Текст книги "Солдаты афганской войны"

Автор книги: Сергей Бояркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

Разборка с Еремеевым

Почти все офицеры ВДВ, которых мне довелось видеть, довольно интересные и своеобразные личности. Они энергичны, сообразительны, остры на язык, а при встречах неизменно стараются перешутить друг друга. Всю эту их радость жизни я поначалу связывал с тем, что преодолеть высокий конкурс единственного в Союзе десантного училища человеку с заурядными способностями было не под силу. Но позже стал понимать, что дело тут не только в этом. Ведь было бы даже странным быть не жизнерадостным и не улыбчивым человеку, когда его окружает столько беспрекословных исполнителей: скажешь слово – а они уже улетели выполнять. Где на гражданке найдёшь такую замечательную профессию, чтобы можно было почувствовать себя столь комфортно и значимо, как ни стать офицером?

Как бы то ни было, но даже среди прочих офицеров наш ротный выделялся особо: он был наделён тонким проницательным умом и был первоклассным психологом. Он умело использовал сложные отношения среди солдат для поддержания необходимого порядка в роте и в то же время сдерживал старослужащих в определённых рамках.

Хижняк владел достаточной информацией о внутренней жизни в роте: кто с кем дружен, кто кого боится, и вообще, что из себя представляет каждый солдат. Но о некоторых деликатных моментах во взаимоотношениях, наблюдая со стороны, он догадаться никак не мог. Тем не менее это не мешало ему узнавать и об этом. А это значило, что в солдатской среде активно и довольно успешно действовала его агентура. О высоком уровне конспирации его разведчиков говорил тот факт, что деды то и дело пытались определить стукачей, и ни разу им это не удавалось.

Прошло больше недели с того дня, как мы с Геной просились на боевые у командира полка. Я был уверен, что о нашем походе к КэПу никто не знает. То, что это не так, я убедился неожиданно для себя при одной встрече с ротным.

Хижняк, случайно проходя мимо меня, как бы вскользь обронил:

– Знаешь, Сергей, чем попусту ходить к командиру полка, вломил бы лучше Еремееву… Вломил же Панкратьеву когда было надо, – и как ни в чём ни бывало пошёл дальше.

Такой информированностью я был крайне удивлён и долго ломал голову – откуда Хижняк знает такие тонкости? Что я говорил с командиром полка знали я да Гена, может ещё одному-двум сказали по секрету. А что касается драки с Панкратом – не такое это уж и событие – и было-то не более трёх безучастных свидетелей. И главное – проницательный Хижняк понимал, что именно постоянные досаждения Еремеева, а не само желание повоевать, было главной причиной того, что я пошёл проситься на войну.

Ещё в начале лета он снял Еремеева с должности зам. комвзвода, разжаловал в рядовые и вручил ему гранатомёт – самое тяжёлое, а значит, и самое непочитаемое оружие во взводе. В рядовые Еремеева разжаловали за то, что он продал афганскому солдату нашу армейскую шапку.

Эта давнишняя история началась с того, что афганские офицеры, увидев у аскара советскую шапку, стали у него выяснять, – Где взял шапку? Украл? Аскар сказал, что честно выменял её у "шурави" на афгани.

Тут же началось расследование. Весь личный состав батальона построили в расположении и стали проводить опознание. Вдоль строя шёл аскар с офицерами и сосредоточенно вглядывался в наши лица. Он обошёл весь строй, но продавца не определил. Тогда, не распуская строй, вызвали всех с караулов и нарядов, построили их – афганец внимательно осмотрел вновь прибывших и тоже отрицательно покачал головой. Заменили тех, кто стоял на посту, и привели сюда на опознание – безрезультатно. Тогда офицеры стали по спискам проверять каждого солдата. Сверили всех пофамильно – весь батальон был на месте, не доставало одного единственного – Еремеева. Заслышав, что ищут продавца шапки, он тут же смылся, якобы по делам. Но его разыскали и привели. Довольный аскар сразу же без колебаний твёрдо указал на него: "Это он!"

