули, – криво усмехаюсь я. – Надо полагать из уважения к науке!

– Технический персонал они просто не успели тронуть, – немедленно поясняет Рутенберг. – К станции стали стягиваться части правительственных войск, и экстремистам ничего не оставалось, как ретироваться.

– Они снова растворились в песках, – даже не пытаюсь скрыть своего скептицизма. – Ганс, все шито белыми нитками!

– Тем не менее, оставим все, как есть, – подводит черту Милентьев. – Времени на разработку другого плана все равно нет. Захватчики со станции слежения уже дважды посылали на “Сервейор” управляющие сигналы. Космический корабль полностью под их контролем.

…Трансконтинентальный перелет. Над Атлантикой наш десантный модуль “Галеон”, имеющий вид серебристого диска, догнал пассажирский “Боинг”. Доктор Яо немедленно снял с нашего корабля режим невидимости. Мы слегка притормаживаем, и пару минут летим рядом с самолетом, выполняющим рейс “Нью-Йорк – Париж”. В иллюминаторах видны бело-розовые пятна лиц пилотов и пассажиров. Завтра все газеты по обе стороны океана выйдут с сообщением о встрече пассажирского самолета с неопознанным летающим объектом над волнами Атлантики. Иногда во время полета в атмосфере мы летаем без режима невидимости. Слухи о “летающих тарелках” косвенно стимулируют интерес людей к космосу и космонавтике.

…Десантный модуль скользит над песками, едва не касаясь днищем барханов. Захваченная станция слежения прямо перед нами. Пара часовых лениво прохаживается у ворот контрольно-пропускного пункта. Но они нас не видят – модуль идет в режиме полной невидимости, его сейчас не может обнаружить ни один местный прибор во всем диапазоне электромагнитных волн.

– Дальность – сто метров, – сообщает Ганс Рутенберг. Он сидит в кресле пилота. – Выполняем зависание.

Модуль замирает над поверхностью пустыни.

– Приступаем к операции, – распоряжается Милентьев.

– Минутная готовность к запуску “крокодила”, – сообщает Ганс.

На крыше десантного модуля лопается мембрана, и веретенообразное тело психоударной установки показывается из шахты запуска. Со стороны ударник действительно похож на поставленного на хвост крокодила.

– Старт!

“Крокодил” мягко отделяется от модуля и по параболической кривой начинает движение к захваченной станции. Он выходит из поля невидимости вокруг десантного модуля, и часовые у КПП сразу замечают его. На экранах несколько секунд видны их растерянные лица. Но система управления “крокодила” сразу же включает поле психологического воздействия, и оба охранника, беспомощно взмахнув руками, сползают на песок. Поспите часок, ребятки.

“Крокодил” приподнимается над поверхностью земли на сотню метров, и, круто спикировав, втыкается носом в песчаный холм, который ветер намел среди асфальтовых дорожек в самом центре захваченной станции. “Хвост” “крокодила” раскрывается гигантским цветком, и над всей станцией появляется радужный купол наведенного психополя.

– Излучение на режиме блокировки, – говорит Ганс. – Десант к работе готов!

– Начинаем, – командует Милентьев. – Группа захвата – вперед!

“Шмель” транслирует на один из экранов вид со стороны на наш десантный модуль. Модуль по-прежнему невидим в оптическом режиме. Ниоткуда, прямо с ясного синего неба, вырастает серебристая лесенка и опорными штырями вонзается в песок. Без суеты, но быстро ребята из группы Рутенберга высыпают на гребень бархана под нами. Стремительно разворачиваются в шеренгу и бегут в сторону КПП. На захваченной станции все сейчас в отключке, но десантная группа работает в полной готовности к внезапному нападению врага.

– Я с Гансом иду на станцию, – Милентьев оборачивается ко мне. – Чеслав, остаешься за старшего.

– Жора, но позволь…

– Не позволю, – жестко обрывает Милентьев, и, смягчившись, добавляет:

– Мы осмотрим зал управления станции, а потом Ганс тебя сменит и займется эвакуацией.

Я только вздыхаю. Все правильно. Я – резидент и миростроитель. Мне по должности не положено лично участвовать в оперативных мероприятиях центра. А свои острые желания погеройствовать и развеяться от служебной рутины, господин Волянецкий, засуньте сами знаете в какое место. Правила писаны для всех и на все случаи жизни.

