Текст книги "Солдаты афганской войны"

Автор книги: Сергей Бояркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

Резиденция меняет место

В конце января, когда 40-я армия в основном перевалила через горный хребет Гиндукуш, развернулась и укрепилась на ключевых рубежах, Бабрак переселился в главную правительственную резиденцию – дворец Apг, или как его называли мы Дворец Народов. Наш батальон охраны переехал вместе с Бабраком. Это было то самое место, где я пролежал на земле всю бурную ночь декабрьского переворота.

Дворец Народов в Кабуле – это правительственная резиденция, то же самое, что и Кремль в Москве. Дворец включает в себя несколько зданий, окружённых высокой, метров семь, каменной стеной, которая охватывает его в виде квадрата. Возле стены на довольно большой площади располагались вспомогательные здания и постройки. Всё это хозяйство опоясывалось второй каменной стеной высотой метра два.

Нашему батальону выделили два двухэтажных здания, находящихся на территории самого дворца. Мы сразу принялись к работе по благоустройству комнат: сгребали мусор, вытаскивали всякий хлам, подметали пол, чтобы после переоборудовать помещения в казарму.

Пока все были увлечены работой, один любознательный воин отправился на разведку в соседнее здание. А в нём размещалась кухня, обслуживающая правительство. Заглянув туда и убедившись, что внутри никого нет, он взял с полки жестяную банку, на которой красовался аппетитный ананас, и удалился. На улице он пробил штык-ножом отверстие в банке и принялся высасывать содержимое. Тут его засекли другие:

– Чего это ты присосался? Ух ты! Где сок взял? Дай попробовать!

– А что его пробовать? Вон, идите и возьмите сами, сколько унесёте! Там всякой жратвы – навалом! На всех хватит! – и указал на кухню.

Весть о наличии под боком продуктов питания мгновенно облетела весь батальон, хоть и передавалась по строжайшему секрету. Тут же почти треть личного состава, побросав вёдра и тряпки, рванула в указанном направлении.

– А ты чего возишься? – окликнул меня командир моего отделения сержант Бородин. – Ждёшь, пока всё растащат? Давай, мухой! Не дай бог, мне ничего не принесёшь!

Я понял, что буду виноват, если деду ничего не достанется, и, бросив текущие дела, устремился в общем потоке.

На кухне все лихорадочно хватали со стеллажей разные цветные банки, коробки, кульки, пихали их за пазуху и наполняли плащ-палатки. Пока позволяло время, молодые, набирая провиант для своих "подопечных" дедушек, попутно за делом перекусывали.

И тут случилось непредвиденное. В дверях неожиданно возник тот самый молодой лейтенант, который недавно заарестовывал Хохла. Завидев погром, он выхватил из кобуры пистолет, поднял его над головой и закричал:

– Всем стоять! Стоять на месте и не двигаться!.. Воры! Сволочи! Мародёры! Все под трибунал пойдёте!

Все моментально притихли. Одного припозднившегося гвардейца, который только залетел на кухню, он послал за подмогой – чтобы нас всех арестовали. Кто был подальше от не на шутку возбуждённого лейтенанта, потихоньку начали избавляться от компрометирующих банок или незаметно исчезали в другую, заднюю дверь. Лейтенант, как назло, стоял рядом со мной и махал своим пистолетом прямо у моего носа. Никакой возможности улизнуть не было. В голове теснились самые тревожные мысли, в груди подсасывало нехорошее предчувствие.

Подошли другие офицеры, среди них был и наш ротный. Хижняк, в одну секунду оценив сложившуюся на кухне обстановку, матюгнул нас так, что полки зазвенели, а мы дружно побросали трофеи на столы. Потом, обернувшись к исполненному праведным негодованием лейтенанту, стал по-товарищески его успокаивать:

– Хорошо, что ты их заметил и остановил. Ладно, ладно. Опусти пистолет. Мы с ними сейчас разберёмся и обязательно всех накажем!