Тогда-то и сняли Еремеева с должности зам. комвзвода и разжаловали в рядовые. Однако высокое положение в солдатской иерархии у Еремеева не поколебалось. Богатый прошлый командирский опыт, крупное тело и статус деда прочно держали его на прежних высоких позициях: его "уважали" все в роте, и он продолжал командовать нами точно так же, как и прежде.

Боялся Еремеева и, занявший его должность зам. комвзвода, сержант моего призыва – Овчинников, по прозвищу "Ксёндз". Он чувствовал себя неуверенно и неуютно, когда по службе ему приходилось отдавать команды Еремееву. Особенно напряжённая и щекотливая ситуация складывалась на строевой подготовке. Тут никуда не деться: как назло рядом стоит офицер, который наблюдает, как идут занятия. Овчинников командует Еремееву как только можно деликатнее: "Нале-во! Напра– во! Кру-гом! Шаго-ом, марш! Левой! Левой!" – в его голосе слышится вина и трепет – только бы достоинство и чувства Еремеева ненароком не задеть.

Правда, сам Еремеев никогда не стеснялся задеть честь и достоинство других. Как-то ко мне подошёл весь трясущийся от злости и негодования механик моего призыва. Он был так взволнован, что не находил себе места:

– Убью этого гада! Застрелю из автомата! Тварь! Представляешь? Заскочил мне на спину и говорит: "Но! Поехали!" Я еле вырвался и убежал. Как я его ненавижу! Застрелю!

– Ладно, успокойся! Ну, застрелишь, а что дальше? А дальше – тебя же из-за этой мрази и посадят! Всему своё время. Вот роту отправят на боевые – там ему и конец! Ты ещё и не успеешь его пристрелить! Он же не только тебя – всех задолбал своими выходками, и ему там – ну никак от пули не уйти!

А пока Еремеев жил вольготно и продолжал отравлять жизнь окружающим. Дело осложнялось тем, что новый призыв хоть и был добрым подспорьем, но всё же как-то пришёлся не в жилу: не было от них ожидаемого облегчения, поскольку все они пришли сразу черпаками и ни одного после карантина – ни одного духа. Молодёжь на равных примкнула к нескольким черпакам из нашего взвода и они шли с ними вровень, работали хорошо, но сильно не упахивались. Еремеев, видя, что мы по– настоящему не воспитываем молодых, гонял нас – фазанов – словно мы ещё не старослужащие. Такое неестественное положение продолжалось уже несколько месяцев. Нас это злило. Между собой мы материли Еремеева на чём свет держится. В конце концов терпение нашего призыва лопнуло.

Однажды ко мне подошёл Ефремов и посвятил меня в план секретного заговора:

– Надо Ерёму отучать, зае..ал уже… Сегодня ему намечается подкинуть хороших п..дюлей. Уже со всеми толковал – все согласны. Деды, с кем говорили, тоже считают, что уже давно пора – сказали, что их призыв впрягаться за Ерёму не станет… Значит так, садимся на ужин, я режу хлеб так, чтобы всем получились одинаковые куски. Ерёма конечно встрепенётся, заорёт: "Пойдём, выйдем!" – и вот тут все встаём и выходим. Там этому пид..ру и устраиваем п..дец!

Сразу с нескрываемым энтузиазмом я поддержал это доброе начинание.

На ужине садимся за стол и начинаем есть. Ефремов демонстративно, как и было оговорено, режет белый хлеб на равные куски – и дедам, и молодым. Это сразу заметил Еремеев. Продолжая молча есть кашу, он с удивлением следил за тем, что творилось прямо на его глазах. А все остальные деды в нашем взводе, кроме Еремеева, о предстоящей операции уже были заранее осведомлены и "не заметили" “несправедливого” распределения хлеба.

Между тем Ефремов кладёт на хлеб одинаковые дольки масла и раздаёт по столу. Один из кусков ложится перед Еремеевым. Тот в полном непонимании уставился на положенный перед ним кусок хлеба – усики у Ерёмы нервно задёргались, он даже на несколько секунд лишился дара речи. Но вот, словно опомнившись, Еремеев с презрением отшвыривает хлеб:

– Что за х..ня?.. Ты что, совсем оборзел? Как ты хлеб делишь?

