Текст книги "Солдаты афганской войны"

Автор книги: Сергей Бояркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
НА АФГАНСКОЙ ЗЕМЛЕ

Высадка

Раннее утро 26 декабря.

Шасси самолёта ударили по бетонному покрытию. Его затрясло, и тут же, переключившись на торможение, взревели двигатели, быстро гася скорость. Все мы, подавшись к единственному иллюминатору, напряжённо вглядывались наружу. Кто находился ближе к иллюминатору, понимая, что другим тоже не терпится посмотреть, старались не загораживать обзор для остальных. Сначала мы миновали ряды гражданских самолётов, после чего началась военная часть аэродрома: широко расселась стая боевых вертолётов, на небольшом удалении от них торчали хвосты перехватчиков МИГов, дальше показались коробки громадных ангаров. Пока всё шло мирно. Не было заметно никаких признаков боевых действий, а попадавшиеся в поле зрения люди ходили спокойно в полный рост.

Проскочив всю взлётку, самолёт повернул на вспомогательную полосу и, покачиваясь, быстро поехал по ней уже в обратном направлении. Наконец, самолёт остановился. Тут же несколько наших заскочили в отсек с БМД и приступили освобождать её от креплений, а я и остальные выпрыгнули через боковую дверь и, подбежав к хвостовой части, приготовились сразу вступить в бой. Пока открывалась рампа, у нас была минута-другая чтобы осмотреться по сторонам.

Солнце ещё не появилось, но уже было достаточно светло, и всё предвещало тёплый, ясный день.

В ста метрах от нас у входа в ангар стоял часовой с автоматом и с любопытством наблюдал за нами. Это был солдат другой армии. Форма у него значительно отличалась от нашей: нашитые карманы, куртка заправленная под брюки и обут был не в кирзовые сапоги, а в ботинки. Достаточно было мимолётного взгляда, чтобы понять, что он занят только охраной своего объекта и воевать с нами не собирается. Хоть мы и были ко всему готовы, но ни здесь рядом, ни дальше никакой опасности не заметили.

В это время из открывшейся рампы на землю выехала БМД и отъехала в сторону. Мы кинулись вытаскивать ящики. К выгрузке даже подключилось двое пилотов. Наши же офицеры, контролируя ход разгрузки, только постоянно нас поторапливали. Двигатели у самолёта не останавливались и, оглушая своим рёвом, создавали такой шквал ветра, что приходилось пригибаться, чтоб не снесло в сторону. Работа кипела вовсю, и минут через десять-пятнадцать весь груз уже лежал на земле. Самолёт поднял рампу, добавил обороты и двинулся дальше по полосе. Сразу же на освободившееся место подъехал другой самолёт, и, оказавшийся рядом офицер, выписывая жесты руками, дал команду, чтобы мы помогли с разгрузкой.

За работой прошло около получаса, как вдруг к нам приблизился офицер не из нашего полка, которого никто не знал, и сквозь общий самолётный гул закричал взволнованным голосом:

– Вы что с погонами ходите?! Немедленно сорвать с себя все знаки отличия!

Мы переглянулись – приказ был очень странным, а этого офицера мы первый раз в глаза видели. Поэтому ничего срывать с себя не стали, а только показали, где стоял ротный:

– Вон командир нашей роты – с ним поговорите! Когда он разрешит – тогда и сорвём!

Он подскочил к Хижняку, и, наспех ему представившись, стал что-то быстро объяснять. Хижняк сразу его понял и тут же сам побежал отдавать распоряжение:

– Всем сорвать погоны! Быстро! Убрать все знаки отличия!

Мы и офицеры в том числе, как только освободили очередной самолёт, принялись сдирать с себя погоны, петлицы, кокарды, скручивать эмблемы и значки. Я был в восторге:

– Отлично! Здесь что-то нечисто! Наши заранее хотят замести следы! Тут пахнет настоящими приключениями!

И, предвкушая стать свидетелем тайных исторических событий, правду о которых наверняка никто не узнает, решил для себя постараться всё хорошенечко запомнить.