Другие офицеры тоже дружески хлопали лейтенанта по плечу и, улыбаясь, призывали оставить нас в покое:

– Да брось ты, в самом деле! Из-за х..ни дыму-то напустил!

Потихоньку лейтенант стал остывать, дыхание восстановилось: Офицеры, отвлекая его разговорами, взяли из его руки пистолет и сунули обратно в кобуру, а потом увели лейтенанта подальше от нас.

После этого случая тот лейтенант заметно переменился. Он перестал замечать происходящие вокруг нарушения. Видимо его сильно задело, что все его попытки поступить по справедливости никто не поддерживал, а только ставили его самого в глупое положение.

Отравление

Наш батальон входил во второй эшелон охраны Дворца Народов с главным рубежом – семиметровой стеной. Отсюда был хорошо виден первый эшелон охраны, занявший позиции между семиметровой стеной и окаймляющей на порядочном расстоянии второй двухметровой стеной. Здесь расположились разведрота, 3-й батальон, спецы (сапёры, зенитчики, авторота) нашего полка и афганский полк – в общей сложности Бабрака охраняло около тысячи солдат. В удобных местах замерли БМДшки.

Последний, третий эшелон охраны, располагался внутри зданий самого дворца и состоял исключительно из офицеров и прапорщиков пограничных войск. Их было около семидесяти, что по численности соответствовало роте и называлась группа "Красная гвоздика". Меж собой мы их называли просто – погранцы.

Сам Бабрак всегда ходил окружённый свитой телохранителей от четырёх до двенадцати человек: были среди них и афганские офицеры, но основную, большую часть составляли всё же наши парни из КГБ.

Первые недели угловые башни дворца, как самые удобные места для внешнего обзора и обороны, охранялись усиленным нарядом: двое находились наверху – внутри башни, вооружённые дополнительным пулемётом ПК и зенитным самонаводящимся комплексом "стрела" – а ещё двое – внизу, у входа в башню.

У самого основания башен имелись подземные ходы, которые уходили куда-то за пределы дворца. Судя по всему, они были вырыты давным-давно, специально на случай осады, но куда они вели и где выходили на свет – не знал никто.

Однажды, когда я только заступил на пост одной из башен, к нам подошёл кто-то из нашей роты и, немного поговорив на общие темы, как бы между прочим поделился полезной информацией:

– Знаете, что здесь лежат ящики с вином? – и указал на один из подземных ходов. – Так что можете взять и попробовать.

Я и второй часовой мигом залезли в указанный ход и, увидев там несколько ящиков с бутылками, вытащили один из них наружу. Бутылки были покрыты толстым слоем пыли и паутины, что казалось, они там хранились ещё с начала века. Мы откупорили одну и понюхали – запах был непонятный. Мой напарник пригубил, но ему не понравилось, и он пить не стал. Из любопытства я сделал небольшой глоток:

– Фу! – меня передёрнуло. – Ну и дрянь – уксус какой– то! – и положил бутылку обратно.

Прошло совсем немного времени, и "вино" ударило в голову: резко поднялась температура, охватила такая слабость – хоть падай. Я понял, что серьёзно отравился.

Тут же вспомнилось, что недавно до нас доводили похожий случай, как семеро гвардейцев с нашей дивизии отметили Новый год. Началось с того, что они непонятно где раздобыли вино, а закончилось тем, что трое из них отдали концы сразу, а остальных с тяжёлым отравлением еле успели отправить самолётом в Ташкент.

– Вот дурак! – проклинал я себя. – Нашёл на свою голову приключений. Что же делать? Ждать почти два часа пересмены – так можно и загнуться. Уходить с поста – тоже нельзя… Ладно, пока держусь – буду стоять. Придёт пересмена, отлежусь немного – может и само пройдёт.

Еле достоял эти два часа. Состояние всё ухудшалось. Голова раскалывалась, меня бросало то в жар, то в холод, а всё тело буквально трясло. Уже в нетерпении глядел:

– Чего они не идут, чего медлят?