Плюхаюсь в кресло у пульта и переключаю на себя контур управления.

“Шмель” показывает на большом экране Милентьева и Рутенберга, которые из “ниоткуда” появляются на трапе десантного модуля, спускаются вниз и, оставляя на песке две цепочки следов, шагают к станции. Жорка что-то энергично и многословно объясняет Гансу, жестикулируя руками. Ганс изредка вставляет несколько слов, но по большей части молчит и внимает. Начальник и подчиненный. Знакомая картина.

– Дать изображение из зала управления станции слежения, – прошу мозг десантного модуля. – На большой экран, параллельно.

“Картинка” с Милентьевым и Рутенбергом мгновенно съеживается и сползает в левую часть экрана, а в правой появляется новое изображение. Ребята из нашего спецназа внутри станции. Стаскивают к стенам обездвиженные тела “песчаных захватчиков” и разбираются с управляющей аппаратурой. Операция проходит четко и без сюрпризов. Как по маслу.

Я уже собираюсь слегка расслабиться в кресле и подремать – ранний подъем дает о себе знать, веки периодически наливаются свинцовой тяжестью. Но не успеваю. Начинаются события.

Резкий толчок справа и сверху. Пол на мгновение уходит из-под ног. Сильный удар снизу. Протяжный металлический скрежет. Громкий хлопок, похожий на выдох гигантского рта.

– Атака… – в голосе бортового компьютера по-прежнему нет эмоций, но явственно слышится прихрипывающее дребезжание. Словно говорит удивленный и испуганный человек. – Лучевая атака. Повреждены секторы В2195, К3972, П9402… Постороннее поле управленческих сигналов, массовое отключение “ангелов-хранителей” персонала…

– Какая еще лучевая атака? – у меня сложилось впечатление, что десантный модуль наклонился вправо градусов на тридцать. – Откуда?!

– Введена в действие программа боевой защиты, – гнусавой скороговоркой дребезжит бортовой комп. – Второй и третий лучевой удар блокированы. К ответному залпу готов.

Жорка Милентьев и Ганс Рутенберг на левой картинке экрана с разинутыми от удивления ртами смотрят в мою сторону. Металлический грохот, с которым край днища модуля ударил по песку, достиг их ушей. Но для их глаз десантный корабль по-прежнему невидим, и они еще не поняли, что происходит.

– Показать направление лучевого удара! – фиксирующие ремни кресла оператора превращаются в живых змей и своими телами впиваются мне в пояс и предплечья. – Изображение нападавшего – на экран!

Третье видовое окно раскрывается в мгновение ока. Высоко в небе над станцией слежения висит искрящаяся в ярких солнечных лучах белая точка.

– Увеличить изображение объекта! – командую я.

Точка начинает стремительно приближаться и превращается в белый шар. Поверхность шара гладкая и совершенно однотонная. Ни пятнышка, ни черточки. Ни выступа, ни впадинки. Просто белый шарик в лазурно-голубом небе.

– Какой размер объекта?

– Диаметр шара ровно один метр, – мозг десантного модуля снова говорит нормальным голосом, без дребезжания. Автоматика парировала лучевой удар и начала ремонтные работы в поврежденных секторах.

Экран дважды подряд вспыхивает яркой вспышкой.

– Четвертый и пятый лучевой удары, – констатирует мозг. – Мощность стандартная. Защита включена. Повреждений нет. К ответному залпу готов.

– Отставить залп! – приказываю я. Только лучевой перестрелки с белым шаром мне сейчас и не хватает. – Провести идентификацию объекта!

– Объект не идентифицирован, – ответ следует немедленно. Мозг свое дело знает, и, похоже, попытался определить принадлежность шара еще до моего запроса.

Не идентифицирован… Это значит, что шар не наш и не принадлежит ни к одному из почти восьми тысяч обитаемых миров проекта “Гагарин”. Ничего себе!

– Несколько дней назад похожий объект зафиксирован рядом с ракетно-космическим комплексом “Знамя-5”-“Лунник-5” перед коррекцией орбиты, – бесцветно-нудным голосом информирует комп.

Вспоминаю фото, которое Милентьев показывал мне несколько дней назад. Похоже, Жорка был прав: причина сбоя ориентации на “Знамени” – тот маленький белый шарик…

– Сигнал общей тревоги в масштабах системы! – не медля ни секунды, отдаю распоряжение.