Между тем мы безостановочно оттаскивали ящики подальше от бетонки и, попутно сортируя, складировали их один на другой, строя большие прямоугольные блоки выше роста человека.

Продолжая таскать ящики, я заметил, что часовой у ангара, движимый любопытством, потихоньку подошёл к нам поближе метров на тридцать. С этой новой позиции он продолжал неотрывно наблюдать за нами с интересом, смешанным с настороженностью.

Вскоре из-за ангара появился их офицер. Он сразу отличался своей более пёстрой формой, а на голове гордо сидела задранная трамплином фуражка. Офицер очень спокойно, даже удовлетворённо смотрел в нашу сторону и не спеша ходил туда-сюда, что говорило о том, что он в курсе всех дел. Так, прохаживаясь с видом хозяина этой территории, офицер поравнялся с любопытным часовым. И тут часовой не удержался. Видимо, желая заострить внимание офицера к происходящему вокруг, он обратился к нему и начал сообщать что-то очень важное, несколько раз при этом кивая в нашу сторону своим встревоженным лицом. Однако офицер не стал его выслушивать. Он в резкой форме прервал часового, накричал на него, от чего часовой сразу вытянулся по струнке и испуганно начал отвечать что-то в оправдание.

Я, хотя и был полностью занят перетаскиванием ящиков, но всё время поглядывал на них. И тут я увидел нечто новое и забавное: офицер вынул из кармана свисток и резкими свистками-сигналами начал подавать команды, по которым часовой послушно стал то ложиться, то вставать. Затем часовой так же по свистку стал бегать от офицера к ангару и обратно. Погоняв бдительного часового минут десять, офицер некоторое время постоял, оглядывая всё в округе, и, убедившись, что выгрузка на этом участке идёт нормально, неторопливо пошёл обходить свои владения дальше. Незадачливый часовой занял своё место у самого ангара, обиженно поглядывая по сторонам и себе под ноги.

Взошло солнце. Оно прогнало утреннюю прохладу и залило светом и теплом голую равнину, далеко простирающуюся от аэродрома. Под его яркими лучами местность чудесно преобразилась: и каменистая, лишённая всякой растительности земля, и горные цепи, опоясывающие равнину со всех сторон, расцвели пёстрыми, сочными красками. Горы, поскольку я их раньше никогда не видел, поразили меня своим величием. Эти массивные, каменные гиганты, словно творения самой вечности, обступили нас, демонстрируя своё спокойствие и мощь. Они ослепительно сверкали заострёнными, покрытыми снегом вершинами и крутыми склонами, и, казалось, находились совсем рядом, что даже резко взмывающие в небо самолёты еле успевали набрать достаточную высоту, чтобы их не задеть. И весь этот изумительный пейзаж и необычность обстановки придавали этим напряжённым минутам особое, неповторимое ощущение невероятности происходящего.

Тем временем самолёты всё прибывали и прибывали. Было видно, как далеко-далеко в чистом утреннем небе спускаются цепочки самолётов. Они шли на посадку с интервалом в одну-две минуты, а затем, быстро двигаясь по вспомогательной полосе, заполняли своими телами пустующие места. Разгрузившись, они сразу ехали дальше и, пристроившись в длинную очередь, которая тянулась к месту взлёта, дожидались, когда освободится взлётка. И стоило очередной колонне приземлиться, как они тут же друг за другом разбегались и взмывали в небо.

Высадка происходила в бешеном темпе. Через несколько часов на аэродроме творилось что-то невообразимое: сплошь вдоль всей полосы стояли и разгружались военно-транспортные самолёты, земля и воздух содрогались от оглушительного гула реактивных двигателей и ползающих на гусеницах бронированных машин, в воздухе стоял запах сгоревшего авиационного горючего и соляры, всюду сновали солдаты. Они, окружив открытые задние части самолётов, быстро перетаскивали разнообразные грузы по рампе дальше на поле. Некоторые БМДшки не заводились, и их, налегая изо всех сил, дружно выпихивала наружу целая орава десантников. С каждым часом росли горы ящиков с боеприпасами. Тут же стояли БМД и другая боевая техника.

