Текст книги "За Отчизну (СИ)"

Автор книги: Сергей Царевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

– Ты, дочка, твердо в этом уверена? Беги за Ратибором, скажи, чтоб с тобой проехал туда и как следует поглядел.

Скоро Ратибор и Млада возвратились. Выслушав рапорт Ратибора, воевода приказал:

– Бери с собой своих ребят и отряд Карла. Тихонько проникни через старый пролом в замок и подожги там что-нибудь. Как мы увидим дым, так и ударим сразу со всех сторон. Ступай!

– Вот и дядя Роберт тоже знает этот пролом, – снова вставила свое слово Млада.

Воевода только сейчас заметил ее возвращение:

– Ты опять тут? Ну какой там еще дядя Роберт?

– Да тот, что привел к вам немцев. Он у нас в Раби был тюремщиком и помогал пану Штепану.

– Ах, вон оно что... Однако надо начинать. Енек! – подозвал он Рогача. – Готовь людей к приступу. Как заметишь вон там дым – дай залп из всех гауфниц и тарасниц и бросайся на стены всей силой...

Прошло еще томительных полчаса. Терпение Яна Жижки истощилось. Он подошел к высокой старой груше и не по летам ловко стал на нее взбираться, чтобы лучше видеть замок и сигнал Ратибора.

В это самое время Шимон и братья Коцовские с арбалетами в руках стояли на стене и неторопливо пускали стрелы в осаждающих. Внезапно Шимон дернул пана Сезиму за локоть:

– Пан Сезима, глядите на ту старую грушу! Видите на ней человека с черной повязкой на лице? Вон того, в кирасе, без шлема, видите? Это Ян Жижка!

– Сам Ян Жижка? – переспросил пан Сезима.

– Он самый. Я знаю его еще по Праге.

– Гынек, бери арбалет! – обернулся Сезима к брату, – Смотри, на груше человек – это Ян Жижка!

Все трое подняли арбалеты и тщательно прицелились.

Ян Жижка продолжал пристально смотреть на замок. Наконец с северной стороны показалась высокая струя дыма.

– Енек! – во весь голос крикнул воевода. – Залп! Теперь на приступ! Вперед! Бей, бей, не щади никого! За Табор!

Шимон и Гынек Коцовский выстрелили почти одновременно, а вслед за ними пустил стрелу и пан Сезима. Две первые стрелы просвистели мимо уха воеводы, но третья глубоко пробила ему щеку, пройдя под правый глаз. Ян Жижка со стоном схватился за лицо и пошатнулся, но все же левой рукой удержался на дереве. Заливаясь кровью, он стал медленно спускаться вниз.

Услышав приказ воеводы, Ян Рогач сразу же после пушечного залпа бросился во главе войска на замок, в то время как Ратибор с Карлом ворвались внезапно на задний двор замка и ударили с тыла на защитников стены. Внутри двора и в самом замке завязалась яростная рукопашная схватка.

Ян Жижка оперся о дерево и закрыл залитое кровью лицо платком.

– Отец, что с вами? – в тревоге бросилась к воеводе Млада.

– Дочка, я ослеп на второй глаз. Стрела... Не поднимай шума.

Подбежал Матей Лауда:

– Брат Збынек, становись за воеводу: отец ранен!

Жижка потерял сознание и опустился на землю Лицо его было землистого цвета, кровь стекала со щеки на панцирь. Млада, едва сдерживая слезы, стала осторожно вытирать ему кровь с лица.

Появился лекарь. Покачав головой, он запретил вынимать стрелу. Матей Лауда приказал уложить раненого вождя на лучшую телегу и сам повез своего старого друга в Прагу.

Бой был еще в самом разгаре, когда через пролом в стене украдкой вышли два человека с лошадьми и, убедившись, что поблизости никого не видно, вскочили в седла и галопом поскакали в глубь леса.

Рукопашная схватка в замке продолжалась еще несколько часов. Из защитников замка ни один не остался в живых. Кто не погиб от меча в бою, тот нашел свою смерть на виселице.