Ефремов с внешним спокойствием ответил коротко, но твёрдо:

– Всем поровну.

– Них..я ты, Ефрем, припух!.. Пойдём, выйдем!..

– Ну, пойдём.

Всё шло точно по плану. Еремеев и Ефремов выходят. Тут же встаёт и за ними выходит весь наш призыв, даже кое-кто из молодых увязался вместе с нами. Столовая опустела почти наполовину. Но ни один дед не встал, чтобы заступиться за своего однопризывника.

Отойдя в сторону, обступаем Еремеева со всех сторон. Настрой у всех самый что ни на есть решительный. Видя, как резко меняется ситуация не в его пользу, Еремеев сразу сменил тон:

– Да никак, вы уже обо всём заранее договорились… Ну хорошо. Ладно. Давай по-нормальному поговорим, давай разберёмся в чём дело…

Ближе всех к Еремееву стояли Грибушкин и Ефремов. Они и объяснили:

– Слушай! Мы – фазаны. Hex… нас за молодых др..чить. Ты что, не понимаешь этого?

– Хорошо… Всё, договорились. Учту.

– Ты уж непременно учти, а то и на п..дюлей можно нарваться!

Если бы Еремеев повёл бы себя хоть чуточку строптиво, то ему был бы конец – его просто втоптали бы в землю – желающих было, хоть отбавляй. Просто чудом он смог отговориться. На всю разборку ушло не более двух минут. Как только отношения выяснились, пошли обратно в столовую. Нервное напряжение сразу улетучилось. Все повеселели и заулыбались. Деды с невозмутимым видом и плохо скрываемым злорадством тут же начали язвить:

– Что Ерёма, дожил? Молодые уже п..дят?

Да ну вас всех нах… – нехотя и растерянно реагировал Еремеев. – В натуре чуть не отп..дили.

– Ну, ну. Ты уж с ними поосторожней! Да-а, некрасиво для деда получится – перед самым-то домом п..дюлей огребать!

С этого дня Еремеев стал вести себя намного лучше и с нас слез полностью.

В царстве чарса

Проблема потребления наркотиков среди личного состава появилась почти сразу как прибыли в Афганистан. Так ещё в феврале офицеры по этой причине подняли большой шум из-за исчезновения одного медицинского препарата в наших аптечках.

В Витебске в ночь боевой тревоги всему личному составу были выданы индивидуальные медицинские пакеты. Там находились бинты, таблетки, жгут, йод и несколько одноразовых тюбиков-шприцов. Тогда особого значения этим шприцам никто не придавал. Между тем одна из ампул содержала противошоковый препарат – промедол. В случае ранения для снятия болевого шока надо было вкрутить иглу в тюбик и поставить себе укол. Но, видимо, кто-то пристрастился к промедолу не дожидаясь ранений и тихо обчистил все аптечки. Когда спохватились и стали проверять наличие противошоковых ампул – было уже поздно: почти ни у кого их не оказалось. Все те немногие оставшиеся ампулы сразу изъяли. Похитителя так и не определили. Вскоре по приказу все аптечки изъяли полностью, а выдавали их только непосредственно перед выходом на боевые операции.

Однако в самом Кабуле на чёрном рынке наркотики можно было приобрести довольно спокойно. Самым распространённым среди них был чарс[10]10
  Гашиш


[Закрыть] – отвердевшая смола дикорастущей индийской конопли. Конопля на равнине произрастала в изобилии, и технология приготовления самая простая: достаточно потереть ладонями верхушку стебля, как к ладоням прилипал уже готовый продукт – чарс, внешне похожий на пластилин тёмно-бурого цвета. Чарс был настолько дешёвым, что вполне был доступен даже нам – простым советским солдатам – с нашим мизерным денежным довольствием.

Заступая в патруль или на первый пост караула, нам приходилось нести службу вместе с афганскими солдатами. Бывало, нисколько не стесняясь нашего присутствия, они открыто курили чарс и зачастую предлагали нам за компанию.