Пульт на мгновение вспыхивает россыпью разноцветных огоньков, и в пространство всеми мыслимыми способами уходит аларм-сигнал высшей категории. Очень редкий сигнал. За годы моей работы он звучал в эфире только однажды: когда в системе ЛТР-21-157 началась неконтролируемая реакция ядерного синтеза в протооблаке Юпитера.

– Провести информационную блокаду шара! – до боли в глазах всматриваюсь в белую поверхность небесного агрессора. – Полная запись сигналов!

– Выполнено. Шар не излучает информационных сигналов.

Вот как… Наш незваный гость работает полностью автономно. Шарообразный спятивший автомат неизвестной природы…

– Фиксирую лучевые удары по станции. “Шмель”-два уничтожен. “Крокодил” уничтожен. Поле психологического воздействия снято.

Включается динамик системы связи, и я слышу встревоженный голос Милентьева:

– Чеслав, что у тебя происходит?

– Лучевая атака, – сообщаю коротко. – Противник над нами. Белый шар диаметром примерно один метр без идентификационных признаков.

Милентьев и Рутенберг как по команде вскидывают головы и устремляют взгляд к белой точке в небесах.

Изображение шара в правом окне на экране трижды сменяется яркой вспышкой.

– Лучевые удары шесть, семь и восемь. Мощность стандартная.

– Чеслав, ничего не предпринимать! – кричит Милентьев. – Мы возвращаемся!

Жорка и Ганс бегут в сторону трапа, свисающего со все еще невидимого в оптическом диапазоне модуля.

Но им не суждено добежать…

Поле психологического давления, которое наводил расстрелянный шаром “крокодил”, снято. А это значит, что “песчаные” захватчики начинают приходить в себя. Едва ли не первым очнулся один из часовых у ворот базы…

Очередь из “калашникова” полоснула по спинам бегущих Милентьева и Рутенберга. Ганс рухнул мгновенно, а Жорка остановился, удивленно оглянулся назад и только после этого медленно осел на песок. “Ангелы-хранители”, которых вырубил шар, так и не включились.

Мозг модуля реагирует, не ожидая моей команды. Один из его приоритетов, – это защита человеческой жизни. И если существованию человека что-то угрожает, реакция будет немедленной.

Луч направленного психотропного излучения бьет по стрелку у ворот, и тот снова становится безжизненной куклой, распластавшейся на песке.

– Взять раненых на борт! – командую я. – Медицинский отсек – полная готовность к работе!

Белый шар в небесах все так же неподвижен и не подает никаких признаков жизни.

Десантный модуль делает плавный рывок вперед на сотню метров и замирает над лежащими на песке ребятами. В следующее мгновение гибкие щупальца манипуляторов подхватывают Жорку и Ганса и втаскивают внутрь летающего корабля.

На правой картинке экрана кипит бой. “Песчаные” очнулись, и увидев наш десант в зале управления, принялись контратаковать. “Песчаных” больше, но наши десантники подготовлены на порядок лучше. У меня нет сомнений, что схватка закончится в нашу пользу, но я решаю не рисковать.

– Старт “крокодилу”-два, – распоряжаюсь я. – Программа – по аналогии с “крокодилом”-один.

Веретенообразное тело отделяется от десантного модуля и свечей уходит в небесную высь. И тут же изображение шара на левой картинке полыхает огненной вспышкой.

– Лучевой удар, – сообщает мозг. – “Крокодил”-два уничтожен.

Горящие ошметки “крокодила” шипящими красно-оранжевыми искрами сыпятся с неба.

Хотелось бы обойтись без войнушки. Но рисковать жизнями наших ребят из десанта я не намерен.

– Ответный лучевой удар! – командую я. – Мощность – в пределах лучевого удара нападавшего!

Пощадим агрессора. Не будем бить “самой большой дубиной” по маленькому беленькому шарику.

Новая вспышка на экране.

– Лучевой удар нанесен, – сообщает мозг. – Видимых повреждений цели не наблюдаю.

Я и сам вижу, что белый шар цел и невредим. Лучевой залп для него, похоже, – что для слона дробинка.

– Приблизиться к шару, – приказываю я. – На лучевые удары не отвечать!

Изображение станции слежения на левом экране проваливается вниз. Всего за несколько секунд здания казарм и поста наблюдения превращаются в спичечные коробочки в сотнях метров под днищем модуля. Белый шар, напротив, вырастает едва ли не до размеров планеты и теперь закрывает собой весь третий экран.