Ратибор, Карел и Роберт тщательно осмотрели весь замок, но ни Штепана, ни пана Вилема не нашли. Ратибор и Карел были мрачны. Млада подавлена и грустна: три несчастия сразу – отец, Ян Жижка и Штепан. Роберт пытался ее утешить, но напрасно.

Шутник в поисках Штепана и пана Вилема, проходя по залам и комнатам замка, набрел на закрытую дверь, Толкнул – не подается. Один, другой удар топором – и дверь упала. В маленькой комнате, устланной коврами, стоял круглый столик; на нем – серебряный кувшин и кубок. На крюке, вбитом в стену для подсвечника, на зеленом шнуре висел труп – длинный, худой старик священник. Шутник подошел поближе и всмотрелся в синеватое лицо с высунутым черным языком и невольно попятился.

– Великий боже! Да ведь это отец Гильденбрант! Вот где довелось встретиться... А жаль, что ты не попал ко мне в руки живым! Ты бы мне сказал, что вы сделали со Штепаном... все сказал бы, старый пес!

По приказу гетмана замок был сожжен. При багровом свете пожара табориты сносили всех убитых – и врагов и своих – для погребения. Паны были в богатых доспехах с серебряными и золотыми поясами и украшениями. Закон таборитов требовал оставлять на убитых врагах все их ценности.

Млада сидела печальная, молча глядя на пылающий замок. Рядом с ней стоял Шутник, положив ей руку на плечо.

В это время часовой у возового укрепления окликнул двух странных людей, медленно подходивших к лагерю. При ходьбе они издавали тихий металлический звон.

Глава V

1.УДАР В СПИНУ

Мечты Шимона сбылись. Император Сигизмунд в день объявления крестового похода против чешской ереси щедро одарил своих верных слуг. В числе награжденных оказался и Шимон, получивший за свои многочисленные заслуги перед святой церковью и императором неплохое имение с замком Зольден. Стоя на коленях, он выслушал из уст его величества королевскую милость и после прикосновения августейшего меча к его правому плечу поднялся уже не скромным сыном чешского оружейника, а имперским рыцарем Симоном Эйхе фон Зольден.

Но ничто не дается даром: не успел еще Шимон вдосталь насладиться своим счастьем, как его вызвал к себе декан Иоганн Наз.

– По повелению его величества вам, сын мой, надлежит немедленно отправиться в Прагу и подготовить освобождение нас от Яна Желивского. Пока он жив, Прага и Табор заодно против нас.

Шимон только вздохнул, но на третий день был уже в дороге.

Ян Жижка все еще находился в Праге, в доме Матея Лауды; рана уже почти зажила, но глаз был потерян. В этот день он оживленно беседовал с двумя новыми таборитами – Вилемом Новаком и Робертом, но сердце его было неспокойно. Войско мейсенцев ворвалось в Чехию и дошло до Хомутова. Навстречу врагу двинулось пражское ополчение под начальством Яна Желивского и Яна Гвезды. Но силы были неравны.

"Поторопились пражане! – сокрушенно думал слепой воевода. – Не будет от этого добра!"

Вилем и Роберт, видя, что Ян Жижка чем-то расстроен и перестал говорить, встали, чтобы попрощаться с воеводой. Ян Жижка, услыхав голос подошедшего к нему Роберта, ласково протянул ему руку и крепко, дружески ее пожал. Роберт был взволнован, и его глаза с преданностью глядели на слепого вождя:

– Я хотя и немец, но весь остаток своей жизни буду бороться за Табор, за справедливость и за божью правду!

Вилем с недоумением смотрел, как простой швабский мужик осмеливается запросто пожимать руку первому гетману. Он чувствовал себя учеником.

– Ну, а пан Вилем желает оставаться в Таборе? – доброжелательно спросил воевода.

Тут же Ян Жижка услышал, как Вилем вскочил на ноги, с грохотом отбросив скамейку, на которой сидел:

– Я твердо решил принять чашу и обнажить меч за наше братское дело!

– В добрый час, брат Вилем!

В этот момент раздался сильный, нетерпеливый стук в дверь.

– Кто там? Входи! – недовольно крикнул воевода.

В комнату разом вошли Ян Рогач, Штепан и несколько пражских коншелей. Лица у всех вошедших были крайне встревожены.