Вдруг, до меня донеслось самое страшное из всего, что только можно услышать:

– Караул в ружьё! Все на усиление постов!

– Всё! Накрылись мои два часа отдыха! Наверняка опять проверяющие застукали кого-то спящим на посту – старая история!

Так оно и случилось. Прибежавшее подкрепление целиком состояло из старослужащих. Они залезли наверх в башню, постелили себе бушлаты и, прижавшись друг к дружке, улеглись и продолжили прерванный сон. Так прошли ещё четыре часа – мои два часа отдыха, плюс два часа очередной смены. Я уже пребывал в таком состоянии, что в любой момент мог свалиться без чувств.

Наконец-то караул сняли с усиления и пришла пересмена. Но не зря говорят, что беда редко приходит одна. Когда разряжали оружие, я автоматически выполнил все эти нехитрые операции с автоматом, не отстегнув магазин. Ночную тишину прервала короткая очередь и два трассера ушли в небо. Если бы это произошло днём – ничего страшного – случайно стреляли довольно часто и к этому уже привыкли. Но была глубокая ночь, и выстрелы переполошили всю округу. В темноте раздались команды:

– Подъём! Тревога!

– Караул на усиление!

На этот раз по тревоге подняли весь полк! Забегали погранцы и аскары[6]6
  Афганские солдаты


[Закрыть]! Шуму было много. За грубую оплошность меня тут же сняли с караула, а пошатнувшимся здоровьем занялись в тот же день – отправили в наряд по роте вне очереди. Так я ходил в наряд по роте вместо караула три раза подряд. За это время организм одолел хворь полностью, а я для себя хорошо усвоил старую добрую истину, что голова дана не только для того чтобы есть.

Наградные

К середине февраля обстановка несколько стабилизировалась. Пришло время вспомнить об успешно проведённом в декабре перевороте, чтобы наградить отличившихся. Хижняк собрал у себя зам. комвзводов и отдал распоряжение:

– К ужину на весь личный состав надо написать наградные. Чтобы никого не пропустили! Все проявили себя достойно, храбро, и с честью выполнили свой долг. Так что отметить надо всех без исключений.

Сержанты разошлись по взводам, перепоручив это хлопотное занятие молодым. Еремеев для этого дела специально подозвал меня:

– Пиши наградные на всех в нашем отделении. К вечерней поверке всё должно быть готово!

– Есть! А как их писать?

– А меня это е..ёт? А? Давай строчи, как хочешь, без разницы. И чтоб всё путём было! Ты у нас самый грамотный. В университетах учился – вот и вперёд. И не дай бог, если мне орден не достанется! Ясно?

– Так точно, ясно.

Поначалу пришлось довольно долго пыхтеть, сочиняя первый подходящий текст. Но помаленьку я вошёл во вкус и строчил наградные как на конвейере:

"…рядовой такой-то, при наступлении, пулемётным огнём подавил огневую точку противника и занял выгодный боевой рубеж. Надёжно прикрывал идущих в атаку…"

В действительности все из нашего отделения особых подвигов не совершали – как и я, они лежали в укрытиях, сами не зная где, и только метились из автоматов. Потому, чтобы отделение выглядело более достойно, пришлось положиться на воображение:

"…сержант такой-то с криком: "Ура!" – первым поднялся в атаку и броском гранаты подорвал группу вражеских солдат. В рукопашном бою смело и решительно действовал штык-ножом и прикладом, уничтожив ещё трёх солдат противника…"

В наградной на самого себя я не стал излагать, как без толку пролежал на холодной земле, так никого и не увидев, а с упоением расписал, как ефрейтор Бояркин сдерживал наседающие на нас – стоящих в резерве – вражеские цепи, и как метким огнём принудил противника залечь и отступить. Естественно, что при этом противник понёс значительные потери.

