Текст книги "Водитель трамвая"
Автор книги: Сергей Бушуев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
– Вот, – тяжело дыша и дрыгаясь телом, заявила диспетчерша.
– Что вот? – не поняв в чём дело, удивилась Мокшанина.
– Отказывается работать…
– Отказывается?.. – Луиза перевела взгляд на меня. – Почему?
– Не знаю, – проверещала Великая, поскольку я не удостоил присутствующих ответом. – Это надо спросить у него.
Они обе уставились на меня.
– Ты отказываешься работать? – спокойно справилась у меня Луиза.
– Только сверх нормы, – мягко пояснил я.
– А никто вас сверх нормы работать и не заставляет! – воскликнула сова, по-прежнему тяжело дыша.
– Подожди, – решительно прервала её Мокшанина. – В чём дело?
Великая быстро посвятила её в суть конфликта.
– Да, – вновь переводя взгляд на меня, произнесла Луиза, и в голосе её почувствовалась явная угроза, – но отработать всё равно придётся… понимаешь? Водителей не хватает. А «выход» закрывать нужно.
– Ну, водителей у вас всегда не хватает, – спокойно и мягко заметил я, – и виноваты в этом только вы сами. Хотя меня эти ваши проблемы не должны волновать. Кого у вас хватает и кого у вас не хватает. Мне за решение этих вопросов не платят.
– А мне платят, – начиная раздражаться, и заметно громче произнесла Мокшанина, – и поэтому я решаю: «выход» вы доработаете. Это ваша работа.
– Как будет угодно, – немного улыбнулся я, хотя внутри у меня уже начинало подниматься бешенство. – Если это необходимо для производства.
– Значит, вы отработаете этот «выход»? – уточнила Луиза, и глаза её загорелись торжеством.
Великая тоже заулыбалась. Только не дай Бог увидеть кому-нибудь эту улыбку.
– Конечно, отработаю, – спокойно кивнул я, – если это необходимость для производства. Отработаю… но не раньше чем вы дадите мне своё письменное распоряжение!
Данная фраза прозвучала, как выстрел револьвера в доме, где все спят. Мокшанина аж подпрыгнула на стуле. Сова встрепенулась и чуть не закачалась.
– Письменное распоряжение?.. – поражённо переспросила Луиза.
– Совершенно верно, – очень медленно подтвердил я, расплываясь в улыбке.
– А зачем?.. – задала моя собеседница очевидно глупый вопрос.
Было заметно: она тут же осеклась и сообразила, что спрашивать было не нужно, но время было потеряно. Я воспользовался её ошибкой.
– Ну как же, – торопливо проговорил я, – я работаю с четырёх утра. И уже устал. А работа у меня ответственная и опасная. Рабочий день мой составляет восемь часов. Но вы заставляете меня выйти на работу, так как это необходимо для производства. И заметьте, – я поднял вверх указательный палец правой руки, – я не отказываюсь! Я просто прошу вас дать своё письменное распоряжение, дабы в том случае, если я совершу наезд на пешехода или допущу столкновение с автомобилем или мало ли чего ещё, то поскольку я уже устал, я… Говоря проще у меня будет бумага что за всё за это отвечаете вы! Я смогу показать бумагу вышестоящему руководству и объяснить, что это была не моя инициатива работать пятнадцать часов в сутки ради лишних пары рублей, а производственная необходимость. И вы дали на это своё распоряжение.
Пока я всё это детально излагал Мокшанина и Великая лишь растерянно переглядывались.
– А с чего вы взяли, что я должна дать своё письменное распоряжение? – спросила, наконец, Луиза после минутного молчания.
– Вы или не вы мне без разницы, – продолжал я атаку, – мне это не важно. Можно и от другого чиновника. Главное для меня чтобы было письменное распоряжение, что кто-то из руководства его дал и взял на себя всю полноту ответственности за всё, что может произойти на линии. И взял я это как вы изволили выразиться из нового трудового кодекса. Показать вам статью? Он у меня с собой.
Я сделал движение, собираясь достать брошюру.
– Не надо, – остановила меня Мокшанина, – я знаю трудовой кодекс. Тут вы правы.
Она, конечно же, врала. Луиза, да и никто из обитателей депо наверняка в жизни его не видели. Просто она поняла что проиграла. По полной программе. И решила пойти на попятную, выставляя себя в как можно лучшем свете.