– Дальность до объекта – два километра, – рапортует мозг. – Информационных сигналов со стороны шара нет ни в одном диапазоне.

Белый небесный агрессор явно не собирается вести с нами переговоры. Третий экран воспроизводит череду ярких вспышек.

– Серия лучевых ударов, – констатирует мозг. – Мощность прежняя, повреждений нет.

– Сближение прекратить, – говорю я. – Режим зависания. Выдать в сторону шара запросный информационный блок.

– Выдано, – в сторону нежданного гостя уходит информационный пакет с хорошо подобранным набором запросов и стимулов. Как утверждают разработчики из группы внешних контактов, он сгодится даже для особо агрессивных инопланетян. Правда, на практике это никто еще не проверял.

– Десантный модуль “Галеон”, на связи база “Планета”, – из динамиков раздается встревоженный голос дежурного с орбитальной космической базы. – Чеслав, что у вас происходит?

– Мы подверглись атаке со стороны неизвестного объекта, – коротко информирую я. – Сейчас мозг выдаст вам всю информацию в ретроспективе.

– Сделано, – тут же откликается мозг десантного модуля.

– Что намерены делать? – спрашивает оператор.

– Пытаюсь войти с объектом в информационный контакт, – отвечаю я. – При отсутствии контакта попробую взять объект в гравитационную ловушку или на борт.

– Действуйте, – одобряет оператор. – “Планета” на постоянной связи.

– Принято. Приступаю к контакту.

В сторону шара уходит второй информационный пакет.

– Реакции нет, – говорит мозг. – Молчание на всех диапазонах.

– Старт “шмелей” три и четыре, – приказываю я. – Подойти к шару с зенита и надира на расстояние сто метров.

Разведчики уходят в полет, и на экране появляются дополнительные картинки – вид объекта сверху и снизу. Ничего примечательного. Все та же белая поверхность без швов и конструктивных элементов. Как же он двигается? А из чего стреляет?

Яркий свет вспыхивает на малых экранах и изображения со “шмелей” исчезают.

– Лучевая атака, – комментирует мозг. – “Шмели” три и четыре уничтожены на расстоянии полкилометра до объекта.

– Сбросить третий информационный пакет в сторону шара!

Еще одна попытка войти в контакт. Тщетно.

Справа от меня из пола вырастает еще одно кресло. За спиной со вздохом лопается мембрана люка и секундой спустя в кресло мягко и ловко плюхается доктор Яо.

– Как там ребята?

– Могло бы быть хуже, – отвечает Вэньянь, как всегда невозмутимый. – У Милентьева пробиты легкие, у Ганса клиническая смерть. Реанимируем.

Киваю в сторону шара:

– А этот молчит и стреляет…

– Что будешь делать?

– Гравитационный захват, – командую я.

Конечно, гравиозахват лучше не использовать в пределах земной атмосферы, но у нас нет выхода. Ураган и песчаная буря – это минимум, что произойдет в окрестностях в ближайшие час-два.

– Есть захват, – моментально сообщает мозг. – Подтягиваю объект.

Третий экран с изображением шара снова вспыхивает чередой ярких бликов. Лучевые атаки. Небесный гость вовсе не горит желанием войти в близкий контакт.

Шар на экране вдруг покрывается серебристой дымкой, уходит вверх и начинает уменьшаться.

– Разрыв захвата, – бесцветным голосом информирует мозг. – Объект уходит в зенит. Скорость пятьсот километров в час.

– Восстановить захват! – говорю я и зло ухмыляюсь в сторону едва видимой белой точки на третьем экране:

– Бежишь, белобрысенький? Не выйдет!

Новая серия лучевых вспышек на экране. Словно кто-то балуется сварочным аппаратом.

– Захват разорван, – вновь бесстрастно констатирует мозг. – Объект уходит!

– Преследуем, – приказываю я. – Лучевой удар!

– Отставить, “Галеон”, – вмешивается оператор с орбитальной базы. – Чеслав, возвращайтесь к станции слежения и работайте по программе. А шарик мы попытаемся перехватить своими возможностями. Шестерка перехватчиков только что стартовала.

– Понял, – с некоторым сожалением киваю я. Славная могла бы получиться охота. – Преследование прекращаю, ухожу к станции слежения.

Жаль, что погоню прервали. Я уже всерьез настроился надрать задницу этому спятившему автомату неизвестного происхождения.