– Брат воевода! Приключилась великая беда! – с отчаянием в голосе вскричал один из коншелей. – Кржижаки побили наших, забрали множество гауфниц и гарасниц, возов с лошадьми и гонят их на Прагу. Сами же мейсенцы уже обложили Жатец. Дай совет, воевода, что нам делать?

Ян Жижка находился в раздумье не больше минуты:

– Енек, сейчас же ударить в набат, собрать всех, кто только может поднять копье или топор! Сегодня же в ночь выступаем!

Коншели, ожидавшие услыхать лишь мудрый совет, были несколько удивлены решительным приказом воеводы и недоуменно переглянулись.

– Брат Ян Жижка велит собирать войско, но кто ж его поведет?

– Я сам поведу! – сурово заявил воевода, поднимаясь с кресла. – Ступайте и поживее собирайте народ!

Коншели стояли и растерянно глядели на Яна Жижку.

– Что он, с ума сошел? Слепой берется вести в бой войско! – шепотом переговаривались между собой коншели.

Ян Рогач строго посмотрел на шепчущихся:

– Паны коншели, вы слышали приказ воеводы?

Советники послушно отправились в город, и не прошло часа, как город наполнился частыми тревожными звуками набата, призывавшими народ к оружию. И еще не успела спуститься на Прагу осенняя ночь, как наскоро собранное ополчение пеших и конных воинов во главе со слепым полководцем выступило навстречу самонадеянному врагу. Ни Сигизмунду, ни папе, ни кардиналу Бранде, ни панам не могло прийти в голову, что слепой Ян Жижка может стать во главе народного войска. Крестоносцы не подозревали, что на помощь Яну Желивскому и Гвезде приближается войско с Яном Жижкой во главе. Они разбили укрепленный лагерь под осажденным Жатцем и проводили время в безудержных пиршествах.

2 октября 1421 года Ян Жижка стремительным ударом обрушился на войско крестоносцев.

Полководец польного войска сидел в шатре, окруженный подгетманами. На дворе стоял серый октябрьский день.

Ян Рогач, стоя рядом со слепым вождем, докладывал:

– Кржижаки ввязались в бой с нашими лучниками и развертывают полукругом кавалерию. Наши стоят несколько выше на склоне холма.

– Поставь возы перевернутой буквой "Е" и замани кржижаков внутрь. Приготовься к нескольким хорошим пушечным залпам.

Подошел Ратибор:

– Мы, отец, как вы приказали, обошли лагерь кржижаков с запада на расстоянии двух полетов стрелы. Между нами и лагерем противника лежит неглубокий, поросший кустарником овраг, идущий с юга на север.

– Оставь на западном берегу оврага копейщиков и лучников да прибавь к ним сот пять хлапов с цепами, а конницу пусти в обход оврага с севера и юга и ударь на врага, как только он ввяжется в бой с братом Енком Рогачем.

– Брат Ян, – прогудел над ухом Яна Жижки низкий голос Матея Лауды, – осажденный гарнизон Жатца ждет нашего сигнала о вылазке. Что им передать?

– Скажи им, пусть будут готовы броситься на кржижаков, как только увидят, что главные силы врага выйдут на восток от города и окажутся между нашими возами. Как услышат залп наших пушек с возовой крепости, пусть тотчас кидаются на кржижаков и лупят их с тыла.

Ян Жижка отдавал приказания и указывал диспозицию своим подгетманам так, словно он хорошо видел расположение своих и вражеских войск, а не представлял их лишь в своем воображении на основании докладов подгетманов.

Подбежал Ян Рогач:

– Готово, отец! Возы построены, как ты велел.

– Каково расстояние между крайними линиями возов?

– Примерно три полета стрелы.

– Чтобы было не меньше, иначе из пушек побьете своих. Какова почва?

– После дождей рыхлая, но лошади не вязнут.

Рядом оказался запыхавшийся пан Вилем.

– Брат Ян, кржижаки вошли внутрь расположения наших возов.

– Начинайте. Пушками дайте знать Ратибору и в Жатец гарнизону. И начинайте все сразу.

Подгетманы выбежали из шатра.