– Со скольких он сегодня работает? – спросила Мокшанина печальным голосом диспетчершу.
– Сидит в депо… – мрачно отозвалась та, – с четырёх.
– А сейчас уже одиннадцать. Плюс он ездил первую часть «выхода». Получается, уже отработал смену.
– Да, но… – начала было сова злобно посматривая в мою сторону.
– А какие тут могут быть «но»? – быстро прервала её Луиза, также обратив взгляд на меня. – Мы не можем заставлять водителей работать сверх положенного.
– Я могу идти? – деловито справился я.
– Да, – коротко сказала Мокшанина.
Ни сказав более не слова, я вышел. О чём они говорили дальше, мне было просто плевать.
С тех пор Великая со мной присмирела. Если и давала «выходы» когда я был дежурным, то всегда обещала прислать смену пораньше.
Может сложиться впечатление, будто все диспетчера, такие как Великая. И вы знаете: на мой взгляд, те из них кто сидели в депо – да. Точно такие. А вот те, кто работали на конечных станциях нет. Они оказывались гораздо лучше. И с ними я почти не ругался. Но только почти. Однако довольно о моих взаимоотношениях с диспетчерами. Как я с ними общался с определённого момента, вы уже поняли, и расписывать все случаи просто преступление. Их было очень много. А раз представление вы себе уже составили ни к чему лить понапрасну воду. Расскажу, как я общался с начальниками конечных станций в последние два года работы на трамвае.
Собственно, почти также. С единственным отличием. Диспетчера считают, будто могут помыкать водителями, когда они дежурные как им вздумается (а как я объяснил это далеко не так), начальники же конечных станций вообще мнят себя чуть ли не Главными для водителя, как только он прибывает на конечную. Ну что же? Я сумел объяснить и им, насколько они не правы. Как? Да всё также. Простыми русскими словами.
Знакомьтесь: начальник конечной станции на двадцать третьем маршруте Хромовичёва. Вы не забыли? – двадцать третий маршрут в ту пору самый «главный» в краснопресненском трамвайном депо. Соответственно и человек, назначенный за него ответственным думает, будто он пуп земли. А я объясняю пупу – это не так.
Опять пресловутое дежурство. Меня отправляют на двадцать третий маршрут. Семь часов утра. Я отсидел в депо уже три. Подробно объясняю это диспетчеру. Она знает, с кем говорит и соглашается прислать смену мне через пять часов. Ей это сделать проще, чем завязать очередной раунд ругательств и препинаний с предсказуемым завершением в мою пользу.
Я прибываю на конечную двадцать третьего маршрута. Захожу на станцию. Здороваюсь с диспетчером. Помимо неё в комнате ещё двое начальников двадцать третьего маршрута. Вернее – две начальницы. Одна – серая мышь даже тогда не оставившая у меня воспоминаний. Вторая главная там начальница – Хромовичёва. Толстая тётка лет сорока пяти, слащавая, с крашеными волосами, потерявшими густоту, с неимоверно выделенными помадой губами. Жуткое зрелище. Они о чём-то беседуют друг с другом. На меня не обращают внимания.
– Можно позвонить? – спрашиваю я у диспетчера.
– Пожалуйста.
Я звоню в депо и ещё раз напоминаю: через четыре часа мне положена смена.
В депо соглашаются и подтверждают: да, будет смена, как и условлено.
В тот момент, когда я кладу трубку раздаётся раздражённый голос Хромовичёвой:
– Какая это вам смена, я не поняла? Вы дежурный?
Я поворачиваюсь к ней лицом. Хромовичёва вальяжно откинувшись, сидит на стуле. Рядом с ней её приближённая. Я, чувствуя, что настал момент, когда я могу всласть разгуляться, с деланным добродушием отвечаю:
– Да – а – а, дежурный.
– Ну и о какой смене может идти речь я не поняла?
Её слащавость в мгновение ока начала превращаться в демонстрацию власти. Впрочем, меня это никогда не пугало.
– Простите, – слегка улыбнувшись, уточняю я, – а вы вообще кто?
Шумный вздох удивления одновременно вырывается из уст диспетчерши и серой мыши. Как же так, я не знаю кто это!