Так, буквально на глазах, неумолимо наращивала свою мощь с каждым вновь прибывающим самолётом, закрепляясь и растекаясь по местности, собиралась в грозную силу ударная часть воздушно-десантной дивизии.

Ближе к обеду наш батальон собрали, нагрузили всех разными вещами и повели на противоположный край аэродрома. Идя колонной вдоль полосы, мы посматривали направо. Там на небольшом удалении приближалось здание аэропорта, на фасаде которого большими буквами было написано "KABUL". Здание имело серый, невзрачный вид, а наверху, на смотровой площадке, находилось с десяток фигурок людей, видимо специально наблюдающих за высадкой. Присмотревшись, я увидел там установленную на штативе кинокамеру. Но когда оператор направил её в нашу сторону, то мне стало неловко: другие несли ящики с патронами и прочее военное снаряжение – им можно было идти гордо, я же, подобно вьючному животному, прогибался под тяжестью несуразно огромного тюка, набитого комбезами. Поэтому я специально приотстал и, тащась позади остальных, прятался за их спинами и отворачивался, пока не миновали здание аэропорта.

Батальон дошёл до самого края аэродрома, где уже рядами стояли наши БМДшки.

Один механик, смочив тряпку соляркой, усиленно стирал с башни БМД эмблему "Гвардия" исполненную цветными красками. Рядом стояло несколько офицеров и поносили его матом, чтобы тот скорее стирал компрометирующее изображение:

– Ты что раньше делал…твою мать! Три сильнее! Быстрей давай! За пять километров видно!

Мы расположились возле БМДшек и, на скорую руку перекусив кашей из сухпайка, опять приступили к работе – подготавливали технику, снаряжение.

День выдался солнечным и тёплым, и я, между дел, с удовольствием любовался прелестями окружающего пейзажа и за всем происходящим вокруг.

Метрах в двухстах от нас проходило ограждение, отделяющее аэродром. Ограждение было довольно условным – редкие жерди, приколоченные к невысоким столбикам. За ним пролегала грунтовая дорога, по которой изредка проезжали обвешенные всякой пёстрой мишурой машины и автобусы или тащились гужевые повозки. Возле ограждения толпилось с десяток местных жителей. Одеты они были несколько необычно – в какие– то балахоны. В основном это были любопытные мальчишки, но были и взрослые мужчины, которые сворачивали с дороги и теперь не сводили глаз с огромного скопления техники и снующих солдат. Чернявые пацанята висели на ограждении и, показывая руками в нашу сторону, звонко переговаривались. Настрой у них был самый радужный, и они даже пытались наладить контакт со стоящими поблизости двумя часовыми. Но офицеры сразу пресекли эти попытки, отодвинув пост подальше от дороги и вообще запретив общаться с местными.

Так в приготовлениях прошёл весь день. К вечеру основные силы дивизии уже высадились. Самолёты всё ещё прилетали, но уже не сплошным потоком, а мелкими группами или вовсе по одному.

Когда солнце зашло и наступили сумерки, полк построили, проверили личный состав и снаряжение, после чего командир полка обратился к строю:

– Гвардейцы-десантники! – от сильного волнения, которое сразу бросалось в глаза, голос его звучал особенно твёрдо и особенно строго. – Выполняя просьбу дружественного народа и правительства, наш полк сейчас находится на территории Афганистана. Через полчаса мы выезжаем в город. В это время все должны находиться внутри машин. Чтобы никого на броне не было! В пути всякое может случиться, поэтому всем необходимо проявлять бдительность! Не забывайте, что вы уже находитесь за границей! Чтобы никто без разрешения командира не отходил от расположения ни на шаг!..

Когда командир полка закончил говорить, личный состав направили к ожидающим БМДшкам, а офицеры собрались на командном пункте, где они обсуждали дальнейшие действия.