– Штепан, ты тут?

– Здесь, отец, и очень жалею об этом.

– Почему?

– Наши бьются, а я сижу без дела.

– Не глупи! Твое дело-быть здесь, при мне. Выйди из шатра и доложи мне, что увидишь.

Штепан вышел из палатки и глянул с пригорка вниз. Кавалерия кржижаков атаковала возовое укрепление и уже зашла между колоннами возов. Грянул залп пушек, потом еще и еще... За густым облаком дыма ничего нельзя было разобрать. Как ураган пронесся боевой клич "Табор, Табор!", из-за возов высыпали тысячи воинов и смешались с конницей кржижаков. Потом вся эта масса потекла на запад, в сторону города.

"Жатунцы пошли на вылазку", – понял Штепан.

Еще с полчаса Штепан наблюдал побоище. Табориты упорно стали продвигаться в сторону города, туда, где был разбит лагерь кржижаков.

Штепан поспешил вернуться в шатер и доложить обо всем Яну Жижке.

– Ну, значит, все обстоит как нельзя лучше. Лишь бы Ратибор их не прозевал.

Часа через два бой был окончен. Огромная армия крестоносцев, бросив лагерь, беспорядочно бежала на запад, не понимая, что же, собственно, случилось. Курфюрсты, архиепископы, знатные паны мчались к Хомутову, надеясь благополучно проскочить через границу. Польное войско, нанеся еще несколько повторных ударов по откатывавшимся полчищам, вернулось назад.

Второй крестовый поход провалился с великим позором для императора и папы.

– Сорок коп грошей тому, кто избавит меня от этого слепого дьявола! – исступленно кричал высоким, дребезжащим голосом Сигизмунд. – Не позже чем через месяц мои венгерские и моравские войска вторгнутся с востока в Чехию. Надо, чтобы к этому времени Прага была очищена от еретиков. Мы имеем точные известия, что паны* чашники, руководимые паном Ченком Вартемберкским и Ольдржихом Рожмберкским, присоединятся к нашим войскам. Наконец-то вельможные паны убедились, что им с мужичьими общинами не по дороге! Итак, надеюсь на вас, дорогой доктор Наз: мы раздавим таборитов в поле, а с Яном Желивским и его присными покончим в Праге... Нашей неудачей мы всецело обязаны вам, ваше преосвященство! – обернулся император к кардиналу Бранде.

– Мне?! – обиженно возвысил голос кардинал, окидывая взбешенного императора высокомерным взглядом.

– Да, вам, никому другому! – не унимался Сигизмунд. – Ваше легкомыслие вконец изгадило все дело! Вы, как ребенок, дали себя надуть какому-то ловкому еретику, выдали ему все наши планы войны; вашей же милости мы обязаны, что Ян Жижка заблаговременно узнал о восстании и одним ударом придушил его, захватив замок Раби!

Кардинал густо покраснел и отвел глаза, не смея ничего сказать в свое оправдание.

– Но мы им еще покажем! Я сам поведу в бой моих славных рыцарей! И этого слепого дьявола, этого трижды проклятого Яна Жижку я раздавлю, как... как блоху! – закончил император и победоносно оглядел горделивым взором всех присутствующих.

Кардинал сидел насупившись, тихонько бормоча себе под нос:

– Поглядим, поглядим, хвастливый шут, как это ты раздавишь Яна Жижку, как блоху...

Прощаясь перед отъездом в Табор с Яном Желивским и Гвездой, слепой воевода их обнял и сказал:

– Помните мое слово, братья: не позже как в ноябре ваши посланцы будут в Таборе за помощью. Сигизмунд сейчас собирает все свои силы.

Войтех и Текла решили не откладывая сыграть свадьбу Ратибора и Божены. К этому времени Ян Жижка сам позаботился, чтобы для его подгетмана был силами общины выстроен новый, просторный дом.

Теперь Младе и Божене уже не приходилось, как раньше, подолгу проводить время за задушевными беседами. Начались спешные приготовления к свадьбе. Был назначен день свадьбы, выбран посаженый отец – Ян Жижка, сваты, дружки, заготовлено угощение для многочисленных гостей, но неожиданно свадьба была опять отложена.