Хромовичёва реагирует не менее эмоционально. Она повернула лицо к своей соседке и мимикой показала ей, дескать, молодой ещё.
– Вообще-то, молодой человек, – произнесла она, спустя несколько секунд, – я начальник двадцать третьего маршрута.
– И что? – я приподнял брови.
– А то… это значит, если вы попали к нам на маршрут, то я и ваш начальник.
– Чего-то начальников развелось в этой вашей конторе слишком много, – пренебрежительно бросил я.
– Так о чём вы говорили с диспетчером? – пропустив мимо ушей мою последнюю фразу вновь поинтересовалась она. – О какой смене вы с ним говорили?
– Не с ним, а с ней, – поправил я. – Я говорил, что через четыре часа пусть присылают мне смену.
– С какой это стати? – бесцеремонно спросила Хромовичёва.
– С простой. Я уже отработал три часа в депо, а мой рабочий день составляет восемь часов.
– Нет, молодой человек, – властно причмокнув раскрашенными во всю ширь губами, продолжала она, – вы ведь недавно у нас работаете, и видимо пока что не до конца знаете наши порядки. Дежурный водитель работает всю смену. А не часть её.
Я улыбнулся так широко, как только мог.
– Ну работаю я у вас к счастью и вправду не так уж давно, однако достаточно для того чтобы знать свои права.
– Значит, вы будете работать всю смену, я правильно поняла?
Хромовичёва уставилась на меня вопросительно.
– Нет, – спокойно возразил я.
– У вас нет выбора, вы не можете отказаться, если уже выехали из депо.
– Зато я могу поставить вагон на запасной путь после очередного круга и уйти.
– Кто это вам позволит так сделать? – значительно повышая голос, воскликнула Хромовичёва.
– А вы думаете, я буду кого-нибудь спрашивать?
– Конечно! – её явно взбесил мой тон и то, как я с ней разговаривал. – Я ваш начальник и я не позволю…
– Вы мне зарплату не платите! – решительно прервал я свою собеседницу, также переходя на повышенные ноты.
– Что? – изумлённо переспросила она.
– Вы мне зарплату не платите! – с холодным бешенством и гораздо медленнее повторил я. – Вы мне не начальник!
Хромовичёва опешила. Её соседка, сидевшая до той поры молча, тут же быстро заговорила:
– Молодой человек, да вы что…
– Я вам не молодой человек! – рявкнул я на неё. – У меня есть имя и отчество! Если хотите и дальше ко мне обращаться обращайтесь только так.
Воцарилась небольшая пауза. Диспетчерша наблюдала за нашим диалогом испуганно и как-то съёжась.
– Так, Наташа, – обратилась к ней Хромовичёва, – позвони в депо и скажи что никакой смены не надо.
– Настоятельно рекомендую вам не делать этой глупости, – повернувшись к диспетчеру, произнёс я.
– Молодой человек, – громко и возмущённо заговорила Хромовичёва, – я ваш начальник…
– Вы начальник двадцать третьего маршрута, – бесцеремонно перебил я её, – а кроме того, вы такой же нанятый на работу человек, как и я. Насколько я знаю здесь не ваша частная лавочка, а государственное предприятие. Потому возьмите себя в руки и постарайтесь соблюдать субординацию.
Хромовичёва то смотрела пристально на меня, то переглядывалась со своей соседкой. Она была поражена и возмущена.
– Я всё равно заставлю вас отработать эту смену! – почти прокричала она вдруг. – А если вы откажетесь…
– То что? – со злобной иронией спросил я.
– То… то…
– То… то… – передразнивая её, протянул я. – Вы ничего не можете. Вы – никто!
– Вы не смеете так со мной разговаривать!
– А вы не смеете так разговаривать со мной!
Хромовичёва залилась краской. Было видно: гнев душил её.
– Я имею право заставить вас отработать смену. Я как-никак начальник маршрута!
– А я и не отказываюсь отработать свою смену.
– То есть вы будете работать?
– Конечно, только моя смена кончится через четыре часа. Половину я уже отработал.
– И будете работать до конца! – почти закричала Хромовичёва.
– Только с письменного распоряжения моего непосредственного работодателя! – холодно и медленно проговорил я.
– Что – о – о?
Хромовичёва тяжело дышала. Её глаза метали огонь.