В томительных ожиданиях прошло ещё около часа. И вот, когда уже совсем стемнело, началось резкое оживление: кругом забегали, с разных сторон зазвучали громкие распоряжения. Вернувшийся ротный возбуждённо и по-военному твёрдо дал нам последний инструктаж:

– Сейчас едем в город! Всем быть максимально внимательными! Если какой-нибудь х... из-за угла хоть раз выстрелит в колонну – топить его морем огня! Раздавить без всяких выяснений и формальностей! Ясно?! – глаза у Хижняка горели, а в такт словам он уверенно рубил перед собой сжатым кулаком. – Помните – мы действуем в условиях военного положения! Никаких предупредительных выстрелов – стрелять сразу на уничтожение! Это приказ! Всем понятно?

Его короткая речь произвела на всех нас сильное воздействие. Мы поняли главное – Родина ждёт от нас самых решительных действий. Такое доверие мы восприняли с большим внутренним подъёмом.

Я ощутил необычайный прилив решимости: в руках приятная тяжесть автомата, вокруг наши солдаты и наша боевая техника. Казалось, что мы своей мощью сметём любого, кто только посмеет стать на нашем пути. Но особенно меня переполняла гордость, что я буду делать что-то важное для страны, для истории. В этом раскрывался какой-то особый, высший смысл нашего здесь присутствия. Не оставалось никаких сомнений, что именно сейчас и именно здесь произойдёт то самое поворотное историческое событие, которое останется для меня самым важным и самым ярким на всю жизнь.

– По машинам!

Мы разбежались по БМДшкам, быстро сняли с брони все ящики, которые крепились снаружи, затащили их во внутрь, но потом долго не могли влезть туда сами, так как свободного места почти не оставалось. Сначала около многих БМДшек возникла суета, потому что как ни старались уплотниться, а один-двое никак не помещались. Но офицеры с разных сторон криком сгоняли оставшихся солдат с брони, и им пришлось с большими усилиями буквально вдавливаться в переполненные машины. К этому времени ротный назначил оператором моей БМД одного деда, и я на общих основаниях полез в десантное отделение. Еле протиснувшись боком в щель между большим ящиком и потолком, я прижал ноги и замер там, как клоп, стиснутый со всех сторон. Двигатели загудели, и БМДшки одна за другой направились в сторону Кабула.

Не сбавляя скорости, колонна, состоящая из десятков боевых машин, наполняя воздух рычанием мощных двигателей и зловещим скрежетом гусениц, двигалась по пустынным и плохо освещённым улицам ночного города. Я сидел в тёмном, замкнутом пространстве и, не видя ничего, что творится снаружи, с опасением думал:

– Ну и забрался. Как в гробу. Если подобьют БМД – придавит к чёрту, и даже вылезти не смогу.

Но довольно скоро, примерно через полчаса, колонна остановилась, и поступила команда строиться. Я выбрался из машины и огляделся по сторонам. Понять, где мы находимся было невозможно, поскольку всюду была кромешная темнота. Кругом звучали команды и распоряжения, и заслышав:

– Четвёртая рота строиться! – я сразу побежал в ту сторону.

После построения и проверки наша рота разместилась в одной из комнат пустого одноэтажного здания. На холодный бетонный пол настелили тенты от БМД и, свалившись от усталости вповалку, так и заночевали.

На утреннем построении я с некоторым удивлением обнаружил, что мы находимся не просто в самом городе (до нас доносился разнообразный городской шум), а, судя по всему, на какой-то особой, закрытой территории – скорее всего правительственной. Рядом проходила высокая, метров семь-восемь, каменная стена, вдоль которой рядами стояли наши БМДшки. Невдалеке возвышалась одиночная башня, а возле неё красивое старинное здание. Вокруг был разбит ухоженный сад из невысоких деревьев и ровно постриженных кустов. За садом, дальше, проходила ещё одна каменная стена, но пониже, высотой метра два, которая надёжно отгораживала нас от остального городского мира, и потому никаких прохожих здесь не было.