Но дел хватит и на Земле. На станции слежения идет настоящий бой. Мы явно недооценили “песчаных”. Они достаточно быстро очухались и, пользуясь численным превосходством, активно контратакуют. Н-да, только кровопролития мне и не хватает…

– Старт “крокодила”-три, программа прежняя, – теперь, когда белый шар удалился куда-то в космос, можно не опасаться лучевых атак и восстановить психополе.

Десантный модуль исторгает из своего чрева веретено очередного “крокодила”, круто разворачивается и ныряет вниз, к станции слежения.

Мартын Луганцев и его собеседники – 6

(записки журналиста)

“НАДЕЖНУЮ РАБОТУ ЛУННОГО КОРАБЛЯ ГАРАНТИРУЮ!”

– Ну, и как прикажешь это понимать? – судя по голосу Инги, меня ожидало мрачное будущее. Лет десять без права переписки и с конфискацией всего личного имущества. Как минимум.

– Не знаю, мой зайчик, – единственное, что я мог, так это просто развести руками. – Клянусь, что значок у него был!

– Угу, – хмуро кивнула Инга. – Был да сплыл! Глазами видел, а на фотографии – ничего нет!

Она взмахнула свежеотпечатанной фотографией Бушунина у меня перед носом:

– Вот что, милый мой! Если ты меня пытаешься разыграть, то горько пожалеешь. Я, как последняя дура, еду в Звездный городок, донимаю расспросами самого Гагарова, а все эти истории с чужой подписью – всего лишь глупый розыгрыш!

– Это не розыгрыш! Я действительно видел приколотый на пиджаке Бушунина значок с изображением Гагарова и с этой непонятной подписью. Но на фотографии, которую сделал твоим фотоаппаратом, значка почему-то нет!

– Бушунин – есть, а значка, видите ли, нет! – возмущение Инги беспредельно. – А может, вообще ничего не было? Никаких Гагаровых с непонятной подписью? Ни у Королевина, ни у Михеева – вообще ни у кого?

– Давай рассуждать логически, – примирительным тоном начал я. – Если это был розыгрыш, разве стал бы я приносить тебе фотографию Бушунина без значка? Нет, конечно. Зачем мне самому себя разоблачать? Я бы просто сказал, что не смог его сфотографировать. Или соврал бы, что в зале МИК 1А запрещено фотографировать. Мог я так сделать?

– Ну, мог, – надув губы, нехотя согласилась Инга.

– Вот видишь. А если я так не сделал, то…

– То либо розыгрыш выходит на новый этап, либо тебе это просто привиделось – все эти портреты и значки с подписью неизвестного Гагарина, – сделала вывод Инга. Она “завелась” не на шутку. – Март, а ты случайно не перетрудился? Голова у тебя часом не болит?

– Голова у меня не болит. И я не псих!

– Тогда как ты объяснишь…

– Никак! – жестко отрубил я. – Никак не объясню! Значок у Бушунина я видел, а на фотографии его почему-то нет! И это факт!

– Не ори на меня! – мгновенно взвинтилась Инга.

– Я не ору, я убеждаю, – чуть-чуть понизил голос. Вот только с Ингой разругаться из-за чепухи мне не хватало!

– Убедить может только доказательство, – рассудительно сказала Инга. – Я не собираюсь тебе верить, пока собственными глазами не увижу изображение Гагарова с этой непонятной подписью!

– Я не против, моя радость, но как это сделать?

– Когда у тебя назначено следующее интервью?

– Завтра, я встречаюсь с конструктором лунного корабля Вячеславом Филовым.

– Ты возьмешь меня с собой, – решительно и безапелляционно заявила Инга. – В качестве фотокорреспондента!

– Хорошо, – незамедлительно согласился я. Даже руки поднял. – С Филовым я еще не условился о месте и времени встречи. Сейчас позвоню и договорюсь, что меня будет сопровождать фотокорреспондент!

– …Вот он наш корабль во всей красе, – Вячеслав Филов остановился посреди испытательного зала и указал в левый угол. – Скромный труженик будущих лунных экспедиций!

– Он такой же, как и “Лунник-5”? – живо поинтересовалась Инга. После вчерашней “разборки” со мной она серьезна и деловита. Фотокорреспондент, выполняющий ответственное задание очень авторитетной всесоюзной газеты.