– Что – о – о? – переспросила она.
– С письменного распоряжения моего непосредственного работодателя! – также расторопно повторил я. – Так написано в кодексе.
– В каком кодексе? – задала вопрос серая мышь, также как и диспетчер, ёжась от ужаса.
– В трудовом, – едко и с торжеством внутри растолковал я. – Слышали о таком?
– Я должна дать вам своё письменное распоряжение? – совсем сбитая с толку произнесла Хромовичёва.
– У вас очевидно мания величия, – нагло улыбаясь, заговорил я, – или вы уши плохо по утрам чистите. Я сказал: с пись – мен – ного рас – поряже – ния моего непосредственного работо – дателя! Разобрали, что я говорю? Непосредственного работодателя! Ещё раз повторить? Вы что ли мой непосредственный работодатель? Вы? – я начинал переходить на крик. – Я к вам на ра-бо-ту не устраивался! Вы мне зарплату не платите! Вы вообще – никто! Пустое место!
«Старая проблядь вонючая!» – добавил я про себя.
И тут же продолжал уже кричать хриплым рыком:
– Вы поняли, что я сказал?! Вам это ясно? Письменное распоряжение не от вас, а из отдела эксплуатации, можно из отдела БД, или на худой конец от Судаковой или директора депо! Но не от вас!!! Кладите его на стол, и я отработаю вашу грёбаную смену!
Две заключительные фразы я орал так громко, как только умел. Громче уже не мог. Я решил оторваться на всю катушку. Благо надо где-то выпускать пар. Держать в себе эмоции это очень вредно.
Все три присутствующих дамы сидели совершенно пришибленные. Ужас был написан на их лицах. Они явно не ожидали такого. Я же и не думал скрывать своего бешенства. Я смотрел на Хромовичёву с нескрываемой яростью.
– Вы… – выдавила она из себя спустя мгновения, – вы… вы… вы обедали?
От данного вопроса я немного пришёл в себя.
– Что это за чушь собачья? – рявкнул я.
– Вы… – снова начала было Хромовичёва.
– В общем, так, – немного тише сказал я, повернувшись к диспетчеру, – я с диспетчером в депо уже договорился. Смена мне будет. Они меня знают. И не дай Бог кто-то из вас попробует это изменить. Я своё слово сказал: поставлю вагон на запас к чёртовой матери и разбирайтесь, как хотите.
После чего я вышел, хлопнув дверью и не обращая внимания на их реакцию.
А смена мне была как я и хотел. Вызвали какого-то худосочного мужика с усами с виду очень похожего на советского дворника. Я ему, кстати, об этом и сказал.
– На дворника? – удивился он. – Ну что же, я бы и дворником работал, если бы платили.
«По тебе и видно» – подумал я про себя.
Дворник загремел в тот день по полной программе: помимо своей вечерней смены он отбарабанил ещё «моих» два круга по двадцать третьему маршруту. А двадцать третий маршрут тогда это будь здоров! От проезда Черепанова до депо через всю «ленинградку»! Метро Войковская, метро Сокол, метро Аэропорт, Динамо, Беговая… до ул. 1905 года. Ну что тут скажешь? Кто-то позволяет смешивать себя с дерьмом. Это их путь. Пусть работают. Давайте негры! Солнце ещё высоко. Зато вас не будут ругать «справедливые начальники».
Тот мой конфликт был не первым и далеко не последним. Кто ещё из начальников обломал зубы? Пожалуйста: начальник двадцать седьмого маршрута Китаева. Мерзкая старая толстая тётка. Кстати, стала начальником маршрута сразу после того как насмерть сбила человека при работе на линии.
Ещё – Домарева к которой я, кстати, не так уж плохо относился. Ещё Цветкова – мерзкая фурия. Её, правда, сместили. Наверняка многие плевали ей вслед, когда она, разбрызгивая сопли досады плелась из депо прочь.
Но особенно жёстко я всегда беседовал с Алексеевой. Я уже упоминал как-то эту жабу. Она долгое время была водителем двадцать восьмого маршрута. Потом её повысили – она что-то там закончила транспортное. И написала на меня докладную. Причём незаслуженно. Я долгое время ждал, когда представиться возможность с ней поквитаться. И оно пришло! Как-то раз уже в вечернюю смену меня поставили на двадцать восьмой маршрут.