С самого утра и весь день напролёт мы продолжали готовить технику, оружие, вскрывали цинки и добивали патроны в ленты. Между тем всё шло спокойно, без происшествий, и внутреннее напряжение, оставшееся ещё со вчерашнего дня, постепенно спало. Даже стало казаться, что всё интересное уже кончилось и ничего особенного больше не произойдёт. Однако самое невероятное ждало нас впереди.

Наступил вечер. Кабул быстро погрузился в темноту. И когда мы уже готовились к отбою, совершенно неожиданно с разных сторон закричали:

– Боевая тревога! Выходи строиться!

Ночной бой

Построение происходило в такой спешке, что даже тем, кто сразу не успел прихватить свой РД с боеприпасами, не разрешили забежать за ним в помещение. Переполошенные офицеры отдавали распоряжения бегом, громче обычного. Сразу почувствовалось:

– Всё, началось! То, из-за чего мы здесь, должно произойти прямо сейчас.

Тут же, без всякого предварительного инструктажа и объяснений, стали формировать группы для каких-то заданий. Ротный шёл вдоль строя и, вглядываясь в наши лица, словно подыскивая кого-то наиболее подходящего, называл фамилии, и те выходили из строя. Как только набиралось нужное количество, назначался старший группы и наспех сформированные экипажи бежали к своей боевой технике. Ничего не дожидаясь, группы сразу же уезжали небольшими колоннами в город.

Только отъехали первые колонны, не прошло и пяти минут, как до нас донеслись автоматные очереди. То тут, то там ночное небо стали резать яркие нити трассеров. Стрельба быстро усиливалась.

– Неужто по нашим стреляют! – встревоженно переглядываясь, недоумевали мы. – Хороши дела! Попросили помощь, а сами напали!

А тем временем в непрерывной спешке продолжалось формирование всё новых и новых групп, и они тут же уезжали неизвестно куда. Наш строй всё редел и редел. Так мы стояли около получаса. Затем формирование закончилось, и оставшиеся заняли оборону вокруг здания, где мы до этого обосновались. Офицеры каждому указали его место и сектор обстрела. Перед нами, метрах в ста, возвышалось красивое старинное здание, возле которого проходило ограждение высотой около полуметра. И нам был отдан чёткий приказ: во всякого, кто зайдёт за это ограждение, стрелять без предупреждения. Ещё дополнительно офицеры сказали, чтобы мы были внимательней и по своим огонь не открывали.

Стрельба вокруг быстро перешла в сплошной пулемётный шквал. Разные уголки города как молниями стали озаряться вспышками от взрывов.

Лёжа на промёрзшей земле с автоматом на изготовку, я напряжённо вглядывался в темноту, готовый в любой момент нажать на спусковой крючок. Всё происходящее было настолько неожиданным и невероятным, что создавалось впечатление, будто это не наяву, будто это происходит в какой-то другой жизни. В голове навязчиво крутились одни и те же вопросы:

– Что же там происходит? Кто стреляет по нашим?

Уже совсем рядом, в каких-то нескольких сотнях метров от нас, завязались сильные перестрелки. Там стреляли из гранатомётов, беспорядочную автоматную трескотню перекрывали долгие пулемётные очереди, всёподавляюще мощно заработали ЗУшки (зенитные установки), а разрывы снарядов сотрясали воздух так, что я ощущал их всем своим телом.

– Ну всё – конец! – пронеслось у меня в голове. – Со всех сторон обложили – везде бьют! Наверняка почти всех наших уже перемолотили! Тут разве уцелеешь? Сейчас и до нас докатится!

Видя, что дело приняло серьёзный оборот, я, улучив момент, пока офицеры не видят, забежал в помещение, где располагалась наша рота, и, чиркнув спичкой, так как там было абсолютно темно, стал искать в оставленных РД боеприпасы. Как бесполезные скинул с ремня лопату и котелок, а на их место повесил дополнительный подсумок с магазинами. Высыпав всё ненужное для боя из своего РД, набил его пачками патронов. За пазуху и в карманы насовал штук десять гранат Ф-1, сразу ввернув в них запал. В довершении ко всему накинул на плечи пяток "мух" – теперь я и впрямь был вооружён до зубов. На душе сразу полегчало, и, прошмыгнув обратно на своё место, снова залёг за кустиком.