– Один к одному. Именно на этом кораблике космонавты Алексей Леонтьев и Владимир Шаталин репетировали выход на Луну.

Я подмигнул Инге и взглядом показал на грудь Филова. Под белым лабораторным халатом к синему пушистому свитеру был приколот квадратный значок с изображением улыбающегося Гагарова. Такой я уже видел у Михеева и Бушунина, у Королевина и Глуховцева. И странная гагаровская или гагаринская подпись – на своем месте! Инга легонько кивнула, давая понять, что значок ею замечен.

Мы подошли почти вплотную к кораблю. “Лунник” возвышался над усеянным камнями и песком полом – имитаторами лунного грунта – метров на пять и внешне более всего походил на заснувшего гигантского паука.

– Вячеслав Михайлович, – сладеньким голоском послушной девочки сказала Инга, – давайте я сделаю несколько ваших фотоснимков на фоне “Лунника”.

– Давайте, давайте, – охотно согласился Филов, достал из кармана джинсов расческу и принялся суетливо подправлять прическу. Волосы у него черные, жесткие, похожие на скрученные пружинки. – Я готов!

Инга несколько раз щелкнула фотокамерой, выбирая разные ракурсы и масштабы съемки. Если значок существует в реальности, а не является плодом наших – теперь уже коллективных – галлюцинаций, он должен очень отчетливо получиться на фотоснимках.

– Вячеслав Михайлович, расскажите об устройстве лунного корабля, – я начал интервью со стандартного вопроса. Расследование – расследованием, а статью о Филове и “Луннике” Аджубееву на стол вынь да положи.

– Э… – Филов почесал пальцем в затылке. – Ну, начнем, пожалуй, с габаритно-весовых параметров…

Филов говорил, а я добросовестно записывал в рабочем блокноте размеры и вес лунного корабля. Когда я почувствовал, что конструктор постепенно погружается в описание деталей, совершенно не нужных для будущей статьи, “глубокомысленно” вставил:

– “Лунник” чем-то напоминает поставленный на четыре опоры космический корабль “Восток”.

– “Восток”? Причем тут “Восток”? – светло-карие глаза Филова удивленно округлились. – “Лунник” и “Восток” – это два принципиально разных по конструкции и назначению космических аппарата!

– С толку сбивает вот этот шарик, – ткнул пальцем в направлении верхней части корабля. – По-моему он очень похож на посадочную капсулу с “Востока”…

– Ну, если и похож, – Филов скептически ухмыльнулся, – то только шарообразной формой. Этот шарик… Это собственно и есть та кабина, в которой космонавт находится при посадке на Луну и при старте с нее…

– Можно заглянуть в кабину космонавта? – хитренько заулыбалась Инга. Миленькая лисичка с фотоаппаратом.

– А почему нет? – Филов пожал плечами. – Вот по этой лесенке поднимайтесь… Только осторожно, не споткнитесь.

– Это та самая лестница? – поинтересовался я. – По которой на Луну сойдет наш космонавт?

– Та самая… Тут выходит и заходит – замечательно выходит! – пошутил Вячеслав Михайлович.

Люк в кабину космонавта имел округлую форму. Я налег на торчащую из его поверхности широкую рукоять, и он медленно открылся внутрь. Рядом легко дышала Инга – тоже сунула голову внутрь лунного корабля.

Она была рядом – теплая, нежная, родная. Моя Инга… Мой светлый лучик…

А вокруг нас притаилась темнота, ледяная стужа и опасность. Синицкий Павел Петрович.

Что будет, когда Инга обо всем узнает? Узнает, что я струсил. Повел себя, как последний подонок. Дал согласие писать донос на любимую женщину…

Что же делать? Как теперь жить?

Сделал глубокий вдох, стараясь прогнать неприятные мысли. Трусливый пингвин снова прячется среди камней.

Заходить внутрь кабины я не рискнул. Еще ненароком сломаю что-нибудь, проблем потом не оберешься. Инга, напротив, готова была немедленно нырнуть внутрь “Лунника”, но я вовремя придержал ее за юбку и молча пригрозил пальцем. Она в ответ показала язык, но попытки несанкционированно ступить на борт космического корабля все-таки прекратила.

– Вячеслав Михайлович, как же внутри этой кабины космонавт сможет снять скафандр? – полюбопытствовала Инга, полуобернувшись к стоящему около трапа конструктору. – Здесь же теснотища – не повернешься! И еще очень душно!