Дважды я пытался узнать, что это за штуковина, однако с первых же затяжек меня только давил кашель, и никаких интересных ощущений не приходило, не считая того, что потом некоторое время болела голова. Поэтому я стал относиться к этому делу как к чему-то несерьёзному. Но подошло время, и мне всё же довелось побывать в этом удивительном мире наркотических грёз.

В тот день я был в карауле на третьем посту вместе с Геной, с которым мы ходили к командиру полка. Болтая с ним о том о сём, наш разговор незаметно вышел на эту запретную тему.

– Подумаешь, дым вдыхать, это даже не вино пить – ничего интересного быть не может, – высказал я свои соображения, припомнив собственный неудачный опыт.

– Значит, ещё просто не пробрало, – с видом знатока сказал Гена. – Один раз туда залетишь – узнаешь, что это такое – потом и одной затяжки будет хватать.

– А у тебя хоть раз получалось? – поинтересовался я.

– У меня получалось, – и он как-то странно заулыбался.

– Почему же у меня только голова болит? А может он не на всех действует?

– Я же говорю – не пробрало. А действует на всех, – уверил он.

– Ну, скажем, проберёт, а что я буду чувствовать?

– Тут словами не расскажешь – у каждого своё, – многозначительно ответил Гена.

– Ну вот, к примеру, ты – что чувствовал?

– Я же говорю – словами не расскажешь. Надо самому попробовать, тогда и поймёшь, почему.

Я был заинтригован. Такой разговор мог только усилить мой нездоровый интерес к этому неизведанному делу. Любопытство окончательно брало верх. Я прекрасно понимал, что такое возможно узнать только здесь в Афганистане – в Союзе об этом и речи быть не могло. К тому же дембель неизбежен и надо обязательно набраться новых ощущений, чтобы было о чём заливать друзьям на гражданке.

Это была наша последняя смена в этом карауле, и проверок не ожидалось. И не откладывая на потом, поскольку у Гены в аккурат оказался в кармане косяк, решили провернуть это дело прямо сейчас.

Он отложил автомат, распотрошил сигарету, перемешал табак с крошками чарса и, проворно засыпав эту дьявольскую смесь обратно в сигарету, протянул её мне:

– Давай, пробуй. И главное: если что, не пугайся – я рядом – всё будет нормально.

Я прикурил сигарету и попробовал сделать глубокий вдох. Но тут же лёгкие сдавило, и весь дым застрял колом в бронхах. А уже через секунду я, выпучив глаза, захлёбывался в безостановочном кашле. Но превозмогая тошноту, неприятные ощущения в горле и постоянный, выворачивающий всё нутро кашель я всё-таки сделал около десяти хороших затяжек.

И вдруг!.. Как бывает в сказках, словно по мановению волшебной палочки, окружающий меня мир странным образом преобразился. Я почувствовал, что перешёл в другое неведомое состояние. Тело стало невесомым, в голове звенящая чистота.

Стоило мне закрыть глаза, как я буквально провалился в другой мир.

Я сидел в удобном и мягком кресле за штурвалом космического корабля, который нёс меня на огромной скорости где-то в безбрежных просторах вселенной. Из космической темноты мимо проплывали звёзды и планеты, а я постоянно маневрировал между ними, и на поворотах меня отклоняло то в одну сторону, то в другую. Но это был не сон! Всё происходило со мной абсолютно реально и даже ещё ярче и красочней, чем в обычной жизни. Я открыл глаза и с удивлением обнаружил себя всего-навсего сидящим на каменной ступеньке и качающимся из стороны в сторону.

Я прислушался, и потихоньку шум города: шелест тронутой ветром листвы, гул проезжающих машин, лай собак – все эти звуки удивительным образом изменялись и, переплетаясь один с другим, рождали необычайно приятную мелодию. Слушая эту мелодию, я понял, что могу управлять ею так, как хочу сам. И эта чудесная музыка и яркие зрительные галлюцинации теперь сливались в неповторимую единую гармонию. Фантазируя новые необычные звуки, изменяя течение музыки, я плыл по её волнам, и всё моё существо растворялось в этом единстве звуков и образов. Это было состояние полного блаженства и всеохватывающего счастья.