А между тем, получив приказы по рации, офицеры продолжали формировать новые группы по нескольку БМД и отправляли их на объекты. БМД уходили одна за другой в город, а нас оставалось всё меньше и меньше. Нам сказали, что мы – резерв полка, и нас бросят на подкрепление туда, где будет тяжелее всего. Эта перспектива будоражила воображение. Внутренний голос, чувствуя близость реальной опасности, лихорадочно сам с собой вёл нервный монолог:

– Ну и ну! Занесла же нелёгкая! Ещё отправят в самое пекло – и сгину, так и не узнав, что же здесь произошло! Только бы не убили! Зато уж когда приеду домой – будет о чём рассказать! Вот так история! Ещё никто и не поверит, что такое со мной могло случиться! Ну ведь точно – никто не поверит!

Пальба вокруг всё разгоралась, и часа через три светопреставление достигло своей кульминации. Во многих районах начались пожары, и зловещее зарево от пламени освещало окрестности где шли бои. Нас уже оставалось всего человек тридцать с двумя БМД. Иногда в некоторых местах, откуда доносилась автоматная и орудийная стрельба, перестрелка стихала, и казалось, что вот-вот прекратится вовсе, но затем вновь вспыхивала с новой силой и ожесточённостью. Однако нас всё ещё никто не хотел атаковать, за исключением одного зануды-офицера, который ходил позади нас и периодически тормошил каждого сапогом по спине:

– Не спать! Не спать! Быть внимательней!

Ждать становилось утомительно, и я перекидал гранаты, что хранились за пазухой в РД, поскольку лежать на холодных ребристых железках стало невмоготу, да ещё к тому же, когда я ворочался, они периодически выкатывались в щели между пуговиц десантуры.

Со временем, мало-помалу стрельба стала стихать. Первоначальная нервозность прошла, и теперь, вначале со смутными сомнениями, а потом всё определённей и уверенней я стал догадываться, что на наших никто вовсе и не нападал, а скорее всего, это наши атаковали кого-то. В душе всё улеглось. Я окончательно успокоился и, выждав, когда офицер отойдёт, сбегал в расположение во второй раз: оставил там три "мухи", высыпал назад половину запаса патронов и гранат, поскольку надоели на спине, а вместо них разыскал банки три сухпайка и в приподнятом настроении вернулся на своё место.

– Всё нормально! – радостно рассуждал я про себя. – Теперь точно пронесло! – и принялся вскрывать сухпаёк штык-ножом.

Заметив, что лежащие слева и справа от меня с интересом косятся в мою сторону, я кинул им по банке, и они тут же принялись их уминать. Другие, заметив, что мы жуём, тоже гуськом устремились в расположение и, подцепив там нужное количество банок, пригнувшись, быстро возвращались обратно.

Ночь подходила к концу. Непрерывные перестрелки постепенно истощились в отдельные автоматные очереди и выстрелы. Становилось всё тише, тише и к утру всё успокоилось окончательно.

Начало светать. С первыми лучами солнца над городом на низкой высоте стали беспрерывно летать истребители МИГи. Разрывая воздух оглушающим рёвом своих реактивных двигателей, они проносились друг за другом с интервалом минут пять-десять. Огня они ни по кому не вели – видимо летали только для устрашения, чтобы оповестить горожан, что с этого дня их ждут серьёзные перемены.

После такой жаркой ночи я ожидал, что сейчас привезут много окровавленных тел убитых и раненых. И вот, наконец, к нам стали съезжаться небольшими колоннами БМДшки. Одна БМД была прострелена. Расположенные в ряд на её броне сквозные отверстия навсегда зафиксировали точное попадание очереди крупнокалиберного пулемёта.