Хоть я и старался уложиться в разумные рамки, но всё равно по моим наградным выходило, что наше отделение уничтожило в ту ночь никак не меньше сорока солдат неприятеля.

Все в роте, кто в тот день писал наградные, строго придерживались одного главного правила: кто отслужил больше – тот и врагов укокошил больше, а кто служил меньше – соответственно и ухлопал врагов поменьше. Вечером сержанты собрали наградные и отнесли ротному, а тот сдал их в штаб. Так как никаких замечаний по ним не поступило, я понял, что абсолютно все эти наградные – сплошная фикция. Из них узнать правду о действительных событиях невозможно.

Караульная служба

Два первых месяца у нас в батальоне ещё не было организовано отдельного караульного помещения, и после смены, кто отстоял на посту, шли отдыхать во взвод. Но случалось и такое: в ночное время, чтобы не прерывать свой здоровый дембельский сон, деды посылали вместо себя на пост молодых. Обычно, загодя предупредив разводящих сержантов, кого следует поднимать на пересмену, деды спокойно дрыхли без перерыва всю ночь напролёт.

В один из вечеров, когда уже прозвучал отбой и я укладывался спать, ко мне подошёл только что вернувшийся с поста Еремеев:

– Бояркин. В два часа пересмена – пойдёшь вместо меня на третий пост. Задача ясна?

– Так точно.

– Ну вот и договорились. Давай, и чтоб без замечаний!

Ночью меня толкнул разводящий:

– Вставай, через десять минут смена!

Я еле продрал заспанные глаза, взял автомат и отправился со сменой на угловую башню. Моим напарником был Черкашин – капрал моего призыва. Черкашин в тот день тоже, хоть и не состоял в карауле, но таким же образом был приставлен вместо Дубаса. Дубас и Еремеев были друзьями одного призыва и они часто стояли на посту вместе. Соответственно сейчас они, растянувшись в постелях, вместе отдыхали, смело доверив свой пост нам.

Стоим с Черкашиным, разговариваем. Когда тема кончалась, думаем, о чём бы поговорить ещё. В это время можно прислушаться к отдалённым перестрелкам, как где-то вдалеке раздаются отдельные выстрелы и автоматные очереди. В ночное время стрельба происходила постоянно и нарушала тишину почти каждые пять минут. Мы так к ней привыкли, что уже на неё не обращали никакого внимания.

Прошло с полчаса. Кругом темно, тихо. Видим: из расположения 6-й роты вышел солдат и идёт прямо к нам. Подойдя поближе и не дожидаясь, пока мы его окликнем, упреждает:

– Свои. Свои. Дело есть!

Мы и без того видим, что идёт свой. Уставной фразой: "Стой! Кто идёт!?" – встречают только проверяющих. А у простого солдата и пароль никто не спрашивает.

Он поднялся по ступенькам к нам на башню. Это был молодой с 6-й роты. Извиняющимся голосом он стал нас просить:

– Понимаете, дело такое. Надо пропустить в город несколько человек с нашей роты. У них там срочное дело есть. Пропустите?

Мы поняли, что если не пропустим, то наверняка потом нам же несдобровать: явно его послали предупредить деды, да и к тому же – какой с нас спрос в случае залёта? – мы-то не в карауле – что случись – пусть Еремеев с Дубасом и отдуваются!

– Пропустим. Жалко, что ли? Пусть себе идут.

Посыльный сразу обрадовался:

– Тогда я пойду, скажу своим, что всё нормально, а потом снова приду. Хорошо?

– Да приходи, раз надо.

Молодой ушёл к себе в роту и через пять минут вернулся к нам. Прошло ещё пять минут и из расположения роты вышло человек восемь с автоматами. Мы видели их сонные, безразличные ко всему лица: ремни болтаются, автоматы несли как попало, один его вообще чуть ли не по земле волок и спал прямо на ходу. Они шли без всякого энтузиазма и без волнения – как на самую обычную работу. Поднявшись к нам наверх, они через окно башни ушли в ночной город. Что они там делали, мы так и не узнали: нас сменили, а группа всё ещё не вернулась со своего дела. А молодой так и остался на башне дожидаться, когда вернутся с вылазки его сослуживцы.