В конце ноября прибывшие из Праги от Яна Желивского и Яна Гвезды посланцы привезли тревожные вести: имперские войска уже прошли из Венгрии через Моравию и вошли в восточную Чехию. На этот раз их вел сам Сигизмунд. Предавая все на своем пути огню и мечу, враги приближались к Кутна Горе и готовились ударить на Прагу. Каждый день был дорог. Медлить нельзя было ни минуты. Едва успевшие отдохнуть таборитские воины снова были собраны для немедленного выступления в поход. Никогда не было так тяжело Ратибору расставаться с домом, как на этот раз, накануне своей свадьбы. Божена ничем не выдавала своего подавленного настроения. Текла плакала. Который уже раз Ратибор оставляет их, и снова ей предстоят бесконечные, тоскливые дни и ночи, полные острого беспокойства за сына. Божена и Войтех как могли утешали Теклу. Ратибор желал только одного – поскорее уехать, чтобы сразу окончились эти томительные часы прощания с близкими. Карел видел все это и, прощаясь с сестрой, как всегда коротко сказал:

– Не волнуйся, я Ратибора сам буду охранять и постараюсь вернуть его вам живым и невредимым.

Божена в ответ крепко обняла брата. Она знала, что Карел всегда выполняет свои обещания.

Настал день выступления. Пан Вилем, бодрый и энергичный, обнял Младу и, садясь в седло, дрогнувшим голосом попросил Войтеха и плачущую Теклу:

– Вам, любезные брат Войтех и сестра Текла, оставляю мое сердце – Младу. Пусть она будет вам помощницей и утешением! Млада, копье и щит!

Млада, по обычаю, вручила отцу копье и небольшой щит. Девушка стояла бледная, с опухшими от слез глазами и кусала губы, чтобы не разрыдаться. Она не заметила, как к ней подошел Штепан:

– Позволь, сестра Млада, с тобой проститься.

Млада от всей души хотела сказать на прощание Штепану что-нибудь приветливое, бодрое, но она только молча протянула ему руку. Из тягостного молчания их вывел голос пана Вилема:

– А ну, дочка, подай и брату Штепану его копье и щит!

Почему в голову Вилема пришла такая странная мысль, не смог бы, пожалуй, объяснить и он сам, но Млада стремительно помчалась в дом и через несколько минут вернулась с доспехами.

Все отъезжающие были уже на конях. Ратибор и Карел потешались, глядя, как Млада с усилием подняла копье и вручила его Штепану, а затем, сохраняя особенно важное и торжественное выражение лица, надела ему на левую руку щит. Войтех, смеясь, подмигнул пану Вилему:

– Слушай, брат, как ты думаешь, что значит, когда девка парню, что идет на войну, подает копье и щит?

– Когда-то оно многое означало, – усмехаясь, ответил пан Вилем.

Глухой рокот барабанов положил конец прощанию, и спустя какой-нибудь час Табор наполовину опустел. И долго еще, собравшись у городских ворот, глядели толпы мужчин и женщин вдаль, на темную полосу удалявшегося польного войска. Как ни закалены были жестокой борьбой сердца таборитов, у многих заныло сердце от тревожной мысли: вернется ли он – отец, муж, брат или сын – в свой родной дом?

1 декабря 1421 года к воротам Праги вновь подходили ряды польного войска. И, как раньше, его вел воевода на белом коне, тот воевода, которого знала и благословляла вся Чехия, – непобедимый Ян Жижка. Снова торжественно звонили пражские колокола, снова гремели приветственные крики заполнивших пражские улицы густых толп народа.

Вместе с таборитами на зов о помощи отозвались и другие общины Чехии. Отовсюду спешили народные отряды, чтобы под командованием слепого полководца общими усилиями победить жестокого врага.

Как только войско собралось, Ян Жижка немедленно выступил к Кутна Горе, к которой уже подходили войска Сигизмунда. С громким стуком и дребезжанием подпрыгивали на мерзлых кочках колеса боевых возов, и далеко раздавался мерный гул шагов пехотинцев, торопившихся к Кутна Горе навстречу немецким наемникам и моравским панам.