Я прибыл на конечную на улице Живописная, зашёл к диспетчеру, отдал путевой лист для отметки, поздоровался. И тут нарисовалась Алексеева. Очередная «начальница». Подкатила на своих кривых косолапых ногах и с важным видом произнесла:
– Ты сегодня на нашем маршруте?
Я медленно повернул к ней головы качан. Видимо у Алексеевой в тот день было неплохое настроение. Я тут же отметил это про себя. Стало быть, пришёл момент его испортить. Как она в своё время испортила настроение мне.
– А кто вам, – медленно и зло проговорил я в ответ, – разрешил обращаться ко мне на «ты»?
А все начальники обожают говорить подчинённым «ты» когда те обращаются к ним на «вы». Мне же нравилось их «лечить» в этом смысле.
Алексеева явно не ожидала подобного развития диалога. Её глаза округлились. Она заметно дёрнулась телом.
– Я?.. – невнятно пробормотала Алексеева. – Но … но ты же… вы ведь молодой, и я…
– Я совершеннолетний! – ещё злее, и почти шипя, накинулся я на неё. – И нахожусь при исполнении должностных обязанностей! И я запрещаю вам впредь обращаться ко мне таким вальяжным тоном и столь бесцеремонно. Вам это ясно?
– А я… – начала было она.
– Я спрашиваю: вам это ясно?
Алексеева замолчала. Да и что она могла сказать? Испуганный диспетчер тоже безмолвствовала.
Забрав путёвку я, вскоре вышел в распахнутую дверь.
Ещё пару раз я с трудом удержался, дабы не набить морду одному слесарю. Он часто таскался по ремонтным канавам и строил из себя руководителя. Говорил когда нужно выезжать, пытался командовать, дескать, дальше проезжай, не загораживай путь другим водителям. И так далее. Наверно излишне объяснять: это совсем не его дело, кому – когда выезжать и где вставать по приезде. Просто такое вот ничтожество, также мечтающее «выбиться в люди». Данному уроду на вид я бы дал лет тридцать. Не больше. Разумеется, руки я распускать не стал, ибо тогда бы уж точно дошло до увольнения. Ограничился устным внушением. И оно подействовало.
Только вот начальница на конечной Таллинская однажды мне сказала:
– Ох Серёжа, ты конечно можешь бунтовать. Конечно, ничего они тебе за это сделать не смогут. И этот скандал с Хромовичёвой… она мне очень жаловалась, и твой разговор с начальником бригады ремонтников… ты пойми, они по-другому работать не умеют! Их никто не научил. Понимаешь? Они тоже несчастные люди в каком-то смысле. Что с них возьмёшь? Не уподобляйся, по крайней мере, им самим. Ведь ты же умный парень…
К этой женщине я относился хорошо. Тогда она была начальницей. Позже её выкинули на линию. В качестве обычного водителя. И это весьма показательно. Более-менее порядочные в чиновниках там не задерживаются. И рад бы привести пример да не выходит. Вы можете спросить: не стыдно ли мне за такое поведение сейчас, спустя десятилетие? Нет, не стыдно. Я ни в чём не раскаиваюсь. Я описал себя. Это – я. И общался я не с нормальными людьми, а с законченными дегенератами. Я о тех кто «выбился в люди». Все они являлись редкими мразями. Мерзавцами и мерзавками. И если мне удалось хоть немного попортить им крови, я рад! Искренне. Пусть знают: не все люди одинаковы. Авось задумаются, если осталось чем.
Кстати о людях. Единственным водителем кто тепло пожал мне на прощанье руку, (узнав о том, что я увольняюсь), пожелал удачи на другой работе и пожелал никогда больше не возвращаться на трамвай оказался Леонид. Да-да, тот самый пожилой мудрый и очень порядочный еврей. Я до сих пор вспоминаю его с благодарностью. Помню, как он возмущался, и какие слова говорил, когда мы стояли в очереди в ГИБДД за справками. Каждый за своей. Так получилось. Оба мы в один месяц попали в аварии неподалёку от депо. И нас обоих – в разное время, конечно, отправили за справкой о невиновности в одно и то же отделение милиции.