Койки и матрасы

Новое расположение мы обживали постепенно, в течение нескольких месяцев. Первое время, переоборудовав отведённое здание под казарму, мы спали в пустых помещениях, лишь постелив на бетонный пол сложенный вдвое тент от БМД.

Вскоре нам выдали койки и матрасы. Однако эти, казалось бы весьма полезные и удобные принадлежности для сна только омрачили и существенно осложнили мою жизнь. Дело в том, что в той небольшой комнате, в которой располагался наш взвод, не могло уместиться полагающееся количество коек. Ещё днём, как только я увидел, что коек на всех не хватит, я с горечью осознал, что уже вечером возникнут новые проблемы. Так оно и вышло.

После отбоя старослужащие сразу улеглись по отдельным койкам. Свободных мест больше не оставалось. Свет выключили. Немного погодя молодые осторожно полезли размещаться среди фазанов, но те на них рыкали, шипели, а то и норовили двинуть ногой – никто не желал приютить рядом товарища.

Я, даже не пытаясь найти себе место, просто стоял и наблюдал, как тыркаются другие. Минут через десять, после некоторой возни и пререканий, все молодые худо– бедно определились, и во взводе стало тихо. Лежали на втором ярусе плотно: на одной из коек умудрились даже поместиться сразу втроём. Я стоял в одиночестве и в отчаянии уже готов был залезть куда-нибудь под кровать и там заночевать, как в комнату вошёл прапорщик Касьянов:

– Почему не спишь? Быстро в постель!

Я, заметив место, где на двух сдвинутых койках спали по одному, мигом залез туда и пристроился как раз на стыке между ними, на железках.

Тут Касьянов увидел дружную тройку черпаков, слившихся в единое целое и покрытых одним одеялом.

– А это ещё что такое? Вы что тут кучу устроили – кровать же проломите! Вон, другие по одному лежат! А ну быстро рассредоточиться! – скомандовал Касьянов.

Милая идиллия была нарушена. Одному из этой троицы пришлось покинуть своих товарищей и, немного потыкавшись, он с трудом прибился к новому месту.

Кроме обидной нехватки свободных спальных мест, появление коек принесло и мне, и другим молодым массу дополнительных хлопот. Теперь, когда дед поднимался с койки, молодому полагалось сразу поправлять помятую постель и набивать подушку. Кроме того, от двойных перегрузок койки часто ломались, и их постоянно приходилось чинить: подгибать и сцеплять разболтавшиеся металлические скобы.

И всё-таки самые большие неприятности принесли не сами койки, а мягкие ватные матрасы: из афганских матрасов в нашу одежду проник почти невидимый враг – афганские вши. Там – в складках наших тельников и хэбэ, вдоль швов наших трусов – они нашли свой новый приют. Здесь они и питались и размножались, донимая нас в течение всей службы. Как начнут кусаться – зудит так, что раздираешь кожу чуть не до крови, а если стоишь в строю – так даже и почесать нельзя – только и остаётся скрипеть зубами, да цедить проклятья.

Особенно вши распоясывались в зимнее время, когда их защищал толстый слой одежды, под которым они чувствовали себя в полной безопасности. Как только с этими зловредными насекомыми ни боролись: и подвергали термообработке всю одежду и постельные принадлежности, некоторые даже стирали своё хэбэ в бензине – ничего не помогало. Вши были на редкость живучими тварями. Они быстро возвращали оставленные рубежи и восстанавливали свою прежнюю численность. Наши временные успехи так никогда и не увенчались окончательной победой. И смирившись с мыслью о неизбежном совместном проживании, каждый стал воевать со своей популяцией паразитов самостоятельно, тщательно осматривая одежду и, выискав затаившихся бестий, безжалостно давил их ногтями.