На одной дневке в халупу, где отдыхал Ян Жижка, вошел Рогач. Не снимая овчинного полушубка, надетого поверх доспехов, гетман подошел к воеводе.

– Плохие вести, отец, – мрачно сказал Ян Рогач, вытирая иней с усов.

– Какая там еще беда, брат? – спросил Ян Жижка, готовый услышать новую неприятную весть.

– Эти подлецы, Ченек Вартемберкский и Ольдржих Рожмберкский, передались снова Сигизмунду, а за ними и другие паны.

– Я этого всегда ожидал. Ничего нового в твоем известии нет. Я бы искренне удивился, если бы эти бессовестные предатели пошли с нами.

При приближении к Кутна Горе польного войска Яна Жижку встретили кутногорские коншели и в цветистых. выражениях приветствовали таборитов. Возглавлявший делегацию пожилой, почтенной наружности купец со слезами в голосе обратился к воеводе:

– Пан Ян, разве можно далее терпеть такие мучения, что приходится выносить крестьянам окрестных деревень от имперских злодеев! Безбожные рыцари налетают на села, убивают, грабят, а уходя, сжигают жилища. Защити, пан Ян, наши деревни!

– Скажите людям, что польное войско выступит завтра же, чтобы проучить разбойников.

На другой день польное войско обрушилось на передовые части армии Сигизмунда.

Но противник не принимал боев, уходя от преследовавших его отрядов польного войска.

Ян Жижка был явно недоволен:

– Енек, где наши отряды?

– Гоняются за имперцами, да всё без толку. Никак не могут догнать их и уничтожить, – без обычной уверенности отвечал Ян Рогач.

– Ведь я приказал прекратить эту охоту! Сейчас же собрать все отряды и готовиться идти к Кутна Горе! Тебе известно, где сейчас главные силы Сигизмунда?

– Мы их ожидаем по Хрудимской дороге.

Воевода внезапно вспылил:

– А может, они уже прошли у нас под носом южнее или севернее? Почему ты не знаешь точно? Чует мое сердце, что в Кутна Горе что-то неладно... Штепан, возьми с собой десяток латников, поезжай к Кутна Горе, разузнай, что там делается.

Вскоре Штепан в сопровождении латников приближался к Колинским воротам Кутна Горы. Навстречу медленно брели несколько крестьян.

– Из города идете? – остановил одного из них Штепан.

Бедно одетый крестьянин внимательно оглядел Штепана и его спутников и, увидев нашитое на плащах изображение чаши, воскликнул:

– Ой, пан, не ездите в город! Мы сами оттуда насилу выскочили.

– Да говори толком, что там случилось?

– Что случилось? Да ничего не случилось. Просто этой ночью в город вошли отряды наших кутногорских немцев, что раньше ушли к Сигизмунду в войско.

Все было ясно. Штепану оставалось только поскорее возвращаться в ставку. Спрыгнув с коня, Штепан вбежал в халупу, где остановился воевода:

– Отец, Кутна Гора нас предала! Она закрыла Колинские ворота и через другие впустила Сигизмундово войско.

– Прозевали! Сейчас же собрать все отряды. Придется отступать на Колин. Там подождем, пока не подойдут все остальные отряды. Бой принимать сейчас нельзя. Соберемся с силами и ударим на Кутна Гору.

Штепан ожидал, что Ян Жижка вспыхнет, но лицо воеводы было спокойно и серьезно. Это было самым верным признаком того, что положение действительно угрожающее.

Немедленно были созваны к Яну Жижке все гетманы и подгетманы, и в ту же ночь польное войско в полном порядке отступило от Кутна Горы на север, в Колин.

Пока Сигизмунд проводил в Кутна Горе веселые святки, рассчитывая, что таборитские войска не решатся наступать на его в несколько раз превосходящую численно армию, усиленную присоединившимися к ней отрядами панов, изменивших чаше, в это же время к польному войску непрерывно подходили войска таборитского союза городов. Окрестные крестьяне толпами вливались в ряды армии Жижки.