– Мистика, – помнится, заявил он мне, услышав мой рассказ о ДТП. – Я вот тоже из-за аварии, и никак не пойму какого чёрта именно я – водитель – должен в свой выходной день торчать тут в ожидании справки для БДшников? Суки… твари!
Дело в следующем: попадать в аварии было не выгодно ещё и оттого, что приходилось потом самостоятельно ездить в конторы. То есть водитель в свой выходной день брал ноги в руки и топал в ГИБДД добывать соответствующую справку для отдела БД. Тратил он на это весь день – в многочасовой очереди – после чего желание попадать в аварии (и без того не шибко сильное) у него пропадало окончательно.
Для чего я делаю акцент на всех этих вещах? Объясняю: дабы ярче подчеркнуть важность «выходов». Вы ещё не забыли? – данная глава именно о них! В конечном счёте, в них же и упиралась вся движуха в депо.
Самих же «выходов» имелось всего четыре вида: девятисотые, восьмисотые, двухсотые и сотые.
Девятисотые я уже описал: работая их человек выезжал из депо дважды в день.
Восьмисотые чем-то были схожи. С одной лишь разницей: водитель там выезжал один раз. Либо в утреннюю смену либо в вечернюю. Ну, к примеру, «выход» 806. Я помню такой. Если я работал утреннюю неделю и меня в один из дней ставили на него, я твёрдо знал: при следовании вторым кругом с конечной Таллинская меня будут душить пассажиры. Просто 10 маршрут, дублирующий мою «тридцатку» до Щукинской пойдёт на две минуты позже меня. А пассажирам нужен 30 маршрут. Час пик как-никак. И я уже настраивался. На сломанные двери, на толкучку и крайнее недовольство. Утренний 806 начинался где-то в пять с небольшим. И я приезжал к положенному времени со вторым маршрутом. Днём я загонял вагон в депо. И всё. Вечером на тот же 806 «выход» приходил водитель, работавший вечернюю неделю. То есть мы, работая один и тот же «выход» не были никак связаны между собой. Также обстояло дело с сотками. Поставят на какой-нибудь 109 «выход» и ты сразу знаешь: заканчиваешь в депо.
И только «двухсотки» выбивались из общего ритма. Данные «выходы» являлись самыми большими по количеству. На всех без исключения маршрутах. Это были пересменки. Когда водители меняли друг друга на конечных станциях. Если вы выехали утром из депо и у вас какой-нибудь там 202 «выход» – соответственно заканчивать работу вам предстоит на конечной данного маршрута. Водитель же трудящийся в вечернюю смену явится в назначенный час как прекрасная фея… ну, может и не так всё красиво, но явится. Жрать ведь чего-то надо. Следовательно, приходится где-то работать. Кстати, если же он по каким-нибудь внеземным причинам не облагородит конечную своим драгоценным появлением, тогда начинается жесть. В соответствии с правилами внутреннего распорядка, вы должны в таком случае ещё сделать круг по маршруту, после чего гнать вагон в депо. Представляете во сколько, вы закончите работать? Бывало ли такое? У меня бывало. Подозреваю, что и у других водителей случалось. Чем они-то от меня отличаются? Правда, происходило подобное явление не часто. За всё время моей работы раза три или четыре. Такой вот фикус. Вроде как не надо ехать в депо – можно смениться поближе к дому, но иногда это выходило боком.
Другая жесть заключалась в быстроте приёмки смены и вагона на конечной. Знаете сколько времени давалось для того чтобы – загибайте пальцы – считаем:
1) обойти вокруг вагона – посмотреть, не битый ли он, всё же целую смену колесил, а какие перцы трудились тогда на благо московского трамвая, я вам рассказывал.
2) Тут же нужно было разложить свои вещи, сумки, куртки и т. д.
3) Поправить под себя сидение (а они регулировались не как в Европе – кнопочками, а по-русски – засовыванием штырей для буксировки под пружины водительского кресла).
4) В это же время необходимо было поправить под себя же зеркала (а они также без боя не сдавались).