Вот оно! – торжественно осознал я. – После стольких лет пустой суеты я наконец-то проснулся и оказался в этом долгожданном, в этом прекрасном настоящем мире! А тот мир, откуда я только что пришёл, был всег– навсего долгим, полным тяжёлых испытаний сном.

Я закрыл глаза и пустил мысли в свободное плавание фантазий. И почти сразу же как небывалое озарение передо мной открылась моя глубинная сущность, ранее недоступная – моё настоящее "Я". Это было не то привычное осознание себя, как физического тела. "Я" – это целая вселенная! Это огромный мир, всё то разнообразие, что есть на свете, и всё это – "Я". Весь этот мир, каким бы сложным и великим он ни был, существует только в моём воображении. Без "Я" нет ничего, поскольку неживое не может ни чувствовать, ни осознать себя и не способно ощутить этот мерный и неудержимый ход времени, что даже вечность для него мелькнёт быстрей мгновения! И даже моё тело без "Я" – лишь скопление сложных химических соединений. До чего это невероятный и непостижимый феномен – ЖИЗНЬ! А жизнь – это "Я"! Как здорово – "Я" участвую в этом празднике жизни! Но кто "Я"?! Зачем "Я" сотворён? И вообще – что это за фантастический мир вокруг, зачем и откуда всё в нём, включая моё "Я", взялось?

Несомненно, во всём этом крылась какая-то непостижимая загадка, какая-то сложнейшая головоломка. Но ответ на этот великий вопрос несомненно есть! Мало того, этот ответ обязательно должен быть очень простым и очень красивым! Он должен быть изумительным, дарующий счастье и бессмертие тому "Я", которое успеет разгадать эту невероятную головоломку! Возможно, где-то внутри моего "Я" и спрятан тот волшебный ключ к пониманию всего сущего. Погрузившись во всю глубину этих вопросов, я пытался приблизиться к осознанию секрета бытия. Такие сложные философские понятия как вечность, бесконечность, гармония мира – стали доступны и понятны мне. Казалось, ещё немного и я наконец-то постигну величественную и непостижимую тайну из всех тайн – тайну мироздания.

Затем мысли переключились на самосозерцание, на познание собственной плоти.

Я уже ощущал своё тело, как какой-то сложный биологический робот. Было интересно наблюдать, как сокращаются одна за другой группы мышц, управляемые сигналами из центра, расположенного в голове, когда я производил какие-нибудь движения. Открылась удивительная возможность познавать собственный организм. Абсолютно спокойно можно было одними только нервами, словно глазами, видеть свой скелет, свои лёгкие и сердце. Лёгкие, как два резиновых мешка, раздувались при вдохе так, что казалось лопнут. Стоило подумать о сердце, как оно начинало учащённо биться, или, наоборот, можно было усилием воли его приостановить. Теперь одним сосредоточением мысли я мог запросто вмешаться в функционирование своих внутренних органов и от этого стало не по себе – а вдруг что-нибудь ненароком собьётся?!

Наркотическое состояние затягивало всё глубже и глубже, подобно тому, как, если очень долго не спать, неумолимо погружаешься в сон. Сопротивляться этому было невозможно. Скоро я уже не мог контролировать свои мысли. Они рождались сами по себе, одна за другой, хаотично наползали и вытесняли одна другую, подчиняясь какой-то своей непонятной логике.

Моё "Я" словно отделилось от моего тела, хоть и жило внутри него. Я отчётливо осознал, что тело может двигаться вполне самостоятельно, как машина без водителя, неся в себе пассажира – моё "Я", которое будет всё созерцать, наполняться страхом и ужасом, но управлять телом не сможет. В любой момент могло случиться, что ноги сами побегут и я брошусь с башни вниз головой – словно кто-то другой стал хозяином моего тела. Мои руки могли взять автомат, передёрнуть затвор и начать бессмысленную стрельбу, а то и застрелить самого себя. Испугавшись одной этой мысли, я медленно-медленно, чтоб не сорваться и не потерять контроль над телом, отложил автомат подальше от себя.