6 января 1422 года Ян Жижка неожиданно двинулся на Кутна Гору. Нападение было столь внезапно, что, когда передовые разъезды таборитов появились у стен кутногорской крепости, имперцев охватила паника. Ни Сигизмунд, ни его военачальники не ожидали, что Жижка так быстро соберет силы для удара. Началось беспорядочное бегство из города панов, кутногорских патрициев и бюргеров, хорошо знавших, что их ожидает за измену. В городе уходящие имперцы на прощание учинили страшный погром. По приказу Сигизмунда наемники начали грабить город и убивать всех, кто не желал покинуть Кутна Гору вместе с императором. К вечеру из Кутна Горы бежал и сам император. Вслед за ним с награбленным добром тянулся длинный обоз из телег, к которым были прикованы цепями жители, отказавшиеся поджечь город. При багровом свете пылающих домов уходили в морозную ночь последние отряды имперской конницы, и горе было тому, кто имел несчастье попасться им на дороге!

В эту же ночь польное войско разгромило отходящий на юго-восток арьергард имперцев. Сигизмунд отступал без оглядки. 9 января Жижка настиг армию Сигизмунда у Немецкого Брода и обрушился на имперцев всеми своими силами. Имперцы не успели отступить и вынуждены были принять бой. В этот холодный январский день табориты свели счеты с чужеземными захватчиками и изменившими панами.

Табориты ринулись в бой с такой стремительностью и быстротой, что имперцы были не в состоянии отразить их атаку. Возовые укрепления, молниеносно выросшие перед войском Сигизмунда, давали возможность обрушиться на врага огнем артиллерии и наносить удары конницей и пехотой там, где их вовсе не ожидали.

Солнце уже склонялось к закату, когда бой был окончен. Сигизмунд с остатками армии позорно бежал за пределы Чехии. Двенадцать тысяч мертвых его воинов остались на поле битвы, не считая огромного числа раненых и сдавшихся в плен. Груды трупов и тучи воронья над ними – это было все, чем окончилась попытка Сигизмунда еще раз силой оружия подавить революционное движение таборитов.

Войско таборитов отправилось в обратный путь. Подбадриваемые легким морозцем, воины весело шагали, торопясь поскорее добраться до родных очагов.

Ратибор ехал на отбитом у имперского рыцаря сером, в яблоках венгерском коне. Строптиво грызя удила, конь, подтанцовывая, резво выступал по твердой, как камень, замерзшей дороге. Ратибор был погружен в мысли о Таборе. Сколько еще будет длиться эта война? Неужели всю жизнь он не будет иметь ни одного месяца отдыха? И Божена... Который раз война откладывает их свадьбу! Хорошо бы хоть немного побыть в своем доме...

Но тут же память воскресила картины, которые ему довелось видеть после ухода из деревень имперских наемников: сгоревшие халупы, разбросанное по улицам крестьянское добро и трупы, трупы и трупы... изуродованные, обезображенные...

"Нет, пусть лучше я всю жизнь буду воевать без единого дня отдыха, чем еще раз видеть такие картины!"

– Ратибор! – окликнул его Штепан, – Ты что, уснул в седле или мечтаешь о Таборе?

Ратибор поднял голову. Рядом с ним ехал на гнедом иноходце Штепан. За эти два похода его бледность и худоба – последствия пребывания в замке Раби – пропали совершенно. На Ратибора из-под меховой шапки глядело румяное от мороза лицо с маленькой темной бородкой и усами. Но глаза Штепана были невеселы. Ратибору показалось, что Штепан подъехал к нему, желая о чем-то поговорить.

– Я и верно думаю о Таборе... Но что с тобой? Ты с некоторых пор стал какой-то сумрачный.

– Видишь ли, – с расстановкой начал Штепан, – встретил я Младу...

– Это когда ты ее из воды вытащил, что ли?

– При чем тут вода!.. Я тебе говорю от чистого сердца, а ты – "из воды вытащил"!..

– Ладно, не буду смеяться. Говори смело.

– Я хочу сказать, что если кто по правде близок и мил мне, так это Млада. Описывать ее тебе не нужно – ты Младу и так знаешь: недаром Божена сдружилась с ней, точно с родной сестрой...