5) И наконец, самое главное – пересчитать деньги. Да-да. Опять деньги. Ведь водитель утренней смены передавал вам и выручку за реализованные им талоны. И если денег не будет хватать, придётся вечером в кассе по приезде в депо докладывать свои – а потом бегать в поисках этого мерзавца дабы взыскать с него уплоченный капитал да по возможности с процентами за понесённый моральный вред. А вы думаете, все водители в депо кристально честные парни? А вот и нет. Про некоторых так и говорили: всегда пересчитывай за ним деньги. Например, таким был водитель с говорящей фамилией Хомяков. Между водителями – в простонародье так сказать – просто Хомяк. Старался всё засунуть в защёчные мешки. Эта старая сволочь как-то раз выставила меня на пять рублей. Век ему этого не прощу. Скажете я мелочный? Возможно. Но когда какая-то старая рухлядь с шестого маршрута нагло подворовывает по мелочёвке, у меня тоже теряется терпение. Версия, дескать, он просчитался, никуда не годится. Такие не просчитываются – во всяком случае, себе во вред. К тому же не я один за него в кассу докладывал. Этот старый хрыч ходил с весьма важным видом. Говорил всегда тоже очень важно. Свои седые пакли он зачёсывал строго наверх – по моде шестидесятых и своей причёской весьма напоминал актёра Рыбникова. Помните кинофильм о любви (мать его – как это может быть правдой?) «Девчата»? Наверняка Хомяков душой остался там. Во временах этой трогательной любви. А трамвай – ну куда деваться, это всё телесное как говорится. Чего тут церемониться с какими-то водителями? Хомяк кстати ещё стал известен «случаем с человеком»: как-то раз глубокой зимней ночью ехал в депо по своей «шестёрке» и в районе метро Сходненская пригвоздил какого-то видимо не наблюдательного и задумчивого мужика к шпалам. Мир его праху. Мы (водители разных маршрутов) в то время торчали в депо поджидая, когда вернётся последний с линии. Иначе диспетчер не давал разрешения на развоз. И тут позвонили. Рассказали. Дескать, водитель Хомяков скоро не приедет – напрасно не ждите. Он ещё полночи будет с ментами разбираться, рассказывать, как допустил наезд на балбеса и в баночку писать. Экспертиза на наличие алкоголя в крови. Словом, мы разъехались.
А возвращаясь к повествованию, продолжу: вы подсчитали вместе со мной пять обязательных действий при приёмке смены и вагона на конечной? И сделать вышеописанное, нужно было за пять минут!
За пять минут – я не ошибся.
За пять.
Примите во внимание: дабы подсчитать ту же выручку за данное время нужно быть счётной машинкой. Во-первых, пересчитать ленты с талонами, отнять количество проданных от оставшихся, перемножить полученное число на стоимость каждого, и затем пересчитывать груду мелочи вручную. А как же иначе? Пассажиры при покупке талона стараются избавиться от накопившихся в избытке грошей. Ну и как вам этот аттракцион? Впечатляет?
За пять минут. Не считая всего остального.
Безусловно, можно было и не считать. Доверившись громкому званию Человека. И его Чистой Совести. Но это было чревато. Хотя многие водители и не пересчитывали. Ленились. И докладывали потом в кассу свои кровные. Потом ведь никому ничего не докажешь: может это уже ты за вечернюю смену сам просчитался? А если ты сменил вообще водителя с другого маршрута? Вот бросили его с дежурства утром на твой маршрут. И чего? В следующий раз вы, возможно, встретитесь через полгода. К тому времени всё уже и позабудете. И в морду будет хотеться дать кому-нибудь другому. За что – найдётся. Поэтому я, например, считал деньги прямо во время езды. Первым же кругом. Нарушая правила безопасности. Но кто меня к этому вынудил? Тупые идиоты создававшие расписание. Ведь даже официально даётся пятнадцать минут на приёмку вагона. Почему же на конечной столько не дать? Что за чушь?
Впрочем, ладно. О «выходах» я рассказал главное. На мелочах останавливаться не стану. Опять-таки из уважения к читателю. Но, во всяком случае, теперь вы прекрасно понимаете: для чёткого восприятия динамики отношений внутри депо поведать о столь значимом явлении было делом необходимым. Дабы знать, откуда ноги растут. Да-да, из известного места. И жизнь в депо это подтверждала на сто процентов.
Теперь же я предлагаю перейти к следующей главе. В ней я попытаюсь описать происшествия. Самые различные. Участником которых я был лично. Разумеется, я расскажу не обо всех, а лишь о некоторых. Так как если описать все, боюсь книгу вряд ли кто-нибудь сможет дочитать до конца.