Теперь мне стало страшно. Блаженство и эйфория сменились всеохватывающим животным ужасом. Чтобы уйти от этого кошмара, я закрыл лицо руками. Но тут я увидел, что руки по самый локоть приобрели вид ослепительно светящихся красных пластин. Я не верил своим глазам – ведь этого никак не могло быть! Сжимая пальцы рук, я видел как сжимаются и разжимаются эти излучающие свет гладкие и плоские пластины. Я продолжал их видеть, даже закрыв глаза или отвернувшись.

В панике и отчаянии я огляделся вокруг себя – изменилось всё: и геометрия предметов, и расстояния, и цвета, которые теперь воспринимались совсем по другому. Ход времени растянулся настолько, что всё происходило невероятно медленно. Я уже был не в состоянии отличить галлюцинации от реального.

Гена, увидев, что меня посетили ужасы, решил отвлечь моё внимание и начал тихонько петь песни. При этом в такт звучания мелодии он, словно на гитаре, играл на автомате. И я услышал звуки воображаемых струн, а приятная мелодия так и лилась в мою душу. Я осознавал значимость каждого звука, его точность и неповторимость, а в каждом слове я открывал столько высшего смысла, что всё это порождало в мозгу красочный букет фантастических ассоциаций. И я опять окунулся в волшебный сон, и казалось, что нет ничего прекрасней этого сна.

Тем временем в ста метрах от нашего поста 6-я рота выходила на ужин. Я наблюдал их построение, которое в моём видении происходило как мультипликация на фоне какого-то таинственного лунного ландшафта.

Вдруг, вижу – Гена на меня ошарашено уставился и потом с тревогой в голосе говорит:

– Серёга, всё нормально. Всё нормально, сейчас пройдёт.

Я и сам почувствовал – что-то до этого произошло со мной, а что именно – не понимал. И только через несколько секунд стало всплывать в памяти, что среди шума солдат я услышал, что кто-то позвал меня по имени. Не отдавая себе отчёт, я закричал в ответ что есть сил: "А-а?!." – и даже увидел как звуковая волна материализовалась и рывками по воздуху стала распространяться в ту сторону, куда я крикнул. Но тут же я об этом забыл и вспомнил только с усилием воли.

Гена понял, что я "улетел" слишком далеко и начинаю откалывать номера. Он сам ни на шутку испугался и стал меня успокаивать:

– На, попей воды, – предложил он неуверенно, не зная толком, что делать в этой ситуации. Однако его слова подействовали на меня магически. Словно находясь в глубоком гипнотическом трансе, я был не в состоянии сопротивляться его словам: мои руки сами взяли фляжку, поднесли её к губам и я сделал несколько глотков.

– Иди, сядь… Ничо. Ничо… Успокойся, всё скоро пройдёт, – моё тело пошло и чётко выполнило приказ.

Минул час, который показался мне длиною в жизнь, и тот мир – царство чарса – помаленьку стал меня отпускать. А ещё через час, к тому времени, когда пришла смена, я уже был почти в норме. Правда, даже спустя неделю я нет-нет да проваливался на несколько секунд в это странное и непонятное состояние.

После этого на совместных с афганцами постах я по достоинству мог оценить то, как аскары, полностью выкуривая крепко забитую чарсом сигарету, могли держаться спокойно и уверенно. Наших же парней нередко развозило так, что они теряли полный контроль над собой. Так один из охраны кабульского госпиталя, обкурившись, лёг на две гранаты Ф-1 и взорвал их.

Другой тяжёлый случай произошёл с одним каптёром из 108-й мотострелковой дивизии, расположенной под Чарикаром. Когда в ту роковую ночь каптёр заколачивал себе косяк, он явно не рассчитал свои возможности. Обкурившись, он стал дико орать и, схватив автомат, начал отстреливаться от "окружающих его врагов". Сам он в это время находился в палатке один и довольно долго держал круговую оборону, поливая длинными очередями во все стороны. Тогда один прапорщик ответным огнём ранил каптёра в ногу. Его разоружили и, обезумевшего от боли и ужаса, поволокли в ПМП. Правда, до операций и докторов дело не дошло: ещё по дороге наркомана-дебошира насмерть добили свои же сослуживцы. Труп отправили на Родину в Молдавию, сказав родным, что он погиб на боевых.