– Что ж, тогда все отлично! – искренне обрадовался Ратибор. – Поверь, все мы только этого и желаем. Младу весь Табор любит, даже нелюдим Карел всегда улыбается, когда ее видит...

Но, заметив на лице Штепана смущение и робость, Ратибор даже возмутился;

– Стыдно робеть, Штепан: ты – воин Табора. Иди к Младе и честно открой ей все, что у тебя на душе.

Штепан, несмотря на мороз, снял шапку и, проведя рукой по волосам, некоторое время ехал с обнаженной головой, подставив ее холодному зимнему ветру.

– Надень шапку, голову продует, – ворчливо, но ласково заметил Ратибор.

Некоторое время они ехали молча, потом Штепана вызвали к воеводе, а Ратибор поскакал догонять свой отряд.

По приказу Яна Жижки польное войско направилось прямо в Табор, сам же Жижка с гетманами двинулся в Прагу на съезд гетманов. Ратибор, Карел, пан Вилем попрощались с воеводой, Штепаном, Якубком и Миланом, направлявшимися в Прагу.

Прощаясь, Жижка потряс Ратибору руку и сказал:

– Как ворочусь из Праги-тотчас и быть твоей свадьбе. Даю тебе мое слово – слово Яна Жижки!

Ратибор уже садился в седло, как к нему подошел Штепан и, смущаясь, попросил:

– Увидишь Младу, скажи ей... ну, что-нибудь такое...

– Ладно, понимаю! – Ратибор уже был в седле и, нагнувшись к Штепану, шутливо щелкнул его пальцем в лоб: – Эх ты, ба-ка-лавр! – И, круто повернув коня, ускакал прочь.

Штепан посмотрел вслед удаляющимся в Табор товарищам и грустно, опустив голову на грудь, побрел к ставке воеводы.

Прага достойно встретила победителей. В солнечный день, когда оттепель растопила снежные покровы на крышах домов и на узких улицах Старого Места, оживленные толпы горожан с восторженными криками, подбрасывая вверх шапки, высыпали навстречу входившим в город ополченцам. Впереди всех, между верховным гетманом пражской общины Яном Гвездой и вождем пражской бедноты Яном Желивским, ехал с черной повязкой на глазах победитель Сигизмунда – Ян Жижка. Несколько женщин, как видно жены ремесленников, подбежали к передним трем всадникам и, взяв коней под уздцы, торжественно повели их по пражским улицам.

ОТСУТСТВУЕТ 1 ЛИСТ

...ланом стали неистово стучать в двери и ворота радницы. Но там по-прежнему было тихо.

Скоро вся площадь стала наполняться людьми, сбегавшимися со всех концов с оружием в руках.

Милан вскочил на большую пушку "яромирку", стоявшую перед зданием радницы, и начал кричать:

– Люди, сюда! Сюда! Коншели убили нашего Яна!

Его крик был подхвачен собравшимися здесь вчерашними воинами, плотниками, кузнецами, пекарями, поденщиками. Якубек схватил у кого-то топор и принялся с остервенением рубить ворога. Тотчас нашлись помощники. Скоро ворота были выломаны, и Якубек бросился внутрь двора. Большая площадь уже была полна народа. Тысячи взволнованных, гневных, возмущенных голосов слились в один сплошной гул, напоминая грозный, рокочущий шум моря. Якубек вышел из ворот радницы. И вся огромная толпа, только что шумевшая и безумствовавшая, мгновенно замолкла, пораженная ужасом: в руках Якубка была окровавленная голова Яна Желивского. Секунду-другую на площади стояла мертвая тишина, но затем толпа разразилась страшными криками. Плач и рыдания наполнили площадь и разнеслись по всему Старому и Новому Мосту. Беднота потеряла своего вождя, пламенного борца за их лучшую, справедливую и свободную жизнь.

Это действительно был удар в спину революционному движению пражской бедноты.

Но, опомнившись от горя, вся эта тысячная толпа народа, возмущенная предательством коншелей и патрициата, ринулась к их домам мстить за смерть своего вождя и защитника Яна Желивского.

В ту же ночь Шимон, бросив все на произвол судьбы, ускакал в Будин, к императору Сигизмунду.