Дембельский досуг

Зима выдалась для Кабула холодной. Днём около нуля, а ночью – отрицательная температура. На земле долго держался снег. Чтобы в помещении было тепло, установили печь-буржуйку. Топили её исключительно импортным дубовым паркетом советского производства. Его залежи мы обнаружили прямо под ногами – в подвальном помещении. Поскольку офицеры следили за тем, чтобы дорогой паркет не шёл в топку, для отвода глаз у печки демонстративно покоилась с трудом раздобытая кучка хвороста, а ящик упакованного паркета прятался где-нибудь под кроватями. Паркет горел отлично и давал много тепла – его хватило на всю первую зиму.

У буржуйки любили собираться деды и болтать на разные темы. Они курили, плевали и бросали окурки прямо на пол, давая возможность молодым постоянно упражняться в поддержании порядка. Временами, когда требовалось освежить разговор, они подзывали к себе какого-нибудь из молодых.

– Э-э! Учёный!

– Я!

– Двигай сюда! – я откладываю текущие дела и подхожу к весёлой компании дедов:

– Ефрейтор Бояркин по вашему приказанию прибыл!

– Давай, рассказывай!

– Чего рассказывать? – я вначале даже и не понял, что дедам просто хочется, чтобы их поразвлекли разговором.

– Да не е..ёт, хоть чо. Чему тебя учили в университете, то и растолкуй нам!

Я стал мобилизовывать мысли:

– Да это всё не так просто и не интересно наверное… Ну, там… как движутся частицы в полях, как распространяются всякие электрические, магнитные волны. Но там одни формулы.

– Не-е, нах… нам твои формулы сдались? Давай расскажи лучше, сколько баб сделал на гражданке!

Это был обязательный вопрос для всех молодых десантников, на который они должны были ответить честно и откровенно. Причём, особый интерес представляли те немногие молодые, которые успели жениться ещё до армии. Теперь им приходилось излагать мельчайшие подробности их первой брачной ночи перед многочисленной и очень внимательной аудиторией.

Я на эту тему порадовать дедов ничем не мог. Так и сказал:

– Нисколько.

Но деды расценили мой краткий ответ как остроумный и дружно загоготали.

– Ну, учёный, может, щупал какую? Так рассказывай! Нет? Ну, хоть целовался?

– Да, – смутился я, – с одной…

– С одной? Ха! Ха! А что же ты её не сделал?!

– Надо время… чтобы понравиться, лучше узнать друг друга…

Деды схватились за животы:

– Ха! Ха!.. Чтобы лучше узнать!.. Ой, уморил! Да пошёл, снял тёлку – вот и узнал всё!.. Бери пример с Антона – за десять дней отпуска одиннадцать баб сделал! – Антон, сидящий в общей кампании, удовлетворённо заулыбался. Он сам, без всяких просьб, рассказывал о своих похождениях при всяком удобном случае уже. множество раз, и потому его истории уже всем порядком поднадоели. – Ладно! Жизни ты не знаешь! Рассказывай что в книжках читал интересного!

Поскольку я всегда интересовался астрономией, то решил, что эта тема вполне подходящая и завёл долгую лекцию об устройстве нашей Вселенной: как образовалась наша солнечная система; как рождаются и умирают звёзды, превращаясь в красные гиганты, белые карлики, нейтронные звёзды и чёрные дыры; какие невообразимо огромные расстояния до звёзд и галактик, и из чего они состоят.

Хотя эта тема и была несколько далека от армейской жизни, тем не менее дедам мой рассказ понравился: они задавали различные уточняющие вопросы, типа: когда же люди полетят к звёздам, пытались разобраться в мудрёных эффектах теории относительности, но особенно всех волновал вопрос о пришельцах из космоса. Я прямо высказал свои сомнения в существование летающих тарелок, чем весьма разочаровал слушателей.

Позже некоторые не раз приходили в наш взвод специально для того, чтобы послушать мои лекции об устройстве мира.